Глава 4. В ночь уходит этот вечер

«Бал окончен, гаснут свечи, вот и кода отзвучала. Но для нас ещё не вечер, если помним мы начало…» – я вприпрыжку бежала в гримёрную, напевая любимый романс. Почему-то мне нравятся эти строки, хотя они посвящены вовсе не артистам балета, а оперным певцам. К тому же, сейчас ничто иное на ум и не приходит, ведь именно эти слова как нельзя лучше передают атмосферу, царящую в театре после премьеры.

Спектакль прошёл на «ура»! После его окончания ко мне подошла Татьяна Павловна и торжественно, с нотками гордости, сказала: «Поздравляю, Дашенька! Вы меня, откровенно говоря, очень удивили! Я впервые за всё время работы с вашей труппой не пожалела о том, что доверила Вам главную роль…»

Как долго я ждала этой похвалы! Как важна она была сейчас для меня!.. Я готова была заплакать от счастья, но не позволила себе этого сделать при своей наставнице.

– Значит, я всё же смогла Вас убедить? – дрожащим голосом спросила я, – И… Это же не последний мой спектакль?

– Глупенькая… – Татьяна Павловна нежно, по-матерински обняла меня.

Женщина прижала меня к себе и, поглаживая по голове, прошептала: «Что ты, дорогая… Всё только начинается!..»

Видимо, мой организм ещё не отошёл от образа Одетты, и гибкий стержень характера не до конца затвердел… Я засмеялась от счастья, и по щеке моей покатилась одинокая слеза. При этом, глаза мои ничего не выражали: ни радости, ни расстройства… Я смотрела на хореографа по-детски наивным взглядом и, в то же время мне было ужасно стыдно за своё поведение. Вдобавок ко всему, я начала краснеть…

Меня просто переполняли эмоции… Артист после спектакля (во вся-ком случае, я) – совершенно беззащитное создание. Этого человека очень легко довести до истерики или заставить долго смеяться над какой-то шут-кой. Как не странно, для меня такое состояние после выступления является абсолютно нормальным и проходит через несколько минут. Наставница «поймала» меня сразу после окончания спектакля, поэтому я ещё не успела привести свои чувства в порядок.

Чтобы моя «душа нараспашку» больше ничего не удружила, я решила как можно скорее скрыться из глаз наставницы.

– Татьяна Павловна!.. Спасибо Вам за всё! – робко пробормотала я и быстро убежала…

***

Я захожу в гримёрную, где Машка уже смыла макияж и принялась расплетать причёску и, неожиданно для себя, нахожу на моём столике огромный букет моих любимых белых хризантем! Я с трудом держу его в руках, но от этого радость от получения презента только увеличивается. Цветы выбирал кто-то очень внимательный и, очевидно, романтичный: хризантема очень похожа на мою пачку! К тому же, незнакомец откуда-то знал, какие цветы лучше преподнести именно мне (дело в том, что раньше у нас с сестрой все-таки было одно отличие: я любила белые хризантемы, а она предпочитала жёлтые розы)…

– Что, у тебя уже и поклонники появились? – язвительно заметила Маша, – И от кого же столь роскошный подарок?

– Вот сейчас и узнаем, – ответила я, разворачивая записку, оказавшуюся в букете.

Сестрёнка с интересом следила за движениями моих рук и буквально замерла, когда увидела текст послания. На кусочке бумаги в виде сердца аккуратно, золотыми чернилами, было выведено: «Дашенька! Поздравляю с дебютом! С любовью, Сергей».

– Предательница… – дыша мне в ухо, сквозь зубы процедила Мария.

Быстро сорвав с вешалки своё пальто, быстро сняв пуанты и надев сапоги, ещё в костюме Одиллии, с полурастрёпанной причёской, Машка стремительно выбежала в холл. Уже через секунду я увидела, как моя сестра появилась на улице. Маша подошла к берёзке и обняла её… Она прижалась к дереву лицом и, казалось, что-то ему говорила…

Мне ужасно жаль было сестру: ей не хватало поддержки, заботы, любви… Даже «новая» Мария продолжала мне верить и надеяться на мою помощь и понимание. А сейчас… Сейчас сестрёнке вдвойне было больно: она решила, что её предали два самых дорогих человека – я и Серёжа. Я по-прежнему избегала Сергея и боялась разговора с ним, но Маша не была в курсе этих событий…

***

Сейчас Марию лучше не трогать… Я по своему опыту знаю, что в такие моменты жизни лучше оставаться наедине с собой…

Поэтому я медленно переодеваюсь и выхожу из гримёрной. Театр спит: ни в одном из помещений уже не горит свет, и от этого обстановка становится ещё более таинственной…

Такой я ещё не видела свою работу. У меня возникает непреодолимое желание осмотреть это ночное здание: оно кажется мне совершенно новым, раннее неизведанным…

«Отчего так бьётся сердце? Вновь заслышало кого-то… Никуда от вас не деться, ненаписанные ноты!..» – снова вспоминаю любимый романс, и какая-то неведомая, но очень могущественная сила тянет меня на сцену… Не в силах преодолеть это рвение, я наспех обуваю пуанты и начинаю танцевать… Танцевать с упоением, наслаждаясь каждым своим па, каждым незначительным движением… Танцевать под никому неизвестную музыку – музыку моей души… Я выступаю перед абсолютно пустым, но, в то же время, полным каких-то невидимых зрителей, залом. Я постоянно ощущаю какую-то подпитку, черпаю силу и вдохновение из некоего источника, увидеть который не дано никому… Я танцую для Её величества Музыки и для Его величества Искусства…

Я спускаюсь со сцены, степенно обхожу партер… Когда я была здесь последний раз? Давно, очень давно.. Я не любовалась артистами из зала уже целую вечность… Сходить бы с сестрой на «Щелкунчика»!

Стараясь не вспоминать счастливое прошлое и «оторваться» от преследующей меня ностальгии, я поспешно выбегаю в холл и направляюсь к выходу.

На улице по-прежнему необычайно красиво: ночь вступила в свои права, и я как будто попала в чёрно-белый фильм… Я иду по сверкающему белому снегу и любуюсь контрастным ему, тёмным небом. Кажется, что я нахожусь на съёмочной площадке и прогуливаюсь среди декораций – настолько немым и неподвижным всё было в эту ночь…

***

И вот я дома. Тихо прохожу в квартиру, чтобы не разбудить сестру, и понимаю Маша не спит – из её комнаты доносятся тяжёлые вздохи, постоянно слышны всхлипывания…

Мария плачет?! Я не помню ни одного случая, чтобы моя сестрёнка дала волю эмоциям! Для радости она всегда была открыта, а вот душевную боль старалась подавлять…

Я видела только одно объяснение происходящему: Машина любовь к Сергею была искренней и очень сильной…

Я заглянула в её комнату: горел свет, «Одиллия! (да, она до сих пор была в костюме!) тихо плакала, глядя в окно… Она, как всегда, была неописуемо красива!

Я, не отрываясь, слежу за ней и не верю своим глазам: по лицу моей сестры только что покатилась чёрная слеза. Чёрная!.. Почему-то после этого Мария стала ещё прекраснее. Сцена, представшая передо мной,  похожа на картину талантливого живописца: девушка плачет от отчаяния, а в глазах её горят огоньки надежды. Черты лица Маши отчего-то сразу стали мягче… Неужели любовь её изменила?