С бору по сосенке

   

                Леонид Молчанов


                С  БОРУ  ПО  СОСЕНКЕ





                рассказы


               
                Москва  2014 год

         
                http://www.proza.ru/2015/06/22/196


                Балагуру смотрят в рот,
                Слово ловят жадно.
                Хорошо, когда кто врёт
                Весело и складно.

                А. Т. Твардовский



                ОСТОРОЖНО,  БИСЕР!


   Когда девочка подошла к большому панно со своим смартфоном,
 то смогла увидеть, как бисерный узор на роскошной шали перестал
 переливаться радугой при наклоне головы и на тёмно-синей плашке
 розовыми буквами "выткалось" сообщение для неё в скайпе:

                «А перво - наперво, мелкий он!».

    Далеко в горах есть пещера - жилище злого Духа, в которой он
 заточал, красивейших похищенных девушек. Прикованные к скале,
 красавицы и сейчас плачут, а слезы их, разбиваясь о камни,
 превращаются в драгоценный бисер. Не только количество бисерных
 бусин в украшении играет сакральную роль, но и их природа.
   Полупрозрачный бисер "тёртый" как "кошачий" глаз из-за множества
 внутренних отражений, спровоцированных квадратными отверстиями
 добавляет носящему мудрости.
   Асфальтовый бисер, отливающий металлическим светом, сохраняет
 чистоту помыслов.
   Металлический цвет "гальванизированный" от настоящего металла на
 всей поверхности бусинок увеличивает точность взаимодействия с
 окружающими предметами.

   В судьбах людей соприкосновение с творчеством мастеров бисерных
 украшений не проходит бесследно. И от пребывания их на земле
 остаются едва заметные узоры, которые
       "могут видеть лишь умеющие смотреть куда надо".

  Так Маэстро бисероплетения дал знать ей,что искусство бисеротворчества
  не может быть убито даже смаротфонией (хотя мыслетворный шестидесятигранник
  почувстаовать, глянумши  "куда надо", смартфоном сподручнее всего).



     предупреждение:      

                бисер завораживает !

 ! ! !      поскольку автор пока ещё не Чехов, не Гоголь
            и даже  не Салтыков, поняители, - Щедрин,
            погружение в атмосферу хотя бы одного из
            лит.упражнений   данного сборника может

                НАНЕСТИ ВРЕД  вашему самолюбию            ! ! !






                ОДНАКО


                Между вальком у гребца и комлём весла
                в воде уключина. А если к тому концу ещё
                две половинки весла через уключину.
                Грести сможешь ли?

                От местного жителя.


  В морском музее в Севастополе (или в Феодосии) есть небольшое затемнённое  помещение. Посреди стойка - часть капитанского мостика. Ну там машинный телеграф, компас, румпель и ещё что-то - не помню (пусть моряки меня простят). Все стены под окна-иллюминаторы капитанского мостика. Самое сильное впечатление от витража, изображающего панораму рейда порта. После некоторого обвыкания в полумраке начинаешь различать контуры горизонта. Городские огоньки и огни створа и всё более или менее заметные детали панорамы. В боковых окнах теперь видны микроогоньки судов на рейде, возникающий огонёк маяка и даже несколько маленьких контуров судов. В заднем окне-панораме еле различимая линия горизонта. Каким-то образом из пояснения ли служителя музея иль из текста при входе в этот крошечный по размеру, но с гигантским воздействием на персональную (мою, по крайней мере) психику, узнаёшь, что это рулевая рубка танкера сколько-то там сотнетысячника. И, конечно, главный по силе воздействия приём - вам разрешено "порулить". Рульнул. Чуть-чуть. Хоть и понарошку, а боязно. Немногочисленные посетители вполголоса переговариваются, сам глазею по сторонам - всё более подробные детали картины рейда различаются. И вдруг! Вижу, что огни створа чуть-чуть-чуть ну еле-еле заметно переместились, и маяк стал тусклым. Это наш "танкер" отреагировал на мою рулёжку! Несколько минут - может одна, может три, не знаю сколько точно, но много. Очень много прошло по моим житейским, обыденным понятиям времени на реакцию такого "предмета" как танкер. Говорят, что на всём ходу идущий такой танкер сможет становиться приблизительно за полчасика если включит машину свою на полный задний ход. А без машины этак за пару часов. Приблизительно.

  В Иркутск нужно было ехать. По причине не очень большой любви к полётам в аэроплане (приходилось в одном из них падать), а также из любопытства, нашу малочисленную экспедицию разбили на две части: одна - ребята после послезавтра вылетала самолётом, а другая - то есть я и скарб экспедиции, сегодня отправлялась в купе скорого поезда - экономия на стоимости провоза багажа. В путешествии поездом хорошего больше чем плохого. На мой взгляд. Беседуешь с попутчиками, читаешь сколько влезет, в гастроном ходить не нужно. За автобусом не бечь. Пивка можно дёрнуть. Отхлебнёшь и смотришь в окошко. А за ним поля, пастбища, рощи и рощицы, ручейки и речки с посиневшими от долгого купания пацанами, леса, мосты, терриконы, "дачные" посёлки народных микрогасиенд, сколоченных из ящиков, и курятников в три кирпичных этажа "новых русских". Пока читал очередную главу в книжке - проскочили область. А там и вечер наступил. За окошком новый язык путешествия - огни. Пронзительно синие на железнодорожных разъездах, мигающие светофоры у шлагбаумов перед вереницами пропускающих нас авто, пирамиды из светлячков проплывающих вдали строек. До усталости за ними наблюдать интересно, пока сон не сморит. Ложишься, спишь. А новая бригада в другом новом локомотиве не спит. И мчит этот новый, со свежей смазкой, с зорким машинистом, тебя, посапывающего на мягкой полке, через леса и горы и города большие и маленькие. И так день,
ночь, другой день, другую ночь мчит и мчит тебя поезд. Новым утром ребята (другая часть экспедиции, прилетевшая сегодня на самолёте) встречают меня. Разбирают рюкзаки. И мы выходим в большой красивый, неведомый раньше, город.
А проехал я только половину страны!

  Когда пересекаешь Обь на восток, то на другом берегу видишь столб с эмалированным прямоугольником "3333". А здесь шесть тысяч километров. С хвостиком. Какая же она большая моя Родина!
  И вот представьте, что нужно рулить не каким-то там танкером, а этой страной. Такой огромной - огромной, необъятной. Россией! Капитану России!



                * * * *



                СБОЙ


   Хлеб для городского - нечто. Не то, что для человека из прошлого или там
 от сохи. Недавно в булочной (вроде как на Мясницкой бывшей Кировской) булку
 увидал ну чисто французская: и пухленькая, и с румянцем, и с гребешком, и
 твёрдая корочка. Правда размером поменьше батона, но и булки "городской" 
 поболе будет. Однако купил. После кассы понюхал - сильно похоже на
 настоящую. Есть хотелось - жуть. И всё-таки до дома дотерпел, а дома со
 свежим молоком –  опупенеть можно! Отломил. Откусил. Отхлебнул. Вот те и 
 машина времени: французская да и только! Жую и радуюсь - разок, другой,
 трееетиий! Буксонула тут машина эта "времени": сперва еле заметный, а потом
 всё более отчетливый горьковато-приторный и знакомый и не известный запах-
 привкус "химии" или лизола… чёртьего разберёт! Короче дожевал. Но другой раз
 кусать не стал. Сложил её нер;дную обратно в целлофан. И нижняя корочка у
 неё оказалась в регулярных пупырышках: в новой пекарне делали не на
 Кировской а на Мясницкой.
   Вот уже другую неделю, когда открываю хлебницу, смотрю - появилась ли 
 плесень на "французской"? Чтоб выбросить. А так рука не подымается. Все же
 хлеб.    Правда "новый".
 Не съедобный. А ведь так похожий.

 
                * * * *




                КРУГОВОРОТ КОЛОВРАШЕНИЙ

   Иногда просто так обернёшься к окну и смотришь. Просто так. Смотришь. Вот
и на сей раз, повернувшись к окну, увидал: одна ворона высоко над деревьями
атаковала другую с чем-то в клюве. И та выронила предмет. Одновременно ещё две вороны в нижнем эшелоне метнулись к нему. Во время их схватки предмет продолжал падать. А на земле добычу схватила огромная ворона потрёпанного вида и, по хозяйски, начала её обрабатывать клювом.

  Городскому, москвичу частенько вороньи свары мозолят глаза и уши. Просто так. А из прежнего опыта я знал, что просто так они не сражаются. Причиной схватки может быть рыбья голова, пакет из под сладостей, недоклёванная крыса и тому подобное.
  На следующее утро я, сидя в автомобиле, ждал свою родственницу. Внутри быстро натопилось и слегка клонило в сон. Разнообразие в ожидание внесло вороньё. К мусорному ящику на противоположной стороне площадки, сражаясь в морозном ноябрьским воздухе, устремилась воронья свора. На земле они продолжали с криками нападать друг на друга. А с другой стороны из-за ящика, сильно хромая и волоча крыло, выдвинулась их соплеменница. Одна из соперниц подскочила к подранку и ударом клюва сбила её. Тут же и другие приняли участие в заклёвывании сородича. Крики обречённой становились всё слабее. Повалив на спину, свора стала расклёвывать её. С окровавленными клювами сотрапезницы отскакивали в сторону, чтобы схавать кусок добычи. Из разорванной вороны шёл пар. Крики её слабели и, перейдя в хрип, наконец, иссякли. Попытки взмахов целым крылом прекратились. Дожрав отклёванное, сородичи выполнили ещё по одному-другому подходу к тушке, а затем разлетелись.
  Ожидаемая попутчица, наконец, появилась из подъезда. Мое желание отчитать её за копушество угасло. Городя милую чепуху, она уютненько устроилась на мягком сидении и стала что-то искать в своей сумочке. Ей было не до помойки... Мы тронулись, отъехали от площадки. И печальное потрясение, пережитое только что, стало моим персональным.

  Неспособность оценить экономии биоресурсов в природе - издержки причастия к цивилизации. Впрочем, как и отсутствие возможности, порой, разделить переживания.

  Наконец удалось разглядеть предмет, доставшийся старой  вороне. Лопаточная кость, выброшенная этой моей родственницей вчера после разделки баранины в мусорное ведро. Правда, на кухне. Правда, ножом. И баран нам даже не дальний сородич и не соплеменник.



                * * * *

 
                КАБЫ МОЛОДОСТЬ, КАБЫ СТАРОСТЬ


  Молодой, крепкой гладкой стали, со свеженьким ровным слоем краски эсминец.
Видавший виды замшелый фрегат, весь покрытый кораллами, моллюсками водорослями и тиной.
  Так вот мина о тинную мякоть скользнула и поплыла себе дальше.
А ровная сталь под суриком утопила на мине рожок-детонатор ну и жахнуло.
Правда, потом завели новенький пластырь и починились.
 


                * * * *



                ЧАСЫ С ФОСФОРОМ


  К железной дороге об ту пору с полей прошлых боёв свозилась битая немецкая и наша техника. Метрах в пятидесяти от насыпи на прогонах между населёнными пунктами дыбились в несколько рядов груды искорёженного ржавого, а иногда и не очень, и очень даже в камуфляже, железа. Громадины самоходок, рёбра аэропланов, на дыбках большущий грузовик с расплющенной в остатках кузова стайкой обгорелых мотоциклетов. Короче для мальчишки рай вперемешку с пещерами сокровищ.
  А надо вам сказать, что в сорок шестом, сорок седьмом годах поезда от Мичуринска, где жила мамина сестра и куда ещё с эвакуации мы частенько наведывались, до Москвы шли долго. И эти несчастные четыреста километров нам с матушкой доставались нелегко. Вагоны были от электричек, со снятыми лавками. Публика располагалась на полу спиной к своим чемоданам и узлам у стен вагона. Вытянутые наискосок ноги определяли границу прохода. Плацкартные места по углам, где нету соседа, для семейных и блатных. С наступлением сумерек проводник, шаркая стоптанными дряхлыми бурками, дотягивался до фонаря над дверью тамбура и вставлял в него огарок свечи, которого хватало на четверть часа - пока пассажиры устроятся на ночлег. Управившись с фонарём, проводник, объявлял: "Граждане берегите своё имущество - в вагоне неблагонадёжные люди". А у матушки помимо нехитрого узелка не чемоданы, а
я в довесок! Каково после этого ночь скоротать без света?

  Пассажирский поезд был не из самых важных. Пропускать приходилось то литерный, то товарняк с зачехлёнными платформами, а то и дрезину с военными в фуражках с синим околышем и с винтовками. Наш нескорый уходил на неглавный путь и вставал на неопределённое время. Пассажиры приступали к созерцанию окрестностей. Кто выходил поразмяться, кто с насыпи беседовал с высунувшимися из окна вагона. Кто закусывал на травке, а кто и в картишки. А были и такие, что успевали сбегать к прудочку или речушке искупнуться. Но вот паровоз издавал долгий гудок. Все устремлялись к своим вагонам. Минуты через три гудок повторялся и поезд начинал медленно двигаться. Именно двигаться, а не ехать, ибо нужно было подождать пока все догонят и поднимутся на подножки, в тамбуры.
  На этот раз мне выходить было боязно - не известно сколько стоим да и вроде не зачем. Стал я разглядывать горы битой техники. Много чего было интересного. Вот под огромным куском крыла со звездой лежит корабельная пушка, на бок завалился броневик с отгоретым рылом и с белыми без серёдки крестами. Перед дверью на нём боковая фара без щели. Новая. Не покорёженная! И задний колёс целый. Правда, один. Остальные сгорели. Ведь фара-то пропадёт.
Усталый, в щетине с проседью, и двумя засаленными флажками в чехле на отвислом ремне, в кожаной, на коротком рыжем меху шапке, с козырьком, проводник, не глядя на пассажиров, просипел: "Стоянка полчаса. Далеко не уходить". И я с мольбой посмотрел на маму. "Ну ладно. Беги. Только чтобы я тебя всё время видела. Слышишь?".
  Я стал быстренько, перепрыгивая через протянутые ноги, проталкиваться сквозь устремившихся к тамбуру пассажиров. На ходу ещё надо было придерживать трусы - резинка не работала по дряхлости, вся в узлах и с петлёй. Только она и спасёт, когда фару за майку положишь.
  На подходе к "богатству" попадались интересные предметы. В чаше согнутой полевой кухни приютился огромный ёжик - из сплавившейся в шар печатной машинки торчали иголки с буквами. Но куда его спрятать, если взять с собой. Санитарная сумка с красным резиновым жгутом и патронташем жёлтых трубочек с лекарствами. Сильно большая. Да и жгут на рогатку не очень. А вот фара поменьше. И в хозяйстве пригодится.
  На косом боку лежал броневик. И взобраться на него было легко, а вот стоять не очень. Сандаль соскальзывал к краю огромной толстой двери. Чтобы отвернуть шар позади фары нужно было найти куда подсунуть руку. Но если щель под дверью сделать пошире и спустить ногу в кабину то рука подлезет. Встав на коленки, начал приподымать дверь за край и за ручку замка. Тяжеленная. Однако щель для ноги получилась. И вот! В темноте кабины, в глубине над рулём и ниже его, через щель разглядел два циферблата!! Какой-то прибор и часы. И не просто часы, а "танковые". Кто не мечтал поглядеть в темноте на светящиеся цифры, Фосфор! По сторонам две кнопки, с накаткой, чуть ниже оси циферблата, мягко так щёлкающие при заводе. От радости хватило сил поднять дверь чтоб пролезть в кабину. Обвыкся в полумраке. Щиток возле руля пробит и оттопырился. Рука пролезала к большим барашкам, притягивающим часы к приборной доске. Первый шёл сначала легко, а потом всё труднее – винт был погнут. Но сил у пальцев хватило. Второй винт прямой и барашек пойдёт легко. Только вот стало дышать трудно. Старую гарь с кислым больше не вытерпеть. Для передыха обе ступни вставил меж спинками сидений, лопатками и макушкой упёрся в дверь и, приподнявши её, начал глубоко вдыхать и выдыхать. Голова пошла кругом. Да другую то гайку надо отвинтить. Согнумши ноги, быстро присел, чтобы не ободрать спину, потерял равновесие и свалился на руль. Дверь с размаху упала, и замок щёлкнул. Стало совсем темно. Циферблат и стрелки стали ещё ярче. Лобовые стёкла были забраны снаружи бронёй! Но жадность пересилила и другая гайка-барашек сошла. Дальше было проще: отогнуть две пластинки и, наклонив вниз, вынуть.
  Но тут во мне всё захолодело - услыхал протяжный гудок нашего паровоза.
В темноте стал искать ручку, чтобы отрыть дверь, а её нету. Руки затряслись. Попытка упереться ногами меж спинками сидений и дверью показала всю тщету усилий сладить с ней без замка.
  Другой раз гуднул паровоз.
Не помню, как пришло в голову подвинуть нащупанный в темноте винт в разломанном замке другой отвинченной гайкой. Только состоялся щелчок, и дверь теперь была со своей привычной щелью. Разодрав спину вместе с майкой, я выполз на волю. Мама металась возле медленно движущегося состава. Это запомнилось мне навсегда. Теперь я знаю, что обозначает выражение "Ужас на лице". Обратив взгляд свой в сторону железного завала, она увидала опрометью к ней мчавшегося стервеца, то  есть меня, и, обмякнув, залилась горькими-горькими слезами.
   Интересно можно ли когда-либо и как-либо искупить такой грех?
   А машинист, наверное, всё видел.
  Суровый проводник, горючими слезами обливающуюся парочку, подсадил в вагон. Вынув грязно жёлтый флажок, вместо красного, поднял его к плечу. Поезд поехал.
  И при подъезде к Казанскому вокзалу нырнул в туннель, где я показал своей мамочке как ярко в темноте горят стрелки и циферблат "танковых" часов. И когда туннель закончился, любимые морщинки-лучики промелькнули у её красивых глаз.



                * * * *


                ДУАЛИЗЬМА


  По верхнему краю манжета шов расползается. Другой рукав начинается с маленькой щелочки. Воротник своей жесткой синтетикой трёт шею - где недавно побрился - при частых поворотах головы (например, когда рулишь). Застёгиваются пуговицы нормально, однако расстегнуть их не простая задачка. Петельки под них прошиты в край и край этот не везде замётан. Так вот, пока найдёшь, из каких ниток доставать пуговку, всех святых помянешь. А ежели надо расстегнуть срочно? Вот так и маюсь все шесть лет с этой сильно бракованной ковбойкой, купленной на лотке по случаю. Дёшево.
Правда, она тёплая и клеточки симпатичные. И так к ней привык.


                * * * *

               


                ДАНИЛОВКА


  А раньше Даниловка состояла в основном из деревянных домов. Двух и трёхэтажных. От Даниловского монастыря трамвай, мимо каменного дома с остроугольной крышей, поворачивал налево. Облепленный желающими уехать, как патока мухами. И вот такая картина. Из одного подъезда с портфелем подмышкой одной руки и с доедаемым на ходу бутербродом в другой выбегает малый. Его приятель из великолепной полдюжины, пристроившейся на колбасе, орёт: "Витёк, давай!". Ловит верёвку от трамвайной дуги и тянет её вниз. Трамвай замедляет ход и останавливается. Витёк начинает искать место, чтобы прицепиться хоть куда-нибудь. О подножках и говорить нечего. На выступах с раскрытыми ступнями здоровенные ребята - не влезешь. Наконец на передней колбасе маленькая щелочка меж других ступней позволяет втиснуть ногу и Витьку. "Хорош!" орёт Витёк. Его благодетель отпускает верёвку и трамвай продолжает движение.
А теперь на Даниловку выкатывает "пятисотый". В мерине том поп. В чёрной спецовке. И шапочка такая на голове редькой - хвостом вниз. Растёкся на полтора сидения. Центнер - не менее! На глазах у мильтона, где левого поворота не было с тех пор как сломали там бензоколонку, у всего честн;го народа, на красный, и к монастырю. Подрезав трамваю.



                * * * *

 

                ПО ВЕСНЕ


Обедать ходили по длинной садовой лестнице в верхний корпус. Вот и на сей раз собираться стали. Мы втроём и японец. Сильно опытный инженер. Приехал своё чудо техники помогать отлаживать. Да вот кроме как по-своему ни гу-гу. Якобы английского не знает, а по-нашему и подавно. Дело было ранней весной, и куртки до кепки одевать надо было. Одеваемся, а Фред дурачится вслух: "Ну чё? Японца с собой брать будем иль пусть дальше работает?" А Кузя ему: "Да ладно - мужик он не плохой. И электричество с голоду забудет" - хохмят ребята. Ведь не поймёт, да и обижать его никто не хотел. Ну и знаками ему показывают дескать давай, Гото, собирайся на кормёжку. Жестами он понял и вышли на свежий воздух. Идём вверх по парковой лестнице. Ребята впереди, а мы с Гото за ними. На площадке ворона осипшей гнуснотой переговаривалась с другой на высокой липе.
"Гляди, что значит зима кончается - ворона к ворону клеется".
"А может это не ворона, а ворон?" Сказал Фред.
"Не знаю. В воронье не разбираюсь. Вот если бы баба была, то мы бы с ней сразу договорились бы". Все дружно засмеялись.
Но первым японец. А ведь Кузя с Фредом не жестами объяснялись. Так что хохмить надо поосмотрительней. При иноземцах.



                * * * *

               

                ПРОКАТИТЬСЯ


Наконец он отжал губку, выплеснул на траву из ведра остатки воды и сложил пылесос в кофр. Подняв с камня, напольные коврики, водворил их на свои места. Некое замешательство наступило при принятии решения - спрыснуть дезодорантом салон или нет. Лида не любила ничего кроме модной, на её взгляд, сейчас парфюмерии. Однако в ближайшие три дня ей в машине не сидеть - уехала к тётечке, чтобы отвезти лекарства и какие то бумаги. Спрыснул.
Надев куртку, он закрыл гараж. Авто блестело снаружи и внутри. Приятная мелодия на привычной радиоволне дополняла ощущение комфорта. Прокатиться. Запустил двигатель, выжал сцепление, включил первую передачу и вырулил на перекрёсток в конце дома. Пустяки, конечно, но новое лёгкое смятение чуть омрачило хорошее настроение - надо поворачивать, но куда? Налево - в магазин купить струну для газонокосилки, но сегодня магазин закрыт. Посетить соседние гаражи и "пообщаться" с Аликом дело конечно хорошее, но ведь он из-под верстака вынет "в самый аккурат посолённую" воблу, нальёт "чуток пивка" заставит выпить - дескать тут рядом и ментами и не пахнет. Конечно километр - два и в самом деле пустяк, да и всего два светофора. Но у меня нет способов ему разъяснить, что когда рулю, то ни-ни! Направо - на дорогу из микрорайона "в город". Можно конечно. Но куда? К товарищу по работе, да ведь сегодня "викенд". Товарищ на садово-каторжных работах, купается в потоках "тёщиной любви". В киоск за интересной газетой опоздал - уже наверняка распродана. К кузине - поправить пятый рожок в люстре большой комнаты. Электрику из домоуправления она не доверяет. Ей нужно, чтобы непременно он поковырялся в её антиквариате. Но туда без телефонного звонка не очень-то. Да и "консьерж" не пустит. Все эти резоны перебирал он, стоя у обочины, перед трёхсторонним перекрёстком, для проезда которого нужно знать: направо или налево! Ну не знал он.
Оставалось развернуться и обратно. В гараж.
Прокатился.


                * * * *



                БЫЛОЕ


...Время шло и постепенно атрибуты престижности обратились в признаки убогости: обитая чёрной клеёнкой входная дверь в панельной кооперативной двухкамерной квартире, дублёнка и
ондатровая шапка, узенький мохеровый клетчатый шарфик, фотоаппарат "Зенит" с "Юпитером  9" и увеличитель "Крокус", слайдпроектор, несколько коробочек с восьми «супер»  миллиметровой киноплёнкой, с кадрами вечеринки по случаю защиты кандидатской и турпоездкой в Сигулду и со съёмкой первых шагов их дочери Светланы, живущей теперь в Израиле. Цветной переносной телевизор "Шилялис" и приставка, отключающая его от сети при передаче в эфире
тональных сигналов окончания работы канала.  Видавший
виды кожаный портфель теперь похожий на бомжа. Пропуска в академическую поликлинику и Государственную Научно техническую Библиотеку, жена -  шикарная блондинка с невероятного объёма бюстом и хитрющими карими очами, сверлящими своего визави из гущи натушёванных ресниц... .

   Мэнээсы попроворней озаботились через турецкое челночество или на тропе первых жучил - кооператоров, чтобы панельную девятиэтажку махнуть на монолит в городском парке. С учётом естественной замены культуры просмотра в завершение пьянки - вечеринки  слайдов или треска кинопроектора на слайдшоу из компьютера. И "Свобода" теперь вещает на средних волнах, которые объевропенная молодёжь кличет как АМ. И катушечный "Тандберг", лишавший голосом ныне уже покойного Бари Уайта, безмятежного сна кого-нибудь из его коллег или "крутого" хахаля его кузины - старшего научного сотрудника с трудом разжившегося "Маяком".

...А вместо четырёх мозолистых шишаков на тыльной стороне кисти руки  один снизу справа  от "мыши"...


                * * * *



                У Д А Р


                Посвящается В.З.М.


   Поспешали.
   Натан Рискин шёл широким размеренным шагом, не замедляя и не ускоряя  движения. Он гордо нёс свою кудрявую с проседью шевелюру гармонично с выпяченной колесом грудью. И ему было чем гордиться. Натан Шлёмович Рискин был в составе этого небольшого коллектива, марширующего по обочине тракта. Натан Рискин был слесарем наивысшей квалификации. Ладони его здоровенных ручищ состояли из широченных заскорузлых пальцев. Но внешние признаки  частенько бывают обманчивыми. Так и в нашем случае встречный прохожий или  кассир в окошке ни за что не мог бы заключить, что ручищи сеи на самом деле росли из должного места. Всякая чехарда и несуразицы в работе даже самого сложного набора механизмов и узлов прекращалась, когда в наладке или ремонте любой сложности устройств были заняты руки Натана Рискина. От такой мелкости как женские нагрудные часики до полустёртого блока лендлизовской американской землечерпалки высотою с двухэтажный дом простиралась власть  волшебных рук его.

   После масляной гари - на новом участке седьмого цеха (всё не доходили руки до вентиляции ибо комфорт не стоял на первом месте в планах строительства Комбината) - полуденный суховей большака показался почти свежестью. Обочина его была заставлена бортовыми ГАЗонами с лавками в кузове, украшенными бумажными цветами и лозунгами. Простой люд, прибывший на торжества по случаю пуска  комбината, не был избалован комфортом средств передвижения.
   Маленький отряд, миновав узкий участок тракта, приближался к железнодорожному переезду. По сипловатому посвистыванию маневровых тепловозов можно было заключить, что переезд этот скоро закроется. А наши герои поспешали к определённому часу и знали, что успевший до звонка зуммера и появления начальницы дорожного узла, награждался десятком, а то и более минут.
   В кожаном футлярчике на ремешке через плечо Альберта Урманчеева транзисторный приёмничек "Нейва" ухитрился сквозь эфирные помехи, завывание редукторов грузовиков на подъёме и треск искр от железнодорожного электрохаоса протолкнуть часть мелодии:

               ".. что ж ты милая смотришь искоса ...".

   Это радиостанция "Маяк" дала знать, что у наших путников прошло ещё полчасика. И Альберт нервничал. Он всегда переживал. Иногда сильнее, а бывало и не очень. Как и всякие теоретики отключить свои аналитические способности он не мог. При наступлении тяжёлого случая на производстве, из-за нестыковки отдельных узлов, разномастных систем, всё вокруг останавливалось, и персонал хватался за голову, погружаясь в тревожное уныние,
    Альбертовские же переживания, проявлявшиеся в нервическом подёргивании пальцев то одной, то другой руки, или стопой ноги, казалось, уводили его в себя. Никто и ни за что на свете не мог понять куда устремлён его отсутствующий взор. А после некоторой паузы Альберт как бы возвращался к окружающим и предлагал решение, кардинально менявшее ситуацию. И  по воплощении пары его рекомендаций всё вдруг налаживалось, входило в ритм, и все недоумевали, ну конечно же, ведь только такой приём мог устранить неполадки. Одно слово теоретик.
   Василий же Дыбенко, родом из Донецка, в противоположность Альберту, был абсолютным практиком. Небольшого роста, классически сложенный, да ещё с рыжей шевелюрой, вдобавок, вносил в любую жизненную ситуацию какую-то лёгкость и весельчинку. Постоянно прибегал к прибауткам и словесным хохмочкам. Вот и сейчас он приставал к Натану с вопросом:
- Из  холодильника достать сначала бутылку «Дюшеса» а затем Лимонада или наоборот?
   Хотя оба отлично знали, что в конечном пункте движения данной команды нет, и не предвидится ни лимонада, ни холодильника. В прокладке ли кабеля, в монтаже ли кросс соединений в умении примирять разнокалиберные провода (будь ЛПРГС или МГШВ) не было равных во всей округе этому балагуру и насмешнику.
   Наконец за переездом стали исчезать в облаках дыма, пара и рудной пыли трубы мартенов, корпуса прокатных станов, контуры домен. Из-за небольшого холма в веренице складов, стоянок грузовиков и промзаборов показалась крыша местной гостиницы аж в два этажа высотою. Возглавляемая Владимиром Захаровым подзапылившаяся от трёхвёрстого перехода команда, проникла в прохладный, по сравнению с полуденным дорожным зноем, небольшой гостиничный предел.
  Солидная мадама со скромным макетом вороньего
гнезда на голове и в форменном пиджаке, молча, обернулась к ключевой доске и, сняв с гвоздя под номером семь ключ, положила его перед  Владимиром на стол приёмки.
   Этот четвёртый участник небольшого группового марш-броска невольно приковывал к себе внимание какой то основательностью. Неуловимые по началу детали его облика, складывались в характеристику "интеллигента" – спокойная манера обращаться к собеседнику любого ранга и положения, стрелки на брюках,  опрятная обувь, чистые стёкла очков в тонюсенькой оправе, уголки воротника сорочки поверх края пуловера. Таков был лидер маленькой, но очень сплочённой бригады наладчиков. Сегодня был последний день их пребывания в гостинице. И в последний же раз открывал Владимир дверь, помеченную чуть покосившейся  эмалированною белою табличкой с тёмно-синей семёркой.
   Номер на четыре персоны был весьма неуютным. На голых пружинах кроватей рядом со скатанными полосатыми матрацами стояли упакованные дорожные сумки, чемоданчик и рюкзак с небольшой гармонью рядом. Постельное бельё было сдано кастелянше. Лидер наших героев положил на непокрытый стол свой "дипломат", где среди документов и бумаг лежали четыре "закрытых" командировочных удостоверения и билеты на скорый поезд номер шестьдесят восемь, отправляющийся со второго перрона облупленного вокзальчика до ихнего города.
   В номере было душно. Чуть пахло хлоркой. Василий, подошед по очереди к каждому окну, открыл их настежь. Тотчас же неуютность номера дополнились шумом проезжавших грузовиков и частью запахов дороги маленького рабочего посёлка не ощущавших, в качестве преграды, для своего проникновения в седьмой номер, занавески сероватого оттенка.  Натан снял лёгкую куртку и, сев на скрипучую кровать, стал расшнуровывать ботинки. Владимир доставал из открытого им кофра документы и, присев на безликий гостиничный стул, занимался приведением их в порядок. Альберт, открыв  дверцы небольшого обшарпанного буфета, взял из него четыре стакана и отправился сполоснуть их. Василий развязал свой рюкзак. Достал оттуда свёрнутую вчетверо газету, развернул её и, тщательно расправив, постелил на свободную от командирского "дипломата" часть стола. Потом, вытирая протянутым Натаном вафельным полотенцем стаканы, взятые из рук Альберта по очереди, составил из них на газете квадрат. По окончании процедуры, Василий снова обратился в недра своего рюкзака и, чуток порывшись, добыл оттуда два плавленых сырка "Волна" и "Дружба".
  Пока Альберт расставлял, перенесённые остальные три стула из разных мест седьмого номера вокруг стола,  Василий изящными движениями маленького ножичка "ошкурив" оба сырка, поделил каждый пополам. Тут Натан положил рядом с сырками небольшой апельсинчик. Как бы откликаясь на единственный в седьмом номере приятный запах очищаемого цитрусового, транзисторная "Нейва", расположившаяся за вертикальной крышкой "дипломата", в другорядь свершила подвиг - сквозь хрипы эфира ухитрилась сообщить Московское время.
   С последним сигналом трое наших героев подошли к столу и сели на стулья. Владимир же из под документов достал бутылку "Столичной" неместного разлива. Открыв её, он ловким "интеллигентским" движением поделил содержимое поллитры по стаканам ровно на четыре части. Навык сей обретён был во время обучения и другим профессиональным премудростям в Рязанском Техникуме Электроники и
Автоматики. Отточен же сотнями дней командировочных поездок по городам и весям Нашей Родины. Затем извлёк из кармана небольшой карандашик и, положив его в центре газеты, поставил, оперев на него, опустевшую бутылку краем донышка. Все сидели за столом в различных позах, от времени до времени поглядывая на экибану из четырех гранёных доз по сто двадцать пять граммов, макет Пизанской башни в загадочном окружении четырёх полусырков и стольких же долек  апельсиновых зубчиков.
   Казалось, что тягучий ход времени никак не влиял на настроение всех обитателей седьмого номера. И здоровенная чёрная муха, с рёвом ворвавшись сквозь щели занавесок, никак не поменяла характера затянувшейся паузы. Даже проявлением повышенного интереса к половинке сырка.
   Альберт решил дать понять залётной тщетность её попыток полакомиться. Но на простые "кыш" руки нахалка не очень-то обращала внимание. Вялые попытки Владимира листом бумаги пособить теоретику оказались довольно безуспешными так как движения эти выполнял он, находясь в задумчивости.
   Ему вдруг вспомнилось, что эта не простая история, началась шесть лет назад, когда Его Завлаба вызвал к себе на совещание Главный, где сказал, что институт берётся за разработку нового современного способа управления металлургическим предприятием полного цикла. Так что спокойной жизни на ближайшие годы "автоматчикам" не приходится ждать. Сегодня же настал день, когда  самые амбициозные задачи решены полностью.
   И вот, когда Натан потянулся за полотенцем и прицелился "замочить" наглую тварь,  произошло несколько событий внезапно мгновенно и разом. Пол, потолок, стены, стол, стаканы с тёплой водкой на нём, бутылка изображавшая башню в Пизе, корки апельсина и ломтик сыра с огромной чёрной мухой вздрогнули. По поверхности водки в стаканах прошла волна.  При этом звякнули стёкла в окнах и буфетике. Муха сорвалась с сырка и молнией исчезла за занавесками. Бутылка из-под "Столичной", слегка подпрыгнув, упала на газету.
   Это в трёх верстах от гостиницы вошёл, управляемый автоматикой, смонтированной и отлаженной обитателями седьмого номера её, в первые валки прокатного стана ПЕРВЫЙ СЛЯБ!
   Все вздрогнули, хотя и ожидали свершившееся 
событие. Мужики протянули руки к стаканам. Затем, подняв их, сдвинули вместе и залпом проглотили тёплую обжигающую жижу.
    Иные радость выражают бурно. Воплями, прыжками, выстрелами. Другие же, молча, погружаются в ощущение долгожданной победы над очччень не простыми обстоятельствами. Наша великолепная четвёрка была из таковых. Они тихо встали и, пожавши друг другу руки, молча, обнялись.
    Затем Владимир показал жестом, что всем надлежит сесть за стол обратно. Он взял из стопки документов лист бумаги с намерением прочитать что-то вслух. Толи от удара земли-матушки или по каким другим обстоятельствам из транзисторного малыша вдруг голос Муслима Магомаева в сопровождении Большого Детского хора Всесоюзного радио воодушевлённо сообщал

           "... Мы в труде и мастера, и боги.
                Рукотворным верим чудесам.
                Бесконечно до;роги доро;ги,
                Если их прокладываешь сам.

                Светом солнца озарены,
                Светом правды своей сильны.
                Наша Родина - Революция
                Ей единственной мы верны.
                Наша Родина - Революция
                Ей единственной мы верны. ..."

   Альберт, с увлажнёнными от нахлынувших чувств глазами, потянулся  сделать потише, столь задорный и весёлый маршик, но Владимир остановил теоретика - мол, пусть его. Затем обвёл своих собутыльников взглядом и торжественно начал читать под музыку, будто дирекция и даже не сомневалась, что назначенного числа гигантский труд будет завершён как, впрочем, и всегда с полным успехом. И, что в качестве поощрения бригаду в скором времени направляют в Китайскую Народную Республику для стажировки на крупный металлургический комбинат.
   Натан даже задержал жест положения апельсиновой дольки в обожжённые уста. Вот уж чего никто не ожидал. Альберт взял приёмник из-за крышки "дипломата" и поставил его в серёдку порушенной экибаны, добавив при сём громкости.
Василий же подошёл к койке, взял в руки маленькую гармонь и, расстегнув её, стал очень точно аккомпанировать Магомаеву с хором.

   А через короткое время вся честная компания, затворив окошки, положив бутылку из-под "Столичной" с апельсиновыми корками в мусорное ведро и, сполоснув стаканы, разобрала личный скарб. Обменяв ключ от покоев номер семь на паспорта, у строгой обладательницы "типовой" причёски, четвёрка направилась к маленькому, с
облупленными стенами вокзальчику, где на не очень обустроенном перроне пути номер два их должен был подобрать скорый поезд, чтобы отвезти домой.
   Поезда ещё не было. Василий пристроился на краю щербатой вокзальной скамейки и, положив правую
щёку на гармонь, негромко запел старинную казачью песню под  тихий аккомпанемент :

       "... Не для меня цветут сады,
            В долине роща расцветает,
            Там соловей весну встречает,
            Он будет петь не для меня
            Не для меня журчат ручьи,
            Текут алмазными струями,
            Там дева с чёрными бровями,
            Она растет не для меня. ..."

   Но вот с замедляющимся шелестом тормозов красивый двухсекционный электровоз, изготовленный чехословацкими братьями по труду, подтянул к небольшой компании наших героев вагон с нужным номером.  В открытых дверях соседних вагонов, протиравшие поручни проводницы, теперь смогли расслышать живую музыку. Переговариваясь с улыбкой меж собою, они поглядывали на гармониста. Василий улыбкою же ответил им и, закончивши музыкальную фразу, содвинул меха маленькой гармони. За тем взял её под одну руку, рюкзак же в другую и стал вслед за Натаном и Альбертом, нарочито медленно, подыматься в вагонный тамбур к встречавшей их очччень даже симпатичной проводнице.
   «Путешествие будет весёлым» подумал  Владимир, покидая последним платформу второго пути сего достопримечательного местечка, не торопя гармониста.


   Построенный всего за шесть лет (небывало короткий срок в мировой практике) прокатный стан сей мог катать листы стали двухметровой ширины и ТОЛЩИНОЙ в ДВАДЦАТЬ !!! сантиметров, из которых сваривают корпуса крейсеров и авианосцев.

   Правда, для комфортной езды обыкновенных граждан такие средства перемещения не пригодны.


                * * * *



 
                ПРЕСВЯТЫЕ ДЕВЫ


 Икона часть пространства для откровения. Чтобы при сильном потрясении было черезо что обратиться к высшим силам и куда (или откуда, посредством чего) направить свой мысленный взор и не метаться в поисках наиболее подходящего для этого насущного. Кусочек пространства физического - там холст ли, доска ль, свет ли на облачке тумана, одухотворённые художником - носителем Дара Божьего и раскрывающие его до необъятности, дающие прикоснуться к огромной силе, источнику всего-всего на свете.
Но Дар Господен сущ в каждом. Хоть взять обычного мужика. Ведь счастье родиться человеком, изнывающим от красоты женской стати, от малейшего проявления её - лёгкого движения плеча, лукавого взгляда, округлости коленки, положения пальчиков руки на книжке, кажущейся неловкости при бросании какого-нибудь предмета. Восхищаться белыми прозрачными штанами с огромными накладными карманами, пришитыми не для того чтобы в них складывать что-нибудь, а для того, чтобы видно было как тоненькая ниточка трусов меж них исчезает в складке плоти. Конечно, на исходе позапрошлого века мужику доставало увидеть щиколотку предмета своего обожания для полного трепета. Я этих ребят понимаю. Но Господь так мудро устроил мир, что мы блаженствуем в наступившем нонишнем. Ведь современная манера тёток одеваться - одна из компонент понятия рая, или блаженства, или наивысшей красоты. Ведь природа мужицкая обогащена верховной силой - тягой к бабской стати, бабскому проявлению красоты её.
Даже, зная функцию распределения Бесселя, даже умея варить вертикальный шов, и даже овладев азами иероглифической графики, он (и математик и архитектор и живописец - все носители Искры Божией - художники) - преклоняется перед магическим кусочком ткани - бретелькой. Ибо нет прямее линии на свете от плечика, от ключицы до груди сотворённой с помощью куска материи и непостижимой тоньшины нити, иглой в золоте волшебной части души - руках. Такой мастер в одном ряду с конструктором чуда формы СУ-34, и с ребятами из Златоуста, придумавшими не ковать и калить, а отливать, направив рост кристалла, клинок сабли таким образом, что и булата шибчее, и через четыре века превратится в лопатку турбины в двигателе того самого СУ, что бьёт все истребители в мире. И нет сильнее силы, что поворачивает мою голову даже в напряжённейшей ситуации у
перекрёстка во время рулёжки за фифой в миниклёше и маечке с плечика на плечико без спины.
Никакими секстантами, никакими лазерами и радарами не вычислить ту самую магическую линию поперёк попы где мини клёш открывает верх чёрных колгот, которая танки останавливает и в космос мужиков сподвигает.

Намоленая икона. Многих поколений людей притягивал этот одухотворённый кусочек доски и щепотка растёртых минералов. К нему обращаясь, молящиеся отсылают самые высокие движения души Создателю через окно, отворённое художником. Или фотографом. Или скульптором. И идут, плывут, летят паломники к святым местам, иконам, источникам. А я - грешным делом - славлю в душе Всевышнего везде, где есть возможность видеть сотворённые Им лица красавиц. Неметь при виде прогиба женского колена в ходьбе, от сводящего с ума девичьего сопрано, от непостижимой манеры спускаться на шпильках по эскалатору, с грацией лани, современной манеры одеваться. Женская одежда и женская раздежда вот две грани, образующие бесконечно острую линию, по коей мне Господь даровал скользить. Линия эта становящаяся окладами на образах, раздвигающая их до необъятности, дающая прикоснуться к огромной силе, источнику всего-всего на свете - Женской Красоте. Ханжам натуру не пересилить!
Структура мозга формируется временем. У ребёнка, выросшего в набожной семье, впечатывается почти навсегда потребность перекреститься при звоне колокола - у православных, или не есть свинину у приверженцев ислама. Ученые настаивают, будто основная часть ткани мозга строится матрицами. И  главная из них у человека создана Всевышним из любви к Человеку, к лучшей его половине - Женщине.
Во Имя Отца и Сына верных рабов Матери и Дочери.




                * * * *




                ШАМАН


Они продолжали неспешный променад по бульвару. Время тянули, а решать всё-таки надо. Ведь сказано было, что  спасёт нас в сложившейся ситуации только чудо. Вдруг Вадим посмотрел на часы и обернулся к Стасу: "Ну ладно, пошли". Ускорив ход, Вадим свернул в подворотню. Мы старались от него не отставать. Спутники наши слегка забеспокоились. Он по закиданным мусором ступенькам нырнул в мало приметную дверцу, за которой, выщербленная, вся в обрывках паутины, лестница вела в сырую темноту. Вся компания, спотыкаясь, и бурча под нос, следовала за ним. Наконец, мы оказались в каком-то неприглядном подвале, заваленном обломками тары. Свет едва пробивался сквозь крохотное окошко с треснутым грязным стеклом в самом верху стены. Вадим поднял кусок картона. Выдернул из обломка ящика ржавый гвоздь. В середине картона проковырял маленькое отверстие и, протянув его Стасу, предложил: "Когда скажу – закрой этим окно". Сам же, подобрав большую поломанную коробку, смахнул пыль с одной из её сторон. Опустившись на корточки, он стал прилаживать её в углу у стены, напротив окошка. "Давай" - скомандовал Вадим. Стас подошёл к стене с окошком, поднял картон и закрыл им оконный проём. Тьма наступила кромешная. Мало-помалу глаза стали привыкать к темноте, различать силуэты. Стаса, вытянувшего вверх руку. Присевшего около бумажной коробки Вадима, с большим вниманием рассматривающего на ней что-то интересное. Настороженно опустивших руки в карманы наших спутников. В тишине слышалось только дыханье. Наконец Вадим сказал: "Глядите"  и  указал  гвоздём  в сторону солнечного зайчика на белом боку коробки. Я присел вместе с другими и стал приглядываться к бледному кругу на стенке коробки и, наконец, заметил пониже горизонтального диаметра, небольшую точечку на нём. Сначала её можно было принять за пылинку или капельку грязи. И пока я пытался определить, что же всё-таки это такое, точечка - то уползла со своего места! Ну ясно подумалось, микро букашка, с блоху величиной. Однако больно не чёткая какая то. Все стали разглядывать этого бледносолнечного зайца. Прошла минута, другая. А точечка эта, и совсем не блоха, медленно, но неумолимо ползла и ползла! Удивлению нашему не было предела. "Ну что?" - обратился Стас к обескураженным соучастникам таинства - "Вопросы будут?". Те молча направились к выходу. Покидали мы арену чудес в глухом молчании. Когда вышли на дневной свет и, щурясь
после подвального мрака, окунулись в уличную суету, их главарь сказал: "Чёрт с вами. Мы уедем отсюда и больше никогда не вернёмся. Хочется спать спокойно".
И мы разошлись в разные стороны.
Ай да Вадик, ай да молодчина. С дикарями сладить может только шаман. Только он знает, что последний раз в нашем столетии точка Венеры будет проходить через круг Солнца именно сегодня. И именно сейчас. И явление это называется затмением. Затмением, которое просвещает нас тёмных. Потому, что в нашей команде Вадим.


   
                * * * *



                ВОЙНА ПРОКЛЯТАЯ


  Жили мы на Даниловке, а “прикреплены” были на Арбате, где нам с матушкой карточки приходилось отоваривать. Ездили на двухэтажных троллейбусах из фанеры, которые  ходили по садовому кольцу. На десятом или на “букашке” но это от Серпуховки. Иногда они ни с того ни с сего останавливались и все знали - ток кончился. А рядом с водительским местом, бывало, стоял военный. Но не наш. А в четырёх или шести угольной фуражке с лаковым козырьком, сине-серо-зелёного цвета. Он постоянно плакал. У него по щеке всё время скатывалась слеза и он еле заметно покачивал головой. Говорили, что он поляк и что у него контузия. Вот и на сей раз встал наш троллейбус вслед за несколькими впереди. Мама сказала, что тут недалеко и что пешком будет даже и быстрее.
  На Зубовке поперёк садового кольца тянули газ. Были вырыты огромные траншеи. Рыли их пленные немцы. А немцев караулили красноармейцы. С примкнутыми штыками. Переходные мостки были проложены поверху брустверов. Вот по одному из них ров стала переходить бабушка, невысокого роста, в косынке, с узелком, опираясь на суковатую палку. Дойдя до середины мостков, она остановилась перевести дух. Уголком косынки утёрла глаза, сухой рукой в огромных узлах вен поправила её и собралась идти дальше, да взглянула вниз рва. С лопатой в руках в немецкой солдатской кепке на рыжей шевелюре, в расстёгнутом френче мышино-синеватого цвета и коротких сапогах перекуривал землекоп. И без армейской кепки сразу было видно – не наш. Европейцев вообще, а немцев в особенности по физиономии можно определить. И, хотя немцев она может и видала-то впервые, но определила. Сначала она, прищуриваясь и наклоняя вбок голову, молча, его разглядывала. Потом лицо её изменилось и стало понятно, что она как будто узнав кого-то, тихо и горько плачет. Всхлипнув в очередной раз она подняла сухонький кулачёк грозя в сторону землекопа: “Фриц, Гитлep окаянный! Дали б
мне волю - я бы раскалённым гвоздём выколола бы вам всем бесстыжие ваши глазищи!“. Прохожие стали останавливаться и наблюдать за событием. “Чтобы всю вашу поганую родню на том свете день и ночь заставляли лизать горячие сковородки!”. И хотя из всей речи немец мог понять только “Фриц” и “Гитлер”, не поднимая головы, спустился на глиняную ступеньку и направился спрятаться под мостки. Однако конвоир - здоровенный красноармеец, наблюдавший за этой сценой - приподнял левую ногу в ботинке с обмоткой сделал широченный шаг через траншею так, что ноги его как у Гулливера стали на разных брустверах. Затем, переложив карабин в левую руку, присел на корточки. Протянув вниз могучую правую, приподнял ею немца за шиворот, посадил его на край траншеи и низким баритоном порекомендовал: “Слушай - слушай”.
Бабушка попричитала ещё немного, перебирая нехитрый набор проклятий, поправила в очередной раз свой выцветший платок, спрятала выбившиеся из под него седые пряди, и пошла себе, опираясь на палку, дальше по своим старушечьим делам. Сошла с мостков и растворилась в толпе прохожих. И публика стала расходиться. А мама потащила меня за руку дальше.
    Вы наверное обратили внимание - когда мама с ребёнком торопится куда-нибудь то у дитяти всегда что-то самое главное и интересное происходит в стороне такое важное-преважное, что и не замечаешь как твои сандалии по дороге шаркают. Или сзади. Так что приходится скорости движения уравнивать за руку. Как паровоз и вагончик. А сзади пленный немец сидел на склоне траншеи, обхватив рыжую голову в солдатской кепке заскорузлыми руками землекопа, и плакал.



                * * * *



                БАБУШКИН СКАЗ

                посвящается  Мите Козлову

     Была пройдена  большая часть пути.
     Остановились передохнуть на берегу широкого и достаточно глубокого оврага, по  дну которого едва заметно путлял ручей. Мальчик, снимая  свой объёмистый но, судя  по всему, не очень-то тяжёлый рюкзак, спросил у Деда:
   -- Зачем в овраге эти деревянные тротуары? - и показал рукою на противоположный берег в сторону остатков мостков для рыбной ловли и разрушенную поодаль пристань.
   -- Раньше овраг этот был  полноводной рекой -- сказал Дед.
   -- А вооон за тем поворотом оврага была наша деревня, в которой выросла твоя  Бабушка. По реке ходили баржи. В лодках рыбаки везли на базар много всякой рыбы. С  мостков подлиннее бабы стирали. А вон под той кручью деревенские мальчишки купались. Зимой жители разных берегов ходили друг к другу по льду. Из полыньи  черпали воду. А на
Крещенье она становилась купелью.
   -- А что там покупали? -- спросил Мальчик.
   Дед с досадой сказал:
   -- Купались, ныряя под лёд.
   Глаза Мальчика расширились от удивления.
   -- Зимой? В мороз?
   -- В остальное же время переправлялись на плоскодонках и вельботах. А на вопрос Мальчика, что такое плоскодонка, показал вниз. У ручья обосновался слегка выпуклый щит из обломков досок, покрытых посеревшим от многолетней пыли, гудроном с жуковой черноты трещинами. Сквозь них прорастал бурьян. Затем, развернувшись в другую  сторону, показал рукой на колышек, обмотанный обрывками цепей. Один из них был  прикреплен к полосе ржавого железа. Из-под полосы ёлочкой расходились вправо и влево остатки изогнутых досок блёкло-голубого цвета.
   -- Корма это или нос заключить нельзя.
   -- Почему?
   -- У вельбота они одинаковые.
   Дед продолжал, поудобнее опершись на котомку.
   -- Летними праздниками сплетённые из полевых цветов венки пускали по воде и пели. Девичьи хоры и одинокие голоса слышались до утра. Грустные протяжные песни  перетекали в весёлые.
   Мальчик с интересом посмотрел на Деда.
   Дед протянул руку к седому стебельку полыни. Оторвал веточку-листик и растёр её в пальцах.
   -- На-ка понюхай, как пахли хлебы в этой деревне.
   Мальчик наклонился и вдохнул пахучий воздух. Непривычный аромат не имел ничего общего ни с запахом бородинского хлеба, ни с запахом кунжутных булочек. Но Мальчику очень понравился, несмотря на некоторую горьковатость.
   -- Вооон между двумя буграми - один поболе, другой помене - старая большая берёза. Они застят исход склона кончающегося плотиной. На плотине старая мельница. Тут Мальчик развернулся к Деду и стал весь внимание.
   -- Помнишь ли Бабушкин сказ как поздно вечером приходила к водосбросу гулять здешняя нищенка Акулина. И когда она садилась на мох большого камня - вода с колеса меленки начинала падать без звука. Перед самым рассветом пришелица подымалась во весь свой небольшой рост и становилась тонкой - аж сквозь неё видно было. А на голове её оказывались три венка из лесных фиалок, лилий и кувшинок. Никто не видал откуда. Раскрывая светло-розовую пелерину свою с одой стороны рукою, она сбрасывала верхний венок из кувшинок. И тут же поднималась над росою. Всплеск воды от упавшего на неё венка, однако, слышен был. По воде же начинали пробегать еле видные всполохи мягкого зелёного огня. Воздух же при этом наполнялся запахом полуденной заводи. Немного погодя, другой рукою, сбрасывала второй венок из лилий и раскрывала вторую сторону пелерины как единое крыло. Сей же час, из зелёных всполохи по воде становились голубыми. Запах в воздухе сменялся на тонкий цветочный.
   Теперь Акулина медленно поднималась над туманом в венке из лесных фиалок на половину фиолетовых, а на другую из белых с желтоватым отсветом. И вода становилась золотою. Воздушно лёгкая Акулина делала над водою круг, жестом показывая, будто дарит нам эту красоту, погружая всё пространство в запах лесных фиалок. И, расширяя круги, уплывала в берёзовую чащу. С восходом же солнышка округу заполоняли запахи летнего леса.
   К полудню в малых берёзках все склоны и низинки  покрывались лесной клубникой и фиалками. Какого они вкуса и запаха - передать нельзя. Нечем. Таких слов ещё не придумали.
   Лукавые Дедовы глаза стали ещё лукавее, а нижней кромкой усов и крыльями ноздрей, он толи улыбнулся, толи нахмурился.
   -- Ииэх! Дорого сейчас бы дал, чтоб на меленку ту с водосбросом глянуть.
   -- А как дорого? спросил Мальчик.
   -- Дык что попросили бы, то и отдал.
   -- И Прадедовы часы?
   -- Эк, что упомнил. Их-то Бабушка твоя мне впервой и показала, когда по клубнику ту лесную пошли. Дома же сказала, будто когда часы эти у неё в руках - она  тут же вспоминает обо мне. А почему - и самой ей невдомёк. Ну да что попусту былое ворошить. Поглядеть-то если б и можно было, то только в сказке. А в сказке я бы тебе не только дал в руки подержать и послушать звон хода, отдал бы навсегда прямо  тут же.
   -- Коли меленку сейчас довелось поглядеть?
   -- Коли такая сказка пошла бы, то и прямо сразу и вручил бы. Всё одно когда-нибудь придётся. Да только с Бабушкой твоею меня эта последняя ниточка и связывает.

   Не посвящённому в секрет упомянутых часов читателю приоткроем тайну сего замечательного предмета. Это карманные часы, прожившие приблизительно век. Серебряный корпус сего почтенного прибора нёс на себе следы да отметины изрядного числа приключений и событий разного характера. Наружную поверхность корпуса и слегка
выпуклые диски обеих крышек, почти с сам корпус размером, украшали чеканные венки узоров. Самые глубокие участки их были заполнены угольного, цвета частью этих следов. Выступающие же области были затёрты до потери контура. Резная монограмма на внутренней стороне крышки состояла из инициалов Бабушкиного отца. Оригинальное стекло было утрачено при неизвестных, но скорее всего бурных событиях. В области основания фланца с заводной головкой корпус искажала глубокая вмятина рвано цилиндрической формы величиною с замочную скважину. По семейной легенде это след  пули, отклонённой часами от пути в сердечную мышцу человека, носившего часы эти в нагрудном кармане гимнастёрки. А оттуда их извлекли санитары, разрезая одежду на поступившем  в полевой госпиталь с поля боя прапорщике. И жизнь, и часы сохранили медработники отцу Бабушки сидящего на привале Мальчика, пока мы с Вами тут секретничаем. Загадка из загадок  как ухитрился он пронести драгоценность сею через голландский плен, куда попал из окружения части армии Самсонова?
   Шквалы событий и перипетий не смогли сгубить механизма часов. По торжественным дням Дед извлекал из толстого кожаного футляра, в котором прижились эти почтенные часы, и выполнял несколько оборотов заводной головки. Все близкие сперва без Мальчика, а после его появления на свет и с его непосредственным участием, прерывали все свои занятия и со священным трепетом слушали. Сначала звук трещотки в заводной головке, а затем и хрипловато-звонкий ход часового механизма. Культ часов - мемориала поддерживал запрет дитяти касаться их руками.
   -- Только глазками, ушками и сердечком. -- говорила Бабушка, вырабатывая у Мальчика привычку, прятать ладошки за спину при появлении заветного предмета.
   -- И всё же дышать надлежит носиком -- продолжала наставлять раскрывавшего от напряжённого любопытства внучка рот, вытирая при этом вполне даже сухой внучиковый нос чудесным носовым платочком, извлечённым из-под рукавного манжета, собственного платья.
   -- Ну да мы с тобою заболтались. Передохнули и будет. Пора идти дальше. -- промолвил Дед, будто снова посуровев. И, завязав котомку, стал подниматься, опираясь на походную палку.
   -- А помнишь, Дед, как ты учил меня: не давши слова - крепись, а давши слово - держись?
   -- Верно ты запомнил. Молодец.
   -- И что твёрже мужского слова ничего на свете не бывает?
   -- Тоже верно - ни кремня, ни алмаза.
   Мальчик, залихвацки приосанившись, повернулся лицом к Деду. И посмотрев ему прямо под самые нависшие седые брови, выдохнул:
   -- Ну так держись!
   При этом восклицании Мальчик стал снимать, было надетый рюкзак. Возвратив его на траву, расстегнул центральный карман и извлёк из него прямоугольный ящик. Положил рядом. Затем, откинув верхний клапан, растянул пошире стенки рюкзака и медленно стал стягивать их вниз.
   Взору заинтригованного Деда предстал красивый своею сложностью аппарат. Из недр рюкзака повеяло запахами свежей термоусадочной трубки, циакринового клея, "антипылестатика" на крышках отсеков, сильно контрастирующими с запахами "солдатиков" подорожника, ромашки, душицы и прочих трав.  Как бы отвечая на молчаливый вопрос, Мальчик таинственно произнес:
   -- Это Дрон. Но не сгинувшая с лица земли птаха, а квадролёт. И освободил от объятий рюкзака очень
красивый аппарат. Взял его за оранжевый держатель, отнёс на несколько шагов от бивака наших героев и поставил на тёмно-матовые собственные опорные дуги. Вернувшись, открыл прямоугольный ящик. Вынул из него устройство с блестящими переключателями, индикаторами и массивным рычажком по центру верхней стороны - управляющее устройство. Взял его крепко в обе руки так, что рулящие пальцы оказались на нужных местах пульта. Дал команду на запуск двигателей.
   Порегулировав обороты и послушав, насколько они управляемы, снизил до самых малых. Затем, освободивши одну руку, вывернул крышку футляра пульта, поднял из его недр монитор и зафиксировал наверху со щелчком. Принёс Деду и велел:
   -- Смотри.
   Дед взял диковину в руки и увидал на экране монитора жучка чёрно-зелёного цвета, ползущего по стеблю травинки. Мальчик дал команду увеличить обороты двигателям, и Дрон сначала медленно поднялся, а затем взмыл в высь. На экране жучёк исчез в траве, а трава превратилась в обочину дороги.
   Тут-то чуть и не случился лёгкий конфуз. Внимание Деда расщепилось и к полёту Дрона, и к изображению в мониторе. Теперь Мальчик стоял за спиной Деда и, поворачивая объектив камеры Дрона да изменяя угол обзора, спрашивал, куда лететь теперь. А теперь? И теперь? Новый участник полёта быстро сориентировался в изображении местности и через пяток минут на экране предстало довольно-таки невесёлая картина.
   Плотина была промыта в своей средней части, из которой тихонько струилась вода в кугу и в камыши болота. Лишь малые островки занимали кувшинки.
   От меленки сохранились лишь останки сруба с обломками стропил и кровли над кирпичной перегородкой. Дрон помог разглядеть всё это в могучих зарослях крапивы, охранявших своею неприступной стеною старую тайну.
   Душа Деда попала в ножницы потрясений. Может быть, и не надо было позволять одной сказке замесить другую при его участии.
   Ну да теперь дело сделано.

   Квадролёт совершил мягкую  посадку точно на месте старта. Мальчик заглушил двигатели и направился к аппарату. Поверхность его была покрыта влагой, источавшей еле уловимый, но почти знакомый запах. При приближении к квадролёту аромат усилился. Мальчик вдруг узнал его. Такой запах был у Бабушкиного носового платка, которым иногда она вытирала ему губы или нос в зависимости от того, что считала Бабушка недостаточно чистым.
   Мальчик взялся за оранжевый держатель квадролёта, чтобы отнести чудесный аппарат к рюкзаку. Ладонь его при этом почувствовала какой-то предмет. Мальчик поднял ладонь и повернул её к себе. К руке прилипли два влажных жёлтых лепестка. А на оранжевом держателе приклеился ещё и длинный белый, а к основанию розоватый лепесток лилии. Пилот квадролёта, сняв с держателя белый лепесток и, положив его на ладонь между жёлтыми, направился к Деду.
   Тот с удивлением разглядывал часть травяного покрова, находящегося перед объективом, где при старте квадролёта жучёк чёрно-зелёного цвета стремился к колену травинки, а теперь белели два лепестка лилии. Подойдя же, Мальчик протянул ладонь к Деду:
   -- Чувствуешь запах?
   Дед приблизил руку Мальчика к себе и, погодя немного, воскликнул:
   -- Гляди-ка! Так тож лесной фиалки запах-то! И кто бы поверил, будто кувшинкин лепесток фиалкою пахнет? Ну, чудеса, да и только.
   -- А ты говорил, что запах передать нельзя. Нечем. Ан есть чем.

   Мальчик снова упаковал свой рюкзак и подошёл к готовому в путь Деду. Не отпуская палку, Дед обнял за плечо Мальчика одной рукой, а свободной другой, молча, ласково погладил светлую шевелюру.

   Так в обнимку и вышли они на дорогу, которая, наконец, ныряла в лесок.
   Первым, разглядывая на ладони лепестки лилии и кувшинки, молчание нарушил Дед:
   -- Ну а послушать-то будешь давать мне, иль как?
   Поскольку Мальчик ушёл слегка вперед, на ходу срубая головки то ромашек, то лютиков
прутом, он, не останавливаясь, поменял ход передом на ход задом, и с улыбкой сказал:

   -- Это ты будешь ли давать их послушать теперь мне и потрогать? Я осторожно. Бережнее, чем с Дроном. Как ты с Бабушкой.
   Чуток повременив, добавил:
   -- Может она уже знает, что мы с тобою побывали на меленке?

   Мальчик снова повернулся лицом верёд и с одного маху срубил прутом сразу три пупыря.

   Наконец они вошли в лесок. И теперь деревья стали сокращать им путь своими полными загадок картинами теней.



                * * * * *



                С КРУЖАВЧИКАМИ ПО КРАЮ


А как вы думаете куда деваются шоколадные крошки, капельки варенья, мёда, козюльки, и др. ...?
Да они живут. Своей жизнью. Рождаются и живут и исчезают. Целый мир. И ещё не известно кто кем повелевает мы ими или наоборот.
Вот Машенька прилипла к телевизору. Идут соревнования команд. За красных она будет болеть или за синих она пока не решила. Ну, вся там. И вот в это время левая ручка Машеньки сама, поскольку Машеньке не до неё, поднялась к носику. Почесала, погладила, слегка потёрла его и, наконец, пальчик свой - указательный - отправила в занимательную экспедицию - поковыряться в носу. В этой тёмной пещере пальчик должен нащупать, а потом и добыть некое сокровище. Задание трудное. Пришлось локоток поднять вверх, потом подтянуть к себе, собрав левую щёчку, поднять левый край верхней губки и вот удача - сокровище добыто. Теперь его надо куда-то сложить. Носовой платочек тоненький красивенький с кружавчиками по краям у Машеньки был, да вот носить его было негде. У майки рукавчики коротенькие и без кармашка. Карманчики на джинсах не для него: в передний ладошку не просунешь, а в задних нету места - в одном батарейки для плеера и пакетик сухариков, а в другом телефон. Вот и прижился носовой платочек в верхнем ящике комода. Синие-то в телевизоре обошли красных на целых два очка! Неслыханное дело. От
возмущения Машенька вынула левую ступню из-под попы и опустила её вниз. Правую же коленку подняла к подбородку. Для устойчивости коленку обнять бы руками, да вот неудобство - добычу в левой куда-то определить нужно.
   Машенька следит за счётом в телевизоре - ей не до пустяков. Вот ручка сама стала решать эту задачку. Сначала поискала место под скатертью, потом возле коленки на джинсах, а вот перекладина под стулом оказалась самым удобным для такого сокровища местечком. Тут красные отыграли одно очко, и Мама сказала, что надо собираться - поедем к Бабушке. Пришлось оторваться от телевизора и искать кофточку. Она нашлась почти сразу.
А на пути в прихожую, на краю буфета оказалась баночка с мёдом. И хотя к Бабушке надо торопиться, но мёд же ведь такой вкусный! Машенька ложечку быстренько из баночки зачерпнула и в ротик. Да вот неприятность - мёд боярышника хоть и жидкий да тягучий и в ротик попало всё кроме одной капельки.
   Ах, эта нахальная капелька мёда. Она с самого донышка ложки успела удрать и капнуть. На булку? Нет. На буфете тоже нет. Куда - не известно. А мама уже держит куртку и укоряет: “Дочь! Долго ещё тебя ждать?”. “Потом найду” подумала Машенька. А вот когда приехали к Бабушке и стали раздеваться выяснилось, что эта нахальная капля сама нашлась: она тоже захотела к Бабушке. И лучше места чем Машенькина новая кофточка для этого не придумала
Куртка липкая. Кофточка липкая. Ладошка у девочки тоже липкая. Стена в прихожей у Бабушки, о которую Машеньке пришлось опереться тоже липкая. А носовой платочек новенький, красивенький, с кружавчиками по краюшку лежит себе в ящике комода.
Тут уж так - к Бабушке в гости или платочек или капелька. Хорошо, что козюлька осталась под стулом.



                * * * *


 
                ГЛАВНАЯ ДВИЖУЩАЯ СИЛА

Когда накатила катастройка, и перестали подметать в метро пол, песчано-мусорные смерчи открывали иногда довольно большие участки каменных плит. В переходах между Павелецкими, Комсомольскими, Курскими и другими станциями по числу чёрных пятен (приблизительно одинакового размера) на одну условную каменную плиту пола можно было, подсчитавши число этих самых пятен, судить о степени свободы москвичей и "гостей" столицы от проклятого коммунистического ига. В пятна эти превращалась плюнутая жвачка. Потом катастройка плавно стала перетекать в свои новые фазы, в метро опять стали подметать и к началу миллениума число упомянутых пятен с полсотни - сотни уменьшилось до единиц. А ещё через пару лет от роста "благосостояния" что ли, или от чёртьего знает по какой ещё причине падения общей нравственности обитателей Московской (да и Питерской) подземки  число плюнутых жвачек опять приблизилось к десятку. Волнообразно и развитие попыток ворваться в открывшиеся двери метропоезда, не давая выйти приехавшим, по одному с краю, шеренгой по трое, фланговым натиском и прочее - в соответствии с фазами катастройки. Манера всё большей части особей мужеского пола сидеть враскарячку хорошо корреспондируется с преобразованием шестиместных диванчиков метропоезда в пятиместные. Дальше всех
"продвинулись" питерские метроменты: в своей
пластмассовой выгородке прямо в переходе между Александроневской и Александроневской-2 стали курить в открытую.
Местонахождение учебных заведений - колледжей и
 университетов (читай техникумов и институтов) можно безошибочно определить по лужицам слюны, залежам охнариков и росту плотности тех же самых пятен от тротуара к ликбезу. На переменках образуются разной плотности и величины косяки “обучающихся“ обоего пола курящих, несущих всякий новоязовский вздор, сопровождающийся плевками в серёдку стаи и швырянием окурков.
Когда малыш с разбегу прыгает в крепость из влажного песка на берегу обидно. Хоть и не взаправдышний а все-таки замок. Был и нету. Родителей малыша от умиления слеза прошибает. А у меня руки чешутся по попе этого порушителя за такие подвиги. Ведь строил кто-то. Моральные муки примал. И вдруг - одни развалины.
Масштаб же порушенной Советской науки вселенский.
Змеевик (как для самогонки) из колечек малого диаметра - с копейку - можно выдуть из трёхмиллиметровой стеклянной трубочки – капилляра  наприклад пирекса и длинноты около метра. Трудно просечь как это сделал стеклодув, но сделал. А вот что ни в одной средненормальной голове не уляжется как этот змеевик, поместивши в другую не менее стеклянную трубку, диаметром чуток боле первого изогнулся в новом змеевике колечками с металлический рубль длиной в полметра. Змеевик в змеевике. Замучаешься смекать. А для стеклодувов из Карповского института (не путать с заводом) почти обыденное дело! Было. Где они теперь?
А где ребята “поправившие” закон Сванте Арренниуса?         
Ведь всё учёное сообщество не сомневалось, а команда с
участием Виталия засомневалась. Провели серию экспериментов и теперь нет одного из фундаментальных законов естествознания.
А за чудеса рукотворные, без которых такие “фокусы” не проходят, надо было и в эсэсэре платить. Конечно же не у всех сотрудников, двигающих науку об ту пору, было чем. Кроме этанола! В простонародии спирта. А науку-то двигать надо. И двигали. Вот чтобы такое пресечь начальство от науки придумывало спирты абсолютные, замещённые, абсолютизированные, компенсированные -  и на какие ещё только ухищрения не шли, чтоб народ трудовой удовольствия лишить. Ведь развлекались таким образом не только пьяницы и алкоголики, но и весь остальной “простой” народ.
А где по работе применялось постоянно что-нибудь спиртосодержащее, в ход шла народная смекалка. Так при получении со склада полведра БФ`а отряжался ученик слесаря с электродрелью. В патрон дрели зажималась кленовая палочка, в полведра щепотку соли и полимер из бэефа этого на кленовую палочку наматывался. Знаю-знаю - сейчас почтенный читатель не согласится - дескать не кленовая, а еловая щепка, или не соль, а маленько марганцовки - конечно же и это святая правда. А как быть если не в ведре пришёл спесимент, а в жестяных баночках из-под асидола. И с резиновой пробкой. А очень даже и просто. Ученик слесаря заменялся на ученика токаря. Лёгким, отработанным движением (даром что и ученик), чистый конец спички мокал он в ту же соль. Затем приоткрывалась пробка, под неё ныряла спичка, баночка зажималась в патрон, но только уж не дрели, а токарного станка. Тысяча оборотов в минуту на полминуты и полимер этот на стенке баночки. Ну да что Вам рассказывать, если сами такое проходили.
И вот представьте себе ситуацию. Трое молодых да ранних,
 правда нормально образованных, с нормальными золтыми руками и светлыми б;шками, вторыми в мире и первыми в евроазии и осталных африках, не баловства ради, а по делу сконстралили такую штуку. Ампулу с этим самым этанолом поместили в сильный магнит и по её продольной оси стрельнули кое-каким лучиком ну там определённой волны, определённой длительности и прочее, да так, что в ампуле нарисовался ацетон! То есть нету спирта, а ацетон есть. Хотя его и не было. Вот и попробуй потом мастерам растолковать, что, дескать, опыт этот в основе новой ветви знаний, что в наше время в каждом химическом институте есть лаборатория Химической Поляризации Ядра (ХПЯ) - эта самая ветвь.
Нет чтоб наоборот: нацедил ацетончику, потом по нему бабах! И, тебе пожалуйста: хошь клюквы с
песочком туда натолки, а хошь и так, только на выдохе - иначе слизистую глотки обожжёшь.
И вот парадокс. От серьёзных дел одни сникерсы остались. Да пепси, разрози её гром. А этой пепсёй глотки не обожжёшь. И на откровенность после заедания бутербродом с докторской (не путать с диссертацией) не потянет. И куда, да и чем попасть, чтоб мировая наука без нашей на месте не стояла, не клюнет. А ведь задачка-то интересная. Для учёного народа. С полведром справились, с баночкой - придумали. А чтоб с супостатом, Советскую науку грохнувшим, - специальный ход нужен. Мысли. Потоньше, чем померить степень вседозволенности поведения публики по числу зафиксировавшихся на асфальте без сахара и с ментолом микробомб проклятого капитализма. Раньше ихнего, а теперь и нашенского!
Похоже, жизненным оказалось предположение Гумилёва (младшего), что Россия выберется из зкстремума катастройки за счёт потери национальной самобытности (это когда слесаря замещает токарь).


                * * * *



                КРУЖКА


Сражались кто чем мог. Кто трёхлинейкой, кто на танке, кто в аэроплане. А я мысочком. Левой своей ноги. То есть в наступлении ли в обороне ль - знай борись с супостатом. Танк вот к примеру замечательное средство или Ил-2 скажем. Вся сила их в броне да в моторе. Вот мой отец и делал эти самые моторы. А от бомбёжки укрытие в два наката тоже оружие. Ну и первое дело везенье. То есть Господь не выдаст - свинья не съест.
Эвакуировали отдел, где мой отец работал инструментальщиком, в один из посёлков в Ульяновской области. Завод там какой-то строили. А мама моя была определена райздравотделом в местный детдом медработником. И сейчас люди, делающие одно дело сживаются, а раньше и подавно. Вот и сложился быт в детдоме. Днём распорядок. Процедуры, кормёжка, прогулки ну и прочее там. А вечерами в детдомовской буфетной собирались сотрудники посумерничать. Чайку попить, лясы поточить. Ведь и радио тогда было не везде, а про телик и не ведали. Но фашистские бомбовозы долетали и туда. Так что мирные будни эвакуации порой нарушались воем сирен и походами в бомбоубежище. В два наката.
Большой старый дубовый буфет. Печка постреливает угольками. Народ за день намается, а тут - уют. Ну и там всякие истории, да случаи. А ещё была чудесная манера читать книжки вслух. Вот в один из таких вечерков собрались нянечки, воспитатели и моя матушка. Со мною на руках. Стоит
это она у буфета и принимает участие в беседе. Ей интересно.
 А мне нет. Эти взрослые не всегда понятными словами
перебрасываются. А потом смеются. Тут завыли сирены. В буфетную заглянула кастелянша и строго-строго сказала:
"Всем в убежище!".
"Сейчас - сейчас" ответил кто-то, не трогаясь с места. Привыклось. И уж больно живая тема была. И вот скучаю это я, скучаю, а на буфете кружка. Оловянная. Тяжёлая. Значит попробовал я до неё ногой дотянуться. А когда тебе ещё и двух лет нету, ноги не очень длинные. Матушка в беседе участвует, а я до кружки дотянулся. Мысочком. Ну и подвинулась она маленько. Ага, думаю, всё развлечение. Стал дальше к ней дотягиваться. А матушка, не чуя подвоха, маленько передвинулась с прежнего места. Ещё один ход кружке обеспечен. Так мы втроём, со скоростью улитки и стали приближаться к краю буфета - мама, я и кружка. Настал край. Об эту пору подошло самое смешное место в разговоре и все обитатели тёплого помещения, из которого кастелянша предлагала только что выйти в вечернюю стужу, это от тёплой-то печки, грохнули дружным хохотом. А б;льшая половина кружки оказалась за краем буфета. И кружка упала. На пол. С глухим стуком. Мама, легонько шлёпнувши меня по ноге, присела за кружкой. В тот миг во дворе детдома разорвался
осколочный фугас. И когда матушка распрямилась - в дубовой стойке буфета торчал осколок этого самого фугаса. Величиной с мою ладонь. Аккурат в том месте, где была её голова, да и моя тоже. Две спасённых жизни всё-таки. Причём самых дорогих. Потом осколки стекла и щепки от форточки целое ведро заполнили. Так я сражался с фашистскими бомбардировщиками. Мысочком.
Они нас хотели убить, а Господь отвёл.



                * * * *



                ДАВЕЧА НЕ НЫНЕЧЕ
                Лидии


А бывало, когда эскалатор длинный (Таганка там, или Комсомольская), вверх, Она становилась лицом ко мне спиной по ходу, а я на предыдущей ступеньке, и ладонь моя ощущает её позвонки прямо через гладкую тёплую её кожу, под кофтой, под курткой, и запах её дурманит! Окружающие-то ничего не видят. И не завидуют. А эскалатор длинный! Или, скажем, в троллейбусе давка, а в закруглённом уголке Она своими кудряшками щекочет мне усы, опершись на меня всем своим прекрасным организмом, уверенная абсолютно, что от любых толчков защищена...
А нынче приехали мы на новеньком автомобильчике (Я) в симпатичной голубой норки шубке (Она), во двор с чищеными дорожками, к старинному зданию, в очень авторитетную поликлинику, к урологу, терапевту, дантисту, и другим
очень квалифицированным лекарям. А мне по наивности душевной подумалось - сейчас бы эту норку, да эту тачку махнуть бы на этот угол троллейбуса!
Или на пару ступенек эскалатора.


                * * * *


    
                ЗИГЗАГА
                Дед Щукарь не знал слова спираль.


  У матушки на ручке двери в кухню всегда висели несколько авосек.
  С полиэтиленовыми пакетами об ту пору напряжуха была. Сильная.
"Саш, а нет ли у тебя случайно авосечки?" обращались к ней гостившие родственнички и иногородние друзья. Из столицы частенько покупки было не в чем вывезти.
Мне же традиции продолжать приходится болванками компакт дисков.
Потому что везёт: достаётся снимать прекрасный материал. И у друзей. И у близких. А при показе готового варианта рефреном: "Лёнь, а болваночки у тебя случайно не найдётся ль?"
Правда из Москвы теперь вывозится не харчи. Витки у спирали смещаются.


                * * * *



                СЛИВУХА


   Конечно, что и говорить,  каша что надо. Рассыпчатая в меру  и даже слегка сладкая. То есть на столько сладкая на сколько сладости даёт сама тыква. И что особо ценно - ломтики тыквы
той попадались почти целыми. Остались два. Один плоскенький такой. Другой - неправильным кубиком. Чуток в рыжину. Подстать миске.
   Давнееенько не доводилось есть из облитoй глиняной миски. Вот сейчас доем  и остатки слегка  подсохшие по краям подберу. Вот теперь, коли ложкой заденешь, или специально ноготком стукнешь, откликнется миска - то. Ведь калёная, звонкая,  oблита какой-то очень красивой глазурью.. И где только местные гончары такой  глазури берут.  Холодные оттенки успокаивают. Даже тёмно зелёные прожилки на рыже-коричневых разводах не тревожны. Разводы и наплывы слоёв глазури гармоничны. И  пусть городские абстракционисты да дизайнеры  готовы перепробовать все виды "дури", чтобы найти такие же ходы в рисунке и в гамме цветов - до деревенской глазури "облитoй" керамики многим слабо подняться.
   Вот осталось ложки на три. Это, если полных. Однако такая миска удачная, что каши в ней помещается в самый раз. И, поскольку каша-то вкууусная,  ел бы да ел. А ведь больше этой миски было бы лишку. Вот знал же тот самый безымянный мастер-художник гончар, сколько мне надо для сытости и чтобы не объесться.
     То есть чуток поменьше – и вроде как и не наелся.
В такой же мисочке - в самый аккурат.
   А ведь когда полная миска ещё горячей с дымком над ней, с  запахом пареной тыквы каши оказалась передо мной на столе все важные, срочные, серьёзные и просто мысли отошли на дальний план. Так уж устроен человек.
Голод не тётка.
   Вспомнилась бабушкина печёная тыква. От несытой жизни, иль в детстве всё сильней впечатляет, только я думаю, что в раю такую тыкву подают. С тёмной сахаристой глазуревой корочкой.
   Из полтыквы выбирались семечки с требухой. В сковороду наливалось немного постного масла и... . Вот тут прореха в знаниях. Почему-то никак не вспоминается посыпалась ли сахаром тыква внутри или  из огромной толщи тыквенной массы сладость сама получалась. Эта полая полусфера опрокидывалась экватором на чугунную сковородку и помещалась в печь. С краю. Подальше от конфорок. Во время стряпни многие запахи привлекают. И мешают повседневной работе мысли. А печёная  тыква с тонким духом сладкого, десерта из первых. Бело-жёлтого разваренного пшена аромат  и сам по себе из изысков. Но только каша  с тыквой может доносить запах из детства.
    Вот предпоследняя ложка. А вот и последняя. И ведь странное дело - наелся досыта, а запах всё равно манящий. Может следующий то раз не скоро доведётся  такой-то кашки поесть. Кто знает.
   А сливуха то же самое только с картошкой, а не с тыквой, да и маслица в такую кашу непременно надо.
   И попробовать бы бататовой каши. Вот японцы едят и ничего - сообразительные.Правда, иероглифами пишут.



                * * * *



                ЧЕРНОДЖИПЫЕ


    А не для всемирного  прославления Российской науки и не подачи примеров нравственности ради, со всех концов Российской Империи всю пену сносят на  Москву-реку вихри ломки. По скорому срубить бабла (в современной России, как известно, заработать нельзя - "хозяева жисти" не велят; можно только разрешить им отслюнить толику от награбленного за твоё содействие установленной ихними же паханами - не без участия виртухаев - "стабильности") !

   И необходимимшим атрибуто-инструментом для "ентого дела" назначено орудие заморского происхождения - джип. Чаще чёрный.
   А, чтобы не быть возводящим напраслину, отсылаю вас на стоянки (называемые по велению оккупантов "парковками"; в нашем русском языке, да и в правилах дорожного движения есть стоянки и остановки)  Московские (да и Питерские) перекрёстки вкупе с тротуарами старогородских улиц и переулков в разгар рабочего дня, на обочины пригородных шоссе в "часы пик"...

   В Донском монастыре на чёрном гелендвагене субтильный очкарик, вытарчивающийся из чёрного же воротничка с белоснежной каёмочкой, у главного собора Донской иконы Божией Матери притормаживает перед шлагбаумом с табличкой "ВХОД ЗАПРЕЩЁН", взяв левее перед центральной лестницей в собор сей.  Здоровенный мужик в тёмно-охранно-рабочей спецовке, поднямши спецсредство с надписью, подходит к джипу. Важный поп открывает дверцу  и, не прерывая беседы в мобильник, из-под локтя левой десницы у уха, просовывает правую  тощую, холёную ручонку. Верзила подходит "к ручке" и ЦЕЛУЕТ ея! Может за каким забором, или в каких "пределах" - и наплевать бы: мало ли способов дурью маяться у алкоголиков и прочией швали. А тут на глазах у всей публики!!  Для Советского человека зрелище сие - душераздирающее подтверждение степени падения НАШЕГО народа. Даже сладкий запах душицы перебило такое проявление рабства. Сильно разрослась травка эта, несмотря на соседство с бронетехникой, окрашенной в белый цвет. А забрели сюда - на монастырское  подворье бэтээры, тэ-тридцатьчетвёрка и прочие артиллерийские "шалости" дабы ещё шибчее утвердить веру в  Господа по мнению пиарщиков команды, оккупировавшей Донской монастырь (вместе с погостом). Так ведь в их бараньих бошках нет места для простой в своей гениальности максиме - если человек ВЕРУЕТ, то ему не нужны никаие доказательства авродя  "господь есть потому-то и посему-то" ибо он верует!

   В нормальной то стране от хорошего пинка молодого, здорового мужика "хозяин жизни" сей пролетел бы метра так три - три с половиной скрозь подстриженные "в послушание" кустики да по ухоженному "послушничками" же газончику за подобную попытку унижения человека.

  Привычка же быть окружённым холуями неискоренима. Хотя может данный субъект и посещал различные учебные заведения и может и знает про  глубины вселенной и слыхивал про "Область экстремально дальнего обзора" или по ихнему "eXtreme Deep Field". Её изображение синтезировано из двух тысяч фотографий определённого куска неба за десять лет, состоит из пяти тысяч галактик (представьте себе прицельчик, чтоб десять лет "стрелять" в одну и ту же точку, да ещё не со склона скалы, а с вращающегося вкруг вертящегося  в космосе гетероида аппарата ). Тут то
прояснилось, что строительство всех этих миллионов тысяч "объектов" началось приблизительно
 13,7 миллиардов лет назад.

   Федя же Кривой, протурённый из рядов ментослужащих за разбой «не по чину», шёл на забитую стрелку вторым в экипаже чёрного "Икстрейла" даже и не подозревал, что сердце его на тридцать втором году существования уже сделало миллиард с третью ударов. Половину ресурса здорового человеческого органа. И знание строения сердечной мышцы из ДНК для выполнения "миссии" ему не могли ни помешать, ни помочь в ентом деле: бандитизм в знаниях такого рода не нуждается. Он нуждается в пристройке «своего» человечка к нужному шлагбауму. Пусть и поповскому.

   На проекте "Энциклопедия элементов ДНК" (Encode) вкалывали четыре сотни сильно учёных людей из тридцати двух лабораторий**. Так  вот все три  миллиарда пар генов двойной спирали ДНК оказываются  биологически активными, благодаря способности четырёх миллионов генов,  переключать их. А чтобы все эти спирали поместились в клетке (одной) их упаковывают некие специальные белки - гистоны. Ядро же каждой клетки внутри имеют двадцать три пары (сорок шесть штук) хромосом - молекул ДНК - ленточку двухметровой длины. А ведь размер самой клетки от десяти до пятнадцати микрон! И это в каждой из миллиардов клеток,
сгуртовавшихся в организм (в том числе и читателя  сих строк, да и автора их же). Ну и полковника конторы, расстреливавшей десятки тысяч своих же граждан в день, и назначенного начальником всех и вся кровопийцами - "хозяивами", и попик сей субтильный, содержащий вдвое меньше этих самых клеток, чем упомянутый привратник.
   Про ядра же атомов - "кирпичиков" для всех этих (да и любых других) молекул рассказ отдельный, ибо в том мире величины  измеряются в фемтометрах.

   Вот какая же должна быть "думалка" чтобы ДНК, РНК с хромосомами да бозонами выдумать?!
   И для ча? По какой такой причине?
   Эт чёйта  человеку приспичило оперировать подобными величинами. Затрачивать неимоверные усилия (мысли и мускулов) дабы убедиться в достоверности оных. Чтобы восславлять таким образом Имя Божие?
   Сейчас захватывающие фильмы "захватывают" зрителя обилием технологических подробностей. Будь то "Кожа, которую я ношу" (La piel que habito ERTER) Педро Альмодовара или "В тылу врага"  (Behind Enemy Lines) Джона Мура. И в подробности эти незанудно погружают Его Количество (читай - Величество**)  Зрителя знающие как это делать талантливые художники (вслед за Микельанжело Антониони, Эндрью Девисом  и др.) А талантливые они потому, что по подобию своему их создал и наделил Своею Искрою некто-нечто-субстанция "Боженька".
   Как чёрное и белое, как доброе и злое, как свет и тьма, держит на себе двухполюсный магнит-электро-сумление: Бог придумал Человека или Человек Бога?
   Блажен, кто определился в дуализме сём.
Всё просто - знай, славь Создателя и воздавай Ему - и тебе за енто дело будет. Потом.  А на вопрос: "что" будет и будет ли, ни одного вразумительного ответа в сотнях тысяч томов, за всё обозримое время накрапанных, не дадено. Правда, вот попы толдычат, что уж им то, доподлинно известно.
   А кто не определился?
   В начале было слово. А на каком носителе?

   Никто на свете (и его окрестностях) не ведает!

  Правда, особо дотошные пытаются исследовать "монополь". Это авродя как Ты и Господня вселенная (с её "окрестностями")
   Раздобыть джипец такой-то марки, такой-то
модели, за часть выручки от торговли табаком да водкой,  на изготовление которого полсотне людей (из миллиардов клеток: оболочек протоплазм и ядер)  всю жизнь свою положить надо, достойно ли создания Господнего? А то на запястье своё нацепить котлы ценою в два таких джипаря?
   Нечто можно "ценность" сию противопоставить ценности кусочка свинцовистого стекла (именуемого в народе хрусталём), в виде кубка, первой в жизни награде за победу в соревновании?
   За "охоту на лис", или за лучший наряд куклы,  скроенный из бумаги самой девчушкой - автором.
   Или радости, что Господь вразумил, обернувшись вовремя, увидать и чтобы хватило сил отпрыгнуть из-под колеса  чумазого джипа, несущегося на тебя по части пешеходной "зебры", на  встречной полосе.
И уцелеть таким образом?
Вот загадка загадок: как все эти радости  уживаются  дружка с дружкой?
Omnishambl*** - сатана ли сговорился с Господом или Господь попустил нечистой силе?

   Апофеоз всему война.
   К цифрам: один снаряд для танковой пушки (праправнука Т-34) стоит столько же, сколько и "Жигуль". А  уж про сам танк, саляру для него, шубу жене прапорщика, охраняющего этот танк, и говорить нечего.
   За кусок разрисованной мануфактуры смерть мученическую воюющие принимали с радостью.
   За други своя! Вот загадка номер два. Знамя части уцелело, значит и само подразделение сохранилось. А солдат, патронов, махорки и партбилетов снабженцы доставят. Ах, война проклятая. Сильнейший сортировщик. Из лётчиков да танкистов кто-нибудь да выживет. Из пехоты почти Н И К Т О ! Поголовье же снабженцев да охранников сохранилось. Преумножившись. На субстрате внучков этих "оставшихся" и нарисовалась нонишняя страна виртухаев, даже и не догадывавшихся, что лизоцим рвёт одну из главных химических связей в молекуле защитной оболочки бактерий заразы.
   Полимсест Архимеда, найденный в 1906 году, на пергаменте и записанный поздними молитвами, прочитан с помощью синхротрона, обнаруживающего железо  в старых чернилах. Однако, пока ещё не создали лучшие умы человеческие (как, впрочем, и какие иные) такого синхро-фазо-бозоно-квадри-западлометра, чтоб в кусочках скверно сдутого
иконо-триптиха, запаренных в ларьке храма местного попа (то бишь батюшки - прости душу Мою грешную, Господи) прижившихся когда в, а когда и над торпедом или на крышке бардачка джипа как индульгенция на дальнейшее добывание бабла, признаков желания следовать заповедям Господним.

   И зачем обитателю прокуренного салона джипа знать, что гармоничен субъект  или нет - вопрос степени увеличения. Поместите капельку крови или бусинку бисера на предметный столик микроскопа и прильните к окуляру его. Перед вами предстанет хаотически окрашенное (ежели, только вы не спец  данного профиля), беспорядочное нагромождение кусков неправильной формы. Нагромождение же камней, скал, болот и песчаных да ледяных пустынь из иллюминатора космического корабля голубою красотою видится.
   И что в иных странах Африки и Южной Америки кочевых (больших) муравьёв используют для зашивания ран во время хирургических операций - челюстями муравьёв захватывают края раны и фиксируют их. Туловище же отделяется с
конечностями за ненадобностью, а челюсти остаются на шве до заживления. Муравьи же сеи построены, обратно же, из клеток с ядрами.
   Нет нужды про такое знать очереди сомнительного вида желающих "приложиться к ручке" холёного поповского начальника в дорогих побрякушках (без учёта - в фунтах - напузьего золотого креста), стоящего перед котлом с миррой, в окружении здоровенных лбов и холёных причастных к процедуре варения сего. Её варят в большом котле при помешивании огромными палками в пределах Малого собора всё того же  Донского монастыря.
   Невоздержанно согрешу: уж больно похожи палки сеи на биты для заморской игры из багажников джипов (и не только этих помешивающих). А  ведь все участники процедуры этой созданы по образу и подобию Всевышнего!


  ПОСЛЕСЛОВИЕ.

   А Я знаааю что Вы подумали, клюнумши на заголовок. Впрочем, таперича и Вы знаете, что правильный заголовок - половина дела. 
   Так вот мы с вами, построенные из живых клеточек, и достигли минимальнейшего взаимонепонимания.
   Слава, Всевышнему!

  ПОСПОСЛЕЛЕСЛОВИЕ.
  РИА Новости http://ria.ru/society/20121228/916593060.html#ixzz2GR4xVzUf
МОСКВА, 28 дек 2012 - РИА Новости, Ольга Самсонова.
   Патриарх Московский и всея Руси Кирилл призвал священников отказаться от дорогих машин, чтобы не провоцировать негативную общественную дискуссию и не дискредитировать духовенство.
------------------------------------
   * главное качество денег - их количество - распространяется и на зрителей;

   ** С результатами работы этой можно знакомиться, прочитавши тридцать        публикаций (в Nature, Genome Biology, Genome Research  и подобных
источниках);
   *** omnishambl (совр. англ.) - полный беспорядок. 


                * * * *



                ЯЗЫК ОККУПИРОВАНЫХ


                Хочешь уничтожить нацию – уничтожь язык.

 РОССИЯНЦЫ аля американцы (обрезное – россияне);
 Типатавошто а не вроде или как;
 Сервисное обслуживание - заливка ойлового масла;
 «Блин!»  -  словесный спецпротез;
 Если начинает со штампа "Те, которые ..." - начальник!;
 Не однозначно а не трёхзначно пятизначно … ;
 Припарковываются (запарковываются, упарковываются
 впарковывают СЯ) а не останавливаются или стоят;
 Перезванивают а не отвечают на звонок;
 Оплачивают деньги  в кассе - а не платят деньгами;
 Прикольно вместо: хорошо, сильно, замечательно, кстати,  в самый раз.. и ещё   десятка три задавленных НОВОЯЗОМ точных и красивых слов;
 От шестидесяти до двух сот раз в день на каналах средств массовой дезинформации употребляется блокбастер новояза - ПРОБЛЕМЫ - кривая, всеудушающая (как зарин, хлор, заман, иприт) калька с языка оккупантов - американского;
  Даже в песнях для детей появились фразы: "мы догоним их без проблем";
Возникают проблемы с животом а не болит живот, или не помещается в пиджаке;
«Радиослушатели испытывают проблемы со зрением»  -   зачем испытывают, как испытывают, а леший его знает;
Новязовцы могут быть только В ШОКЕ - они не могут быть удивлены, потрясены, изумлены, восхищены, напуганы, обескуражены ...;
Занимаются любовью, а не полово сношаются;
Занимаются едой, а не едят;
Мущчинааа! Вы куда? Вы чё вааще? Дежурное обращение «работников» послесовокторга;
Даже их политологи, надзиратели и назидатели (старшие надзиратели) на каналах средств массовой дезинформации  (так называемые ведущие) не знают прямой речи: "... он сказал, что я пойду..." так, кто пойдёт он или говорящий?
ФМ или УКВ хотя на УКВ радиовещание идёт с частотной
модуляцией - по иностранному Frequentcy Modulation, а у убогих головою ЭФЭМ;
Пальчиковые батарейки (это элементы АА) тогда элементы ААА штоли мизинчиковые? А D – фалосовые?
Алкалайновые батарейки - шибчее обычных, а не щелочные лучше солевых;
Проблема заместо неприятности, нескладухи (перенос порток на другой гвоздок);
Озвучивают  по радио сообщение или документ, а не зачитывают или оглашают – это они читают, читают вслух, а потом рыгнут, икнут или ещё какой приличный или не очень звучёк издадут? И каким органом? А может вообще чечёточку сбацают? Тут на радио «Культура» ведущая договорилась до того, что Пётр Ильич ОЗВУЧИЛ! Сказку Островского!  - Жванецкий отдыхает;
Один из особых видов духовной слепоты совать слово ОБЯЗАТЕЛЬНО в места речи совершенно не годящиеся для него в Русском языке (таковая наклонность обозначилась ещё криками "ШАЙБУ!" на футболе) заместо: непременно, предпочтительно, хотелось бы, скорее да, желательно ...;   Ну и тому подобное.
НОВОЯЗ сродни бациллам и бактериям тифа, туберкулёза и прочей чумы – проказы!


                * * * *



                МИРИХЛЮНДИИ


... Развернулись цепью.  Справа Толик глыбой, слева
Женька  с носовым платком под клапаном шапки –
издалека белеет. У некоторых от подшлемника на морозе зуд.  Прямо перед нами залегла вторая батарея. Можно сказать наши супостаты по соцсоревнованию. Ждём. Курить не велено
- предстоит атака. Уж скорее бы. Хоть и не лютой мороз ( двадцать семь по Цельсию ), а всё-таки. Ну вот, наконец, ракета. Другая. Заподнимался, неуклюже пытаясь из-за пазухи вынуть Макарова, замполит и хрипло так орёт: "В атаку бегом марш!"  Ну, мы вскочили и ринулись вперёд. Край пролеска, а за ним обрыв. К речке. Снегу не так уж, чтобы очень много, но есть. Толик, обогнувши куст  сиганул с обрыва. Я левее его решил на боку съехать. Завалился и почти на пятой точке вперёд. Короткими очередями глухо лязгали АК. Замполитовскую хлополку, вроде как и не слыхать.
   И всё бы хорошо, да тут Женька на взрывпакет наступил. Сухо так рвануло воздух. Его маленько подкинуло и плечом этак в снег. Видать одной ногой попал. Если б не
снег худо пришлось бы. А так взрыв погасил и плечу тычёк облегчил. Лежать остался. Метнулся я к нему, а он орёт что есть сил:
-  Дуй дальше. Отлежусь и догоню.
Смотрю, к нему лейтенант из санчасти  повернул. Значит можно свой расчёт догонять. Вдарился бечь. Только по снежной целине не очень-то разбежишься. Рву изо всех сил. Всё внимание складкам местности. Где сугробы-кочки  взять сходу, а где кусты да молодняк обогнуть. Увлекательное это дело по морозу, по целине снежной очки в соцсоревновании набирать рысью, переходящей в галоп. Вернул меня на землю  гнусный вопль. "Господи, думаю. Эт кто же так истошно вопит-то?" "Ааааа-аааа". И вроде недалеко.  Оказалось это я воплю. Что есть мочи. Дружный всеподчиняющий крик толпы-то и проник даже сквозь опущенные клапана шапки, именуемые в простонародье ушами, отгораживавшими голову мою со всеми её атрибутами - ртом, ушами, мозгами от окружающего.
Хорошо, что на миру. А то при таком полуфальцете стыда не
оберёшься. Правда, не кривя душой, ведь остальные тоже не Паваротти...

   Где-то курсе на четвертом мы вдруг задумались: эт чёйта военкомат нас не трогает? Потом глянули: а в группах нашего потока девчонок нету. У оптиков одна Людка Журавлёва чего стоит. Глазищи с поволокой. Встретишь в коридоре  - пропал. Посмотрит разок, и эпюры первого формата  побежишь сам за неё чертить. И ведь, заметьте себе, каторга эта добровольная. Я уж молчу про Маринку Родкевич с автоматики. Говорят рыжая - на половину уже красивая. А у этой ещё и походка. После лекций идёт эта фря к остановке, а за ней эскорт наших человека три – четыре. Один несёт её портфель, другой пенал с чертежами, третий пару букетов, подаренных на этих самых лекциях. А сама она в руках вертит клинок Витальки Малиновского с пистолетной рукояткой со смещённой гардой. Верёвки из мужиков вила. И каких мужиков! Вовка Ванякин за сборную Союза в баскетбол играл. Володька Бурцев чемпион Москвы по боксу среди юношей в полутяже.  Серёга Слепухин  выполнил мастера спорта по велосипеду.
   Оказалось, что прямо на другой день после защиты диплома каждому по повесточке принесли под расписку - спецнабор, однако. Допровожались. Теперь пришли нас проводить.
   Маринка эта самая обещала, между прочим, мне писать.
   И меньше чем через неделю новую робу подгонять пришлось. Да  не где-нибудь, а посреди Нарымского края!  В центре Сибири. Полдюжины специальностей, первый разряд по современному пятиборью, родина Москва и прочие обстоятельства облегчили мою адаптацию. Однако армия это ломка.
   Курс молодого бойца, а по-нашему - карантин  это три месяца за колючей проволокой. За пределами войсковой
части только марш-бросок в тайге непосредственно. Строем. По бокам сержанты. Сначала десять километров, потом двадцать. В части столько нету. 
   Одним из самых эффективных приёмов адаптации персоны (в том числе из большого современного города) к постоянному существованию на глазах коллектива можно считать первое посещение бани.  Пришли в неё люди (как городские, так и сельские) различающие друг друга по большому числу не военных признаков. Форма и вид одежды, причёска (один лохматый, другой  рыжий, третий с пролысинами), поклажа - сумка, котомка, чемоданчик. Этот - грудь колесом, тот сутулый. А после помывки и поголовной стрижки под ноль от десятков минут до часов и дней уходит на обретение новых признаков   идентификации персоны. Уксусом пахнущая новая роба. Кирзового запаха "новейшие" сапоги. Непривычный головной убор - пилотка ещё пока без звёздочки. Всё одинакового цвета. Кроме маек. Майки были двух размеров. Сорок шестого - салатового цвета и полсотни четвёртого - голубого. Других на складе не оказалось.  Но через какое-то время опять стали мгновенно узнавать друг друга  в одинаковых робах и сапогах. Ну, скажем, тот пилотку носит набекрень, а другой  на затылке. У одного ремень с
начищенной бляхой, а у другого распущен и болтается ниже пупа. Сапоги на ком-то как стакан на карандаше, а на ином как гармошка.
   Оцепенение настало, когда наш расчёт повели в городскую баню не в «солдатский» день, а в другой. В ординарный наш расчёт был на боевом дежурстве - не до помывки, знаете ли. Городская баня обычного красного кирпича.  Достаточно большой предбанник - целая батарея солдат за раз раздевалась.  Первое, что удивило просторно в этом самом предбаннике - народу в десть раз меньше. Гражданских. Взгляду солдатскому надо было поначалу перепривыкать.  Тут
нет гимнастёрок и шаровар. Ботинки расшнуровывают и пряжками сандалий позвякивают. И уж если кто из местных и стягивал сапог, то  и портянка оказывалась в клеточку - из старой рубахи. То есть я за армейские полгода стал совсем другим человеком. Глаза и уши поменялись. А жизнь не армия. В гражданской жизни многие мои армейские ориентиры не работают, а новые обретаются не сразу. Опять психологический нагруз. А вот пик этого самого нагруза наступил, когда из предбанника перешагнули мы с ребятами в «помывочную». Первой молнией сквозь пар и глухое позвякивание тазов: царство монстров. Как в хреновой сказке. За полгода взгляд солдатский избалован. Окружают тебя сверстники. Пожалуй, самый прекрасный возраст. И хоть кто короткошеий, кто слегка кривоногий, кто с волосатой грудью, а кто почти  пропорционально сложен, но все ребята накаченные, поджарые, собранные, мускулистые. Без мускулов загнёшься.  Лучше не вспоминать. Не виноват, может человек, что у него нет ноги, и этот старик с обрякшей кожей, а тот здоровяк всего вдвое больше своего пуза. Длинный кривобокий муж с руками как из Бухенвальда - мышц совсем нету. Короче, любезный читатель,  чтобы не только со слов разделить впечатления огорошившее меня, обратитесь, пожалуйста, к Босху,  Брейгелю, и им подобным мастерам  пощекотать глубинный нерв вариантами натуры. Правда, с полотен персонажи, всё-таки уступают непосредственному окружению. Эффект присутствия.
   Письма-то от Маринки хоть и редко, но приходили. Первые два года. А потом она замуж вышла.
   Разных впечатлений приходится за три-то года и три с половиной тыщи вёрст от дома набраться. В тайге. Городскому-столичному (на Питерских тоже распространяяется).


                * * * *




                КРАСИВАЯ ЖИЗНЬ


    Парторг на институтском собрании в восемьдесят шестом году так прямо  и заявил
- В стране ожидается голод. И мы - работники науки не
можем оставаться в стороне. Поэтому в совхоз будем ездить не дважды в год, а чаще. В конце этой недели должна быть сформирована, и убыть в село специальная покосная команда. Бригадиром назначен Гвоздев Николай.
   Ну а как же без меня?  Особист-кадровик уж такого случая упустить не мог. Сам забоялся, а подкатил к профессору - моей начальнице и сказал, что есть рекомендации руководства Института доверить важный участок воплощения решения партии и правительства в жизнь специалистам высокого класса... Ну, короче говоря, на пару недель дышать мне свежим воздухом деревни.   Несмотря на целый ряд неприятностей, связанных с поездкой в совхоз: на работе начатое дело приходилось прерывать почти на самом интересной стадии эксперимента, у подруги родители в отъезде и дома у неё никто посторонний не пристаёт, по подписке получение очередного тома усложнится, если не выкупить вовремя. Да что попусту перечислять. И, тем не менее - одно из самых радостных и светлых воспоминаний оставила эта самая экспедиция "покосной бригады".
   В совхозной общаге для "покосников" была выделена отдельная комната. Пятеро молодых здоровых мужиков жили как аристократы. Свой режим. Подъём в четыре часа утра. Сколько бы ни старались господа литераторы - описать прелести июньского рассвета не хватит ни красок, ни эпитетов. Буйства, симфонии, цветов и оттенков небосвода. Чистоты влаги павшей за ночь росы (коси коса пока роса; роса
долой и я домой). Постоянно меняющееся звуковое окружение. Нежность же и тонкость ароматов утренних липы
душицы и полыни так завораживала, что даже заядлые курильщики до привала утоляли свои наркотические потребности природной гаммой запахов и их оттенков. И как же легко и радостно дышится.
  Можно только собственными чувствами всё это воспринять. Вот мы и воспринимали, топая по росе к какой-либо дальней опушке леса на покос. А задача нашего небольшого отряда докашивать "трудные" места, что не берёт  механическая косилка. Кусты и болотца. Тракторы налетали, быстренько выкашивали что могли, и удирали на другой покос. А дальше по нашей части. И, пока мы добирались до места, гарь саляры улетала. К нашему приходу природа снова возвращалась к своей красе.
   Экипироваться приходилось с учётом особенностей задачи. Плотные штаны и куртки с капюшоном. На ноги кеды, которые на первых же метрах пути не становились преградой для росы. Ногами хлюпать в утренней влаге  само наслаждение. В сапоге ведь им нет прямого контакта с природой.
   А надо вам сказать, что удовольствия в жизни наивысшего эффекта дают в сочетании. И мне, как инженеру доставляло двойное  удовольствие - испытать антенну (ведь КВ приём ) специальной хитрой конструкции - части капюшона, спины и рукавов куртки не привлекающую посторонних взглядов и при долгой ходьбе слушать самодельный коротковолновый приёмник, размещённый в непромокаемом кармане куртки,  через наушник в её колпаке  - ведь роса кругом. Сквозь шумы глушилок пробивался характерного тембра голос. Обращался ко мне запретный писатель Василий Павлович Аксёнов.
- Доброй ночи, уважаемые Господа радиослушатели -  доносилось с другого края света перед началом чтения в эфир очередной главы нового романа. При современном то
технологическом уровне бытовой радиотехники это бы и запросто. "Остров Крым" теперь можно пойти и купить. Не на что – так сдуть в  интернете. Да и  лично с Василием
 Павловичем можно на встрече в ЦДЛ  побеседовать.
Беда лишь в том, что особо охотников нет. Так ведь пятую часть века назад двойное удовольствие это ухищрялись получить. Даже и  форма обращения "Господа Радиослушатели" в той нашей стране приятно щекотало самолюбие.

  - Берут низко и без огрехов, да и мозолей то кровавых ни у кого, хотя и городские! - говорил про нашу бригаду заведующий отделением совхоза.  Привилегированными считали нас остальные сотрудники института, приехавшие отбывать колхозный оброк.
   Часам к девяти утра, когда прочие наши товарищи по совхозному "отпуску" отправлялись на прополку или ещё на какой трудовой урок, мы, неторопливо совершивши завтрак, отправлялись в свою спецспальню на боковую. Конечно – же, перед сном лясы поточить, покурить. А кое-кто обращался ко мне с вопросом: "Ну что там за бугром слыхать?". И я ставил на тумбочку своё коротковолновое чудо, вынимал  из разъёма штекер наушника и делал погромче. Кто под вражеский говор начинал дремать, а кого начинало одолевать несогласие с вражеской позицией. Разгоралась дискуссия.
   К полудню, взяв, кто что может, - кто плотный химпакет,  кто трёхлитровую банку, отправлялись на трассу ЛЭП в лес по ягоду.
   Вот это красивая жизнь.


                * * * *


                СИБИРСКИЕ ЗАРИСОВКИ


   И наказывали, опоздавших по нерадивости, люто. После уборки следов завтрака на  стол ставили ведро  с четвертью ведра сливок. И кружку рядом. Перекур совмещали с походом на объект - возводимый нами коровник. Прибывший разгильдяй, в отсутствие бригады, выполнял соло по обустройству - занимал одну из свободных коек, стелил постель, в тумбочку пристраивал личные вещи. Между делом брал кружку возле ведра, черпал этак с полкружечки сливок и, попивая, балдел от  вкусноты специмента. Потом шёл в лес по грибы. Ижно, целую сотню шагов. Срезал пару грибков и ещё один про запас на ужин всей бригаде - с приличную сковороду размером подосиновики в том лесу. Пришед домой, черпал ещё четверть той же кружечки, выкушивал. Без хлеба!
   Таким образом, в рационе бригады на следующие три - четыре дня образовывалась одна дополнительная порция харча.


                * * * *



                ВРЕМЕНА ЗАГАРАТЬ


   Совхозного бригадира в деревне Холм звали Славой. Крепкого сложения, дородный, хозяйственный молодой человек. Знаете, есть такие деревенские очень располагающие к себе молодые люди. Парень он был смекалистый и как только увидал нас выгружающихся из райкомовского автобуса, сразу понял - обещанная помощь
прибыла. И после крепкого рукопожатия, переводя разговор в практическую плоскость, обратился ко мне
 - Иди возьми у кого-нибудь Белорусь и дуй на машинный двор - там дизель крепкий.
    Приехавшие подались к полуразваленному зданию красного кирпича дореволюционной постройки размещаться, а я остался у конторы отделения совхоза на перекрёстке. Пришлось малость подождать. В деревне особо то торопиться некуда. По слухам, как и прошлой осенью "на ходу" были пять тракторов, да  Белорусью-то хорошую сцепку не потащишь.
   И вот из-за поворота показался кто-то на тракторе. Кажется Михалыч.  Показываю рукой - остановиться. Трактор сильно сбавляет ход. Подхожу к проёму, где раньше была дверца.
Из под съехавшего на правый мутный глаз треуха неконкретный взгляд. Выключенная передача позволяет Белоруси сбавить ход до самого малого. Михалыч, похоже, меня признал.
 - Здаарова. Эт чёйта ты опять к нам?"
 - Да вот на посевную прислали, а инструментом не обеспечили. Дай Белорусь.
 - А и бери. Токмо матри тут тормоза не таво. Потом ко двору мому поставь. Лады?
   Белорусь медленно, между тем, прокатилась метра три. Михалыч, как водится, был "дамши". Он начал неловко, с пьяной грацией, выбираться из кабины. И, почти выбравшись, вывалился на обочину. А трактор всё катился. Пришлось мне подняться в кабину повернуть  руль - педаль тормоза свободно утопилась до полу без эффекта торможения. Что было силы, потянул рычаг стояночного тормоза. Второпях забыл, что на селе в средней полосе России тракторист, выпадая из кабины или с кресла как на "шассике" при любом "градусе", никогда не окажется в колее. Профессионализм, однако!
   Ещё из автобуса, когда подъезжали, в одном из проломов машинного двора я приметил целиковую ходовую часть. То есть осталось раздобыть кабину. Притормозив у общежития, свистнул, как было условлено, своему напарнику. Ждать себя он не заставил - быстренько залез в кабину и к концу рабочего дня у нас был свой ДТ75. Правда, без кабины.
- Всего за день инструмент собрали! - восхищался бригадир. А то вон Мартын - золотые руки, но четвёртый день как гудит. И плевать ему, что зелёнка пошла.
- Нам бы кабинку где раздобыть? - обратился мой напарник к бригадиру.
- Так чего свою то не берёте. Она вон за тысячником перезимовала.
- Это наша? С бортовым номером сто семнадцать? - удивился я.
- Она самая - махнул рукой в сторону коровника, наречённого тысячником по числу голов, обитающих в нём коров. 
- Вот это подарок! - обрадовался я.
   Оставленная нами, городскими, в конце сезона техника рассасывалась к началу следующего. И привычно было, по приезде, собирать из залежей машинного двора рабочую технику трактор или лущильник, или целую сцепку.  И, поскольку два предыдущих заезда мне довелось работать на дизеле номер сто семнадцать, весть о том, что кабина от него жива, доставила малую радость. Прыгнули мы с напарником в Белорусь и за скотный двор. Приехали. Пошли искать. Хоть кабина от дизеля не пачка папирос, а хламу на селе столько, что не сразу отыщешь такую "мелочь". Вот угол между въездом и длинной стеной отгорожен забором. Не старым. В прошлый сезон не было его. Заглядываю в щель: Батюшки! В загородке стоит новёхонький  Т150К. Мощный скоростной трактор с иголочки
во время косьбы стоит за загородкой без дела. Наконец увидали свою с бортовым  номером 117. Принайтована на салазках. Ржавых. С осени. Видать кудато таранили, да бросили. Делать нечего. Зацепили. Везём к месту сборки.
 Навстречу нам бригадир. Притормаживаю, кричу
- Слав, а Слав! Дай стополсотый поработать.
Отводит бригадир глаза в сторону
- Не могу. Это свояку директора получили.
- Так он уже вторую неделю не просыхает!
- Не могу и всё - отрезал бригадир.
   Что ж - начальству виднее.
   На следующее утро в "родной" кабине со сцепкой лущильника подались бороновать приписанный за нашим институтом нарез в сорок восемь гектаров за большаком. Привычная рабочая обстановка. Простор. Ровно молотит дизель. Туча чаек.  После второго гона у большака напарник мой с эмалированным чайником под бензин должен был сгонять на склад ГСМ и успеть поймать кладовщицу - разжиться бензинчиком для пускача. Иначе завтра утром "загорать" будем. Эх, сколько же поводов на селе, да и в городе было при родной советской власти "загорать"!
   Остановил я трактор. Напарник спрыгнул  и подался через большак к складу. А сам я решил осмотреть сцепку. Мало ли что. Собирал её  не сам, а в первый рабочий день хорошо бы процентиков на пять - шесть  план бы превысить. Это у нас, у городских правило такое. Захожу с правого краю сцепки и вот тебе на!  Превысил. Прямо на меня из-под пласта чёрной огранкой торца гильзы вылупился почти не источенный артиллерийский снаряд. И хотя молнией рванул назад и присел за гусеницу, а всё ж успел прочесть по кругу - очень ровному кругу у капсюля на тридцати двух гранной юбке  - Wermacht 1938. Слыхать раньше приходилось про такие случаи.  А тут, когда прямо перед носом - страх охватывает полностью. И рывок за
гусеницу без участия головы - на уровне инстинкта. Мысли причёсываться начали не сразу. И первая: сгорел процент над планом вместе с самим планом.

  Пришлось заглушить дизель и пешим порядком в правление - оповестить сапёров.
Положено так.

   Пока бухгалтер, командующий делами в отсутствие остального начальства  звонил в район прибежала Лидия Фёдоровна.
 - Беда! Посередь тысячника в проходе  Белорусь на лотках лежит.
- Как лежит - то?
- Дык Петруха стал прицеп с зелёнкой опрокидывать в лотки, да почитай половину мимо. Настька то  гаркнула на него покрепче. Тот стал выправлять, прицеп запрокинулся да Белорусь-то за собою и завалил. Теперь другой час как
зелёнку в ямы возют, а к лоткам -то не подъехть. Доярки то вилами много не покидют.

   Ох, беда - беда. Вот и ещё судьба подкинула случай "позагорать".
Зелёнка должна с покоса идти прямо в коровник, а в него задним ходом не подашь прицеп. Нужно въехать, разгрузиться и покинуть тысячник через дальний выезд.
А теперь ни вдоль, ни поперёк коровника механизм не проедет - на пути лежит Белорусь с прицепом и тысячу ревущих коровьих пастей вилами не закидаешь.
- Ну, вот что - обратился ко мне начальствующий.
- Ступайте со своим напарником в тысячник пособите чем возможно.
   На выходе из конторы догнала меня Лидия Фёдоровна.
- Так ждать после обеда или как?
- Хорошо, договорились.
- Тогда побегу Матрёну и Силантия упрежу.
А мы с напарником опять, вооружившись Белорусью,
подались на тысячник ставить полиспаст и поднимать прицеп с зелёнкой.
   Позвольте Вам заметить, что в этих местах существовал неписаный обычай.  Трактор, чья подошла очередь, вспахивал хозяйские придомные огороды. В назначенное время убирались межогородные заборы и, трактор за пару-тройку проходов, вспахивал полудюжины личных участков. Тем самым за какие-нибудь полчаса делал работу нескольких десятков трудовых дней не очень-то избалованных "свободным" временем жителей своей же деревни. И, поскольку сегодня была очередь Митрича, (точнее его Белоруси) мне и пришлось заместить его. У каждого опорного кола забора стояло по «паллитре» - гонорар, предназначенный трактористу. После помощи в водворении заборов на своё место надлежало гонорар забрать – нето хозяева обидятся - мол,  штойто не так. Забрал. Положил под телогрейку в кабине.
  То-то в общаге обрадуются «коллеги» - ужин несколько дней будет весёлым.

 
                * * * *



                НЕЛОВКОСТЬ


   Приехал к товарищу на Урал на «халтуру» сменным мастером титан плавить.
   В Верхнюю Салду.
   Первая вахта прошла без отклонений. Кроме меня в смену шли одиннадцать человек. «Взяли» с собой шесть бутылок водки. Кто не понимает  - подумает пьянка, ан нет.
Для непривыкших это.
   Металлическая пыль, грохот станков и механизмов, гарь масла, гул и вибрация узлов и оборудования вакуумных печей. Шипенье вылетающих под давлением паров и газов. Гигантские токи в кабелях под ногами, над головой и по сторонам. Один олух осенью уронил коробку гвоздей - сотку – так они и сейчас ёжиком  в углу под потолком прохода к пультовой висят. Иногда шевелятся и вздрагивают.
 На сутки. Без еды обойтись можно. Без водки и курева – нет. Сменные не алкаши, а работяги.
   Мостовые краны без тормозов. Крановщицы ударами лебёдки поддерживают слитки при постанове в поддон печи: нельзя ей крановщице не быть асом в своём деле -  у слитка внизу родной мужик. Корявый,  с нечётким торцом цилиндрической формы слиток иодидного титана, ставится краном вертикально в нижнюю часть печи. А мужики с навыком  ухитряются на такую кривизну поставить ещё один слиток не озорства ради, а потому как нету другого способа подзаработать -  жалования ведь только на еду и хватает. И с подобным же кривым торцом, подкладывая под верхний обрезь, в  то время как крановщица ударами лебёдки поддерживает верхний слиток. А лебёдка то крана без тормозов! Начальству не хватает средств, да и ума устранить неисправности. Хотя дверцу шкафчика для робы подпирают прутком иридия величиной с монтажку на который пару шестисотых «меринов» купить можно!
   Если при приварке верхний цилиндр упадёт на стену печи, то пропадёт не только доп заработок но и основной.
   Оператор из пультовой опускает верхнюю часть печи и после цикла продувки - откачки начинает приварку слитков, следя за плавкой в чёрное стекло, скроздь которое электродугу только и видать.
   А как поперёк нижней чаши печи лежит пьяный дежурный
электрик не видно. И когда пошёл вниз корпус печи только
оглушительный на воле, а в цеху еле различимый свист помогает оператору избежать несчастья. Ребята, кто поближе, оттаскивают бесчувственный организм в сторонку на брошенную кем-то телогрейку и рабочий цикл продолжается.
   Незаурядной силой духа, знаете ли, надо обладать, чтобы всю смену не дрожали от страха коленки. Иногда и не без помощи горькой.
   В следующую вахту, как назло, на комбинате несчастие -  на шестой печи - не тот кран открыли и вода попала в "рубашку". Жахнуло. Паром разворотило часть дорогого немецкого оборудования. Погиб от парового ожога рабочий. Трое с ожогами попали в больницу. Забегали, засуетились начальнички. И по охране труда, и парторг, и  прочий незаметный нарост на теле трудового народа.

   Ни о какой халтуре и речи быть не могло.

   Ну и подались мы с моим товарищем в ближний пригород в деревню к его бабушке. На покос.
   А покос в тех местах -  явление,  целый набор обычаев и обрядов.

   В четыре утра мужики со связками кос и граблей в касках на Ирбитах по трое рванули по большаку верст пять. Потом по лесным тропам к болотцам. Тут по двое спешивались и помогали моторам прорваться к покосу. Через полчасика расположились небольшим лагерем на пологой опушке. Сюда через часок – другой придут бабы с перекусом.
   Встали в ряд. Мужики подтрунивают над московским. А я как на грех быстро косу бруском точить не умею. Да всем доводилось видеть как, обтерев пучком скошенной травы  лезвие, упирают конец древка в землю и быстрыми движениями - справа, слева,  справа, слева  заставляют брусок приводить косу в рабочее состояние. Только и
слышно  вжик-вжик, вжик-вжик... .Вот таким навыком и до сих пор, к своему стыду,  не овладел.
   Поставили меня к молодым в хвост.
   Однако к концу первого прохода всё поменялось. Володюшка товарищ мой поотстал. А после второго прохода с лидером Валеркой мы шли коса в косу. Удивление компании достигло предела на первом же перекуре. При таком темпе косьбы у московского не появились мозоли на ладонях. Так и пошло - проход,  ещё проход и ещё и ещё.. . Времечко потекло незаметно. Аж до самого зною.
   А потом из крынок бабы наливали кому молока, а кому квасу.
   Далеко за полдень собрались домой.
   В избе составленные в длину столы. Лавки. По тарелкам розлит борщ. Число посадочных мест по числу косарей.
Хозяйка дома, к кому собрались на покос родственники и друзья, подходя к каждому косарю, наливает стакан водки и даёт червонец. Тот благодарит. Выпивает и приступает к борщу.
   Дошла очередь и до меня. Гордость охватила. Я, как и все «нормальные» из покоса стал таким же объектом шуточек и дружеских подначек как и местные. Это, знаете ли, дорогого стоит! Наивысшая награда - признали!
   Одна тучка омрачала эту изумительную поездку. Родственники то, поучаствовавши в таких покосах, эти несчастные червонцы вернут по кругу дружка дружке. А мне то некому !!
   На городском погосте есть изрядный угол и нашего цеха. Кроме двоих сегодня там покоится вся наша бригада. И в начале миллениума станцию "Мир" из выплавленного этой бригадой чистейшего титана, затопили в океане.


                * * * *



                НА РУСИ, ЧАЙ.


   В центре Москвы в старом графском доме кирпичные стены метровой толщины разделяют помещения цокольного этажа.  В одном из них приборное отделение  Лаборатории Химической Трансформации Антибиотиков. Основную часть пространства  занимает лучший в мире американский спектрометр Ядерного Магнитного Резонанса компании VARIAN, купленный на немереные деньги. За одной стенкой помещения заняты криогенным хозяйством и серьёзными компьютерами. А за другой - в оцинкованных мойках под струями кипятка из ревущих кранов иногда в перчатках, а иногда и голыми руками да ёршиками с содой бабы моют химпосуду: колбы, чашки «петри»,  плоские бутыли - «матрасы»  с отходами и остатками биологических и биохимических опытов, частями органов лабораторных  животных. И даже без марлевых повязок и защитных очков, не говоря, об   респираторах. За то, чтобы их начальница отпустила домой пораньше к детям и хозяйству!
   А другая начальница, занявшая место профессора, возглавляющего отдел института, куда входит эта лаборатория, орёт на водителя служебной "Волги" (тоже женщину) на перекрёстке, чтобы та поворачивала на дорогу, что ей велят – под «кирпич», а не на  другую. Главный аргумент фальцетом: « Я профессор, а ты шофёр!»


                * * * *



 
                МАНЕРЫ


   Во время репетиции некоторые цирковые брали детей с собою - не на кого оставить. И вот сидит такой отпрыск во втором ряду среди пустых зрительских кресел.
Белобрысенький. С вожделением следит за происходящим на арене. Новенькие кроссовки  не достают до пола. Весь в джинсе. В одной ручке четвертьлитровый пакетик сока с гофроколенцем трубочки. В другой  - раскрытый  "детский" игровой компьютер. За щёчкой видится из раскрытого от любопытства ротика жвачка. Реснички от удивления вздрагивают при ударах барабана и бас гитары. Но вот наступает прозаическое "событие". Мальчонка чихает. И чих этот далеко не сухой. Рядом никого. То есть всё, что за деньги, заработанные на представлениях и "ёлках", можно купить, в качестве носового платочка использовать нельзя. Ни параллелепипед с остатками сока, ни раскрытую электронную книжечку с "зависшей" игрой. Да и потуг поиска салфетки или носового платка дитё не проявляет - нет привычки. Нету потребности вытереть сопли! Так и застыл бедолага. До перерыва в репетиции. Когда актриса-мама сможет, перепрыгнув через барьер, помочь дитяти своей ладонью.- у самой то платка тоже нема е!
   А наш пацан, из дворовой шпаны, хоть рукавом  да утерся бы.


                * * * *



                ЧЕРНОЗЁМ


   Знающие люди сказывают, будто сантиметр гумуса образуется лет за сто - триста. Можете себе представить, что это за богатство чернозём. То есть не  на шести сотках из сартира, а край. От Рязани аж до Днепра.
    В отпуск повезло попасть в город Козлов. А сосед моих родственников Виталий учитель музыки до рыбалки сам сильно охоч и нас по старой дружбе пригласил. С вечера сговорились съездить посмотреть старицы. Утро майское в средне - чернозёмной полосе прототип рая. Солнце в синеве неба, на ветках зелень уже солидная. Воздух прозрачен и благоухает всеми ароматами мая. Остатки ночной прохлады всю нашу троицу подгоняли собираться попроворней.
   "Ирбит" Виталия заполнили вояжным барахлом - молока, перекусить ну и, конечно бредешок - к старице, однако. Надели каски и в путь. Городские улочки только-только
просыпались. Которые с юга на север - спускались в пойму речки. Шикарный мост через неё -  не хуже моста с улицы Горького в Риге (с  одной береговой опорой на стальных вантах разной длины) отсёк нас от последних признаков цивилизации. Кустики поредели, а потом и вообще прекратили мелькать. Пошли нескончаемые ухоженные поля. Даль открывалась безбрежная. Виталий крутанул рукоятку газа.  "Ирбит", разогнавшись, набрал приличную скорость - даже поначалу и страшновато было, а потом привыклось. На ходу он успел разуться. Ноги поставил на рукоятки руля. Причём правой держал газ. И  не снимая полчасика приблизительно!

   Карася в старице взяли на три семьи. На три  дня свежей рыбой обеспечили!


                * * * *



                ДЕВУШКИ С МЁРТВЫМИ ВОЛОСАМИ

                ,,,Страшно бремя богатства. Ужас
                охватывает при мысли о жертвах его…
                Виктор Гюго

   А как по Вашему - давший денег бродяге фотограф за разрешение поснимать его на плёнку, зафиксировать его, хотя и искажённое но всё же человеческое лицо и достаточно недурную коллекцию портретов при этом изготовивший, достоин ли уважения и признания как художник?

   Или, скажем, такой анекдот.

   В метропоезде. Стою, читаю занимательную книжку. Знаете ли, есть такое удобное местечко у не открывающейся двери спиною к поручню. Лицом вдоль вагона (городские знают, а поумнее из приехавших за счастьем отешутся со временем). И при этом руки свободны - чтиво держать можно. На одной из остановок появляются и располагаются в проходе две, скажем, девушки. Поскольку поручни в поезде инженеры придумали и построили не для них, держатся дружка за дружку руками. Иногда. И не подымая взгляда, могу рассмотреть их руки. По три дешёвеньких железячки в виде перстеньков на каждой. Причём на паре рук одной из них очень сложного рисунка витиеватыми узорчиками маникюр. У её попутчицы в пальцах пачка "лёгких" сигарет.  Пальцы эти  заканчиваются  облупленными  и кое-где с траурной каймой ногтями.
   Не ловко рассматривать ваших визави, однако, пришлось поступиться собственными принципами поднять глаза – на наколки и выше. Стандартные причёски. У одной на голове шапка рыжей пакли. Пряди же волос её товарки были выкрашены в различные цвета от ржавого до серебряного.
Время от времени какая то из четырёх рук отпускала руку своей опоры и выполняла один и тот же тупой жест - заправляла не всегда выбившуюся прядь волос на своей голове за ухо. Такой дегенеративный жест - атрибут поведения, элемент причастности к слою, страту, кодле, стае  - предтеча  набирания эсэмэсок в толпе входящих на эскалатор. Ну, как бывало раньше сапоги гармошкой, бархат- ные  портянки,  фуражка  с  гвоздичкой,  часовая  цепочка  в жилетный кармашек. Жест этот класса периодического пошмыгивания носом или поддёргивания штанов. Выполняют его с завидной регулярностью и состоятельные шлюхи и продавщицы с азербайджанских рынков.
   Сами собою увиделись проткнутые уши и ноздря. В одном ухе пяток убывающих по размеру серебристых фиговин. На ноздре перламутровый шарик. Отдельная песня - штаны на скрещенных икрах. В задней части штанины мокрая гармошка волочится по полу. Передняя с разводами соли выпускает часть остроносой туфли. Или сапога, внешняя сторона  которого деформирована мизинцем. Подошва же протоптана по почти полусфере - при ходьбе после касания криво стёсанного каблука. Эта вот полусфера позволяет тяжесть ноги перенести на деформированный островытянутый носок. На полоске оголённой кожи живота татуировка в виде какого-то иероглифа перемежается различной величины прыщами.
    Дополнительную жалость пробуждал землисто – желтоватый цвет кожи лица. Как минимум, не здоровая печень. С шеи, у одной из них на  замусоленном шнурке свисал "мобильник". Их толкали - поскольку в проходе то локтями, то рюкзаками - единственным отличительным атрибутом учащегося. Дважды уже одна из них подымала стопу, чтобы пропустить прокатывающуюся по полу при повороте или торможении бутылку из-под «Клинского».
- Короче я ему перезвонила, чтоб он как бы мине перезвонил, короче, когда узнает, что я перезвонила Верке про вчерашнее. Прикинь! возмущалась одна из них.
   Это наши современные мадонны. Кого и от кого рожать им доведётся.


                * * * *



                ТРЕВОЖНЫЙ ЗВОНОК 

   В 5ч 45м зазвонил телефон. Спросони поднимаю и слышу толи шуршание толи дыхание. На пятикратное «Алё» ответа не поступило. Подождал и дал отбой.
   В 6 часов повторилось.  Но, поскольку сон почти прерван тревогой - стал перебирать варианты.
   Не так давно одна пожилая родственница, потерявши равновесие, свалилась с четвёртой ступеньки лестницы ведущей на второй этаж дачи, сломав себе при этом  пару рёбер. Минут сорок не смогла позвонить по телефону.
 А вот другой юной родственнице родители подарили телефончик. Розовенький.  Настоящий. А предельной аккуратности девочку не обучили.
   Ну разная мура может лезть  в голову пуганутому то горожанину начала третьего  миллениума.
  При следующем звонке снял трубку и стал внимательно  слушать. Можно сказать - в анализ ударился. Размеренное шуршание сопровождалось ходьбой. Ритмом её. Топот по деревянному настилу. Потом звук электропоезда, а может метро? Шуршание ритмичное. Похоже на трение сумки об одежду.  Ну конечно метро – с эхом объявление с последовавшим стуком закрывающихся дверей.  Глухо,   искажённо. Объявленная станция не разобралась.  Но шуршание прекратилось. Шум редуктора поезда метро. Носитель едет в вагоне метро.  Долгая ходьба. Шум улицы. Шаги по лестнице. Отчётливый  звук расстёгиваемой молнии. Звяканье – очевидно ключей. Пауза.  Сеанс заморочки длился уже двадцать три минуты. Значит или денег у абонента немерено, или за него платит кто-то. Звонок другого телефона. Объект стал отвечать. Он объяснял в другой телефон как пройти до такого-то строения на такой-то улице.
   По голосу, манере говорить, речевым оборотам  удалось догадаться, кто этот раздолбай. 
   Беспокойство сменилось досадой на нерадивого хозяина мобильного телефона.
  Помнится была такая повесть вроде как под называнием «Альтаир», на сколько мне изменяет память. В давние дополупроводниковые годы в одном НИИ собрали –  вроде как геофизики  -  некую установку с телекамерой, с автоаккумулятарами, с подзарядкой от солнечной батареи, радиопередатчиком и таймером. А, поскольку за удовольствие пользоваться  устройствами на вакуумных приборах надо дорого платить, запасом энергии, активировать его приходилось неким таймером-программатором. И вот по разгильдяйству это самое умно-дорогое устройство,  упакованное в транспортный ящик, погрузили на платформу железнодорожного вагона. Но не того. А после сортировочной горки в эсэсэре найти чего-нибудь не мог даже Старик Хаттабыч. Предоставим любезному читателю удовольствие подняться на пешеходный переход над путями в Ховрино на краю Москвы или в Кочетовке  да и испытать экзальтацию,  подсчётом количество этих самых железных дорожных путей.  Теперь представляете от чего из американских вояк лился кипяток при предположении, что с одной из таких горок скатится платформа с хищно-умной МБР?
   Интрига дополнялась малым углом обзора объектива этой самой злопотеряной видеокамеры который через стеклянное окошко в таре смотрел вверх вбок по  ходу платформы. А, кроме того, подсаженный в пасмурную погоду аккумулятор, накопил-таки заряду для сеанса связи через месячишко. И тому подобное.
   В итоге конструктора этой штуки по обрывкам признаков на изображении с видеокамеры таки её нашли. А воспоминание о рассказе этом, слегка повеселив, успокоило меня.

  Набираю  со своего мобильного телефона номер служебного телефона моего «шутника».
-  ЗдорОво!– говорю.
-  Привет! – отвечает  мне он с некоторым недоумением.
-  Это кому это ты сейчас объяснял, в свою дурацкую мобилу как пройти к магазину?
-  Я? Объяснял? – перепугался он.
- Это чего это она дурацкая? –  вознегодовал мой невольный собеседник, но достал его из сумки – слышно из его нерадивого мобильного аппарата.
-  А того – говорю – что разбудил ты сегодня ни свет, ни зоря,  ни за понюх табаку хорошего человека по дури своей. Как говорил мой близкий Питерец – техника в руках дикаря – кусок железа.
-  Причём тут железо? – недоумевал собеседник уже в свой работающий почти полчаса мобильный телефон. Полчаса тому назад непроизвольным  нажатием клавиши в тесной сумке телефон этот активировался, и набрал мой номер из списка адресатов. Но злость моя уже сменилась через азарт догадок умиротворением. Просто прогресс постоянно подкидывает всё новые способы проявить  людскую небрежность. На сей раз не тревожным сигналом беды или тревоги. Слава Богу!


                * * * *




                ТАК ВЫГЛЯДИТ РАЙ


   Бабушка брала иногда меня с собою в церковь - не воцерковления ради, а просто не на кого было оставить.
   Атрибуты храмового окружения работали первую четаерть часа. Потом наступала скука. Ведь про что поют и далдонят нараспев - тайна  для меня за семью печатями. И отдушиной была процедура разглядывания росписи церковных стен (потолка в верхотуре темноты не было видно, иконы же на стенах заслоняли стоящие вокруг  взрослые). Сильнее всего запомнились райские горы. Далёкие. Пастельных цветов  роспись подталкивала к угадыванию сказочных образов. Фрагменты  заморских птиц переходили в паруса кораблей и поляны меж диковинных растений.
   И откуда мне было знать, что через несколько десятилетий похожее зрелище  предстанет перед взором моим натуральными горами в дымке  через  часть акватории Байкала между Ольхоном и его северо-западным берегом.


                * * * *



                МУРАШКИ


 Некий с ума сшедший (от Николая Васильевича) утверждает:
«… Правильно писать может только дворянин. Оно,  конечно,  некоторые  и  купчики-конторщики  и  даже  крепостной  народ пописывает иногда; но их писание большею частью механическое: ни запятых, ни точек, ни слога…»
   До чего же проницателен, сей кумир большинства любителей словесности, предваряя манеры изъясняться в нонишней «свалке» - интернете.    Ну как не согласиться: а то вон какой-то бухгалтер из Польши написал «кое-что», так и через два с половиною столетия при звуках этого написанного   мурашки   по коже   носятся.
   А метрополитеновские ухари догадались запихнуть в Московские метровые турникеты это «кое-что». И все попытки проникнуть в метро бесплатно сопровождаются лязгом створок турникета, да  музыкальным укором бухгалтера из Польши через столько лет!


                * * * *



                ВЕРНЫЙ ПРИЗНАК


   В советском НИИ по хим., био, электро и других полагалось молоко. За вредность (начальства). А надо Вам сказать, что в разгар восьмидесятых годов молоко фасовали  в полулитровые бумажные тетраэдры. И когда  бортовой УАЗик задним ходом въезжал в институтские ворота, из-под заднего же борта лились молочные речки. Главным истоком таких рек являлось тотальное многоуровневое не обуздываемое раз(Ъ)гильдяйство. За плохую технологию изготовления и доставки этих самых тетраэдров - продукта неувожаемого труда и как одной из составляющих - работник совторга «задницей к покупателю» НИКТО НЕ ОТВЕЧАЛ! Примета скорого кирдыка!
   Вот и в  современных "Пятёрочках", "Копейках", «Диксях» и прочих "Магнитах"  кефир, сочащийся из рваных
наполовинуэтиленовых пакетов не привлекает внимания жуликоватого обличия "менагеров" и треплящихся таджичек в униформах с тряпкой в руке:
                кирдык  обратно грядёт !


                * * * *


                МАГИЯ ЛИЦА


   А сошлись мы с немцами на мелочи. Точнее на мелочах. А ещё точнее, на тщательности. Криогенные дела не возможны без тщательности. Если тщательно, досконально, прецизионно не удалить остатки влаги с зонда из нержавейки то не передавить гелия из одного сосуда в другой. Некие профессии обязывают. И при этом уродуют психику. Сильно. Тонкая грань между экономией и жлобством не всегда такая уж тонкая. Тоньшина её очень даже не отчётливая. Колеблющаяся, плавающая.
   Вот хоть бы, к примеру, взять салфетку. Салфетка льняная и не очень мягкая, а всё-таки какая-то уютная, притягательная. Но промокнуть ею пятно от масла из шпротной банки можно только при некоем волевом усилии. Я понимаю что она – эта  самая салфетка для того и предназначена. И что постирать её - раз плюнуть.
   А стрёмно.
   И ещё пуще с бумажными салфетками.  Ежели, рос человек в сплошном недостатке. И ничего у него не было. Ни своего пальто у него не было. А появилось оно, когда его перешили из отцовского френча. Ни велосипеда своего у человека не было. Во дворе давали покататься на велосипеде сынка богатого начальника. И не было места, где могла старшая сестра переодеться. Открытая дверца шифоньера - самый "шикарный" вариант ширмы для переодевания. Но, правда - для имевших этот шифоньер. Однако всё-таки некоторым из нашей шпаны, удавалось разглядеть, что в старых фильмах переодеваются за ширмами.
   И это когда растёшь у родителей, которым разрешено повесить, отгораживающую от остальных двадцати коек с тумбочками, простыню в огромной зале, превращённой в общежитие, потому, что они семья с ребёнком.
...Так вот целую бумажную салфетку с поглощённой ею  крохотной капелькой соуса можно ещё использовать для вытирания следов кофе, стёкшего с наружной стенки чашки при отхлёбывании. Это не жлобство. Это, я извиняюсь, рациональность....
   И оба немецких спеца, и рыжий воображала Хорст и утончённый, задумчивый Карл - мои коллеги-напарники оказались рационалистами. Этих салфеток сколько хочешь.  На рабочем столе - коробка, на консоли - ещё одна. А мало, так открой кофр возьми еще пять или десть коробок. Однако, в корзину для отходов из их (как и моих) рук летела только использованная  до конца салфетка. Вот и
засомневаешься порою - уж всё ли, что немцу хорошо, то русскому смерть.




                * * * *



                ЧТОБ БЫЛО КОМУ


   Эспарцетовый мёд поселился в этой Банке на медовой ярмарке ещё давно. В прошлом году. Пришла хозяйка купить мёду. Выбрала по совету пчеловода именно такой. Протянул он руку взял верхнюю в ближнем к нему столбике Банку и стал из ковша заполнять её душистой янтарной  тягучей жидкостью. На всё воля случая! Так и определилась судьба нашей героини на ближайший год.
   Теперь же наступала следующая  весна. И мёд в ней кончался. Банка знала, что происходящее неизбежно. Была лёгкая грусть и воспоминания,  облегчающие приближение к последней черте. В особенности живые и яркие. Отчаяния же не было.   
   Банка помнила, как она впервые оказалась в руке человека. Рабочая Клавдия, вынув её ещё горячую из пресс-формы, как и десятки и тысячи предыдущих и последовавших за ней, удивилась:
   - Ну, надо же какая несуразная. Все банки как банки, а эта какая-то особенная! - возмущалась Клавдия, привычными движениями срезая заусенцы.
   - И какая же крышка подойдёт к такой уродливой банке? - недоумевала она. Ведь без крышки банка никуда не годится. Грязь и мусор в неё будут попадать, да и при случайном  наклоне всё из неё вытечет. Однако в мешок с браком Банку не бросила.
…Да и  Крышка нашлась. И очень даже премиленькая. А небольшая эллипсность, и первоначальная шероховатость краёв, оказались очень кстати. У каждого предмета, знаете ли, есть свои загадки, тайны.  Мутноватый полиэтилен позволял окружающим видеть  её содержимое.
Но не отчётливо. А чтобы до конца узнать что внутри, надо было поднять Крышку и заглянуть под неё. Понюхать. Так завязывается  знакомство. Своими шестиугольными гранями, добавлявшими загадочности  образу Банки, она гордилась.  Впереди была целая жизнь со многими интересными, а порой и не очень,  событиями и приключениями.
   Поначалу жить Банку определили в буфете. Ах, как уютно жилось в нижнем его отделении. Полумрак.  Проникавший через  щелочку свет давал возможность,  всё-таки, узнать, что в соседней стеклянке обосновалась столовая соль, которая изо всех сил гордилась повышенным содержанием йода, а в картонке из под чая ароматом делился с окружающими белый гриб, найденный хозяйкой на даче прошедшим летом и засушенный. Недоумение вызвал одурелый нечаянно  заблудившийся таракан. Он судорожно общупал коварными усами край Крышки  и помчался дальше по своим тараканьим делам. Семенившие мимо муравьи жаловались на хозяев соседней квартиры. Будто те положили дольки свежего чеснока во все углы, и теперь приходится из дома улепётывать.
   А порою приходилось наблюдать за событиями и с высоты  самого буфета. Но за дверцами одно, а на
открытом месте совсем другое дело.  Сколько же страху она натерпелась, попав в зубы к собаке Дези.  Ох, и гнусная это порода, - американский шнауцер. При хозяевах просто паинька. Но, стоит им только выйти за дверь, как это несносное животное  начинало с буфета воровать еду.  Собака попробовала схватить Банку своими белыми клыками за грани и норовила прокусить. Но везение было на стороне нашей героини. Ведь она была полиэтиленовой - то есть гладкой и скользкой для зубов такой бестолковой собаки. Ужас прошёл, и остались только шрамы  от опасного контакта.
   И сколько же пришлось страху натерпеться, когда  стали собираться на дачу. Это зимой-то! И, хотя из  неё треть мёда уже съелась, её положили в плетёную корзинку из настоящих ивовых прутьев и отнесли в багажник. В жуткой тесноте Банке пришлось  на свои стенки принять капли тормозной жидкости,  запах бензина и прочие вредные пары  -  во внутрь их  Банка никак не могла пропустить - это её гражданский, ой, то есть технологический долг. Не смотря на мороз, сковывавший её крышку сильнее и сильнее, она стойко справилась со своею миссией. А вот корзинка хоть и  экологически чистое изделие, запахи автомобильные пропускала к себе во внутрь полностью. И кто после этого уловит дивный аромат знаменитой ивы?  Хорошо, что дорогу после шоссе замело, и решено было вернуться. И все, кроме хозяина и самой Банки, вылезли из машины и стали её подталкивать, чтобы развернуться в сторону дома. А иначе Банке пришёл бы конец. От холода она становилась всё более и более хрупкой (а ивовая корзинка нет!). Ну, где, спрашивается, справедливость?    Лежащий на ней  зелёный горошек мог проломить её Крышку ребром своей жестянки. Но  корзинку с Банкой  принесли в дом, и всё обошлось. В тепле эластичность постепенно вернулась.
   А как все перепугались, когда простудился и слёг хозяин. Бегали в аптеку за лекарствами, звонили доктору и, наконец, вспомнили про истинных аристократов гастрономии -  банку с малиновым вареньем и,  уж, конечно же, про неё, с её сокровищем - мёдом. Эта элита взялась за дело профессионально  и через пару дней у хозяина здоровье пошло на поправку. Ну что кроме гордости, заметьте, не ложной, могло вознаградить нашу героиню за безупречную атаку хвори.
   В умиление впадала Банка, когда её замечали дети. То мальчик Серёжа подбежит, приоткроет Крышку, сунет под  неё пальчик, потом оближет, потом опять зацепит медку пальчиком, опять оближет. Сладко. Вкусно. Он и в третий раз собрался таким образом полакомиться, да в коридоре послышались шаги. Пришлось быстренько закрыть Крышку на Банке и, спрятав за спину не до конца облизанный пальчик, удрать с кухни.
   А соседский Андрюшка, пришедший в гости, поиграть с Серёжей,  увидал мёд, схватил Банку  и стал открывать Крышку. Но не смог. Он был глупым. А для глупых мальчишек у Крышки был специальный паз-замок. Ну, что-то вроде молнии. Вертел, крутил  в своих бестолковых руках, да так и не догадался, как медку попробовать. Со зла достал  перочинный ножик. Решил в боку Банки проделать дырочку и добыть через неё мёд. Но, поскольку он был глупый, то и ножик у него был тупым. Кончик ножа соскользнул с бока раз, соскользнул другой, а на третий отлетел своему глупому владельцу в палец другой глупой руки, но не поранил её. Они же были тупыми.  Так, на очередной из шестиугольных граней Банки появилась ещё одна триада  боевых шрамов. Сестра же Серёжи девочка Лена,  в отличие от неряхи братца, доставала красивую серебряную ложечку, подаренную её крёстной на день ангела,  аккуратненько зачерпывала мёд и, поместив её в ротик, поворачивала к верху донышком и медленно слизывала язычком ароматное лакомство до конца.   И вот однажды Леночка зачерпнула ложечкой мёд и та  коснулась дна.  Холодок пробежал по пластиковым стенкам Банки. Мёд скоро должен кончиться. И в самом деле - через несколько дней дурные предположения оправдались. Одним ненастным вечером хозяйка,  пришед с улицы замёрзшая и усталая, скоренько вскипятила чайник.  Заварила чайку. Перенесла Банку с мёдом на стол. Банке очень нравилось стоять на льняной скатерти среди своих соратниц -  сахарницы, маслёнки, большого блюда для фруктов, иногда наполненного фруктами и банки с вареньем. Правда, к содержимому сахарницы Банка относилась с пренебрежением. Подумаешь, сахар! И даже не сахар сам, а сахарный песок. По сравнению с мёдом продукт нижнего сорта. Другое дело – варенье. Это же ведь ягоды, получившиеся из весенних цветов, отдавших свой нектар пчёлам  для мёда. Только к концу чаепития настроения у Банки и её  хозяйки были противоположные. Хозяйка отогрелась,  от тепла душистого напитка, от медового аромата  повеселела и даже стала напевать какой-то мотивчик. Банке же наоборот стало грустно, так как в результате сегодняшнего чаепития лишь десятая часть её донышка осталась покрытой мёдом. Не считая, присохшего к стенкам. Да - да.  Эспарцетовый  мёд на воздухе удивительно скоро покрывается тончайшей корочкой.  По началу, вкрадывается подозрение - не добавили ли чего-нибудь в этот самый мёд. Ан, нет. Некоторые  меда обладают таким свойством.
  Хозяйка Банки была рачительной хозяйкой и, налив немного теплой воды, стала смывать осевший на её стенках подсохший мёд. Вот смоет хозяйка со стенок  сладкие остатки и услуги Банки больше не будут нужны. И сама Банка превратится в использованную  тару. И с этим ничего не поделаешь. И, убивайся не убивайся - делу не поможешь. Однако  всё-таки ей очень повезло. Стольким окружающим радости она успела доставить. В скольких приключениях довелось ей принять участие!
   Судьба Банки была секомбрически связана с судьбою своего содержимого. В нашем случае мёда. Она-то уж заранее  знала что будет, когда мёд закончится. Кинут её в грязный полиэтиленовый пакет с дырками - ведь вроде родственник тоже полиэтиленовый,  но такой чумазый и такой драный! И пакет этот захватят гости, уходя  домой,
по просьбе хозяйки и опустят в мусоропровод. И будет она, лёжа в огромном тёмном баке, ожидать раннего утра, когда дворник Саид отвезёт этот бак на обломках детской коляски к помойке и содержимое его вместе с новыми попутчиками Банки – селёдочной головой, коричневой кожурой банана со скользким куском самого банана, который можно было доесть, а разнузданный ребёнок его выбросил. И эти останки проникнут в её нутро, потому, что нет теперь её родной Крышки. Рядом  с картонной смятой коробкой в виде домика для куклы  склеенного  девочкой Леной,  для своего подарка в день рождения с подружкой Женей. Но на днях другой кукольный дом -  новый пластмассовый - принёс поклонник её мамы дядя Егор. Старый, самодельный, пришлось выбросить.

   В Крышку же на лестничной площадке теперь вдавливают окурки соседи. На лестничную клетку они выходят покурить, чтобы не в их квартире распространялся мерзкий запах накуренного, а чтобы дети всего подъезда вместе со стариками и больными нюхали эту дрянь.
   Очевидно, в одном из следующих контейнеров бывшая её личная Крышка с прожжёнными бычками шрамами повторит её путь.

   Всё-таки интересно - а куда денутся все впечатления и переживания Банки из-под мёда, и её Крышки, когда их в виде брикета  пластиковых отходов захваты измельчителя поместят в приёмный бункер. На то он и построен, чтобы все превращать в мельчайшую стружку перед переплавкой.
   А как по Вашему  - впечатления плавятся ли и можно ли их измельчить?

   Вот спросить бы об этой самой главной на свете тайне Николая Васильевича или Ганса Кристиана. Ведь вопрос
этот возник у нашей героини именно сегодня в день их рождения. И расценивать его можно как подарок  в двадцать первом веке ко дню рождения, ибо самый дорогой на свете подарок это когда о тебе помнят.
      В ночь с первого дня апреля на второй... ,
      Любого года.


                * * * *




                МОЗГ СУТЬ ЭГО


   Припёршись к Лыковым в тайгу "цивилизованные" ребята  пытались удивить их разными штучками: радиоприёмником, фотоаппаратом, авторучками и пр., а самое сильное удивление  у этих Лыковых вызвал полиэтиленовый пакет - неломкое стекло!
   Пространственная структура мозга.
   С возрастом масса мозга (человека) увеличивается. Образуются некоторые участки ткани (тела) мозга, овеществляющие знания. Ну, там синапсы, узелки, сгустки и ниточки между ними. В народе известные как извилины коры головного мозга. Около семи миллиардов!
Существует возможность,  обращаясь к различным участкам коры этой самой, в определённой последовательности прикасаться к прошлому. Мозг - среда, устройство, позволяющее преобразовывать функцию времени в функцию объёма, пространства, если угодно, и обратно.

   Очччень смелое предположение: если найти некие закономерности локализации «определённого сорта уплотнений» образований мозговой ткани, то, взаимодействуя  с оными, можно "заглянуть" в ещё пока не состоявшиеся события, которые непременно произойдут, грубо говоря,  зкстраполировать их.
   Пётр Горяев (проф) наблюл появление лягушачьих уродов из икринок в пермоллоевом заточении. А вот продлить бы эксперимент, поместив в подобный гомеостат икринки с большим различием возраста особей.
    Посыл, что белки тканей "знают" как им расти (формироваться) получая инструкции из "космоса" не очень чистый (академически).


                * * * *



                АККУРАТИСТ


- И сдалась она эта Москва. Суета. Все толкаются - обратился к своей спутнице один из трёх пассажиров купе.
- Да ты что? Мы же в Кремль договорились попасть. Я звонила Нине - она сказала, что билеты туда не свободно, но если с утра, то пройти успеем. И потом я в книжке одной
исторической читала, что бюст Ивана Грозного там есть и что он сам там же и  похоронен. Кажется в Успенском соборе. Представляешь?
-  В кремль в кремль. На что мне эти покойнички. У нас вон на Уваровском погосте  их знаешь сколько?
-  Сравнил тоже! - и, обращаясь к третьему обитателю купе - аккуратному и обходительному ,  судя по всему человеку образованному и знающему, который время от времени отрывал свой взгляд от очередного томика для того чтобы посмотреть на четвёрку белых крыс в очень красивой клетке, повешенной им над окном сразу же по приходе в купе, а затем продолжал листать разные книжки и что-то помечал там карандашиком.
-  Скажите, пожалуйста, а Вы москвич?
-  Да я из Москвы - поднял голову пассажир, опуская на колени  очередной томик.
-  И возьму на себя смелость утверждать, что девушка права. Разную историческую ценность имеют памятники. Только для усыпальницы   великих князей Иваном Калитой выбран Архангельский собор Московского Кремля, а не Успенский. И, только лично побывавши в этих соборах,  вы испытаете особого рода  трепет перед временем. Не говоря уже о красоте убранства и фресок. Ведь стены Архангельского собора расписаны образами обитателей гробниц данного собора. И Вы, молодой человек, только под упоминаемыми сводами можете лицезреть латы того времени на фигуре Архангела Михаила. А есть отдельные предметы, привораживающие навсегда.
   И после непродолжительной паузы, как бы увидав нечто внутренним взором,  обратился к попутчице:
- Внимание вашего спутника, а Ваше,  милая любительница истории, в особенности, будет надолго занято небольшой иконой в Успенском соборе. Икона эта известна под именем "Голубое Умиление".  И, хотя она написана приблизительно
в тринадцатом веке, по восприятию совершенно современна. Когда будете её разглядывать, обратите особое внимание на сочетание голубизны  ризы спасительницы и золота нитей одежды младенца.
  Он снова задумался. Внутренний свет угас на его лице,  и он опять погрузился в чтение.
 -  Вот видишь! Такой степенный человек даже прервал свои важные занятия. А ты всё, зачем да зачем. Простите нас, пожалуйста. Ведь всё это так интересно! - с ещё большим уважением посмотрела на него девушка. Затем повернулась к своему спутнику и строго скомандовала:
 -  Ну-ка ступай мыть руки. Я сейчас соберу полдничать - и стала вынимать из ближней сумки свёртки, пакеты и баночки. Парень достал пачку папирос, вынул из неё одну и слегка размял, покатав  меж пальцев. Предварительно  дунув в гильзу, зажал её зубами, и как бы нехотя, потянувшись за полотенцем, вышел из купе. Девушка собрала в один пакет редиску, помидоры, лук и вышла из купе вслед за парнем, открыв и закрыв дверь локтём.
   Обходительный эрудит из Москвы закрыл книжку, положил её в карман пиджака и,  обращаясь к мчащемуся за окошком ельнику, произнёс:
-  Что ж полдничать, так полдничать.
   Поднялся к красивой клетке. Снял и поставил её перед собою. Потом достал из портфеля льняную салфетку, развернул и заткнул её угол себе за воротник. Затем извлёк из саквояжа несессер. Расставил вынутый из него столовый прибор на одну персону. Приоткрыв дверцу клетки, рукой захватил одну из крыс. Другой же
дверцу закрыл на задвижку и стал гладить зверька,
обращаясь к нему доверительным шёпотом. Клетку же с остальными белыми зверьками,  не вызывавшими отвращения даже наличием противных розовых хвостов, водворил на прежнее место.  Опустил крыску на скатерть.
   Она никуда не убегала, обнюхивая край тарелки, ручки
вилки и ножа. Обходительный  взял кусочек хлеба и стал маленькой ложечкой намазывать на него горчицу. Крыска приподняла мордочку над краем тарелки  и, стукнув коготками о фаянс, стала на него передними лапами. Аккуратный пассажир положил рядом с тарелкой намазанный кусок,  ловко взял крыску обеими руками и  молниеносным движением  свернул ей голову, почти подавив последний  писк. Затем, положил тушку на тарелку и стал ножом и вилкой разделывать её. Добравшись до конкретного куска тушки,  и откусив хлеба с горчицей, начал уплетать за обе щеки, временами  поглядывая на проносившиеся за окном лесные красоты и утирая нижним концом салфетки с уголков рта следы очередного этапа трапезы. Вся процедура происходила неторопливо, но очень споро. Дожёвывая последний кусок, он завернул отходы трапезы в другую салфетку и спрятал в саквояж. Когда же появился перекуривший молодой человек, закусывающий пассажир, сложил столовый прибор в  несессер, а тот - в свою очередь - в саквояж.
 Вошла девушка с парой стаканов в подстаканниках и с овощами в пакете.
-  Вы уж нас извините.
-  Что вы что вы - повернулся он к ней с улыбкой.
-  Вкусная еда - это одно из удовольствий.
   И, пожелав им  приятного аппетита, покинул купе.
-  Вот чудак-то - сказал парень, помогая девушке накрывать стол -  и далась ему эта троица?
-  А про троицу он ничего не рассказывал – заметила
 девушка, дорезав овощи и смахивая со стола крошки.
- Да я вон про этих - с хвостами - показал вилкой её собеседник на клетку.
-  И какой же ты у меня невнимательный - воскликнула она, смахивая со стола крошки, правда одна маленькая красненькая крошка не смахивалась.
-  Четвёрка там, а не троица. Я как увидела их в такой красивой  клетке - сразу подумала, не тесно ли им там вчетвером путешествовать - продолжая накрывать, укоряла своего попутчика молодая особа.
-  Всё бы тебе меня пилить понапрасну. Упокойничков в Кремле осматривать, конечно, интересно, но лучше на хоккей сходить.
-  Ну, уж так и быть - и на хоккей сходим тоже - примирительно посмотрела на своего спутника, поднимая глаза от овощей. Поезд тем временем стал сбавлять ход, а когда притормозил сильнее, у верхней полки закачалась клетка. Взгляд девушки, бегло скользнувший по клетке, тут же снова вернулся к задвижке дверцы. Из полумрака  клетки и в самом деле её сверлили  три пары красных глазок.


                * * * *



                НЕЖНЫЕ ТИСКИ


С виду-то он неказистый. Как говорила его первая жена “ходют тут разные алены делоны, а попадётся низенький с серыми глазками, и пойдёшь за ним как миленькая и кроме него никого тебе не нужно”.
С ума схожу, как вспомню его ручищи на моих бёдрах - нежные мягчайшие лапищи-тиски. Когда нет никого рядом, я возьму его руку и глажу, и держу, и сжимаю. Ведь послал же Господь такую радость - ощущать, знать, что есть на свете эти золотые руки, и жду не дождусь, как коснутся меня они. И прощу всё сразу, Ежели что было. Себя не помню в этих мускулистых тисках.



                * * * * *


                У ГРЕБНЕВА


После премьеры фильмы “Разбудите Мухина” Анатолия Гребнева в Доме кино (или в Союзе не помню что это тогда было - это был вроде как 1970 год). Встречались мы у входа с 1й Брестской. А после официальной части пошли к нему домой, вроде на улицу Черняховского, в районе метро Аэропорт. В мероприятии участие принимали Виктор Мережко и поэт как будто Парфёнов. Тоже Виктор. У поэта тогда же вышел маленький такой стихотворный сборничек. Не очень помню толи “Звоны” толи “Колокола чегото там ...” что-то в этом духе назывался он. И я пытался поначалу - когда за стол рассаживались, попасть между ними. Потому как желание одно сильное было. Всё хотелось узнать как же это так повезло, что раскопали парня на роль А.С.Пушкина - ну вылитый по понятиям того времени Пушкин. Всем понравилась водка, а нам с Мережко коньяк. И единственную бутылку с ним мы умыкнули со стола и поставили
между моим стулом и его креслом. Очень низким. По моему плетёным. Трапезный стол был достаточно не высок - что-то вроде журнального. Пить и наливать из близ расположенной бутылки было сподручно. Он так между разговором левой рукой, как настоящий заговорщик, протягивал руку к моей рюмке - а я сидел от него справа - а правой приподнимал бутылку и наполнял мою, а затем свою рюмку, в то время как моя правая тянулась за чем-нибудь в середину стола для прикрытия операции. Так всю её мы с Виктором и уговорили. А в перерывах между тостами Виктор (который не Мережко) из этого сборничка наизусть чего-то читал. И мне стихи пришлись аккурат в настроение. Толя Гребнев читал нам отрывки из новой повести. А ещё он хвалился (в хорошем смысле) новым рабочим кабинетом. У западной стены искруглялась кафедра из ореха, плавно переходящая в пол. А посреди комнаты возрастала стойка как в церкви под множество свечей. Тоже вроде из орехового дерева. А потом нас всех отправили спать по разным покоям. Каждому свой. И когда ночью я проснулся от жажды и по нужде сразу, то туалет нашёл достаточно быстро. Напившись из под крана (тогда ещё в Москве эту роскошь можно себе было позволить), и, выключив в туалете свет, я как-то сразу понял что заблудился - столько было дверей и коридоров. Но тут откуда-то взялась горничная в фартуке и, показавши на отдалённую дверь, сказала: “Вам туда”. Я охренел от всего сразу. А особенно когда в комнате, указанной горничной, обнаружил свою одежду. Рухнул на лежанку и до утра.
А поутру уже другая горничная предложила нам с Виктором Мережко,  проснумшимся  в  это  же   время,
кофею и мы с ним направились к троллейбусу. Только мне нужно было в одну сторону, а ему в другую.
Расстались как приятели. Обещались перезваниваться.



                * * * * *




                ФОТО

  В дальнем конце сеней добротной деревенской пятистенки был отгорожен тёмный чулан. Дверь его закрывалась плотно, без щелей. По серёдке наружной стены, на высоте около метра от пола было выбрано круглое отверстие под углом к горизонту градусов в шестьдесят. Под ним небольшой двухэтажный стол. Над столом пара полок. В глухой деревне, в центральной России, где про электричество только слыхали, в середине пятидесятых годов этот чулан мой дядя по отцу держал под фотолабораторию. На нижнем ярусе стола располагались кюветы с растворами. На верхнем - кадрирующая рамка, наклонённая к плоскости стола под тридцать градусов и другие предметы для фотопечати. А в отверстие в стене вставлялся тубус увеличителя (вроде У2) без верхней крышки с лампой. Кольцо с объективом можно было вынимать для освещения при контактной печати. Гениальная простота решения! А вода в деревенском колодце была настолько чистой, что приготовленные в ней растворы не давали вуали и фотографии, сделанные тогда, и теперь (через полвека) не пожелтели. Ведь знать надо!
Конечно, вряд ли Александр Степанович мог предполагать, что о нём писать будет кто-то в год смерти Анри Картье-Бресcона. И, скорее всего ничего не слышал о первом в мире созидателе цветных фотографий с 1904 года изумляющих людей высоким качеством изображения и в начале двадцать первого века Сергея Михайловича Прокудина-Горского из Санкт-Петербурга.
А интересно каким «развратом» в то время заменяли чуингам или пепсю, или рюкзачёк с дегенеративным куском мишкоподобного синтетического плюша? С обилием пряжек и молний на нём, обдирающих одежду и кожу других людей, оказавшихся с носителем этой гнуси в одном вагоне метро?


                * * * * *










                Евгений Понасенков
               Академик Русской академии наук и искусств


                ФОТОУВЕЛИЧЕНИЕ

   Для того, кто хотя бы недолгое время прожил в этом мире, не будет секретом тот факт, что в жизни нет ничего очевиднее ее бесконечно относительной, но безупречно строгой запрограммированности. Так вот, крутясь волчком, в надежде обмануть эту неосознанную веком профанов и сприродойборцев программу я, переключая каналы, однажды наткнулся на уже начавшийся фильм Микеланджело Антониони «Фотоувеличение» (1966 года). Однако в тот момент я не знал, ни чей это фильм, ни как он называется.
С точки зрения маскультового сознания, в его сюжете сюжет
ускользал от своего контура, или, выражаясь ближе к народу, непонятно было «про что играють-то». Нет, ну, вроде бы есть рабочий интеллигент, фотограф, который, правда, ведет несоветский образ своей загнивающей великобританской жизни. Проще говоря, снимает этот товарищ не доярок с внеплановым передоем литража приближения к «коммунизьму», а, пердонэ ми, «дэвушэк» в различных подозрительно эстетских позах. Нет, нет, несколькими минутами позднее зритель с гордостью за свою непотерянную жизнь узнает, что подозрительность была напрасной, и Антониони – это, слава богу, хотя бы в своей профессии ни Висконти и ни Кокто, а человек нормальный: после выполнения плана фотограф, не меняя позу девушек, занимается с ними же, чем
положено, не совершая (по крайней мере, в рамках вошедшего в повествование) ничего подстатейного. Но факт остается фактом, дорогие товарищи: наши фотографы ни на личной автомашине не ездят, ни профессией своею не злоупотребляют (имеется в виду на экранах кинотеатров нашей зажиточной Родины). А этот, …, ездит!!
Более того, потом появляется какой-то труп, который затем столь же таинственно исчезает, причем параллельно фотограф продолжает совершать антисоветскую деятельность с женщиной, которая вроде бы имеет отношение к тому неясному, видимо, убийству. И хуже всего то, что наш советский зритель так и не узнает всех очевидно трагических обстоятельств гибели того неизвестного гражданина, который, как нам временно показалось, лежал где-то далеко, прикрытый сумерками и по-буржуйски стриженными кустами. Нет, мы-то понимаем, что этому фильму не хватает ясности, которую могло бы внести спецподразделение нашей доблестной милиции, с Пал Палычем во главе, и соответствующий отдел министерства культуры, которое бы наставило режиссера и его морально разлагающегося героя  на путь истинный. Но, если вы думаете, что перечисленные несуразности (отсутствие ясной фабулы и четких моральных устоев) уже предел антиискусства упомянутого итальянского кинематографиста М. Антониони – вы ошибаетесь. В финале киноленты режиссер позволил себе еще более наглую пощечину кинозрителю: безо всякой определенной цели фотохудожник идет прямо по газону, вдруг безо всякой логики появляются клоуны и мимы (едут на автомашине), которые начинают играть в теннис без мячика и без ракеток,
причем, когда воображаемый мячик оказывается вне поля, то фотограф его поднимает (!), делает вид, что кидает им обратно, и, пройдя несколько шагов, исчезает! Вся эта заумная дребедень есть лишь неудачная ширма для прикрытия непрофессионализма кинематографиста, который не смог привести своего героя к логическому концу, окончательно расставив все точки над «и» в упомянутой криминальной истории и его антиобщественной личной жизни. Но, объективности ради, не будем обвинять в неудаче кинокартины лишь одного человека (режиссера): он ведь только часть той системы, которая, испытывая глубокий кризис, может предложить зрителю лишь подобный неудобоваримый продукт.

                * * *
Уникальность рассказов Леонида Молчанова в их практически внетекстуальной форме. При том, что автор сумел выработать совершенно индивидуальный и богатый лексикон, все его произведения несут яркий и бессознательный по своей природе отпечаток визуального прочтения. Профессия фотографа словно бы в магическом кристалле преломилась в его литературных работах. Это и не рассказы и не эссе. Это как бы имплементарные зарисовки стопкадром в их динамическом развитии.

    Подобный физический парадокс стал возможен благодаря тому, что автор смог найти вневременные структуры для передачи состояний сюжета.
Безусловно, самым совершенным по композиции является рассказ «Зигзага». Яркий метасюжет утилитарного (т.е. понятного читателю) свойства закольцовывает повествование, подсказывая.
    Философский смысл спиралеобразного развития истории.
еще глубже в своих философских поисках Леонид идет в рассказе, посвященном затмению. Емкая метафора рельефно
демонстрирует характерную черту людского восприятия, чьим сознанием можно манипулировать, благодаря лишь одной невежественности этих людей. Характерной особенностью этого рассказа является и то, что и в смысле стилевого оттенка он как бы выходит из общего ряда: в этом рассказе чувствуется переход из творческого (т.е. художественного, философского) «фотоувеличения» реальности к фотоувеличению подсознательного и нереального в форме уже не ретроспективных впечатлений, а в создании образа воображаемого мира.



                * * * * * * *


      
    Комментарий ко  второму изданию  сборника рассказов Леонида Молчанова.



                МЕДВЕДЕЙ В КОСМОС!


                Ничто занимает в мире слишком большое место.
                Станислав Ежи Лец


  Зачем так красива чистая бумага!? Она просто вызывающе притягательна. Она эротична, как все девственное. Ее мраморная стать благородна. Но, как всякому андрогину, бумаге необходима любовь смысловых образов, которыми некто призван ее одарить. Все счастливые (большие или "небольшiя"*) тексты счастливы одинаково – все бездарные несчастны по-разному.
   Космос – штука не вполне понятная прохожему. Он привык ходить вперед (то есть - назад), прямо, влево, вниз (по лестнице) или наверх (тоже по лестнице). Но мне не это так пренебрежительно неприятно. Этот прохожий мне не нравится внешне. Это, когда Ален Делон идет по тем же направлениям – то космос есть. А когда идет персонаж социальной литературы – космоса нет. То есть, как? – спросите вы. А просто: вот все есть, а его нет. Башмаки, банки, бутылки, даже бытовая техника есть – а космоса нет. А где же, спросят сидящие, летал Гагарин? В скафандре он летал, товарищи, в скафандре. И больше нигде. Я ведь за что люблю Чехова? Знаете, при физиях его персонажей, может не то, что космоса нет, а и самой бытовой техники не сыщешь - даже за инвалюту в присно забытой «Березке», но какой же надо иметь талантЪ, чтобы над эдакими прохожими еще и посмеяться можно было грамотному человеку?! То есть. Садимся. Открываем банку с печенью трески. Шторы можно закрыть. А можно и открыть. Можно банку не открывать. Можно вообще без закуски. Можно даже стоять. И что? И «выдавливать из себя раба по капле», глядя вниз и роняя шляпу мимо вокзала. Сели в вагон – поехали дальше (и замелькают елки, и вспомнятся паровоз с Глинкой). Собственно, в этой системе координат космос и не нужен. Он бы даже помешал – отвлек бы своим масштабом от насущности нужд.
   А вот еже ли бы в соседнее отделение вдруг, как по мановению мальчика-пажа из одноименной «Золушки», зашел бы тот же Делон?! Это же можно промазать!
 Нет, конечно, прохожий бы мог Делона и не распознать, но я же не про публицистику и социальный мониторинг читательской аудитории говорю.
   Я же про свой космос вам втолковываю.
. А ничего другого художника и волновать-то в теории не может – только вот тот момент, когда вы в кабинке, заходит Делон - и вы вспоминаете про волшебную палочку мальчика-пажа. Одноименная Золушка лично мне очень импонирует. Я вообще положительно отношусь к труду и трудовым доходам. Но космоса в этом нет. Вот труд есть, а космоса нет. Вот все есть: башни, минареты, купола, шахты, магазины, кладбищенские ограды, утюги – а космоса нет. Даже при наличии бытовой техники. Нет, я за себя – как все сегодня – я только за себя говорю. Я вообще не претендую. Прохожих за рукав в противоположном направлении того же пути не тащу. Ну, да… И, что же? Вот люди пишут там... эссе, миниатюры, романы, трилогии, объявления об обмене – много чего. Только вот из космоса не ясно – зачем все это. Нет, я Чехова люблю. Он вообще – краеугольный и все такое. Но вот подошел мыть руки Делон – и что мне эти три сестры? Ну, даже если они доедут до мечтаемой Москвы – вот, кем они станут? Сестрами в 1918 году, или лысиной покрасневшего графа Толстого? С другой стороны – консервированная печень трески обладает, конечно, неким шармом. Но всё же не парижанка. Хотя и в масле, и такая вся из себя – но вот нет в ней духа взятия Бастилии. Вот нету! В Делоне, может, тоже того духа нет. Но на черта мне в Делоне дух взятия Бастилии! Вы совсем уже с ума посходили? Что за дурь в голову лезет! Другое дело – когда березка, Глинка, сестры, 1918 год, треска, труд, печенка, бытовая техника, техника молодежи, дача, жена-стерва, болгарский перец, финские боты, телесериалы, ветеранский заказ, гордость за поражение в Крымской, Японской и прочих войнах – и, конечно, гордость за зиму! Ясное дело, при таких наградах жизни – ни космоса, ни Алена Делона просто не нужно! Итак, все в ажуре: у одних писателей есть космос – у других ажур. У кого нет ажура и космоса – тот краеугольный. Это почётно.


                Евгений ПОНАСЕНКОВ.  Режиссер


                Из переписки с автором:

РЕЖ «...а ты оцени, как я с композицией и перспективой работаю в тексте - это не просто идеи и игра словами - посмотри, как на картину!...»

АВТ  «…Токмо, ой не печёсси Ты об простом народе!
   Ну, как рядовому - то крестьянину хоша под краешек мысли поднырнути?  У яво зенки - то через ту самую прешпективу разбеглыми стануть!»

РЕЖ «…а ты как всякий писатель-гуманист-просеветитель: бегай за темным и испуганным народом - лови за шкирку, приставляй к виску пистолет - и объясняй подробно, что такое философия бытия. Вот так он до моей глубокой мысли-то и допрёт.
    Или, что скорее, взбунтуется и тебя же на рее и вздёрнет.»

РЕЖ «… про то, что тебе это ублюдское государство ничего не даст - это все верно, но публицистика…»

РЕЖ «…про девок в вагоне - я строк семь прочёл - все понял. Ну, а ты как думал? Я просто так выЁ__ваюсь по ориентационно-поэтической части?…»






                ИЗ ОТЗЫВОВ



От кого:   Долорес Родригес
        "...  Пиши ещё !!!  ..."
                2012 год

 _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _

   Из эл.переписки с кинорежиссёром Ириной Ланиной
    "...  Лёнечка, спасибо огромное! Ты оказывается не только талантливый фотохудожник, но и обладаешь замечательным слогом. Рассказ "Кружка" меня просто потряс!!!! ...
   ...  Отзыв - замечательно и это правда так, у тебя очень самобытный язык, полный образов и интересных оборотов. ..."

_  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _
 

От кого:  victor eremine
  " ...   Оченно неплохо! … Много деталей …
    Быстро устаешь, читая.  "

 Спасибо.  ВИК 
 
_  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _

..." Александр Т 03/01/2013 

  Довольно интересный язык, местами напоминает Ильфа и Петрова, наверно из-за, того, что теперешние времена очень схожи с их временем, хотя сюжеты "сфотографированы" в советском прошлом, уже забываемом нашими соотечественниками. Уходит, к сожалению поколение, которое давало основание очень многим "оттуда" думать о Нас, как о Великой стране  и ни кто, не даст нам ответа ,почему мы движимся не по спирали, а по кругу, методично разрушая созданное предыдушими поколениями. Очень точные, бытовые зарисовки, напоминают о прошлом, заставляя задуматься о будущем.»

_  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _

СМС от актёра Льва Прыгунова:
" Прочитал все рассказы. "УДАР"  - шедевр! "

_  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _


 ... Лучше бы ты и дальше делал отличные фотографии, чем графоманствовать  ...
  NN (некто)        1-й Выпускник ФИЗФАКА МГУ
_  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _

 ... Лёня, ... Большое спасибо! ... Поставил оценку "Шедеврально!!!"...
  Александр Б.    2-й Выпускник ФИЗФАКА МГУ
_  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _  _



                *  *  *  *  *



                СОДЕРЖАНИЕ

01  ОСТОРОЖНО, БИСЕР!
02  ОДНАКО
03  СБОЙ
04  КРУГОВОРОТ КОЛОВРАЩЕКНИЙ
05  КАБЫ МОЛОДОСТЬ, КАБЫ СТАРОСТЬ
06  ЧАСЫ С ФОСФОРОМ
07  ДУАЛИЗМА
08  ДАНИЛОВКА
09  ПО ВЕСНЕ
10  ПРОКАТИТЬСЯ
11  БЫЛОЕ
12  УДАР
13  ПРЕСВЯТЫЕ ДЕВЫ
14  ШАМАН
15  ВОЙНА ПРОКЛЯТАЯ
16  БАБУШКИН СКАЗ
17  С КРУЖАВЧИКАМИ ПО КРАЮ
18  ГЛАВНАЯ ДВИЖУЩАЯ СИЛА
19  КРУЖУКА
20  ДАВЕЧА НЕ НЫНЕЧЕ
21  ЗИГЗАГА
22  СЛИВУХА
23  ЧЕРНОДЖИПЫЕ
24  ЯЗЫК ОККУПИРОВАННЫХ
25  МИРИХЛЮНДИИ
26  КРАСИВАЯ ЖИЗНЬ
27  СИБИРСКИЕ ЗАРИСОВКИ
28  ВРЕМЕНА ЗАГАРАТЬ
29  НЕЛОВКОСТЬ          
30  НА РУСИ, ЧАЙ.
31  МАНЕРЫ
32  ЧЕРНОЗЁМ
33  ДЕВУШКИ С МЁРТВЫМИ ВОЛОСАМИ
34  ТРЕВОЖНЫЙ ЗВОНОК
35  ТАК ВЫГЛЯДИТ РАЙ
36  МУРАШКИ
37  ВЕРЫЙ ПРИЗНАК
38  МАГИЯ ЛИЦА
39  ЧТОБ БЫЛО КОМУ
40  МОЗГ СУТЬ ЭГО
41  АККУРАТИСТ
42  НЕЖНЫЕ ТИСКИ
43  У ГРЕБНЕВА
44  ФОТО

   ФОТОУВЕЛИЧЕНИЕ
   МЕДВЕДЕЙ В КОСМОС





                К  О  Н  Е  Ц