Про любовь

из сетевой драмы "Волжская чайка ОНЛАЙН"

Вот уже и Новый год, а снегом ещё и не пахнет, везде грязь и воздух больной… Прапорщик Чайкин вышел на крыльцо покурить, чтобы хоть на минутку вырваться из общего одуряющего пьяного угара, а угодил в муторный угар своих мыслей… Не убежишь от себя. Крепко задумался Яшка.
Генеральская дача иль съёмный коттедж? Хрен поймёшь… Плохо, когда нет разницы, и не горит в доме семейный очаг… Просто место для попоек. Привычное дело – барин гуляет… «Сам», как говорили в старину: благоговейно, нараспев…
Девочки-снегурочки, солдатики в качестве прислуги, так, подай-принеси или как он – скоморохи с гитарами, призванные для развлечения почётных гостей. Да… Только шапки с бубенцами не хватает.
Под свет навесного чугунного фонаря из темноты выпорхнула ночная бабочка, девочка-снегурочка. В кружевном бельишке.
– Тепло ли тебе, девица?
Стояла, шмыгала носом, как первоклассница.
– Курить? Вредно, девочка, курить.
Губу обиженно надула.
– Нету у меня больше, правда, чужими разживаюсь. Ну, на, затянись, – протянул Яшка крохотный, с четверть мизинчика, чинарик. Вдохнула. Поперхнулась, закашлялась.
– Малая, да ты, никак, и не курила раньше?
То ли кашляла, то ли рыдала молоденькая «снегурка». Схватил её Чайкин за плечи, повернул лицом к фонарю – по щекам текла вся её нарисованная «красота».
– Ё-моё...
Ведь совсем молоденькая, на вид так лет шестнадцать. Тряслась и подвывала, как маленький обиженный зверёк.
– Дай хоть куртку на тебя что ли накину… Ишь ты, воробыш, до чего тоща… Кожа да кости. Ну чего ты? Чего? Совсем зашлась… Мама? Чего мама? Не знает? Думает, что к подруге ушла? А подруга чё? Вот стерва!
Гладит Яшка «снегурку» по волосам, расспрашивает, отвлекает. А на голове-то прямо лаковая корка, видать, чтобы причёска держалась.
– Пошли отсюда. Куда? Пока в офицерку, в общагу. С утра домой отвезу. Эти? Да и пофиг на них, они и не заметят, что одной меньше станет!
Почему она ему поверила? Надежда в глазах появилась. Доверчивый воробыш.
– Саня, открой ворота! Там кнопка есть на пульте в прихожей.
– Погнали скорее. Давай-давай, а то окоченеешь.
С гор дует ночной ветер. Воробыш Яшкин раскраснелся, забыл плакать… как же… приключение. Только еле идёт, пить не надо было воробышу, для храбрости, небось, влили. Каблуки увязают в грязи на каждом шагу.
– Знаешь, мы так к утру не дойдём… Иль ты ноги переломаешь, чего доброго. Переобувайся в берцу. С моих колен, как ещё?! Ведь не голым же задом в грязь садиться! Копыта выкинь. Жалко? Ну, в руках неси. Бежим уже. Совсем слабенькая – вот и запыхалась. Руку давай.
Ладошка мокрая… От слёз, от пота или от начавшегося дождя?
Как давно Яшка не ходил босиком. Былой, почти забытый кайф! Отвык, конечно, почуял, что по живой земле идёт, хоть и покрыта она грязевой коростой – всё лучше, чем асфальт. А внутри – добрая, родная, так душу земли и чуешь. Вот и девочка эта так же.
В офицерке на столе дежурного горит лампа и никого. На втором этаже в коридоре широкий подоконник. Воробыш умаялся, нет сил ни плакать, ни разговаривать, ей уже не важно, где она и что с ней. Чайкин принёс от знакомых одеяло и стакан шила, чтоб не заболела потом его «снегурочка». Покорно выпила, зажмурившись, как дети пьют лекарство. Потом завернул её в одеяло, как есть – по уши в грязи, и заснула она, свернувшись в комочек на подоконнике.
Яшка сел рядом на пол, спину ему грела батарея, и было отчего-то уютно. Может, от того, что слышал дыхание спящей девушки. На полу в углу лежали принесённые ею туфли. Не бросила, а то мама будет ругать…Утром он отвезёт её в город, домой. Скоро уже взойдёт солнце.
А причём здесь любовь? Кто знает, но без неё здесь точно не обошлось.