Тебе спасть царей!..
Еще Императрица Екатерина II всерьез задумывалась о том, что нужно спасать монархические режимы Европы. По словам А.С. Пушкина: "Европа в отношении России всегда была столь же невежественна, сколь и неблагодарна". И все же монархическая Европа была ближе России, нежели "демократическая" Англия. Англия только на словах противостояла революционной Франции, на самом деле она противостояла Франции, как государству, поскольку пришло время вновь переделить лакомые куски или так называемые рынки сбыта и колонии.
Противостоять наполеоновским войскам Европа оказалась не в состоянии, австрийские военачальники просто трепетали перед наполеоновскими генералами и маршалами. И тогда по инициативе Англии Австрия обратилась к Императору Павлу с просьбой прислать на театр войны Суворова, чтобы поставить его во главе союзных армий. Австрийцы хорошо помнили Суворова, помнили о совместных победах над турками.
Павел, не колеблясь, дал согласие и направил Суворову личное послание: "Граф Александр Васильевич! Теперь не время рассчитываться. Виноватого Бог простит. Римский Император требует Вас в начальники своей армии и вручает Вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на сие согласиться, а ваше - спасти их. Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы Вашей время, у меня удовольствия Вас видеть. Пребываю Вам доброжелательным. Павел".
Суворов тосковал в Кончанском без дела. Коллежский советник Ю.А. Николаев, надзиравший за Суворовым, оставил уникальные свидетельства о том, как жил полководец в Кончанском до последнего своего похода: "Графа нашел в возможном по летам его здоровье. Ежедневные его упражнения суть следующие: встает до света часа за два; напившись чаю, обмывается холодной водою, по рассвете ходит в церковь к заутрене и, не выходя, слушает обедню, сам поет и читает; опять обмывается, обедает в 7 часов, ложится спать, обмывается, служит вечерню, умывается три раза и ложится спать. Скоромного не ест, но весь день бывает один и по большей части без рубашки, разговаривая с людьми. Одежда его в будни - канифасный камзольчик, одна нога в сапоге, другая в туфле. В высокоторжественные дни - фельдмаршальский без шитья мундир и ордена; в воскресные и праздничные дни - военная и егерская куртка и каска..."
И вдруг снова в бой... В своём обычном духе он отдал распоряжение старосте: "Час собираться, другой отправляться, поездка с четырьмя товарищами; я в повозке, они в санях. Лошадей осьмнадцать, а не двадцать четыре. Взять на дорогу двести пятьдесят рублей. Егорке бежать к старосте и сказать, чтобы такую сумму поверил, потому что я еду не на шутку. Да я ж служил за дьячка, пел басом, а теперь поеду петь марсом..."
Павел тепло принял Фельдмаршала и объявил, что жалует его орденом Святого Иоанна Иерусалимского. Этот орден был введен Павлом в качестве высшего военного ордена. Награждения орденом св. Георгия в годы его правления не производились.
- Господи, спаси Царя! - воскликнул Суворов, приняв орден.
- Тебе спасать царей, - ответил на это Павел.
- С тобою, Государь, возможно! - воскликнул Суворов.
В Митаве Александр Васильевич встретился с изгнанным из Франции "революционерами" императором Людовиком XVIII.
- Тот день почту счастливым, - сказал ему Суворов, - когда пролью последнюю каплю крови, способствуя вам взойти на престол знаменитых ваших праотцев.
- Я уже не несчастлив, - возразил Людовик, - потому что судьба Отечества моего зависит от Суворова.
15 марта 1799 года Александр Васильевич прибыл в Вену. Горожане восторженно встретили его. Повсюду раздавалось: "Да здравствует Суворов!" Император Франц пожаловал полководца чином фельдмаршала.
Но более других встреч ждал Суворов встречу со своими войсками. Он догнал их, следующих в походных колоннах, и, останавливаясь перед полками, приветствовал их: "Здравствуйте, чудо-богатыри, любезные друзья!"
И слезы радости катились из его стариковских глаз. Фельдмаршалу было почти 70 лет.
Суворов уже был знаком с австрийскими военачальниками, знал о их боязливости и нерешительности, о их непомерной медлительности. Поэтому во время встреч с императором он деликатно, но требовательно просил позволения по вопросам боевых действий контактировать непосредственно с ним, минуя военного министра. Несмотря на протесты барона Тугута, император дал согласие на это. Тугут пытался выведать у Суворова его планы. Тот вручил ему свиток чистой бумаги и заявил: "Вот мои планы!"
Впрочем, общий план ведения войны против Бонапарта Суворов начертал еще в Кончанском, где долгими ночами анализировал тактику действий французских войск, анализировал ошибки противостоящих сторон. Вот они, нетленные суворовские строки:
"1. Ничего, кроме наступления.
2. Быстрота в походах, стремительность в атаках, холодное оружие.
3. Не нужно методизма - хороший глазомер.
4. Полная власть главнокомандующему.
5. Неприятеля атаковать и бить в поле.
6. Не терять времени в осадах... Иногда обсервационным корпусом предпринимать блокаду; брать главным образом крепости штурмом или открытой силой. При этом потери меньше. Никогда не разделять сил для охранения разных пунктов. Если неприятель нас обошел, тем лучше он подходит для того, чтобы быть разбитым...
7. Сражаясь, идти прямо к главному пункту, разве лишь оставить некоторое число войск для наблюдения... из-за транспортов; никогда не загружать себя бесплодными манёврами, контрмаршами или так называемыми военными хитростями, которые годятся лишь для бедных академиков.
8. Не мешкать..."
На пути в Верхнюю Италию, на окраине города Вероны жители восторженно встретили своего спасителя. Лошадей выпрягли из кареты, и дюжие молодцы повезли её к приготовленному для русского фельдмаршала дворцу.
Никаких военных советов, никаких даже небольших совещаний не было. Суворов ни с кем не делился планами, опасаясь измены, и, едва ступив на землю Вероны, отдал первые распоряжения. Он приказал использовать каждую минуту для подъёма боеготовности войск, выделил русских офицеров-инструкторов под руководством генерала П.И. Багратиона для обучения австрийцев штыковой атаке. Принял меры по укреплению дисциплины в войсках союзников, которые были подчинены ему.
Начало Итальянского похода было ознаменовано взятием 10 апреля 1799 года крепости Брешиа.
Развивая стремительное наступление, войска Суворова атаковали неприятеля 16 и 17 апреля у реки Адда и нанесли ему полное поражение. Значительная часть французских войск была отрезана и капитулировала. Один из лучших наполеоновских генералов Моро попытался отойти к Милану, но Суворов отрезал ему путь и заставил отходить к Турину.
Первую сотню французских пленных Суворов отпустил со словами: "Идите домой и объявите землякам вашим, что Суворов здесь..."
В сражении у реки Адда в плен вместе со своими войсками попал генерал Серюрье, бесстрашно сражавшийся в первых рядах своих воинов. Суворов вернул ему шпагу и сказал:
"Кто ею владеет так, как вы, у того она неотъемлема". Французский генерал, прослезившись, стал просить освободить и его солдат. Суворов покачал головой и заметил:
"Эта черта делает честь вашему сердцу. Но вы лучше меня знаете, что народ в революции есть лютое чудовище, которое должно укрощать оковами".
17 апреля Суворов вступил в Милан.
Узнав о первых блестящих победах в Италии, Император Павел I направил Суворову перстень со своим портретом, осыпанным бриллиантами. "Примите его, - писал он, - в свидетели, знаменитых дел ваших и носите на руке, поражающей врагов благоденствия всемирного".
Император вызвал к себе пятнадцатилетнего сына Суворова Аркадия, милостиво принял его и, назначив своим генерал-адъютантом, направил в Италию, чтобы тот неотлучно состоял при отце. Наставляя Аркадия, Император сказал:
"Поезжай и учись у него. Лучшего примера тебе дать и в лучшие руки отдать не могу".
Между тем, союзники уже в Милане попытались сделать первые проволочки. Ссылаясь на усталость войск, австрийские генералы просили отдыха - для себя. Но Суворов был неукротим.
"Вперед, и только вперед!" - требовал он.
Император Павел послал в Италию не только сына Суворова Аркадия, но и своего сына Константина Павловича, чтобы тот тоже набирался опыта и учился одерживать победы. Вместе с Великим Князем приехал заслуженный генерал, уроженец Эстляндии, Вильгельм Христофорович Дерфельден, ученик и сподвижник Суворова. Это о нем сказал Суворов, когда его поздравляли с Рымникской победой:
"Честь не мне, а Вильгельму Христофоровичу. Он научил нас под Максименами и Галацем, как надо упреждать неприятеля".
Учитывая преклонный возраст Суворова, Император Павел поручил Дерфельдену оберегать великого полководца, а в случае болезни или ранения, взять в руки командование.
Русские войска, воодушевленные Суворовым, одерживали одну победу за другой. Опорой Суворова были его любимые генералы Петр Иванович Багратион и Михаил Андреевич Милорадович.
В одном особенно ожесточенном бою под Милорадовичем убило три лошади, но генерал по-прежнему был впереди. Когда подчинённые ему солдаты дрогнули под сильным огнем, он взял в руки знамя и поскакал вперед, крикнув: "Солдаты, смотрите, как умрет генерал ваш!" Гренадеры опрокинули неприятеля.
Рядом с Суворовым все, от солдата до генерала, становились беззаветно храбрыми и решительными. А победы Суворова буквально потрясали Европу. Император Павел писал ему: "Граф, Александр Васильевич. В первый раз уведомили вы нас об одной победе, в другой, о трех, а теперь прислали реестр взятым городам и крепостям. Победа предшествует вам всеместно, и слава сооружает из самой Италии памятник вечный подвигам вашим. Освободите её от ига неистовых разорителей; а у меня за сие воздаяние для вас готово. Простите. Бог с вами. Прибываю к вам благосклонный".
Не будем перечислять все дерзкие переходы и искусные маневры русских войск. Победам не было бы конца, если бы не корыстолюбие союзников, которые думали главным образом о решении своих задач за счет Суворова, за счет русского солдата.
Уже трепетала Южная Франция, ожидая вступления русских войск в её пределы, уже русские полки готовились к новому дерзкому броску на территорию противника, и вдруг венский двор стал тормозить продвижение, предписывая своим войскам выполнение ограниченных задач. Блестящие замыслы Суворова натыкались на равнодушие союзников. В интересах России было, к примеру, возвратить престол королю Сардинскому. Но австрийцам хотелось захватить Пьемонт. Гофкригсрат стал отдавать распоряжения через голову Суворова своим войскам, что вызывало дезорганизацию управления.
Не все австрийские генералы были корыстолюбивыми негодяями. Немало из них сражалось наравне с русскими. Одним из верных союзников и сподвижников Суворова был генерал Карачай, с которым они вместе били турок при Рымнике. Не раз отмечал Суворов генералов Меласа и Ферстера.
Особенно ожесточенные бои развернулись при реке Треббии 6, 7 и 8 июня. В ней участвовал и Великий Князь Константин Павлович, показавший личную храбрость и распорядительность.
Суворов был все время на линии огня, не сходя со своей казачьей лошади. В результате блистательной победы французы только пленными потеряли 18 тысяч человек. Русские взяли 7 знамен и 6 пушек.
Италия была освобождена... Сардинский король, восхищенный подвигами Суворова, прислал ему свои ордена и медали и объявил о производстве в чин генерал-фельдмаршала королевских войск и пожаловании княжеского достоинства с титулом своего родного брата, а также заявил о своем желании воевать под знаменем Суворова в армии Италийской.
За "освобождение всей Италии в четыре месяца от безбожных завоевателей" Император Павел наградил Суворова своим портретом, осыпанным бриллиантами, и пожаловал титул Князя Российской Империи с титулом Италийского, распространенным на все потомство.
Победы Суворова стали причиной перемещений во французской армии - на смену генералу Моро был прислан молодой генерал Жуберт, пожелавший померяться силами с великим полководцем.
"Юный Жуберт пришел учиться, - сказал Суворов, - так дадим ему урок".
4 августа русские и французы встретились на реке Нови. Войска Жуберта занимали более выгодное положение, на высотах. Они дерзко бросились в атаку с криками: "Да здравствует Жуберт!" Русские отбили одну атаку, вторую, третью... В одной из них пал сам Жуберт. Кровопролитный бой продолжался 16 часов и закончился полной победой войск, предводимых Суворовым. Потери французов превысили 15 тысяч человек.
В очередном рескрипте Павел Первый назвал Суворова первым полководцем Европы. Он писал, что не знает чем ещё можно вознаградить подвиги его, что Суворов поставил себя выше наград, что Он, Император, повелевает гвардии и всем войскам, даже в присутствии Своем, отдавать почести, подобные императорским.
Во время Итальянского похода Суворов выиграл 10 сражений, захватил около 3 тысяч орудий, 200 тыс. ружей, взял 25 крепостей и пленил свыше 80 тысяч французов.
А впереди ждала Швейцария, где Суворову предстояло принять под командование все российские войска и вооруженных Англией швейцарцев, чтобы совместно с действующими на флангах группировки войсками эрцгерцога Карла и генерала Меласа развернуть наступление на французский город Франш-Конте.
Впереди были Альпы, впереди были грозные утесы и скалы Сен-Готарда. Суворов писал в одном из донесений: "На каждом шагу в этом царстве ужаса зияющие пропасти представляли отверзтые, поглотить готовые гробы смерти. Дремучие мрачные ночи, непрерывно ударяющие громы, льющиеся дожди и густой туман облаков при шумных водопадах, с каменных вершин низвергавшихся, увеличивали трепет".
Альпы - самый высокий и мощный горный хребет, который протянулся от Лигурийского моря до Карпат и Среднего Дуная. Южную границу Альп составляют Ломбардская низменность и берег Средиземного моря, западную - долина реки Аар в Швейцарии и долина реки Дуная в Германии и Австрии до Вены, восточную - равнины Верхней Венгрии...
Чтобы достичь Швейцарии, войскам Суворова предстояло преодолеть гору Сен-Готард и подобную ей гору Фогельберг, причём преодолеть с постоянными боями. Пройти через темную горную пещеру Унзерн-лох; перебраться через Чёртов мост, разрушенный неприятелем. Приходилось связывать доски офицерскими шарфами, перебрасывать их через пропасти, спускаться с вершин в бездонные ущелья. Суворов писал: "Наконец, надлежало восходить на снежную гору Биншнер-Берг, скалистою крутизною все прочие превышающую, утопая в скользкой грязи, должно было подыматься против и посреди водопада, низвергавшегося с ревом, и низрывавшего с яростью страшные камни, снежные и земляные глыбы, на которых много людей с лошадьми с величайшим стремлением летели в преисподние пучины, где многие убивались, а многие спасались..."
Малодушные начинали роптать. Но Суворов выезжал перед подразделениями в старом плаще, который достался ему от отца и который он называл родительским, в большой шляпе, предохранявшей от слепящего солнца, на старенькой доброй лошадке, с которой прошел турецкую кампанию и Польшу. Никогда прежде ни один солдат не говорил о нем плохо, а тут он услышал упреки:
- Старик выжил из ума… Бог весть куда нас завел!
- Да, - кричал в таких случаях Суворов, - помилуй Бог, они меня хвалят; так хвалили они меня в туречине и Польше.
И свершалось чудо, вновь поднимал на подвиги суворовский призыв: "Вперед, с нами Бог!"
Союзники изменили, бросили русских на произвол судьбы. Австрийские штабные офицеры подсунули карты, на которых не было указано нужных маршрутов.
В самые трудные минуты перехода Суворов говорил: "Не дам костей своих неприятелям. Умру здесь и иссеките на камне: Суворов - жертва измены, но не трусости".
Войска собирали последние силы и снова атаковали врага, снова шли вперед, сломив его сопротивление.
За время тяжелейшего альпийского перехода русские пленили 3 тысячи французов, в числе которых был один генерал, взяли знамя. Сами же потеряли 700 человек убитыми и 1400 ранеными. Когда Императору Павлу доложили, что австрийцы предали Суворова, что русские войска остались без продовольствия, что боеприпасы у них на исходе, он мысленно простился и с полководцем, и с сыном Константином, и с армией… Но вдруг в день бракосочетания Великой Княжны Александры Павловны в Гатчину прискакал курьер с новыми реляциями...
Радости Императора не было предела. И одна лишь мысль не давала ему покоя: чем наградить героя? И он написал Суворову: "Побеждая повсюду и во всю жизнь Вашу врагов Отечества, недоставало Вам еще одного рода славы: преодолеть самую природу, но Вы и над ней одержали ныне верх. Поразив ещё раз злодеев веры, попрали вместе с ними козни сообщников их, злобою и завистью против нас вооруженных. Ныне, награждая Вас по мере признательности Моей, и ставя на высший степень, чести и геройству представленный, уверен, что возвожу на оный знаменитейшего полководца сего и других веков".
Высокое и почетное достоинство Генералиссимуса Российского было наградой Суворову. Кроме того, по приказу Императора была вылита бронзовая статуя полководца "на память потомству". Император Франц прислал Суворову орден Марии Терезии первой степени Большого Креста и представил ему пожизненное звание своего фельдмаршала с соответствующим жалованием.
Между тем, Император Павел окончательно убедился, что союзники России в этой войне думают только о своих интересах, они лживы и не надежны.
О том свидетельствует письмо Императора Павла к Императору Францу, в котором прямо указывается на невозможность воевать в таком странном союзе: "Видя войска Мои, оставленные и таким образом переданные неприятелю, политику, противную Моим намерениям, и благосостояние Европы, принесенное в жертву, имея совершенный повод к негодованию на поведение Вашего министерства, коего побуждений не желаю знать, Я объявляю Вашему Величеству с тем же чистосердечием, которое заставило Меня лететь на помощь к Вам и способствовать успехам Вашего оружия, что отныне общее дело прекращено, дабы не утвердить торжества в деле вредном".
Направил Император и письмо Суворову:
"Обстоятельства требуют возвращения армии в свои границы, ибо все виды венские те же, а во Франции перемена, которой оборота терпеливо и, не изнуряя себя, Мне ожидать должно..."
Вспомним, какова была цель вступления России в войну…
Спасение европейских монархий. Но ни Англия, ни Австрия серьезно к этой задаче не относились. Англия не заботилась о спасении монархий, а лишь желала ослабить Францию. Австрия, едва для нее опасность миновала, обратила главное свое внимание на приобретение новых территорий и улучшение своего международного положения в Европе. И на Суворова, и на его войска Англия и Австрия смотрели лишь как на орудие достижения своих целей.
Более ясно о переменах во Франции император Павел выразился в разговоре с датским посланником. Посланник тут же направил своему двору депешу, в которой сообщал: "Государь сказал, что политика Его остается неизменною и связана со справедливостью, где Его Величество полагает видеть справедливость; долгое время Он был того мнения, что она находится на стороне противников Франции, правительство которой угрожало всем державам; теперь же в этой стране в скором времени водворится король, если не по имени, то, по крайней мере, по существу, что изменяет положение дела".
Император Павел ошибся только в определении. Наполеон провозгласил себя императором. В сути же он не ошибся - во Франции восстанавливалась монархия и вместе с тем исчезали противоречия между Россией и Францией.
Получив приказ о возвращении в Россию, Суворов произнёс слова, ставшие пророческими: "Я бил французов, но не добил. Париж мой пункт - беда Европе!"
Только Суворов в то время предвидел грядущие беды. Кто мог подумать, что несомненные успехи во внешней политики, сделанные Императором Павлом и графом Федором Васильевичем Ростопчиным, после гибели императора от рук злодеев, выполняющих заказ прежде всего английских политиков, будут сведены к нулю Александром, и Европу сотрясут новые войны, волна которых докатится до сердца России, до Москвы.
(Об успехах этой политики, о деятельности Императора Павла по укреплению мира и союза с Францией можно прочесть в моей книге "Павел Первый и Сталин: история двух злодейских убийств" М.: Граница, 2000 г.).
Но обратимся к событиям начала 1800 года. Получив распоряжение вернуться в Россию, Суворов заехал на несколько дней в Прагу, где пленил всю пражскую знать неукротимой своей энергией. Он устраивал святочные игры, игры в жмурки, фанты, жгуты, причём всегда сам исполнял, всё что полагается, когда выпадал его фант… За ним едва поспевали, увлекшиеся играми австрийский генерал Беллегард и английский посланник при венском дворе лорд Минто. В танцах он тоже был первым, очаровав богемских дам.
В Праге Суворов получил письмо Императора с приглашением в столицу: "Князь! Поздравляю Вас с Новым годом и, желая его Вам благополучно, зовy Вас к себе. Не Мне, Тебя, Герой, награждать, Ты выше мер Моих, но Мне чувствовать сие и ценить в сердце, отдавая Тебе должное..."
Перед отъездом Суворов зашел поклониться праху австрийского полководца Лаудона. Прочитав пространную надпись на обелиске, в которой перечислялись успехи, награды, победы, сказал: "Нет! Когда я умру, не делайте на моём надгробии похвальной надписи, но скажите просто: "Здесь лежит Суворов".
Свидетельство о публикации №215062201979