Батыр поневоле. Глава 4. Поэт и красавица

Снова под нами потянулись унылые бесплодные пески. Я научился находить в них какую-то особую прелесть. Постоянное созерцание этих порой однообразных, порой выразительных и нежных равнин наделяло местных жителей особой философией жизни…
-Смотри, Костян, - перебил мои размышления Байчибар, - какой чудик!
Я посмотрел вниз и увидел чудика. Какой-то человек, одежда которого давно превратилась в лохмотья, брёл по пустыне с прижатыми к сердцу руками и что-то бормотал вполголоса. Немного поодаль от него шли по пятам звери: волки, несколько шакалов, парочка верблюдов и осёл. Звери эти не обращали друг на друга ни малейшего внимания и, похоже, самым внимательным образом, с ярко выраженным восхищением на мордах, слушали то, что бормотал человек.
- Константин, - вы конечно любопытствуйте, - окликнул меня Чибар, но не надо так сильно свешиваться вниз. Держите крепче поводья!
- Кто это такой?! – спросил я у коня в полнейшем удивлении.
- По-моему, это печально известный Маджунг, - ответил Байчибар, - но, во всём, что касается туземных легенд, я не специалист…
- Фазыл, - оглянулся я в сторону ковра, - Фазыл! Кто это такой?! – показал я пальцем вниз.
Фазыл свесился с ковра, несколько секунд поглазел на оборванца, и с сияющим лицом, захлёбываясь от восторга, рассказал мне поистине невероятную и трагическую историю Маджунга. Опуская сочные эпитеты и живописные сравнения, случилось с ним вот что: бедняга с юных лет катастрофически влюбился в красавицу Лейли. Девушка отвечала ему взаимностью, и всё сложилось бы удачно для молодой пары, если бы юноша не был так горяч. Дни и ночи он проводил у дома своей возлюбленной и читал нараспев прекраснейшие стихи, которые рождались в его сердце. В городе начали подсмеиваться над безумным влюблённым. Слухи об этом дошли до отца Лейли, и тот наотрез отказался выдавать дочь за одержимого. Горе Маджунга невозможно было передать. Всё прекраснее и прекраснее становились стихи, которыми взывал он к Лейли, и к её отцу, но упрямый старик ничего не хотел слышать и гнал юношу от ворот своего дома. Тогда Маджунг ушёл скитаться по свету, и c тех пор только звери его единственные слушатели…..
- И что, мы просто так пролетим мимо?! – воскликнул я, - мы должны помочь парню!
- Увы, - отозвался Байчибар, - помочь мы никак не сможем, впереди Маджунга ждёт ещё много бед, но никогда он не сможет соединиться с Лейли. Его удел - это гениальные стихи и неизмеримое страдание. Так написано…
- Где написано? – переспросил я.
- Нигде не написано, - огрызнулся Байчибар, - Так у нас говорят в знак того, что судьбу не изменишь.
Фазыл вздохнул: «Уважаемая лошадь права, Алпамыш-бек-батыр. Даже если бы какой-нибудь добрый и мудрый султан услышал стихи Маджунга и захотел ему помочь, собрал бы большое войско и пошёл войной против города, который надсмеялся над чувством поэта, то он потерпел бы поражение. Все воины полегли бы под крепостными стенами, потому что судьба не на их стороне…»
- Просто надо набирать умелых воинов! – возразил басом Караджан.
- Вот именно! – подтвердил я, - судьба тут не при чём, каждый сам кузнец своего счастья!
Байчибар только с сомнением покачал головой…
«Спускаемся вниз», - решительно приказал я. Ковёр в ту же секунду направился к земле, а за сундуками с богатством хочешь-не хочешь потянулся и Байчибар.
Звери при виде нас отстали на безопасное расстояние, и мы смогли приблизиться к странствующему поэту.
Маджунг был страшно худ, на его лице как будто застыла печальная маска, он, казалось, не видел нас, весь поглощённый в свои горестные думы.
- Мой путь давно зашёл в тупик, - шептал он, - но сон Лейли таки безмятежно сладок, в зеркальных отражениях ловил я лик, ведь жизни миг, совсем как счастье краток…
  Фазыл пал ниц, преклоняясь перед прославленным поэтом, Караджан тоже не скрывал своего восхищения.
- Да продлит небо твои дни, - приветствовал я странника.
- Пусть сократит их число всевидящее провидение, - воскликнул Маджунг,- может, на небе моя душа наконец-то обретет покой и будет ждать встречи с возлюбленной.
- Вы будете счастливы здесь, на земле! – горячо возразил я.
- Не надо давать таких обещаний, - пробубнил зануда Байчибар.
- Никто в этом мире не сможет мне помочь, - вздохнул юноша.
- А я не из этого мира, - сказал я и, пока скиталец не опомнился, схватил  его за руку и потащил к ковру.
«Садись, - показал я ему место между сундуками, - выпей немного воды и съешь лепёшку. Нет, Караджан, снадобье твоей бабушки даже не предлагай. Скорее взлетайте и летите впереди, пусть поэт покажет дорогу к своему городу».
«Чтоб у тебя, Константин, все волосы повылазили и никогда не выросли, - выругался Байчибар, - до Самарканда остался всего день лёта, я что, нанимался тебя по всей Азии на себе таскать? Мне думаешь, нравится быть летающей говорящей лошадью? Меня может вполне устраивало тупо быть обыкновенным конём в табуне, весь день ничего не делать, говорить игого и жевать траву!
 - Я сомневаюсь, чтобы тебя это устраивало, - потрепал я Чибара по гриве, - тебе больше нравится бродить со мной!
- Не обольщайся, - буркнул конь, - если бы впереди не летел мой сундук с камнями, ты давно шёл бы пешком!

  Мы и правда очень далеко отклонились от пути. Пару дней пришлось лететь над выжженной солнцем землей. Запасы подходили к концу, но мы надеялись пополнить их в Хивах, родном городе Маджунга, до которого, по его словам, оставалось совсем недалеко. Поэт оставался на удивление молчаливым и только иногда я ловил на себе его взгляд, в котором читалась надежда. Этот человек отчаялся так давно, что боялся даже надеяться, разве я мог его подвести?

Под конец недели мы подлетели к Хивам. 
Перед нами лежал небольшой городок с невысокими кирпичными постройками, среди которых высились башни минаретов и соборная мечеть. В центре находилась местная школа, или университет-медресе, там же находился дворец местного эмира, рынок и, следовательно, постоялый двор, или, по-местному, караван-сарай.
Улицы были вымощены камнем, под сводчатыми арками входов, на широких ступенях лежали ковры  - там отдыхали в теньке местные жители.

Чибар поведал нам о славном прошлом Хорезма – такое название раньше носил город. О том, что в каком-то бородатом веке здесь жили титаны науки Абу ибн такой-то и Али ибн сякой-то. У меня не очень хорошая память на имена.
Маджунг сообщил более ценные сведения. «Хивинцы люди гостеприимные, - грустно вздохнул он, - за редким исключением. Они храбры и крепки в бою, сильны духом и телом…»
- Наверняка любят поесть и попариться в баньке! – добавил Караджан.
- Немудрено, что жители Хив сильны духом, - заметил Фазыл, - сколько мужества и силы воли нужно иметь, чтобы жить на самой границе с пустыней, каждый миг ожидая, что щедрые воды Амурдарьи переменят русло и город будет засыпан песками….
-Прекрасный коммент, Фазыл, - показал я махраму большой палец.

Байчибар посоветовал, дабы избежать излишней помпезности и не привлекать ненужного внимания, оставить ковёр с сокровищами за пределами города, в неприметном месте. Охранять их поручили Караджану, под присмотром которого они были как в банковском сейфе.
 Фазылу выделили деньги на хозяйственные нужды и поручили закупить на рынке еду и одежду для Маджунга, а также выведать все последние новости и слухи у торгового люда. С ним изъявил желание пойти Байчибар, который сказал, что собирание развединформации это его хобби. 
Самое приятное занятие ожидало меня и поэта…. Я, естественно, снял царское облачение, и мы отправились прямиком в местную баню…
- Маджунг, дорогой мой, - похлопал я по плечу юношу, - скидывай свои лохмотья, попробуем тебя отмыть. Стихи это, конечно, хорошо, это даже прекрасно, но девушки, чистоту любят!
Маджунг смущенно скинул лохмотья и сложил их аккуратной кучкой на дощатую скамью. «Нет уж, любезный, - сказал я, - с этим костюмом от кутюр тебе придётся расстаться, Фазыл встретит нас на выходе с приличным халатом, шароварами и тюрбаном. Мать моя, как же ты отощал, братишка! Одна кожа да рёбра остались! Жалко мы тебя откормить не успеем, ну ничего, упитанные юноши обычно не вызывают должного умиления у романтичных барышень».
Мы прошли в зал, банька, по местным меркам была просто роскошна! Посередине находился не большой, но довольно просторный круглый бассейн, вокруг которого возлегали пузатые, довольные жизнью солидные дяди, замотанные в полотенца и распивали прохладительные напитки.
«Досадно, - крякнул я, - что баня не общая… Эй, человек, - подозвал я высоченного мускулистого банщика, - будь ласков, отмой парнишку как следует и разомни! А мне кувшин тутошней, желательно безалкогольной продукции».
Банщик кивнул, нам принесли полотенца и кувшин с какой-то простоквашей. В парную я не пошёл, жары мне хватило на всю жизнь, но с удовольствием смыл с себя всю дорожную пыль и ополоснулся в прохладном бассейне, после чего лёг, прихлёбывая из пиалы молочный напиток, и стал с удовольствием наблюдать, как банщик растирает лежащего на скамье в облаке пены Маджунга. Поэт только слегка попискивал, когда банщик выливал на него очередной таз горячей воды. Спустя всего каких-то три часа скитальца удалось отмыть, и он присоединился ко мне. На парня было приятно взглянуть! Похоже, что Маджунгу тоже нравилось его теперешнее состояние, потому что впервые я увидел на его лице смутное подобие улыбки.
В раздевалке нас уже ждал Фазыл с одеждой. Он накупил целый ворох каких-то хламуд, тюбетеек, шапок, шлёпанцев и штанов невероятных размеров.
«Фазыл, - расправил я одни из шаровар, - чем ты думал, когда покупал вот это? В лучшем случае они подойдут Караджану, а если их наденет Меджунг, то они ему будут как раз по шею…хорош костюм для жениха». Смущенный махрам переминался с ноги на ногу… я кое-как выбрал из кучи самые маленькие штаны и самый длинный халат, подобрал халат понормальнее себе, и мы с поэтом переоделись во всё свежее. «Фазыл, иди попарься теперь ты, - предложил я махраму, а мы пойдём к лагерю».

Караджан, пока мы ходили по делам, возвел вокруг ковра настоящий укрепрайон: натаскал огромных камней и вырыл широкую канаву, дно которой утыкал острыми кольями..
- Это против конницы, - указал он на канаву, заметив мой недоуменный взгляд.
- Можешь сушить вёсла, - сказал я, - никто не собирается воевать, мы добьёмся победы исключительно мирным путём. 
-Хорошо, - согласился Караджан, - но я, на всякий случай докопаю канаву…

Вечером, за добротным ужином, состряпанным Караджаном, мы обсудили дальнейший план действий. Фазыл, как оказывается, не терял время и успел потрепаться со всеми завсегдатаями, благо язык у него без костей. Он узнал, что отец Лейли, которого зовут Назар, тоже частенько захаживает в баню и особенно любит париться до умопомрачения, видимо, пытаясь выпарить всю накопившуюся желчь.  Правда это ему не помогает, потому что нравом он отличается жутким и упрямым. Пытаться подкупить его невозможно, поскольку дороже всех богатств он ценит свои принципы. Услышав эту новость, я несколько сник, так как надеялся прельстить старого пердуна золотом и драгоценностями.
- Но хоть какая-то слабость у него есть? – выпытывал я у Фазыла.
- Он очень суеверен, всегда верит всем сплетням, слухам и кривотолкам, - сказал Фазыл, - но не знаю, как это сможет помочь нам, доблестный Алпамыш-бек.
- Утро вечера мудренее, - как сказала однажды мне одна умная лошадь, - зевнул я.
- Я польщен, - оторвался Байчибар от мешка с овсом.
- Маджунг, - повернулся я к поэту, съешь хоть чего-нибудь! Но юноша так и не притронулся за весь вечер к пище. От осознания того, что он находится совсем рядом с Лейли, он не мог проглотить ни кусочка, и всё порывался бежать к её двору. Мне стоило немалых усилий убедить его подождать ещё чуть-чуть. Он успокоился только тогда, когда я сказал, что от его терпения может зависеть его будущее счастье. Несчастный смирился и принялся бродить кругами вокруг лагеря и чертить прутиком на песке строки стихов.

По-видимому, так он бродил всю ночь, потому что, проснувшись я застал его за этим же занятием.
Фазыла и Байчибара я оставил на хозяйстве, а сам, прихватив Караджана для солидности, объявил, что иду подготавливать благоприятную почву для возвращения блудного жениха…
Базар идеально подходил для моих целей, поэтому я отправился именно туда.
Базарная площадь кишела народом. От пыли и духоты было не продохнуть, во всеобщем шуме и гвалте я почти ничего не слышал. Там араб в тюбетейке расхваливал ковры, рядом надрывался продавец сухофруктов. Специи, шелка, изделия из серебра, оружие, кони, рабы… здесь продавали и покупали всё… и делали это исключительно мужчины, женщин выставляли разве что в качестве товара…
Я залихватски заломил тюбетейку набекрень и решительно протиснулся к лотку с фруктами. Пока я отбирал и откладывал в корзину самые крупные гроздья винограда и самые румяные сочные персики, мой рот не закрывался, но не потому, что я пробовал товар на вкус. Я  скрупулезно рассматривал каждую виноградинку, вертел товар, смотрел на свет, объясняя в то же время пожилому торговцу, что у меня очень придирчивый и строгий хозяин - бай Маджунг. Он здесь проездом: наш караван идёт от степей, где пасутся бесчисленные стада бая Маджунга, до Самарканда, где, по слухам, лучшие невесты в мире.
- А почему бы уважаемому баю не выбрать невесту из нашего города? – воскликнул задетый за живое торговец.
- Нет, - покачал я головой, - это невозможно, мой хозяин, доблестный бек родом из этих самых мест. Но во времена его молодости, когда ещё не топтали сочной травы сто тысяч его верблюдов и двести тысяч коней, я не говорю уже о баранах, которых настолько много, что их просто никто не считает, так вот в то время бай Маджунг посватался к дочери уважаемого Назара, прекрасной Лейли, и получил отказ. Это настолько ранило его нежное сердце, что он даже стал дервишем, бродил по степям и посетил все святые места…небеса услышали его молитвы, даровали ему бесчисленные богатства, но с тех пор он поклялся, что ноги его не будет в Хивах, даже сейчас мы остановились за пределами города.
Старичок продавец глядел на меня во все глаза, приоткрыв от любопытства рот:
- Неужто это тот самый оборванец Маджунг, безумный поэт? 
- Чтоо? – выступил вперёд, потрясая мечом над головой у присевшего торговца, Караджан, получивший до этого от меня чёткие инструкции, - как смеешь ты, мелкая козявка, отзываться так о нашем хозяине?!!
Старик прикрыл голову руками и, по-моему, проклинал тот день, когда научился говорить. Караджан довольствовался тем, что нашинковал выложенные на прилавке фрукты на мелкие кусочки…
Я бросил в уплату за причиненный ущерб мешочек золотых, и мы гордо удалились…
- Однако, Караджан, - подмигнул я батыру, - ты производишь впечатление.
- Надо бы хорошего коня купить, - заметил он, - негоже слугам великого бая носить корзины как паршивым ишакам!
- Ты быстро въезжаешь в тему! – восхитился я, и мы, расталкивая суетившийся вокруг народ, пробились в тот край базара, где торговали всяческим скотом. Впрочем, скот это слишком грубое название для прекрасных коней, выставленных там на продажу. Наверное, каждому из них полагался личный имиджмейкер, насколько они были ухожены, стройны, тонконоги. Даже я, ничего не понимавший в лошадях, и то залюбовался..
- Караджан, - окликнул я батыра, - а давай-ка купим вот эту вот блондинку, - показал я пальцем на красавицу кобылу белой масти с роскошной светлой гривой и ножками модели…Это будет удар в самое сердце для Байчибара…  хочется хоть раз посмотреть, как он резко поглупеет и начнёт флиртовать!
Караджан согласно кивнул и мы, поторговавшись столько, сколько требовали приличия, ударили по рукам.
- Теперь нам необходимо приобрести хотя бы пяток верблюдов, - сказал я, задумавшись. Никогда бы не поверил, что у меня когда-нибудь будет собственный верблюд!
«Ну вот, теперь мы стали похожи на небольшой караван, - оглядел я с удовольствием небольшое верблюдиное стадо и кобылку. - Есть на что грузить приданое!»
Остаток дня мы потратили на то, чтобы приобрести приданое для невесты Маджунга. Караджан выказал недюжинные способности вести торг. Стоило ему нахмуриться и недовольно начать цыкать зубом, как мы сразу же получали товар за пол цены. Выбирая ковры, посуду из тончайшего фарфора, богато украшенную одежду, я не забывал ворчать на своего строгого хозяина, тонкого ценителя роскоши, и рассказывать его душещипательную историю, каждый раз дополняя её новыми удивительными подробностями. Так, к вечеру Маджунг стал легендарной в Хивах личностью, и редкий отец, имевший дочь на выданье, не хотел заполучить его в зятья, сорвав приличный куш в качестве выкупа за невесту и доказав помимо всего прочего, что хивинские девицы ничем не хуже самаркандских…

Вымотанные донельзя расспросами, толкучкой  и духотой, мы отправились обратно.
Фазыл, завидев наш караван, сначала забил тревогу и поднял ковёр в воздух, но потом разглядев меня и Караджана, спустился.
Байчибар как всегда встретил нас ворчанием: столько затрат, и всё ради какого-то тощего тинейджера.. такими темпами от сокровищ скоро ничего не останется и купцам придётся возвращать шиш с маслом…
- Не ворчи, лошадиная морда, - слез я с верблюда, - мы купили кое-что и для тебя…
Из-за верблюжьих спин выплыла, грациозно покачивая крупом, блондинка Гульсары и томно прикрыла густыми ресницами глаза небесного голубого цвета…
Байчибар впервые не смог ничего сказать, потому что он впал в ступор и застыл с высунутым языком, пуская слюни…
Придя в себя, он шустро попятился, и спрятался за мной…
- Ты чего это, братан? – удивился я, - смотри какая тёлка, вернее лошадь…
- Даа, - мечтательно протянул Чибар, - тёлка что надо, вернее лошадь… даже слишком шикарная… а я...я маленький, тощий, рябой…
-Чибар, это же не главное, - старался я выпихнуть из-за себя коня, - главное блеск в глазах! Чуб пригладь, и вперёд!
- Нет, - упрямился Чибар и рыхлил копытами землю, - она подумает, что я шмокодявка кривоногая, лучше буду держаться подальше…
С этими словами строптивый конь отбился от меня и ускакал прочь.
Сахарно-белая красавица похоже этого и не заметила, она добралась до запасов нашего овса, и с головой залезла в мешок, аппетитно похрумкивая…
«Да, - решил я про себя, - эта кобыла, в отличие от Чибара, особо умничать не будет».
 
Фазыл, накупивший на базаре уйму разных специй решил преподать нам урок кулинарии и объявил, что наконец-то сможет приготовить приличный плов. В предвкушении восхитительного ужина я и Караджан, облизываясь, расселись около чана, в котором варился, побулькивая рис. Фазыл священнодействовал: он обвязался мешочками специй, и время от времени подносил очередную душистую горсть к носу, принюхивался и бросал в котёл, приговаривая: добавим три горсти чабреца. Добавил он и пять горстей шафрана, горсточку молотого красного перца (он хотел добавить восемь горстей, но я решительно воспротивился). Потом в котёл попала пясть тмина, немного корицы, семена болиголова, пустырник, веточка сушёного семицвета и наконец-то со всеми почестями крохотный пучок заморской редкой петрушки. Фазыл утёр пот со лба, помешал варево деревянной лопаткой и заявил, что можно приступать!...Мы, давясь слюнями, придвинулись к котлу..
-Фазыл, - настороженно принюхался я к плову, - а ты уверен, что он должен быть именно зелёного цвета?
-Да, Алпамыш-бек – ничуть не засомневавшись кивнул махрам, - он должен быть цвета нежной молодой травы, которой покрываются степи конгратской долины по весне…
- Хорошо, - отобрал я у него лопатку, - а вы с Караджаном почему не пробуете?
- Ой-бой, - огорчился Фазыл, - отведайте первым, доблестный сын конгратского племени, высокородный бай Алпамыш, как можем мы, рождённые от смертных женщин опередить вас, светлоокий кайсар, подобный былинному Рустаму…
- Ладно, - остановил я махрама, - я давно понял, что меня сюда закинуло, чтобы вволю напробоваться всякой….вкуснятины… с этими словами я заранее скорчил недовольную мину, зачерпнув плова краешком лопатки, попробовал чуть-чуть и с облегчением выдохнул.
- Удался ли плов? – с надеждой смотрел мне в рот Фазыл.
- О да! – ответил я, - плов удался вполне, но Байчибару он понравится гораздо больше. У меня такое ощущение, что я наелся сена с рисом…
- Я положил слишком много трав? – огорченно заглянул в чан Фазыл.
- Наверное, - согласился я, - иначе был бы рис с сеном…
- Эх, - вздохнул Караджан, - а мясо там есть?
- Да! – воскликнул Фазыл, - самые мягкие кусочки нежного молодого барашка…
- Ну тогда не расстраивайся, уважаемый Фазыл, я всё съем, - утешил батыр сокрушённого махрама, придвинул к себе чан с пловом и меньше чем за пять минут опустошил его до донышка…

- Э, - вдруг вскочил я, - кулинары, где Маджунг?!!
- Вай вай вай, - тоже вскочил и запричитал Фазыл, заглядывая за сундуки, перебирая кастрюли и кучу с одеждой.
- Там его точно нет, - махнул я на него рукой, - он, конечно же, побежал к дому Лейли и всё испортит.
Я сорвался с места и побежал в сторону города, на ходу прикидывая, что быстрее я бы добрался на Гульсары или хотя бы на верблюде. Почти сразу же меня обогнал Караджан, который, подражая примеру несравненного батыра Алпамыша тоже бежал как дурак пешком, высоко поднимая колени и булькая набитым пловом пузом. К его чести следует сказать, что бегал он гораздо быстрее чем я, и очень скоро опередил меня…
Я остановился посередине пыльной дороги, согнулся пополам и стал жадно хватать воздух открытым ртом.
Отдышавшись, я приставил руку козырьком к глазам: Караджан, поднявший тучи пыли, давно добрался почти до самого города.
Постояв немного, я прислушался: из-за колючего куста, росшего недалеко от обочины, раздавались чьи-то рыдания. Я осторожно подошёл к нему: за кустом в обнимку сидели и обливались горючими слезами Байчибар и Маджунг.
«Шмокодявка…тонконогая…», - всхлипывал Чибар. « ….Лейлиии», - ревел белугой поэт». «А какая у неё грива! А круп!» - причитал конь. «Кожа нежная как лепесток розы, – вздымал руки к небу юноша, - кудри черные как смоль, а стан гибкий и тонкий как у молодого тростника».  «Копытца точёные, - вторил Чибар, - и уши как две морские раковины…»
«Пс, - вмешался я, - эй вы, зоофилы, марш домой! Но сначала, Чибар, догони, будь любезен Караджана…»

Уже совсем поздно вечером, когда все вокруг давно сопели носами и видели десятый сон, я все ворочался на одеялах и никак не мог уснуть, обдумывая грандиозные планы, завтра предстоял тяжелый день…