Идиотская любовь

1.
Уже больше года я не был в Саратове. Если честно, в мои планы на оставшуюся жизнь входило окончательно стереть из памяти этот город на Волге. Он меня раздражал. Своими старыми улочками, купеческими домами. Я ненавидел этот город. И скучал по нему. Спокойный, как старый мамонт, простой, провинциальный. Я любил его. Через плечо одна небольшая черная сумка. Белая рубашка, синие джинсы и темные очки на лбу. Шестнадцатое июля. Ровно середина лета. И Саратов. Еще два дня назад я даже не думал, что снова окажусь тут. Всего два дня и всё изменилось. Я вернулся в этот город. В наш с Лерой город. Протоптанный от одного конца до другого. Где родные каждая скамейка, каждая улочка. Вот тут мы целовались. А здесь… Здесь ругались. А вот в этом ресторанчике обедали. И целовались. А вот в этом парке снова ругались.
 
Ноги сами несут по городу, игнорируя моё мнение и желания. Им наплевать на то, что мне совсем не по пути. Они несут меня к проспекту Кирова. Саратовская пешеходная улица. «Прям как ваш Арбат», - говорят, кивая мне, саратовцы. Они гордятся тем, что у них есть улица «прямКакАрбат». И многие даже не догадываются, что в каждом городе, расположенном на Волге, есть такая вот «прямКакАрбат» улица. В Самаре это Ленинградская. В Казани – Петербургская. В  Нижнем Новгороде – Большая Покровская, в Твери – Трехсвятская. И каждый житель этих провинциальных городков рассказывает коренному москвичу, что их улица «прямКакАрбат» улица. Уж точно ничем не хуже. А я не знаю даже почему эталоном улиц стал именно Арбат. Для меня это загадка. Арбат совсем недавно стал пешеходной улицей. Еще до 86ого года по нему ходил троллейбус. А потом, как писал Булат Окуджава, Арбат «офонарел» -  стал пешеходным, в стиле ретро. Со скамеечками и фонарями. И следом каждый уважающий себя поволжский городок заразился этой идей. И каждый родил пешеходную улицу. Почему именно города на Волге заразились  – это для меня еще одна загадка. Я правда не знаю. Как, впрочем, не знаю, почему я вообще размышляю об этом. Да что там, я не знаю, что вообще делаю в этом городе…

«Фильм «Идиотская Любовь» сцена 18 дубль 1 «Саратов. Проспект Кирова 16 июля 2013». Камера, мотор, начали!

Лера обнимает меня за плечи, и целует почему-то в нос.

- Ты мой котик, - шепчет она. Приторно, слащаво. Но мы уже привыкли к таким обращениям. Я люблю быть котиком, ей нравится быть солнышком. У нас с этим проблем нет. Лера берет меня за руку и тащит по проспекту Кирова. Цветёт сирень. Этот запах вводит меня в панический ступор. Он предвестник аллергической реакции. Но при этом мне безумно хорошо. Я обнимаю Лерочку за талию и крепко-крепко целую. Уже не в нос, а в губы, страстно, покусывая нижнюю губу. Это миниатюрная, светленькая, голубоглазая девчонка. А может быть и зеленоглазая. Я так до сих пор не разобрался. В те моменты, когда мы любим друг друга, обнимаемся и целуемся, они голубые. Во время ссор они одним махом становятся зелеными. Я сразу же вижу эту разницу. Если у Леры глаза стали зелеными  - жди беды.

Но сейчас они небесно голубые. А сама Лерочка в кедах и лёгкой юбке. Она не идет, она летит. Как ёжик в мультике, который пел про облака и белогривых лошадок. Тот ёжик тоже тащил за собой медвежонка, который совсем не готов был подняться за ёжиком на небо.  Странный мультик. Но это один из любимых мультиков Леры.

2.
С тех пор прошло два года. Целых два года, но память запечатлела всё как на пленку. Кончики пальцев помнят как обнимали её спину, чувствуют хлопок ее кофточки под руками. Мои губы помнят влагу её язычка, который бессовестно пытается проникнуть ко мне в рот. А ноги несут дальше. В парк. К саратовскому цирку. Именно здесь она впервые меня поцеловала. Не я ее. А именно она. Мне хочется заострить внимание на этом воспоминании, но вместо этого мозг почему-то возвращает совсем в другое место и к другой сцене…

 «Кинокартина «Идиотская Любовь» сцена 29 дубль 2 «Москва, Новый Арбат, 21 марта 2014». Камера, мотор, начали!

- Ты просто ублюдок! Ублюдок, каких свет не видывал! – Лера сверкает своими зелеными глазками. Она готова меня убить. Порвать на лоскутки. Как, впрочем, и я ее. Играет какая-то дурацкая песенка по радио Нового Арбата. «Предутренний свет хранит твой секрет… что любви… больше нет…» Мимо проходят влюбленные парочки. Пожилая женщина останавливается, подозрительно оглядывает нас, но потом решает, что это не ее дело и движется дальше.

- Лер, я хочу как лучше! Ты же должна понимать, что это выход. Для нас обоих.
 
- Мааать твою, Георгиев, ты вообще чем думаешь? Жопой? Я вижу, ты не только ей думаешь, ты ей еще и разговариваешь. Ты заранее мог мне сказать? Мог бы со мной посоветоваться?

- Еще ничего не решено, Лер. Перестань орать. На нас смотрят люди. Какого чёрта ты тут устраиваешь?

- О! Я устраиваю! А ты всего лишь делишься своими планами на будущее. Лерочка, солнышко, мы тут переезжаем в Москву, давай, собирай шмотки. А ты спросил меня? Ты подумал как я куда-то поеду? Да у меня, ****ь, завтра же пол тела отнимется и что? Что ты будешь со мной делать? Кому я тут нахер нужна, в этой твоей Москве? Да, всё клёво, у тебя тут работа. Ништяк придумал. Ну и оставайся тут, какого чёрта ты со мной нянчишься? Иди в свою «Комсомолку». Берут его! Деньги будут у нас! На кой черт мне твои деньги, если меня не будет?

Лера замирает на секунду. Затем обреченно машет на меня рукой и отворачивается.

- Молодой человек, не угостите барышню сигаретой, - обращается она к проходящему мимо панку. Берет сигарету и затягивается. Лера не курила уже почти два месяца. Мы оба бросили курить. Одновременно.

- Господи, какая же ты идиотка, - цежу я сквозь зубы и двигаюсь в сторону метро. Она стоит всё там же. Презрительно смотрит вслед, поблескивая зелеными глазами.
 
3.
Я плавно сворачиваю в парк Отдыха. Лёгкий, тёплый ветерок. И солнце спряталось за деревьями. Наконец-то тень, а то я уже вспотел. Почему память так избирательна? Почему выдает те кадры из кинохроники, которые я не хочу видеть? Почему моя память телевидение, а не видеозапись, которую я мог бы перемотать на нужный мне момент или выбрать нужный ролик на Ю-тюбе?  Вместо этого лезут в головы ссоры. Скандалы. Вперемешку с ласками и нежными объятиями. Хотя… Хотя и в этом есть смысл. Такой была наша жизнь. Зелено-голубой. Голубо-зеленой. Не было полутонов. Не было мира и покоя. Была страсть. Жгучая, непроходимая. Мы любили друг друга бешено, до умопомрачения. Может, потому что у нас у обоих был такой характер. А может потому что знали - скоро всё закончится…

«Кинокартина «Идиотская Любовь» сцена 22 дубль 3 «Санкт-Петербург, у метро Девяткино, 02 июня 2014». Камера, мотор, начали!

- Какой же ты мелочный неудачник, Георгиев. Не-на-ви-жу тебя. Ненавижу, понял? – сверкает Лера зелеными глазами. Первый час ночи, белой ночи Санкт-Петербурга. Мелкий дождик. Серо, буднично. Мы идем на съемную квартиру, которую взяли на неделю. Чтобы просто побыть вдвоем, пожить и погулять по Петербургу.

- Лер, иди в жопу. Ты меня достала. Достала за эти три дня как никто вообще. Я видеть тебя уже не могу. Чего ты за мной прёшься, а? Ну не нравится тебе со мной – иди уже. Иди куда хочешь. Чёрт, ты недовольна всем. Не та погода, не то настроение. Ты мне всю поездку испортила. 

- Всю поездку мне испортила, - Лера передразнивает меня, - а еще мужик. Что ты вообще можешь? Твоя девушка устала, твоя девушка хочет просто заботы. Ласки. А не смотреть на пьяные рожи твоих друзей. И на твою, собственно.

- Я не видел их уже полгода! Я соскучился. Чёрт бы тебя драл, ты вообще понимаешь, что такое дружба? Твоя девушка устала! Твоя девушка недовольна! Твоя девушка то, твоя девушка другое. И что мне теперь, родить? – я перехожу на крик. В ночной тишине мой голос звучит особенно громко. Мы свернули в арку и почти подошли к своему подъезду. Неожиданно Лера останавливается, прижимается ко мне мокрой курткой и смотрит своими хитрыми голубыми глазами.
 
- Олег. Трахни меня, - тихо шепчет она. И её губы соприкасаются с моими, - прямо здесь. В Питерской подворотне.

4.
Я выхожу из парка. На часах без пяти двенадцать. И я опаздываю. Мы договорились с Марией Николаевной что в двенадцать я уже буду в Петропавловском соборе. На душе неспокойно, тревога растет с каждой минутой. Зачем я вообще согласился? Зачем я приехал в этот город, что я тут забыл? Почему у меня даже ни на минуту не возникло сомнения? Ведь я же мог просто взять и отказаться. Мог бы просто сказать, что занят. Что умер. Что не могу. Но вместо этого я сел и приехал. По первому же звонку Марии Николаевны. «Приедешь?» - спросила она. «Приеду», - уверенно ответил я. Хотя не был уверен. Совсем даже. До сих пор не уверен. Но ноги уже было не остановить. Как, впрочем, и мысли.

«Кинокартина «Идиотская Любовь» сцена 18 дубль 1 «Саратов. Дома у Леры. 12 июля 2014». Камера, мотор, начали!

- Мур, - Лера лежит в кровати, закутавшись в пуховое одеяло. Я за компьютером. В квартире полумрак, свет идет только от включенного монитора. Я делаю вид, что ничего не слышу.

- Мур, мур, мур…

- Так, Ковалёва, - я поворачиваюсь к Лере, стараюсь говорить строго, но, видя ее светящиеся голубые глазки, по лицу расплывается улыбка, - ну ты же знаешь, мне надо закончить эту чёртову статью. Прошкин меня завтра порвет, если я не напишу. Она нужна им уже сутра.

- Конечно, конечно. Пиши, - из-под одеяла аккуратно, неспешно, как носик ёжика, показываются пальчики ног, а за ними и сама ступня. Пальчики играют и призывают к себе. Я заворожено смотрю за этим движением и понимаю, что уже всё. Работа остается на утро.

- Лер.. Я…

- Мур, мур, мур…- одеяло сползает с маленького, но безумно красивого женского тела. И я полностью теряю контроль над ситуацией…

5.
Наконец я дошел до храма. Куда, собственно, должен был дойти еще час назад, если бы не эта идиотская прогулка по городу. По воспоминаниям. Я зашел на территорию и перекрестился. В храме я не был еще дольше, чем в Саратове. Хотя приучен к Церкви с самых детских лет. У меня очень верующая мама. Как, впрочем, и у Леры. В этом мы очень похожи. Наш бунт против родителей перерос в бунт против церкви.

Прямо с порога в нос ударил запах, знакомый и даже родной. Запах ладана и плавящегося воска. Этот запах вызвал какое-то ностальгическое чувство. Чувство вернувшегося детства. И снова воспоминания вернулись к Лере. В день, когда она мне впервые рассказала, что у нее рассеянный склероз. Несмотря на шуточное название, это очень страшное хроническое заболевание. В тот день, например, когда Лере все же пришлось рассказать мне о заболевании, у нее полностью отнялась правая рука.

«Кинокартина «Идиотская Любовь» сцена 18 дубль 1 «Саратов. Дома у Леры 06 ноября 2013». Камера, мотор, начали!

- Господи, Олег… Ты как моя мама, - Лера утирает слезы и улыбается, - ну какая церковь? Ты правда думаешь, сейчас схожу помолюсь Боженьке и все разом пройдет?

- Нет… Дело не в этом… Просто может… Не знаю, - я окончательно сконфужен. Я не знаю что делать, как реагировать. Лера больна. Смертельно больна, - я люблю тебя, Солнышко. Мы со всем справимся.

- Ты понимаешь, что я не могу поехать с тобой в Москву? У меня здесь Пётр Юрьевич, он мне жизнь спас. И я ему доверяю. А кому я там нужна в Москве?
- Господи, Лер… Там же самые лучшие врачи… Там…

- Нет, Олег… Нет. Ты же понимаешь… Ну если не понимаешь, я ничего не могу тебе доказать. Сейчас мне придется опять в больницу ложиться, понимаешь? Всё… Лафа закончилась. И самое страшное, я не знаю когда оно снова вернется. А оно обязательно вернется. И будет только хуже. С каждым днем, с каждым годом.

- Конечно… Конечно, Лер… Всё будет… Всё будет хорошо!

- Олег… Я руку не чувствую. Вообще. Понимаешь? Какой к черту хорошо? Вполне вероятно, что я вообще никогда ее больше не почувствую. А ты «в церковь сходи…» Иди ты на хер со своим «хорошо». Чудно всё просто…

Я пододвинулся ближе и обнял Леру. А она положила мне голову на грудь и расплакалась. Я глажу ее и шепчу ласковые слова. Утешаю ее.

6.
Сердце совершенно неожиданно начинает колотиться с бешеным ритмом, как птица, которая поняла, что ее заперли в клетку. Где я? Зачем я тут? Я не видел Леру уже целый год. Я не видел Марию Николаевну еще больше. Я не видел этот чёртов Саратов. И я не хочу. Не хочу. Не хочу… Они стоят в храме. Человек двадцать. Батюшка. Кадило. И гроб. Я как во сне подхожу ближе. Мария Николаевна в чёрном платке. Она заметила меня и подошла. Глаза опухли от слез.

- Олег… Спасибо. Спасибо что пришел. Перед тем… Перед тем как совсем отключиться она… Она только тебя вспоминала. Она сказала… Она разговаривала с тобой… Думала ты рядом… И я не смогла не позвонить.

Я киваю головой. Я где-то в другой реальности. Да это, собственно, никакая и не реальность. Это кино. Идиотский фильм о любви.

«Кинокартина «Идиотская Любовь» сцена 18 дубль 1 «Саратов. Дома у Леры 06 ноября 2013». Камера, мотор, начали!

- Какой же ты мерзкий, чёрт! Какое же ты ничтожество! Оторвись уже от своего сраного монитора! Ты сидишь у меня в квартире, спишь у меня на кровати. И даже пальцем об палец не можешь ударить! – зеленые глаза. Бешеные зеленые глаза. Я стараюсь в них не смотреть, - убирайся отсюда. Убирайся из моего дома. Иди отсюда.

- Я никуда отсюда не уйду, Лер. Это и мой дом тоже. Здесь мой компьютер. Здесь мои книги.

И это сказано, конечно, зря. Только не сейчас. Только не этим бешеным зеленым глазам.

- О как мы заговорили! – Лера как ошпаренная подскочила ко мне, - вот как мы заговорили! Книги, говоришь, твои тут? А чего это они твои? Раз они у меня, значит они мои.

Лера хватает одну. Спиноза. Куплена в марте на одном книжном сайте в интернете. Еще не прочитана. Из серии по философии. Для коллекции. Одним размашистым движением Спиноза превращается в клочки бумаги. У меня теперь не одна, а три книги. Спиноза приказал долго жить. Я вскакиваю со стула. И молчу. У меня нет слов. Что-то внутри оборвалось. Обвалилось. Лера хватает другую книгу. Стивен Кинг «Песнь Сюзанны». Шестая из семи книг. Серия «Тёмная башня». Я собирал эту коллекцию больше пяти лет. По мере написания серии. Эту книгу я заказывал специально через частные коллекции, с рук, так как нужно было именно это издание, а в магазине уже невозможно такую купить. Меня начинает трясти и на глазах выступают слезы. Чёрт бы их побрал – слёзы! У меня! Тысячу лет не было никаких слёз. А тут… Юрий Шевчук «Сольник. Альбом стихов». С личной подписью автора. Подарок…

- О! Это же тебе соска твоя подарила, да? Как же опрометчиво с твоей стороны было перевозить ЕЁ книгу ко мне. Теперь же она моя, правда.
- Она же… Она с подписью…

- ****и твоей? Так я же подотру зад этой подписью, не переживай, - книга разлетается на две части. Книги нет. Меня тоже.

- Мне подарила ее моя сестра… - я надеваю рубашку, обуваюсь и выхожу в подъезд. Спускаюсь по лестнице. Вслед истеричные вопли.

- Олег… Не уходи… Не уходи, ты же не уйдешь… Я люблю тебя. Я не смогу без тебя. Она босиком догоняет меня. Уже на улице. Босиком и в ночной рубашке. Она плачет. Пытается обнять. Поцеловать. И когда я уже почти вырвался, вдруг взрывает тишину ночи: «Задыхаясь, я крикнула: шутка. Всё что было. Уйдешь? Я умру…». Это наше любимое стихотворение. Это наше стихотворение. Я замираю на секунду и продолжаю: «Вернулся спокойно и жутко. И сказал: не стой на ветру…». Смена кадра. Два дня спустя. Поезд Саратов-Москва. Я один. Почти без вещей. На душе пустота. В телефоне сто пять смс с просьбами вернуться. И обещаниями что все изменится. Так и случилось. Всё действительно изменилось.
 
7.
- Дорогие братья и сестры, - батюшка смотрит куда-то себе под ноги. Что он там нашёл, только ему известно. Ну, еще, конечно же, Богу… Кадило висит у священника на правой руке и тихонько позвякивает, распространяя запах ладана, - я понимаю, что это для вас страшная утрата… Одно дело когда уходят старики и совсем другое, когда мы теряем молодых. Это больно, это тяжело, но мы должны понимать, что Бог ничего не делает просто так. В итоге, что бы Бог не делал, Он делает только лучше для нас.

- Да пошёл ты со своим «хорошо»… - шепчу я. И больше не слышу его нелепое бормотание. Я смотрю на свечу. У изголовья гроба. Только на свечу. Она потихоньку догорает, трещит. Огонек иногда дёргается. Практически потухает. Но нет, снова горит. И трещит.

- Вы можете попрощаться с покойной, - батюшка начинает петь «Со святыми упокой». Подходят по одному. Мама дольше всех стоит у изголовья. Она кричит. Она что-то просит у Бога. Плачут все. Это правда жуткое зрелище. Но у меня нет слез. Я где-то в другой реальности. Я тоже подхожу. Маленькое, светленькое личико. Оно лишь отдаленно напоминает мою Леру. Нет, это не она. У моей Леры не могут быть закрыты глаза. Это не она. Я смотрю на это личико и отхожу. Слез нет. Проходят оставшиеся люди.

- Будем тут заколачивать? – спрашивает батюшка. Мария Николаевна вышла на улицу. Точнее ее вывела сестра, ей плохо. Папа Леры кивает. У него тоже припухшие глаза и очень уставший взгляд. «Со святыми упокой»… Крышка гроба. Два большущих мужика. Накрывают. Подставляют гвозди. И неожиданно громко, раскаты эха расходится по всему храму, начинают долбить по гвоздям молотками.
И вот тут у меня что-то прорвалось. «Она же там… Она там… Одна… Так не может быть. Нельзя заколачивать крышку… Ей же нечем будет… Дышать…» И всё. Я прислоняюсь к столбу и тело сотрясается от рыданий. «Не надо. Не надо. Ей же нечем будет дышать…», - бормочу я, - идиотка… Какая же ты идиотка, Лера…»

8.

Переписка В Контакте:
16 июля 2014
Лера: Котик, я так люблю тебя. Я приеду, правда. Я не могу без тебя.
Олег: Я люблю тебя, Солнце. Всё будет хорошо. Мы справимся?
Лера: Мы справимся

27 октября 2014
Олег: Да пошла ты в жопу, Лер. Ты просто ненормальная истеричка.
Лера: О! Кто бы говорил! Маменькин сыночек! Хорошо тебе там, у титьки мамкиной? Вкусно, сосунок?
Олег: Иди в жоооопу. Сиди там в своем Саратове, чеши коту яйца. Через двадцать лет у тебя будет двадцать котов. И идеальная жизнь.
Лера: Какой же ты ублюдок, Георгиев. Как же я тебя ненавижу. Ты же знаешь что у меня не будет двадцати лет. И двадцати котов. Какое же ты говно…
Олег: Перестань. Перестань истереть! Как же я от тебя устал… От твоих постоянных истерик…
Олег: Я люблю тебя…

*Вы не можете отправить сообщение данному пользователю, так как он ограничивает круг лиц, которые могут присылать ему сообщения.*

Олег:  Ты добавила меня в черный список? Какая же ты идиотка, Господи…