Анaстаси

    Муж последние полгода был очень занят - занимался оформлением бумаг, срочной продажей недвижимости, а ее у них было достаточно: две фабрики – кондитерская и по пошиву женской одежды, дома в Санкт-Петербурге, Москве, Воронеже, поместья в Подмосковье. Параллельно он  подыскивал дом в Париже, отправил туда часть имущества и прислуги, занимался куплей дома и завода в Германии. 

   Анастасия – красивая двадцатитрехлетняя женщина небольшого роста с огромными зелеными глазами, пышными русыми волосами, аккуратным носиком, точеной фигуркой, за три года замужества привыкшая к светской жизни, праздникам и балам, вниманию со стороны окружающих, все это время жила как во сне.    
   С Кириллом Аркадьевичем невозможно было серьезно поговорить о происходящем.
Вместо объяснений, он просто говорил:

   - Моя интуиция еще никогда не подводила, верьте мне – это единственно правильное решение. Мы на пороге очень больших перемен. Вы поймете это позже. Начинать тогда было бы поздно. Мы можем все потерять, понимаете?! Нужно торопиться… Вам, дорогая, не обязательно знать все подробности. Лучше помогите мне разобраться с имуществом, выберите людей, которых хотели бы взять с собой.

   Она – жена богатого фабриканта, была в шоке от одной мысли, что придется покинуть страну, в которой родилась, прошло детство, где испытала первый трепет молодого сердца, пошла под венец, где жили ее родные…
Они часто выезжали за границу, но недели через три Анастасия начинала скучать по друзьям, родным местам, просто по воздуху, атмосфере дома.

   - Мы каждый год ездили отдыхать - в Париж,  Рим, Лондон…- куда захочется. Это понятно. Но всегда возвращались домой. Уехать, как бы «сжигая за собой мосты»… А если захочется приехать, будем жить в гостинице? Я не могу этого себе представить. Оставьте хотя бы одно из поместий в Подмосковье…, - просила она.

   - Анастаси (так звал он жену, когда были вдвоем)! Потерпите, дорогая! Мы еще увидим много интересного. Сейчас не время спорить.

   - Хотя… Кто знает…, - сдался он, наконец.

   - Чтобы вы не переживали, так и быть, одно оставим.
 
    Анастасия Георгиевна обрадовалась, как будто над ними нависла какая-то угроза, а она предотвратила ее.
Теперь было легче на душе, и занятия мужа уже не так ее раздражали.
В обществе, в жизни вообще, происходило что-то непонятное: даже во время праздников и балов веселье было натянутое, наигранное - смутные предчувствия витали в воздухе. 
Она не понимала, в чем дело?

   - Ничего необычного, вроде, не происходит, почему он так спешит?
В любой стране бывают периоды, когда происходят стычки между хозяевами и рабочими. Люди должны иметь право выбора. Каждый отстаивает свои интересы. Пошумят, решат свои проблемы, и все успокоится, - думала она. До этого она не раз была свидетелем жуткого положения людей, работавших на фабриках, в том числе и у них. Не раз вспыхивали забастовки, которые подавлялись полицией.

Кирилл Аркадьевич был старше супруги на пятнадцать лет, но выглядел моложе своего возраста. Они женились по любви: встретились на корабле во время путешествия по странам Средиземного моря.
Анастасия ехала с матерью.
Сначала они просто здоровались при встрече, как, впрочем, и со всеми остальными, прогуливаясь по палубе. На третий день при очередной встрече он остановился и, извинившись, предложил:

   - Давайте познакомимся. Меня звать Кириллом Аркадьевичем, отдыхаю один. Буду вам премного благодарен, если сочтете возможным составить компанию, поужинать вместе.

   - Мария Ивановна, а это моя дочь – Анастасия, - ответила Мария Ивановна. Она слышала о нем от своих друзей, плывущих на этом же пароходе. Его характеризовали как очень умного, добропорядочного, состоятельного человека.
 
   - Анастасия Георгиевна.
Когда он приложился губами к руке Анастасии, щеки девушки зарделись.

   - Пожалуй, да, если вас это не затруднит, - продолжила Мария Ивановна.

   - Спасибо! Я очень рад. Анастасия.... Анастаси... красивое имя!
 
И они пошли рядом.
   - Вы сказали, что отдыхаете один.

   - Да, Мария Ивановна! Просто последние месяцы были трудными, пришлось много работать, вот, решил отдохнуть, причем один. Думал, что так больше расслаблюсь.

   - Одному скучно, я думаю. Даже вдвоем скучновато…

   - Вы правы, через день я это понял.

   - Тем более молодым, как вы, людям.

   - Приглашаю вечером в зал – ресторан. Там довольно хорошо. Честно говоря, вчера я надеялся увидеть вас там, но вы не пришли.

   - Да. Мы немного устали и решили отдохнуть, почитать у себя в каюте.
   
   - Приходите сегодня – никаких следов усталости не осталось, вы выглядите прекрасно. Предлагаю поужинать в «Морском зале».
Кирилл Аркадьевич вопросительно посмотрел на Анастасию.
Легкая улыбка скользнула по лицу девушки.
 
   - Там мы действительно не были.
Она была прекрасна. Хотелось погладить эту нежную гладкую матовую кожу.
    
   - С удовольствием. Спасибо, - ответила мать. 

   Вечером мать и дочь старательно подобрали платья, сшитые, казалось бы, по простому крою, но со вкусом, подчеркивающие фигуру и к назначенному времени вышли из каюты. Кирилл Аркадьевич ждал их. Они вместе спустились в зал - ресторан.
Навстречу пошел мужчина, с поклоном открыл двери и указал в сторону столика в противоположной стороне зала:

   - Добрый вечер! Прошу, господа! Проходите сюда, пожалуйста! Ваш столик готов! 


    Войдя в помещение, женщины слегка опешили: зал был огромным.   
Половина зала была построена с колоннами по периметру. Между колоннами были выделены небольшие углубленные полуовальные отсеки, мало сообщающиеся  между собой, открытые в сторону центра. В каждом из них накрыт стол. 
Две двери с боковых сторон предназначались одна - для входа гостей, другая – служебный вход.

    Тяжелые шелковые занавеси спускались свободными волнами по бокам от дверей. Вместо окон в трех иллюминаторах огромных размеров были вставлены аквариумы с рыбками разных видов, размеров и цветов: золотыми, полосатыми, яркими нарядными и сероватого цвета, с пышными хвостиками и без…
Морские водоросли слегка колебались от движений воды, вызванных проплывающими рыбами. Аквариумы подсвечивались сзади слегка приглушенным светом цвета морской волны. От этого казалось, что зал находится где-то на большой глубине, и за окном - морские просторы.

    На стенах кабинок висели картины с изображением морских видов.
На потолке в каждом отсеке и в общей части зала красовались хрустальные люстры небольших размеров, в которых отражался свет, разбиваясь на тысячи разноцветных лучиков, придавая нарядность всему помещению.
Большая часть зала в середине была свободна, эта площадка использовалась для танцев.

     Звучала приглушенная музыка. Несколько человек танцевали.
Женщин проводили к столику. 
Кирилл Аркадьевич оказался интересным собеседником. Время пролетело как один миг. Все были довольны и веселы. Разошлись очень поздно.

    С того вечера встречи за ужином в ресторане стали ежедневными.
Они вместе гуляли во время остановок в городах, посещали достопримечательности, делились впечатлениями. Его умиляла непосредственность, открытость, восторженное восприятие мира Анастасией.
 
    После возвращения в Москву, они виделись на прогулках, у общих знакомых, на вечерах друг у друга. Анастасия была дворянского происхождения, хорошо воспитана и образована, хотя их семья была не очень богата.
Вскоре Кирилл Аркадьевич сделал предложение, и она с радостью согласилась.
Кирилл Аркадьевич любил свою жену, и она имела все, что полагалось в их положении.

   С ней он был ласков и внимателен.
И когда Анастасия впервые увидела, как он  обращается с работниками, была очень удивлена. Он был очень строгим, властным, даже жестоким, когда вопрос касался работы, зарплаты рабочих, длительности рабочего дня, внедрения новых достижений для облегчения труда, льгот при использовании женского труда…
Это удивляло и расстраивало молодую жену.

Иногда она не выдерживала:

   - Они же люди! С ними нужно обращаться по-другому…. На такие деньги невозможно существовать…, - на что он отвечал:

   - Нет, дорогая. Они не привыкли к мягкому обращению. Как только даешь слабину - сразу начинают наглеть, хочется еще большего. Как говорится в пословице: «Вороне дали глаза, а она и брови попросила».

    Будучи человеком добрым и отзывчивым, Анастасия потихоньку от мужа пыталась помогать особо нуждающимся из своих небольших средств, которыми могла распоряжаться втайне от него.

    Наконец, Кирилл Аркадьевич завершил дела, и они уехали в свой новый дом в Германии, прожили там около пяти месяцев.
    Вначале, пока обживались на новом месте, привыкали к новым условиям, было легче - новизна ощущений помогала легче и быстрее коротать время. Но вскоре тоска стала одолевать Анастасию.

   Муж все время пропадал на работе.

   - Конечно, не просто наладить работу большого завода, тем более что вы - хозяин новый, приехали из другой страны, да и профиль другой, совсем не то, чем занимались в России. Многому приходится учиться. Скоро и вам и мне станет легче, - говорила она, поддерживая мужа.
Но со временем становилось все труднее. Смутная тревога не покидала Анастасию. Ей хотелось домой, ей хотелось увидеть мать (отца уже давно не было в живых), на что супруг возражал:

   - Анастаси! Милая! Жаль, что Мария Ивановна не послушалась и не согласилась уехать из России. И вам сейчас не время кататься.  Поймите, это опасно.  В любой момент может случиться трагедия. Давайте переждем какое-то время. Тем более что я сейчас не могу ехать с вами – занят переоборудованием завода, набором работников, налаживанием производства.

Но Анастасия ничего не хотела слышать.

   - Ну, пожалуйста,… Я не буду долго.…  Увижусь с родными и сразу вернусь сюда… . Может, и мама согласится приехать, по крайней мере, в гости приглашу. Ей же должно быть интересно посмотреть, как мы устроились…
В конце концов,  Кирилл Аркадьевич махнул рукой и отправил Анастасию Георгиевну с двумя женщинами, прислуживающими ей, приехавшими также из России - молодой девушкой Верой, няней - Екатериной Ивановной, постоянно сопровождающей Анастасию во всех поездках, и сорокапятилетним приказчиком - надежным и преданным ему Василием.

   Прощание было коротким, даже суховатым – он торопился на завод.
 
   Купе, в котором устроилась Анастасия, было хорошо оборудовано. На окнах висели занавески цвета слоновой кости с кружевной отделкой. Два столика с резными ножками – один перед  окном, другой, более узкий - у стенки слева - того же цвета, что и занавески. На первом столике в вазе стояли  букет цветов, тарелка с фруктами, кувшин с водой, два стакана в золотых подстаканниках.

   По бокам от него стояли два стула с высокими спинками.
Над туалетным столиком висело овальное зеркало, отделанное инкрустацией золотом по слоновой кости; на самом столике стояли предметы туалета: флакончики  духов, крема, пудра, маленькое зеркальце, салфетки, перед ним – пуфик. Стены, стулья и пуфик были обшиты шелковой тканью бледно сиреневого цвета с выбитыми на ней того же цвета изображениями цветов. Кровать прикреплена к стенке справа и заправлена светлым нарядным покрывалом. Над ней висела картина.

    Одежда и обувь были разложены в потайном шкафу, который невозможно было определить. Только ключик, вставленный в замочную скважину, выдавал его. 
Прислуга находилась в комнатке рядом.
Василий расположился в купе слева.
   Дорога была долгой.
Анастасия с нетерпением ждала встречи с родными – мысленно она была уже там. Ей казалось, что поезд движется медленно. Иногда она очень жалела, что едет без мужа, ведь за все время их совместной жизни это был первый случай, когда они были врозь так долго. Но потом она успокаивала себя:

   - Ну, зачем ты так? Уж потерпи, дорогая! Ты ведь сама настояла на этой поездке…   

   - Кажется, он обиделся, и, наверное, поэтому так быстро ушел, даже не дождавшись, пока поезд скроется из виду…

   - Да нет, он ведь предупредил, что его ждут, ему некогда…

   Анастасия практически ни с кем, кроме своих попутчиц, не общалась – вышивала, читала книгу, писала дневник или просто любовалась живописными картинами, глядя в окно.
Втроем женщины часто беседовали о любви, о жизни, о тех переменах, которые происходят в мире - каждая с высоты своего опыта и положения. 
 
   Наконец, вожатый предупредил, что через час поезд будет в Москве.
Сердце забилось в сумасшедшем ритме. Вот и вещи собраны в чемоданы.
Она переоделась, поправила прическу, и остаток времени провела у окна.

   Кутаясь в норковую шубу, Анастасия вышла из вагона и с удовольствием глубоко вдохнула холодный московский воздух.
Лежал снег. Было ветрено и холодно, неуютно, однако, это не мешало ей радоваться. Ведь скоро она согреется в объятиях родных, по которым так соскучилась.

   - Наконец! Боже, как хорошо! Я дома! – радовалась она.
На вокзале Анастасию встречали Валентина, Наталья и Александр - дети сестер ее матери.

   - С приездом, дорогая…

   - Ну, здравствуй, здравствуй...

   - Ты так же прекрасна… - говорили они наперебой, обнимая Анастасию.

   - Спасибо! Я так рада! Вы даже представить себе не можете, как хорошо дома…

   Домой добрались быстро. По пути Анастасии казалось, что город изменился, дома как будто стали выше, отделка другая: как это часто бывает после длительного отсутствия, она замечала детали, на которые раньше не  обращала внимание. И улицы другие, и люди другие…

    Мама ждала дома. Она без слов обняла дочь и долго не отпускала.
Так они стояли сердце к сердцу, и, казалось, что их сердца подстроились и стучат в унисон, готовые выскочить из груди.
Ее комната была готова.
 
    И ужин с любимыми блюдами был давно готов. Сидели допоздна, никак не могли наговориться.
После дороги Анастасия очень устала, и как только голова коснулась подушки, сон навалился, моментально выключив сознание.

   Прошла неделя. 
С Кириллом Аркадьевичем созванивались ежедневно.
Как-то он позвонил встревоженный:
 
   - Анастаси, дорогая! Я очень беспокоюсь. Вам нужно вернуться… Срочно выезжайте! – торопил он супругу.

   - Все нормально, не переживайте. Я попрошу Василия завтра же поехать за билетами.

   На следующий день громко, настойчиво постучали в двери, и, не дожидаясь ответа, оттолкнув в сторону дворецкого, в дом ворвались возбужденные люди с ружьями – «солдаты Революции». Они сновали по комнатам, раскидывая вещи, переворачивая мебель, разбивая дорогие сердцу предметы. Хозяйки и прислуга в растерянности смотрели на то, как хозяйничали чужие люди в их доме.

   - Вставайте, господа, кончилось ваше господство…

   - Доигрались…

   - Пора на свалку все ваши буржуйские штучки…

   - Будете, как все, пахать или сдохнете с голоду…

Подоспевший Василий кинулся на них с негодованием:
   - Что вы делаете? Прекратите! С ума сошли?!
 
   Ругательства продолжались.
Каждое слово резало.
Каждое слово вбивало клин между прошлым и будущим, если это будущее еще когда-нибудь наступит…

    Ре-во-лю-ци-я.

    Это слово ворвалось в их жизнь вихрем, бурей, катастрофой, лишило всего, что казалось незыблемым, вечным, личным.
Это было страшнее, чем могло присниться во сне. Хотелось ущипнуть себя и проснуться в чистом спокойном доме с мужем или мамой рядом.

    Все перевернулось с ног на голову.
В голове проносились картины, которые она никогда не забудет: вооруженные солдаты, грабеж, оскорбления, грубость, вещи, разбросанные по комнатам, смертельно раненный Василий, кровь, медленной струйкой текущая на ковер, мать, лежащая без сознания, которую Анастасия пытается привести в чувства, испуганные лица прислуги, кричащий на нее солдат...
 
   Анастасия поняла, что опоздала - случилось то, чего боялся Кирилл Аркадьевич.
Как он был прав!

   Дни казались нескончаемо длинными.
 
   - Нам еще очень повезло - нас не расстреляли и не изнасиловали, и дом не подожгли, как у многих других состоятельных людей, - пыталась успокоить дочь Мария Ивановна. Страх за жизнь дочери придавал ей сил и мужества.

   - Да, конечно, могло быть хуже. Но опасность-то сохраняется, - ответила Анастасия, заливаясь слезами. – Что мы будем делать? Неизвестно, что стало с нашими  родными, знакомыми. Где Александр, Валентина, Наталья, их родители? А вдруг, их убили?

   - Прекрати, сейчас нам нужно просто выжить. Надо попытаться найти пищу. - Мать собрала все силы в кулак, понимая, какая опасность подстерегала их за каждым углом.

   - Господи, неужели ты не видишь, что творится? Помоги нам! – продолжала Анастасия.

   - Успокойся! Время расставит все по своим местам. «К счастью» им понадобился наш дом, а то и голову сунуть было бы некуда, просто замерзли бы где-нибудь на улице, и похоронить некому было бы...

    На самом деле, в ее словах была правда - в их доме устроили какой-то «Комитет», о том, чтобы хозяйкам жить там – не могло быть и речи. Даже говорить об этом было бы просто смертельно опасно, и женщины, осознавая это, старались лишний раз даже на глаза «новым хозяевам» не попадаться. 
    Они приютились в небольшой комнатке для прислуги за домом.
Здесь теперь было холодно: отопление не работало. В окно между рамой и коробкой поддувал ветер. Холодный ветер, от которого знобило…
Холод внутри – от страха, от непонимания, от безысходности…
Но холод - это пол беды, а вот голод…

   Первые дни одна из служанок, которую оставили в доме в качестве уборщицы, принесла кое какую одежду, которую в прежние времена даже их прислуга не одела бы, две старые шерстяные шали, и они, скрипя сердцем и со слезами на глазах, одели ее. Она же приносила по ночам немного еды – остатки со стола. Но это было возможно недолго – запасы хозяйского погреба быстро таяли, и потом продукты стали отпускать строго ограниченно по карточкам.

    Все это время женщины тщетно пытались найти занятие, которое могло бы их прокормить.

    И вот, Анастасии пришлось пойти искать работу на ту самую фабрику, которая совсем недавно принадлежала ее семье.

   Сначала ее даже близко не подпустили, но потом кто-то из рабочих узнал «добрую хозяйку», и Анастасию взяли в разнорабочие, потому как она не умела, ни кроить, ни шить, ни, тем более, вести производство.

    Приходилось вставать рано (в былые времена после балов они в это время только спать ложились). Работа была физически тяжелой. От непривычки все тело болело, а к вечеру она еле стояла на ногах, казалось, будто тысячи иголок впивались в ступни, а поясница вот-вот оторвется.
Но она переносила все тяготы молча, только молилась про себя, чтобы мать выжила в этих жутких условиях. Будучи человеком верующим, в особо трудные минуты она старалась как-то оправдать сложившуюся ситуацию:

    - Наверное, Богу так угодно. Нужно просто пережить тяжелый момент. Все еще наладится.

    Здесь у нее никого родных не было кроме матери, которая никак не могла смириться со случившимся:

   - Ничего, все еще вернется в свои рамки. Так же не может быть, это неправильно – все то, что складывалось, строилось веками, вот так взять и разрушить… Кирилл Аркадьевич тебя любит. Он нас так не оставит, придумает как вызволить из этой беды.

   - Да, мамочка, несомненно! Он, наверное, уже предпринимает меры,  чтобы помочь нам, - отвечала Анастасия, а про себя думала:

   - Он и не представляет себе, что стряслось с нами. И почему я его не послушалась?
 
   Но потом она вспоминала, что Мария Ивановна в этой ситуации осталась бы одна, и благодарила Бога, что успела приехать. Ведь неизвестно, чем бы кончилась для ее матери эта история, не будь рядом дочери.

   - Если бы он мог, наверное, уже сделал  бы что-нибудь. Да и  что он может, если нет никакой связи. И мы не можем выехать, мои попытки найти какой-то выход, выехать ни к чему не привели. Для такой попытки  нужны приличные деньги, да и мама немолода, нездорова, она не выдержит такой опасной дороги, - думала она удрученно.

   На фабрике к ней относились несколько снисходительно. Некоторые из рабочих, работавших при Кирилле Аркадьевиче, жалели Анастасию, пытались научить профессии, и она потихоньку входила в курс дела, через полгода стала ученицей швеи.

   Жизнь как то наладилась: рано утром на работу, в полдень - довольно скудный обед, поздно вечером – легкий ужин после которого наваливался сон, тяжелый, не дающий полного отдыха. Сил не хватало пообщаться с матерью.     Одевалась она так же просто, как и окружавшие ее девушки. Постепенно появились друзья.

   Время шло, стирая из памяти прежнюю жизнь. постепенно привычка взяла свое, работать уже не было сложно, все делалось на «автомате». Прошлое ушло глубоко в подсознание. Теперь оно воспринималось как сладкий сон. А иногда казалось, что оно не могло быть таким, каким было. Даже сны с картинками красивой жизни перестали сниться.

   Время залечивало раны, сделав ее душу глухой.
 
   Тут и начал свои ухаживания Михаил, наладчик оборудования в цеху, где работала Анастасия. Он был молод, симпатичен, зарабатывал «на хлеб». Многие девушки с фабрики были бы счастливы связать свою судьбу с ним. Сначала Анастасия ухаживания Михаила не воспринимала всерьез, но потом это ей стало даже нравиться. Мать переживала за будущее дочери и тоже не стала противиться:

   - Прошло уже пять лет. Подумай, дочка. Я не вечная, с кем останешься, когда уйду? По всему видать, что ожидание перемен, возврата прошлого не имеет смысла. Нужно продолжать жить.

   - Наверное, мама права. Связь с внешним миром полностью прервана. Да и нужна ли теперь Кириллу Аркадьевичу женщина, работающая на фабрике, - думала Анастасия, вспоминая, как он относился в свое время к рабочим этой самой фабрики.

   Михаил настаивал, и Анастасия решилась.
Свадьба, если ее можно так назвать по понятиям их прошлой жизни, прошла довольно весело: выпили, много пели, кричали «горько», разошлись поздно, навеселе.

   Они переехали к нему в двухкомнатную коммунальную квартиру. 
Началась совместная жизнь.
 
    И Михаил и Анастасия мечтали о счастье, но понимали и чувствовали его совсем по-разному.

Оказалось, что все не так просто.

    Анастасия невольно все время сравнивала Михаила с Кириллом Аркадьевичем. Да, он был намного моложе, по-своему любил Анастасию, очень старался, но «прыгнуть выше головы» не мог: ему не хватало утонченности, чуткости, обходительности Кирилла Аркадьевича…
Радостного блеска в глазах, фейерверка чувств он не мог добиться.
Она была благодарна, но…

   Вначале она старалась казаться счастливой, но муж чувствовал, что счастье это зыбкое, какое-то неправильное, ненастоящее. От того, что супруга прилагала большие усилия, старалась угодить, ему становилось еще тяжелее. Переделать ее он был не в силах, измениться сам, стать Кириллом Аркадьевичем №2 – тоже.

    Шли месяцы, годы. Все чаще он стал прикладываться к водке, пытаясь залить горе, потом стал устраивать скандалы на пустом месте, а когда хотел особенно сильно задеть ее, вспоминал ее «буржуйское происхождение»:
 
   - Конечно, где нам до такой принцессы. Тебе другой был нужен? Холеный? Белоручка? Да ты бы с ним с голоду сдохла…
Дело осложнялось тем, что у них не было детей.
 
   - Даже ребенка родить не можешь, - ругался он, задевая самую болевую точку в ее душе.

    Время шло. Всплески ревности к мужу, о котором уже восемь лет ничего не было известно, периоды запоев, потом на время - проблески осознания, извинения сменяли друг друга. В конце концов, и до рукоприкладства дело дошло.

   Мать не могла выдержать свалившихся на нее несчастий и при очередном сердечном приступе не пришла в себя.

   После похорон горе как будто примирило супругов. Михаил некоторое время не пил, обращался с женой ласково. Но длилось это недолго.
Жизнь казалась бесполезной, безрадостной. 
Из оцепенения вывел неожиданно полученный Анастасией  подарок - письмо от двоюродной сестры Валентины.

   «Дорогая Анастасия! Я так рада, что, наконец, нашла вас. Не могу сдержать слез. Ты и Наталья – единственные мои родные люди здесь. Бедный Александр погиб в 1918 году. Мамы не стало два года назад, отца - через год после нее. Наталье с родителями удалось уехать, где они, живы ли – не знаю. Столько всего пережито, страшно подумать.

   Как ты? Как Мария Ивановна? Надеюсь, вы живы - здоровы?!
Я с трудом приспособилась к жизни. Перебралась в Ростов, окончила медицинский колледж, теперь работаю медицинской сестрой в больнице.
Я замужем. Владимир Петрович работает врачом в той же больнице, мы с ним здесь и познакомились.

   Я счастлива.
Конечно, не сравнить нашу жизнь до… с тем, что имеем теперь, но у меня чувство, что прошлое  не имеет ко мне никакого отношения - так оно далеко.
Я жду малыша.

Приезжайте в гости, а еще лучше – переезжайте сюда, все-таки рядом – легче. Мечтаю обнять тебя, родная моя …
               
                Валентина"
               
   Из глаз Анастасии катились слезы.
Ее озябшую душу наполнили тепло и тоска.
Щемила боль за потерянных родственников.
Но она ведь и не надеялась когда-нибудь увидеться хотя бы с кем-то из них.     Перечитывая письмо заново, она улыбалась и плакала одновременно. В душе проснулся еле тлевший огонек надежды.
 
   Когда в очередной раз муж вернулся в нетрезвом состоянии, устроил скандал, Анастасия не выдержала. Она приняла решение.

   Утром, молча накормив и отправив Михаила на работу, она собрала свою одежду в чемодан и, даже не обернувшись на комнату, ставшую для нее жилищем в течение  стольких лет, вышла из дому.
Михаил же чувствовал, что Анастасия утром была не совсем обычной. В ней сквозила какая-то умиротворенность, что ли, уж слишком безразлично спокойным было лицо. 

   - Видимо, я слишком переборщил вчера. Может слишком обидел – не помню. Что же я ей наговорил? Может задел воспоминания о муже, а может ее происхождение, - думал он.

   Вечером, пораньше вернувшись с работы, Михаил не нашел супруги дома. На столе лежали два листа бумаги, первый - с запиской к нему:

   «Михаил, так больше продолжаться не может. Очень жаль, что не сложилась наша совместная жизнь, но, тем не менее, я благодарна тебе за то, что ты был с нами рядом в тяжелые дни.
Ты еще сможешь найти себе подругу жизни, пусть она даст тебе то, чего не смогла дать я. От всей души желаю тебе счастья.
Прощай!
Меня не ищи – все равно не вернусь, решение мое окончательное.
Последняя просьба к тебе: отнеси, пожалуйста, заявление с просьбой об увольнении на фабрику. За документами я приеду позже, либо позвоню, чтобы прислали их по почте. Еще раз прощай!
               
                Анастасия" 
               
   На втором листе было написано само заявление. 
Так неожиданно легко решила она свой личный вопрос, и ей показалось, что тяжелый камень упал с плеч.
Даже дышать стало легче.
С легкой душой отправилась Анастасия на железнодорожный вокзал.

    К радости, проблем с билетами не было, да и поезд прибывал в Ростов в удобное время – в 17 часов.
Таксист довез ее по адресу в письме.
На звонок вышла беременная женщина, в которой она узнала сестру.
 
   - Здравствуй, дорогая моя!

   Та чуть не потеряла сознание, когда поняла, кто перед ней.
Они обнялись, смотрели в глаза друг другу, гладили по волосам, по щекам, как будто пытались лучше вспомнить друг друга.   
Не обращая внимания на слезы, текущие из глаз, женщины приговаривали:

   - Наконец, родная моя!

   - Какое счастье!

   - Неужели это ты?!

   - Глазам не верю…

   - Какими судьбами? А мама не приехала?

   - Даже в мечтах не предполагала увидеться с тобой.
Наконец, когда немного успокоились, прошли в комнату, Валентина села напротив:

   - Ну, рассказывай.

    Анастасия рассказала о своей жизни, а в конце добавила: 
   - А я к вам навсегда, если не прогоните!

   - О чем ты говоришь, конечно! Я безумно рада!

   Они сидели напротив друг друга и все говорили, говорили, то плакали, то улыбались, периодически обнимались.

    Вечером пришел Владимир Петрович.

   - Наслышан, наслышан. Вы не представляете себе, как Валюша была счастлива, когда узнала Ваш адрес. Мы очень рады, - сказал он, знакомясь с ней.
Понимая, что сестрам есть о чем поговорить, что вспомнить, вскоре после ужина Владимир Петрович ушел к себе в кабинет:

   - Ну, дорогие мои, вы тут поболтайте, а я, к сожалению, вынужден покинуть вас – много работы.   

   - Какой он чуткий, добрый! – сказала Анастасия, радуясь за свою сестру. 
Долго просидели сестры в тот вечер. И смеялись, и плакали, и строили планы на будущее.

   Анастасии выделили комнату, и она, впервые за долгие годы, почувствовала себя комфортно среди родных и близких по духу людей.
Вскоре у Валентины родилась девочка, назвали ее – Адалина.

   Анастасия стала помогать ухаживать за ребенком, а когда малышке  исполнилось три года, устроилась на работу учителем в школе – в связи с введением  обязательного образования в стране имелась острая нехватка преподавательских кадров.   

   Жизнь продолжалась. Были в ней и радости и горечи, это была жизнь, совсем  другая, новая их жизнь.
Анастасия оставалась интересной, красивой, стройной женщиной, и за ней часто ухаживали мужчины, но она не захотела еще раз испытывать судьбу. Замуж больше не стала выходить.

   Адалина же была общей любимицей и скрашивала дни не только родителей, но,  пожалуй, еще больше – Анастасии, которая относилась к девочке, как к своей дочери. Адалине нравилась профессия родителей, и она  собиралась пойти по их стопам и поступить в медицинский институт, но нагрянул 1941 год.

    И снова все перевернулось.

    Война зловещим ураганом прошлась по судьбам. 
Воспитание, понятия о чести не позволяли сестрам и Владимиру Петровичу сидеть, безразлично ожидая, чем все кончится, когда враг пытался уничтожить мир вокруг.

    Владимир Петрович остался работать врачом в госпитале - его не взяли на фронт  по возрасту, хотя он неоднократно обращался в военкомат. Валентина и Анастасия тоже работали в госпитале. Работы было так много, что спать удавалось по нескольку часов. Много раненных поступало с разных концов. Вскоре их стало столько, что на отдых времени совсем не стало. 

    Адалина помогала матери и тете в госпитале, потом освоила ускоренные курсы медицинских сестер и уехала на фронт.
 
   Валентина и Анастасия очень переживали за нее, но задержать не могли.
Хрупкая городская девочка попала в самое пекло, в места боевых действий. Столько страшных картин, крови и боли трудно было представить любому извращенному уму. Нужно было идти через страх, через боль.
 
    Через пару недель она уже не думала о страхе, она только видела страдающего человека, жизнь которого во многом зависела теперь от нее и шла под пулями, оглушающими взрывами бомб, оказывала помощь и выносила бойцов с поля боя в относительно безопасное место.
Откуда у нее брались силы выносить ребят, вес которых значительно превышал ее собственный, причем столько раз в день, понять трудно, но об этом никто и не задумывался. 

   Стоял холодный ноябрьский день.
   Шел ожесточенный бой за высоту.
Место гористое.
Адалина помогла раненному бойцу – перетянула бедро выше места ранения, перевязала рану на бедре и руке.
 
   - Много крови потерял, - подумала она.
Парень потерял сознание. Со словами:
 
   - Потерпи, дорогой, сейчас станет легче. Господи, помоги, - она поднесла ватку с нашатырным спиртом.

   Он открыл глаза. Голова кружилась. Над ним склонилась молодая девушка. Он видел только зеленые глаза, глядящие на него с таким состраданием.

   - Она похожа на ангела, - подумал он.

   - Ну, слава Богу, очнулся. Осколок попал в мягкие ткани, скоро поправишься! А теперь потерпи, пожалуйста, нам нужно спуститься ниже, чтобы тебя могли забрать в госпиталь, - сказала она.
 
   - Я сам, - произнес парень, но, к собственному удивлению, понял, что слова его звучат совсем неубедительно.

   Ему стало неловко от того, что это юное создание пытается поднять его, помочь. Он попытался сам подняться, но острая боль и слабость не дали сделать этого.

   - Как вас звать? - спросил он.

   - Адалина.

   - А я – Хамзат.

   - Ты пока не разговаривай, нужно сохранять силы, помоги мне немного, - с помощью самого парня она приподняла его, взвалила на спину и стала медленно спускаться ниже к дороге, туда, где уже находились несколько раненных. 

   Через день подруга, которая сопровождала раненных в госпиталь, сказала Адалине:

   - Парню-то ты понравилась, он просил тебя заглянуть к нему в палату, когда ты поедешь туда. Кстати, звать его Хамзат.

   - Хорошо. Он нормально добрался? Честно говоря, я и не присмотрелась к нему, разве до того, когда вокруг творится такое?!

   - Присмотрись, присмотрись. Он очень симпатичный.

   Девушки рассмеялись.
   Так они познакомились.
   Судьба была благосклонна к ним – Адалина и Хамзат довоевали до последнего дня войны, встретились снова, живыми - здоровыми приехали в Ростов.
Столько было радости у родных:

   - Разве мы надеялись, что эта война закончится, и мы все живыми встретимся дома?!

   - Какое это счастье! 

   - Слава Богу!
 
   Они были счастливы. Это счастье нельзя было сравнить ни с чем.
Когда Хамзат попросил руки Адалины, родители благословили их:

   - На вашу долю выпало тяжкое испытание - война, вы с честью его выдержали. Вы оба заслуживаете счастья. Благословляем вас.

   - Пусть теперь ваша дальнейшая жизнь будет безоблачной. Берегите чувство, которое вам подарено - любовь. Не всем дается счастье испытать ее.

   - Что бы ни случилось, помните, что это большой подарок. Ее – любовь,   нужно беречь, питать благодарностью, терпением, вниманием друг к другу. Всегда помните об этом. Будьте счастливы!!!
На глазах Валентины и Анастасии блестели слезы.
    Жизнь продолжалась.
Тяжело было залечивать раны, нанесенные войной, много друзей и знакомых не дождались победы…
Приходилось много работать, но это было уже не в тягость.

   Прошли еще годы.
   С возрастом Анастасия все чаще вспоминала Кирилла Аркадьевича. Картины прошлого все яснее и все чаще всплывали в памяти. Она жила ими.

    - Вот бы увидеться, хотя бы разок, - часто думала она.

    Выезжать за границу, наладить какие-то связи было невозможно.

    Но однажды они все же встретились. Случилось это в конце шестидесятых годов, когда в стране отмечались большие перемены, был разоблачен «культ личности Сталина», реабилитированы репрессированные народы, отдельные люди, незаконно репрессированные за годы Советской власти, несколько ослабло давление государства на общество.

   Однажды незнакомый человек вручил в школе Анастасии Георгиевне запечатанное письмо без подписи:

   «Здравствуйте, дорогая Анастасия Георгиевна! Я короткое время буду в Москве, очень хочется хотя бы в конце жизни увидеться с вами. Буду ждать в музее А.С. Пушкина 17 июня в 17 часов.
Всегда преданный Вам Кирилл Аркадьевич».

   Слезы выступили на глазах у нее.

   - Он жив. Неужели в конце жизни мы все-таки увидимся? Как он выглядит? Узнает ли он меня? - думала она, не в силах продолжить занятия с учениками.

   Странные чувства боролись в душе Анастасии Георгиевны. Она была рада, что он жив, помнит ее, но, в то же время, беспокоило что-то, похожее на обиду за не сложившуюся жизнь.

   - Интересно, каким он стал. Сколько же ему лет? - Восемьдесят два.  Боже! Боже! Что делать? Поехать одна я не решусь, и не увидеть его, когда такая возможность предоставляется – тоже не могу.
 
   Поехала с Адалиной Владимировной.

   Собираясь на встречу, Анастасия вспомнила, как они с Марией Ивановной готовились на первую встречу с Кириллом Аркадьевичем на теплоходе. Она ощутила такой же прилив энергии, смутные предчувствия, ожидание чуда. Правда, они были так долго и так далеко друг от друга, что могли и вовсе не узнать друг друга при встрече.

   В 17.00 Анастасия с Адалиной  вошли в зал музея.

   Неподалеку, у картины, стоял пожилой человек, худощавый,  хорошего телосложения. Его взгляд был направлен на картину, но в позе читалось напряженное ожидание, волнение.

   В памяти Анастасии всплыл, казалось бы, забытый образ – это его силуэт! И, неожиданно для себя, она громко вскрикнула:

   - Кирилл?!

   Мужчина резко обернулся.
Он попытался направиться навстречу, но идти не смог. Ноги как будто налились свинцом.

   Да, перед ним стояла его законная жена, с которой судьба так нелепо развела много лет назад.
 
   Встреча состоялась.

   Долго стояли они напротив друг друга, молча, глаза в глаза, ладонь в ладонь, и вся жизнь прошла перед взорами. Наконец, он произнес тихим, севшим от волнения голосом:

   - Дорогая! Вы так же прекрасны. Я так и представлял Вас!

   - Благодарю! Вы тоже изменились не так сильно, как могло быть.
Они долго стояли так.

   Адалина с интересом разглядывала Кирилла Аркадьевича. Ему с трудом можно было дать лет семьдесят.
Подтянутый, в строгом элегантном костюме, с седыми аккуратно подстриженными волосами, казалось, он пришел из другого мира.

   - А ведь он мой дядя и мы могли с ним всю жизнь общаться. Представляю, какой интересной жизнью он жил, - думала она.
 
   Первой опомнилась Адалина:
   - Пойдемте куда-нибудь. Здесь неудобно говорить. Музей посетите потом, - сказала она.

   Да, им было о чем поговорить, и они прошли в ресторан неподалеку. Адалина под предлогом, что ей надо срочно встретиться с подругой, предложила:

   - Я подойду сюда через пару часов, встретимся тут, хорошо?

   - Хорошо, доченька, подождем друг друга здесь, - ответила Анастасия Георгиевна.

   И вот, они сидели вдвоем, наедине, как когда-то, много лет назад, их глаза светились тем же светом нежности.

   - Ну, рассказывай, как выжила. Я так долго пытался связаться с вами тогда, но ничего поделать не смог.

   Она рассказывала, и его глаза наполнялись слезами, он украдкой пытался смахнуть их.

    Он тоже рассказал о своей жизни, но очень коротко:

    - Мне, собственно, и рассказывать особенно не о чем. Наш дом ты помнишь. Я долго надеялся, что произойдет чудо, и я найду тебя, повезу домой. Через пять лет женился на хорошей девушке. Я благодарен ей, она родила мне двух сыновей и дочь, теперь они сами родители. Мои внуки взрослые.
Но я никогда не забывал тебя. Конечно, у меня возраст такой, что в моих устах эти слова могут прозвучать нелепо, но я хочу предложить: поехали со мной. Дети и внуки знают о нас, да и покойная жена все знала. Тебя не обидят. Поехали.

   - Ну, что ты?
Во-первых – это невозможно, никто меня отсюда не выпустит, но даже если мы придумаем, как это организовать, мои родные попадут в немилость. А я бы этого никак не хотела. И самое главное – ты забываешь, сколько мне лет…

   - Возраст не преграда. Как организовать – я уже продумал. Ты только решись.

   - Нет, мой дорогой. Я и так благодарна Всевышнему, что мы смогли хотя бы так встретиться. Спасибо за приглашение.

   - Я боялся услышать это. Но, прошу еще подумать. Я здесь пробуду еще неделю.

  Неделю эту они виделись каждый день, посещали театр, музеи, просто гуляли по городу, вспоминали совместную жизнь, прошлое. Казалось, что воспоминания юности придавали им силы, только вернувшись вечером в гостиницу и бессильно упав на кресло, Анастасия Георгиевна понимала, как она устала. Но наутро опять спешила на свидание.

   Неделя пролетела очень быстро.

   И вот аэропорт, они стоят напротив друг друга. Она не изменила своего решения.

   - Спасибо за праздник, который ты мне подарила, - с грустью сказал он. – Может, когда-нибудь еще встретимся.

   - Мне показалось, что мы никогда и не расставались. Спасибо, - ответила она.

   И больше слов не было нужно. Да и что они могли еще сказать, что могли пообещать?

   Только чистые воспоминания молодости соединяли их сердца. Они были их прошлым, настоящим и будущим.




                ***

   В 1962 году к нам по соседству переехала семья: отец – Хамзат, мать – Адалина, трое детей и бабушка – Анастасия Георгиевна (мы ее позже стали называть баба Нюся).

Дядя Хамзат родился в Карачаевске, потерял  родителей маленьким мальчиком, воспитывался и жил до войны у родственников в Карагаче. Там он и был призван в ряды вооруженных сил.  После войны остался жить в Ростове, но с возрастом ностальгия стала настолько острой, что они всей семьей перебрались из Ростова сюда, на Кавказ.   
Наши семьи очень подружились.

   Дядя Хамзат работал водителем.Спокойный, мудрый, добрый, он легко нашел общий язык с соседями.

   Тетя Ада устроилась медсестрой в больницу.  Она умела лечить травами, сама собирала их с учетом времени года, времени суток, фаз луны...
Многие приходили к ней со своими проблемами, и она помогала им и словом и делом. 

   Я хорошо запомнила бабушку.
Своих родных бабушек мы не знали – они умерли в ссылке еще до моего рождения, поэтому баба Нюся и для нас стала «бабушкой». Несмотря на свой возраст, она всегда была подвижной, с легкостью выполняла домашнюю работу, ухаживала за внучатыми племянниками. Я запомнила ее внутренне спокойной, доброй, с ласковым тихим голосом. От нее веяло мудростью и умиротворением.

   И тетя Ада, и баба Нюся очень привязались к нашей маме, часто общались, вместе отмечали праздники.
А еще бабушка вкусно готовила.
Я никогда не пробовала ничего, что превосходило бы по вкусу ее пирожки и красный наваристый борщ. Пирожки бабушки просто таяли во рту, были очень вкусными, независимо от начинки.
Мы так любили ее стряпню, что мама иногда пользовалась этим, например, если мы, дети, заигравшись, не хотели идти обедать, мама говорила:

   - Дети, идите, бабушка вам что-то принесла!

    Второй раз повторять не было необходимости. Мы всё бросали и бежали попробовать вкуснятину, споря, чем на этот раз баба Нюся умудрилась угостить нас. Гораздо позже мы узнали, что это была мамина хитрость, и еду готовила она сама.

И, еще, много лет мы прожили рядом, не подозревая, что пирожки и булочки для нас пекла бывшая жена богатого фабриканта и, неизвестно, где и как бы она жила, если бы  успела вернуться к мужу в тот далекий день.