Как мы ставили спектакль

День первый
Вторник
   
   Одним ранним вторничным утром октября 2012 года в дверь моего кабинета решительно постучала завуч по воспитательной работе.
- Виктория Викторовна, выручайте! - с места в карьер без всяких там ненужных «доброе утро» или «здравствуйте» взяла решительный разгон в общем-то всегда корректная и вежливая Людмила Германовна. Этот ее непривычный командирский тон уже стал для меня первым тревожным звоночком.
- Надо было что сделать и куда-то отправить, и при этом еще вчера? – спросила я.
- Нет! Отправить надо через неделю! – взволнованность Людмилы Германовны все нарастала, ее миловидное лицо пошло багровыми пятнами, а давление явно изобразило спринтерский рывок на старте.
- У-у-у, дак это мы запросто. Неделя… - мой тон должен был ее успокоить, ну, или как минимум снизить давление со ста семидесяти до ста сорока хотя бы. Ан нет.
- В следующий вторник мы должны отправить на министерскую электронку спектакль. Он должен быть про здоровье. Вот – читайте.
   На стандартном бланке Министерства образования было обозначено, что школьные коллективы пятых тире одиннадцатых классов должны создать постановки под кодовым названием «Театр здоровья» для участия в масштабном республиканском конкурсе.
- И? – задала я вполне резонный вопрос.
- Мы не успеем!.. – прозвучало в ответ с таким надрывом, что Сара Бернар на пару с Комиссаржевской тут же выкинули бы белые флаги.
- Сегодня вечером ждите от меня сценарий, завтра начинаем репетировать. Берем мои девятые, точнее только вэшек и гэшек. А еще точнее весь девятый «в», и Игоря Смирнова из «г». Он у нас будет Лениным… или Луначарским… или блоковским Арчимбаутом...
   Когда у меня появляются идеи, окружающим лучше держать ухо востро, а если это еще и творческие идеи, то близстоящие запросто превращаются в близлежащих, сложенных в аккуратные штабеля из-за впадения в глубокую моральную кому.
   Звонок на нулевой урок спас Людмилу Германовну от всех этих напастей. Последние децибелы сумасшедшей школьной сирены еще довывали в скромном закуточке-аппендиксе, где размещаюсь я и еще пара кабинетов моих коллег, а завуча уже и след простыл – поскакала выискивать новые жертвы, ибо в ее папке из гепатитно-желтого дерматина оставалась еще приличная кипа бумаг с визой директора «К исполнению».
   Нулевым была литература в девятом «в», именно по этой причине я и зафрахтовала их под затею с предстоящей авантюрой. Почему авантюра? По ряду причин. Во-первых, неделя для такой затеи – срок нереальный. Самый дохлый спектаклишко в любом нормальном театре ставят как минимум полгода. Во-вторых, у нас физмат лицей, а не гимназия с гуманитарным уклоном. В-третьих, детям попросту могло быть неинтересно, и они имели полное моральное право послать это дело куда подальше. Было еще в-четвертых, в-пятых, в-двадцатых, короче, математика знает весьма приличное количество чисел.
- Господа лицеисты, доброе утро. Опоздавших не ждем, не тот случай, - так я начала урок в девятом «в». – В течение всей этой недели и небольшого кусочка следующей я буду делать из вас звезд мировой театральной сцены. Мы ставим спектакль!
Дальше началась суматоха, состоящая из гвалта, шума, неразберихи, нытья опоздавших, которым не досталось приличным ролей – короче, процесс пошел. Да еще как! К моему чисто литературному замыслу добавилась идея связать наш балаган с предстоящей Универсиадой, приправить нашим городским колоритом и начать репетиции завтра в 7.30. Никого из моих подопечных не волновали такие «мелочи», как отсутствие вразумительного сценария, общей концепции и материальной базы.

День второй
Среда
  Накануне вечером, в прошедший вторник, домочадцы медленно, но верно сходили с ума от моих бесконечных воплей: «а вот это у Ахматовой», «и здесь выскакивает Есенин и приглашает на танец Айседору», «Маяковским будет Ромка Зайцев, его в третьей сцене закидывают цветами» и так далее до бесконечности. Однако домашние в итоге сценарий одобрили, благо что в нем звучали широко известные имена: Зинаида Гиппиус, Валерий Брюсов, Владимир Маяковский, Сергей Есенин, Анна Ахматова, Марина Цветаева. А про кого, скажите на милость, я еще могла написать. Будучи филологом, а не учителем по ОБЖ, я и призвала на помощь тех, кто был мне ближе всего, то есть русских поэтов первой трети двадцатого века.
   Когда в среду ровно в 7.50 в моем кабинете началась репетиция, я поняла, что мы все-таки взяли верное направление. Народ пришел подготовленный и морально, и физически. Так как роли мы распределили заблаговременно еще вчера, то ребята уже знали фактически все о тех, в кого им предстояло перевоплотиться. Юлечка Авилова, ангельское создание с внешностью куколки Барби и деловой хваткой бультерьера, резонно заметила:
- Моя Зинаида Гиппиус была большой модницей, она выписывала наряды из Парижа и Лондона и никогда не появлялась на публике дважды в одной и той же шляпке.
Насчет шляпки у меня возникли сомнения, но я успокоила девочек, пообещав им шикарные прокатные платья из салона. Чтобы поднять их боевой дух, сказала:
- Сегодня после шестого урока едем за нарядами.
Девчонки после моего заявления заиграли божественно.
С пацанами дело обстояло чуть сложнее. Мужские роли требовали запоминания приличных кусков поэтического текста, а в заучивании стихов не для оценки в электронном журнале мои пролетарии не видели особого смысла. Пришлось хитрить.
- Та-ак! Громозеки, слухайте сюды. Если завтра вы опять будете подглядывать в телефоны, я вместо вас позову девятый «б». Рома, - я обратилась к Маяковскому, то бишь к высоченному нескладному Ромке Зайцеву, - ты вчера по электронке от меня слова своей роли получил?
Он виновато кивнул.
- Про Владимира Владимировича прочитал?
Он закивал активней.
- Помнишь, с каким успехом наш великий пролетарский поэт гастролировал по Америке?
Зайцев посчитал, что можно расслабиться, и кивал, уже улыбаясь.
- Так вот, Роман, я открою тебе страшную тайну: ни в России, ни в Штатах, ни в Европе Маяковский свои стихи в телефон не подглядывал. Более того, он даже в бумажку не смотрел. А знаешь почему?
Класс хихикал, Ромка пристыжено молчал.
- А потому, что Маяковский Вэ Вэ был человеком Искусства, а слово «гаджеты» если и произносил, то всегда по слогам: гад же ты.
Моя последняя реплика, адресованная безответственному Зайцеву, потонула в возмущенно-приветственном реве – в класс пытался незаметно просочиться Костик Котов (наш Брюсов), с появления которого, собственно, и начинался спектакль.
- Я белый шарф искал, - попытался он оправдываться.
- Нашел? – моя слащавая улыбка сбила его с толку.
- А чё, бить не будете? – робко поинтересовался Костик.
- Константин, сколько раз можно говорить, что отвечать вопросом на вопрос невежливо.
- Ну, Вик Виковна, вы же знаете, как далеко я живу. Дальше, чем все здесь, вместе взятые.
Все «вместе взятые» тут же заголосили:
- Идиот, сам-то понял, что сказал?
- Сперва считать научись!
- Всегда опаздываешь!
- А мы ему шляпу приготовили.
Саня Слесарев (Есенин) в брюсовской шляпе на макушке орал громче всех:
- Шляпу не отдам! Пусть в кепончике гарцует! Буржуй!
Пришлось призвать труппу к порядку – раздать им стратегический запас крекеров, сушек и карамелек.
- Куда фантики кидаете? Вон мусорка в углу, из батарей же потом не достанешь, - стыдила мальчишек Катя Малецкая (Анна Андреевна Ахматова).
Выступлением Брюсова сегодняшняя репетиция закончилась, девятый «в» поплелся на физику, а я, благо, что у меня уроки по средам начинались с третьего, пошла к Людмиле Германовне решать вопросы об актовом зале, о видеосъемке и параллельно пытаться выкрасть с биологии Игоря Смирнова из девятого «г». Неудачно у них, конечно, сегодня математика нулевым была, потому что у Надежды Сергеевны отпросить кого-нибудь куда-нибудь когда-нибудь никому еще не удавалось. Ладно, может с биологией повезет, все-таки у девятых классов по этому предмету экзаменов нет.

День третий
Четверг
   Смирнов пришел самый первый. Вчера мы с ним так и не выяснили до конца, кем же он будет: Лениным, Луначарским или блоковским Арчимбаутом. Решили, что его роль в нашей пьесе будет называться скромно, но с достоинством. Так Игорек стал просто Председателем. Кожаная кепка, кургузый пиджачок, маленькая чугунная сковородка моей бабушки в левой руке и отцовский молоток в правой дополнили его образ в самом выигрышном свете. Он стоял на стуле, кричал на девятый «в», изображавший толпу митингующих, и самозабвенно стучал молотком по сковородке:
- Товарищи, призываю вас к порядку, пожалуйста, тише! – это по сценарию. – Да заткнитесь вы уже, уроды! – это от себя.
- Кто председатель? Кто вожатый? Не ты ли, гордый дух с мечом?! – Костик в образе Валерия Брюсова был неотразим.
- Э-э, позвольте, батенька, где же вы у меня меч увидели? - пришепётывая и засовывая большие пальцы за лацканы пиджака, ехидно щурился Игорь. Ага, Владимира Ильича включил, догадалась я.
   Дальше все пошло по накатанной. Где-то в середине репетиции к нам в актовый зал на пару минут заскочила  Людмила Германовна, оценила наряды актрис, взятые напрокат за весьма приличную сумму, покивала в такт танцевальным па госпожи Дункан, шепнула мне про то, что лицейская камера вот уже как полгода в ремонте, и ушуршала.
   Я как режиссер, продюсер, сценарист и педагог объявила получасовой перерыв и села думать, что делать с камерой, оператором и монтажом. Моя съемочная группа пошла в столовую, а я села обзванивать всех, кто имел хоть какое-то отношение к возникшей проблеме. Как ни странно, помог мне в этом деле мой собственный ребенок. У дочери-первокурсницы юридического факультета шла установочная сессия, и беспокоить ее мне даже в голову не пришло. Но она написала смску, где сообщалось, что некая Лия снимет нас на свою профессиональную зеркалку, смонтирует двадцатиминутный фильм (необходимый по условиям конкурса формат) и возьмет за это «всего» пять тысяч. Я не стала вдаваться в подробности, откуда мое чадо узнало о нашей проблеме, ответила, что дам две тысячи аванса, – все деньги, которые были у меня на этот момент в кошельке – если оператор подойдет завтра к двум часам в лицей на съемку.
   После перерыва сытые, полусонные дети играли из рук вон плохо. Алина Гиманова (Марина Цветаева) во время исполнения романса все время путала строки, смущалась из-за ехидных реплик Ахматовой и Гиппиус, в итоге разрыдалась и убежала за кулисы.  Катька Сундукова (Айседора) поссорилась со своим «мужем» Есениным из-за того, что он назвал ее кислотно-розовый, расшитый пайетками танцевальный топ «майкой». Два «пролетария из толпы» (Булат Хамматов и Ярик Мотков) где-то посеяли доверенный им реквизит, кумачовую матерчатую растяжку с яркой белой надписью «Даешь здоровье трудовому народу!!!». А Юлечка Авилова (Гиппиус) наконец-то разглядела, что за пузырек все это время держала в руках. По сценарию она после своих стихов должна была изображать, что закапывает в нос лекарство от насморка.
- А-а-а! Виктория Викторовна, что это за гадость, фу-фу-фу, - она зашвырнула давно уже пустой пузырек куда-то в зрительный зал.
- Госпожа Гиппиус, возьмите себя в руки, - устало сказала я. – Там были капли от кошачьей возбудимости – «Контрасекс» называются. Я их своей кошке капаю, когда она орать начинает. Вот как ты только что. Все-таки догадалась этикетку прочитать, солнце мое. А ничего, что ты второй день подряд это средство себе якобы от насморка в нос заливаешь?
После моих слов изрядно повеселевший народ стал работать значительно лучше. 

 День четвертый
Пятница
  День начался с сюрприза. На репетицию пришла Неля Степановна, наш самый главный завуч. Ей не понравилось. Мы сочли это добрым знаком и дружно решили, что лауреатов-то получим по-любому. С двенадцати до двух прогоняли все сцены одну за другой, посадили в качестве зрителей девятый «б», которому не повезло оказаться в нашей веселой компании из-за неудобного расписания. Они выдавали едкие шуточки и выпендривались, что сыграли бы, мол, в миллион раз лучше. Но по их тщательно замаскированной реакции было видно, что они жутко завидуют, расстроены и сильно обижены на меня за то, что сейчас сидят в зрительном зале, а не блистают там – на сцене. Пришло время съемок, «бэшек» не без труда выставили из зала, позвали Людмилу Германовну и пошли вниз встречать оператора.
   Оператор оказался сюрпризом номер два. Это была не какая-то абстрактная и никому неизвестная Лия. Это была Лиля (в Лию она превратилась из-за моей торопыги-дочери, которая никогда не перечитывает смски перед отправкой). Девочка училась с девятым «в» два года, потом ушла в колледж, а с моим ребенком они были дружны потому, что Лилька жила в соседнем подъезде и они с Динарой, моей принцессой, не один пуд песка съели вместе в дворовой песочнице. Лильке в сети написал Анвар из10 «б», у которого я была классным руководителем. Анвар был нашим фотографом, оператором и массовиком-затейником, а сейчас так некстати отбывал смену для одаренных в области информатики детей в каком-то крутом ай-ти лагере. Лиля сориентировалась быстро и, не имея моего номера, списалась с моей дочерью, предложив свои услуги. Раз уж дело оказалось таким запутанным, я тут же взяла нашего оператора в оборот:
- Сейчас работаем час, максимум полтора, за субботу и воскресенье ты монтируешь фильм, в понедельник показ на редколлегии, приемка, доработка, а во вторник отправляем его в конкурсную комиссию. Плачу тысячу сейчас авансом, и тысячу по окончании работ.
- Так ведь пять тысяч… - робко пытался возразить мне акулёныш шоу-бизнеса.
- Так ведь Гуля может случайно узнать, что ее примерная дочь-паинька курит, - непосвященным поясню, что Гуля- это Лилькина мама, главбух крупного ресторана и очень суровая женщина.
Лилька сникла. Я сжалилась:
- Если все будет в ажуре – пять сотен премиальных. Две с половиной штуки – хорошая шабашка, маме знать необязательно, купишь себе те кроссовки, которые вы всем сообществом уже два месяца обсуждаете. Кстати, ничего себе «кроссы», зачетные.
Теплое воспоминание о кроссовках, по которым Лилька сохла аж с августа, настроило ребенка на рабочий лад.
- Камера, мотор! Кадр первый, дубль первый! – орала Ириша Петрова на весь актовый зал и хлопала двумя деревянными линейками, позаимствованными у доброго Владимира Федоровича, нашего профессора математики.
   
День пятый и шестой
Суббота и воскресенье
   Оказались невероятно сложными, потому что мы с Лилькой убивались у нее дома над монтажом, озвучкой, титрами и тем куском фильма, который всегда идет в комедиях после слова «КОНЕЦ» с самыми смешными моментами съемок. Никогда не думала, что двадцать минут жизни на экране обойдутся мне двадцатью годами жизни в реальности.

День седьмой
Понедельник
Он же «Премьера»
   
   Тот самый кусок, который всегда идет в комедиях после слова «КОНЕЦ» с наиболее смешными моментами съемок, как и ожидалось, имел шумный успех. Вся остальная часть была принята публикой более сдержанно, но все-таки достаточно благосклонно, чтобы наше творение можно было отправлять на конкурс.
- Катя – вылитая Ахматова, те же манеры, та же прическа, - восхищалась Инна Анатольевна, учитель технологии у девочек.
- Сундуковой в таком наряде только в гареме какого-нибудь шейха танцевать, - комментировала как всегда въедливая и скептически настроенная Неля Степановна.
   Весь лицей вообще смотрел фильм по многу раз, обсуждал и так и эдак. Мнение, разумеется, разошлись. Но когда некоторые из критикующих начали потихоньку заглядывать в мой кабинет и невзначай интересоваться, а не планируется ли следующий спектакль, я поняла, что следующий спектакль обязательно будет!