Сестра Ольга. Часть I. Главы I-II

               
                Глава 1.
                Сто сорок лет тому назад.
- Проснулась, Ладушка?  - голос бабушки ласков и добр.
   Лина  вытянула  ножонки, но сразу же снова сжалась в комочек – это только под теплым  тулупом благодать, а снаружи холодно, видимо еще очень рано, раз бабушка  не затопила печь.
     Любопытство берет верх, и Лина высовывает свой носик из теплого убежища – за маленьким окошком беспросветная ночь. Девчонка уже приготовилась провалиться в свой очередной сладкий омут, как услышала возле печки  шорох, потом раздался стон.

     Ребенок окончательно проснулся и свесил голову вниз. Только теперь она  поняла, что ее разбудило посреди ночи – ей снилось нечто, что вызывало в ее душе страх, леденящий ужас – некто кричал и стонал от боли. Она знала, что должна помочь этому человеку, но она его смертельно боялась.

      Так в своей коротенькой жизни она боялась только одного человека – пристава, обещавшего посадить ее бабушку в тюрьму. Что было сном, а что явью, девочка различить не смогла, все смешалось в кучу малу – на полу возле печки лежал и стонал от боли человек.

       Лина выгнулась и увидела бабушку – та как раз растапливала печь. Девочка замерла на минутку, с опаской взглянув на нежданного гостя, и тихо произнесла:
- Мама, а кто тут?
- Тебе знать не положено! – нехотя ответила пожилая женщина.
Девочка насупилась, долго лежала молча, ожидая каждую минуту, что старушка с ней заговорит, но сон сморил ребенка  гораздо быстрее.
     Бабушка поднялась на приступку, поправила на внучке тулуп и обернулась, наконец, к болящему.

- Что ты от меня старой, темной  женщины хочешь?
- Спаси, будь милосердна! – прошептал мужчина.
 Голос его был тих и невыразителен, казалось, что сил его хватит еще на пару слов, не более.
- У ведьмы помощи просишь? Чего лекари твои тебя не лечат?

            В голосе ведьмы не было ничего – ни злости, ни обиды, только усталость. Да и то, легкое ли дело шестой год мыкаться в этих белорусских топях с малолетней внучкой на руках. Едва ли не каждый год они меняли место, вот только здесь прожили чуть дольше. В народе говорят, что «у дурной славы длинные ноги". Марьяна Кулеш это знала не понаслышке. Стоило ей с внучкой осесть где-либо, как за ними приползала весть, что старуха – знахарка, ведьма. И начиналось…

                Глава 2.               
       Ванятке страшно. Он пятится назад, но спасения нет. Огромная кошка, что-то среднее между саблезубым тигром и  гиеной, мальчик видел таких на картинке, пробирается к нему сквозь густые синие  заросли тропического леса. Ванятка еще не видит страшилище, но он знает его по прошлым встречам, помнит огромные клыки, с которых стекает густая вонючая слюна, помнит запах мокрой шерсти – в джунглях сезон дождей.

      В предрассветной мгле, раздвинув массивной башкой куст огромного папоротника, в нескольких метрах от малыша появляется серо-рыжая кошка. Она готова получить легкую добычу, но инстинкт вынуждает ее соблюдать ритуал: кошка-тигр припадает к земле, кончик могучего хвоста стучит о мокрую траву. Мгновение - и тигр прыгает на мальчика.

       Ужас сковал тело ребенка, но инстинкт самосохранения заставляет его выставить вперед предплечье. Зубы хищника сомкнулись на руке, кость хрустнула. Мальчика пронзила острая боль, а тигр вдруг старческим голосом пропел:
- Ва-а-нят-ка! Проснись, папа кушать хочет.

        Стряхивая остатки кошмара, мужчина открыл глаза и тупо уставился на часы: половина третьего. Он перевел глаза на отца и подумал, что дальше так продолжаться не может.
       Эту фразу он повторял последние два месяца ежедневно, пытался найти выход из создавшейся ситуации и не находил. Ванятка встал и, потирая ушибленную руку, пошел на кухню. Загремели кастрюли, мужчина разогревал еду и растирал очередной синяк.

        Ванятку звали Иваном Сергеевичем Крыловым, басни он не писал, подвизался в медицине, как его отец и ныне покойная мать. От роду Ванятке шел сороковой год, был он холост, точнее разведен, причем очень давно. На данный момент серьезных душевных привязанностей не имел, как он считал, по причине больного отца. Сергей Константинович недомогал давно, а четыре года назад как-то совсем раскис и слег – не захотел вставать и все тут.

      Бывают такие случаи: не хочет человек сопротивляться  жизни, ложится и ждет смерти. У подруги мать ждала больше десяти лет, пережила дочь и сейчас жива, все лежит.

       Вот и Крылов-старший после смерти жены слег с горя и больше не вставал. Физическая немощь притупила некогда богатый интеллект, но Ивану иногда казалось, что отец не столько дурной, сколько в нем сидит желание отомстить кому-то за свою несостоятельность. Вот он и издевается над сыном денно и нощно – пойди туда не знаю куда, принеси то, не знаю что.

Иван – примерный сын, он стоически выносит отцовы фокусы, но срок очередного отпуска на исходе, а с новой сиделкой вопрос так и не решился. Да и где ее взять-то новую? Городок не так велик, за четыре года слава о сумасшедшем старике отпугнула всех, не прельщала и двойная оплата. А сдать отца в психушку у сына рука не поднималась.

         Иван покормил отца, тот и съел только две ложки каши и сразу уснул. Крылов-младший ушел к себе в спальню, предусмотрительно не заперев двери, чтобы услышать, когда отец проснется – тот спал до утра, яко младенец.

         Иван уснул не сразу, тупо глядел на блики уличного фонаря на ковре. Это было его любимое занятие в бессонные ночи. На улице ветер качнул фонарь – на ковре пронесся всполох, осветивший верхний угол рисунка: ожила стилизованная собачка, хвостик ее, причудливо изогнутый, неожиданно вздрогнул, взметнулся и задел присевшего рядом хорька.

       И говорит тогда хорек щенку: « А ……» - это уже начался сон, он подкрался незаметно и унес доктора Крылова от его повседневных муторных обязанностей.

          День начался обычно, то есть тускло и безрадостно. Да и  какие радости могут быть в уходе за больным человеком? У Пушкина Евгений Онегин восклицает, кажется,  так:
                «Какое низкое коварство –
                Полуживого забавлять,
                Ему подушки поправлять,
                Печально подносить лекарство,
                Вздыхать и думать про себя …»
Намеренно не цитирую последнюю строчку потому, что Ивану такая мысль была несвойственна, и скорейшей кончины он отцу не желал.

       Во  второй половине дня у отца начался сердечный приступ, кардиологическая бригада провозилась со стариком полтора часа. Всю следующую ночь Иван Сергеевич просидел у постели больного, как ему казалось, не смыкая глаз.

       На самом деле, он несколько раз уходил в глухую отключку, за эти короткие промежутки успел увидеть несколько кошмаров – в течение последних  лет он ничего другого, кроме этих кошмаров, во сне  не видел.

    Существует мнение парапсихолога Карины Каревой о том, что видеть во сне кошмары познавательно. По содержанию этих снов ясно прослеживается заболевание в самой изначальной его стадии, на  том этапе, когда самые современные методики диагностики и самые дорогие и совершенные приборы еще не в состоянии зафиксировать болезнь.

      Иван знал эту классификацию , но диагностировать своё заболевание не смог. Его сновидения скорее были похожи на кармическое воздаяние – он рассчитывался за чьи-то или свои грехи. 
        Больших грехов Иван за собой не знал, или просто был не в состоянии оценить глубину своего грехопадения.

      В жизни часто бывает, что человек идет к своей эгоистичной или корыстной цели по головам ближних и незнакомых и не чувствует себя в чем-либо виновным (я же никого не убил!), более того считает, что он вправе претендовать на счастье, любовь и уважение. Я думаю, что у каждого есть пара-тройка таких примеров.

      В чисто бытовом плане, отвлекаясь от медицинских аспектов проблемы, Иван прекрасно понимал причину таких тяжелый снов – бесконечный стресс, основой которого был страх потерять отца, вина перед матерью -  это преследовало его все последние годы,  не оставляя его ни на минуту.

       Вполне вероятно, что Иван сам провоцировал эти стрессы, бесконечно мусоля свои воспоминая, стараясь не забыть самых мелких деталей и самых незначительных фраз. Он считал, что это в некоторой мере будет предательством по отношению к маме. Он не хотел ее забывать.

       Мама умерла у него на руках, сгорая от рака. Все средства были перепробованы, все методики применены, в том числе и шедевры народной медицины – ничего не помогло, ничего.  Иван, наверное, сошел бы с ума, если бы не поддержка мамы. Анна Владимировна была сногсшибательной оптимисткой, и пасовать перед болезнью не собиралась. Сколько было ее душевных сил, столько терпела, сопротивлялась, не сдаваясь тяжкому недугу.

         Вы никогда не видели, как умирают легочники? Я понимаю, что вы не хотите знать, но я все равно расскажу. Они задыхаются, и помочь им невозможно. Только больной приляжет, устроится поудобнее, как приступ удушья подбрасывает его, словно мячик, с постели, и он начинает метаться по комнате, стонать и плакать, рвется открыть форточку или балкон, но и на улице ему воздуха не хватает. Так вот он и не спит сутками, месяцами, но цепляется руками и ногами за каждую минуту, прожитую без спазмов.

       Все живое хочет жить, а человек и подавно. В этом смысле мама Ивана была сверхчеловеком. Она верила в Бога с детства, была дочерью священнослужителя, верила до самой смерти, что господь ее не оставит. Только вера в милость Божию не мешала верить и в народный опыт. Последние месяцы мама пила смесь водки с маслом по рецепту Шевченко. Эта методика предполагала строжайшую диету, и Анна Владимировна неукоснительно следовала рекомендациям. Она сильно исхудала, от прежней дородной женщины не осталось и следа.

      Время шло, а маме становилось все хуже, но она предпочитала не замечать этого, самые сильные обезболивающие не помогали, а ставить наркотики она отказывалась, говорила, что они  обозначают конец жизни. Знали это и сын, и отец.

      Иван помнит в мельчайших подробностях последний день маминой жизни. Ночь она не спала, несколько раз будила его, просила проводить в туалет. Только утром, он понял, насколько плохо дело – у мамы отказали почки. Бригада «Скорой», приехавшая на вызов, только намучила женщину, пытаясь вывести мочу катетером, в мочевом было пусто. Мама была в полном сознании, и тоже поняла, что это конец.
- А налей мне, Ванюшка,  чаю, - вдруг весело сказала она, - да принеси сушек и мармелада.
- Тебе же нельзя,  - запротестовал сын.
- Теперь, Ваня, мне все можно, - отозвалась она тихо.

Сын с горечью смотрел, как мама размачивала в горячем чае сушку, как аппетитно чмокала, откусывая мармелад, а потом облизала с худеньких пальцев сахар. Управившись с чаем, прилегла на несколько минут, тяжело задышала, приподнялась прошептав: «Господи, да сколько можно?»

       Она заметалась по комнате, задыхаясь и шепча молитвы, потом в порыве отчаяния сорвала с шеи крест, с силой швырнула его в угол и внятно сказала, глядя на образа: « Нет тебя, слышишь ты, нет!»

      Иван пытался удержать ее, она шептала:
- Сынок, да сделай же что – нибудь!
 В удушье голос мамы переходил в свистящий шепот.
- Мамочка, давай поставим обезболивающие?!

 Сын  плакал. Она согласилась, сама назвала состав. Иван пошел на кухню за шприцем. Он уже все решил, да и посоветоваться было не с кем – отец специально приходил с работы поздно, шептал на кухне Ивану, что он такое переносить не может. Такое впечатление, что кто-то может.

      Ампула с наркотой долго не открывалась, то ли пальцы не слушались, то ли резак попался некачественный. Мама кричала из комнаты, ее душил очередной приступ.  Все еще не решаясь сотворить грех, Иван медлил, мама кричала из последних сил.
      Она сразу поняла, что это не тот препарат, потому  что, засыпая, прошептала:
- Что, все настолько плохо?

Иван ничего не успел ответить, да и говорить что – либо было бессмысленно.
      Каждые пятнадцать минут он заглядывал в комнату, через час успокоился – дыхание мамы было ровным и глубоким. Еще через час он обнаружил уже бездыханное тело. Он сел около нее на пол и горько разрыдался, в мозгу набатом била только одна мысль: «Это я ее убил!»

         Проклятые ночи и страшные дни,
                Бессонные ночи и чувство вины.
                Вины неизбывной, без срока прощенья,
                Без милости божьей – грехов отпущенья.
                Просящий – обрящет, стучащим откроют,
                Но душу мою только смерть успокоит.
                Всегда предо мною предсмертные ночи,
                Просящие помощи мамины очи.
                В бессилье сжимается сердце от боли:
                «Не бойся, родная, я рядом с тобою».
                Тогда мне казалось – нет ценностей в мире,
                Я все бы отдал ради мамы любимой,
                Чтоб длились и длились проклятые ночи,
                Чтоб видеть и видеть страдания очи…

     Мама Ивану не снилась никогда, считается, что у покойного нет к этому человеку претензий. А отец сначала скрывал, а потом стал постоянно жаловаться, что Аннушка к нему ходит. Иван не сразу понял, когда у отца страх перед ночными кошмарами перерос в спекуляцию чистой воды. «Пожалейте, меня, бедного» - такой девиз выбрал папа, и менять ничего не собирался.

      Иван несколько раз обсуждал ситуацию с психиатром, единодушно пришли к мнению, что Сергей Константинович ревнует сына к умершей матери, завидует тому, как Ванятка ухаживал за ней и хочет такого же внимания к себе. Не беда, что повода для этого нет, его легко придумать.

        Повод был. Отцу шел восьмидесятый год.
     Разница в возрасте между мамой и отцом составляла ровно двадцать лет. Сорокалетний папа, преподаватель Медицинского университета, соблазнил свою же  студентку.
      Родители Аннушки были людьми набожными и решили, что такова воля божья, тем более что  Анна была беременна.

       Моя бабушка говаривала: «Следи за парнем до женитьбы, а за дочерью после замужества». В этом изречении заложена большая многовековая мудрость. У матери молодой замужней женщины появляется столько проблем, столько тревог и волнений, ни в какое сравнение с девичеством это не идет.

       А у родителей Анны появилась возможность свалить все, или почти все, хлопоты на престарелого зятя. Пусть он следит за беременной женой, тем более что по специальности он – врач, обеспечивает ее и опекает, в конце концов, он сам так решил.

     Были ли счастливы родители? Об этом Иван никогда не задумывался, по крайней мере, до сегодняшнего дня. Да и по большому счету у каждого понятие счастья разные: одним женщинам  надо взаимное чувство, другим -  деньги, чтобы было с чем шастать по магазинам. В понимании Ивана, мама счастлива не была. Никогда он не видел между родителями теплоты и проявления каких-либо интимных  чувств – у Ивана тоже, как видите, была свое собственное понимание счастья.

     Как-то зашел в женской компании разговор: когда, из каких источников узнали присутствующие о половых взаимоотношениях, в частности о половых актах. Оказалось все по животному просто – почти все в детстве видели или слышали, как родители занимаются этим в присутствии детей, рассчитывая, что те спят. Святая наивность!

    Так вот Иван и таких проявлений необузданной страсти между родителями не видел. А откуда взяться таким бурным чувствам в сорокалетнем мужчине: он уже весь вычувствовался, вылюбился и вы…. за предыдущие годы. Это хорошо, если женщина сама холодная, и ей не надо больше, чем он захочет дать.

     Анна первые месяцы была очарована вниманием Сергея Константиновича, после рождения сына он так-то потускнел и охладел к ней. У молодой женщины много раз закрадывалось подозрение, что Сережа и женился на ней только потому, что она объявила о своей беременности

      Эти ее измышления подтверждали и некоторые косвенные доказательства: когда на пятом месяце нависла угроза выкидыша, Крылов орал на врача, что ребенка нужно сохранить любой ценой. И потом, отец их Крылова получился замечательный, он использовал любую возможность, чтобы побыть с сыном.

     Гулял Сергей с Ваняткой всегда  один. Анну оставлял дома под любым, даже надуманным, предлогом:  пусть мама поспит; дадим маме прибраться; приготовь, милая, ужин; сходи, солнышко, к маме.

      Анна не скоро поняла, что Сережа ее стесняется,  и она ему не интересна. Когда Ванюшка подрос, Крылов стал брать сына в гости к друзьям, а Анну не приглашал. Оказалось, друзья попросили Крылова свой детский сад оставлять дома, и этим словом называли не Ванятку.

     Мама была дочерью священника и к такому  повороту судьбы была вполне готова – на все воля божья – Анна безропотно приняла  эту волю и стала жить дальше. Она с головой ушла в науку, в тридцать два  защитила кандидатскую, в тридцать семь – докторскую. У нее было все – дом, сын, муж и любимая работа. Вот так и жили