Павел Первый и Суворов

СУВОРОВ И ПАВЕЛ ПЕРВЫЙ


 Императрица Екатерина Великая не успела обнародовать манифест о передаче прав на престолонаследие внуку Александру Павловичу. Павел знал о манифесте, он вполне мог знать и о том, что Суворов был в числе тех, кто подписал манифест. Но Император не собирался никого преследовать. Петра Александровича Румянцева он пригласил к себе в первые же дни царствования, чтобы сделать советником. Румянцев, получив известие о смерти Екатерины Великой, умер от удара. А.А. Безбородко, видимо имел свой взгляд на то, кто должен царствовать в России. Когда они в день смерти Государыни разбирали бумаги в ее кабинете, Павел нашел пакет, на котором рукой Екатерины II было начертано: "Вскрыть после моей смерти". Он посмотрел на Безбородко, словно спрашивая, что делать. Тот указал глазами на камин. Павел бросил пакет в камин. Так, скорее всего, закончил свой путь манифест.

Суворов оставался в Тульчине и никаким опалам не подвергался. Павел с уважением относился к великому полководцу. Но против Суворова были настроены старые враги, которые на первых порах царствования Павла заняли высокие положения, а Репнин и Салтыков даже получили чины генерал-фельдмаршалов. Суворов назвал их "фельдмаршалами при пароле", намекая на то, что получили они чины не за боевые победы, а выклянчили их за вахт-парады.

Графиня В.Н. Головина проливает в своих воспоминаниях свет на истинную причину первой опалы Суворова.

 "Во время коронации - писала она, - князь Репнин получил письмо от графа Михаила Румянцева (сына фельдмаршала), который служил тогда в чине генерал-лейтенанта под командой Суворова. Граф Михаил совсем не походил на своего отца, был самый ограниченный человек, но очень гордый человек и, сверх того, сплетник, не хуже старой бабы. Суворов обращался с ним по заслугам. Граф оскорбился и решил отомстить. Он написал князю Репнину, будто Суворов волнует умы, и дал ему понять, что готовится бунт. Князь Репнин чувствовал всю лживость этого известия, но не мог отказать себе в удовольствии подслужиться и навредить Суворову, заслугам которого он завидовал. Поэтому он сообщил письмо графа Румянцева графу Ростопчину... Этот последний представил ему насколько опасно возбуждать резкий характер Императора. Доводы его не произвели, однако, никакого впечатления на кн. Репнина: он сам доложил письмо Румянцева Его Величеству, и Суворов подвергся ссылке".

Трудно сказать, поверил ли Павел I Репнину, но, скорее всего, сыграло роль то, что император мог знать о подписи Суворова на манифесте. Могло сыграть роль и то, что дочь Суворова Наташа была замужем за Николаем Зубовым, в котором Павел не без оснований на то чувствовал врага.

27 января 1797 года Суворов был отстранён от командования дивизией, а 6 февраля отстранён от службы.

Возле Императора по существу не осталось высоких военных чинов Румянцевской, Потёмкинской, Суворовской школы. А между тем Павел, еще будучи Великим Князем, имел возможность наблюдать не действующую армию во всем блеске ее побед, а разлагающуюся столичную гвардию в блеске балов, парадов и театральных выездов.

В гвардии служила знать, причем, зачастую, далеко не лучшая ее часть. В гвардии служили отпрыски крупнейших землевладельцев, а, следовательно, рабовладельцев России, в гвардии не служили, а выслуживали себе чины. Один из гвардейских офицеров так вспоминал о своей службе: "При императрице мы думали только о том, чтобы ездить в театры, в общество, ходили во фраках…"

В те времена Н.И. Салтыков, в ведении которого находилась гвардия, завел весьма обременительные для казны порядки и правила. Каждый гвардейский офицер должен был иметь шестёрку или четвёрку лошадей, самую модную карету, с десяток мундиров, роскошных и дорогостоящих, несколько модных фраков, множество слуг, егерей и гусар в расшитых золотом мундирах.

Андрей Тимофеевич Болотов писал: "Господа гвардейские полковники и майоры делали, что хотели; но не только они, но даже самые гвардейские секретари были превеликие люди и жаловали, кого хотели, деньгами. Словом, гвардейская служба составляла сущую кукольную комедию".

Один из последних при Екатерине рекрутских наборов, во время которого призыв рекрут осуществлялся с их жёнами, был разворован почти на четверть. Рекруты и их семьи стали крепостными у Н.И. Салтыкова и Н.В. Репнина, и их сподвижников.

Павел Первый понимал, что реорганизация армии необходима но, как отмечает Борис Башилов в книге "История Русского масонства", "безусловной ошибкой Павла I было только то, что реорганизуя русскую армию, он взял за основу её реорганизации не гениальные принципы Суворова, а воинскую систему прусского короля Фридриха II".

Это не было случайностью. Во время одной из своих зарубежных поездок Павел был поражен строгой дисциплиной и безукоризненным внешним видом прусского воинства. Но он не понял, что это лишь фасад несуществующего здания. Свои боевые возможности прусская фридриховская система продемонстрировала позднее, в октябре 1806 года под Йеной и Ауерштедтом, когда прусская армия была наголову разбита Наполеоном. Павел же, вступив на престол, взял тот привлекательный фасад, взял его в виде формы одежды, ненужных и обременительных излишеств.

Между тем, 20 сентября 1797 года Суворов, написал императору короткую записку: "Ваше Императорское Величество с Высокоторжественным днем рождения всеподданнейше поздравляю... Великий монарх! Сжальтесь: умилосердитесь над бедным стариком, простите, ежели в чём согрешил..."

Не сразу правда, а по прошествии нескольких месяцев Павел приказал князю Горчакову ехать к Суворову и передать от его имени: "что если было что от него мне, я сего не помню; что он может ехать сюда, где, надеюсь, не будет повода подавать своим поведением к наималейшему недоразумению".

Но на этот раз Суворов просто не мог сдержаться, чтобы не дать повода "своим поведением к наималейшему недоразумению", ибо полководца до глубины души возмутили нововведения и подражание прусской фридриховской системе.

Как всегда острый на язык, Суворов не сдерживал себя: "Я лучше прусского покойного великого короля, я, милостию Божией, батальи не проигрывал. Русские прусских всегда бивали, что ж тут перенять?" Или: "Пудра не порох, букли не пушка, коса не тесак, а я не немец, а природный руссак. Немцев не знаю - видел только со спины".

Известный биограф Суворова А.Ф. Петрушевский отметил, что Александр Васильевич не упускал случая "осмеять новые правила службы, обмундирование, снаряжение - не только в отсутствии, но и в присутствии Государя". Павел долгое время "переламывал себя и оказывал Суворову необыкновенную снисходительность и сдержанность, но вместе с тем недоумевал о причинах упорства старого военачальника". И все-таки в конце концов это Императору надоело, и когда Суворов сказал, что хочет вернуться в свое имение, тот ответил: "Я вас не задерживаю".