Сестра Ольга. Часть II. Главы I-II

               

                Глава 1.
                Трагедия на дороге.

Вита в сердцах со всего маху хлопнула дверцей авто, Валерий что-то рыкнул, типа «не надо дергаться». Женщина в истерике – сокрушительная сила. В нормальном состоянии Виталина Алексеевна переморщилась бы, не решаясь посреди ночи будить сына, спящего на заднем сидении автомобиля. Но сейчас ей было на все наплевать.

 Игорек видимо слышал перепалку родителей и покорно переместился на переднее пассажирское кресло. Мама скрючилась в неудобной позе на заднем сидении и дала волю слезам.

 Валерик по большому счету абсолютно прав, именно из-за нее семья и бизнес попали в такое катастрофическое положение, но поминутно  напоминать ей об этом, по крайней мере, бестактно. Если рассудить здраво - ничто не предвещало катастрофы, и вполне вероятно, что сегодня и сейчас все разрешиться. Круглов - коммерсант с определенной репутацией  и навряд ли захочет эту репутацию запятнать. Еще час-другой и …

- Пригнись, сынок.
Дикий крик Валерия подбросил Виту с сидения. В свете фар их автомобиля что-то  возникло – большое и грязное, но что это за «что-то» нельзя было рассмотреть из-за света встречного автомобиля. Сильнейший удар сплющил автомобиль в гармошку.

       Вита сознание не потеряла, в этом и заключался весь ужас ситуации. Весь салон автомобиля от удара сместился к задней багажной дверце, Виту  вместе с сидением спихнуло и зажало в багажнике.
        Несколько мгновений она ждала взрыва, но память услужливо предоставила информацию: Валерий Павлович собирался заехать на заправку. Вита пошевелилась, и окликнула мужа. Валерий молчал. Еще не понимая, что это значит, окликнула еще и еще раз. Молчание, только справа послышался стон. Мать позвала. Игорек заплакал:
- Мамочка, мне ноги придавило и грудь. Я дышать не могу.
- А папа?
- Я не зна…

Вита поняла, что мальчик потерял сознание. В темноте ночи появились фары. Вита обрадовалась – их сейчас спасут. К машине бежали люди. Над ее головой чем-то тяжелым пытались выбить стекло. Виталина открыла рот, чтобы позвать, как услышала:
- Ну, чего, надеюсь на глушняк?
- Как заказывали, шеф! Мы - профессионалы. Теперь можете спать спокойно!
- Я буду спать спокойно, когда документы будут у меня! Ну, доставай же, на заднем сиденье в кожаном дипломате! – голос был знаком до последней интонации: Кораблев.
- Дверь перекосило, рука не пролезает. Шеф, не успеем, три машины подъезжают, валим отсюда, а то потом не отвертимся.
- Забирай чемоданы и сумки. Глядишь, пригодятся! Увези Илье!

Фары новых машин осветили место катастрофы. Подбежавшие люди тревожно спрашивали друг у друга:
- «Скорую» вызвали, милиции сообщили?
- Есть здесь кто живой? – услышала Вита незнакомый голос над головой.
- Да, только меня зажало, сын был живой несколько минут назад, а сейчас сознание потерял, – Виталина рыдала.
- Потерпи, дорогая, попробуем багажник выдрать машиной, – голос был другой, с явным кавказским акцентом, видимо мужчин было несколько.

Машины все подъезжали и подъезжали,  собралось много народа, мужики живо обсуждали ситуацию, один разговаривал с ней. Оказалось, они залетели под стоящий без габаритов на обочине «КАМАЗ». Мужчина спросил у Виты:
- Муж поздно заметил машину на обочине?
- Встречная ослепила, – Виталина снова заплакала.
- Вас как зовут? – мужчина не давал ей молчать.
- Вы – врач? – спросила Вита.
- Да, на « Скорой» работаю.

Этого ответа она не услышала, мрак погасил сознание, ей показалось, что на несколько минут.
- А почему Вы нас не вытаскиваете? – продолжила женщина прежний разговор, спросила шепотом, язык плохо слушался.
- Вы без сознания были, мы пытались выдрать багажник, но не получилось. Мы «ЗИЛом» прицепляли, хотели Вашу машину из-под «КАМАЗа» вытащить – не идет, придется автогеном, - мужчина говорил и говорил.

 Виталина насторожилась:
- А сколько времени-то прошло?
- Да часа три, наверное, – не очень уверенно ответил мужчина, - светает уже.
С переднего сидения снова послышался стон. Игорек тихо плакал:
- Мама, мамочка, помоги, мне плохо.
Сердце матери надрывалось от боли и бессилия. Она тихо шептала:
- Сынок, нас спасут, нас непременно спасут, уже «Скорая» приехала.

В окошко над головой Виты заглянул все тот же мужчина и сказал:
- Сейчас автогеном резать будут, кричите, если  что…
Вита не поняла, что мужчина имел ввиду под этим «если что». Посыпались стекла, несколько осколков прилетели в нее и больно порезали голову и шею, по шее горячей струей потекла кровь. Вита взвизгнула. На переднем сидении снова очнулся Игорек:
- Мамочка мне плохо! Мама …

        Виталина в очередной раз попыталась подняться, вцепилась пальцами в спинку сидения и закричала от ужасной боли. Она не поняла, что случилось, болевой шок мгновенно выключил сознание. А мужчина, стоявший у нее над изголовьем, истошно закричал кому-то:
- Левее возьми, женщину задел.

       Очнулась Вита на носилках в машине «Скорой помощи». Уже рассвело, но перед ее глазами выстилалась какая-то сумрачная пелена, в голове был сплошной туман. Она слышала, как врачи, стоявшие возле машины, советовались, куда везти пострадавших. Одни настаивали, что в Покровское, там оборудование лучше, другие утверждали, что везти надо в Ивакино - там есть морг и больница нисколько не хуже.

          Сердце Виты сжалось, слезы градом покатились по щекам, она подняла глаза на сидящего рядом мужчину и прошептала:
- Кого в морг?
- Водителя. Он сразу умер, рулевая колонка раздавила его пополам.
- А мальчик? – спросила Вита сухо, будто известие о смерти Валерия ее нисколько не огорчило.
- Он еще живой, но очень плох. А это куда девать? Это Ваши документы? – доктор кивнул на дипломат.
- Из-за них нас убили. Пусть у Вас…
- Меня зовут Майер, Виктор Майер.
 Врач произнес фамилию по слогам, наклонившись к самому уху женщины, но, видя ее пустой взгляд, подумал, что она его не слышит и не понимает.
- Меня зовут Вита Майер. Доктор Майер, - прошептала она.

Виктор Майер решил, что больная бредит. В это время в салон заглянул водитель с какой-то «Скорой» и сообщил:
- Едем в Ивакино. Пацан тоже умер.
Вита помнит, как при этих словах ее словно обдало кипятком, она рванулась, закричала, сильные руки прижали ее к носилкам, а дальше – ничего, пустота и темнота.


                Глава 2.

         Темнота уступала место свету с неохотой. Виту привезли в Воскресенское без документов, и она значилась, как больная № 32, совсем, как покойники  в морге.
      Без сознания она пролежала почти неделю, а, придя в себя, ничего не могла вспомнить – ни имени, ни фамилии, ничего-ничего.

        Дни шли за днями, принося совершенно незначительные изменения в жизнь Виталины Алексеевны, через три недели она стала вставать, подолгу стояла у окна: открывалась прекрасная панорама золотых куполов местного женского монастыря. Она втихомолку крестилась, слыша колокольный звон,  казалось,  что-то шептала: окружающие считали, что она молится. Вита не молилась, она беззвучно  разговаривала с кем-то, с тем, кто не потерялся в ее беспамятстве,  кого она любила и ждала  - отца.

      Окружающие знали о проблеме женщины, считали чокнутой, время от времени подкармливали домашними деликатесами, она брала еду,  пробовала осторожно и с опаской, кивала в знак благодарности и только – ни тебе улыбки, ни тебе «спасибо».

     В ночь с пятницы на субботу привезли тяжелобольную, врачи суетились, медсестры бегали со шприцами, больные с любопытством наблюдали за действием, даже Вита с вниманием смотрела за происходящим: в один момент весь медперсонал растворился, стало тихо-тихо. Вита внимательно следила за маленьким пузырьком воздуха, который предательски быстро полз к шприцу капельницы.

          Вита забеспокоилась, ища поддержки у соседей, но те уже мирно спали, Виталина  выглянула в коридор – никого. Больная открыла глаза и уставилась на странного вида женщину, молча стоящую около нее - миг и та вытащила иголку из вены, высоко подняла ее, больная закричала, прибежала медсестра. Она, конечно,  видела, что Вита спасла больную, но, боясь наказания, она накричала на чокнутую.

      Утром Виту перевели в другое отделение. Да и куда ее было девать? Из хирургии выписали, поместили в неврологию. В отделении неврологии режим был более либеральным, и Виталина подолгу бывала на улице. Из больничного двора она не выходила, часто стояла столбиком у церковной ограды, созерцая людские потоки во дворе монастыря: в месте соприкосновения двух дворов: монастырского и больничного, стояла хоть и высокая, но металлическая ограда, хотя с остальных трех сторон женский монастырь был обнесен высоченной каменной стеной.

      Трудно сказать, что из созерцаемого обрабатывал больной мозг Виталины, а чего  вообще не принимал к сведению. Она как фотокамера запечатляла отдельные эпизоды окружающей жизни, и эти кадры так и оставались не востребованными никогда.

      Можно с достоверностью сказать, что и людей она тоже  не запоминала, разделяя  из на «тех, что в халатах» и «те, что просто так». Доходил второй месяц пребывания Виталины в больнице, когда к ней  пришла  монахиня местного монастыря – та женщина, которой Виталина спасла жизнь. Вита и ее не узнала, только вот  пошла за ней, как собачка на веревочке. После недолгих переговоров между Матушкой Марией и главврачом, Виталина  перешла жить в монастырь.  Так Виталина Алексеевна  превратилась в сестру Ольгу.

      Размеренная жизнь монастыря медленно, но верно лечила душу Виты. Память возвращалась так-то вяло и постепенно.
       Видели, как желтеют и долго держаться листья на деревьях теплой ранней осенью?  Медленно и нехотя падают они к подножию ствола, собираются  в тонкий пласт. Хорошо, если нет ветра, способного снести весь предыдущий слой, иначе процесс накопления подстилки начинается заново.

         Много раз Виталина вспоминала какие-то отрывочные эпизоды, но как только она начинала концентрировать внимание на каком – нибудь  факте, как больной мозг стирал все краски события, оставляя лишь память о том, что был такой случай.

       Все эти манипуляции с воспоминаниями  вызывали у женщины сильнейшие головные боли, она часто отказывалась от самих попыток что-то проанализировать и свести в кучку какие-то факты. 

       Иногда со мной бывает такое, что в голове звучит какой-то неясный ритм, то ли стихи, то ли песня,  слова крутятся на языке, а на ум нейдут, все время кажется, что это что-то до боли знакомое, вот только что, никак не удается уловить.

      То же самое было и с Витой, она вспоминала какой-то эпизод, потом мучительно пыталась сообразить, кто и когда говорил эти слова или производил эти действия, но логическая цепочка не выстраивалась, ниточка терялась, все путалось, до слез раздражая  женщину. После таких попыток она чувствовала себя брошенной и никому не нужной.

      Когда была девушкой юной, сама не припомню когда, я думала о том, что хорошо бы вечно оставаться молодой и красивой. Не прошло и двадцати лет, как пришла на ум другая мудрость – а зачем мне вечная жизнь, если не будет рядом тех, кого люблю, кто, в общем-то, составляет смысл моей жизни?! Именно с этой точки зрения и смотрела сериал «Горец»,  о бессмертных. Зачем нужна такая жизнь – жизнь под названием одиночество?

     Страшное это дело – одиночество. Еще страшнее жить среди чужих людей и знать, вернее, предполагать,  что где-то далеко, может быть, живут люди, которые тебя знают и любят.

      Вита интуитивно чувствовала, что она где-то жила, что это где-то совсем недалеко, стоит только протянуть руку. Это чувство  сродни тому, как будто вас закрыли в темном пустом шкафу. За стенами, приглушенная фанерой, идет шумная жизнь, а твои руки все время натыкаются на твердь шкафова нутра и после сотой попытки в душе поднимается ледяной ужас безысходности, из-за невозможности проникнуть в привычный мир, где все понятно, знакомо, любимо.

     Старые стены монастыря напоминали ей нечто знакомое, она держалась поближе к каменной кладке, иногда гладила кругляки рукой. Прохлада серых валунов немного успокаивала ее, она боялась, что наступит новый день, и она лишится и этого вновь приобретенного – камней, таких, как там…

      Поэтому каждый новый день начинался для нее, как новая жизнь, в которой нет ничего приятного и любимого, есть только работа и предчувствие грядущей катастрофы.

      Вита всеми фибрами души чувствовала в себе этот  животный страх, страх потеряться, какой испытывают маленькие дети на секунду выпустившие руку мамы. Ей казалось, что весь мир состоит из одних опасностей, что он враждебен ей. Самым большим удовольствием она считала забраться в какое-нибудь замкнутое помещение и тихонько там сидеть, чтобы  никто не нашел. Но даже монастырь она не считала надежной защитой от грозящей опасности. А вот квартира Крыловых приняла ее с распростертыми объятиями. 

          Вы когда-нибудь задумывались, любит ли вас домовой? Меня не любит, да и поделом, не обо мне разговор. Виталина Алексеевна с удивлением отметила, что домовые Крыловых – и молодой и старый, настроены к ней достаточно доброжелательно. Это было видно по всему – встретили они ее прямо на пороге, поклонились, Виталина их поприветствовала, как полагается, и в дальнейшем никогда не забывала оставить им на ночь какое-нибудь лакомство, не для еды, конечно, просто ради уважения.

      Видела их не одна Вита, старик тоже с ними общался, но найти общий язык никак не хотел. Заметили несоответствие: монашка и домовые? И так, оказывается, бывает. Вита никакого несоответствия в таком положении вещей не усматривала, относилась, как к данности - ну, вижу, да и вижу. 

        Вопреки расхожему мнению, есть достаточно большое количество людей, психически нормальных людей, которые чувствуют тонкий нематериальный мир, и даже общаются с различными сущностями. Нельзя сказать, что это обыденная норма, и что это безопасно, но такие люди существуют.

        Вита была дочерью биоэнергетика и очень много знала и умела, имела и дар предвидения, но не всегда слушалась советов своего Ангела-Хранителя. Рано или поздно такая самонадеянность надоедает,  и Хранитель оставляет своего подопечного  на определенное время, хорошо, если не навсегда. Он оставил Виталину в самый неподходящий, по ее мнению, момент. Помните, Алла Борисовна пела сонет Шекспира:
                Оставь меня, но не в последний миг,
                Когда от смертных мук я ослабею,
                Оставь меня, чтоб снова ты постиг,
                Что это горе всех невзгод больнее…

А хранитель выждал этот самый трудный момент в ее жизни – и бросил – плыви, как хочешь. Вита сама была виновата. Хранитель предупреждал ее неоднократно, но и ангельское терпение когда-нибудь кончается. И вот теперь Виталина, потерявшая семью, деньги и все-все, что было ценного в ее жизни, пытается  неумело выровнять накренившуюся лодку своей судьбы.