Глава 24

XXIV
Тихий, но настойчивый стук в дверь, вывел Аньес из задумчивости.
Стук повторился, и она, с запоздалой поспешностью, кинулась открывать:
- Гримо? Почему Вы здесь? Ему… Его сиятельству хуже?
Глаза Гримо возмущенно округлились и Аньес облегченно выдохнула:
- Слава небесам! Это… граф… послал за мной?
Гримо закатил глаза, и Аньес отвела взгляд в сторону:
- Нет, конечно. Что случилось?
Гримо пошевелил пальцами, затем указал себе за спину и выжидательно уставился на Аньес. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга – Гримо ждал, а Аньес растерянно хлопала глазами. Наконец, Гримо сообразил, что его не поняли, и, тяжко вздохнув, пояснил:
- Уже едут.
- Как? Я же послала эту бездельницу следить за дорогой и приказала немедленно сообщить мне, если кто-то покажется! Едут?
Гримо кивнул и сорвался с места, догоняя Аньес.
Горничная сидела в зале у окна, зевая и рассеянно глазея по сторонам. Увидев хозяйку, она изобразила рвение и уткнулась носом в стекло, но Аньес не обратила на нее внимания. Гримо распахнул дверь, и они вышли на крыльцо. Он некоторое время внимательно вглядывался вдаль, потом удовлетворенно хмыкнул и вытянул руку, указывая вперед.
Выпавший снег был полотном, на котором резко выделялись черные, голые стволы деревьев и мелькавшие среди них силуэты всадников и Аньес радостно улыбнулась:
- Да, вижу!
Они с Гримо так и стояли на ступенях, ежась от холода, но не двигаясь с места.
Д’Артаньян подъехал первым, соскочил с коня и, подметая снег перьями на шляпе, отвесил Аньес низкий поклон.
- Сударыня! Мадам де Беренжер! Могу ли я выразить глубочайшее удовлетворение тем, что Вы оказали мне честь принять мое приглашение и удостоили мой скромный дом своим посещением?
Гасконец выпрямился, щегольским жестом откинул мешавшую ему полу плаща и приложился к руке Аньес.
Она рассмеялась:
- Господин д’Артаньян! Могу ли я выразить мою огромную радость, вызванную лицезрением Вашей персоны?
Д’Артаньян со смехом еще раз поцеловал руку Аньес и демонстративно кивнул:
- Можете, можете. Значит, меня рады видеть?
- Дорогой господин д’Артаньян! Мы все глаза проглядели! Как Вы добрались? Все ли благополучно? Идемте в дом, мы Вас заждались. Гримо позаботится о лошадях.
- Ах, да, Гримо!
Гасконец поманил слугу пальцем и что-то прошептал ему на ухо. Физиономия Гримо выразила удивление, которое тут же сменилось радостью, и он быстро закивал.
- Но, ты понял, Гримо, – гасконец приложил палец к губам и Гримо, улыбаясь, повторил его жест.
- А господин граф…  – начал было Рауль, но Аньес, сделав вид, что не расслышала, тут же перебила его:
- Господин д’Артаньян, где же Ваш багаж?
- Я уже дал распоряжение Гримо, – гасконец с довольным видом разгладил усы, – это подождет.
- Подождет? Тем лучше. Гримо, проводите господина д’Артаньяна к Его сиятельству, а уже после займетесь остальным.
Рауль шагнул было за гасконцем, но Аньес слегка придержала его.
- Пусть идет один.
- Это граф так захотел?
- Не будем им мешать, – уклончиво ответила Аньес. – А к Вам у меня будет просьба.
Рауль задумчиво кивнул:
- Да… хорошо. Знаете, так даже лучше. Мне тоже нужно поговорить с Вами наедине.
Они были на крыльце одни, как и хотел Рауль. Он видел, что Аньес взволнована и решил, что знает причину:
- От герцога еще нет вестей?
- Я послала Оливена, надеюсь, до ночи они приедут.
- Он будет рад увидеть д’Артаньяна.
- Да, конечно, – рассеянно согласилась Аньес. – Но я все же переживаю. Не могли бы Вы поехать им навстречу, если, конечно, не слишком устали?
- Если нужно, – растерялся Рауль. – Но, мне казалось, что до сих пор господин герцог не нуждался в подобной помощи.
Аньес жалобно улыбнулась:
- Это только мои страхи. Прошу Вас, будьте снисходительны!
- Нет, нет! Я не отказываюсь. Я готов сделать это, если так нужно для Вашего спокойствия. Тогда хотя бы объясните графу мое отсутствие.
- Да! Я все объясню. Простите мое беспокойство, но я ничего не могу с собой поделать, – она с извиняющейся улыбкой подала руку виконту.
Рауль послушно поцеловал протянутую руку, надел шляпу и плотнее запахнул плащ.
- Вы хотите, чтоб я ехал тотчас?
- Да. Вы знаете, у кого гостит герцог?
- Да. 
- Простите, что гоню Вас…
- Я понимаю. Но еще два слова. Мадам де Беренжер… – Рауль задержал дыхание и несколько секунд пристально смотрел Аньес в глаза, – возможно, в ближайшее время я не смогу больше поговорить с Вами вот так – без свидетелей. Поэтому я хочу использовать эту возможность.
- О чем Вы? – Аньес настороженно поглядела на Рауля.
- О нас с Вами.
Аньес отвернулась:
- Виконт, сейчас не время и не место.
- Выслушайте меня. Я хотел сказать это раньше, но меня остановило одно обстоятельство. Сейчас, благодаря господину д’Артаньяну, оно больше не существует.
- Виконт, нельзя ли отложить наше объяснение? Мне кажется, я довольно ясно высказалась на сей счет.
- То есть, Вы желаете стать моей женой? – в упор спросил Рауль.
Аньес вздрогнула, но упрямо сжала губы, глядя себе под ноги:
- Я сделаю все, на что будет воля графа де Ла Фер.
- Сударыня, – неожиданно мягко сказал Рауль, – я не женюсь на Вас, потому что это против воли графа де Ла Фер.
Аньес откинула голову назад:
- Он сам это сказал?
- Он сказал, что я волен сделать выбор. Теперь я хочу услышать от Вас – Вы действительно желаете быть моей женой?
Рауль нагнул голову, стараясь заглянуть Аньес в глаза. Она увидела, что Рауль улыбается.
- Мадам? Наши друзья здесь, в безопасности. Все миновало. Вам не нужно неволить себя. Господину графу больше ничего не угрожает.
Рауль говорил тихо и ласково и был невероятно удивлен тем, какую реакцию вызвали его слова. Лицо Аньес застыло, глаза расширились, а дыхание прервалось.
- Что с Вами? – в совершенном изумлении спросил Рауль. – Вы так желали этого брака?
Аньес выдавила из себя улыбку:
- Виконт, клянусь, что нет. Не важно, жалею я или нет, что Вы знаете мои истинные чувства, изменить это уже нельзя. Вы – знаете, и поэтому Ваш вопрос неуместен.
- Значит, я свободен?
Вместо ожидаемого «да» Рауль, со все возрастающим удивлением, увидел, как, низко склонив голову, Аньес едва заметно отрицательно качнула головой.
- Сударыня! Простите, но я требую объяснений. 
Аньес, подняла голову, но виконт напрасно пытался поймать ее взгляд, она нарочно смотрела мимо:
- Ваши друзья в безопасности и что теперь Вы намерены делать? Вы оставите отца и уйдете в мальтийцы?
- Я не понимаю, по какому праву Вы задаете мне эти вопросы?
- Если Вы хотите получить от меня объяснений, ответьте.
- Су-да-ры-ня! – Рауль, готовый вспыхнуть, все же сдержал себя. – Мне кажется, Ваша забота переходит допустимые границы. Вы напрасно берете на себя труд участвовать в моем будущем.
- Тогда мой ответ будет прежним – если для спокойного существования господина графа необходим Ваш брак, который удержит Вас в нынешнем положении, так и будет. Надеюсь, наш разговор не помешает Вам выполнить мою просьбу?
Не дожидаясь ответа, Аньес резко развернулась на каблуках и ее юбки исчезли за дверью, которая захлопнулась перед носом ошарашенного Рауля.
У него мелькнула мысль плюнуть на все и пойти повидаться с отцом. У виконта было смутное чувство, что непонятное поведение Аньес связано с чем-то, что произошло пока его не было. Но Рауля остановило соображение, что он помешает разговору Атоса с д’Артаньяном.  Он решил, что даже его присутствие может оказаться некстати при встрече старых друзей. Тем более, что, похоже, отец сам так захотел, иначе вышел бы вместе со всеми.
Кто знает, о чем им нужно переговорить?
Небо уже начинало сереть, и виконт поспешил сесть на коня.
В конце концов, Аньес права – ее просьбу он должен выполнить, а уж когда вернется, так или иначе, все выяснится. Так что чем быстрее он обернется, тем лучше.
И, подгоняя себя подобными выводами, Рауль отправился искать Портоса.
Гримо за это время успел показать гасконцу приготовленные для него покои и повел его к Атосу.
Гримо был уверен, что Аньес задержит Рауля. Он прекрасно понял суть ее маневра, потому что ему в голову пришла та же мысль – пусть сначала д’Артаньян узнает, что случилось. Он решит, как быть. А вот показывать слабость отца перед сыном, пугать его – такого граф им не простит. Они должны его защитить. Успеется еще виконту узнать. А вот господа – они старые друзья, уж видали друг друга и в слезах, и в крови, и в бессилии. А как иначе, когда денно и нощно на войне бок о бок? Тут не спрячешься и не притворишься. Все на виду. Правда, лет с тех пор прошло и не пересчитать, но разве они что-то изменили?
Нет, такое на всю жизнь. Они говорят – дружба. Ну, пусть будет дружба. Хотя вот он, Гримо, дружил как-то раз с одним причетником. Давно, еще в молодости, когда граф в мушкетеры собирался. Жили они тогда не на Феру, а на маленькой такой улочке в деревне в Сен-Жермене, ровно за виноградником того законника, к которому его граф иногда посылал. Место было неудобное, да уж больно дешевое. По правде, они вовсе ничего за постой не платили. Они и господин Портос. Он все злился, что на службу далеко ходить. Но ходил. Уж очень ему хотелось карьеру военную сделать. Вот он и служил. Они совсем недолго в той деревне задержались. Граф хоть и хорошо к господину Портосу относился, ну, вроде как дружил, а вот вместе им плохо было. Каждый хотел отдельно проживать. Не ругались, нет, но вот видно же – еле терпят. Вот и разберись – убить друг за друга могут, а решить, где лучше платье складывать  – нет, там тому не нравится, а здесь другому не с руки. Один что не так – орет на весь свет, а другой молча эдак глянет, что душа в пятки. В трактир пойдут – ну не разлей вода, а как из трактира домой… ох,  лучше уж снова в кабак.
А он, Гримо, тогда и познакомился с причетником этим. Казалось, славный малый, дружили. Помогал иногда, про свою церковь рассказывал, в гости звал. А потом занял три пистоля и сразу стал делать вид, что незнаком. Тут вся дружба и кончилась. А господа никогда бы из-за денег ссориться не стали.
Или взять Базена – противный же тип! А если бы кто что против него сказал – поколотил бы, не задумываясь! И почему так? Странная эта штука – дружба. Если, конечно, это она и есть.
Вот и тут, господину д’Артаньяну граф в чем хочешь сознается, а перед чужим так лучше помрет, чем болезнь свою обнаружит. У него к господину д’Артаньяну душа лежит. Пусть называют дружбой, но это другое. Душа лежит – вот как!
А виконту про это знать не надо, мадам тут права. Отец же, как ребенка пугать? Он хоть и взрослый, а все равно...
Гримо искоса глянул на д’Артаньяна и решил, что, пожалуй, по последнему вопросу будет не лишним узнать мнение гасконца.
Они как раз пришли к покоям Атоса и Гримо, взявшись за ручку, остановился на пороге. Д’Артаньян вопросительно посмотрел на слугу. Гримо, кивнув на дверь, состроил самую похоронную физиономию, какую смог. Д’Артаньян поднял брови. Гримо мрачно кивнул. Гасконец недоверчиво покачал головой. Гримо расстроено махнул рукой.
- Не дуэль? – на всякий случай решил уточнить д’Артаньян.
Гримо фыркнул.
- Мда, – гасконец озадаченно потер лоб. – Черт побери… Как же это… Он спит?
Слуга отрицательно покачал головой, затем ткнул пальцем в д’Артаньяна и приложил руку к сердцу.
Гасконец улыбнулся:
- Ждет меня? А Рауль? Ему вы сказали? Он знает?
Гримо старательно затряс головой.
- Это правильно. Сначала я сам. Ты, вот что, займи виконта чем-нибудь. Да, и про лошадей не забудь и то, о чем я просил.
Гримо, как дух из сказки, сложил руки на груди, поклонился и бесшумно удалился.
Д’Артаньян остался один. Он несколько раз нерешительно брался за ручку двери и еле слышно бормотал себе под нос неизменное «черт побери». Но стоять на пороге было бессмысленно и, вздохнув, он, наконец, вошел.
Вся обстановка в комнате наводила на мысль, что здесь лежит больной и гасконец снова чертыхнулся про себя: «Проклятье, неужели нельзя было как-то повеселее? Шторы раздвинуть, что ли… Пологом кровать завесили, как катафалк, ей-богу! Дышать нечем».
Пытаясь показным брюзжанием прогнать тревогу, он медленно подошел к кровати и взялся за полог. Рука заметно дрогнула и д’Артаньян выругал уже себя: «Осталось еще в обморок грохнуться! Да что я трясусь!».
Однако попытки «пришпорить» себя оказались неудачны и рука, не слушая бодрых понуканий разума, отодвинула полог очень осторожно и бесшумно.
Наметанный глаз гасконца, привычный к виду раненых и умирающих, сразу определил, что бледность Атоса не имеет ничего общего с той безжизненной белизной, которой смерть любит одаривать в качестве своего первого подарка. От неожиданной радости, оттого, что наихудшие его предчувствия не оправдались, д’Артаньян с размаху сел на постель. У него подогнулись колени.
Атос открыл глаза и тут же прищурился на свет, проникавший в щель между бархатными полотнищами полога:
- Шарль?
- Черт Вас дери, Атос! Вы напугали меня до… тьфу сто раз на это слово!
Д’Артаньян закусил губу и на мгновение опустил голову, пряча глаза.
- Вы напугали меня.
- Простите, милый д’Артаньян. Я не хотел, – Атос улыбнулся. – Сам не знаю, как это вышло.
- Атос, – д’Артаньян взял друга за руки и нежно сжал их, – Атос! Стоило оставить Вас одного, и вот что Вы тут натворили!
Атос грустно улыбнулся.
- Когда-то я говорил, что, несмотря на годы, меня еще можно узнать… Хвастун! Я немолод, милый Шарль.
- Если Вы думаете, что я начну отпускать Вам комплименты, как придворной кокетке, убеждая, что Вы очаровательны, не надейтесь!
Атос улыбнулся уже веселее:
- Даже если так, я Вам не поверю.
- Сударь, Вы смеете сомневаться в слове дворянина? – гасконец выразительно похлопал по эфесу и демонстративно подкрутил ус. – Портос будет нашим секундантом! Где этот бездельник? Кажется, такого эпитета от Вас удостоились наши друзья, когда мы торчали во дворе монастыря Дешо, пока они прохлаждались невесть где?
Атос мечтательно вздохнул и откинулся на подушку:
- Да, это было замечательно!
- Я жалею только об одном.
- О чем же?
- Напрочь забыл рецепт чудодейственного бальзама.
- Да, тогда он мне здорово помог, должен признаться.
- Атос, Вы что же, действительно собрались хворать? – в голосе д’Артаньяна, несмотря на бодрый тон, явно слышалась тревога.
Атос чуть сдвинул брови.
- Если бы Вы приехали на день позже, я был бы уже на ногах. Такое уже бывало…
- Черт!
- …и я знаю, что это быстро проходит.
- Черт! Черт!
- Милый мой, – Атос попытался привычно пожать плечами, но невольно скривился от боли, – милый мой, мне случалось быть раненым, случалось валяться в лихорадке, валиться с ног от усталости и голода. Все проходит. Надо перетерпеть. Некстати свалило, – он поморщился, – будь у меня день в запасе, никто бы ничего не узнал. Помогите мне.
- Нет уж, увольте!
- Д’Артаньян!
- Да, я знаю, Вы собираетесь встать, одеться и как ни в чем не бывало пойти встречать Портоса. Да, кстати, я еще могу называть его Портосом хотя бы между нами? Или за подобную фамильярность мне грозит монарший гнев Карла Стюарта?
- Вы знаете? – Атос тихо рассмеялся. – Бражелон?
- Да, он пожалел мои нервы, не то что Вы.
- Д’Артаньян!
- Да, да! У Вас прекрасный сын, господин граф, если Вы забыли, я Вам напомню. И он пока не собирался становиться сиротой.
- Шарль, это жестоко.
- Нет, это правда, а она всегда такова. Как шпинат Арамиса. Теоброма, если желаете. Много пользы, но никто не желает его есть.
- Почему «теоброма»? Если я не забыл, это растение, из которого делают шоколад – тот, что называют «кушаньем королей».
- Ах, вот как! Вместо белошвеек – герцогини, вместо шпината – «кушанье королей»! А когда он станет Папой Римским, он будет говорить, что всего лишь хранит у себя пару ключей от одной канцелярии?
Атос закусил губы, чтоб не смеяться и гасконец осторожно тронул его за руку, с тревогой заглядывая в лицо:
- Вам больно?
- Ничего. Утром, признаться, было чертовски больно.
- А сейчас?
Атос, продолжая улыбаться, покачал головой.
- Ай-яй-яй, – вслед за Атосом покачал головой д’Артаньян. – Это ж когда Вы выучились лгать?
- Шарль!
- Что «Шарль»?
- Мне не больно, если я лежу. Но не могу же я оставаться в таком положении…
- Почему?
- Д’Артаньян, – Атос стал серьезен. – Я не могу оставаться в постели. Бездельник Гримо нарочно носа сюда не кажет.
- Все у Вас бездельники, – проворчал гасконец.
- Вы поможете мне встать?
Д’Артаньян колебался:
- Вы так упрямы…
Атос уперся руками в постель и попытался приподняться, но его внимание отвлек Гримо, приоткрывший дверь и «просочившийся» в комнату.
- Ага, – обрадовался д’Артаньян. – Подождите минуту.
Он поманил Гримо.
- Ну?
Слуга глубоко вздохнул, что у него всегда означало подготовку к основательной беседе. Слегка кивнув в сторону Атоса, он поднял руку и сделал плавный жест вниз. Потом махнул куда-то вдаль, надул щеки и привстал на цыпочки.
- Виконт поехал за Портосом, – «перевел» Атос.
Гримо кивнул. Потом указал на графа и отрицательно покачал головой.
- Он не знает обо мне? Правильно. А… мадам де Беренжер?
Гримо запнулся, насколько можно запнуться человеку, который не произносит ни звука.
- Она встретила меня, – пояснил д’Артаньян.
Гримо отчаянно закрутил головой.
- Но она не знает о Вашем состоянии, – догадался гасконец.
Гримо облегченно выдохнул и изобразил женщину, поправляющую прическу.
Д’Артаньян поспешил ему на помощь:
- Я понимаю, она готовится предстать перед нами во всем блеске. Мне, между прочим, был обещан торжественный прием.
Атос пристально посмотрел на Гримо, но тот выдержал взгляд господина, не моргнув глазом.
- Вот видите, дорогой граф, – назидательным тоном заключил д’Артаньян, –  Вы должны оставаться там, где Вы есть. Пока не приехал Портос, Вам нет нужды бегать по дому.
На лице Атоса явственно читалось сомнение, но он промолчал.
- Как Вы думаете, сколько нужно нашему сиятельному герцогу, чтобы приехать?
- Часа два-три, полагаю.
- Тогда, милый друг, позвольте мне использовать это время, чтобы привести себя в порядок и немного передохнуть. Не буду врать – дорога была утомительной. Так что я оставлю Вас на время. Если позволите, Гримо мне поможет.
- Да, конечно.
- А Вы пока можете сочинить какую-нибудь речь в честь моего приезда.
Атос, улыбаясь, проводил гасконца взглядом и когда полог опустился, устало откинулся назад на подушки.
Д’Артаньян вышел, тихо прикрыл за собой дверь и дрожащей рукой отер лоб. Затем нервно улыбнулся Гримо:
- Да, на шутку это не похоже. Ты можешь объяснить, что случилось?
Гримо сжал руку в кулак и приложил к левой стороне груди.
- Что ты имеешь в виду? Сердце? Его расстроили? Разозлили? Что «сердце»?
- Болит. Давно.
Гасконец озадаченно уставился на Гримо:
- Как это – болит? Почему Рауль никогда мне не говорил? Хотя нет, кажется, говорил… что отцу нужен покой и что-то еще. Я думал, он просто не хочет, чтобы граф вмешивался в его дела, чтоб не трудился понапрасну. Черт…
Гримо тронул за рукав задумавшегося д’Артаньяна:
- Здесь.
- Кто? А! Хорошо. Идем, посмотрим, где его разместить. Заодно покажешь, где покои мадам де Беренжер, мне нужно с ней поговорить.
За полчаса решив все вопросы, гасконец направился к Аньес. Дверь ему открыла горничная и, признав хозяина дома, присела в глубоком реверансе.
- Мадам, это господин д’Артаньян.
- Оставь нас.
Горничная надула губы, но послушно убралась к себе в комнату.
Аньес выжидательно смотрела на гасконца, не решаясь начать беседу. Д’Артаньян взял стул:
- Вы позволите мне сесть?
- О, конечно! Простите меня.
- Не буду Вас томить – я виделся с графом.
- Как он?
- Может, сначала объясните мне, что происходит в этом доме?
- Граф со вчера нездоров. Он долго спал и встал очень поздно. А когда виконт уехал, ко мне прибежал Оливен и сказал, что… – Аньес подняла на д’Артаньяна глаза, полные слез, – сказал… что граф потерял сознание, – прошептала она.
Д’Артаньян нагнулся к ней, не веря своим ушам:
- Потерял сознание?
- Он был плох, и они отнесли его в спальню. Гримо остался с графом и не хотел, чтоб Оливен говорил об этом. Но Оливен перепугался и позвал меня. Тогда я отослала Оливена за врачом и лекарствами, и еще написала письмо герцогу.
- Какому герцогу? Ах, да, Портосу. Вот уж напрасно! Не стоило его посвящать в это.
- Почему?
- Вы его мало знаете. Теперь он поднимет шум, будет суетиться, опекать.
- Разве это плохо?
- Что именно?
- Когда заботятся?
- Что Вы имеете в виду?
- Мне кажется, нет ничего неестественного в том, чтоб окружить заботой того, кого любишь, – Аньес покраснела, – вы же друзья графа, а значит любите его.
Д’Артаньян озадаченно поглядел на нее.
- Конечно, любим.
- Тогда ему будет приятно ваше внимание.
- Наверное, – растерянно ответил гасконец.
- Я попросила Оливена привезти молока, – неожиданно добавила Аньес, – но, боюсь, граф откажется его пить.
- Молока? – гасконец расхохотался. – Вы не шутите?
- Я понимаю, что Вам это кажется смешным, – чуть улыбнулась Аньес, – но, поверьте, оно идет на пользу независимо от того, насколько громко вы смеетесь. Если помните, мне помогло.
Д’Артаньян усмехнулся:
- Разве что Вы будете сами поить графа.
- Я не принадлежу к числу его друзей, – дрогнувшим голосом ответила Аньес.
Гасконец смешался:
- Простите, я не хотел Вас задеть.
Он поднялся и почтительно поцеловал руку Аньес:
- Обещаю, что сделаю все, что в моих силах. Когда приедет господин герцог, я дам Вам знать.
Д’Артаньян отвесил Аньес поклон и покинул ее комнату.


Художник – Стелла Мосонжник. Иллюстрация размещена с ее разрешения.