10. Мое сопротивление. Эпизод 3. Продолжение

Начался «разбор полетов». Перво-наперво воспитательница переписала себе в блокнот всех, кто не лежал в койках. То есть мою пятерку и пятерку «крысы». Потом занялись помощью рыдающей «крысе». «Крысу» успели отделать хоть и жестоко, но не смертельно. Охранник сбегал за аптечкой, стер ей кровь, продезинфицировал ссадины и просечки, напоил водой, в которую влил что-то успокоительное. Сказал ей, что все страшное кончилось, а что осталось, то со временем само рассосется, что «до свадьбы заживет». И отвел в лазарет, не ради травм, а ради изоляции, пока страсти не улягутся. Но скрыть случившееся от ее родителей было невозможно. У нее тоже был и мобильник и мобильный Интернет на ноутбуке, что вместе с нею в изоляторе и оказался. Весь прикид, как и у большинства гимназисток. В нашей гимназии пансионного режима учатся лишь те, чьим родителям на это дело бешеных бабок не жалко.
Разруливать случившееся с родителями директор поручил воспитательнице Анне Ивановне. Типа, раз твои девки это устроили, тебе и разруливать. Справишься, значит умеешь работать. Не справишься, всех собак на тебя повесим. Школьный юрист и психолог тебя проконсультируют, но париться сама будешь. Решения принимать и выполнять только тебе, как и отвечать за результаты!
Воспиталка Анна Ивановна была бабой умной и в своем деле – опытной. А в силу большого и во многом горького опыта, циничной и безжалостной, как хирург, что в деревне без анестезиолога оперирует. «Самый лучший наркоз – надежная фиксация к операционному столу!» К успехам в учебе своих воспитанниц она относилась тоже по-своему оригинально: «Берегись способных. Откуда ты можешь знать, на что они способны». Как-то в порыве откровенности она процитировала коллегам из древнего китайского трактата:
Сообщник разбойника Чжи спросил:
– Есть ли у разбойников свое учение?
– Разве можно выходить на разбой без учения – ответил Чжи.
– Угадать по ложным слухам, что в доме есть сокровища – мудрость; осуществить грабеж – умение; войти в дом первым – смелость; выйти последним – исполнение долга; разделить добычу поровну – человечность. Без этих пяти ДОБРОДЕТЕЛЕЙ еще никто в Поднебесной не становился большим разбойником.
Отсюда видно, что если без учения мудрецов нельзя стать добрым человеком, то без учения мудрецов нельзя стать и успешным разбойником. НО добрых людей в Поднебесной мало, а не добрых много. Поэтому польза, которую приносят Поднебесной мудрецы, невелика, а вред – велик. Поэтому и говорится: «Когда рождается мудрец, появляется и великий разбойник»…
Этим Анна Ивановна дала понять Учителям, что у них и у Воспитателей интересы разные. Учителей оценивают по знаниям, которые они сумели дать своим ученикам. То есть по оценкам их учеников. А Воспитателей оценивают по отсутствию нарушений у их воспитанников. А это совсем не одно и то же!
Так что Анна Ивановна делать снисхождение Верке Саврасовой, мне грешной, за успехи в учебе не собиралась. Более того, она считала эту ученицу потенциальным источником проблем. ПИН-ом, если ботать по фене саентологов. И все по причине непростого характера этой ученицы. Анна Ивановна была в курсе ее выходок еще до того, как Верка Саврасова была передана ей в качестве одной из воспитанниц. Уже тогда Анне Ивановне не казались забавными ее выходки. Ее совсем не позабавило, что прямо с порога гимназии эта девочка потребовала от ее первого воспитателя, добрейшего Соломона Моисеевича, чтобы он ее высек для ознакомления с ответственностью за нарушения дисциплины. Ей, видишь ли, сам директор рекомендовал обратить внимание на Комплекс помещений для исполнения дисциплинарных взысканий! Вот она и просит ее ознакомить, предметно и как следует. Тоже мне юмористка нашлась! Жаль, что тогда добрейший Моисей Соломонович не нашел нужным доказать дерзкой девчонке, что расплата за такие шутки ей не по силам! Тогда бы она не отмочила хохму на костюмированном уроке античной истории, точнее уже после урока. Ей было назначено десять ударов розгами, за то, что спровоцировала порку прямо на уроке двух других участников, изображавших учеников римской школы. Так эта дерзкая ученица сумела уговорить этих своих школьных товарищей, чтобы ее высекли они сами. Без участия и даже без присутствия педагога! Причем с записью порки на видео, которое она отослала родителям и предъявила учителю, заявив, что якобы она проявила сознательную дисциплину. Зря тогда историк повелся на ее хохму и сам не высек, как следует всех троих за такое своеволие!
А как она изощренно выражается?! Сникерс тебе в проктор по самый гэмбл, олби дистрибаный! Херши ты мычишь, как милки вэй! Жуй свой лучший в мире хершес и будешь сто лет орать звукам настоящей Америки, дирол тебе в рот с ксилитом и мочевиной! Почувствуй вкус настоящей Америки! И ведь невозможно обвинить ее в матерщине, хоть это и звучит, как самый настоящий мат перемат! Она с цитатами доказала, что здесь нет ни одного нецензурного слова, только слоганы из рекламы. И вообще это у нее не ругательства, а антирекламный юмор и сатира на западную рекламу. Вот только воспитателям так и хочется за такой юмор всыпать юмористке дюжину хитачи. Раз не хочет напрячь свой пеньтиум и почесать в затылке, то пусть почешет себе то место, которым она думает, когда так юморит. Это, если выражаться ее же юмором. А если без юмора, то пришлось этой самой Верке Саврасовой одно немалое безобразие без достойной порки оставить. Оставить за обещание не юморить таким образом до конца четверти. Пусть теперь только посмеет нарушить! Всыплю тогда ей три дюжины хитачи за то прошлое безобразие! Вот ведь, и сама повелась на ее юмор! Надо следить за своими эмоциями! А то невзначай ляпнешь своим воспитанницам: «Ну, что, Барби дистрибаные?...» Ведь вмиг подхватят и разнесут! А то и кличку типа «Барби дистрибаная» своей воспитательнице приклеят.
А вот теперь эта Верка каким-то образом в истязании той гимназистки замешана. Чую, что без нее это происшествие не обошлось. Вот только каково ее участие в нем? На видео с камеры наблюдения, что в их спальне, она в истязании не участвует. Да и нельзя никому предъявлять это видео! Не признаваться же, что дежурные воспитатели подсматривают за девочками в спальне! Да еще и записывают на видео! А чем бы это происшествие могло закончиться, если бы не подсматривали? Подумать страшно. Жаль, что, задремал дежурный воспитатель у монитора, не пробдел все с самого начала! Бывает! Но сейчас надо в первую очередь это все с родителями разрулить. Без обращения в милицию. Крыса сразу из лазарета им такую картинку послала… Надо подготовить убедительные доводы, что это не в их интересах и заручиться их согласием, что надо ограничиться одними нашими дисциплинарными мерами.
С задачей договориться с родителями Анна Ивановна успешно справилась. Родителям выпоротой «крысы» позвонила сама и первой, не дожидаясь их реакции. Сообщила, что на их дочь было совершено нападение ее одноклассниками, но благодаря бдительности охраны и системе безопасности все обошлось. Хотя их дочери малость досталось, но ничего опасного для жизни и здоровья нет. Полученные их дочкой травмы незначительны, медицинская помощь оказана. По голове не били, ничем острым не кололи. Подозреваемые в нападении выявлены. Сейчас выясняются мотивы нападения и роль каждого из участников для строгого и справедливого наказания. Затем она обзванивала родителей девочек, принимавших участие в истязании. Каждому из них она сообщала, что их дочь принимала участие в истязании одноклассницы. Какое именно участие пока выясняется самими педагогами без обращения в милицию. Но если с родителями пострадавшей девочки договориться не удастся, то придется сообщать о случившемся в милицию, хотя это и не в интересах ни гимназии, ни самих девочек, ни их родителей: статью 117 УК еще никто не отменял. Чтобы такого не произошло, она просит родителей подозреваемых девочек дать прямо сейчас хотя бы устное согласие на суровое наказание их дочерей в соответствии с тяжестью их вины после того, как будет выяснено, в чем конкретно состояло участие их дочерей в этом происшествии. Это необходимо для того, чтобы договориться с родителями пострадавшей девочки, чтобы те согласились не привлекать к расследованию милицию и ограничиться применением к виновным обычных наказаний, принятых в гимназии. А если прямым текстом, то согласиться на суровую порку их дочерей, если будет установлена их вина. Это позволит избежать в их биографии события типа «находилась под следствием», или «принимала участие…», или в худшем случае «привлекалась к уголовной ответственности за…» Попросила родителей срочно позвонить своим дочерям и уговорить их честно рассказать, как все было, взамен на обещание не передавать происшествие в органы дознания. Грамотно проведя переговоры, Анна Ивановна убедила родителей согласиться на то, что расследование происшествия, выявление и наказание негодниц будет выполнено педагогами гимназии. Теперь ей осталось заручиться согласием на это только родителей жертвы. Она позвонила им еще раз, сказала, что при обращении в милицию гимназистки, напавшие на их дочь, отделаются легким испугом, что максимум, что им грозит, это постановка на учет в комиссии по делам несовершеннолетних, так как ответственность по статье 117 наступает с 21 года, да и скорее всего, при наличии фотографии крысы после порки будет статья 116! Так что если родители жертвы не будут настаивать на заявлении в милицию, то эти хулиганки будут выпороты так, что им мало не покажется, и запомнится надолго. В результате грамотных переговоров с родителями она добилась их согласия на расследование ЧП и расправу над виновницами педагогами самой гимназии, без обращения в милицию. Теперь она могла заняться самими виновницами ЧП.

Расследование Анна Ивановна начала с допроса Галки Рохлевой. Я, как увидела, что ее на Комплекс повели, сразу поняла: добром этот поход не окончится! Потом, вытирая подруге слезы, я узнала, что там было!
 Для начала Анна Ивановна напомнила о назначенной ей порке и отложенной до ближайшего нарушения. Процитировала ей ее Объяснительную Записку покаянного содержания с обещаниями больше не допускать нарушения и добросовестно выполнять свои обязанности старосты, Устав гимназии и распоряжения воспитателей и учителей. Процитировала ее просьбу поверить ее честному слову и не наказывать. В общем, в моральном плане опустила ее «ниже плинтуса». Затем начала психологическую пытку. Потребовала от Галки ответить на вопрос, будет ли она что-либо делать для исправления или надо ставить вопрос об отчислении ее из гимназии и передаче дальнейшего разбирательства в милицию. Добившись ответа, что Галка готова сейчас сделать все, что только возможно, потребовала от Галки самой дать оценку ее собственному поведению. Пресекла попытки отделаться ответами типа «я поступила плохо», заставив ответить, в чем именно состояло ее «плохо». Еще раз добилась ответа на вопрос, готова ли Галка что-то делать для выхода из того положения, в которое она поставила и себя и свою воспитательницу и гимназию. И сказала что для разруливания того, что произошло по ее вине, потребуются не только желания гимназистки Галины Рохлевой, но ее воспитателя, Анны Ивановны, и Директора гимназии. А для этого им надо точно знать, что именно и почему произошло, чтобы найти выход из крайне нехорошего положения. Короче, вооружившись резиновым жгутом Эcмарха из здравпункта, потребовала от Галки честно рассказать, как все было. Заверив Галку, что не намерена усугублять ничье положение, а наоборот хочет выйти из него с минимальными последствиями, она с помощью жгута добилась, чтобы Галка рассказала ВСЕ. В том числе и про аудиозапись разговора «крысы» со своей воспитательницей. Таким образом, Анне Ивановне стала известна и роль в этом ЧП Верки Саврасовой, старосты другой пятерки. И тут я поняла, что влипла! И судить подругу после такой обработки не могу! Она честно мне все сама рассказала! Сделать бы мне выводы, пока не поздно! Добившись от Галки Рохлевой устных показаний, Анна Ивановна потребовала от нее написать это все на бумаге. Она несколько раз перечитывала написанное Галкой с требованием переписать, добавив в текст не упомянутые там факты: «А ты только что еще и про то говорила.… Перепиши и не забудь написать! И ошибки исправь, если снова со жгутом познакомиться не хочешь!». Галка только и стоять-то и может! В общем, довела Галку до полного изнеможения. Мы с девочками ей компрессы на попу ставили, и утешали, как могли. А она лежит и тихонечко плачет: предавала я вас, девочки! Не выдержала! Ее кстати, никто крысой и назвать не посмел!
Закончив с Галкой Рохлевой, Анна Ивановна тем же способом запытала до полного изнеможения всех трех девочек из ее пятерки, поровших «крысу». Правда, жгут им только показывали, объясняя, что с его помощью все равно все узнают, но как наказание он не зачтется! Им тоже пришлось сначала рассказать устно, а потом несколько раз переписывать свои показания. Теперь можно было приступать к самому главному и трудному: заставить рассказать, как все было на самом деле Верку Саврасову, старосту другой пятерки. Проблема была в том, что обвинить ее в чем либо было совсем не просто. Кроме того, что она подслушала разговор «крысы» с воспитательницей, записала его на диктофон и дала прослушать старосте другой пятерки. Но это только со слов Галки Рохлевой. Других улик против Верки Саврасовой у Анны Ивановны не было. Но девочка, даже зная о способах следствия, не приняла мер для собственной безопасности! На что рассчитывала – не понятно! А на самом деле Вера здраво рассудила: если помилуют преподаватели – значит, крысой посчитают свои!
Как и ожидала Анна Ивановна, Верка Саврасова ушла в глухую несознанку, показания Галки Рохлевой отвергла даже на очной ставке. Нахально заявила, что ей нет дел до учениц из других пятерок, что ей и со своими девочками забот хватает, и что она не несет ответственности за чужие грехи. А что касается участия в драке ее самой и ее девочек, то она просто вступилась за жертву, чтобы не задушили до смерти или не запороли до потери сознания. А если ей не верят, то пусть просмотрят видеозапись из спального помещения. Про видеозапись из девчачьей спальни Верка ляпнула просто так, по причине дерзости, но Анна Ивановна от неожиданности ответила: «А вот про это ты знать не можешь!», чем и подтвердила Веркину догадку.
Озлившись на себя за оплошность, она еще больше захотела крепко высечь эту дерзкую девчонку. В принципе ей хватало показаний остальных девочек и аудио файла с ноутбука Галины Рохлевой для того, чтобы обосновать роль Саврасовой как провокатора и зачинщицы этого происшествия, но Анна Ивановна хотела полного изобличения и признаний от самой Саврасовой. И жгут Эсмарха девочку не впечатлил! А вот электроника подвела! И не в ней, навороченной, дело, а в хозяйке!
Верно говорят, что глупость удовольствие дорогое. Особенно хорошо это понимаешь, когда за нее расплачиваться приходится. Ну, кто мне, Верке Саврасовой, мешал как следует позаботиться, чтобы на моем ноутбуке установить софт для уничтожения или надежного сокрытия файлов, что для чужих глаз не предназначены!? А я даже со своего флэш плейера аудио файл, где «крыса» с воспиталкой про меня травит, и то не стерла! Вот и вывела меня Анна Ивановна на чистую воду, вот и пришлось мне моей задницей за глупую голову расплачиваться! Для начала Анна Ивановна от меня Объяснительную Записку потребовала. Ну, я написала то, что ей и без меня уже стало известно. А как я сделала запись ее разговора с «крысой» писать отказалась. Она меня заставила переписать. Я потребовала свой ноутбук, набрала на нем текст и предъявила его Анне Ивановне. Вот, просмотрите и скажите, что вас не устраивает. Я отредактирую. А переписывать от руки одно и то же я отказываюсь. После нескольких редактирований скинула файл на ее флэшку, попросила распечатать и дать мне на подпись. В тексте пришлось написать, что свои действия по выявлению тайного канала получения о нас конфиденциальной инфы считаю обоснованными. Это ей мой ответ на вопрос, как я сама теперь оцениваю свои действия. Что о случившемся сожалею. Это ей на вопрос, что я думаю о последствиях своих действий. А вместо покаяний написала, что оправдываться не буду и готова нести ответственность за свои действия и их последствия в соответствии с Дисциплинарным Уставом гимназии, поскольку надеюсь на объективность и справедливость. Это то, что пришлось написать на ее вопрос, раскаиваюсь ли я в содеянном.
Анна Ивановна не придумала ничего, кроме слов: «И с чего ты такая?». Я ответила, что сами такой воспитали в своем коллективе «пансионного режима». Она ответила, что постарается меня убедить, что моя сознательная конфронтация с воспитателями мне не по силам. Я ответила, что только поэтому и подчиняюсь требованиям их Режима.
– Чего ты хочешь добиться, Саврасова?
– Хочу научиться в пределах возможного грамотно защищать свои интересы и личное достоинство!
На этом базар, слава богу, закончился.
Анна Ивановна правом пороть воспитанниц за всякие нарушения не злоупотребляла. Жгут Эсмарха только одной и достался! По собственному негативному опыту она знала, что хоть и не все, но очень многие воспитанницы довольно быстро к розгам привыкают, как микробы к антибиотикам, и опасаться их перестают. Поэтому старалась пороть так, чтобы страха хотя бы до конца четверти хватало. А для такой порки требовалось иметь очень веские причины. Кое-какие приемы Анна Ивановна для этого наработала. Например, она относительно легко соглашалась отложить порку до следующего нарушения в обмен на Объяснительную записку покаянного содержания с честным словом «я больше так не буду», и с предупреждением, что всыплет вдвое, если все-таки нарушение произойдет. А когда невыполненных обещаний накапливалось на изрядную порку, она провинившуюся беспощадно секла за неумение держать данное слово даже под угрозой сурового наказания. И вообще для себя она считала, что если кого из воспитанниц пришлось пороть больше одного раза за четверть, значит, она не вполне справилась со своими обязанностями воспитателя. Так что попасть к Анне Ивановне «под раздачу» становилось таким событием, которое ее воспитанницам запоминалось надолго. И она всеми силами этого добивалась. Несмотря на то, что руководство гимназии в частном порядке просило ее не зверствовать и напоминало о ее личной ответственности за возможные негативные последствия.
В этот раз Анна Ивановна решила, что виновницам ЧП она устоит не наказание, а отучение, Она решила надолго вбить в их подкорки отвращение брать в руки розги. Она их выдерет так, чтобы на себе узнали, что такое нестерпимая боль, ужас, беспомощность, унижение. Помереть под розгами у нее эти негодницы – не помрут, но ужас в подсознание она им впечатает. По крайней мере, очень постарается. Но в таком деле свою позицию важно подкрепить бюрократическими решениями. Поэтому Анна Ивановна, доложив директору результаты своей работы, обосновала ему необходимость вынести обсуждение ЧП на педсовет. Пусть все педагоги выскажутся и примут на себя ответственность за решение о суровом наказании виновных, и об отказе от обращения в милицию. Будет хоть и не шибко крепкая, но какая ни на есть круговая порука.
Поскольку задача разрулить случившееся оставалась на Анне Ивановне, то директор решил согласиться с ее доводами, напомнив, что независимо от мнения педагогов ответственность за результаты лежит лично на Анне Ивановне. Но сам он, директор, окажет ей максимальную возможную помощь. Он собрал педсовет, объявил, что об обстоятельствах ЧП доложит Анна Ивановна. Что она и сделала. Потом директор дал время «террариуму единомышленников» потрепать Анну Ивановну ехидными вопросами типа, не является ли, по ее мнению, причиной ЧП ее педагогические методы? На это Анна Ивановна попросила назвать случаи, когда она перед приведением в исполнение уже наложенных на нарушительниц ТН не использовала все «гуманные» методы воздействия, а директор потребовал от вопрошавших дать ответ на этот вопрос. Ограничив, таким образом, трепку Анны Ивановны, директор изложил проблемы, возникшие у гимназии из-за этого ЧП, не забыв сказать, что причиной проблемы, несомненно, являются профессиональные просчеты Анны Ивановны. А о собственном решении вводить систему старост и доносов он деликатно умолчал. Потом потребовал по очереди от каждого из присутствовавших дать конкретные ответы, как выходить из создавшегося положения. При этом он пресекал попытки выступавших говорить типа «раньше надо было…» и требовал от них конкретных предложений типа «что надо делать теперь, чтобы выйти из создавшегося положения». В результате он наглядно всем показал, что идей у них не густо, и со словами: «А что нам скажет сама Анна Ивановна», дал ей слово.
Анна Ивановна рассказала о своих переговорах с родителями и участниц истязания и с родителями жертвы. Сказала, что есть шансы обойтись без огласки ЧП за пределами гимназии, если виновниц истязания как следует выпороть, естественно в пределах допустимого по воздействию на тело и психику.
Наказание нужно выполнить так, чтобы с одной стороны оно стало для этих негодниц событием жизни, а с другой надо обеспечить, чтобы наказанные девочки не сочли его несправедливым. Типа надо их убедить, что их не просто беспощадно высекли, но и тем самым спасли от уголовного преследования за истязание одноклассницы. Со всеми вытекающими из этого последствиями для их дальнейшей судьбы. И поэтому она Анна Ивановна просит вызвать виновниц ЧП на педсовет для серьезного разговора на эту тему. Педагоги радостно согласились Анне Ивановне «помочь» ни за что конкретно не отвечая. После чего девочек, вызванных на педсовет, сначала дружно запугали неминуемым привлечением к ответственности, вплоть до уголовной, и последствиями, которые она окажет на их дальнейшую судьбу. Еще раз добились от них заявлений, что они готовы понести сколь угодно суровое наказание, только бы не привлекать милицию, и обещаний, что никогда ничего подобного не повторится.