И я сказал себе Нет!

            р о м а н               

                ГЛАВА 1

– Собирайся, Орбел, сегодня ты поедешь со мной.
– С чего бы? – Юноша недоверчиво посмотрел на отца: – Вот уже несколько лет ты только и делаешь, что уединяешься с сотрудниками, проскальзывающими в твой кабинет с детективной таинственностью; плотно закрываешь дверь, говоря по телефону; не отвечаешь ни на один вопрос, если речь идет о твоем эксперименте; и вообще игнорируешь нас с матерью, будто мы тебе чужие… И вдруг на тебе! Ни с того ни с сего: «Собирайся, мы едем»...
– Значит, так было надо тогда и так надо сейчас, – отрезал отец. Бесстрастно выслушивая тираду сына, он завязывал перед зеркалом галстук тщательнее обычного. – Лучше взгляни, хорош ли узел.
– Узел-то хорош, да сам галстук… – Сын выразительно поморщился и покачал головой.
– Так подбери что-нибудь более подходящее. Только побыстрее.
– Ну конечно, у тебя как всегда мало времени, – ворчал Орбел, перебирая разноцветные языки галстуков на внутренней панели отцовского шкафа. – Мог бы и заранее предупредить. Сам наряжаешься, а мне за тобой, что – в домашних шлепанцах бежать?
Уже в машине Орбел, не скрывая досады, сказал:
– Может, все-таки объяснишь, куда мы едем?
– В НИК, разумеется. Конференция у нас. Международная. Но при этом конфиденциальная. Для узкого круга специалистов, наших и зapyбeжных.

Просторное помещение, в котором, как знал Орбел, должна была располагаться секретная лаборатория отца, сегодня выглядело неожиданно празднично. Музыка, мягкий свет, стол с угощениями… и люди. Довольно много людей.
Романа Борисовича Фальковского и Ольгу Пескареву Орбел знал, они были сотрудниками Научно-исследовательского комплекса, то бишь «НИКа», и часто приходили к отцу домой. Остальных же видел впервые.
Его внимание привлекла девушка у плотно занавешенного окна. Своим присутствием она вносила явный диссонанс в галерею чопорных, самоуверенных лиц, на которых печать глубокого ума заслоняла все прочие человеческие качества. С чувством восхищения и любопытства Орбел разглядывал ее длинное, грациозное тело, очень узкие плечи и бедра. Ее движения были настолько плавны и грациозны, что вся она будто струилась, будто под облегающим оранжевым платьем скрывались не кости, облаченные в мускулы, а какая-то удивительно пластичная упругая масса.
Ученый мир хорошо знал его отца – по международным конгрессам и симпозиумам, по регулярным публикациям в научных журналах, и Орбел нисколько не удивился, когда при его появлении все бросились к нему, чтобы пожать руку, выразить свои симпатии и уважение.
– О-о, мистер Карагези! Рад. Чрезвычайно рад засвидетельствовать вам… – широко улыбался странноватого вида пожилой американец с большими, подвижными руками. Он был руководителем обширного лабораторного городка и прославился оригинальными исследованиями в области генетики и микробиологии.
– Дорогой коллега! Видеть вас для меня истинное удовольствие, – радушно, на свободном английском приветствовал гостя отец. – Мистер Кларк, разрешите представить вам моего сына.
Жесткая кисть Орбела хрустнула в медвежьем рукопожатии американца.
– Мистер Эдвард Тернер! Счастлив видеть вас. Что нового в старой Британии?… Бесподобная фрау Виллер! Слушал вас в Гарварде, это было прелестно – изящно и эффектно… Это мой сын, фрау Виллер. Прошу любить и жаловать… Дон Монорес! Благодарю вас… Мое почтение, мистер Калчер!.. Господа! Я всем вам выражаю свою глубокую признательность за то, что откликнулись на мою просьбу и нашли время посетить нас… – Карагези сердечно жал руки светилам, находя для каждого нужное слово.
Не без гордости наблюдая за отцом, Орбел с доброй иронией подумал: «Зафанфаронил старик... Ох, зафанфаронил. Уж всем вроде бы доказал, что умен за десятерых, а все не упускает случая лишний раз сорвать аплодисменты. Есть грешок – любит порисоваться., пощеголять знанием языков.»
– Для начала, дамы и господа, прошу всех к нашему скромному столу. Думаю, небольшой а-ля фуршет никому не помешает.
Не дожидаясь повторных приглашений, гости окружили стол, откупоривая бутылочки с прохладительными напитками, разбирая заранее приготовленные Оленькой бутерброды. Девушка в оранжевом платье, оттолкнув от стола Фальковского и фрау Виллер, схватила несколько бутербродов с бужениной и попыталась съесть их все сразу, не обращая внимания на вытянувшиеся от напряжения и конфуза лица хозяев лаборатории. Орбел заинтригованно следил за ней. Карагези, заслонив собой девушку, попытался отвлечь гостей разговорами о генной инженерии.
– Оля, кто это? – шепотом спросил Орбел.
– Это..? Лилит, – деланно беспечным тоном ответила та и увела лавандовый взгляд в сторону.
Дожевывая бутерброды, ученые сгруппировались вокруг Карагези. Здесь были биохимики и социобиологи, психологи и антропологи.
Прелестная дикарка между тем, зажав в узких ладошках новую порцию бутербродов, вернулась в укромное место между сейфом и окном и с завидным аппетитом уплетала их. Темно-карие сумрачные глаза ее тревожно смотрели из-под округло выступавшего лба.
«И где отец такую откопал», – думал Орбел, не спуская с нее глаз. Его поражал контраст между изяществом совершенных форм, грациозностью движений – с одной стороны, и непристойной алчностью и невоспитанностью – с другой. – «Кто она? Пловчиха? Гимнастка? Акробатка? А может, балерина? – гадал он, пережидая, когда девушка наконец насытится, чтобы не смутить ее. – «Спортсменов и балерин держат на строгой диете. Вот она, наверное, и дорвалась».
– Привет, Лилит, – сказал Орбел тем игриво-беспечным тоном, каким обычно заговаривал с девушками, и пододвинул ей стул: – Не хочешь присесть?
Она вскинула на него быстрый подозрительный взгляд – одна щека ее смешно оттопыривалась. Так и не дожевав, девушка судорожно глотнула, и лицо ее снова стало симметричным. Большие, ничего не говорящие глаза не отрываясь смотрели на Орбела. Наконец она с усилием, как ему показалось, произнесла:
– П...привет... Лилит.
Наверное, это надо понимать так: «Привет. Лилит», подумал он. Она решила представиться ему, не расслышав, что он уже назвал ее по имени. Улыбнувшись, Орбел ответил:
– У тебя очень милое имя. А меня зовут Орбел. Давай знакомиться.
Она выслушала его, слегка наклонив голову набок, и с той же интонацией… вернее – без нее, повторила:
– П...привет... Лилит.
Улыбка соскользнула с его лица.
– Ты потрясающе выглядишь.
Ее губы раскрылись подобно бутону, глаза не отрываясь смотрели в его глаза.
«Ах, вот в чем дело! – осенило Орбела. – Девушка иностранка. Она плохо понимает по-русски.»
Он заговорил с ней по-английски, по-немецки. Даже по-армянски. Она безмятежно созерцала его. Тогда он, для наглядности тыча пальцем себе в рот, спросил:
– Ам-ам. Кушать... Если хочешь, я принесу.
Она поняла его и, казалось, обрадовалась:
– Лилит кушать хочет.
– Как, еще?!. – не удержался он и, устыдившись своей бестактности, поспешил добавить: – Понял. Я мигом. Подожди.
Он подошел к столу – отец, не прерывая беседы, краем глаза наблюдал за ним – уложил на тарелочку целую горку разных бутербродов и вернулся к девушке, уютно устроившейся на предложенном им стуле.
– Вот, пожалуйста. Это тебе.
Она посмотрела на еду, потом на него и снова сказала:
– Лилит кушать хочет.
Стоя перед девушкой с тарелкой в руке, Орбел растерялся.
– Лилит кушать хочет.
Он озадаченно смотрел на нее, она – на него – до тех пор, пока взгляд ее не затуманился. Веки, будто под тяжестью ресниц, медленно опустились, она поджала под себя ноги, склонила голову на грудь и… уснула.
Орбел оскорбился. Впервые девушка засыпает от скуки в его присутствии. Он нашел взглядом отца и, поймав его ироническую усмешку, поспешил присоединиться к остальным.
Ученые толковали о тайнах самовоспроизводящейся клетки, о первичных органических молекулах, о ДНК и РНК, о протеиноидных микросферах. Дон Монорес ни на секунду не отрывал взгляда от лица Карагези. Мутно-зеленые, как стоячее болото, глаза Кларка обшаривали углы и стены лаборатории. Ученая беседа явно не интересовала его. Он ждал все нетерпеливее обещанного советского сюрприза. Ту же особую настороженность можно было уловить на лицах всех приглашенных. Орбелу тоже не терпелось поскорее увидеть результат многолетней, окутанной тайной, работы отца. А Карагези, казалось, намеренно мучил всех, наслаждаясь своей властью над их помыслами.
– Тигран Мовсесович… – не выдержав, взмолился испанец.
– Вы испытываете наше терпение, – подхватил американец.
Остальные тотчас присоединились к ним.
– Хорошо-хорошо, будь по-вашему. Перейдем к непосредственной цели нашей встречи. Могу сказать вам только, что результаты нашего эксперимента значительно превзошли ожидаемые. Здесь, в ничем не примечательной с виду лаборатории, мы открыли новую эру научных достижений. Не боюсь показаться нескромным… Мой эксперимент можно было бы считать законченным, если бы не одно «но»… – Он сделал долгую паузу… глубоко вздохнул. – Это «но» тревожит меня и моих коллег. Вот почему мы так долго не раскрывали тайну. Скажу больше – эта тайна превратилась в непосильную ношу, которую я лично не могу больше нести один. И, заручившись согласием руководства, я пригласил вас, ведущих отраслевых ученых, чтобы держать с вами совет. Может быть, сообща мы сумеем найти выход. – Он обвел присутствующих одновременно и торжественным и скорбным взглядом.
Заинтригованные многообещающим вступлением, ученые заверили его в искренней готовности прийти на помощь.
- Фрау Виллер, я вспомнил о вас в первую очередь. – Карагези взял руку немки в свои мягкие теплые ладони, – уповая не столько на ваш ясный ум блестящего ученого, сколько на сердце женщины.
Фрау Виллер была польщена его особым доверием.
– Так покажите же, наконец, то, что вы так долго и упорно от всех нас скрывали! – Она ободряюще сжала его руку. – Смелее, коллега! Уверена, вместе мы сможем решить все ваши проблемы.
– Дорогие мои товарищи и господа! Вы напрасно торопите меня. Я и не собирался интриговать вас. Все вы давно имеете возможность лицезреть уникальный плод наших трудов.
Ученые озадаченно переглянулись: не вздумал ли Карагези подшутить над ними? А тот выдержал эффектную паузу, шагнул в сторону от окружавших его гостей и широким жестом указал в дальний конец помещения:
– Прошу вас!
Взгляды всех обратились к сладко спящей в уголке девушке. Орбел ничего не понимал.
– В… вы… вы хотите сказать?… – пробормотал нетерпеливый испанец.
– Да. Именно это я и хочу сказать, – улыбнулся Карагези, наслаждаясь всеобщим замешательством.
Ольга и Роман Борисович заняли позиции готовности между девушкой и присутствующими.
– О, нет, – замотал тяжелой головой американец. – Это невозможно. Я, посвятивший всю жизнь генетике, заявляю со всей ответственностью: на сегодняшний день это невозможно.
– Мне удалось овладеть тайной процесса репликации на основе использования рибонуклеиновой кислоты, – перебил его Тернер, краснея от внутреннего напряжения. – Но дальше пойти не смог. Потому что дальше – тупик.
– Простите, дорогой коллега, – сдерживая возмущение, подступился австралиец Калчер, – но это подлог. Другого не дано. Другого быть не может.
– Потому что не может быть никогда? – усмехнулся Карагези. – Так мы продолжим демонстрацию или отменим ее, мирно прервав наше неначавшееся содружество?
Гости снова переглянулись. Советские ученые с красноречивым единением сгрудились позади Карагези. Кларк беспомощно развел руками, выразив общее состояние недоверия, растерянности и… готовности продолжить необычную конференцию.
– Лилит… – тихонько позвал Тигран Мовсесович. Девушка тотчас подняла голову, насторожилась, но продолжала сидеть в той же позе. – Ко мне, Лилит! Живо! – приказал Карагези, хлопнув себя по ноге.
– Отец! Как ты можешь так с.девушкой! – возмутился Орбел. Его реплика осталась без внимания.
К неописуемому изумлению гостей, девушка одним невероятно длинным, невероятно мощным и в то же время грациозным броском, при котором тело ее горизонтально распласталось в воздухе, перелетела через несколько сдвинутых лабораторных столов и оказалась у ног своего повелителя.
– Умница, Лилит. Молодец. – Карагези поощрительно погладил ее по голове.
Гости, и советские и зарубежные, были в шоке. Орбел не составлял исключения.
– Девушка-пантера, – пробормотал Кларк.
– Встать, Лилит! Ап! – Карагези щелкнул пальцами. Девушка неохотно поднялась на ноги. А он скорбно-извиняющимся тоном пояснил: – Пока она слушается только команды, произнесенной четко и властно.
– Сколько же ей лет? – поинтересовался кто-то из присутствующих.
– По аналогии с человеческим возрастом примерно семнадцать. Но мы потратили на нее значительно меньше времени – неполных четыре года.
– Невероятно, – не скрывая зависти, пробормотал Монорес.
– Потрясающе, – вторил ему Калчер.
– Какое удивительное создание, – прошептала фрау Виллер и, помня оказанное ей доверие, потянулась к девушке: – Дитя...
– Осторожно! – крикнул Карагези. Но опоздал. Аккуратненькие, сахарные зубки Лилит впились в опрометчиво протянутую руку. – Не сметь!
Оля и Роман Борисович, стоявшие наизготове, бросились на Лилит, оттащили ее в сторону. Их действия были излишними – после гневного окрика хозяина Лилит сразу сникла, чувствуя себя виноватой, и отнюдь не собиралaсь сопротивляться. Фрау Виллер, поджав губы, разглядывала ровный бисерный овал и две проступившие капельки крови на своей руке.
– Да оставьте вы ее в покое! – прикрикнул на сотрудников раздосадованный Карагези. – Принесите лучше йода.
Ольга бросилась в соседнее помещение, а Карагези оправдывался перед пострадавшей.
– Право, мне ужасно неловко. Я обязан был предупредить. Лилит не выносит чужих? Да она, собственно, никого и не видела. Ее можно понять, учитывая…
– Не верю! – вдруг злобно выкрикнула фрау Виллер. – Не верю ни единому вашему слову! Ложь! Подлог! Фальсификация. Ваша девица – взятая напрокат актриса. А кусаться – премудрость небольшая.
– Наверняка спортсменка, – подсказал австралиец.
– Ни один, даже самый тренированный спортсмен не способен на такой прыжок, – в раздумье покачал головой Кларк. – Без разгона, из сидячего положения...
– Прыжок – не показатель.
– Укус – тем более.
– А ее глаза, – не уступал американец. – Посмотрите в ее глаза! Такое не подделаешь. В них нет и намека на интеллект.
– Разве на Земле мало родится дебилов, умственно неполноценных, но развитых физически? – огрызнулась фрау Виллер. 
Карагези жестом призвал собравшихся к тишине:
– Чтобы покончить с сомнениями, я сейчас кое-что продемонстрирую вам… Лилит, – позвал он ласково. Девушка подняла на него выжидательно-преданный взгляд. – Покажи животик, Лилит. Ну! Быстренько! Покажи животик.
Девушка, явно обученная этой команде, подхватила полы платья и, грациозно извиваясь, потянула их наверх.
Орбел во все глаза смотрел на ее длинные, сильные ноги, на белые трусики, на гладенький упругий живот.
– Отец! Что ты делаешь? – прошептал он.
Возглас Кларка заглушил его:
– Смотрите… Смотрите! У нее нет пупка!!! Она не рождена от женщины…
Ученые волновались, спорили. Карагези стоял с холодным, замкнутым выражением лица. Он ждал от них помощи, но не получил ее. И, окончательно потеряв интерес к приглашенным, предоставив им возможность выговориться, отошел к сыну.
– Ну, что ты думаешь обо всем этом?
– Я ничего не понимаю, отец, – признался Орбел.
– Надеюсь, ты не разделяешь подозрений, что я устроил здесь спектакль, что пупок ей, к примеру, я залепил пластилином?
– Отец, ведь я жил рядом с тобой со дня своего рождения...
– Не обижайся, что я не посвящал тебя раньше... Раньше нельзя было. Ты очень нужен мне, Орбел. Ты даже не представляешь, как ты мне нужен. На тебя теперь, можно сказать, единственная надежда.


ГЛАВА 2

Возвратившись домой, они, не меняя одежды и отказавшись от вечернего чая, уединились в кабинете. Отец неторопливо принялся расхаживать по комнате, Орбел, следя за ним, ерзал на стуле. Наконец, отец остановился и сел подле него в кресло.
– Могу понять твое нетерпение. Ладно... приступим... Ты, конечно, знаком с профилем моих исследований. Кроме того, ты следишь за периодикой и хорошо ocведомлен о поисках учеными разгадки происхождения жизни на Земле, секрета возникновения протоклетки и ее поразительной способности к самовоспроизведению. Уже довольно успешно ведутся опыты по созданию искусственным путем органических молекул, входящих в состав живой клетки. Помнишь, кто первым предложил воздействовать на них солнечной радиацией и энергией электрического разряда? Наш соотечественник Александр Опарин. Позднее это было проверено экспериментально американцем Миллером. Он смоделировал земную атмосферу, подогрев смесь воды с метаном и аммиаком, и пропустил через нее электрический разряд. Так началась эра проникновения в корень жизни, первые попытки воссоздать живую клетку путем химической эволюции первичных органических молекул… Пошли дальше. Биохимик Фокс разработал в теории и показал на практике, как в протеиноидных микросферах, богатых аминокислотой лизином, происходит каталитическое образование аминокислотных и нуклеиновокислотных цепочек, то есть генетического кодирующего механизма живой клетки...
– Мы можем сообща вспомнить дальнейшие опыты американца Оргела по воссозданию процесса репликации, селективных сочетаний нуклеотидов и аминокислот. Кэанс-Смита, полагающего, что РНК слишком сложно организована, чтобы стать исходным генетическим материалом. – Орбел начинал нервничать. Не этого он ждал от отца. – Но...
– Стоп! Мы подошли к главному. – Карагези откинулся на высокую спинку кресла, сделал внушительную паузу, чтобы сын осознал всю значительность момента. – По мнению весьма кстати упомянутого тобой Кэанса-Смита, РНК эволюционировала от более примитивной, на наш взгляд, самовоспроизводящейся структуры. Ты помнишь, что он имел в виду?
– Конечно. Он имел в виду глину, – устало отозвался Орбел.
– Совершенно верно, – подхватил Карагези. – Глина! Уникальнейшая среда. Образуется на кристаллической решетке из атомов…
– Кремния, алюминия, кислорода и водорода.
– …Которые имеют обыкновение накапливаться отдельными слоями. Но! С ростом кристаллов в решетке возникают искажения.
– Ну да. Место кремния, например; занимает алюминий.
– Молодец, сын. У тебя хорошая память. А помнишь эксперименты Вейса из Западной Германии? Он обнаружил, что информация искажений копируется последующими слоями решетки. Вот в чем фокус. Вот что заинтересовало меня. Вот чем я занимался большую половину своей жизни в науке. Изучая свойства обыкновенной глины, я сумел доказать экспериментально, что глина выборочно соединяет нуклеотиды, образующие затем устойчивые связи. Не буду сейчас морочить тебе голову закономерностями накопления энергии в дефектных структурах глины и ее последующего высвобождения. Мои статьи и доклады на эту тему, как ты знаешь, обошли весь мир. Но когда мне удалось доказать – не кому-то там, а самому себе, что глина и есть система протожизни, признаюсь, я потерял покой. Я потерял, в буквальном смысле, почву под ногами. «Тигран! – сказал я себе. – Ты слепец! Ты искал протожизнь, а сам ходил по живому. Ты топтал, попирал ногами собственную колыбель, которая дышит, взаимодействует с окружающей средой. Самовоспроизво-дится! Живет!» И я окончательно уверовал, что способен вот этими самыми руками, подобно библейскому богу, замесив глину, создать из праха земного Адама и Еву.
Орбел отказывался верить своим ушам.
– Итак, – продолжал Карагези, – для того, чтобы в глине начался процесс кристаллизации, нужна солнечная энергия, преобразуемая веществом в химическую энергию, электрический разряд и... вода. Дождь. Лужа. Но жизнь, как мы подозреваем, зародилась в океане и, возможно, с помощью все той же глины, оседавшей в виде ила на дно. А океаническая вода по своему составу близка... крови млекопитающих. Нашей крови! Вот, в чем мой основной секрет. Не вода, а кровь! Но об этом до поры до времени никто не должен знать. Ты – единственный, кому я доверил свою тайну. Я взял за жидкую основу плазму крови и... получил творение из праха земного. Сегодня ты лично познакомился с ним.
Орбел смотрел на отца и не мог разжать зубы – все слова, способные зародиться в нем, вдруг утратили смысл.
– Конечно, я не бог и даже не скульптор. Все это художественные аналогии, не более того. Я ученый. «Замесить глину» – лишь эффектная фраза, за которой годы раздумий, поисков, расчетов, опытов и ошибок. За которой аппаратура, инкубаторы с идеальной средой, термостатами и увлажнителями, дозированной радиацией и электрической насыщенностью водяных паров. Я сутками не разгибал спины, не отходил от микроскопа… Человек тщеславен. Возомнил себя божественной копией. Дарвин низвел наших предков до обезьяны. Я спущусь еще ниже – к праху земному.
– Я не ослышался? Не помутился рассудком? – оборвал его Орбел, вновь обретая дар речи. – Ты создал Лилит из… глины? – В его вопросе прозвучали упрек и разочарование. – Зачем ты это сделал, отец?
Меньше всего Карагези ожидал такого вопроса. Он думал, Орбел вскочит с места, бросится к нему с восторженными похвалами. Ведь он шагнул туда, куда никому в мире дойти не удавалось. Нет, положительно, он ждал от сына иной реакции.
– Легенда о создании человека из глины, из праха земного имеется едва ли не у всех народов мира, – сказал он обиженно. – У античных греков и иудеев, у вавилонян, шумеров, древних китайцев и египтян, среди племен Центральной Индии и аборигенов Австралии, у индейцев Америки и Африки. Жители островов Палау в Тихом океане уверены, что людей лепили из глины, замешенной на крови животных. Заметь: на крови. Не я первый додумался до этого. За тысячи лет до меня человеческий ум искал и постигал, казалось бы, непостижимое. А может, просто знал? По вавилонской легенде, бог Бел отрезал собственную голову, чтобы другие боги, смешав его кровь с землей, вылепили первых людей. Не удивительно ли?… По-еврейски «Адам» значит «человек», «адама» – «земля».
– Я смотрю, в оппоненты ты выбрал себе Библию и мифологию, – усмехнулся Орбел. – Но тогда тебе следовало бы назвать свое творение Евой, а не Лилит.
– Э-э, нет. Ева была создана из ребра Адама, а не из глины. В предании же о Лилит, как о первой жене Адама, Бог сотворил обоих из глины. Вот почему я выбрал именно это имя. Я хотел воссоздать первую прекрасную дочь Земли. И я это сделал. Моя Лилит должна пленить мир.
– Прости, отец, ты знаешь мои увлечения мифологией, и я могу кое в чем тебе возразить, напомнив образ диаметрально противоположный той прекрасной соблазнительной деве, которую желали видеть в ней поэты и писатели. В Библию твою Лилит не включили. Как о Первой Еве, о ней впервые упоминалось в каббалистической книге «Разиэл». А в книге «Зогар», расставшись с Адамом, она становится злым демоном. И уже отсюда перекочевывает в европейскую литераrypу, как прекрасная, но дьявольская женщина, убивающая детей и издевающаяся над спящими мужчинами.
– Замолчи, – отмахнулся отец. – Я такого не помню.
– А вот я помню, – настаивал Орбел. – В одном из преданий она стала женой демона Сатаниила.
– Чего ты хочешь? Зачем портишь мне знаменательный день? – поморщился Карагези.
– День действительно знаменательный, – согласился Орбел. – Лилит прославит и увековечит тебя. Описание твоего беспрецедентного эксперимента войдет в учебники и справочники. Но… насколько я смог заметить, с Лилит, мягко говоря, не все в порядке.
– Увы, – вздохнул Карагези.
– Кто она? Объясни: юная дикарка, которую ты не успел еще оформить в существо социальное, или… право же, не поворачивается язык… животное в облике человека?
– В этом-то вся загвоздка, – хмуро признался Карагези. – Я и сам до конца не могу понять, кого сотворил. Что с ее мозгом? И что именно тормозит нормальное умственное развитие… или вовсе исключает его. Отсутствие наследственности? Дефекты генного кода? Или мозг не поддается ускоренному развитию? Кажется, я сойду с ума, если не решу эту загадку.
– Она произносила отдельные фразы, – вспомнил Орбел. – Как же вам удалось ее этому обучить?
– Поначалу не удавалось вовсе, сколько не бились. А потом... Идея принадлежит Пескаревой. Она притащила из дома говорящего какаду и в присутствии Лилит стала разговаривать с ним. Затея неожиданно увенчалась успехом. Лилит научилась повторять за нами несколько фраз...
– Как попугай? – с горечью уточнил Орбел.
– Как попугай... – Отец вздохнул.

На следующий день зарубежные газеты уже пестрели броскими заголовками: «Библейская дева во плоти», «Глиняная девушка», «Искусственная леди из СССР». Наряду с восторженными попадались и другие: «Кто ты, существо из глины?», «Человек или животное?», «Осторожно! Оно кусается…»
Отложив ворох газет, отец и сын не обменялись мнениями. Они молча вышли из дома, молча доехали до НИКа, молча шли по аллее, в толпе сотрудников и стажеров, спешащих на свои рабочие места, в толпе людей, для которых труд давно стал чем-то привычным, обыденным, не мешающим иметь другие интересы, увлечения, занятия. Еще вчера Орбел принадлежал к их числу, а теперь вот мысль о девушке, которая никогда не станет такой, как все, не давала ему покоя.
В лаборатории снова было все казенно и буднично. За одним из столов сидел Роман Борисович и что-то записывал в журнал, будто и не выходил отсюда.
– Утро доброе, Роман Борисович, – приветствовал его Карагези не то утвердительно, не то вопросительно. И, кивнув в сторону закрытой двери, осведомился: – Как там?
– Все по-прежнему, Тигран Мовсесович. С ней Пескарева.
– Если хочешь, можешь зайти… – сказал Карагези сыну. – А у меня с Романом Борисовичем кое-какие дела.
Орбел с опаской отворил дверь во внутреннее помещение,  представлявшее собой нечто среднее между учрежденческим кабинетом и жилой комнатой. Даже не комнатой – благоустроенной клеткой. На ассоциации с клеткой наталкивала собранная гармошкой решетка у постели. Постель была пуста, а на коврике подле нее, свернувшись калачиком, спала обнаженная девушка. Ольга при виде Орбела беспомощно развела руками.
– Ничего не можем с ней поделать. Вечером, как полагается, надеваем на нее ночную пижаму и укладываем в постель. А наутро… вот, находим спящей на полу без ничего.
Почуяв чужого, Лилит распахнула глаза, приподняла голову и показала два ряда влажно блеснувших зубов. Орбел решил, что она, признав своего недавнего знакомого, в знак приветствия улыбается ему.
– Сидеть! – крикнула Ольга, бросаясь между ней и Орбелом.
– В чем дело? – не понял он.
Ольга смутилась.
– Извини, мне показалось, она хочет напасть на тебя.
– И ты решила, что я не справился бы с девчонкой?
– Это не девчонка, это… это черт знает что. – И, вздохнув, добавила: – Отвернись, пожалуйста, мне надо ее одеть.
Орбел отошел к окну, рассеянно глядя сквозь решетку в заснеженный парк. За спиной шла возня, сопровождавшаяся странными, нечеловеческими звуками, похожими на урчание.
– Спокойно, Лилит, спокойно… Дай ногу… другую… Умница…
– Лилит умница, Лилит молодец, – отозвалась девушка интонацией Ольги. Орбел вздрогнул, снова услышав ее голос.
– Ну вот мы и готовы. Можешь повернуться, – сказала Ольга. – Сейчас завтракать будем. 
– Лилит кушать хочет, – произнесла та уже знакомую ему фразу, и глаза ее вспыхнули нетерпением. 
В синем строгом платье она походила сейчас на благовоспитанную школьницу.
– А умываться кто будет? – хитро ввернула Ольга и объяснила: – Умывать ее и тем более купать – чистая мука. Рычит, кусается, рвется из рук, как настоящая кошка.
– Лилит кушать хочет, – упрямо повторила девушка и, недружелюбно покосившись на Ольгу, с ногами забралась на стул.
– Ладно уж, ходи немытая, – устало проворчала сотрудница. – А вот сидеть так не будешь. – И шлепнула ее по колену.
Лилит метнула на нее исподлобья не то испуганный, не то оборонительный взгляд, но, понимая, что за непослушание ее могут оставить без еды, покорилась и спустила ноги.
Орбел с любопытством наблюдал странную сцену.
– Ест она безобразно, – сказала Ольга, – жадно, почти не жуя. Но кое-чего нам удалось добиться. Вот, понаблюдай сам.
Ольга поставила две тарелки с маленькими ломтиками тостов – одну перед Лилит, другую – перед собой. А между тарелками положила короткую тонкую указку.
– Делай, как я, – напомнила она своей подопечной и, взяв двумя пальцами кубик поджаренного хлеба, церемонно отправила себе в рот.
Проследив за ней, Лилит потянулась к ее тарелке…
– Это моя! – строго одернула ее Ольга. – Твоя вот.
Рука Лилит застыла над столом, потом молниеносно сгребла пригоршню тостов и запихнула себе в рот.
Ольга легонько хлестнула ее указкой по руке. Перестав жевать, девушка затравленно втянула голову в плечи.
– Как ты можешь бить ее! – возмутился Орбел.
– Я ее воспитываю. Иначе невозможно.
– Ты ее дрессируешь, а не воспитываешь.
– Я делаю то, что мне поручено. Претензии предъявляй… своему отцу. Экспериментом, как тебе известно, руководит он.               

…Приглашенные ученые собрались в точно назначенное время. Никто больше не выражал сомнений по поводу подленности Лилит.
Орбел, внимательно прислушиваясь к беседе, думал о том, что от самоуверенности и позерства отца не осталось и следа. Конечно, каждый – кто тайно, кто явно – завидовал Карагези. Ведь все они в той или иной степени занимались сходной проблемой. Но никому из них до сих пор не удалось сдвинуться с мертвой точки.
«Да, – признавали они в научных статьях или с трибун конференц-залов, – процесс и условия возникновения живой клетки на сегодняшний день не только разгаданы, но и доказаны. Да, глина вне сомнения является структурой, программирующей, кодирующей органическую ткань. Но!..» Дальше «но» никто не шел.
– Как ваша рука, фрау Виллер? – виновато спросил Карагези представительницу Германии.
– Пустяки, – коварно улыбнулась та. – Мне даже хочется, чтобы осталась метка На память. С удовольствием буду демонстрировать след от ее зубок на том сенсационном всемирном симпозиуме, который соберется в честь вашего уникального достижения.
Карагези понял замаскированную угрозу и помрачнел.
- Вы правы. Если я представлю миру человеческое существо, лишенное разума, меня окрестят «Франкенштейном из Москвы». Я превращусь в чудовище в глазах общественности и всего ученого мира.
- Не сгущайте краски, дорогой коллега. – Мистер Кларк сочувственно похлопал Карагези по плечу. – Вы слишком щепетильны. Вам посчастливилось осуществить неосуществимое. Вы создали живую копию человека по всем законам земной эволюции.
– Вот именно, что копию.
– Но и это уже грандиозно. Бессмертное имя в истории вам обеспечено. А об остальном пусть позаботятся ваши последователи.
– Я взял на себя смелость просить вас, прервав свои собственные дела и проделав немалый путь, прибыть сюда отнюдь не для того, чтобы вы утешали меня, – с раздражением сказал Карагези. – Я жду от вас помощи, совета. Ведь вы понимаете, как это важно для нас… для Лилит. Для человечества.
– Позвольте мне не согласиться с вами, – возразил Тернер. – То, что вы создали, – только начало. Начало новой эры, может быть. В дальнейшем методы будут совер-шенствоваться, ошибки – учитываться, исправляться. Мы должны руководствоваться не ложноэтическими, но исключительно научными интересами. Мы...
– Мистер Карагези! – прервал его Кларк. – У меня есть к вам конкретное предложение. Вы считаете... не без оснований, что созданное вами существо нуждается в тщательном исследовании. Так вот, хоть мне и не удалось пока добиться результатов, аналогичных вашим, но я могу похвастаться другим преимуществом. А именно – сверхсовременной аппаратурой, способной не только производить любые исследования, но и самостоятельно анализировать их. Я могу предложить вам анализ вашего творения на любом уровне: от психического до молекулярного, атомного, нейтронного. В наикратчайший срок вы получите исчерпывающие характеристики. Соглашайтесь, мистер Карагези. Я крайне редко делаю подобные предложения.
– Увезти Лилит в Америку? – встревожился Тигран Мовсесович. Такой вариант не приходил ему в голову.
– Вы не доверяете мне?! Дайте ей любых провожатых, приставьте к ней охрану, если желаете.  Лично меня созданный вами экземпляр интересует исключительно как микробиолога. – Воодушевившись, Кларк смешно жестикулировал большими неуклюжими руками: – Мои лаборатории – это закрытая территория, где трудятся несколько сотен ученых над заданными мною проблемами. Ни посторонним, ни даже представителям прессы туда доступа нет.
– Но я не уполномочен в одиночку принимать такие ответственные решения, – засомневался Карагези.
– Позвольте вам не поверить. Чтобы ученый с мировым именем не имел возможности лично распоряжаться своим открытием?.. В конце концов это всего лишь внесоциальный человек, живой экспонат, а не новый вид секретного оружия.
– Я не ученый-одиночка, коллега, – сухо возразил Карагези. – Я – сотрудник государственного Научно-исследовательского комплекса, на базе которого и ставил свой эксперимент.
Истолковав это заявление по-своему, американец поспешил заверить его:
– Вам, мистер Карагези… и вашему учреждению это ничего не будет стоить. Я сам заинтересован в таком обмене опытом, что и явится прекрасной, на мой взгляд, компенсацией за предлагаемые мною услуги.
– Ваше предложение очень заманчиво, мы обсудим его…
– Не сомневаюсь, не сомневаюсь, – улыбнулся Кларк, потирая руки. – Завтра я возвращаюсь в Штаты и буду с нетерпением ждать от вас весточки.

       

                ГЛАВА 3

Лабораторный городок Кларка раскинулся вдоль берега Тихого океана на довольно обширной территории. Сквозь кроны низкорослых веерных пальм и яркую южную зелень смутно просматривались отдельно стоящие уютные особнячки под черепичными крышами.
В одном из них жил Кларк со своей семьей, другой предназначался для конференций, третий – для гостей. В стороне расположились лабораторные здания, соединенные между собой галереями, рядом – общежитие для сотрудников. За живой изгородью буйно цветущих кустарников рододендрона теннисные корты и площадки для игры в сквош.
Сотрудник Кларка, встретивший гостей в аэропорту, предложил Орбелу и Ольге поселиться в доме для гостей, а Лилит отправить в спецпомещение лаборатории, на что Орбел ответил категорическим отказом. Не скрывая недовольства, сотрудник связался с Кларком, после чего подтвердил, что поместить Лилит в доме для гостей не представляется возможным по весьма понятным соображениям, и, если гости настаивают, для них в виде исключения придется оборудовать комнаты рядом с вольером для Лилит. При этом он недвусмысленно дал понять, что идет на явное нарушение установленных порядков, и сотрудники лаборатории вынуждены будут терпеть определенного рода неудобства.
– Им придется смириться, если вы не желаете поселить нас троих в доме для гостей. – Орбел даже побледнел от возмущения. – И вообще мне не нравится ваш тон. Если вы его не измените, боюсь, наше сотрудничество с мистером Кларком может прерваться, не начавшись.
Американец, не ожидавший такой реакции, заверил советских гостей, что их пожелания будут приняты к сведению. И, как скоро выяснилось, оказался хозяином своего слова – им выделили трехкомнатную квартиру (two bedroom suite), но не в доме для гостей, а в общежитии, приняв тем самым Лилит как равноправного члена их маленькой группы.
Встреча с Кларком неприятно удивила Орбела. От его дружелюбия на приеме у отца не осталось и следа. Теперь это был замкнутый, озабоченный человек, всем своим видом будто желавший сказать: «Вы отнимаете у меня драгоценное время, и вообще я успел пожалеть о своем опрометчивом предложении».
Ограничившись несколькими равнодушно-любезными фразами, он перепоручил гостей своему доверенному лицу – Шактеру. В отличие от Кларка, Шактер был сама предупредительность и любезность. Он лично проверил, удобно ли разместились прибывшие, дал гостям право беспокоить его в любое время дня и ночи и предложил свои услуги гида, которыми смог воспользоваться только Орбел. Лилит меньше всего подходила роль любознательного туриста, а Ольга вынуждна была оставаться подле нее практически круглосуточно.
Облик Шактера не вязался с представлениями Орбела о типичном американце – щуплый, низкорослый, с редкими, тщательно уложенными жирными волосами, с невыразительным, ускользающим взглядом, с тонкими губами, плотно облегавшими выступающие вперед зубы. Его спина угодливо сутулилась, но одна бровь оставалась настороженно приподнятой.
Шактер провел Орбела по лабораториям. Сотрудники лишь на мгновение отрывались от работы, приветствуя вошедших легким наклоном головы, в лучшем случае – рукопожатием.
Шактер коротко знакомил Орбела с профилем исследований.
– Здесь, – рассказывал он в сверкающем стеклом помещении, – мы создаем синтетические семена. Очень перспективные для сельского хозяйства. Наши синтетики – это соматические эмбрионы того или иного полезного растения. Начинали мы, как вы наверняка знаете, с сельдерея и моркови. Эмбрионы – клоны, в точности повторяют в своем развитии растение, клеткой которого они являются…Пройдемте сюда, пожалуйста… В соседнем помещении проводится инкапсуляция семян в желеобразную органическую оболочку для удобства их использования и транспортировки. Вот в этих стеклянных пробирках легко проследить процесс проращивания в различных его стадиях. – Пальцы Шактера наглядно изобразили тянущийся к свету росток.
– Клонирование. Рекомбинация ДНК – техника импровизированной подсадки и сцепления чужеродных генов, – в раздумье проговорил Орбел. – Что-то нам это сулит? К чему приведет? 
Шактер сделал вид, что не расслышал, но бровь взлетела вверх, собрав в гармошку половину лба.
– Перейдем в следующую лабораторию, – бодро продолжил он. – Здесь выращивается искусственная кожа для трансплантации… в частности – ожоговым больным. Успеха помог добиться открытый нами фактор эпидермического роста – особое вещество.
– Я знаком с вашими публикациями. – Орбел бросил взгляд на лоскуты кожи, плавающие в пластиковых чашах.
– Добавив в питательную среду холерный токсин, мы получили удивительные результаты – процесс роста клеток ускорился.
– Насколько мне известно, мой отец в своем эксперименте с Лилит для ускорения наращивания клеточной ткани тоже использовал токсин, продуцируемый холерными вибрионами.
– Вот как?! – в глазах Шактера вспыхнул хищный огонек, и Орбел понял, что сказал лишнее. – Независимо друг от друга мы шли одинаковыми путями. Прекрасно. – Шактер растер ладони и уступил в дверях дорогу гостю.
Его крупные выступающие зубы, неестественно белые, и сухие тонкие губы вызывали в Орбеле ощущение фальши, искусственности, подвоха. Несмотря на большой интерес к исследованиям американцев, ему не терпелось поскорее закончить общение с этим странноватым, мало приятным человеком.

Прежде чем отправить Лилит в Америку, ее терпеливо приучали к открытому пространству и многолюдию. И скоро она уже охотно выходила в парк и даже ждала этих прогулок. Со стороны могло показаться, что миловидная девушка – одна из сотрудниц института – прогуливается с кем-нибудь из коллег. Лилит больше не шарахалась от людей, вела себя вполне «по-человечески». Она научилась-таки спать на постели и не скидывать с себя одежду. Орбел теперь всегда был рядом с ней. Она, казалось, не только привыкла к нему, но и привязалась.
Внимательно наблюдая за ней, Карагези решился, наконец, отправить ее в столь дальнее путешествие. Ссылаясь на неотложные дела и плохое самочувствие, он настоял на необходимости поездки вместо себя сына.
Дорога была утомительной. Но Лилит соглашалась на любые неудобства, лишь бы Орбел был рядом. В аэропортах, в самолете, в машине она сидела, прижавшись к нему, и, казалось, ничто больше ее не интересовало. Скорее всего она просто не понимала происходящего, не могла осознать своих фантастических перемещений, необъятности бездонного океана, распластавшегося под брюхом самолета, и той страшной скорости, с которой ее уносят от дома, от привычной обстановки.
Ее привязанность льстила Орбелу, наполняла его душу неведомым прежде теплом. Протягивая руку к кнопке звонка, он знал – Лилит безошибочно чувствует его возвращение, соскальзывает с тахты или кресла и, затаившись, ждет его по ту сторону двери.
Он входил, делая вид, что не замечает ее, заговаривал с Ольгой, а Лилит, стараясь перекричать их, тараторила без умолку: – Здравствуй, Лилит, здравствуй, Лилит, здравствуй…в ревнивом стремлении привлечь к себе его внимание.
Он наконец «замечал» ее, гладил по волосам, говорил что-нибудь ласковое, и она уже не отходила от него ни на шаг. Ждала перед дверью ванной, пока он умывался, бежала к стулу с его домашней одеждой, зная наперед все, что он будет делать.
Уверенная, что Лилит ничего не понимает, Ольга посмеивалась над ней. Но она ошибалась. Лилит тонко улавливала интонации голоса и прекрасно знала, когда и что о ней говорят.
– Да она влюбилась в тебя, – не удержалась как-то Ольга.
– Глупости, – отмахнулся Орбел. – Она просто привязалась ко мне. Я напоминаю ей моего отца. А она скучает по нему. 
– Он – ее хозяин.
– Не смей так говорить! – вспылил Орбел.
– Она никогда так не ластилась к нему, – стояла на своем Ольга. – Уж я-то знаю. Она тоскует и ждет тебя с той минуты, как за тобой закрывается дверь. То и дело выскальзывает в переднюю, виновато косясь на меня. Трогает дверь руками, нюхает, прижимается к ней щекой. А вчера ты задержался, и она уснула прямо на коврике в передней.
– Ты говоришь о ней, как о кошке или собаке, – упрекнул Орбел.
Ольга вздохнула:
– Все еще на что-то надеешься? Завидую твоему оптимизму.
– Да. Да, да! И буду надеяться до последнего. Я докажу этим заносчивым американцам, что она имеет право жить в их паршивом доме для гостей.
Лилит вытянула шею, ощутив агрессию в голосе Орбела. В ее глазах вспыхнул воинственный огонек.
– Гляди-ка, она собирается бороться вместе с тобой.
– А как же! И поборемся! – Орбел ласково погладил Лилит. Та потерлась о его руку и сказала: – Лилит умница. Лилит молодец.
…Лилит радовалась, как дитя, когда он не захлопывал за собой пахнущую одиночеством дверь, а весело говорил: – Лилит! Гулять хочешь? – особо выделяя интонацией заветное слово «гулять».
– Здравствуй, Лилит! Лилит молодец! – радостно отзывалась она, вскакивая с места и вкладывая в его руку свою верткую крепкую ладошку, с нетерпением заглядывая ему в глаза.
– А туфли, Лилит? – строго напоминала Ольга.
И девушка, не выпуская руки Орбела, чтобы он вдруг не передумал и не сбежал, неуклюже вставляла ножку в свободную, как тапочка, туфлю.

Кларк с Шактером уехали в город, и Орбел предложил Ольге отправиться, наконец, втроем на пляж.
Океан был относительно спокоен. Длинные косые лучи солнца с трудом дотягивались до земли сквозь прорывы в многослойных облачных громадах, придавая что-то мистическое и таинственное всему необъятному ландшафту.
Держа Лилит за руки, они спустились к каменистому, неблагоустроенному пляжу. При виде такого количества живой, дышащей воды Лилит испуганно отпрянула, опекуны крепче сжали ее руки.
– Как же нам купаться? – огорчился Орбел. – Если ее отпустить, она удерет сломя голову.
– Не удерет. Да и куда ей бежать? Ты теперь – ее самое надежное убежище. – В голосе Ольги звучала легкая зависть.
– Тогда я посижу с ней на берегу, а ты купайся. Потом поменяемся. Может она даже рискнет войти в воду вместе со мной. Садись, Лилит, садись! Вот здесь, рядом со мной. Ну! Садись же. – Он принципиально не желал пользоваться приказами и командами, считая их недостойными, по крайней мере, того облика, который она носила, даже если и не обладала... он упрямо верил – пока не обладала, разумом человека.
Лилит осторожно опустилась рядом с ним на камни. Ольга скинула платье и, подтягивая тесемки купальника, сказала:
 – Одной как-то страшновато.
– А ты рассчитывала, что мы будем плескаться все вместе?
– Да куда уж там. Она и ванной-то боится.
Ольга наступила на пену отползавшей волны. Сделала несколько шагов. Вода доходила ей до икр, но со следующей волной накрыла по плечи.
- Ух! Холодная.
– Плавать-то хоть умеешь? – крикнул ей вслед Орбел.
Она обернулась:
– Не волнуйся, я с детс... Держи ее! Держи!!!
Лилит вскочила так бесшумно и стремительно, что Орбел даже не почувствовал, как выскользнула ее ладошка.
– Лилит! Ко мне! – Орбел прибегнул-таки к команде.
Девушка не слышала его. Она перелетела через пляж, и… стоило ей исчезнуть за деревьями – вопль боли огласил берег. Орбел опрометью кинулся на крик.
И каково же было его изумление, когда он увидел незнакомого мужчину, тщетно пытавшегося отодрать от себя повисшую на нем Лилит.
– Лилит!!! – во всю мощь своих легких закричал Орбел. – Не сметь!
Дикарка продолжала рвать одежду незнакомца. Совладав со стрессом, Орбел крепко схватил ее запястья и как можно ласковее сказал:
– Прекрати, Лилит. Отпусти его. Ну иди же ко мне.
Она выпустила свою жертву и прильнула к Орбелу. Ее глаза с диким блеском продолжали неотступно следить за незнакомцем. Тот вздохнул с облегчением, оправил разорванную ковбойку, зло глядя на Орбела, Лилит и подоспевшую Ольгу. Только теперь Орбел заметил закрепленную на штативе кинокамеру, спрятанную за цветущим кустом рододендрона. Объектив был направлен в сторону пляжа. Орбел все понял.
– Он подсматривал за нами! – сказала Ольга с возмущением. – Он снимал нас на пленку. Какое безобразие!
– Я пожалуюсь Кларку, – заявил Орбел. – Вы не имеете права!
Человек, не сказав ни слова, собрал аппаратуру и пошел прочь, в глубь парка.
Настроение всех троих было безнадежно испорчено. Купание так и не состоялось. Разыскав вернувшегося к вечеру Шактера, Орбел потребовал встречи с Кларком.
– Мистер Кларк очень занят, – с ледяной вежливостью ответил Шактер, как всегда, уводя взгляд в сторону.
– Но я настаиваю! – разозлился Орбел.
– Ваши претензии или пожелания вы можете изложить мне. – Лицо Шактера стало серым и недобрым.
– Претензии, говорите? Значит, вы уже в курсе!
– Разумеется.
– И что вы на это скажете?
– Только то, что вы здесь находитесь с определенной целью. Мы можем исследовать ваш экспонат всеми доступными нам средствами. И в первую очередь вести регулярное наблюдение за его поведением и повадками.
– С помощью кинокамеры?
– И с помощью кинокамеры тоже. А как бы мы могли потом обрабатывать и анализировать результаты наблюдений?
– Но об этом условлено не было. Следя за ней, вы следите и за нами. А как же ваша пресловутая private life? Вы не имеете права ничего предпринимать без нашего ведома и согласия.
– У нас есть согласие мистера Карагези – вашего отца, – сухо заметил Шактер, – на всестороннее исследование.
– Может, ваши кинокамеры и дома следят за каждым нашим шагом?
Шактер замялся. Лицо Орбела покрылось пятнами.
– Вы ведь понимаете, я этого так не оставлю, – бушевал Орбел. – И, скорее всего, потребую от отца отозвать нас обратно.
– ...Я попрошу мистера Кларка найти время для беседы с вами. – И легким надменным кивком головы дав понять, что разговор окончен, Шактер удалился.
На следующее утро Орбелу сообщили, что Кларк ждет его – не в рабочем кабинете, а у себя дома. Сам этот факт уже говорил о том, что хозяин научного городка обеспокоен бунтом советских гостей и желает мирным путем уладить неприятный инцидент.
Дом Кларка, увитый ползучими растениями, стоял особняком в тени живописно раскинувших кроны деревьев. За внутренней дорожкой по-видимому наблюдали –стоило Орбелу приблизиться, как на пороге возникла юная девушка в белых шортах и голубой полосатой тенниске. Светлые волосы обрамляли ее лицо свободно разметавшимися нежными локонами, а в глазах сияло безоблачное небо. Высокая, стройная, пропорциональная, будто живой манекен из дорогого фирменного магазина.
«Типичная, ухоженная американка», – подумал Орбел.
– Доброе утро! – приветствовала гостя девушка. – Легко нас нашли?
– Практически сразу. Здравствуйте.
– Вы – Орбел Карагези, папа меня предупредил. А я Маргарет.
– Дочь Кларка?
– Совершенно верно. Младшая.
«Вот хитрец! – подумал Орбел. – Послал свою дочь, чтобы нейтрализовать меня.»
– Вы ведь не откажетесь от ланча вместе с нами? – экранно улыбнулась девушка, «акая» на американский манер.
– Благодарю вас, мисс Кларк, но…
– Зовите меня Маргарет, – перебила она. – Даже папа не любит, когда к нему обращаются по фамилии. До ланча у нас около часу времени. Мы могли бы сыграть в теннис… Знаю, знаю, вы желаете видеть папу, а не меня, – она снова показала блистательные зубы. – Папа в лабораториях и придет только к ланчу. Он звонил и просил меня занять вас до его возвращения.
Орбел закусил губу. Подстроено… И, одарив свою собеседницу ответной улыбкой, сказал:
– С удовольствием сыграл бы с вами в теннис, но...
– У нас есть все необходимое, – заверила его девушка.
И вскоре они уже носились по теннисному корту. Маргарет, будто задавшись целью обворожить его, ловко парировала удары, заливалась веселым смехом в случае промаха, вела себя непосредственно и игриво, и в конце концов они остались довольны друг другом и каждый собой, не заметив, как пролетело время.
– Вы – прекрасный партнер, – запыхавшись, похвалила гостя хозяйская дочь. – Приходите играть, как только будет свободное время. – И капризно добавила: – Здесь ужасно скучно на каникулах. 
– Где вы учитесь?
–  В Гарварде. Через год получаю диплом…
– И конечно станете, как отец, биохимиком.
– Нет. Социобиологом... Вот тут можно переодеться и принять душ. Мы ждем вас на западной веранде.
…Орбела приветствовали как самого высокого гостя. Кларк пошел ему навстречу с протянутыми руками, затем представил супруге – тощей даме с морщинистой шеей, с неживыми глазами, тускло глядевшими сквозь провисшие складки век.
«Бедняжка наверняка сделала не одну пластическую операцию», – подумал Орбел, целуя ее пергаментную руку.
Маргарет по-приятельски улыбнулась Орбелу. На ней был бирюзовый сарафан, выгодно подчеркивающий загар, и белые туфельки на высоком каблуке, отчего она сравнялась с Орбелом ростом. Усаживаясь за стол, она предложила ему место рядом с собой.
– Думаю, вы останетесь довольны кулинарными способностями моей супруги, – жизнерадостно заметил Кларк, по-медвежьи неуклюже облапив гостя за плечи. – Грейс отличная хозяйка, что, увы, не лучшим образом сказывается на моей фигуре.
– О-о, Джеральд! Вечно ты перехваливаешь меня, – отмахнулась старая леди.
– Вовсе нет. – Он тепло улыбнулся ей. – Ведь даже к ответственным большим приемам ты все готовишь сама, никому не доверяя. – И, снова обращаясь к гостю, пояснил: – Мы изредка устраиваем приемы для приятных и нужных нам людей.
– Простите, а к какой категории вы относите меня? – не удержавшись от язвительности, поинтересовался Орбел. Он не забыл и не простил холодности, с которой Кларк встретил их маленькую делегацию.
– Пока что мы не делали приема в вашу честь. Мы пригласили вас разделить с нами ланч, – с парафиновой улыбкой ответил хозяин. – Рет! Поухаживай за гостем.
После трапезы Кларк изъявил желание вместе с «мистером Карагези» выпить кофе в восточной беседке. Следуя за ним, Орбел с невольной улыбкой разглядывал его мятые, слишком широкие брюки, съехавшую набок рубашку. Ходил Кларк тяжело и грузно, при этом его будто заносило то в одну сторону, то в другую. Любая неровность тропинки оборачивалась для него наказанием. Он смешно содрогался всем телом, кряхтел, пыхтел и что-то бормотал себе под нос. Собственно весь он был до крайности нелепый и несуразный.
Беседка стояла на небольшом возвышении, откуда открывался вид на океан. У круглого стола два плетеных кресла-качалки. На одном из них был небрежно перекинут клетчатый плед.
– Мое любимое местечко. Океан отсюда прекрасен, не правда ли? Это как театр с бесконечной сменой декораций.
«И долго он намерен морочить мне голову? – с досадой подумал Орбел, настроившийся с самого утра на серьезный разговор. – Похоже, шибко занятый светила не настолько уж и занят.»
– Итак, молодой человек… – само обращение знаменовало конец церемоний и проволочек. – Я отдал дань уважения вашему гениальному отцу, приняв вас в своем доме. Отныне вы можете заглядывать к нам запросто. Я бы даже не имел ничего против, если бы вы немного развлекли мою малышку. Девочка здесь на каникулах и, кажется, скучает, а я совсем не могу уделять ей внимание. Да и вряд ли ей было бы интересно со мной.
– Но я приехал сюда вовсе не для того, чтобы развлекать вашу дочь, – бестактно заортачился Орбел.
– А для чего же, если не секрет? – В болотных, обычно бесстрастных глазах Кларка плясала насмешливая ирония.
– То есть как?!. – Орбел запнулся. А действительно, для чего он здесь? Чтобы опекать Лилит? Два опекуна на одну дикарку. Да, но «дикарке» цены нет. «Дикарка» одна на все человечество. И если с ней что-нибудь случится... – Вы прекрасно знаете, зачем я здесь. Моя миссия вам кажется лишней?
– Нисколько. Но мы с вами не в Даунтауне, не в негритянском районе. Здесь вашей подопечной ничего не угрожает. На мне лежит даже большая ответственность за нее, чем на вас.
– Простите, не совсем понимаю, куда вы клоните.
– Я, кажется, выражаюсь предельно ясно. Мне бы хотелось, чтобы вы чуть меньше уделяли внимания своей подопечной и тем самым не мешали бы моим сотрудникам изучать ее.
– Мы здесь уже неделю, а Лилит все еще не начали изучать.
– Заблуждаетесь, молодой человек. Мы изучаем ее с той минуты, как она ступила в наш городок. Мы наблюдаем ее в естественных, так сказать, условиях, ее повадки, реакции, мимику, жестикуляцию и многое другое. По-вашему, исследование должно заключаться только в анализах?
– Вы разговариваете со мной так, будто не мы, а вы создали Лилит, – вспылил Орбел. – Простите, но я считаю ваш тон неуместным и оскорбительным. И решительно протестую против подобного рода наблюдений.
– Я вижу, юноша чрезмерно горяч и неуравновешен.
Несдержанность Орбела начинала раздражать Кларка. В хорошем американском обществе так вести себя было непринято. И все же лакированным пустым речам он предпочитал прямолинейность, поскольку и сам любил говорить людям в лицо все, что о них думает.
– Я гожусь вам в отцы, юноша, и, с вашего позволения, чуть больше смыслю в нашем деле. Так что тон можно мне простить. – Он тяжело бросил на стол мягкие, оплывшие кисти рук, и Орбель только сейчас заметил, какие у него толстые, уродливо короткие пальцы. Кларк добавил примирительно: – Нам, видимо, надо привыкнуть друг к другу. Только так можно достичь взаимопонимания.
– Взаимопонимание, основанное на шпионаже, вряд ли достижимо, – бросил ему в лицо Орбел, сверкнув глазами.
– Мои люди – высококвалифицированные ученые, а не шпионы, как вы изволили выразиться. Они ведут наблюдения за Лилит.
– Но я решительно протестую против подобного метода наблюдений!
– Что ж, жаль конечно, но это ваше право. Пожалуй, в данном вопросе я могу пойти вам навстречу. Тем более что материала собрано достаточно.
– Можно узнать, какие выводы вам удалось сделать?
– Отчего же нет. Основной вывод: она способна привязываться к человеку, как любое одомашненное животное.
– Заблуждаетесь! Как человек к человеку.
– Увы! Мы часто очеловечиваем домашних животных, наделяя их качествами и свойствами, присущими нам самим. И уж как не впасть в подобную ошибку, когда имеешь дело с очаровательным человекоподобным созданием. Я понимаю вас, юноша, и… вполне сочувствую... Да, кстати, хочу предупредить: я не люблю, когда корректируют мои методы работы в моем собственном институте. А заодно и выразить пожелание, что капризов с вашей стороны больше не будет.
– Ну, знаете! – Орбел вскочил.
К счастью, в беседку вошла Маргарет с подносом в руках.
– Папа, не обижаешь ли ты нашего гостя? – спросила она игриво. – Смотри. А то будешь иметь дело со мной.
– Против тебя, дорогая, я бессилен. – Кларк звучно поцеловал дочь в лоб. – Вы победили, Орбел. У вас появился влиятельный защитник... Могу сообщить вам, что завтра с утра мы приступаем к лабораторным исследованиям. Желаете присутствовать?
– Безусловно.
– Вы могли бы довериться моим сотрудникам. Ни моральный ущерб, ни физический вашей подопечной не грозит.
– И тем не менее я хочу быть рядом с ней. В конце концов я тоже ученый, хоть вы и не принимаете меня всерьез, и исследования Лилит интересуют меня с научной точки зрения.
– А как же теннис? – вмешалась дочь Кларка. – Мы так удачно начали состязания. – Она умоляюще смотрела на Орбела. – К тому же я собираюсь завтра сама, и специально для вас, испечь ежевичный пирог. А он у меня получается бесподобно.
– Благодарю вас, Маргарет. Я приду, но только по окончании исследований.


                ГЛАВА 4

Наутро заявился Шактер с двумя сотрудниками:
– Прошу знакомиться: Руфос Робертсон – психофизиолог. Рон Бремер – нейропсихолог. Они будут присутствовать на всех исследованиях.
Первый из представленных был молод и привлекателен, с улыбчивым лицом и темной вьющейся бородкой. Резким взмахом головы он то и дело откидывал падающие на лоб волосы. Второй – невзрачный, с землистой кожей и сверлящим взглядом.
Лилит неслышно подобралась к Робертсону, принюхалась. Заметив ее интерес к себе, тот улыбнулся и храбро протянул к ней руку. Она настороженно замерла на миг и вдруг сама подставила ему головку. Польщенный таким доверием, Робертсон осторожно погладил ее.
Орбел, ревниво наблюдавший эту сцену, не выдержав, резко позвал:
– Иди сюда, Лилит!
Тотчас послушавшись, она виновато потерлась щекой о руку Орбела и промурлыкала:
– Лилит умница… Лилит хорошая девочка.
– Ты, кажется, приглянулся ей, – усмехнулся Бремер.
– Итак, сегодня мы проведем самое общее обследование, как в обычной клинике, – перешел к делу Шактер. – Если вы готовы, не будем терять время.
Лилит, почувствовав неладное, спряталась за спину Орбела, напряженно следя за незнакомыми людьми. Оргел прижал ее к себе и, поморщившись, вынужденно солгал:
– Все в порядке, Лилит. Все в порядке. Гулять хочешь?
Она прекрасно знала это веселое, пахнущее солнцем слово «гулять» и, слыша его, всегда выражала бурные восторги. Но сейчас не сдвинулась с места, а лишь плотнее прижалась к Орбелу.
– Гулять! – теперь уже повелительно приказал он, чувствуя себя не просто обманщиком, а предателем.
Лишь понуро опущенными плечами выражая свой протест, она покорно пошла к двери. Не могла не пойти. Слово Орбела стало для нее непререкаемым. Она сделала свой выбор раз и навсегда – он ее хозяин и повелитель. Но во взгляде, искоса брошенном на него, сейчас было осуждение, укор.
Небольшая группа, возглавляемая Шактером, направилась к комплексу лабораторных помещений. Орбел вел Лилит за руку.
– С чего вы намерены начать? – спросил он Шактера, успокаивающе поглаживая большим пальцем доверчиво устроившуюся в его руке ладошку.
– Сначала анализ крови, потом рентген. Это основные показатели. Надеюсь, она не перекусает наших лаборантов?
– Мне не нравятся ваши шутки! – нахмурился Орбел.
– Да какие уж тут шутки. Приглашенный с телестудии оператор подал письменный протест и иск в суд за нанесенные ему телесные повреждения и моральный ущерб.
– Это ваши проблемы, – холодно буркнул Орбел. – Слежка с кинокамерами не входила в условия нашего договора.
...Когда принесли первые результаты анализатора кассет, все присутствующие столпились вокруг стола, за исключением Орбела, которому и так был хорошо знаком состав крови отцовского творения.
– Идеальные показатели, – с откровенным разочарованием констатировал гематолог.
– Будьте любезны пройти в рентгенсектор, – оставив без внимания заключение специалиста, попросил Шактер.
…Лилит ложилась, вставала, переворачивалась – делала все, что от нее требовали, но при этом не спускала глаз с нарочито спокойного лица своего кумира.
– Взгляните сами, – подозвал Орбела Шактер к экранам компьютерного томографа, на которых отражались срезы черепной коробки Лилит. – Никаких аномалий. Разве что общие размеры черепа, а соответственно и мозга, несколько малы. Но масса мозговой ткани, как известно, не оказывает непосредственного влияния ни на умственные, ни на творческие потенциалы. Впрочем, ее мозгом будут отдельно заниматься другие специалисты. 
– Лично мне ваши специалисты вряд ли сообщат что-либо новое, – небрежно заметил Орбел. – Я привез с собой пухлую папку снимков, анализов, заключений экспертов…
– Каждый врач или ученый доверяет лишь собственным исследованиям. Вам придется с этим смириться.
Лилит начала проявлять нервозность. Показала зубы укладывающей ее под очередной аппарат лаборантке… Орбел выразительно посмотрел на Шактера.
– Все, все. Заканчиваем, – спохватился тот. – Но… с вашего позволения… еще один пустячок… Спектрометрическое исследование микроструктуры кожи и мышечной ткани. Не откажитесь пройти с нами к нейробиологам. Процедура займет всего несколько минут, и вы свободны...
Орбел вел Лилит домой, если можно назвать домом их временное пристанище, к тому же находящееся под бесцеремонным надзором. Она жалась к нему, мелко вздрагивая, издавала жалобные звуки, напоминающие поскуливание, то и дело косясь на квадратик белого пластыря на сгибе локтя.
Руфос вызвался было проводить их до общежития, но Орбел, пожалуй, слишком резко отказал ему, сославшись на то, что Лилит взбудоражена и нуждается в покое. Руфос мотнул головой, хотя волосы тут же снова упали ему на лоб, и, улыбнувшись, отошел.
День был ясный, все вокруг выглядело празднично и нарядно: и чистенькие домики городка, и искрящаяся полоска океана за кронами деревьев, и изредка попадающиеся сотрудники, и даже помощники садовника, стригущие газоны.
– Бедняжка, намучили тебя. – Орбел притянул к себе головку Лилит и поцеловал ее в макушку. – Хочешь, погуляем немного? – Она только слабо пискнула в ответ. – Ну хорошо, пойдем домой. Успокоишься, отдохнешь.
– Лилит кушать хочет, – сказала она заученную фразу, чтобы сделать «хозяину» приятное, но таким вялым голосом, что он понял – ей не до прогулок и не до еды.


                ГЛАВА 5

Передав свою подопечную Ольге, Орбел поспешил к дому Кларков. Выразив восторги по поводу его появления, Маргарет с очаровательной улыбкой сообщила, что ее отец уехал в город. На веранде за накрытым столом сидел незнакомый молодой мужчина эффектной наружности – плечистый, с хорошо развитой мускулатурой, смуглый и темноволосый. Глаза скрывались за большими противосолнечными очками. И хотя веранда была в тени, он предпочитал не снимать их.
Появление нового лица насторожило Орбела. Директорской дочке оказывается не так уж и скучно в ученых пенатах. А этот, в очках, к тому же наверняка сердцеед и знаток женского пола.
– Дик Страйнер, – представила его московскому гостю Маргарет, – из штата Южная Дакота. Сотрудник отца и мой приятель. Надеюсь, вы понравитесь друг другу.
– Орбел Карагези, – Орбел протянул руку и в следующую минуту пожалел об этом, с трудом освобождаясь от цепкого рукопожатия. 
– У нас с Диком очень близкие специальности, – сообщила Маргарет, настороженно глядя на своего приятеля, будто боясь сказать что-нибудь лишнее и тем самым прогневить его. – Дик – социоантрополог. Иногда он помогает мне готовиться к экзаменам. Правда, у отца он работает не совсем по специальности…–  Она таки ляпнула лишнее.
Страйнер сжал зубы, многозначительно кашлянул, отчего Маргарет виновато захлопала ресничками. Но уже в следующую минуту представленный «приятелем» здоровяк сказал небрежно-скучающим тоном:
– Это совсем неинтересно. Поговорим о чем-нибудь другом. Много наслышан о чудо-экспонате, вывезенном из Союза, но видел его пока только на экране.
«Да он ее держит в ежовых рукавицах, – отметил про себя Орбел. – А этот густой, звучный баритон столь же нарочитый, как и его рукопожатие.» Вслух он ответил, не скрывая неприязни:
– Вы имеете ввиду Лилит? Она – человек, а не «экспонат».
– Боюсь, это будет нелегко доказать, – улыбнулся Страйнер – как именно, снисходительно или сочувственно, мешали понять очки. – Рет, где же твой обещанный фирменный пирог?
– Уже несу! – Девушка вскочила. – Вы тут побеседуйте, а я мигом.
Оставшись одни, они откровенно разглядывали друг друга.
– По всем внешним параметрам, – Страйнер вновь заговорил о Лилит, – ваш экспонат – типичный антропоид, ничем не отличающийся от человеческой самки. Учитывая обстоятельства, сопутствующие ее появлению на свет, уже сам этот факт поразителен. Но, насколько мне удалось заметить, ее повадки, реакции говорят не в пользу этого соблазнительного существа. А главное, выражение глаз – едва ли не самый важный критерий, когда речь идет о наличии или отсутствии интеллекта. Чтобы понять, что данное существо из себя представляет, нужно разобраться, как именно функционирует его мозг. Увы, мы так мало знаем о мозге вообще, человеческом – в частности... – И, явно сев на своего конька, он пустился в пространные рассуждения.
То по-кошачьи, то совсем как дети, кричали носившиеся в небе чайки. Ветер дул с океана, принося запах водорослей и соленой воды, заставляя кроны деревьев тревожно вскидываться и причитать. Привлеченный очередным порывом, Дик заметил рассеянно:
– Шторм надвигается.
Он так и не снял темные очки, и у Орбела было такое чувство, будто собеседник общается с ним сквозь закрытую дверь.
Вернулась, наконец, Маргарет со своим пирогом.
– Кажется, вы не только познакомились, но успели и поспорить, – догадалась она, взглянув на хмурившегося Орбела.
– Вовсе нет, – ответил он. – Я терпеливо слушал предложенную мне лекцию о том, что есть гомо сапиенс.
– Пресса уже с полгода кричит о сенсации века. О дубльсотворении библейской Евы руками и дыханием советского бога…
– А вам очень не хочется признавать наш приоритет, и вы стремитесь любой ценой принизить его.
– Отдаю дань вашей прозорливости. Каждый из нас – патриот своей Родины. – Страйнер откинулся на спинку плетеного кресла. Аромат пирога отвлек его внимание.
– Право же, я пригласила вас к себе совсем не ради ученых дебатов, – вмешалась Маргарет. – Давайте пить чай. Должны же вы оценить мои кулинарные способности.
Гости охотно вняли просьбе хозяйки и некоторое время молча ели.
– Рет, пирог великолепен, – похвалил Дик. – Положи-ка мне еще кусочек.
– Спасибо, дорогой. Ты окрыляешь меня для новых подвигов. – И, переглянувшись с ним, она сказала: – Орбел, у нас с Диком на субботний вечер шикарные планы. По соседству с научным городком живут наши друзья – две сестры. Их родители уезжают на уик-енд в город, и Барбара с Линдой решили устроить вечеринку. Для здешних скучных мест это почти событие...
– Вряд ли я смогу воспользоваться...
– Не спешите с отказом, – остановила его Маргарет. – Я знаю, с вами в общежитии живет еще одна молодая леди, которая почти не выходит из помещения. Ну куда ж это годится! Пожалейте ее.
– Ты, Рет, приглашаешь Орбела, – вмешался Страйнер, – а я – молодую леди. Не хочу, чтобы вы нас потом обвинили в негостеприимстве.
– Орбел, вам совсем не подходит роль затворника. – Она склонилась к нему через стол, кокетливо заглядывая в глаза: – Ведь вы не испортите мне вечер своим отказом?
– Я с удовольствием принимаю ваше приглашение. Но не могу дать ответ за свою коллегу.
– Боитесь оставить одну вашу подопечную?
– И это тоже. Она уже привыкла, что мы всегда рядом. Правда, у отца она оставалась на ночь одна в лаборатории.
– Ну вот видите. Да и не можете же вы всю жизнь не отлучаться от нее. – Маргарет озарилась неотразимой улыбкой. – Я почти ревную вас к этому очаровательному зверенышу.
– Прошу вас! – нахмурился Орбел.
– Не буду, не буду! Я же предупредила, что ревную.
За время их беседы небо окончательно потемнело.
– Не миновать шторма, – снова сказал Дик. – Так мы договорились?
К недовольству Орбела Ольга, тяготившаяся жизнью в четырех стенах, обрадовалась подвернувшейся возможности хоть немного развлечься, объснив свое согласие желанием поближе познакомиться с американскими нравами. Орбелу и самому начали порядком надоедать однообразие и будничность их жизни в Штатах. Но впереди был еще целый день волнений и напряжения – предстояли более сложные исследования Лилит.
Не спалось. Вспомнились прогнозы Страйнера. Орбел оделся и, тихонько заперев за собой дверь, вышел в парк. Со стороны океана доносились мерные, мощные, глухие удары. Он поспешил на берег.
Небо снова было безоблачным. Огромная Луна освещала колышущийся, пенящийся, катящийся к его ногам океан. Волны свободно разгуливали во всю ширину пляжа, накрывая его желтой шипящей пеной. А там, в глубине, в черных провалах теней, они были такими рельефными, тяжелыми и глянцевыми, что казалось, по ним можно ходить. Резко пахло йодом. На рубежах досягаемости шторма темнели кружева выброшенных волнами водорослей.
– Ах, до чего ж здорово! – прошептал Орбел, пытаясь представить себе всю необъятность Тихого океана, отделяющего его сейчас от родного материка...
Длинная тень перерезала пляж. Орбел вгляделся. Тень медленно перемещалась.
– Черт! – в сердцах пробормотал он. – Неужели даже ночью они следят за нами? – Ему захотелось догнать шпиона и хорошенько отколотить его. Но он понимал – этого делать нельзя.
– Э-э-эй! – крикнула тень. – Ты кто?
Орбел растерялся. Ловкий ход, или незнакомец такой же полуночник, как и он?
– А ты кто? – прокричал он в ответ.
– Сейчас выясним, – весело отозвалась тень и начала приближаться…–  Да это ж наш гость! – Ночной призрак откинул со лба прядь волос, и Орбел узнал в нем Руфоса.
– Привет, – без энтузиазма сказал он.
– Привет! Каково, а! – Руфос широким жестом указал на океан. – Живое! Все живое. Посмотри, как буйствует, как торжествует!… Я родом из маленького городка Нортона, в штате Канзас. Это в глубине страны. Там нет поблизости ни реки, ни озера, ни тем более океана. И вот поселился по соседству с ним на целых пять лет. Я окончил Оксфордский университет, и Кларк пригласил меня на договорных началах. Поверишь, почти все свободное время провожу на берегу.
Орбел слушал собеседника с растущей симпатией и пожалел, что раньше сторонился его.
– Москва тоже далеко от морей, – сказал он доверительно.
– Иногда я жалею, что не стал моряком. Смешно, правда. Никак не избавлюсь от мальчишеских мечтаний.
– Совсем не смешно, – серьезно возразил Орбел и окончательно расположился к ночному собеседнику.
Теперь они бок о бок прогуливались по узенькой кромке необъятного пляжа, остававшейся пока сухой. Перекрикивая грохот волн, рассказывали каждый о своем. Орбел поймал себя на том, что становится излишне болтлив и откровенен, а главное – что по-английски у него уже получается так легко и свободно, будто он говорит на этом языке всю жизнь.
– Девушка, с которой ты приехал, не твоя жена? – спросил Руфос, придерживая непослушные волосы.
Орбел подумал было, не Лилит ли он имеет в виду, но вспомнил – о Лилит они так не спросят. Значит, речь идет об Ольге.
– Нет. Мы – коллеги по работе. Она замужем.
– А ты?
– Я не женат.
– И я нет. Все как-то не соберусь. Работа затягивает и совсем не оставляет свободного времени. Здесь ужасно интересно. Кларк дает каждому свою тему и вроде бы полную самостоятельность. Его интересует только результат в чистом виде. Бывает, он даже не заглядывает в лабораторию, но, по прошествии определенного срока, вызывает к себе. И через пять минут беседы уже все о тебе знает – как идет работа, сумел ли ты нащупать главное. Доволен ли ты собой и будет ли доволен тобою он. Бывет, ищешь одно, а находишь совсем другое. Кларк и это умеет оценить. Но если ты попусту теряешь время, он поймет это в тот же миг своим безошибочным чутьем. И тогда становится совершенно невыносимым. Лучше сразу складывать чемоданы. Благодаря ему наш центр – один из самых перспективных в стране.
– Красиво у вас. Организованно. И атмосфера такая... творческая, – поддержал разговор Орбел. Он был благодарен этому парню за то, что не заговаривает о Лилит, не выспрашивает его.
– Может, зайдем ко мне, выпьем бренди? – предложил Руфос.
–  Другой раз, – уклонился Орбел. – Слишком поздно.
– Жаль.
Они вместе направились к общежитию.




P.S. Это фрагмент романа. Мои книги (целиком), в электронном варианте, можно найти в книжных интернет-магазинах Andronum, Amazon, LitRes, ЛитМир, Boors.ru, Альдебаран и др. Вот одна из ссылок: https://www.litres.ru/eleonora-mandalyan-10396930/