Странный барин

                ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК

 Как быстротечно и неумолимо мчится время! Безжалостно стираются из памяти события минувших дней. Но есть ещё память сердца, которое в своем укромном месте хранит самое  дорогое –  память о малой родине. Вот сюда, в заветный уголок, мы жители гаринских мест и заглянули прошлой осенью. С безымянного, глинистого холма нам предстала живописная картина: вокруг до самого горизонта простирались леса, внизу под холмом блестело зеркало пруда, а по соседству с ним возвышался парк. Тут раньше стояла барская усадьба. А на склоне холма когда-то ютилась деревня Гундоровка. Здесь жил и хозяйствовал Н. Г. Гарин-Михайловский, который  «задавшись благими намерениями» купил здешнее имение у купца Скворцова в 1882 году. Оценив обстановку, он горячо взялся за дело. Что из этого получилось можно узнать из первых рук: в 1892 году вышли в свет его очерки «Несколько лет в деревне», которые по достоинству оценила прогрессивная общественность. Лестную характеристику за свой труд автор получил от Чехова, Г. Успенского, Горького и других известных русских писателей.
     Гарин откровенно поведал читателю о первых трёх годах своего пребывания в Гундоровке и затеянных им преобразованиях, с целью получения прибыли и улучшения нелегкой жизни крестьян. Но «потерпел фиаско». Нелегко было ломать сложившиеся устои и привычку  «жить по старинке». И в чём-то он переусердствовал. О чём потом долго сожалел. Крестьяне, наученные горьким опытом, на все его «чудачества» смотрели настороженно. То, что барин считал благом, для крестьян было обузой. Они долго не могли поверить, что его благие намерения были бескорыстными. Крестьяне считали, что он хочет получить за это крест от царя, а когда награды не последовало, то пошли другие разговоры: он, мол, хочет этим замолить свои былые грехи пред Всевышним. Гарина поражала сила и выносливость крестьян. Их терпение и непоколебимость, доходящие до величия. И тут же – косность, рутина и враждебное отношение ко всему передовому. Барин тогда не знал одного из постулатов марксистов, что в хижинах думают не так как во дворцах. И ничего с этим не поделаешь. Не смотря на всю его доброту, он для них всегда оставался крепостником. Гарин и сам не отрицал этого. Хотя прошло уже два десятка лет после отмены крепостного права, а деревня так и оставалась бесправной.   
     Яростное сопротивление Гарин встретил со стороны зажиточной части населения, которая занималась вымогательством у более слабых. Новый хозяин делал всё, чтобы бедняки вырвались из кабалы. Он обеспечивал их землёй, лесом, деньгами, домашним скотом. Учил крестьян передовым агротехническим приёмам. Впервые на гундоровских полях начали возделывать подсолнечник, люцерну, клевер, чечевицу, мак и завезли новые сорта семян. Он держал  пле-менной скот «от лошади до курицы». Крестьяне пользовались его племенными производителями бесплатно. Без скота не бывает не только мяса и молока, но и органических удобрений. И Николай Георгиевич выделяет крестьянам дополнительный выпас для скота и деньги на его покупку. Для приобретения лошадей открыл кредит в 1,5 тысячи рублей. На его средства была открыта школа, где кре-стьянских детей учили не только грамоте, но и сельскому хозяйству, пчеловодству, гончарному, ткацкому, переплётному и столярному делу. Работали курсы кройки и шитья. И не случайно, что при школе действовало столько кружков и мастерские. Николай Георгиевич придавал большое значение трудовому воспитанию молодёжи. При школе был разбит сад и выделен участок земли для практических занятий. Он с учениками выходил на природу. Показывал им свои поля, чтобы они сами могли убедиться, что даёт осенняя вспашка, отборные семена и удобрения. Там же на природе они знакомились с травами и растениями.  Гарин сам подбирал учеников, в том числе из соседних деревень. Тогда на всю Гундоровку был всего один гра-мотный. Через два года за партами сидели уже 50 школьников. Среди сельских библиотек гундоровская была одной из лучших в губернии. Она располагала 8 тысячами книг. Работал интернат, а в летние каникулы – детясли, где бесплатно кормили не только учеников, но и их братишек и сестрёнок. Здесь же работала больница. Чем не пример нынешней власти, которая  «неустанно печётся» о благе народа, особенно о детях и крестьянах!
      Инженерные познания, которые Гарин-Михайловский получил в
 институте инженеров путей сообщения, природная смекалка и неукротимая энергия жить и творить удивляли окружающих. Соединив две речки в одно русло, он при помощи энергии воды механически обмолачивал хлеба, загружал зерно в амбары. Проведя реконструкцию мельницы, в три раза увеличил её доходность. Кроме муки начали производить крупы. Построил маслобойку. Развёл фруктовый сад, высадив до двух тысяч деревьев. На случай непогоды устроил крытые сараи и сушилки. Однажды, дождливой осенью, чтобы спасти  влажные снопы ржи от прорастания, пустился на эксперимент: попробовал их обмолотить на молотилке. Даже в наше время это рискованная затея. Но у Гарина и его механика получилось. Узнав об этом, вся округа  тут же прибежала к нему за семенами.
    Труды Николая Георгиевича, его жены Надежды Валерьевны и их последователей не пропали даром. О Гундоровке  заговорили. Сюда ехали за элитными семенами, племенным скотом, за получением кредитов, посмотреть на выращенные урожаи и школу. На уездной сельскохозяйственной выставке хозяйство получает первую премию. Деревня после пожаров отстроилась, крестьяне преобразились. Впоследствии Гарин, взяв в аренду имение на Волге, был приятно удивлён, что гундоровские крестьяне «в своём медвежьем углу являются людьми с университетским образованием в сравнении с этими наивными дикарями».
       Но успех пришёл к Гарину-Михайловскому не сразу. Первый блин оказался комом. Чтобы приструнить кулаков, которые в Гундоровке держали верх, и ограничить их влияние он задумал возродить общину. Для одних земля была кормилицей, для других – средством наживы. Она же, земля, была яблоком раздора. Вместо того чтобы разумно эксплуатировать природу, шла нещадная эксп-луатация более слабого. Расслоение крестьянства происходило  вследствие экономического неравенства. Это был переходный период, когда земледелец от барщинного хозяйства постепенно переходил к капиталистическому хозяйствованию. Крестьянское хозяйство отделялось от помещичьего. Отработка на хозяина всё чаще стала заменяться наемным трудом. Появились более усовершенствованные  орудия земледелия. Тут же возросла интенсивность труда и продол-жительность рабочего времени. Требовалось всё большее количество рабочих-подёнщиков. При хороших урожаях работали даже ночью при свете факелов, чего раньше не наблюдалось.
    Труд падёнщиков, которые приходили наниматься на работу пешком, порой за тысячи километров, был похож на труд раба и ценился дёшево. Крестьяне не могли осилить тяжёлый налоговый пресс и разорялись. Середняки становились бедняками, а бедняки – босяками. Бедных становилось всё больше и больше. Они свою наделённую землю вынуждены были сдавать в аренду кулакам. Правивший же тогда Самарский губернатор А. Свербеев происходящее расслоение крестьянства оценил по-своему. Он говорил по этому поводу так, что здесь «…явно проглядывается уговор на водке». В той же Гундоров-ке, ещё до Гарина, кулаки скупили по дешёвке заразный скот и приг-нали гурт в деревню. Скоро здесь не осталось ни одной коровы. «Предприимчивым» богатеям пришлось некоторое время прятаться от разъярённой толпы на стороне. Но десять вёдер водки помирили  пострадавших с виновниками падежа скота.
    На примере с. Успенки Николай Георгиевич оставил  нам ещё более «колоритные» сведения о том, как здешние кулаки обводили вокруг пальца православных.  Вот его свидетельство: «В миру у них продажность идёт страшная. «Каштаны» процветают». При сдаче разных угодий орудуют «люди с громадными голосами, нахалы без правды и совести. Без подкупа их не одно дело не поделается. С помощью их, напротив, всю деревню можно водить за нос. Рыбная ловля, мельница, луга – всё это идёт при их посредстве за бесценок». Подводя итог ослабления общины, Гарин писал:  « …результатом такой сдачи земельных угодий было то, что богатые сидели на лучшей земле и из года в год богатели, а бедные, сидя на худшей, всё больше и больше беднели». К тому же жители Гундоровки «переписались в мещане, чтобы не платить подушных, община окончательно подорвалась, а с ней погиб единственный оплот против всякого рода кулаков».
   
  По реформе 1861 года освобождённые от крепостной зависимости крестьяне должны были выкупить свои наделы у помещиков в полную собственность. Но боязнь всю жизнь ходить в долгах, заставила жителей Гундоровки выйти на «сиротский надел», вместо полного. Скоро цена на землю поднялась втрое. Поняв свою промашку, они каждый год собирались покинуть насиженные места. Сеяли мало, скота держали тоже мало. Чтобы выправить положение Гарин начал проводить преобразования, суть которых  заключалась в создании для всех жителей деревни равных стартовых условий. По его предложению крестьяне должны были по контракту взять земли на 12 лет (без ежегодного передела и с последующим выкупом) сколько им нужно и разделить её между всеми «совершенно равномерно по количеству и качеству». На ближние земли вывозить навоз. Под посев яровых  вспашку производить осенью. Но богатеи, их  было 6 дворов, с такими условиями не согласились и взбаламутили всю деревню.  Гарин полагал, что применять силу можно лишь для благих целей. А цель у него была одна: в Гундоровке не должно быть бедных. Чтобы сломить несговорчивых, он отказал крестьянам в выпасе, который принадлежал ему, как и всё вокруг – пруд, поля, лес, и даже кладбище. Крестьяне взвыли и ополчились против  баламутов. Дальнейшее противостояние Гарина и кулаков во главе с Чичковым закончились тремя пожарами, в которых сгорели его молотилка и мельница, затем барские амбары с подсолнухами и зерном. Чуть позже сожгли и школу.
      Поджигатели и заказчики известны – это младший сын Чичкова и подкупленные кулаками крестьяне. Мельница, например,  «обошлась» заказчикам всего в полведра водки.  А вот за что спалили? – версий несколько. Сосед, помещик Чемодуров, считал, что Гарин-де заигрался с народом. Сначала давал бедным много, а когда вместо рубля дал полтинник, они обиделись и стали его жечь. Садковский мужик Потапов поделился с Гариным своими соображениями по этому поводу так: барин взялся не за своё дело. К тому же плохо подготовился. Собрался в путь без упряжки. Телегу привязал за хвост коню, вот и не доехал. Другие во всём винили  крестьян, которые были «отродясь озорниками». Их за это из Тульской губернии выселили. «На них подбился» и их первый гундоровский хозяин князь Г., а помещик Юматов и приказчик Беляков вовсе голову сложили. Но главная причина была в том, что  Гарин для крестьян  был человеком не их круга, а для кулаков ещё и конкурентом, который перешёл им дорогу. Ленивой и разложившейся бедноте он тоже наступил на больной мозоль. К тому же взял да и закрыл кабак. Такое на Руси никому не прощается. Крестьяне сами говорили своему барину, что он хочет быть выше Бога: «Нас всех даже Бог не уровнял, а ты уровнять хочешь». Николай Георгиевич и сам потом удивлялся, как быстро на смену одним мироедам тут же появлялись другие из своего же круга и драли ближнего почём не зря. И для нынешней России это сплошь и рядом. И ничему-то мы не научились. Семена прорастают на благодатной почве. Крамольные мысли и научно обоснованные идеи – на почве социального неравенства.
        Почему и сегодня не любят богатых? Да потому, что их неприкосновенная частная собственность приобретена неправедным путём. Под разговоры о демократии они нас быстренько оставили с носом. Отсюда и недовольство. Об истоках вражды и её последствиях доходчивее всех объяснил А. Блок, который был не только поэтом, но и крупным помещиком. На вопрос, почему дырявят древний собор? Он отвечал, да потому, что здесь ожиревший поп брал взятки, торговал водкой. Почему гадят в барских усадьбах? Потому что там насиловали и пороли девок; не у того барина, так у соседа. Почему валят столетние парки? Потому, что здесь под липами и клёнами господа показывали свою власть, тыкали в нос нищему мошной и образованностью. Подводя итог сказанному, Блок заключал: «Всё это так. Я знаю, что говорю, конём этого не объедешь. Замалчивать этого нет возможности, а все, однако, замалчивают». Как до Гарина пороли гундоровских крестьян под берёзами и насиловали девушек в барском доме, тоже не скроешь. Вот и ответ на многие «за что?» И хотя Гарин не был помещиком самодуром, но на нём, как и на Блоке, тоже отыгрались пожарами, наказав за грехи других. Сам Николай Георгиевич, как бы предвосхищая события, говорил помещику Чемодурову: «Каждого отдельно я люблю, всегда ему помогу, чем могу, но я не люблю масс, стада людского. Я боюсь его, - в прошлом оно воздаст справедливо, но в настоящем сделает всякую гадость и отравит жизнь». Как в воду глядел.
   
Бунты и пожары на Руси не редкость. Гарин в своём  рассказе «Бурлаки» рассказывает о событиях, которые имели место в Сергиевске и Гундоровке, когда наёмные рабочие-батраки, доведённые до отчаяния крайней нищетой, поднялись против нанимателей и предавших их своих же собратьев. После Манифеста об освобождении крестьян от крепостной зависимости  преступность в империи резко возросла – в некоторых регионах в два и более раза. Объясняется это массовым обнищанием крестьянских масс вследствие грабительского характера реформ. Обретя юридическую свободу, они фактически утратили все права на землю, которая в большинстве случаев перешла во владение помещиков. К тому времени в России их насчитывалось 30 тысяч. Они владели таким же количеством земли, как и 70 миллионов крестьян. Безлошадные составляли 65% крестьянских дворов, середняки – 20%, кулаки – 15%. Получается, что на три крестьянских двора приходилась одна лошадь. «Треть лошади», так и называется рассказ Г. Успенского о нелёгкой жизни крестьян, в котором приведены данные царской статистики. В то же время 40% пашни Самарской губернии распоряжались 2260 помещика, в собственности которых было 2,3 миллиона гектар земли. А вот самый крупный помещик России, царь Николай Второй,  имел в личной собственности более 50 миллионов гектар земли, за аренду которых получал ежегодно 12 миллионов золотых рублей. Его малолетний сын Алексей получал ежегодно 100 тысяч рублей на мелкие расходы. Что это за деньги судите сами: гундоровское имение более 2,6 тысячи гектар с прилегающими лесами Гарин купил за 75 тысяч рублей. Бездарная политика царя и его правительства по отношению к подданным закончилась тремя революциями.
      ХХ век начался с очередных погромов и захватов помещичьих земель. Где-то далеко на Дальнем Востоке шла непонятная война с японцами, а в России снова стало голодно. Рабочие столицы 9 января 1905 года пошли к царю просить защиты от голода и холода и бесчинства хозяев, но  были встречены свинцовым огнём и порубаны саблями казаков. Такой варварский поступок Николая Второго кровавого осудили все слои населения. Противостояние в обществе усилилось. Волнения прокатились и по нашим местам. А крестьяне соседней волости, жители сёл Большой Царевщины и Старого Буяна, в ноябре 1905 года и вовсе прогнали вороватых царских чиновников и учредили самоуправление. На усмирение восставших были брошены казаки и жандармы. В стихийных выступлениях участвовали и жители других уездов Самарской губернии. Взбунтовавшиеся кре-стьяне за год разгромили и сожгли более 50 имений. Больше всех пострадали имения семейства графа Орлова-Давыдова. Не спокойно было и в Самаре, где 1 мая прошла маёвка и демонстрация, которая закончилась столкновением с полицией и казаками. К осени обстановка обострилась. 9 октября рабочие вышли на улицы с лозунгами «Долой самодержавие!» Началась всеобщая забастовка. 13 октября прошла ещё одна мощная демонстрация, в которой участвовало более 10 тысяч человек. Возле тюрьмы состоялся митинг.  В числе основных требований демонстрантов было и требование о передачи земли крестьянам. 25 ноября 1905 года в Самаре возник Совет. Из 40 избранных депутатов 23  были социал-демократами. Председателем Совета был избран большевик Н. Е. Вилонов. Через две недели войска штурмом взяли Пушкинский народный дом (ныне  клуб имени Революции 1905 года), в котором заседал Совет. Но волнения в губернии не прекратились и в следующем 1906 году. В марте месяце в Самару из Гродно приехал новый губернатор И. Л. Блок (родной дядя поэта А. Блока),  который стал решительно пресекать антиправительственную деятельность и энергично подавлять революционные выступления. В деревнях свирепствовали карательные отряды. Они пороли не покорных, заставляли крестьян вернуть помещикам скот, хлеб, лес, инвентарь, арестовывали зачинщиков. Две тысячи из них были сосланы в Сибирь. Губернатор и сам лично не раз ездил на усмирение крестьянских бунтов, в которых погибло более 50 крестьян, но бунты продолжались. Дело дошло до того, что от рук эсеров погиб и сам губернатор. А вице-губернатор И. Кошко писал впоследствии, что он и сам до января 1907 года не расставался с пистолетом.
     Гарин-Михайловский с начала русско-японской войны  был в действующей армии на Дальнем Востоке военным корреспондентом. И не только. По заданию правительства он занимался съёмкой местности в Маньчжурии. Ему было поручено строительство железной дороги в районе Сеула. Там  же он вёл  работу по распространению  большевистской  нелегальной литературы и был выбран в Хар-бинский комитет. Оттуда он писал жене, чтобы она не удерживала от революционной деятельности детей: «За детей не бойся. Мы живём в смутное время, и вопрос не в том, сколько прожить, а как прожить».   
   
    Прошло полвека после отмены крепостного права, но крестьяне так и оставались безземельными. По столыпинскому закону разрушалось общинное пользование землёй, происходило укрепление кулачества, опоры самодержавия, и дальнейшее обезземеливание крестьян.  После проведения его реформы  на каждого помещика приходилось в среднем по России 4 тысячи гектаров земли, а каждый крестьянский двор имел всего 11 гектаров. Средний же размер посевов  двора бедняка составлял и того меньше. А бедняков среди крестьян, например, в Новоузеньском уезде Самарской губернии в 1890 году числилось 37,1%. Из них 20,7% имели посевов всего лишь по 2,5 гектара на каждый двор и вовсе не имели рабочего скота, т.е. тягловой силы. Любопытные сведения о жизни крестьян можно найти и в истории Самарской области. Например, 113 тысяч поме-щичьих крестьян мужского пола, которые до отмены крепостного права обрабатывали в свою пользу 540 тысяч гектар, получили после реформы лишь 310 тысяч гектаров земли, а более 27 тысяч крестьянских дворов и вовсе остались без земли. Наделы в среднем сократились с 5,7  до 3,9 гектара. Средняя рыночная цена за гектар земли была тогда 8 рублей 50 копеек. Крестьяне же должны были платить выкупные платежи по 56 рублей за гектар. Выкупить землю обязаны были не только помещичьи крестьяне, но и государственные и удельные. Самарские крестьяне должны были «раскошелиться» на сумму более 100 миллионов рублей. Естественно, что им это было не по карману.
    Граф Л.Н. Толстой тогда же писал, что  «у земледельческого народа отнята земля... Для половины русского крестьянства вопрос не в том, как улучшить своё положение, а только в том, как не умереть с семьёй с голода». В 1908 году Министерство внутренних дел вынуждено  было указать  в отчёте, что  умереть «голодною смертью
является ежегодно  весьма возможной  участью значительного числа
земледельцев России». 
    Основная статья дохода крестьян составляла продажа зерна, даже себе во вред. И чтобы экономить на хлебе в него добавляли лебеду. По свидетельству Л.Н. Толстого доля лебеды в хлебе составляла 1/3, а то и 1/2. И неурожай лебеды был таким же бедствием, как и неурожай хлеба. Голод  дамокловым мечём  висел над Россией. В 18 веке он приходил в Россию 34 раза, в 19 веке – свыше 40 раз, а за последние 75 лет царизма было 11 голодных лет. Причём размах голода всё время нарастал: 5 – 10 – 20 – 30 – 50 губерний, а в 1911 – 1912 годах голод охватил 60 губерний.
       Российская деревня вступила на путь капиталистического разви-
тия и общинное землевладение уже не задерживало процесса обез-земеливания бедноты. Это происходило и в нашей губернии. К 1889 году бедствующие сельские общества за долги передали кулакам почти полмиллиона гектаров общинной земли, а в том же году к ку-лакам перешло ещё 675 тысяч гектар. Гарин-Михайловский в своих очерках отмечал, что не только община, но и помещики из дворян стали сдавать свои позиции. На смену им пришли оборотистые дель-цы из числа купцов. Укрепились и деревенские богатеи – кулаки. Имея скот, машины и батраков они с земли получали больший доход, чем задавленные нуждой бедняки и середняки. Крупные землевладельцы стали покупать более совершенные орудия производства. Появились молотилки с паровыми и керосиновыми двигателями. Цена на них достигала до 5 тысяч рублей. Приобрёл такую молотилку и Гарин-Михайловский. Российская промышленность наладила и собственное производство конных молотилок, жнеек «лобогреек» и плугов. Однако в целом российское земледелие находилось на низком уровне. Хотя количество новых орудий земледелия за 18 лет (с 1878 по 1896) увеличилось в 3,5 раза, всё же деревянных сох и других примитивных орудий производства оставалось более 80 процентов. Российский земледелец не мог составить конкуренции земледельцам Канады, США или Аргентины – основных поставщиков зерна на европейский рынок. 
      С начала Первой мировой войны более половины взрослых муж-чин было призвано в  армию и отправлены на фронт. Также для нужд фронта изымались волы и лошади. Более 107 тысяч крестьянских се-мей в нашей губернии осталось без рабочего скота. Количество по-севных площадей сократилось на 1/4, а качество обработки земли резко ухудшилось. Валовой сбор зерна в губернии в 1916 году упал по сравнению с 1913 годом почти в 3 раза. Хлеба стало не хватать. Разного рода дельцы и спекулянты взвинтили на него цены, и он для многих стал роскошью. Россию снова взял за горло господин голод, который не признавал ни возраста, ни пола, ни национальности. Что-бы как-то выправить положение, царское правительство направило на село сколоченные им продовольственные отряды, которые в принудительном порядке изымали хлеб у крестьян. Но скоро изымать стало нечего. Голодный народ взбунтовался. К тому времени в России царём были недовольны все слои населения. Выжидающую позицию занял Священный Синод Русской православной церкви, который после отречения царя призвал народ служить Временному правительству. Самодержавие рухнуло, а следом почило и Временное правительство во главе с Керенским, которое так и не смогло решить вопрос о земле.
     Октябрьская революция освободила всех крестьян от собирания денег на покупку земли. А после гражданской войны и разгрома интервентов Советская власть предоставила крестьянам землю по количеству едоков в семье. Бедняцкие семьи были сплошь многодетными, но и после Октября оставались многие безлошадными и шли батрачить к кулакам. К началу коллективизации в стране насчитывалось 30 миллионов сох. У нас в Сергиевском районе до 40% пахотных орудий составляла деревянная  соха, а трёть крестьян не имели лошади. Землю продолжали обрабатывать по старинке. Россия безнадёжно отставала от Запада во всём. Сельское хозяйство нуждалось в тракторах и комбайнах. Армия – в танках, автомашинах и самолётах. Советское правительство  приняло курс на индустриализацию, которая проводилась в основном за счёт села.  Но это уже другая история, хотя об одном и том же: о нелёгкой крестьянской доли.
     После трёх лет экспериментов, понеся в результате пожаров значительный материальный ущерб и душевные страдания, Гарин покидает Гундоровку, передав дела управляющему. Сам же поступает на казённую службу и участвует в строительстве Самаро-Златоустовской железной дороги. Но связь с имением не прерывается. Крестьяне едут к нему с просьбами в Самару. Находят его и в Уфе. Время – лучший лекарь. Обида на крестьян  улеглась, и Гарин через пять лет возвращается в своё имение. Это был голодный 1891 год. Неурожаи в Поволжье, как и в России не редкость. Но и на следующий год из-за нераспорядительности чиновников, которые не успели к посевной завести семена, голод разразился с новой силой, а с ним болезни и мор населения. И снова Николай Георгиевич, которого крестьяне величали Егорычем, бросается на помощь больным и голодным. Ездит по сёлам и ходит по разным ведомствам, мобилизует общественность на помощь голодающим. Находит союзников, которые открывают общественные столовые. В Гундоровке также открывается общественная столовая, в которой питалась вся округа. Но беда не приходит одна: случайный пожар уничтожает 35 гундоровских дворов из 50.  Люди остались без крова, пищи и скота. И вот в руках Гарина судьба трёх сотен крестьян, взоры которых устремлены на него. Ведь помощи ждать им больше неоткуда. С мольбой в глазах и замирающим сердцем они ждали решения своей участи.  «В такое мгновение так отвратительна жизнь, если не хочешь помочь», - думал Гарин, глядя на несчастных крестьян. И помог. Предоставил им кров, пищу, выделил лес.
      
    Но были и такие господа, которые думали и действовали в тоже время иначе. Есть свидетельства тому, как купцы Антон и Николай Шихобаловы и Алексей Шадрин использовали народное бедствие для пополнения своих капиталов. Об этом пишет в своей книге «Ульяновы. Самарские страницы жизни» известный историк Р. П. Поддубная. Для спасения волжан от голода Александром Третьим было выделено 6,6 миллионов рублей на закупку зерна для голодающих. За дело взялся П. Алабин, возглавлявший Самарское губернское земство, который с вышеназванными купцами в октябре 1891 года заключил договор на поставку продовольствия на 65 200 рублей. А. Шихобалов поставил земству так называемой муки 5-го сорта на 44 600 рублей. Эта затхлая мука раздавалась голодающим по 1 рублю 15 копеек – 1 рублю 31 копейке за пуд в счёт ссуды. Естественно, употребление этой эрзац-муки вызвало заболевание населения и соответствующее возмущение в обществе. Не пригодной к употреблению оказалось и зерно, закупленное Алабиным в Одессе. Об этом его предупредили приёмщики зерна на станции «Самара». А земский начальник в Самарском уезде А. И. Самойлов поставил в известность о непригодности муки Самарскую уездную земскую Управу, а затем и губернскую Управу. Самойлов, получив отписку  от Алабина, поставил в известность губернатора. Но Алабин и губернатору ответил тоже, что и Самойлову: «Управа находит домогательства крестьян не заслуживающими уважения». Однако анализ муки показал, что в ней содержится 0,8% земли, более 3% золы и более 69% отрубей. Врачебное отделение губернского правления пришло к заключению, что такая мука для употребления в пищу совершенно непригодна. Писатель Г. Успенский так же не остался равнодушным к подобным фактам очковтирательства. Он писал, что  «голодные лошади и коровы отворачивались от хлеба из этой муки, но люди ели». Для П. Алабина вся эта афёра вышла боком. По Высочайшему повелению Самарское земство было отстранено от продовольственного дела, а на Алабина и его подельников было заведено уголовное дело.
   Вот что писал о причинах голода в Самарской губернии в 1892 году в «Юридическом вестнике» статист И. М. Краснопёров. Он указал на то, что всю вину неурожая нельзя сваливать только на климатические и атмосферные условия. А между тем здесь не малая доля вины должна падать и на людей, на их неумелое отношение к окружающей природе. Он отмечал «хищническую земледельческую культуру», когда повсюду истреблялись леса, велась неограниченная распашка целинных земель, как результат многочисленных оврагов; о невозможности огромной массы (83 533 двора с 404 564 душами) бывших помещичьих и удельных крестьян прокормить себя, имея нищенские наделы. Автор отмечал процесс вытеснения из севооборота красных хлебов серыми, замена высших сортов хлеба низшими. Обращал  внимание на способ производства, которым жертвуют в угоду ускорению процесса уборки хлебов, вследствие чего урожайность из года в год ухудшалась и составляла в среднем 30 – 40 пудов  на десятину. При этом платежи населения продолжали прогрессивно увеличиваться. Вследствие чего все недоимки за два года (с 1888 по 1890 гг.) увеличились с 6,4 миллионов рублей до 12 миллионов.
   На основании статистических данных Краснопёров показывает, как неравномерно распределяется «податное бремя» между различными разрядами крестьян  по размеру надела и делает вывод: в результате такого порядка вещей наиболее обездоленные  в земельном отношение население платит больше платежей, чем многоземельное население. Здесь же он указывает на то, что «в нашей губернии с глубоким чернозёмом, производящей на продажу белотурку и др. красные хлеба, крестьянам  из года в год не достаёт собственного хлеба на обсеменение полей и на собственное продовольствие и потому к весне или же к осени» покупает хлеб в кредит у купцов свой же хлеб, но теперь уже  «по неимоверным ценам». Кстати и Самойлов и Краснопёров были приятелями семьи Ульяновых проживавшей в то время в Самаре.

   Наши самарские статисты и экономисты в отличие от народников, которые на усреднённых данных доказывали «устойчивость» сельской общины, применяли групповые показатели, позволяющие доказать обратное. О расслоении общины весьма убедительно писал и В. Е. Постников. Именно он указал на «огромное разнообразие экономического положения отдельных дворов внутри общины».  Позже в своей книге «Развитие капитализма в России», В.И Ульянов-Ленин дал высокую оценку его работе. Трудами самарских исследователей пользовались Ф. Энгельс и Г. В. Плеханов.
    Неурожаи преследовали Самарскую губернию не только в 1891, но и предшествующие 5 последних лет, достигнув в конце концов необычных размеров. Однако разорение крестьян началось гораздо раньше. Так, например, в среднем в 1867 году на крестьянский двор приходилось 3,2 лошади, а спустя 20 лет уже только 2,7; осенью 1891 года убыло ещё ; лошади на двор. За этот же период крупного рогатого скота убавилось с 2,4 головы до 1,8, а осенью 1891 года убыло ещё по 0,3 головы на двор. Тоже самое постигло и мелкий рогатый скот. Из-за сокращения рабочего скота и недостатка семян в следующим 1892 году осталось не засеянными в разных волостях от 1/4 до 2/3 парового поля. В таком же критическом положении оказались и яровые. Кроме того и осенние всходы были хороши далеко не везде.
      

    Затраты Гарина росли. Требовались наличные деньги. Росли и урожаи. Соседи немцы, у которых он учился хозяйствовать, ему пророчили, что вложения в землю будут окупаться только через 5-6 лет. Гарин отменный урожай получил уже через 3 года. Когда читаешь его книжки, аж дух захватывает: более 20 - 25 ц/га давал подсолнечник, и по 35 - 40 ц/га рожь. Появились излишки хлеба, которым он начал торговать. До сих пор бытует мнение, что царская Россия кормила хлебом весь мир. Пошло это от одного царского министра, который так и заявил: «Сами не доедим, а Европу накормим». Средняя урожайность тогда была низкой – всего 5-6 центнеров с гектара.  По всей России на круг собирали около 60-70 миллионов тонн зерна в год.  Самое большое количества хлеба – 13 миллионов тонн – было  продано за границу в 1911 году, несмотря на то, что этот год был неурожайным, и в стране было голодно. Но ведь таким количеством хлеба можно накормить разве что Румынию. Желаемое  выдаётся за действительное. Экспорт продовольственных товаров не был результатом насыщения им внутреннего рынка. Стране нужна была валюта, и правительство было заинтересовано в экспорте продовольствия. Русский хлеб в Англии стоил тогда в 1,5 раза дороже, чем на внутреннем рынке. Основная масса россиян жила скудно и недоедала. Тогда же, в 1911-12 годах в России от голода умерло около 2 миллионов бедняков. Даже в 1913 урожайном году среднедушевое потребление хлеба в пересчёте на муку составляло всего 200 кг, мяса – 29 кг, молока – 154 кг и 8 кг сахара. Средняя продолжительность жизни была всего 32 года. Сегодняшняя «демократическая» Россия хлеба производит на душу населения  столько же, как и при последнем императоре,  количество крупного рогатого скатилось до уровня 1913 года, а овец - до 1885 года. Миллионы россиян и до 30 лет не доживают. Всё вернулось на круги своя.
     В то время, как и сейчас, процветала хлебная мафия, которая на-живалась на перепродаже хлеба. Вот как рассказывает об этом сам Николай Георгиевич: «Вся хлебная торговля сосредоточена в руках 5-6 купцов, которые и покупают его по очереди на базаре, делая так называемую «одну руку». Эти самарские дельцы поставили Гарина в такие условия, что он был вынужден продать хлеб за бесценок. Его возмущению нет предела. Он негодует: «… сидят себе на скамеечке, гладят своё жирное брюхо и хохочут нагло: как ловко, дескать, ба-рина распотрошили». Если уж спекулянты распотрошили помещика, тогда что уж говорить о крестьянах. Чтобы обойти перекупщиков Гарин с компаньоном Юшковым начал сплавлять на барках хлеб по реке Сок, а затем по Волге –  до Рыбинка. Там 480 тонн хлеба он продал дороже на 25% от цены, которая держалась на тот момент в Самаре. Но и в Рыбинске нашлись акулы: купец, который скупил гаринский хлеб, тоже положил в свой толстый кошелёк процентов 25. Размышляя над этими вопиющими фактами, Гарин с горечью писал: «Что было бы, если из этих 50% попадало 30% в карман производителя, читатель? А то, что можно бы было хозяйством заниматься, хлеб сеять, а не разоряться». Производителю же заграница только снилась. Крестьянин мог доехать лишь до ближайшего базара. Поэтому не случайно Гарин продавал не только свой хлеб, но и тот, который он скупал у крестьян во всей округе и возвращал им деньги за вычетом комиссионных. Да и он сам-то смог доплыть со своим хлебом не до Лондона, а всего лишь до Рыбинска. По свидетельству Гарина, в хорошие годы на Хлебной площади Самары ежедневно собиралось до двух-трёх тысяч подвод. И с утра до вечера крестьяне ожидали расчёта у  конторок хлебных торгов, а, вернее, обсчётов:  «того в весе обманут, того в качестве».
     Думал Гарин и о строительстве элеватора на реке Сок. Но особой его заботой  было  строительство железнодорожной ветки  Сургут – Кротовка, так необходимой для удешевления перевозок хлеба и доставки грузов в Самару. Своей идеей он заразил соседних по-мещиков и стал со свойственной ему энергией обрабатывать земское начальство пяти уездов, по землям которых она должна была пройти. Заручившись их поддержкой, он проводит проектно-изыскательские работы, едет в Самару, где защищает свой проект на заседании губернского дворянского собрания. А дальше пошли бесконечные согласования в столичном департаменте строительства железных дорог и утверждение проекта на Государственном Совете. Дорога была государственной, но денег на строительство долго не давали. Приближалась зима. Тогда, вложив собственные средства, на свой страх и риск он приступил к земляным работам и заготовке леса. В этом весь Гарин. Он постоянно ходил по острию ножа. В 1897 году дорога была сдана в эксплуатацию, которая верой и правдой служила и служит нам до сих пор. А через два года случилась очередная засуха, и грузы пошли уже в обратном направлении. Дорога спасла голодающих. 

Во многом мы обязаны Гарину-Михайловскому. Несмотря на занятость, он продолжал писать свои рассказы и очерки. Гарин не только учил других, но и учился сам, не стеснялся признавать свои ошибки. Из его произведений мы узнаем, как жили наши предки. Черпаем исторические сведения о нашем крае, об организации сельского хозяйства, школьного образования. Мы ему благодарны за сотни спасённых им от голода и болезней крестьян. Особой заботой Гарина были дети. В его доме постоянно проживали сироты. Половина гундоровских детей  были его с женой крестники. В рассказах «Деревенские панорамы» и очерках «В сутолоке провинциальной жизни», он  оставляет нам свидетельства о жизни крестьян и событиях в Гундоровке после 1891года, а также о строительстве  железнодорожной ветки Сургут – Кротовка. Скончался Николай Георгиевич 27 ноября 1906 года внезапно, во время редакционного заседания большевистского издания «Вестник жизни». Прожил он всего лишь 54 года. О нём до сих пор ходят легенды, которые придумал неизвестно кто. Но им почему-то верят, потому что они красивые и добрые. Деньги на похороны Гарина собирали  по под-писке. Значительную лепту в его разорение, как пишет Галяшин А.А., внесли кулаки, организаторы поджогов гаринского имения. Да и сам Николай Гергиевич писал, что городской кулак что-нибудь полезное сделает. То фабрику откроет, то заводик. А вот от деревенского кулака жди только неприятности. Гарин завещал своим детям: «Служите народу!» И служили. Они честно продолжали нести эстафету своего отца. В Сормове, на имя дочери Николая Георгиевича Надежды Николаевны, в 1907 году была открыта начальная школа для рабочих, которая через пять лет была преобразована в реальное училище. Рабочие учились здесь бесплатно, а учителя работали на добровольных началах. За плодотворную и многолетнюю работу на ниве просвещения его дочери Надежда и Ольга, а также А. Вознесенский, который при Гарине учил детей в гундоровской школе, уже при Советской власти были награждены многочисленными правительственными наградами.

          Жизнь и творчество Гарина-Михайловского исследовали многие, в том числе наши  краеведы В.В. Мурсков, П.Д. Лупаев и А.А. Галяшин. Андрей Алексеевич в своей работе «Гарин Михайловский в Самарской губернии» обратил внимание на то, что некоторые исследователи мало уделили внимания гундоровскому периоду жизни Гарина. Но именно здесь он состоялся как писатель. Здесь же он вёл дневники, которые в дальнейшем послужили материалами для его очерков и рассказов. Сюда приезжал известный писатель К.М. Станюкович, который оказал начинающему прозаику практическую помощь и уговорил его не только напечатать свои очерки, но и самому стать издателем. Сам Гарин как бы в политику не лез, но без идейным он не был. На мысль, что община, как механизм выживания и сбережения народа спасёт крестьянство и сохранит Россию, его натолкнули народники, с которыми он потом порвал. Николай Георгиевич сотрудничал с легальными марксистами, сочувствовал противникам царской власти,  укрывал их от полиции и помогал ма-териально. В имении постоянно жили «чертёжники», а в его доме в Царском Селе под боком у царя собирались подпольщики. Это про-изошло после его знакомства в Серноводске с соратником Ленина М. А. Сильвином, который одно время потом у него учительствовал и помогал по хозяйству, а заодно по заданию партии собирал материалы для статьи о сельскохозяйственных рабочих. Николай Геор-гиевич, конечно, революционером не был, но по утверждению его современников, его многогранная деятельность объективно работала на революцию. Гарин сам беседовал с крестьянами о приближающейся  революции, о том, что бар скоро не будет, все будут равны, а земля будет общей. Об этом очень хорошо написано в его очерках и у А.А. Галяшина, который был знаком со многими крестьянами, лично знавшими Николая Георгиевича.
     Из книги известного историка Р. П. Поддубной «Ульяновы. Самарские страницы жизни», изданной в 2009 году, стало известно о значительной роли Гарина-Михайловского как одного из издателей «Самарского Вестника», который в середине октября 1896 года перешёл в руки социал-демократов, и просуществовал как орган марксистов до 16 марта 1897 года. Это была первая в России легальная марксистская газета. 
        Наблюдая за действиями различных партий во время выборов предводителя губернского дворянства в Самаре, Гарин окунулся в среду молодчиков, девизом которых, как он пишет сам, было: «Кто не с нами, тот против нас, и кто против, с тем война, не разбирая средств». Точь-в-точь как сегодня, когда «денежные мешки» затоп-чут любого, кто встал на их пути. А власть, которая превратила страну в сырьевой придаток и обрушила промышленность и сельское хозяйство, обильно поливает грязью оппозицию. Та же защититься не может, так как отлучена от средств массовой информации. Да, нам разрешили проставлять галочки в избирательном бюллетени. А как потом их посчитают, одному Богу известно. У нас не было и нет честной и открытой состязательности политических партий на выборах. Оппозицию глушат. При такой беспардонной «демократии» выборы превращаются в фикцию. Потому на избирательные участки сегодня ходят лишь  патриоты и оптимисты, которые, нес-мотря ни на что продолжают верить, что галочкой в бюллетене можно что-то  изменить к лучшему.
     Не всё, что делал Гарин, вызывало одобрение окружающих. Священника ближайшей церкви, например, возмутило то, что был потрачен лес,  выделенный  крестьянам-погорельцам на строительст-во сгоревших домов и хозяйственных построек. К тому времени вышел новый закон о лесе, и государство как бы было большим хозяином, чем собственник леса. И Николаю Георгиевичу пришлось объясняться перед попом по этому поводу. Вот вам, братцы, и  райком в царское время! Но «райком» в лице представителей Русской православной церкви был  бессилен против золотого тельца. Как только служителю культа гундоровский помещик «золотил ручку», тот сразу же отступал от предписаний  священных канонов. Ведь самое-то главное в религии по большому счёту это не грех, а успеть покаяться до второго пришествия Христа. Не все возрадовались и строительству железной дороги. Насыпь мешала прогону скота и проезду на поля местным крестьянам. Приходилось это делать на переездах. Помещики возмущались, почему дорогу не довели до околицы его поместья? При том, не все хозяева земли выполнили свои обещания не брать деньги за землю, что была отведена под железную дорогу, выделенный ими лес на её строительство и грунт под насыпь. Выполненный Гариным экономичный проект строительства железнодорожной ветки вызвал бурю возмущений среди многочисленных чиновников. Им чем дороже стройка, тем выгоднее для них. Гарин же думал о государстве. Наказать новатора и немедленно, чтобы не было повадно другим – вот главное желание бюрократов. Но от всего этого заслуги Гарина перед обществом не убавились.
     Простояла Гундоровка два века. Появилась она при Екатерине Второй и почила вместе с Советским Союзом при муже Раисы Максимовны иудушке Горбачёве. От Гарина мы узнали, что из Тульской губернии было вывезено сюда 80 дворов в конце восемнадцатого столетия, которые и основали деревню. За убийство помещика Юматова 40 дворов в начале Х1Х века были сосланы в Сибирь. В голодном 1865 году умерли почти все дети. Через семь лет снова засуха. Но пережили и это. Гарин покинул Гундоровку в 1903 году, продав имение самарскому купцу А. Шихобалову (хотя по этому поводу имеются и другие мнения), тому самому купцу, который вместе с Алабиным травил народ затхлой мукой. Часть крестьян ушла с ним на строительство железной дороги, часть в город и «превратилась в мастеровой народ». Они связей с деревней не прерывали, но и назад не хотели. Пережила Гундоровка и Первую мировую, гражданскую, семь неурожайных лет с 1901 по 1912 годы, жесточайший голод 1921-22 годов, коллективизацию 30-х и Великую Отечественную. После войны жизнь наладилась. И вот однажды Хрущёв заикнулся было об укрупнении колхозов, но Сталин ему запретил когда-либо об этом говорить вообще. Умер вождь и Никита, насыпав мусор на его могилу, принялся за своё. Тогда Гундоровку и ещё семь деревень и посёлков присоединили к успенскому колхозу «Партизан». Город Куйбышев стал крупным индустриальным центром. Требовалась рабочая сила. Условия жизни в городе были лучше, и крестьяне стали покидать родные места. С начала премьерства  Косыгина  жизнь на селе пошла круто в гору и начался обратный процесс. Бедных, о чём мечтал Гарин, не стало. Но вот на политическом горизонте замелькал философ Бодюл, который навязал Брежневу идею о не перспективных деревнях. Тогда же были составлены проекты переселения жителей небольших населённых пунктов на центральные усадьбы. Был такой проект и в Успенке. В Гундоровке тогда ещё проживало 43 человека, которые содержали колхозное стадо в 2 тысячи голов овец и сотню бычков на откорм.   
    В семидесятые годы прошлого века погодные условия были не очень то благоприятными для нашего сельского хозяйства. Особенно в Среднем Поволжье. Засуха сменялась холодными затяжными дож-дями, а следующее лето опять выпадало знойным. Теперь уже крестьянам приходилось спасать не только личный скот, но общественный. Грубые корма приходилось заготовлять на стороне, порой за тысячу километров от родных мест, а часть скота даже были вынуж-дены отправить за Урал. И опять выручала железная дорога.            
     Последние из могикан, с которыми я встречался лет 20 назад, через некоторое время уехали из деревни навсегда. Гундоровки не стало. При новой, капиталистической власти, пошли необратимые процессы. Село у «реформаторов» стало изгоем. За последние 15 лет с географических карт исчезло 13 тысяч деревень. Близки к исчезновению  ещё 10 тысяч пичерок, мордовских селитьб и больших чесноковок.
        Уезжая, мы сфотографировались на фоне гундоровской шишки, глядя на которую  Гарин-Михайловский писал: «Седые вётлы над рекой, ленивые, громадные, едва шевелят, как опахалами, своими вершинами, и сквозит за ними другой берег реки с высокими, как горы из красной глины, холмами Князевки (Гундоровки. – А. Д.)». Покидая родные места, мы испытали двоякое чувство. Удовлетворяло то, что, посетив Гундоровку, мы отдали дань уважения нашему великому земляку, людям жившим и трудившимся здесь. Но вместе с тем и неудовлетворённость: немым укором смотрели на нас заросшие бурьяном поля, которые ждут, не дождутся своего Гарина, доброго к людям и неравнодушного к земле.    

             Суходол – Гундоровка – Суходол,   2005 – 06 г.г.
            


 
               
               







                От автора

 В 1957 – 1958 г.г. Гослитиздат выпустил пятитомник собраний сочинений Н. Г. Гарина-Михайловского, а в 1980 г. Куйбышевское книжное издательство издало однотомник, в который вошли его избранные сочинения – повесть «Детство Тёмы», а также несколько рассказов и очерки, в том числе и «Несколько лет в деревне».   Данный же исторический очерк «Странный барин» был напечатан в Сергиевской районной газете «Сельская трибуна» в конце 2006 года и рассчитан, прежде всего, на жителей нашего района. Посвящён он гундоровскому периоду жизни Николая Георгиевича и написан к 100-летию со дня его памяти. Мне хотелось напомнить моим землякам и особенно молодёжи об этом замечательном, талантливом человеке широчайшей души и доброты. А также рассказать о жизни нашего старшего поколения, их нелёгкой крестьянской доли в постоянной борьбе за хлеб насущный.
      Мы, успенские мальчишки и девчонки, с малых лет знали кто такой Н.Г. Гарин-Михайловский. Про него нам рассказывали взрослые и гундоровские ребята, которые учились в местной школе. В сельской библиотеке был оборудован уголок, посвящённый  Николаю Георгиевичу и членам его семьи. Чуть-чуть повзрослев, мы самостоятельно или в составе экскурсий посещали Гундоровку. На нас всё увиденное и услышанное производило неизгладимые впечатления. Уже, будучи взрослым, по долгу службу, я бывал в Гундоровке довольно часто и был дружен с местными крестьянами, потомками тех, о ком так красочно повествовал Николай Георгиевич в своих рассказах и очерках.


    Длительное время с дочерьми Гарина-Михайловского общался и вёл переписку наш замечательный краевед, уроженец с. Успенка Галяшин Андрей Алексеевич, а потом эстафету принял Костёнов Геннадий Иванович.
    В советское время было не мало сделано для пропаганды творчества и увековечивания памяти Н.Г. Гарина-Михайловского. И сегодня стараниями работников Сергиевского краеведческого музея, педагогических коллективов и многочисленными поклонниками его таланта немало делается для того, чтобы наше молодое поколение знало, чтило и помнило нашего замечательного земляка.  Всем за это –  низкий поклон.
    В начале 2009 года в московской «Книжной газете» был напечатан представленный мною исторический очерк «Странный барин» в полной объёме и без цензуры. Об этом позаботился  политический обозреватель газеты А.А. Ростовцев. Теперь я представляю на суд читателя второе дополненное издание.      

                А. Димитров