Наследие А. Вельского 43

     Эти слова вернули нас в реальность. В нашу реальность, ту самую, в которой было не так уж и весело, скорее, даже наоборот.
- Подольский, - посмотрела на меня Вельская, - сколько там у нас времени?
- До поезда еще час.
- Хорошо, а теперь, Саня, нам нужна твоя помощь, - Вельская посмотрела на Александру.
- Да, пожалуйста, я готова, - кивнула девушка, даже прикрыла глаза, но вдруг Вельская остановила ее, - нет, так не пойдет.
- Что не так, - Александра удивленно посмотрела на Марину.
- Вот сейчас, зрители и слушатели нам не нужны, - Вельская оглянулась на нас с Анастасией, - выйдете отсюда. Мы вдвоем справимся.
 
     Мы послушно покинули кухню. Я еще топтался в коридорчике, размышляя, в какую именно комнату, мне следует проследовать, когда Марина прикрыла за мной дверь, и насколько я мог судить, подперла ее стулом, от неожиданного вторжения.
- Олег Владимирович, - услышал я из зала голос Анастасии, - у Вас фотографии маминой нет?
- Фотографии, - я задумался и прошел в зал, - честно говоря, мы как-то вместе не фотографировались.
- Жаль, - Анастасия была грустна…
    
     Хотя нет, грусть – это легко, почти воздушное состояние, тогда как в глазах девочки была тоска – такой огромный, тяжелый и косматый зверь…

     Я попытался понять, сходны ли те чувства, которые испытывает она и мои собственные. Не знаю, насколько мне это удалось, но показалось мне, что я рассмотрел это в ее взгляде, в ее жестах – ей было намного тяжелее, чем мне. Мы расставались и расставались навсегда. Может быть, понимание этого, пришло ей быстрее, чем ко мне… или она была более восприимчивой, тогда как я успел обрасти чем-то более жестким, более грубым…

     Только все эти размышления больше отдавали обыкновенной человеческой суетой, к которой я привык, и от которой не мог избавиться в один миг. А между тем, в этой самой квартире происходило самое прощание. Самое настоящее, навсегда…
- Настя, - я хлопнул себя по лбу, - прости старика, есть фотография, помнишь, мы вчетвером на даче. Мы там все вместе…
- Можно, я ее возьму с собой, туда?
- Конечно, я сейчас найду…

     Я достал из тумбочки фотоальбом и принялся его листать. Странное дело, но вот именно с фотографиями у меня так. Вроде и складываю все аккуратно, но стоит потребоваться какой-то конкретной фотографии, приходиться перелистывать весь альбом. Хотя, в данном конкретном случае, я был скорее рад…
- Вот она, бери.

     Анастасия приняла фотографию, и некоторое время внимательно рассматривала ее, я даже подумал, что она заплачет…
- Мы здесь все такие счастливые, - неожиданно сказала Анастасия, - все. И Вы, и мама. И я с Санькой. Смотрите.

     Я взял фотографию и словно увидел ее в первый раз. Дом наш старый дачный, покосившийся местами, а на ступеньках мы вчетвером. И действительно, все улыбаемся, не кричим этот дурацкое «сыр», не позируем, а действительно улыбаемся, потому что нам хорошо. Господи, спасибо тому случайному прохожему, которого занесло на засыпанные снегом дачи. Спасибо и за то, что оставалось в фотоаппарате всего два кадра из тридцати шести заполненных какими-то малознакомыми людьми. Спасибо. Потому что других фотографий у нас не было. И не будет уже… Я протянул фотографию Анастасии.
- Обидно немного, что все оказалось таким коротким, - пробормотал я, но вдруг понял, что говоря это, я как бы умаляю свое короткое счастье, - обидно, но у других ведь и этого не бывает, а у нас было…

     Анастасия не ответила.
- Что-то дамы задерживаются, - сказал я, взглянув на часы, а на самом деле, просто хотел сменить тему, потому что на сердце у меня словно припекало, - что они там  так долго…
- Они маму ищут, - коротко ответила Анастасия.
- Маму?!
- Да, теперь Санька может это делать без вреда для себя. Вы ведь видели, чем это заканчивалось раньше?
- Да уж, видел…
- Я ругалась всегда на нее за это. Не от зла, от страха, что однажды могу не успеть, могу оказаться не на месте. У нее из-за этого, были такие ужасные кровотечения…
    
     Я заметил, как Анастасия сжалась вся и побледнела, припомнила, наверное, как приходилось ей, выхаживать подругу. Укладывать, согревать, уколы делать и дрожать, сидя на лекциях в институте, что она опоздает…  Я коснулся ее руки:
- Успокойся, теперь это прошло…
    
     Дверь на кухню раскрылась, и через мгновение, в комнату вошли Марина и Александра. Девочка, действительно была бледна, но уже не так сильно, а главное… Анастасия вскочила и бросилась к подруге. Обняла ее и что-то зашептала.
- Ну что ты, - заговорила в ответ Александра, - все в порядке. Тем более, что теперь при мне свой собственный врач. Да еще какой!

     Сама она при этом гладила подругу по волосам, и осторожно целовала, где-то за ушком… Я отвел взгляд – ну что делать, я так и не смог привыкнуть к их отношениям.
- Пора, «на дорожку» мы уже посидели. Так что, можно отправляться, - Марина опять была деятельна, хотя и выглядела уставшей…

     Тихо, без суеты мы оделись. Я чуть раньше, чтобы успеть прогреть машину, девочки чуть позже, потому что Марина пожелала добавить что-то к сказанному ранее. Я курил около машины. На дворе, практически была ночь. Высыпали звезды и если бы не звук работающего двигателя, можно было бы услышать и тишину. Но я и так знал, что на улице тихо, лишь поскрипывал снег под ногами…

* * *
      
     Это были странные проводы. Слов было мало, слез не было совсем, как впрочем, и улыбок. Со стороны можно было подумать, что две эти девочки, в руках у которых не было ничего кроме дамских сумок и цветастых целлофановых пакетов, отправляются куда-нибудь на экскурсию, в соседний город, и вернуться уже на следующий день. И странно, но каждый из нас, словно пытался поддержать эту легенду. Даже я, не говоря уж о Марине, которая умудрялась иногда позевывать, прикрываясь ладошкой то ли от нас, то ли от окружающих. Прозвучали последние «прости» и «удачи вам». Поезд тронулся. Марина взяла у меня ключи от машины, и попросив зайти в вокзальный ресторан купить сигарет, пошла в направлении стоянки. Я еще какое-то время стоял на перроне и смотрел вслед уходящему поезду…

     Поезд скрылся из виду, увозя с собой не только девочек, но и мое прошлое, потому, что с его отходом начинали тикать мои собственные часы… Потоптавшись зачем-то на перроне еще с минуту, я направился в ресторан.
    
     Когда я вернулся к машине, Марина дремала под звук мерно работающего двигателя. Я открыл дверцу, она открыла глаза и посмотрела на меня.
- Проводил?
- Да, - кивнул я, откинулся на сиденье, некоторое время смотрел вперед, в темноту, потом посмотрел на соседку, - куда теперь?
- К Вам. Пока к Вам.

     Я развернул машину, и медленно покатил по направлению к дому. В салоне была тишина, мне показалось, что она тяжеловата, я потянулся, чтобы включить приемник, но Марина остановила меня.
- Пусть будет тихо, пожалуйста.
- Хорошо, - кивнул я.

     Так, в этой тишине мы и доехали до дома. Я поставил машину на небольшую площадку рядом с еще двумя зимующими здесь автомобилями. Закрыл ее, потом мы поднялись в квартиру.
- Что теперь делать?

     Марина указала на часы.
- Что можно еще делать в такое время? Спать будем, - проговорила она, зевая в очередной раз.
- Давайте я Вам в спальне постелю, на кровати. Отоспитесь по-человечески.
- А сами?
- А я на диване устроюсь. Мне нравиться на нем спать, с ним у меня связано что-то из детства, вот только уже не помню, что именно…

     Вельская мимоходом заглянула в спальню и удивленно посмотрела на меня:
- Так кровать-то двуспальная, можете на второй половине. Обычно, я сплю спокойно.
     Я отрицательно покачал головой и посмотрел на Марину, а она практически спала на ходу. Ей, и это было видно невооруженным глазом, требовались определенные усилия даже чтобы говорить:
- Я, в душ пойду схожу, ненадолго. Как бы, только не уснуть прямо под душем, - она вздохнула, - парная инициация, да когда еще разного уровня, выматывает до невозможности…

     Мне захотелось уточнить, но взглянув на Марину я не решился задавать вопросы. Та была какой-то бледной и осунувшейся. Опустив голову, она забрела в ванную комнату, а я отправился в спальню, стелить постель. Предложение Марины, я отверг по целому миллиону причин.
    
     Все было готово. Вдруг мне показалось, что вода течет как-то уж слишком громко. Вспомнив потоп у Павла Васильевича, я поторопился к двери, но стоило мне выйти из спальни, как тут же мне пришлось разворачиваться. Марина принимала душ при открытой двери, даже не задернув занавески. Не знаю, смущалась ли она, но я почувствовал, как краснею и приближаюсь оттенком лица к знамени. Я поспешил переместиться из коридора в зал.

     Минут через десять, я услышал, как девушка, шлепая босыми, и судя по всему, мокрыми ногами прошла из ванной в спальню. Я прислушивался, но было тихо. Подождав еще какое-то время, я заглянул в спальню. Марина уже спала прямо поверх одеяла, не потрудившись ни залезть под него, ни выключить свет. Как впрочем, не потрудившись накинуть на себя хоть что-нибудь из одежды. Единственным, что хоть как-то прикрывало ее наготу, были волосы, равномерно рассыпавшиеся по плечам и подушке.
    
     Стараясь быть нешумным и не оглядываться, я аккуратно вытащил из шкафа простыню, маленькую подушку и плед, и отправился в зал, устраиваться на ночлег. Лишь перед самым сном, я вдруг вспомнил, что не потушил  в спальне свет. Пришлось натянуть штаны и отправиться в спальню. Марина успела перевернуться на бок, и теперь я мог видеть в другом ракурсе…
    
     Сказать, что это было соблазнительное зрелище, говорю честно, я не мог. Как впрочем, и ответить на вопрос, почему. Марина была хорошо сложена. Она была высока, стройна, и как большинство натурально-рыжих, белокожа. Даже несколько шрамов, заметных и уродливых, даже они, как бы терялись на ее теле. То есть не выглядели пугающими или отталкивающими. Как это объяснить? Простите за грубоватый язык, но каждый, отдельно взятый параметр ее тела, был выше всяких похвал, а вот все вместе, это было состыковано как-то неправильно. Ну и еще какой-то звериный оскал чуть приоткрытого во сне рта, довершал суммарно-неприятное впечатление.
    
     Вельская шевельнулась во сне, а я понял, что я уже долгое время стою и рассматриваю обнаженную, спящую, молодую женщину. Смущенный донельзя, я заторопился обойти кровать и накрыть девушку одеялом, на сколько того хватило, после чего погасил свет и покинул спальню.
     Про себя я думал, что, вряд ли смогу уснуть. На то было много причин, но, наверное, усталость все-таки превысила все бывшие потрясения и картины. Я уснул, едва удалось принять удобное и привычное положение…

     Мое утро началось с незнакомой мелодии, которую напевала Марина, звякая посудой на кухне. Я поднялся и заглянул к ней. Она улыбнулась, увидев меня, и поприветствовала: 
- Доброе утро, Подольский, - выглядела она отдохнувшей, свежей, и какой-то светлой.
- Доброе.
- Минут через десять будет готов завтрак, так что поторопитесь.
- И Вы всегда так рано встаете?
- Ну, во-первых, мы вроде как на «ты». А относительно рано проснуться – так я жаворонок, - ответила Марина.

     Я принял к сведению эту информацию и отправился в ванную комнату. Принял душ, побрился, одним словом привел себя в порядок и вернулся на кухню, так сказать, в более привлекательном виде. Завтрак, а точнее незнакомый вариант яичницы, в которой просматривалась зелень, кусочки мяса, и еще что-то, была разложена на тарелки и аппетитно благоухала. Сама Марина с маленькой чашкой кофе стояла возле окна и смотрела на улицу. Услышав, что я зашел, она отставила кофе, села на стул и взялась за вилку. Я неспешно устроился рядом. Мы молча, со вкусом принялись за завтрак. Я буквально бурлил вопросами, но, видя, что Марина ест задумчиво до отрешенности, решил оставить разговоры на потом. Может быть, на время чая, как более благоприятное для беседы. Однако, разговор не получился, едва я взялся за чай, Марина поднялась со своего места.
- Подольский, я с твоего разрешения воспользуюсь машиной. Надо мне посетить пару мест, а мотаться в общественном транспорте не хочется…
- Да, конечно, - кивнул я и спросил сам, - а мне что делать?
- Пока ничего. Займитесь чем-нибудь по дому, но лучше всего, ложитесь спать.
- Я не могу спать с перерывами, у меня потом голова будет болеть…
- Головная боль – это мелочь, - пробормотала Марина, - с этим я управлюсь.

     Слова, конечно, были, если не обидные, но с каким-то оттенком равнодушия, хотя, я уже стерпелся с манерами Вельской. Представить себе такого не мог, а вот получилось.
- Ладно. Помою посуду и лягу, - согласился я.
- Вот и хорошо. А не будет сна, возьмите что-нибудь подходящее для чтения… Хотя… Ладно, где ключи?
- На полочке под телефоном, документы – там же.
- Я пошла, постараюсь вернуться как можно быстрее…
    
     Вот и весь разговор. Вельская убежала, а я принялся за мытье посуды. Спать, конечно, я не собирался – всю жизнь не было такой привычки, и уж не к чему было что-то менять, под конец жизни… Я невесело усмехнулся, шутка оказалась не смешной, и какой-то злой. Хотя на кого мне было злиться? То есть, были, конечно те, кого можно было бы винить во всей этой истории… Правда большинство из них уже покинули этот мир, а кроме того, насколько я мог понять, смерть их была скверной. Нет, единственное, за что я действительно злился на Вельского, хотя, больше я даже злился на Афанасьева, так это за безответственность…
    
     Я поставил посуду в сушилку, вытер руки и закурил, устроившись около стола. Донимал меня извечный русский вопрос: «Кто виноват?». То есть, конечно, и, прежде всего, Александр Вельский, но он, вроде как не ведал что творит. Был виновен и Афанасьев, но и он не знал всего… А кроме того, разве, тот же самый Достоевский, или Толстой, разве они, произведениями своими не экспериментировали над своими читателями? Разве их произведения не воздействовали на тысячи, а точнее, миллионы умов по всему миру? На них мы ведь не злимся, тогда за что же злиться на Вельского? Просто природа преподнесла ему другой дар…

     Размышления, застопорились, вроде как оказались в тупике. Я вышел из кухни и отправился в зал. Но пустота и тишина угнетали меня. Давили, так сказать, на психику. Мне не хватало голосов девочек, не хватало Верочки. И, черт возьми, я был даже согласен на присутствие Вельской, с ее странными манерами. Но кроме меня никого не было. Я буквально чувствовал, как время остановилось, а я один не был в состоянии его сдвинуть с места…

     Решение всплыло, как бы само собой – я решил прогуляться по улице. Просто выйти и побродить по улицам города, тем более, что дома закончились сигареты… Может быть, кто-то и не принял бы подобного предложения. Точнее говоря, я бы понял того человека, который в подобной ситуации, даже и носа из дома не показывал. А вот мне захотелось пройтись. Я оделся, взял ключи от квартиры, проверил наличие денег, и вышел на улицу.

* * *
    
     Морозец, градусов в десять, не больше, взялся за мои щеки и быстро заставил их покраснеть – это было приятно. За ночь белого подсыпало, и теперь дворники старательно пытались отвоевать прежние позиции. У меня же он просто поскрипывал под ботинками, и я, про себя, пожелал им неудачи. Я вдруг понял, что не просто предпочитаю снег белым, но даже и люблю его. Именно белый, а не посыпанный песком, когда он становится похожим на грязь, а если уж быть совсем точным, то мне он представился замаранным бинтом в полевом госпитале. Странное дело, я споткнулся об эту мысль, словно о камень, который не заметил. Дело в том, что я никогда раньше не задумывался над тем, как выглядят бинты в больницах. По крайней мере, я не мог вспомнить такого, может быть, когда-то в кино о войне, но точно, что меня никогда не занимало подобное соотношение красок. Я этого не помнил. Но вот пришло это странное сравнение и оказалось, что в голове моей этот образ существовал, и возможно, существовал очень долго… Одновременно, и притягательный, и отвратительный. Я мотнул головой,  стараясь вытряхнуть эту картину, но еще какое-то время она стояла перед глазами.

- Вот ведь, придет в голову такая гадость, и не избавишься от нее никак, - посетовал я про себя, и ускорил шаг, словно от мыслей можно убежать.
    
     Слава Богу, что такие вот приходящие мысли, текучи и непостоянны. Стоило мне увидеть, как какой-то малыш, вывернувшись из рук старенькой бабушки, и неверной походкой засеменил в сторону ближайшего сугроба, как я отвлекся и замер, гадая, какой будет встреча малыша и снежной горки. Встреча прошла по обычному сценарию – в какой-то момент малыш споткнулся  и со всего маха угодил мордашкой в снег. Если у него эта ситуация вызвала хохот, то старушка повела себя иначе, чем была должна, по крайней мере, с моей точки зрения. Она разразилась ругательствами, она даже пришла в ярость и притоптывала ногами, а руки ее так и взлетали, так и взлетали. То есть, если бы так отреагировала молодая мамаша, я бы не удивился – есть такие, которые готовы даже и наказать малыша за собственную нерадивость, но со старушками, которые вели бы себя подобным образом я встретился впервые… Одним словом, хохот у малыша быстро иссяк, а вместо него появились слезы. А потом малыш и вовсе перешел на истеричный крик… Очень хорошо, что тропинка, по которой я шел, увела меня за угол здания. Что и говорить, впечатление от этой картины осталось у меня самое тягостное. А малыша мне так и вовсе было жаль…

     Я шел, размышляя над незавидно участью малыша, у которого есть такая бабушка, пока не понял, что этот короткий и некрасивый эпизод определенным образом настроил мое восприятие. И я тут же озвучил в полголоса это новое свое ощущение:
- Как-то это неправильно…, - пробормотал я задумчиво и понял.

     Улица была просто полна вот таких бытовых, обыкновенных событий, но которые развивались не по привычному глазу и уху, сценарию. Чуть громче, с большим эмоциональным выплеском и с набором слов, которые не совсем подходили к обычной, стандартной ситуации…
    
     Вот столкнулись, прямо передо мной две женщины. Все понятно, тропинка узковата, под ногами лед, снежком присыпанный. Даже не столкнулись, а просто остановились друг перед другом и пытаются разойтись. Им бы, положено было, устало вздохнуть, улыбнуться и обменяться какой-нибудь извинительной фразой. А эти в крик, и обзываться… А по внешнему виду отнес бы я этих дам к учительскому сословию, а выходило, что они – пара продавщиц из винного отдела… Что ни говори, а такая картинка режет и глаз, и слух. Потому что она неправильная. Или вот, очередная мамаша, которая нашлепала малыша за излишнюю любознательность. Что, спрашивается страшного, что малыш засмотрелся на цветную картинку за стеклом ларька «Союзпечати», тем более, что изображены были герои  известного детского мультфильма – Мартышка и Слон. Если ты спешишь, так держи малыша за руку, а если отпустила его в свободное плаванье, будь готова к тому, что что-то обязательно привлечет его внимание… И опять-таки, ошиблась, заторопилась – так выговори ему, зачем же волю рукам давать?
    
     А эти так и вовсе – дерутся. И деваха какая-то при них визжит, но как-то странно, словно она не переживает, а подбадривает, а народ просто идет мимо, отведя глаза в сторону. Я свернул с протоптанной тропинки и быстро подошел к валяющимся в снегу и тузящим друг друга, куда придется, парням. Я просто попробовал их растащить, но оказалось это не так просто. Сил меня одного было недостаточно, но обычно, стоило появиться хотя бы одному, кто решил вмешаться, тут же приходили на помощь другие прохожие. Собственно говоря, я их и разнимать полез с той мыслью, что сейчас подойдет кто-то еще. Только народ по-прежнему шел мимо… Полагаться пришлось только на себя. Наконец, мне удалось их развести друг от друга и удерживать на расстоянии вытянутых рук. 
- Эй, подруга, - немного фамильярно, но времени на поиски более галантных слов у меня просто не было, да и желания тоже, - забери этого, и не давай ему вырваться, - ближе к ней была моя левая рука, поэтому именно из нее я и выпустил парня.

     Я надеялся, что даже если я и ошибся, то есть, если это не ее парень, то она броситься к другому, но все равно займет одного из них, но не тут-то было. Вместо этого она осталась на месте и зло так обратилась ко мне:
- А вам-то какое дело?
- Да потому что, они сейчас покалечат друг друга, - ответил я, - так какой из них твой-то? Держи его.
- А мы никуда не вырываемся, - неожиданно вступил в разговор тот, кого я выпустил из левой руки…

     И это была правда. Стоило их развести, как поединок прекратился. Я, ощущая некоторое непонимание, отпустил второго. Правда, при этом, я постарался быть в таком положении, чтобы если они не успокоились, то опять оказаться между ними…
    
     Если вам когда-нибудь приходилось участвовать, в подобной ситуации, то вы, наверняка, помните, как выглядят участники. Дыхание жаркое, сбившееся, пот, одежда всклокочена, а в глазах медленно, как восход солнца, наступает просветление. Здесь, главное, дождаться полного восхода, и можете быть уверены – поединок окончился. Но только в этом случае все было иначе. То есть, дыхание было действительно сбившимся, и одежда крепко пострадала, но вот восхода не наступало, потому что, в глазах их присутствовало что-то новое, чего раньше я не видел. Все это промелькнуло в моей голове слишком быстро, чтобы я успел сделать необходимые выводы.
- Молодые люди, а вас учили, что нормальные люди сначала пытаются договориться?
- Ну и как вы себе представляете подобный договор? - это спросил тот, который был справа. Зло так, спросил, даже ехидно.
- Словами, молодой человек, словами, - есть такой способ ведения переговоров.
- Вы папаша, извините, но ввязались не в свое дело, - а вот это подал голос тот, который был слева.
- То есть?
- Все очень просто. Вон стоит самка, -  парень кивнул, причем небрежно так, в сторону девушки, -  договор такой, кто победит, тому она и даст.
- Глупость какая, - честно говоря, я был немного шокирован таким подходом.
- Почему глупость, - в разговор опять вмешался тот, кто был слева, - нормальный подход…
- Дорогуша, - я просто вынужден был обратиться к стоявшей рядом девице, - это что, правда?
- Конечно, - спокойно ответила она и добавила, - Вы действительно влезли не в свое дело.
- А про такое понятие, как любовь, вам что-нибудь известно?
- Любви – нет, - ответила девушка, лениво так, и с таким выражением лица, что я был очень удивлен тем, что она не зевнула в конце своего короткого ответа.
- А драться тогда зачем? Вот это вот все из-за чего?

     Тот, который был справа, посмотрел устало так на меня, словно отвечать на этот вопрос ему уже приходилось не один раз, но лично для меня, бестолкового он повторит еще раз:
- Обладание самкой – повышает статус, а кроме того, доставляет определенное физическое удовольствие…
- Что?!

     Меня не очень легко огорошить словами. По крайней мере, я так думал, но этим, даже и не знаю, как их назвать, так вот, им это удалось. Причем удалось на все сто. Не был я готов к подобному. Не мог я в это поверить, точнее, не мог принять подобного, оно было вне моего мира ценностей. Растерянно я вновь посмотрел на девицу:
- Что, все именно так?
- Конечно, - право на обладание у того, кто сильней.
- А тебе все равно?
- Красота должна принадлежать силе…