Бой

               



      Я лежал в наспех вырытой ямке, дыша спертым противным воздухом, пропитаным гарью и смрадом смерти. Я боялся только одного, как бы осколками гранитного булыжника не посекло глаза. Иначе точно смерть. Без глаз – это точно. Чуть сзади меня, молодой полковник, не помню его фамилию, да и не важна она была мне тогда, подтаскивал, лежа на спине, ящик со снарядами для миномета. Я понимал его, полковнику было намного хуже, чем мне. У него, в наспех мной перевязанной ноге, сидела то ли пуля, то ли осколок от гранаты. А вокруг в самых страшных позах лежали убитые бойцы этого блокпоста. Нас было только двое. И нам было страшно.  Страх это не слабость человеческая, особенно на войне. Это чувство, которое зачастую помогает выжить. Обостряются все, до поры спрятанные внутри тебя резервы, у тебя появляется как бы третий глаз, обостряется чутье и реакция становится как у кошки. Ты начинаешь мгновенно реагировать на малейшие изменения в окружающей обстановке. Организм весь до последней клеточки включает внутреннюю защиту. Я никогда не бравировал своей храбростью. Это был страх – подавляющий трусость и поднимающий жажду к жизни.
   И все-таки. Я больше беспокоился остаться без глаз. Мне не давало покоя воспоминание, как новоиспеченный лейтенант в своем первом и последнем бою, в который нам пришлось недавно вступить, вдруг схватился руками за окровавленое лицо, дико закричал и начал во весь рост метаться по склону.
- Ложись лейтенант, ложись мать твою! – кричал я ему. Но он никак не реагировал на мои истошные крики и продолжал выть как раненый зверь, размазывая кровь по своему лицу. Вдруг вздрогнув всем телом, он неуклюже упал на песок, разбросав руки. Когда я подполз к нему, на меня глядели пустые черные глазницы выбитых глаз.
   - Только не глаза, только не глаза – шептал я самому себе, натягивая сильнее на голову армейскую панаму, словно она могла меня защитить.
- Сержант, помоги – раздался за спиной свистящий с придыханием тяжелый хриплый голос полковника. Я помог ему подтащить ставший очень тяжелым для раненого, ящик со снарядами для одного из двух оставшихся на высоте армейских минометов. Постоянно меняя местоположение, я, рывками перескакивая с места на место, вел огонь по наседающим «духам». То с ручного пулемета, то из автомата, то из миномета с которым  справляться мне по мере возможности помогал полковник. Пусть думаю, что нас здесь еще много. Поддержку вызвать не имели возможности, так как рация лежала у блиндажа вся искореженная взрывом. Что-то такое, доселе неизвестное, обволакивало все мое сознание. Мыслей о смерти и пленении не было. Я знал, почему-то очень отчетливо, что мы – будем жить. Подсознание, ранее дремавшее в моей голове, отчетливо стучало по вискам – жить, жить, жить. Это только очередной эпизод твоей бесшабашной жизни.
  И  вдруг наступила тишина, такая звенящая, давящая на уши.
   - Неужели ушли? – оглянулся я на лежащего рядом полковника, - или перекуривают, набираясь сил?
   - Вряд ли ушли, ведь скоро пойдет колонна из России – прохрипел полковник и вырубился, потеряв сознание. Плохо ему, ой как плохо. Наркотик из аптечки, немного поддержал его, но видимо потеря крови все-равно дала о себе знать. И я ничем ему больше не мог помочь. И от бессилия хотелось плакать. И, правда у меня закапали слезы. Видимо нервная система начала давать сбой.
   И тут послышался далекий рокот вертушек. С каждой секундой нарастая, скоро перешел отчетливый гул. По всему склону вздыбилась земля.
   - Блин, не хватало еще погибнуть от своих же снарядов, - матерился я, вжимаясь как мог в каменистую почву.
   Опорожнив боезапас, вертушки улетели. «Духи», кто остался в живых, видимо тоже уползли. Хотя после такого плотного авианалета вряд ли кто жив остался. А нас забыли. Видимо посчитали, что блокпост давно уничтожен и все погибли. Ну что ж, бывает и такое на войне.
   Взвалив на спину полковника, я потащил его вниз, к серпантину дороги. Ведь если были вертушки, значит, и разведка должна подойти, хотя не факт. Но все-равно, падая, скрипя зубами и плача, видимо от счастья, целенаправленно тащил, незнакомого мне, но ставшего родным, полковника, вниз, к дороге.
 
    Я сидел, в тени у обрывистого края дороги, полковник лежал рядом, уронив голову на мою панаму, которую я заботливо подложил ему. Временами, приходя в сознание, он приподнимал голову, что-то неразборчиво шепча. Очень хотелось пить, губы потрескались, а в глазах мерцали огни, сменяя миражи. Я видел воду, много воды, целое море. Вдруг полковник отчетливо произнес:
   - Сержант, запомни – я полковник Шепелев, Виктор Андреевич. Останусь жив, буду ходатайствовать о присвоении тебе правительственной награды – звезды героя. Оставь свои данные в моей полевой сумке.
   - Да, ладно, Виктор Андреевич, главное мы с тобой живы, а это самая главная награда в жизни.
Полковник кивнул и снова впал в забытье.
 
    Потом подошли наши БМП, полковника, так и не пришедшего в сознание, осторожно погрузили в десантный отсек. Я продолжил движение на броне. Видимо снова сработало чувство страха, сгореть в замкнутом пространстве. Данные свои, я все-таки, на вырванном из записной книжки, листке, положил полковнику – Виктору Андреевичу Шепелеву, в его внутренний карман защитного комбинезона.
   
     Много позже я случайно узнал, что полковник Шепелев погиб. А мне кажется, что его просто не успели доставить до госпиталя. Майор из особого отдела, довольно ясно дал понять, что я здесь по контракту зарабатываю деньги и награды не для меня. Вот сука! Обидно, за таких вот ретивых штабных вояк.