Любимые куклы

Выложенная неровным камнем дорожка темнела от падающей на нее воды, небо затягивали тучи , что едва не создавали ночь, хотя был лишь вечер. Людей на улицах было не застать, все где-то прятались.  Таверны, кабаки, да бордели - вывески и окна которых пока что были единственными источниками света во мраке города - явно переполнены клиентами. От одного фонарного столба к другому бегал мальчишка, в его руках была длинная палка, конец которой замотан тряпками, да деревянный табурет, через плечо весела большая сумка. Поставив табурет около столба,  зажав палку между ног, он попытался зажечь факел, защищая тот от дождя своим широким, плотным плащом. Быстро забравшись на табурет, приоткрыв стеклянный, с дырочками, купол, парнишка поджег фитиль, и закрыв фонарь. Дабы дождь не потушил огонь, направился к следующему месту работы.
Ребенок явно был зол, из-за туч пришлось разжигать фонари раньше, а дождь делал прежде любимое занятие невыносимым.

К одному из заведений подъехала крытая бричка, из нее вышел мужчина, в деловом костюме, высоком цилиндре, и с чемоданом в руках. Зонта у него не было, зато был у парнишки, ехавшим стоя, на задней, специально оборудованной для слуг перекладине. Он тут же укрыл хозяина зонтом, отвечая улыбкой, на грозный взгляд мужчины, причиной которого, похоже, являлась «медлительность» слуги, ведь нескольким каплям таки удалось коснуться дорогой ткани.

 Извозчик тронул коней, бричка уехала, пара направилась к входу, но путь им преградила босая девочка, в длинном белом ночном платье, снизу запачканным грязью. Она куталась в красную шаль, и протягивала маленькую,  удивительно чистую, белую ручку мужчине. Тот не обратил на нее внимания, обошел, и поспешил внутрь, но слуга, рискуя получить выговор, за еще пару капель, вновь упавших на его господина, быстро кинул в ладошку пару монет, и подмигнув очаровательной попрошайке, следом за хозяином скрылся за дверью. Девочка убрала монетки в широкий карман,  огляделось, и поняв, что щедрых людей – а щедры лишь те, настроение которых не испорчено - более не предвидеться, побежала в сторону узких переулков – дома всех бездомных, и едва не сбила мальчишку, у которого все никак не выходило разжечь огонь.

-Осторожнее! Чертова бродяжка!
Упасть то мальчик не упал, но о спичке этого сказать было нельзя. Придется брать новую. Для кого то день не заладился с самого начала, а тут и спички вот-вот рискуют кончиться, не дождавшись окончания дел. Позади раздался чей-то голос.
-Какой злой молодой человек.
Ребенок резко повернулся на усмехающегося, его лицо внезапно стало удивительно спокойным.
-У Вас нет зонта, Уважаемый, вы промокнете.
Наградой за «заботу» стал еще один смешок:
-Вы добры ко мне, но так грубо назвали ту девочку, стоит быть добрее к людям, не зависимо от из социального статуса, и количества звенящих в карманах монет, Вас разве этому не учили?
-Если не хотите промокнуть, то вам стоит где-то укрыться, советую бар «Элизе», только скажите что Вы пришли по  приглашению Шасты.
-Тебе платят за клиентов? Ты действительно много трудишься, но, как видишь, я и так промок до нитки, мне уже нет смысла где-либо прятаться.
-Та девчонка – глупая попрошайка, Уважаемый, я предлагал ей помочь мне разжигать фонари, я бы платил ей, немного, но достаточно, и даже пустил бы жить у себя в коморке, но ей хочется попрошайничать, она думает, что встретит принца, он влюбится в нее, и увезет жить в замок.
Мальчишка надулся, и отвел взгляд. Детская, долго сдерживаемая обида, наконец вырвалась наружу.  «Уважаемый» насмешливо глядел на него- лапоухого, канапатого, промокшего, но почему-то совершенно не вызывавшего жалости.
-Ты любишь ее?
-Попрошайку то?
Глаза мальчонки расширились, а на щеках выскочил едва заметный румянец:
-Ч-что Вы.. нет, не люблю!  Прошу прощения, мне нужно продолжить зажигать фонари, скоро будет еще темнее.
Поклонившись, мальчик убежал, оставив загадочного «Уважаемого» наедине со своими мыслями, и так и не загоревшимся фонарем.
-Какой.. злой мальчик.

Дождь все так же продолжал идти, а тучи даже и не думали уходить куда-то, Шаста уже завершил работу, и возвращался к себе, но воспоминания о незаконченной работе заставили отказаться от отдыха, поборов усталость, и желание оставить все как есть, он вернулся. ПО мере приближения к месту,  его сердце начинало пожирать странное чувство: ему показалось, что странный господин все еще стоит там, ждет его, и что-то хочет от него Ненужные мысли были выброшены из головы.
-В самом деле, прошло так много времени, что ему там делать? И что может хотеть такой… лучащийся богатством и властью человек, от такого как я?
Убедившись в словах – никого там не было- ребенок завершил работу, и с чистой совестью пошел на отдых. Сердце все еще бешено стучало, казалось, словно за ним кто-то наблюдал.

Утро выдалось хорошим, на небе, в этот раз, не было ни облачка, они ушли, как говорили местные дети,  поливать другие города, и  как наделись взрослые, не скоро вернуться такой кучей.
В столь ранний час все были на своих рабочих местах, хоть и к работе не преступали. Лавки лишь начинали открываться, двери в магазины отпирали, из публичных домов-одни из немногих заведений, что словно нечисть пугаются солнечного  света, и чуть утро настает, запираются на все засовы - вываливались пьяные молодые люди. Дорога домой знатно повеселившихся ночью, обещала быть не самой приятной. За их спинами запирались двери и окна, гасились свечи вокруг вывесок. Пройдя дальше по дороге,  можно было выйти на широкую улицу, в центре которой находился фонтан. Не слишком красивый, не слишком не обычный, можно сказать, банальный. Вода окаймлена белым, толстым кругом, в центре стоит мраморная девушка, держит в руках кувшин, из которого льется бесконечный поток воды.
На ограждении стоит уже знакомая всем девочка –всегда появляющаяся здесь в это время, хоть утром много не заработать ее ремеслом, и тихонько напевала нежную мелодию:
-Доброе утро, приветствую вас ~ Что этим утром случилось у вас? Вы улыбнитесь, забудьте беду,  я вашу горечь в воде утоплю.. Дайте лишь крошке немного монет, и навсегда вас избавлю от бед… на на нана на нана на нана

Забавная  песня, немного кривая, но мне нравится, твоя придумка?
Мелодию оборвал мужской голос, девочка подняла голову, и увидела перед собой красивого молодого мужчину, светлые волосы были зачесаны назад, и спрятаны под высокий, черный цилиндр, с фиолетовой лентой, голубые глаза лучились, как казалось, добротой, и немного весельем. Идеальная осанка и дорогой костюм выдавали в нем кого-то из высших слоев.
 Она кивнула.
-Как тебя зовут, мила?
-Луче, Уважаемый.
Больше она ничего не говорила, лишь с испугом и интересом разглядывала заговорившего с ней, и размышляла, стоит ли протягивать  руку, в которой, на этот раз, была железная, пока еще пустая кружка. Мужчина доброжелательно усмехнулся – словно понял мысли - в кружку упала серебряная монета. Девочка прибывала в явном замешательстве – слишком большая сумма, что бы тратить ее на бездомную сироту - она попыталась сделать реверанс:
-Спасибо..
-Это за песню.
-Правда?
Девчушка смутилась, сжала стаканчик обеими руками, опустила голову, черные кучеряшки надежно укрыли порозовевшие щеки.
-А хотите, я вам еще спою? Бесплатно.
Мужчина лишь кивнул, и поклонившись юной леди, взял ее за руку.

Шаста сегодня проспал, причиной тому было позднее укладывание, хоть и начал работу раньше, уснуть уж никак не выходило. С утра у мальчика было огромное количество дел, надо было покормить голубей в голубятне, собаку, и самое главное – потушить фонари, которым, по идее, не следует сейчас гореть.
-Плохо, если увидят – заплатят меньше. Надо скорее тушить.
И он вновь бегал от одного столба к другому, на этот раз просто открывая стеклянные купола, и накрывал огонь железной чашечкой. В этот раз он вспомнил, как Луче помогала ему тушить фонари, она не понимала, почему они горят под куполом, но тухнут под чашечкой
«-Они боятся темноты?»
«-Совсем глупая, что ли? Все из-за кислорода, в куполках – вот тут, внизу- есть отверстия , а чашка специально для тушения, в ней нету, она не пропускает воздух к огню, и тот тухнет»

Остались последние фонари, на площади. Мальчик хоть и был в обиде на Луче, но любил слушать ее пение, он прятался за фонтаном, а она видела, что он прячется, видела даже после ссоры, но продолжала петь. У Шасты не было никого, кроме Луче, отца он не знал, жизни матери и братьев с сестрами болезнь унесла, а единственный выживший – старший, решил, что это кара господня, и ушел жить в монастырь, и более о младшем не вспоминал.
 Порой и Шаста хотел уйти туда. В монастырях кормили, предоставляли одежду и крышу над головой,  принимали всех, главное – следовать правилам, иначе выгонят на улицу, даже одежду – монастрыску собственность – заберут.  Многие не справляются, но он, Шаста, который ложится после захода солнца, а встает до него,  Шаста, который каждый день, в одно и то же время – когда открывается булочная, которую видно с голубятни, кормит голубей, Шаста, который привык соблюдать правила не жалуясь кому-либо на усталость, легко справится.

 Но уходить туда не хотелось. Уйти означало бросить все: голубей, булочную, которую видно с голубятни, собаку, фонари, которые  он уже знает наизусть! Это означало бросить Луче, ту самую, что помогла ему в самую трудную минуту, а этого мальчик не мог себе позволить. Он не мог себе это позволить несмотря ни на что, несмотря на то, что его доброту отвергли, несмотря на то, что фонари, по мнению Луче – «скучные, некрасивые штуки».

В  этот раз Луче не пела на фонтане. Ее красную шаль всегда было видно издали, в то время, как платье сливалось с мрамором и водой, но не в этот раз. Луче не было, чувствительное к происходящему сердце мальчишки пропустило удар.
Убедив себя, что с ней все хорошо, и она просто решила сегодня не приходить, мальчик продолжил свою работу.

День протекал как обычно, прожорливые голуби, вкуснопахнущая булочная,  кусачая собака, доброжелательная продавщица цветов, и даже немного меда с орехми!
Шаста скрылся на башне, в голубятне – одной из высочайших частей этого городка. У него было полное право сюда входить, ведь кормить голубей – так же являлось его работой,  без этого и ключа бы  не имел.

Сначала мальчик  пытался высмотреть красную шаль меж людей и домов, но окончательно сдавшись, принялся поедать лакомство, что досталось ему практически по знакомству. Денег мало,  хватало на сласти не часто, а тут в магазине излишки появились, вот ему и продали намного дешевле действительной цены.  Несмотря на обиду, немного меда с орехами он припас и для «бродяжки» В душе лелея надежду что совместный десерт заставит ту передумать, и принять отвергнутое когда-то предложение, Шаста вновь силился различить знакомую фигуру средь огромное количество, высыпавшихся из неоткуда, людей.

И вновь негде нет, Луче не было ни в ночи у баров, ни утрецом на фонтане. Даже в месте ночевки ее не было, девочка словно сквозь землю провалилась.

Летели дни, Шаста занимался своей работой, не забывая поглядывать в места, где должна была появится девочка, но ее все не было. В конечном итоге волнение за нее пересилило,  и закончив работу, мальчишка решил пуститься на поиски. Сначала следовало разузнать, откуда именно она пропала, в  место, где спали бродяги, он пойти не решился, и начал с опроса людей на площади фонтана, вернее, с  держателей лавок, они то должны были узнать.

К сожалению, опрос не дал результата, на этом фонтане кроме Луче побывало огромное множество попрошаек, всех возрастов, и людям было трудно вспомнить одну конкретную. Мальчишке пришлось оббегать множество магазинчиков, и благословение сошло на него: женщина, примеряющая шляпку в магазине шляпок, услышала его вопрос, и без капли стеснения вклинилась в разговор:
-Я видела твою девочку, ребенок. Дней пять назад она стояла на фонтане,  пришла самая первая из их братии, она всегда так приходит, да? Так воот, она стояла на мраморной ограде, и, по-видимому, ждала людей, и тут к ней подошел какой-то Господин. Он был в дорогом плаще, дорогих туфлях, цилиндр – одно из главных украшений мужчины, так же выглядел очень дорого, у него в руке трость была, красивая, золотая, ручки, увы, не разглядела. Обычно попрошайкам кидают мелочь, при этом  даже не останавливаясь, а он постоял некоторое время, вот мне и стало интересно, но, увы, как только я принялась придвигаться ближе, он спустил девчонку с фонтана, и куда-то  увел. Вглубь того переулка:

Толстый палец, сквозь открытую дверь, указал на небольшую улочку, напротив магазина:
-Но прошло так много времени, не думаю, что ты сможешь их разыскать. Да и зачем тебе это? Может, он облюбовал ее как служанку? Сейчас в моде брать слуг из нищих. Благотворительностью зовется.
Шаста ответил не сразу.  Описание человека было не слишком четким, да что уж греха таить, оно совершенно не помогало! Дорогим цилиндром обладали многие, кто шатался по публичным домам в этом районе. Но почему в голове всплывает образ того странного Уважаемого?
-Спасибо.
Отстраненно пролепетал мальчик, и вышел из лавки. Женщина, так напоминающая свинью, была права - он  вряд ли отыщет их, следовало спохватиться раньше, намного раньше, тогда был бы шанс, а сейчас..
-Может, ее действительно в слуги забрали? Если так, то это замечательно. Это самый лучший расклад, особенно, для попрошайки, но почему так тревожно? Почему она даже не простилась?

Все вернулось в прежнее русло:  Шаста так же зажигал и тушил фонари в доверенном ему районе, пытался заманивать клиентов в бар, и даже несколько заманил, за что помимо монет получил от жены хозяина еще и кусок пирога! Все было просто замечательно, единственное, что огорчало мальчонку – отсутствие попрошайки, закутанной в красную шаль. Он таки прошел по той улице, но следов не обнаружил, пришлось смириться с этой потерей, по крайней мере, пытаться смириться. Вечерами мальчик тихо всхлипывал от мысли, что больше не увидит предмет своей детской, наивной, чистой страсти, за которой любил наблюдать.

В его памяти Луче осталось ангелом. Ангелом с черными кудряшками, сияющими темными глазами, вздернутым носиком, и огромным красным пятном –шалью - неизвестно где раздобытом, на платье, что смотрелось так привычно, что почти являлось ее частью.
-Надеюсь, у тебя все хорошо.
В очередной раз воспоминания о девочки накрыли его, они застали в самый неподходящий момент, на выходи, ему следовало идти разжигать фонари, но, заместо этого, он стоял, опустив голову, разглядывая свои ботинки, и вспоминая маленькую подругу.

За свою короткую жизнь он никого еще не любил столь сильно, за то время, что они знакомы он так и ни разу не сказал об этом. Когда семья начала гибнуть, он просто сбежал. Он спрятался под лестницей, сидел и плакал от собственной беспомощности, из-за страха потерять близких, а еще из-за страха погибнуть самому. Тут и случилась их первая встреча. Она смогла найти нужные слова, смогла ободрить, смогла заставить верить в лучшее. Ее улыбка – словно фонарь, во мраке жизни  - такая же яркая, теплая, прекрасная.

Наконец собравшись, вышел из своей коморки, как всегда, вооруженный спичками, стулом, только факел не взял. Факел помогает лишь в сухую погоду, его зажигаешь единожды, и просто носишь от фонаря к фонарю, он  же и дорогу освещает, но сейчас вновь идет дождь, такой же сильный, как и десять  дней назад, когда Шаста столкнулся со странным человеком, от которого бешено колотилось сердце.

Сейчас было то же самое, он был все ближе и ближе к тому фонарю, и по его телу разливалось странное чувство страха и предвкушения, почему-то он был уверен, что встретится с ним вновь. Был более чем уверен. Вновь чувство, будто за ним наблюдают. Он спросит: «Вы ли увели попрошайку с фонтана», он обязательно спросит,  и узнает ее судьбу, судьбу своей милой Луче. 

На подходе мальчишка как мог напрягал глаза, вглядывался во мрак, стараясь обнаружить у фонаря человека, но четно. Там явно никого не было.. никого и ничего, кроме белого свертка, лежащего на земле. Шаста осторожно приблизился.  Сверток оказался меньше, чем на первый взгляд. Поставь его на землю, и всего лишь на пол головы будет меньше мальчишки. В голову фонарщика закрались жуткие подозрения, он постарался отбросить их, но не смог.
Осторожно подкравшись к свертку, развязал часть веревок, и откинул полотно.

Вечернюю тишину разбил мальчишеский крик. Шаста побледнел, сейчас его кожа не сильно отличалась цветом от белого савана. Завернутой в полотно оказалась та, к которой питались нежные чувства. Она лежала средь белого тряпья, с открытыми глазами, словно живая. Но больше сердце ее не стучало, грудь не вздымалась, накапливая воздух. Девочка была мертва. А мертва ли? Бледна, холодна… и тверда, словно камень. Пойми теперь - мертва или нет.

Дуновение ветра унесло с собой записку, так опрометчиво скинутую с тела, хотя если бы мальчик ее и заметил, прочесть бы не смог. - для рожденного средь бедности недоступна грамота. Но это не помешало понять все. Или непонять?

….
-И все же, это было достаточно жестоко. Ты обратил куклой ту, которую он любил. С каких пор мы работаем бесплатно и насильно?
Девочка крутилась перед витриной, завязывала, развязывала, так и эдак перевешивала красную шаль, но вновь обратившись к отражению, кривила лицо, и вновь перевязывала тряпицу иначе.
-А с каких пор мы воруем вещи у болванок?
В ответ прозвучала усмешка. Девочка перестала кривляться, и просто устроила шаль на плечах.
-Так я сохраню ее частичку.
-Обычно ты берешь прядь волос.
-Но в этот раз иначе. И все же, зачем? Он искреннее ее любил, в нем не было и капли того, что есть в наших клиентах. Зачем?
-Любил, говоришь?
На лице мужчины расцвела ухмылка.
-Его любовь нисколько не отличалось от любви наших обычных клиентов. Если он любил ее, то почему она ходила босая, в то время как у него три пары обуви, одну из которых он не надевал никогда?
-А? Ну может она отказала?  Она же отказала жить вместе с ним, так почему должна была принять обувь?
Глаза девочки светились непониманием.
-Но правда ли она отказалась из-за алчности? Этот ребенок заражен злом – честлавием. Он желал слыть в ее глазах героем-спасителем, отказ задел его гордость, эти мысли легко прочесть в его взгляде. И она это понимала. Она понимала это, потому жила в том отвратном месте, но от пары ботинок не отказалась бы, ее израненным ногам лишь этого недоставало. Однако фонарщик затаил обиду, гордость сыграла свои ноты, он отвернулся от нее.
-Это лишь твои домыслы.
-С каких пор ты так активно  протестуешь против них?
Мужчина наблюдал за ребенком с нескрываемым интересом. Держа за руку, он вел девочку вперед,  вдоль реки, воды которой неслись с огромной скоростью. Девочка замолчала, и наблюдала за картинами, выплывающими из глубины. Вот женщина, что в столь поздний час засаливает рыбу, ее глаза пусты, она - невольник. Мужчина, накрывающий одеялом двоих девчушек – своих дочерей, его жена –ей жить недолго – лежащая в своей постели. Огромное множество разных картин несло течение, и топило, закрывало своими волнами. В одной из картин виднелся силуэт Шасты. Со странной улыбкой тот тащил завернутую в саван куклу, и был на подходе к собственному дому. Девочка прикрыла глаза, по щеке скатилась слезинка, а в носу начала скапливаться жидкость:
-Куда ведет эта река?
-Я не знаю
Ответ был коротким. Мужчина понял видение малышки.
-Ты знаешь все, если ты не знаешь, куда ведет эта река, это значит, что ты знаешь не все?
-Нет, я знаю все, кроме этого.
Река все так же несла вперед потерянные души,  их закрывали новые, и еще новые. Так раз за разом, пока воспоминания о душе Фонарщика не смылись из памяти ребенка. Они остались лишь на шали, той самой, в которой куталась девочка. Эта шаль хранила в себе две души, душу очаровательной луче – носившей ее, и душу влюбленного мальчишки – подарившего этот платок.