Былое и последствия

Дарья уродилась ладной, да крепкой. В семье старшей, в роду – любимой. Тетки, да дядьки – матушкины да батюшкины братовья-сестры, понародили себе мужиков, поэтому Дарьюшку  с ее сестрой-погодкой  Марьей баловали все родичи, как единственных девок.
Баловали-то баловали, но работать приходилось за всех – всякий женский приклад через них проходил – что в огороде, что в рукоделье…Всю семью обшивали-обстирывали, летом – из леса не вылезали, грибы-ягоды кузовами носили, пока мужчины страдничали.
В срок как вошли, по 16-17 годков исполнилось, по весне пошли на лесопилку – там хорошие деньги платили, надо было вылавливать из Волхова сплавляемые  бревна. Здоровья хватало, по колено, а то и по пояс в ледяной воде – а румянец во всю щеку, коса вьющаяся в руку толщиной, по деревенским меркам – справные девки!
На приданое накопили, стали сватов ждать.
Хоть и двадцатый уж век грянул, и революция в недалеком Петрограде лихо закрутила российский народ, а в новгородчине жизнь все по-старинке шла, и сватали молодых не по любви, а по практичному резону.
Постучались за Дарьей сваты из соседней деревни, даже не деревни – великого села Чудова. За среднего мельникова сына, Василия позвали. Родители согласились, да и Дарья была не прочь – видела она Василия на деревенских посиделках, видный парень, усы густые, взгляд завораживающий, хотя глаза ясные, серые. Кроме него в семье у мельника Семена, бывшего солдата, еще трое сыновей, один только женатый, Михаил. Семен-мельник уж и отселил старшака, семья крепкая, справная.
Только слух ходит, что Васька-то, середняк мельницкий, уж очень до девок охочий, крутил срамную любовь с деревенской дурочкой, Пелагеей. Дурочка-то она дурочка, эта Палашка, да мать у нее – ведьма, на выселках живет, в село ее не пускают – в селе церковь, священник запрещает даже в притвор входить. Ох, страшно-то как!
Но согласие дала, по рукам ударили – свадьбе быть.
…Весела да раздольна сельская свадьба! Гуляют не один день, вначале чинно, да не торопко, а потом все разгульнее, все бесшабашнее. И драки, и побратанье после драк, и взвизги деревенских вдовушек на сеновале – ах, эта свадьба, свадьба, свадьба….
Дарья во главе стола сидела как не своя. Второй уж день на исходе, от гвалта пьяных голосов, бесконечных криков и нестройного песнопения кружилась голова, болело внизу живота после первой брачной ночи, стыдно было поднять глаза на мужа, на свекровушку.
Никто не заметил как и когда возникла у стола Палашка. Уж сколько парней таскало ее по кустам, да сеновалам, а Васька-мельничий сын, видно, запал в душу деревенской дурочке.
Что-то бормоча, начала развязывать узел платка, доставать что-то из-за пазухи. Веселье приувяло, Кто потрезвее, в оцепененье смотрел на руки Пелагее. А та, тем временем, выхватила какой-то небольшой сверток и бросила на стол перед молодыми. Выкрикнула что-то бессвязное,  и все, словно очнулись – загомонили, кинулись выволакивать дурищу вон. Она упиралась, вопила, тыкала в новобрачную пальцем. Отодвинув всех плечом, младший брат жениха Яков, проговорив: «Я ее сейчас направлю», сграбастал девку в охапку и выволок вон.
Дарья от этой сцены сомлела, потом ее скрутило, так, что не продохнуть, жених сидел сыч-сычом, Семен-мельник, хозяин стола, сделался угрюм и насуплен.
Только новоявленная свекровь, жена мельника Марина, что-то беспокойно искала на столе, тревожно спрашивая: «Где? Куда она это бросила?»
«что? Что?»- спрашивали гости.
«Подклад»-непонятно отвечала Марина. Но не нашла ничего, что хоть отдаленно могло соответствовать  этому странному «подкладу»
С этого дня Дарья заболела. Странная немощь выкручивала ее суставы, сводила судорогой мышцы.
Младенец, которого она родила через девять месяцев после свадьбы, был назван Павлом, но прожил меньше месяца. Бабка Марина повезла невестку к схимнику в Юрьев монастырь.
Святой старец выслушал, дары принял, потребовал оставить его наедине с молодухой. Долго шептал что-то над нею, молился. Потом объявил вердикт: «Порча на бабе. Сильная порча. До седьмого колена все женского полу в потомстве страдать будут. Облегчить могу участь только тем, что молитвой моей хворь отступать будет, когда дитя под сердцем носить будет. И никому зла не желай, от этого хуже будет»
Дарья уж в тягости была и, действительно, пока дитя под сердцем билось, чувствовала себя, как  до свадьбы, сильной и ловкой. Работала до последнего дня. Дочку родила под скирдой, которую только что сама и сметала. Девочка родилась крикливой, но здоровенькой. Назвали Ольгой.
Кроме этого ребенка, выносила Дарья еще шестерых, четверо выжили. В беременности оживала она, измученное тело радовалось тому, что боль отступала.
Всегда, даже в самые голодные 30-е годы, помогала тем, кому было голодно, делилась не лишним в большой семье куском хлеба.
Умерла Дарья в 42, в декабре, в возрасте 48 лет, проводив мужа и старшую дочь на войну. Умерла в эвакуации, далеко от родных мест, в Удмуртии. Все годы перед смертью мучительно болела – боль искорежила ее тело, «спаяла» намертво суставы – в гроб пришлось положить ее тело боком, с согнутыми ногами.
У ее двух дочерей, Ольги и Антонины в возрасте 48 лет тоже случились тяжелые недуги: Ольга ослепла (отслоилась сетчатка), Антонина после не слишком удачной операции, обезножила и полгода пролежала в параличе, чудом вышла из этого состояния.
У  дочерей Ольги и Антонины  (третье поколение) тоже этот возраст не прошел без следа:
У Надежды, дочери Антонины , случилась внематочная беременность, она  выжила благодаря счастливой случайности – ее, истекающую кровью во-время обнаружила соседка, заглянувшая по какой-то нужде.
Наталья, старшая дочь Ольги, в 48 лет потеряла единственного сына, и вместе с ним – смысл жизни., пережила она его не надолго…
Монах напророчил, предначертанное свершается. Впереди еще 4 поколения.
Эх, Василий, Василий, не вязался бы ты с ведьминой дочкой.
Впрочем, это еще не вся история.
Вы помните брата жениха Якова, что решил вывести Палашку?
Он в тот день пропал. На два дня и на всю жизнь. Что приключилось с ним, когда он вышел, никто не знает. Но после того,  как отшумела свадьба Дарьи и Василия, пришел Яков, хмурый, с «перевернутым лицом» , словно, душу из него вынули, к отцу своему Семену и твердо заявил: «Женюсь на Пелагее». Семен дар речи утратил, жена его Марина в крик: «Прокляну!», а сын стоит на своем.
Женился. Жить ушел на хутор, к теще, на ведьмины выселки. Но это уже другая история…


Вы помните брата жениха Якова, что решил вывести Палашку?
Он в тот день пропал.
На два дня и на всю жизнь.
Что приключилось с ним, когда он вышел, никто не знает.
Но после того,  как отшумела свадьба Дарьи и Василия, пришел Яков, хмурый, с «перевернутым лицом» , словно, душу из него вынули, к отцу своему Семену и твердо заявил: «Женюсь на Пелагее». Семен дар речи утратил, жена его Марина в крик: «Прокляну!», а сын стоит на своем.
Женился. Жить ушел на хутор, к теще, на ведьмины выселки.
Народилось  у них четверо дочек.
Бабка Марина вначале проклинала, пророчила нежеланной младшей невестке:
 «Чтоб ты змеиную голову родила!»
Но когда внучки одна за другой начали появляться, сердце бабушкино не выдержало – самой-то Бог дочерей не дал, всю жизнь среди мужиков, да и кровь своя – чай, не водица…Яков умер до войны после рождения четвертой дочки. Словно угас.
Девчонки росли тихие, не крикливые. Бабушка Марина все норовила вкусненького чего им отнести, побаловать. То каши сладкой тыквенной наварит, то калиточек напечет. Калитки –это ватрушки такие, с картошкой, ягодами, пшенной кашей…
Дед Семен так и не признал выбор сына, в доме своем не принимал, сам не посещал. Крут нравом был.
К слову, мать Пелагеи пережила всех своих близких.
В войну, в период оккупации новгородчины, немцы как-будто не замечали «ведьмин хутор», в Чудове стоял гарнизон дивизии «мертвая голова», прочесывали окрестные леса, как сквозь сито пропуская возможные «лежки» партизан.
А хутор обходили стороной.
Мистика?
Но Пелагею война не пощадила.
Вместе с дочками ее угнали в концлагерь, и при отсеве отделили, как негодный для работы объект. Где ее косточки? Кто знает…
Ее дочки прошли концлагерь, трое из них не вернулись к родному очагу.
Только Анна, самая странная из них, жива до сих пор. Речи ее порой несвязны, но работает в школе методистом. Бывает же….
А вот мать Пелагеи, имени которой эта история не сохранила, жила долго, сильно уменьшилась в росте к концу жизни, «усохла», а все « скрипела».
По преданию, не может ведьма умереть, пока силу свою и дар не передаст кому-нибудь.
Кому?
Есть ряд обязательных условий:
Передать можно только по роду и по женской линии.
Тот, кто примет, должен этого хотеть и принять.
Если это случится, сила ведьмина не только жить в ней будет, но и приумножится.
Так ли это? Не могу сказать..
Но знаю точно: Старушка с хутора, мать Палашкина, отбыла в мир иной.
Значит кто-то принял…