Глава 6. Предательство, бесстрашие и память 1

    Я подошла к самой сложной части своего повествования – описанию боевых операций и диверсий, в которых принимал участие отец. Описания эти сделать не просто, хотя отец о них рассказывал; что-то запомнилось лучше, а что-то похуже. Но, во-первых, с тех пор, как я слышала эти рассказы, прошло более трёх, а иногда четырёх десятков лет. И поскольку я ничего не записывала, очень многое забылось. Во-вторых, когда я слушала вспоминаемые отцом эпизоды, была крайне мало знакома с военной терминологией, поэтому многое из рассказанного мне было непонятно и не воспринималось (например, из какого оружия велась стрельба, мне было абсолютно всё равно). В-третьих, отец хоть и был неплохим рассказчиком, но по истечении двадцати пяти и более лет после войны не всегда и сам мог вспомнить детали давних событий. Гораздо лучше и впечатляюще, как мне кажется, он рассказывал о концлагере, о деталях побега.
     Тем не менее в небольшом архиве отца имеется много публикаций разных лет, разных авторов с описанием в различных вариантах диверсий и боевых действий отряда «Сталинград». В нём также имеются письма Г. Пономарева к отцу, коротенькие заметки, которые писал отец во время и после своей поездки во Францию в 1969 году. Есть боевая характеристика, о которой я уже упоминала. Следует отметить, что некоторые неточности и стилистические погрешности этого документа являются следствием субъективности и неопытности при изложении фактов, а также недостаточности литературных наклонностей у автора – командира отряда. Важное значение при восстановлении хронологии истории отряда «Сталинград» имеют немногочисленные отечественные источники – книги и статьи в периодической печати, изданные в советские времена, содержащие воспоминания очевидцев и подкреплённые архивными документами.
     Но наиболее значимыми являются рапорты командира отряда, написанные непосредственно на месте событий. Хотя они слишком лаконичны, лишены подробностей, содержат некоторые неточности при изложении событий, погрешности в датировке тех или иных эпизодов, иной раз – противоречивы, но это единственные подлинные документы, без которых невозможно было бы составить представление о том, как протекала жизнь этих людей, вырвавшихся из фашистского ада на свободу и боровшихся в чужой, оккупированной стране в отрыве от своей Родины. И, конечно, рапорты командиров групп, в которых более подробно освещаются проводимые операции, уточнены их даты; наравне с рапортами «Жоржа» они позволяют представить ход и детали их проведения и мысленно обозначить происходившие действия на карте.
     Нужно учитывать, что эти документы писались не в комфортной обстановке за письменным столом, а в лесу, в суровых условиях лишений, отсутствии тепла и уюта. Необходимо было заботиться о пропитании, одежде, обуви и хотя бы повседневных минимальных бытовых потребностях. Это была напряжённая жизнь в экстремальной ситуации, когда каждый прожитый день мог оказаться последним. На партизанской базе регулярно дежурили часовые, велось наблюдение за местностью. Тем не менее периодически приходилось срываться и уходить от грозящей опасности. Постоянно добывать оружие, чтобы выполнять свою работу, наносить ущерб оккупантам и защищаться, отстаивая своё право на жизнь. Выживать в жестокой обстановке и самим быть жестокими к врагу, чтобы не погибнуть.
     Очень существенной частью исследований, связанных с деятельностью советских маки, является знакомство с работами французских историков и документами из французских архивов, которые дополняют деталями известные сведения.
     Из всего вышеперечисленного можно составить более-менее правдивое описание некоторых эпизодов определённых временных периодов, правда с небольшой оговоркой: поскольку в перечисленных источниках иногда имеются несколько различающиеся описания одних и тех же событий, иной раз бывает непросто выбрать и отобразить более достоверную версию. А собственная память, где хранятся рассказы отца о далёком боевом прошлом, увы, может подвести.
     В боевой характеристике отца написано, что за время его пребывания в партизанском отряде, он принимал участие более чем в семидесяти операциях (рис. 18). Видимо, это соответствует действительности, поскольку операциями можно считать все действия партизан по нанесению ущерба врагу. Существенную часть деятельности «сталинградцев» составляли диверсии на железных дорогах: в основном методом разборки рельс пускали под откос поезда с военными и иными грузами; с целью нарушения режима транспортных перевозок совершали налёты на железнодорожные станции. Для перебоев в работе предприятий, работавших на военную промышленность рейха, осуществляли повреждения высоковольтных электролиний, электроопор, трансформаторных щитов и пр. Эти действия происходили зачастую без прямых боестолкновений с врагом. Но было также много столкновений с применением оружия: нападения на небольшие группы солдат, немецкие посты, колонны военнослужащих. Помимо того, иногда были задания, до или после выполнения которых группам приходилось вступать в перестрелки с немцами. Например, далее я буду описывать подрыв опор высоковольтной электролинии, при осуществлении которого группа отца дважды натыкалась на гитлеровцев (до диверсии и после) и вынуждена была отбиваться от преследовавшего врага. Поскольку все три эпизода проходили в разных местах и в разные дни, выполнение одного задания как бы разбилось на три самостоятельные, не связанные друг с другом боевые действия.
     Некоторые операции разрабатывал сам отец как командир диверсионной группы и реализовывал со своей группой из пяти человек (отец, Павел Манжин, Александр Кузьмин, Василий Лаврентьев и Николай (Беличенко или Левин).
     Большинство операций разрабатывали совместно Георгий Пономарев и руководители групп Михаил Малышев, Максим Соснин и другие, в том числе и мой отец. Самые крупные боевые операции проводились всем отрядом (позже отрядами), иногда совместно с французскими партизанами. С французской группой «Лорен», в которой находился отец после побега, как я поняла из его рассказов, у макизар была постоянная связь через связных, наверное, не только с этим отрядом. Я решила привести описание некоторых операций, которые запомнились мне по рассказам отца более других. Как я узнала из литературы и из копий рапортов отца, находящихся в архиве музея Вооружённых Сил СССР, они проводились в период с 24 июля до (приблизительно) середины сентября 1944 года, и я буду описывать их в хронологическом порядке. На этих операциях я остановилась ещё и потому, что все они разной сложности – от простых до рискованных и опасных и в какой-то мере отражают разнообразие деятельности партизанского отряда. Некоторые боевые действия отряда, в которых принимал участие отец, я помню очень смутно и не решаюсь их описывать, боясь ошибиться в деталях.
     В этой главе я напишу о двух операциях, осуществлённых в последних числах июля группой отца под его руководством. Ещё о нескольких операциях, проведённых отрядом или его частью, пойдёт рассказ в следующей главе.
     24 июля отец получил задание вместе со своей группой добраться до селения Серкё (Serquex), находящегося в четырёх километрах севернее города Бурбон (Bourbonne). В этом селении располагалась русская казачья часть, и группе отца ставилось задание доставить в эту часть агитационный материал (листовки на русском языке), призывавший казаков сложить оружие и заканчивать войну, которую немцы безнадёжно проигрывают, так как Красная Армия, побеждая врага, наступает с востока, а союзники, высадившись в Нормандии, – с запада. Попутно группе ставилась ещё одна задача: по возможности пополнить запасы боевого арсенала партизанского отряда оружием…
     Здесь я должна прервать рассказ, чтобы информировать читателя о том, почему казачьи части оказались на территории Франции. Непродуманная политика «расказачивания», проводившаяся во время гражданской войны, ошибки, допущенные в период коллективизации, и зачастую неоправданные репрессии 1937–1939 годов привели к тому, что в начале войны на стороне врага оказалась некоторая часть советских граждан. Немецкое командование начало формировать из них воинские подразделения. Но расистская и грабительская политика нацистского руководства по отношению к славянскому населению быстро привела к разочарованию в «освободительной» миссии германских войск. Всё увеличивающееся количество случаев перехода так называемых добровольческих формирований на сторону советских партизан и Красной Армии разозлило Гитлера, и он приказал осенью 1943 года разоружить эти формирования и послать «копать уголёк» [13]. Но командование вермахта предпочло использовать эти войска во Франции, где ожидалась высадка союзников, а часть из них послать в Италию, Данию и Бельгию, поскольку своих войск у них уже не хватало. Так, во Франции к маю 1944 года насчитывалось более семидесяти таких батальонов. Обращались немцы с ними плохо. Необходимого оружия, особенно тяжёлого, не выдавали. Их командир, генерал-майор фон Вертепберг, говорил своим офицерам, что русскому человеку пропитание не требуется, так как он привык питаться древесной корой и кореньями [13].
     Одно из таких казачьих подразделений и оказалось на территории деятельности партизанского отряда «Сталинград». Селение Серкё находилось довольно далеко от базы партизан, около тридцати километров на юг (см. рис. 11). Местность, которую им предстояло пройти, не была сплошь покрыта лесами, необходимо было преодолевать и открытые участки: поля, редколесья, окраины населённых пунктов. Отец говорил, что ребята в его группе были все молодые и тридцать, а при необходимости и более километров за ночь могли преодолеть без больших усилий.
     На задание вышли поздним вечером 23 июля вчетвером (Павел, Василий, Николай и отец; Александр находился на другом объекте). Шли всю ночь с редкими перекурами. К месту подошли ранним утром и, затаившись в небольшом лесном массиве севернее селения, решили провести разведку. Оставив товарищей в лесу, отец подобрался совсем близко к крайним домам. Вскоре он убедился, что в селении действительно находятся казаки. Хотя на солдатах была немецкая форма, но до него отчётливо донеслась русская речь. Отец возвратился к своим, и, коротко посоветовавшись, они пробрались к дороге, которая проходила через Серкё и вела в направлении города Бурбон. На ней группа сделала удобную засаду.
     В девять тридцать на дороге показались три человека в немецкой форме. Двое были вооружены винтовками, а третий, молоденький, почему-то был безоружен.
     Партизаны стремительно выскочили из засады и направили пистолеты на всех троих, причём при этом дико орали по-русски: «Руки вверх!» Ошеломлённые казаки то ли от неожиданности, услышав родную речь, то ли от испуга, поняв, что наткнулись на партизан, подняли руки и мгновенно были разоружены.
     А потом начался вполне мирный разговор. Казаки жаловались на жизнь, на плохое обращение немцев, на безвыходность своего положения. Было видно, что они и в самом деле жалеют о том, что связались с немцами. «Войне скоро конец, – говорил один из них, – гитлеровцы сдадутся в плен, а что ожидает нас?» Ничего определённого отец, конечно, ответить им не мог. Но сказал: «Если сдадитесь, останетесь живы». Из дальнейшей беседы стало ясно, что они готовы сдаться прямо сейчас.
     Отца такой поворот явно озадачил. Пленных нужно караулить, нужно кормить. Обратный путь предстоял неблизкий, причём ребята всю ночь без сна и отдыха находились в пути. Тащить этих троих за собой на партизанскую базу – слишком обременительно, да и рискованно.
     «Проще, конечно, их расстрелять, – подумал отец, – война есть война. Надев ненавистную форму и предав свою родину, они должны были понимать, на что идут. Возможно, расстрел был бы справедливым решением. Но ведь они пленные, а пленных расстреливать не положено. И как быть с листовками? Наверное, войти в селение и начать их раздавать – далеко не лучший вариант». Взглянул ещё раз на приунывших, подавленных мужичков и подумал: «А ведь в целях проведения агитации среди казаков они могут быть полезны». На этом его колебания закончились. Разделив листовки на три стопки и дав каждому по одной, отец решительно сказал: «Вам, казачки, даём важное поручение. Возьмите эти листовки и раздайте в своей части. Да не забудьте рассказать, что советские партизаны своих граждан, добровольно сдавшихся в плен, не убивают. Так что пусть помнят об этом, и в следующий раз сдавайтесь всем составом. Можете идти и выполнять задание, но знайте, что мы из засады пронаблюдаем за его исполнением и проконтролируем. Мы вас запомним и обязательно ещё вернёмся!»
     Казаки поспешно закивали головами, взяли листовки и заспешили в селение
     Отправив группу в заранее условленное место в лесу, по которому они ранним утром шли в Серкё, отец незаметно проследил за тремя разоружёнными казаками. Из-за густых зелёных зарослей кустарника он видел, как трое подошли к большому дому, наверное, служившему казармой, и отдали несколько листовок солдатам, находившимся во дворе. Таким образом, он убедился, что агитационный материал попал по назначению.
     Так было выполнено очередное, сравнительно несложное задание. В партизанский отряд 25 июля было доставлено две немецкие винтовки и 68 патронов к ним. Рапорт о выполнении этого задания, составленный командиром группы тов. Горовым на имя командира отряда товарища «Жоржа», среди других документов отряда находится в музее Вооружённых Сил РФ (рис. 17).
     Вспоминаю, что более полувека тому назад, впервые прочитав боевую характеристику отца, в которой есть слова: «Тов. Горовой в селе Серкю <…> внезапно наскочил на трёх вооружённых немецких солдат (русских, служивших в немецкой армии), которых уничтожили…» (рис. 18), я спросила: «Папа, вы убили этих трёх людей?» И услышала вышеприведённый рассказ. Ещё тогда стало понятно, что, видимо, в характеристике имелось в виду моральное уничтожение. В своей первой книге, изданной в 2013 году, я описала этот эпизод по памяти так, как рассказал отец. Получив недавно рапорты «Жоржа» из музея ВС РФ, с удовольствием прочла описание этого эпизода, полностью соответствующее сохранившемуся в моей памяти: «В Серкю у власовцев отобрано оружие, но их отпустили с тем, чтобы они начали заниматься дезорганизацией в своих отрядах» (рапорт № 9, рис. 22). К сожалению, далеко не все эпизоды из рассказов отца сохранились в памяти так, как этот.
     Лес, в котором в конце июля – в августе базировался отряд, отец называл Жандревильским (по названию одноимённого селения). Это же название – в его рапортах и многочисленных газетных публикациях журналистов, бравших у отца интервью. Лесная зона возле Жандревиля – часть лесного массива, начинающегося в четырёх километрах южнее города Нэфшато, участки леса протягиваются в южном направлении на расстояние двенадцать-шестнадцать километров и пересекаются реками Мёз (Meuse), Музон (Mouzon), Анжер (Anger), Бани (Bany). Они состоят из нескольких смыкающихся одна с другой полос, каждая из которых имеет своё местное название, например лес Шарля (Bois de Charles), южнее этого леса и находится селение Жандревиль (Gendreville).
     В этом обширном лесном массиве макизары, судя по рассказам отца, были как у себя дома: знали, куда ведут все дороги и тропинки, имели удобные места для ночёвок, а в случае опасности могли легко скрыться, запутать следы. База партизанского отряда находилась здесь по меньшей мере в течение месяца. Отсюда группы, а то и весь отряд уходили на выполнение боевых и диверсионных заданий и сюда же возвращались.
     Глядя на представленную выше фотографию из архива Я. М. Блинова, можно разглядеть и понять очень многое. Солнце – в зените, пробивается сквозь густую листву деревьев и заливает ярким светом небольшую поляну. Чуть дымится костерок, в отряде всегда соблюдается осторожность. Трое – командир с двумя помощниками склонились над картами: планируется очередная операция. В объективе камеры семнадцать человек, они явно не позируют. Мельком бросили взгляд на фотографа только двое. Лица у всех настороженные, мрачные. Мне кажется, что я узнаю среди партизан Сергея Ларина, он стоит крайний справа, курит и тревожно всматривается в глубину леса. На костре варится обед, за готовкой присматривает Яков Блинов. Он, наверное, самый пожилой в отряде. Напряжён тревожный взгляд юного гармониста Антона Сарницкого. Я безошибочно узнаю его грустный облик на немногих групповых фотографиях отряда, которыми располагаю; вряд ли его мелодии были весёлыми… Стволом автомата в руках сидящего рядом соседа прикрыто лицо моего папы (третий слева)… Они не знают, что ждёт их завтра, через неделю. Но чётко понимают: чтобы жить, нужно сражаться. Свою борьбу за право жить они называют работой… Некоторые лица хмурые, осунувшиеся, уставшие… Без сомнения, жизнь, полная лишений и опасностей, была тяжелейшим испытанием для этих людей, борьбой за выживание. Но всё же это была свобода, а не унизительное, жалкое, рабское существование под конвоем ненавистного врага в ожидании конца… Они выбрали свой путь и будут идти им до конца… Мгновение жизни, чудом сохранившееся… Кто сделал этот снимок, мы никогда уже не узнаем…
     Через двадцать пять лет после описанных событий, в 1969 году, мой отец по приглашению семьи Мари Даржан, в замужестве Вуарио (рассказ о ней последует далее) и мэрии Жандревиля посетил Францию. Во время своего пребывания в этом небольшом уютном селении отец пешком исходил лес вокруг Жандревиля с намерением отыскать место бывшей партизанской базы. Узнавал некоторые дороги, холмы и речки; холмы за четверть века стали ниже, а реки очень обмелели. Однажды ушёл очень далеко, и ему показалось, что он нашёл место базы партизан. В его дневнике, который он ежедневно вёл во время своей поездки по местам боевого прошлого, есть запись: «Безусловно, точное место, где когда-то отдыхали мои боевые друзья, я не установил – это очень сложная задача, но примерно его определил. Лес молчал, никого там не было. Это был тихий, мирный, хороший лес, где никто никому не угрожал…»

                Продолжение: http://www.proza.ru/2015/06/25/781