Королева, у которой украли корону

«Она была рождена королевой, но корона была украдена».  Безлунной ночью молнии соприкоснулись со шпилями  замка, и на шелковой ткани голубого балдахина над ложем возникла алчная тонкая тень.  Её спина была изогнута, как крюк, и каждый из липких пальцев был похож на лапки мухи. В складках нежнейшей ткани тень кружила и выжидала, вспыхивая густой чернотой, когда небесная чаша трескалась и рассыпалась осколками под звуки грома. Королева бесшумно  привстала на своей постели и прижалась спиной к подушке, подобрав под себя одеяло. Ужас холодил сердце, сжимал и мышцы, и связки, так что она не могла позвать на помощь. 
Стены вспыхнули кровавым ослепляющим светом, и королева почувствовала непривычную, невыносимую легкость на голове. Тень испарилась, а вороны за окном стали мерзко смеяться, выплевывая на замок столетние ливни.

***

- Как ты могла? – говорили они и свысока смотрели на неё. – Как ты могла не уберечь свою корону?

- Тень подкралась ко мне в ночи, что же мне было делать? – обиженно шептала королева и принималась блуждать взглядом в узорах ковров.

- Глупая, маленькая королева, - говорили они из темных углов, уже почти без страха. – Почем мы должны ей похлебку варить, почем нам шить одежды золотые?

И замок пустел. Бежали из замка сначала торговцы заморскими диковинками, тканями,  пряностями. Хитрые лисы  бежали в соседние королевства, что процветали в то время за рекой Регем на равнинах, бежали, придерживая подолы своих позолоченных красных платьев, и рассказывали каждому прохожему презабавнейшую историю о том, как у королевы из замка Слез украли корону.

Вместе с ними бежали и воины, унося на себе стальные доспехи и  добрые мечи, каких не было больше ни в одних землях. Как же королеве хотелось убежать вместе с ними. Снять все драгоценности со своей шеи, повязать отцовский плащ и повесить на пояс ножны отцовского меча, взяв тонкий, готовый к бою клинок в руки. Но только крысы хватали копья да ножи поострее и выскальзывали в главные ворота на волю.
Когда в городе начались беспорядки, и вечерами стал слышен лай голодных крестьян, вырывающих друг у друга из когтей куски королевского хлеба, королева решила запереться в замке.

***

Подранное платье даже не скрывало колен, колен разбитых, стонущих каждой жилой. Она всю ночь стояла на каменном полу и молилась, пока слезы её текли и жгли царапины на ногах. Они были такими теплыми, и так противно застывали на полу, как пролитый суп, такими они были на вкус. Хотелось содрать кожу с лица от отчаяния, и королева думала про себя: «На что, кому же я молюсь? Бог покинул мои земли, Богу наскучило наблюдать за мной, и он исчез, испарился, как все жители королевства моего, как вся армия, как  кормилица моя, как её кудрявый внук, как тень, как та самая коварная быстрая тень над моей постелью.»  И королева кричала в каменные потолки, и голос скрипел в унисон старым дверям.

Тени, тени. Так хотелось ей найти ту самую, и она клала руку на толстые старые стены, и холод бежал под ногти по пальцам, и она бежала, а вороны продолжали смеяться за спиной.

Голодные крестьяне, поразмышляв, очень скоро поняли, что в целом замке на одну королеву слишком много королевского провианта.

- Что ж эта девчонка сидит там крысой и нашу еду за щеки пхает? Еду наших матерей, наших детей, люди! Наш урожай, хлеб, наше мясо, мясо наших коровушек, наших курочек, вино наше, э-эх!

И срубили они самую высокую сосну, чтобы выбить крепостные ворота, как зубы наглого полуночного пьяницы в таверне. И верно было, что такими остервенелыми мужчины не были еще  ни в одном сражении за всю историю человечества. Хватило одного удара голодных людей, чтобы дерево треснуло – оружие в их руках раскололось, но результат был налицо: обшитая железом калитка слетела с петель, и с криками крестьяне кинулись вовнутрь.

Королева сидела в уголке, поглаживала разбитыми ладонями каменный пол у своих ног и ждала, когда на том конце длинного коридора появится дребезжание людских фигурок на фоне белого  света. Она смотрела на свои ноги и не узнавала их: перед ней дрожали голые полупрозрачные кости. Затем она смотрела на руки: чьи-то кривые грязные пальцы скребли гладкие гранитные плиты. Королева оторвала взгляд от тонких желтых червей, уходивших в её одежды, и сосредоточилась на острие копья, целившегося в этот момент в её шею.

- Ш-шавка, - выплюнул парень в лицо королевы и отвел копье, переложив его в другую руку. Затем он обернулся, чтобы встретить взглядом своих собратьев, наполняясь уверенностью толпы.

- Кто бы это мог бы-ыть, - тянулись голоса, - неужто сама Её Высочество, Её Величество, Её Добрейшество и Мудрейшество..

Королева глядела в потолок пустыми глазами, а время еле поспевало за крестьянами.
- Оборванка.
- Свинья.
- Смерд.
- В яму её! Собакам её!

И они подхватили королеву под руки и потащили по узким холодным коридорам прочь из замка, и огни их факелов яростно бросались на драгоценные полотна именитых мастеров, на серебряные статуэтки и древние ковры, устилавшие залы. Замок тонул в людях, как королева тонула и терялась в руках крестьян. Безвольное исхудалое тело девушки скользило по граниту, её глаза были закрыты, и лишь изредка в вое толпы можно было услышать судорожные резкие вдохи приговоренной к смерти.

Приблизившись к воротам, которые отгораживали город от остального жестокого и дикого мира, толпа поутихла. Ветер выхватывал чей-то боязливый шепот, разнося его над скопищем озлобленного люда. Затем ворота опустились, и в лица крестьян, стоящих впереди, врезалась зимняя метель. Смеркалось, а тело девушки в рваных королевских одеждах по-прежнему оставалось будто бы безжизненным.

- Кончайте уж, там мясо стынет, есть охота!  - прорезался чей-то усталый голос, и толпа поддержала его одобрительными «верно, верно». Парень, державший девушку, тоже согласно пробурчал, откашлялся и вздернул тело  над своей головой как можно выше, чтобы все крестьяне видели, что происходит:

- И этому отродью вы поклонялись, братья? Эту крысу боялись? У этой скотины просили защиты и любезничали, и исходили благоговением при одном её имени?

Толпа молчала, а огонь пожирал неосторожные снежинки.

- Ей Богу, уж я-то поверить не могу, что целую жизнь потратил, чтобы служить, - парень сделал паузу и сплюнул, - Этому!

Крестьяне одобрительно и понимающе закивали.

- Отныне всё в округе – наше, братья, наше! И пусть волки довольствуются таким правителем, какой давеча сидел в нашем замке! – Люд радостно заулюлюкал, счастье и удовлетворение наполняли эти возгласы, толпа рябила шапками. Железная решетка заскользила вверх, и ворота продолжили опускаться; крестьяне высыпали наружу, и двое крепких мужчин выкинули девушку в снег, будто старое прогнившее одеяло в помойку. Тело замерло в неестественной позе, слившись с окружающей белизной, и только грязные одежды и смолисто-черные волосы выделялись на белоснежном зимнем покрывале.

Люди ждали стаю, и очень скоро у кромки леса послышался волчий вой. Вожак осторожно вел своих собратьев из чащи за добычей. Наткнувшись на человеческое тело, он сначала обошел его со всех сторон и обнюхал, грозно поглядывая на стаю, скалясь и облизываясь. Грязный худой человек в снегу не шевелился, но еще дышал, редко и прерывисто. Затем ночная тишина лопнула, взорвалась звуком хруста костей, и разноголосый волчий хор известил ликующих крестьян о том, что Бог принял подношение.