Maiden and Sea. Девочка и Море. 207

– «...И что вы его привезли? Пуля прошла насквозь, не задев важных органов и рана уже фактически затянулась. Потери крови почти нет и внутренние повреждения почти затянулись. У меня немало работы с другими пострадавшими, которым куда как хуже...», - услышал Кон голос доносящийся из коридора, из открытой настежь двери палаты в которой он лежал. Окно тоже было открыто и лёгкий ветерок играл тонкими шторками на окне. А Кон всё что-то силился вспомнить из сна наяву, связанным с разборками меж офицерами на борту лодки во время первого всплеска аномалии. Но он тогда ничего ещё про аномалию не знал. Но сейчас он должен быть ни здесь.
– «Ты куда собрался? Тебе ещё полежать придётся, чтобы рана...», - зашёл в палату офицер, увидев как Кон встал и стал явно собираться. Кон заметил в коридоре за спиной офицера двух матросов, ответил, -
– «Я всё слышал, что сейчас сказал доктор. Зачем его отвлекать от более нуждающихся в помощи больных. Я себя чувствую абсолютно здоровым. Однако, я сейчас кое-что вспомнил, про разборки офицеров на субмарине и мне важно встретиться с Немцовым или контр-адмиралом. Я же давал обещание помогать восстановить события того рейда. В городе как я понимаю уже порядок»;
– «Хорошо, но я должен сообщить своему начальнику и получить его приказ, я не могу так просто отпустить тебя и бросить своего поста. К тому в городе сейчас немало неравнодушных к тебе и тебе могут просто не дать прохода. Так что полежи ещё», - пошёл на уступки офицер и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь палаты. Кон был готов идти и в больничной пижаме, ибо фактически он уже в отставку подал, хоть его заявление об увольнении из рядов флота ещё не подписано. Кон понял что ему сейчас нужен порт, но в тумбочке ничего не было, кроме каких-то пилюль. Его вещи забрали. И ему не нравилось, что его больно рьяно опекают. Время шло и его воспоминания могли если не испариться, то частично погаснуть. 
– «Офицер, простите не знаю как вас, если вы сейчас мне не дадите связаться с экс-адмиралом Немцовым, вам потом придётся отвечать перед контр-адмиралом Белконским. Мне не до шуток», - вышел в коридор Кон, осматривая морской патруль. Но офицер, -
– «Прости дорогой, но у меня есть свой непосредственный начальник, перед которым я отвечаю в первую очередь. Я передал ему твою просьбу и теперь жди ответа. Больно ты нетерпелив»;
– «Когда я шёл на берег, у меня был договор с контр-адмиралом и гарантии от штаба. С памятью у меня проблемы и я могу частично потерять те воспоминания, которые мне сейчас пришли в голову. Штабу надо составить рапорт об том рейде в кратчайший срок», - спокойно пояснил Кон и офицер пожав плечами, осмотрелся, - «Ну чем я могу тебе помочь, даже не знаю? Давай я тебе принесу бумагу и карандаш и ты всё запишешь что там вспомнил, раз у тебя провалы памяти. Свалился ты на голову со своим рейдом, я бы лучше сейчас был в патруле по набережной, чем сидеть тут с тобой в больнице. Я не знаю о чём думали в штабе, но такой бучи из-за тебя в городе ещё никогда не было. Провались ваш рейд, ибо пострадавших наверно больше раз в пять чем в твоём экипаже»;
– «И сколько трупов? Скажи мне просто ради любопытства, я всё-таки ещё боевой моряк, а не кисейная барышня. Странно, что ты меня тут выставляешь крайним вместо явного провокатора», - скрестив руки на груди, спросил Кон смотря в глаза офицеру и тот, - «Я не имею точно информации и сам, сколько погибших, ибо многие сейчас лежат в реанимации между жизнью и смертью. И если ты военный моряк, то это тебе ни делает чести, за потери в мирном населении, которое ты должен по идее охранять. У тебя наверное ещё не всё в порядке с головой – какой ещё провокатор?»;
– «И что, я сам выстрелил себе в грудь? Или я не помню что творилось на причале? Мне кажется ты там не был вообще, раз так судишь обо мне. Я тоже исполнял свой последний долг, офицер...», - спокойно ответил Кон, но тут быстро подошла медсестра и буквально затолкала Кона обратно в палату, уверяя что ему сейчас нельзя волноваться. Когда медсестра прикрыла за собой дверь, она отвела Кона к окну и молча сунула ему порт в карман пижамы и пожелав удачи и выздоровления ушла, громко сказав в коридоре патрулю, что больного сейчас тревожить нельзя. Офицер ответил, что больной сам стал порываться убежать из больницы. И далее Кон позвонил...
– «...Но я не могу сказать по таким поверхностным анализам? Обследование надо проводить гораздо дольше и на ином уровне. Конечно этот случай с пулей – феномен и ещё какой. Но явно что он находился в психозе, после получения ранения. Пока я не могу сказать определённо ничего. Нужен стационар и обширные исследования. Я могу сказать лишь, что он представляет огромный интерес...», - говорил доктор Самарцев, но тут поднялся Немцов и перебил его, - «...Вам только дай экспериментального кролика. Этот моряк попал в северную аномалию, пережил шесть лет в море и гибель всех своих товарищей. Первая задача, это получить возможно больше данных от него о том, что на деле произошло в том рейде. Кроме него свидетелей нет. От аномалии у него нарушена память. И я рассчитывал, что вы нам поможете в этом. А уж потом можно говорить об обследованиях физиологии. Мне кажется кто-то активно мешает получить эти важные данные. И вы не из таких ли доктор? Можно прикрыть это важными исследованиями. Нам нужно завершить этот рейд и как можно скорее. Вы понимаете?»;
– «Будьте так добры не грубить мне адмирал и тем паче не обвинять меня тут в каких-то заговорах вашего штаба! Я доктор, вы понимаете это или нет? Я давал клятву гиппократа. Хоть сейчас можно этой клятвы не давать. Для меня важно общее состояние здоровья пациента. А память – это и состояние психики. А психика – это и состояние организма в целом. Всё тут взаимосвязано. А от него я бы смог открыть много радикальных методов для лечения людей и помог бы может этим миллионам страждущих», - осадил Немцова доктор, но тут у Немцова зазвонил порт и он извинился, отойдя в сторону. Через десять минут в больницу прибыла спецгруппа захвата. Патруль скрутили ничего не поясняя и Кону вернули его обмундирование и вещи, усадили в военный джип и увезли на базу. Пока Кон попивал чай в приёмной премьер майора и ждал.
– «Значит игра вошла в новую фазу. Морской патруль – это отдельная контора, но косвенно они относятся к отделу спецслужбы. Ведь контр-адмирал Белконский хотел снять осаду с этого отдела, сразу по завершению церемонии встречи и тут... провокатор. Ты прав Кондратий – это был натуральный провокатор и офицерский мундир был явно не его. Это как нож в спину всего штаба и в глазах населения. Москва уже дала запрос на проведение специального расследования и теперь Белконского обвинят, что он допустил такую бучу, из-за того что умышленно связал спецслужбе руки. Теперь вот попытка запереть тебя в больнице. Недовольный видите ли тобой, этот патруль. Кто-то и наверху власти очень не хочет чтоб всплыла правда этого рейда, ибо возможно это связано и с его карьерой и репутацией. Что ты сам думаешь?», - поделился своими соображениями Немцов с Коном и тот ответил, - «Господин адмирал, для меня вы не бывший адмирал, ибо этот рейд вашего правления в штабе. И я пока остаюсь последним бойцом этого рейда и я фактически уже умер, погиб вместе со всеми. Мне терять нечего и я доведу это дело до конца. Я теперь не один. Я не хочу вмешивать сюда родственников погибших моряков, но они сами рвутся в бой. И я уже как-то сказал атташе Неверскому, что родня имеет полное право стать экипажем этого рейда вместо своих погибших сыновей и братьев. Я сам доведу это дело до финала, можете на меня полностью положиться – это сейчас задача моей жизни и чести моряка и человека России. Это дело и моей пропавшей памяти. Я знаю с чего началась вся эта заварушка – именно тем, что командир орудийного расчёта лодки, мой непосредственный начальник, капитан второго ранга Верещагин, отказался топить гражданское судно. И это не просто судьба, что именно экипаж того судна, спас в этот раз мою жизнь. Спустя почитай шесть лет. Я раньше этого не знал. И на том судне эвакуировали ценное оборудование с уже обречённой станции Норд-Стар. И на том судне была и Селена Хольгерт, что первая пришла ко мне на помощь, на лодку. Теперь я понимаю, что секретная цель этой миссии была в завладении этим оборудованием, что легче и скрытнее всего было совершить с потопленного корабля. С этого и началась активность северной аномалии, когда такая же американская субмарина с той же целью пыталась потопить сейнер с оборудованием. Но той лодке пришлось столкнуться и с двумя канадскими эсминцами, что шли в конвое этого сейнера. Этот бой на море и разжёг аномалию. Мне кажется это оборудование как-то влияло на аномалию. Я ещё многого не понимаю, но знаю что стрелял торпедами в ту субмарину. Это была просто драка из-за этого ценного куска мяса, образно говоря. Но сейнер чудом избежал торпедной атаки американцев или тех, кто завладел американской лодкой. А мой командир Верещагин отказался его топить, за что первым из экипажа лишился жизни. Он был застрелен, но я не знаю точно кем. Предполагали что стрелял старпом Авдокин. И его голос громче всех тогда звучал в споре из рубки командира. А потом он же хотел сорвать с торпед предохранительные стопора. Меж офицерами завязалась потасовка и разборки и они видно поделились на два лагеря. Вторым погиб командир лодки капитан-лейтенант Беспалов, который видно пытался навести среди офицеров порядок. А мы все его любили и уважали. И тогда началось восстание матросов, которые хотели знать только одно – кто и за что убил Беспалова. И тогда кто-то крикнул что командир БЧП 4, Ивлев, крыса из спецслужб. В него вроде стрелял старшина Маревский, хотя табельного оружия вроде при нас не было. Там была такая путаница, что мы потом долго гадали с чего всё началось. Но мы уже были в зоне активной аномалии и начался психоз. Это была страшная вещь. Двоих офицеров застрелили сразу из-за того что они буквально сошли с ума, взбесились. Это были вроде Рогодин и Шестеров. Из-за провалов памяти я сейчас мало что могу вспомнить, но кое-что я вспомнил пока лежал в больнице»;