День третий или о неисправимости преступников

Сегодня выпустили из кладовки ровно на один час, если кукушка не соврала. Я сначала было решила, что сжалилась хозяйка, ведь должно же быть в ней что-то человеческое- на животное вроде не похожа. Оказалось, ошиблась я- самое что ни на есть животное она, причём низкого, дикого и злобного пошиба, даром что шерсть только клоками растёт, а так все повадки мерзкой твари на лицо.

Открыла она дверь, предоставила возможность выскользнуть, побрела следом, надсмотрщица и соглядатай в одном лице, чтоб у неё от жира глаза заплыли, а не бёдра и живот, чтоб у этого слонопотама все внутренности от сладкого склеились, а от острого срослись, чтобы ей собственным языком подавиться, как вишнёвой косточкой, а откачать было некому. Вот.

Осторожно проскальзываю на кухню: а вдруг где шкурка-обёртка от чего-нибудь съестного завалялась, вот бы понюхать- во рту пополоскать. Нет, четверолапые всё подобрали, а толстоногая ещё и подмела, чтобы уж и крошки мне не досталось...Ненавижу....

Оглядываюсь. Так, остальной зоопарк тоже в наличии: никто не сдох, никого не отравили...Жалко до слёз, но нет справедливости под этой крышей, нет.

Хотя что это у котов такие скучающие мины, будто сожрали заведомо известную гадость и тихо ожидают последствий? Вон молодого аж до сих пор косомордит: то ли клейстера по ошибке наелся, то ли клопа коньячного с какого-то перепугу проглотил. Хотел, видно, расслабиться, да не было чем, теперь пытается охватить своим косым взглядом глубину возможной угрозы жизни.

Но рано я расслабилась, рано повернулась хвостом к этой котомучительнице и котонадругательнице.

Один прыжок- и жирная надзирательница берёт меня в захват своих жиромускулистых рук. Ах ты ж, ё моё, живой не дамся: извиваюсь в тисках, ору дурным голосом:

-Спасите, погибаю, создали же боги на моё несчастье человека в лице этой бабищи. Хочу жить!

Никто не слышит, никто не обращает внимания- мир эгоистов и проныр, каждый выживает, как может,  и радуется, если сегодня прикончили не его.

-Жить хочу!- ору ещё пронзительнее и именно в тот момент, когда я особенно широко разявила пасть, толстуха что-то мне туда сунула. Челюсти сомкнулись сами собой, язык на автопилоте начал ощупывать неизвестно откуда взявшийся объект, обоняние тут же радостно завизжало «еда-еда» и попыталось отключить мозг. Мозг отключаться отказывался, так как такой странный способ кормёжки ему был до сих пор неизвестен, а всё неизвестное, если не успело вызвать любопытства, то нас, котов, пугает.

 Провожу быструю диагностику содержимого пасти: прощупываю языком, прижимаю к зубам, пытаюсь о них растереть. Мясо мягкое, тем более ливер, его языком, как нечего делать, в фарш превратить можно, а вот подозрительные предметы обычно твёрдые, острые, противные на вкус. Точно- внутри что-то есть и... о, какая гадость. Это что? Снова отрава? Голодом уморить не смогли, решили денег на яд отжалеть? Не хочу умирать: я молодая, ещё и не жила, и не любила. Язык, враг мой, выталкивай эту гадость поближе к зубам, организм дорогой, где мы с тобой не погибали, пусть у меня от ужаса пасть пересохнет и горло схлопнется, лишь бы эту гадость внутрь не запустить...

Но процесс борьбы, само собой, не может происходить без участия  противника, а именно этой новой фрау немецкого уезда: заметила-таки она, что я в её руках окаменела и погибать откровенно не желаю, и приступила к встречным активным действиям.

Ах вы ж кошачьи боги, за что вы меня так, что я вам сделала? И вспоминаю вас часто, и мышку на алтарь не забываю отнести, а вы так нечестно со мной....Молчат боги, участия принимать не желают, а вот живодёрка как раз очень даже активничает: качает меня на своих слонопотамьих руках, как собственного долгожданного младенца, а двумя пальцами-сосисками к моим ноздрям тянется, раз- и зажала их.

 -Всё, сдаюсь, принимаю свою погибель, как должное, и отхожу в мир иной,- не успела я такое подумать, как челюсти мои сами собой разжались, чтобы запустить в пасть и лёгкие глоток свежего воздуха, тем самым неконтролируемая больше отрава выскользнула с кончика языка и предательски нырнула в пищевод. -Всё,- поняла я,- всё, -и тут же лишилась сознания, погрузившись в свою кошачью летаргию.

Несколькими часами позднее, снова в запертой кладовке. Прихожу в себя медленно, что-то мешает, будто зовёт кто-то, но возвращаться в этот мир не хочу. Зачем? Всё равно одни издевательства без перерыва. Нет на таких живодёров кошачьей полиции, а жаль.

Снова что-то вырывает из дрёмы, отрываю один глаз, наблюдаю дверь кладовки перед своей мордой и слышу голос, доносящийся из-под неё.

-Эй, приблудная, ты жива там?

-А тебе-то что?-спрашиваю: желания отвечать нет, дали бы подохнуть спокойно. Но надоедливый кошак не отстаёт.

-Ты, это, если лапы отбросить собралась, то предупреждаю: не получится, разве что сама себе горло перегрызёшь. Это не отрава, а всего лишь средство против глистов: хозяйка решила, что тебя именно из-за них то рвёт, то поносит. В общем хочешь верь, хочешь нет, но от этого не умирают. Мы по твоей милости тоже этой гадости наглотались, но, как видишь живы, - и через пару секунд молчания.- Ну так что, может  хоть в качестве благодарности поболтаешь со своим спасителем, слово доброе мяукнешь, помурлычешь что-нибудь нежное: мы вроде как в состоянии помолвки, а мне тебя даже и обнюхать ещё не удалось...

-Да пошёл ты,- без злобы зашипела я в ответ: на большее силы не было. Повернулась хвостом к двери и снова закрыла глаза. Вот тварь мужского пола- а раньше сказать не мог, глядел, радовался, видя, как я практически погибаю. Не прощу, как полакать дать не прощу.