Внутренний стержень

 
               
                « Не гони под гору, так выедешь и на гору» (Русск. пог.)
           Я искала квартиру для нас с мужем (с которым познакомилась две недели назад). Он снова был в плавании, а я высадилась на сушу во Владивостоке.  «Хорошо бы пожить в таком вот доме!» - Подумала я, глядя на красивый особняк с мансардой  на улице Вострецова, на станции Угольная, под Владивостоком. Вокруг были халупы одна другой хуже, и этот дом выгодно отличался от  соседних.
         Оказалось, что это возможно. Хозяйка – Ольга Николаевна Бофтало - сдавала комнаты молодым, неустроенным людям, вроде нас.          Оказывается, её муж все силы положил на постройку этого прекрасного дома, и сердце мужчины не выдержало – он внезапно скончался. Остались жена с сыном одни. Сын-подросток, Олег,  учился в мореходке во «Владике», и дома появлялся редко.
               Ольга Николаевна не  работала, она самовластно правила своей «империей». Наверное, тогда ей было лет около сорока, и нам, двадцатилетним, она казалась зрелой тёткой. Мы все её немного побаивались.
        Женщина она была властная, жёсткая, сразу чётко определялла перед каждыми новыми квартирантами круг их обязанностей по содержанию дома и усадьбы, размер оплаты, крайний срок погашения долгов, и единственно возможный образец поведения - идеальный. Мы были молоды, пугливы, послушны, бедны,  и не роптали. Мыли, убирали, красили и обихаживали её большой дом,  в каждой комнате которого кто-то жил,  поливали и перекапывали огород.
         Например, нам с мужем было поручено содержание  двора в порядке и  продолжительное нагнетание воды в котёл посредством раскачивания какого-то рычага в неглубоком подвальчике под полом в кухне. Сидеть там можно  было только согнувшись в три погибели, в темноте. Зимой там было холодно, а летом жарко. Дом стоял на скале,  и подвала в полном смысле слова, под ним не было.
            Когда моего мужа не оказывалось дома, воду закачивала я, беременная.  В дальнейшем вода в котле, при необходимости, нагревалась электричеством, и Ольга Николаевна принимала горячую ванну. Нам, квартирантам, пользоваться ванной не разрешалось. Ещё нам с мужем вменялось в обязанность качать воду в большую бочку во дворе – для полива и прочих нужд.
          По утрам мы рано вставали, бежали на улицу, умывались под рукомойником.  Была уже глубокая осень, и зубы ломило от ледяной воды, а от щётки у меня немедленно начиналась рвотная реакция – беременная же! Потом мы мчались на электричку. Час и сорок минут – до «Владика», потом – сорок минут на трамвае, ещё десять – на автобусе, и вот он -  «Окружной пограничный госпиталь», где я временно устроилась  посудомойкой – надо же было заработать «декретные»!
          Меня взяли на работу, но сначала долго пытали: не беременна ли я? Я знала, что беременна, но отрицала это. Послали к своему гинекологу – определить беременность ещё было невозможно. Так я и попала на  «престижную» работу. Конечно, через три месяца всё обнаружилось, но уволить меня уже было нельзя.
          Получала я тогда восемьдесят пять рублей. Муж (пока гражданский – обещал жениться)  работал поваром на судне «Брянск», и оклад у него был семьдесят три рубля. За меня он отдал сто двадцать семь  рублей вербовщику – взял деньги в долг у капитана. Их ещё предстояло отработать. Я же была завербована на  рыбную путину на Камчатке! Но внезапная любовь, случившаяся  между  судовым коком  Юрой и мной, внесла коррективы в эти планы…
          Итак, Ольга Николаевна. Это было что-то…   До сих пор помню, как она  утром, неторопливо, спускается со своей мансарды по широкой лестнице, торжественно неся перед собой ночной горшок! И как это она не поручила его опрастывание   кому-нибудь из нас? На первом этаже и туалет благоустроенный был, но тоже – не для нас. Мы пользовались уличным.
        Туалеты в частных домах на Дальнем Востоке не такие, как вы себе представляете. В кабинке стульчак, под ним – ведро. Все «ходят» в ведро, а потом испражнения выливаются в огромную бочку за туалетной кабинкой. Осенью эта жижа разливается на огородах. У корейцев научились! Там каждый постарается добежать до дома, чтобы опорожнить кишечник – зачем способствовать благосостоянию других? Зато и овощи вырастают – на диво!
         Холодильником нам пользоваться разрешалось. Но…  Перед тем, как открыть дверку, надо было сосредоточиться, вспомнить, где лежит искомый продукт, и достать его, мгновенно захлопнув дверь! Если я и читала по привычке  вечером, то только благодаря хорошему зрению – такие тусклые лампочки горели в комнатах квартирантов в целях экономии.
         Итак, большой дом был основой благополучия и средством обогащения семьи Бовтало.
        Мы с мужем были влюблены, и через некоторое время он списался на берег. Старались чем-нибудь радовать один  другого. До станции было далековато,  но то он – меня, то я – его, бегали туда встречать друг друга с работы.  Денег у нас было совсем мало – большая часть обоих зарплат уходила на оплату квартиры. А у нас была цель: сшить  Юре новые брюки, чтобы пойти в ЗАГС, расписаться. Единственные серые штаны, в которых он ходил на работу, были зашиты на колене, как мы надеялись – совсем незаметно.
         Брюки, наконец, «справили», и пошли расписываться в ЗАГС.
         - Вы – свидетели? – Спросили нас там, выглянув в коридор.  Мы были в будничной одежде, а я - с заметным уже животиком –  четыре месяца…
        - Нет, новобрачные…
       - А где свидетели?
       - У нас нет.
       - Ну, так выйдите на улицу, да пригласите кого-нибудь!
       Одного человека мы уговорили из прохожих, за второго расписался кто-то в ЗАГСе, и мы узаконили свои отношения. Это было в ноябре. Да, в ноябре 1970 года.
          А в декабре у мужа день рождения! Я решила связать ему носки, и соседка-старушка меня научила, как это делается. Мы с Юрой ужасно мёрзли в холодном доме под тоненьким одеялом, которое нам выдала Ольга Николаевна. И без подушки  долго мучились, пока нам моя тётя Моря из Петропавловска не выслала свою, старую-престарую - тогда посылки ничего не стоили. Позже, попытавшись её перебрать, я найду в ней кусок газеты за тридцать второй  год – подушке было сорок лет!
         Носки я вязала тайком, у добрых старичков-соседей. Они жили в ветхом домике, но вырастили много дочерей, которые уже зажили самостоятельной жизнью. В старике ещё была видна прежняя красота – он был бравый, хорошего сложения. Старушка, наверное, никогда не была красивой, да и сложена плохо – без шеи, с широкими плечами, совершенно квадратная, с больными ногами. Видно было, что  сухожилия у неё перестали быть эластичными, и потому походка была гусиная. «Как комод» - подумала я, когда увидела её впервые.
         И, надо же такому случиться – все пять дочерей напоминали… комоды. В чём была мудрость природы, когда детям было в кого быть гармонично сложенными, а они получились… кургузыми? В маму пошли, не в папу! Мало того – когда пошли внуки и внучки, опять в мамину породу!
            Но люди они все были хорошие, у всех получились нормальные семьи, все нашли любимых! А разве не это – главное?    Я сама была свидетелем, когда этот семидесятилетний красавец, приобняв  свою неказистую маленькую жену за плечи, сказал при мне:
              - Всё же, как ни посмотрю,  она у меня – лучше всех!!! 

            Прошло много лет. Оказавшись снова во Владивостоке, поехала на станцию Угольная – повидаться с Ольгой Николаевной. Сердце взволнованно билось – всё вокруг напоминало о нашей с мужем молодой любви (мы проживём с ним почти сорок лет). Но что такое? Я ничего не узнаю на улице Вострецова! Хотя вот этот домик мне что-то напоминает… Ба-а! Да я же здесь училась вязать носки! В таком случае, дом Ольги Николаевны должен стоять немного наискосок – напротив. А там возвышается огромная девятиэтажка!   
         Я постучала в маленький домик стариков. Живые ли они? Вышел хозяин. Я напомнила ему о себе, но бесполезно. Меня он не запомнил. Жена его умерла лет пять назад, о чём он бесконечно сожалеет, и пеняет ей на то, что с собой не забрала. Стал вспоминать, какая она была хорошая, как человек, и… красивая, как женщина!
             Мне он и объяснил, что на всей улице, а, может, во всём посёлке Угольном, подходящим местом для постройки большого дома оказалось именно это – здесь была цельная скальная порода. И отличный, новый, крепкий дом, самый красивый и добротный дом на улице, дом семьи Бофтало, снесли, оставив остальные халупы до скончания века! А Ольге Николаевне с неженатым тогда сыном дали малогабаритную двухкомнатную квартирку недалеко от собора во Владивостоке...   
          Узнав адрес бывших соседей старика, я вернулась в город. Нашла новое обиталище бывшей властной своей хозяйки. Как же она теперь живёт, и живёт ли? Как самоутверждается, не имея больше под своей властью холопов? Во что теперь транслирует свою энергию?
             Открыл сын нашей хозяйки. Возмужал! Теперь Олег был женат и имел двоих детей. Он с семьёй занимал зал. Я напомнила ему о себе, он провёл меня в комнату матери. Там стояла скромная кровать, и столик, на котором было много религиозной литературы, икон.   Больше там ничего не могло поместиться.
        - А мама в церкви! – Сказал Олег. – Подождите. Скоро придёт!
         Я немного посидела, а потом пошла в церковь. Благо, было недалеко – несколько кварталов. Среди молящихся легко узнала сухую, высокую фигуру Ольги Николаевны, увенчанную седой причёской. Встала с ней рядом, поздоровалась. Вспомнит ли? Пятнадцать лет прошло! Ольга Николаевна без усилий вспомнила не только меня:
        - А как Юрий? – Спросила про мужа.
      Ай да память! И сама сохранилась хорошо. Вот что значит – внутренний стержень! Конечно, потеря дома была для неё большим, тяжёлым ударом. Слишком дорого он ей обошёлся – потерей мужа,  утратой материального благополучия и статуса. И разве можно считать равноценной замену хорошего, дорогого дома - на маленькую квартирку?
         Теперь она – лидер среди старушек во дворе, всех заставила ходить в церковь, и  ликвидирует белые пятна в религиозном сознании своих новых адептов! Проводит нечто вроде проповедей, и старается расширить зону влияния за счёт соседних дворов.
         За жизнь каждый из нас встречает одного-двух, много – трёх людей, которым хочется подражать, которых мысленно ты называешь УЧИТЕЛЕМ. Ольга Николаевна Бовтало для меня – одна из таких знаковых людей.    Что я от неё взяла, это то, что с новыми знакомыми  надо сразу и чётко обозначать границы общения.  Это заслуживает уважения и уберегает от непонимания.
        А ещё надо иметь внутренний стержень!