Джемаа-эль-Фна или Площадь мертвых

Ранее http://www.proza.ru/2015/06/20/85



Оставив вещи в отеле, расположенном в европейской части города, супруги отправились в медину, средневековую обитель арабов. Дома их отличались плоскими крышами в мавританском стиле.

В шесть часов вечера случился закат. Солнце не садилось, как на Севере, а падало стремительно из черной тучи, как поверженное неведомым воином диковинное животное. Айно представила, вот небесный факир одним движением вырвал из черной пасти огромного змея горящее жало и спрятал его за минарет, а потом и за Атласские горы, чтобы в мире наступила тьма и началась особая ночная жизнь. В этой непроглядной тьме не было ни звезд, ни месяца. На базаре, на Площади мертвых, вспыхивающие и гаснущие огни, нарастающий и затихающий шум создавали фееричную обстановку.

Название Джемаа-эль-Фна в переводе с арабского означает «площадь мертвых»: вплоть до XIX века именно здесь расправлялись с преступниками. Султаны и халифы устраивали публичные казни мятежникам и христианам, оказавшимся в плену. Отрубленные головы неделями скалились на зевак с зубцов красных стен города.

Красно-охровый цвет - визитная карточка Марракеша. Название этого города послужило начальной формой для названия всей страны, ведь Марокко – это искаженное  французами слово. В Иране, Таджикистане и других древних странах по-прежнему королевство называют Марракешем.

В 1929 году, когда Айно и Оскар Каллас путешествовали по Марокко, городская площадь почти не отличалась от современной. Те же многочисленные разноцветные горки с овощами, фруктами, плетеными изделиями. Уже тогда процветал ”блошиный рынок” или барахолка. Продавали подержанные вещи, обменивались одеждой и предметами быта. До глубокой ночи работали здесь зазывалы, актеры, заклинатели змей, рисовальщики хной, рассказчики сказок и певцы с танцорами. Одновременно с развлечениями на площади лечили, приводили в порядок всех желающих как внешне, так и внутренне. Врачи пользовали, цирюльники брили, стригли, причесывали, знахари ставили медные рожки. На Джемаа-эль-Фна располагались городская администрация, почта, меллахин (еврейский район), автобусная остановка, уличные кафе, место стоянки для авто и извозчиков. Ночью африканские барабаны снимали лоск цивилизации, и первобытный хаос овладевал живыми на площади мертвых.

Айно, прекрасно знавшая мифологию саамов и эстов, сравнивала марокканскую вакханалию с пробуждением Маналы, царства мертвых. То, что северные нойды и балтийские ведьмы плясали под африканские мелодии, еще больше веселило, подогревая интерес к экзотическим обычаям. Зловещая история оживала, и Каллас задавалась вопросом: ”Может, тысячи казненных оживают по ночам, проклиная своих мучителей и прося о чем-то тех, кто не был виновен в их смерти?”

Древние промыслы процветали на базарной площади, останавливая время. Разносчики воды, как и давным-давно, в дохристианскую эпоху, предлагали за небольшую плату жаждущим напиться из медных кружек, привязанных к поясу. Помимо кружек водоносы обзаводились  колокольчиками, чтобы по их звону люди могли определить, где находится продавец воды.
 
Айно увидела пятерку людей, идущих друг за дружкой по цепочке. Так издревле ходили  слепые с поводырем.  Мадам  наблюдала за таинством укротителя змей, сумевшего выпросить не одну пятифранковую бумажку у восхищенных зрителей. Понравилось ей и выступление немолодого, но крепкого африканца, лежавшего обнаженной спиной на стекле и не поранившегося. Многочисленные шрамы на смуглой коже служили лишь украшением. Чтобы удостовериться в чистоте эксперимента, Каллас  подняла с земли осколки бутылки. Зеленое стекло оказалось настоящим и довольно опасным. Стоявший рядом араб прокомментировал трюк по-французски: ”Это всего лишь тренировка!” Эстонский приятель, врач, придерживался другого мнения: ”Скорее всего, духовные возможности, как у индийских факиров”.

О чудесах поведал соотечественникам и Эдвард Вестермак, проживший в Марокко несколько лет. На его глазах мавр выпивал кипяток, и ничего ужасного с факиром не происходило!

На плетеном тростниковом коврике восседал свирепого вида африканец. Он ставил не банки, как уже практиковалось в Европе, а медные рожки на спину пожилой женщины. Берберка была без хиджаба и лежала полураздетая перед лекарем. Айно не могла без содрагания смотреть на ее окровавленную спину. Но раз Аллах так повелел, как уверял бедняжку лечащий врач, нужно терпеть!

Другой целитель за пять франков (по-видимому, это была минимальная ставка на базаре)  писал арабской вязью тексты, спасавшие от сглаза. Бизнес шел успешно, бумагу приходилось экономить. Кто-то заметил, что помощник приносил  использованные клочки бумаги, снимая с дверей клиентов уже оплаченные бумажки. Факир делал записи на другой стороне и говорил, что зеркальное отражение лишь усиливает действие. 

Самое интересное ожидало мадам Каллас на окраине медины, где продавались жареные кузнечики. Те самые, с которыми она уже сталкивалась на пути из Рабата в Касабланку. Только тогда они представлялись ей небожителями, а не деликатесами, как уверяли берберы. Писательница на минуту остановилась перед горкой лакомств и подумала совершенно серьезно, что если другим это нравится, значит, и ей нужно попробовать. Подоспевший Оскар резонно напомнил, что супруги приглашены завтра на прием в мавританский дом, и не стоит рисковать. Айно согласилась, ведь идти на званый обед, натрескавшись кузнечиков на базаре, весьма опрометчиво. Мадам мечтала посетить жилье мавров и попробовать их домашнюю кухню в более комфортных условиях.