Глава 2. Второй код

А во-вторых, на прошлой неделе расшифровали второй код. Поздним вечером из главной лаборатории, где разместились все ученые, которым уже не было нужды перемещаться туда-сюда без надобности, пришло, а точнее прибежало открытие.
Второй код расшифрован. Без малого два десятилетия бились шифровальщики. И вот теперь на проверку будет выдан новый ключ, новая надежда. Для штатного состава спецпроекта, и, безусловно, для министерства, это событие по качеству возбуждения относилось к разряду Нового Года посредине лета.
Откровенно говоря, теперь вели себя умеренно. Перед первыми тестами постарались снизить ожидаемый запрос на открытия. Ну, в общем, рассудили, что не стоит ждать вообще ничего. Соолен за долгие годы облюбовал политику полной закрытости на любые словесные мольбы и технические выходки испытателей.
Поэтому, к тестам нового кода отнеслись холодно и расчетливо. Артомонов высвободил из под повседневных рутинных обязанностей четверых сотрудников. В том числе меня и Григория Тельнова. Я был вызван из "спецотдела напополам", Тельнов из ЧС (со времен Чирука названия эти отделы не поменялись). И еще двое - Полтавский и знакомый вам по первой части спортсмен Самсонов, который, не взирая на странный инцидент с несчастным Афанасьевым, порешил всецело посвятить себя спецпроекту "темные времена". Правда, стал он помимо спорта на удивление внимательно изучать физику и психологию, в особенности его интересовала темная материя и теория струн.
Мы, надо заметить, осваиваясь, затем привыкая, а потом уже и накрепко свыкнувшись с монотонной проектной деятельностью, могли посвятить себя изучение наук, благо Центральная Лаборатория располагалась в нашем здании. Так, что помимо обязательной бумажной работы и муштре новичков, мы успевали беседовать с научными сотрудниками из высших, так сказать эшелонов, баловать себя обсуждением самых передовых непроверенных теорий, а иногда даже имели доступ к самым прогрессивным из технически премудрых образцов. Частенько вечером собирались с Конягиным и Павелихиным наслушаться новых идей Андрея Степановича Конягина и посочувствовать разочарованиям Дмитрия Петровича Павелихина.
Последний сперва всё клял на чем свет стоит непримиримое затворничество Соолена, а затем углубился в изучения каких-то галапагосских червей, благо, что Соолен, замурованный, как девственница, оставлял много времени на иной досуг. Андрей Степанович же, в свою очередь писал уже не первый том исследований на предмет моделей функционирования Соолена, и до сих пор утверждал, что как только мы узнаем суть самого места, тут же раскроются все тайны. Никто не спорил со знаменитым теперь уже доктором психологии, да и спорить-то, пожалуй, было нечем. Самсонов присоединялся к нашим вечерним дискуссиям все чаще, пока не стал ярым завсегдатаем, поднаторев в физики, метафизике, и, что немаловажно, в искусстве вести диалог, что особенно поначалу раздражало Андрей Степановича. Однако, впоследствии, он проявлял к фигуре Самсонова чрезвычайное любопытство, наверняка из-за того, что наша компания затруднялась предъявлять интересны аргументы или вообще утомлялась обсуждать и оспаривать жизнь и философию "непонятно чего", Самсонов же, напротив, был не только любознателен и внимателен к речам Конягина, но и постепенно стал выступать неплохим собеседником, да и вообще, антагонистом. Конягин засел было за физику, но... в итоге научился обходиться в разговоре с Самсоновым терминами экзистенциализма.
Я, Тельнов, Самсонов и Полтавский были вызваны (редкий случай) на беседу к Артомонову, который всего-то и нашелся, что сказать:
- Прошу коллектив испытателей максимально придерживаться устава, соблюдать все правила и нормы для первых перемещений, а также внутренний порядок, установленный во всех отделениях Главного Офиса. Кроме того, не забудьте заполнять формуляры по отбытии и прибытии. Всё.
Таким сухим отеческим напутствием была выложена наша неизвестного пока цвета кирпичная дорога с непроверенным ещё ключом от (как мы каждый внутренне надеялись) ворот Изумрудного Города.