Пов. 2 Компенсация зависимостей Ч. 1

ПОВЕСТЬ 2. КОМПЕНСАЦИЯ ЗАВИСИМОСТЕЙ

– Может, у нас есть неведомый друг?
 –Лучше бы это был неведомый враг. Тогда бы я точно знал, что делать.

ЧАСТЬ 1. ОТЗЕРКАЛИВАНИЕ

 ***

 Редко кто являлся во дворец наместника по собственной воле. Разве что садовник, кухарка и уборщик — и то с неохотой. Был ещё секретарь, но он проживал в самом дворце, так что технически приходящим работником не считался. Но и его совершенно не радовала необходимость каждое утро переползать из своей уютной комнатёнки в мрачную пустую приёмную.

 Поэтому когда стража доложила, что какая-то девушка просит встречи с наместником, от изумления секретарь опрокинул чернильницу. Нет, наместника посещали женщины — но другого толка, в другое время и через другую дверь. А эта посетительница сразу заставила секретаря подумать о полевых ромашках, книгах в истертых позолоченных переплетах и весенних прогулках по лужам.

 – Здравствуйте, меня зовут Вероника. Мне очень нужно встретиться с наместником, – робко сказала девушка.

 – Я-аааа, – сверхчеловеческим усилием секретарь заставил себя захлопнуть отвисшую челюсть и продолжить фразу: – я доложу его милости.

 Наместник как всегда сидел, закинув ноги на стол и по самую макушку обложившись бумагами. Что творилось там, по ту сторону макулатурных гор, секретарь не знал.

 – Ваша милость. Там посетитель…ница. Девушка Вероника. Просит аудиенции.

 Бумажная гора угрожающе зашаталась. Ноги в кожаных сапогах дважды дернулись. Затем из глубин бюрократической преисподней зарокотал голос наместника:

 – Благотворительностью не занимаюсь, пожертвований не делаю, пусть катится к чёрту.

 Секретарь пробормотал что-то неразборчиво почтительное и поспешил убраться вон.

 – Его милость не принимает, – сказал он девушке.

 – Но как же так? – растерялась «ромашка». – Вы сказали ему, кто я?

 – Сказал, – кивнул секретарь и, поколебавшись, решился на небольшую вольность.

 – Дитя мое, – задушевно начал он, беря «ромашку» под локоток и направляя её к выходу, – пыточные камеры не подходят для таких юных созданий. Ступайте. Ступайте.

 Под умиротворяющее «ступайте» он вытолкал Веронику восвояси и захлопнул дверь.

 Вернувшись в приёмную, секретарь застал наместника на пороге кабинета. Лицо кровавого упыря, деспота и тирана выражало высшую степень доброжелательности. И это наводило на секретаря ужас. Несколько секунд наместник сверлил секретаря невероятно дружеским взглядом, после чего мягко произнес:

 – Никого. Ко мне. Не впускать.

 Дверь тихо затворилась. Наместник скрылся у себя в кабинете. Секретарь вспомнил о необходимости дышать.


 ***

 Понурив голову, Вероника брела по улице. Она был обескуражена. Она не ожидала, что наместник встретит её с распростертыми объятиями. Но вот так вышвырнуть…

 Кто-то схватил её за руку и, зажав рот, втащил в темный, безлюдный переулок.

 – Ты что, совсем малахольная?! – разъяренно прошипел наместник. – Какого рожна ты припёрлась во дворец?!

 –Но я думала…– пролепетала Вероника.

 – Чтобы думать, нужен мозг! Это же палево!

 – Что?

 – Па-ле-во! Палево чистой воды! Никто, заруби себе на носу, никто не должен знать о том, что мы знакомы, о том, что произошло в лесу!

 – Но карта, – пискнула Вероника. – Понимаете, кто-то подбросил мне старую карту.

 – Нда? – вскинул бровь наместник. – Покажи.

 Вероника поспешно достала из-за пазухи кусок истёртого пергамента и протянула наместнику. Тот углубился в изучение документа.

 – Кстати, – как бы невзначай обронил наместник, – как там наш общий друг?

 – Ганс? – уточнила Вероника, но поймав выразительный взгляд наместника, продолжила: –  Нормально. Рана заживает. Он уже может говорить. И даже ходит.

 – Давно ты её получила?

 – Кого?

 – Карту.

 – Ах, карту, – Вероника нервно рассмеялась. – Около недели назад.

 – Точнее.

 – Пять дней. На следующее утро после того, как мы вернулись…оттуда.

 – И пришла только сегодня? – улыбка наместника снова превратилась из саркастичной в дружелюбную.

 – Я ухаживала за Гансом, – с достоинством пояснила Вероника.

 – Наверное, в благодарность за спасение он посоветовал не сообщать мне о карте, – ласково подхватил наместник.

 – Не надо так, – серьезно попросила Вероника.

 – Как «так»?

 – Лучше уж язвите и говорите гадости. Когда вы начинаете вести себя вежливо, становитесь похожим на голодного крокодила. Да, Ганс вам не доверяет. У него есть на то причины. Но я ведь все-таки пришла!

 – С копией карты, – кивнул наместник.

 – Откуда вы зна…Да, это копия. Только не надо обижаться. Трудно доверять человеку, который слывет убийцей и кровавым деспотом. У меня, конечно, небогатый жизненный опыт и я ещё в чем-то наивная, но даже я понимаю, что мы с Гансом у вас в руках. Нам негде скрыться, нам некуда бежать. Честно говоря, – она потупила взгляд, – я даже не знаю, кого из вас двоих больше боюсь.

 – Ну-ну, – фыркнул наместник. –  А как же это трогательное «мы с Гансом»?

 – Не знаю, – покачала головой Вероника. – Вы с ним одного поля ягоды: полагаетесь только на себя, всегда ожидаете подвоха. У меня так не получается. Я хочу доверять вам обоим. Уже доверяю. И, думаю, мне это дорого обойдется.

 – Эта карта, – прервал её наместник, – ты можешь прочитать, что на ней написано?

 – Да, – кивнула Вероника. – «Выход». На ней написано «Выход». Ганс говорит: надпись сделана недавно. На оригинале это заметно. Думаете, имеется виду тот самый выход? Путь отсюда?

 – Не знаю, – мрачно отозвался наместник. – Все это попахивает ловушкой. Только больно уж грубо сработано. Ловушка, похожая на ловушку…Это либо три кэ уловка, либо…либо вообще не ловушка.

 – Три кэ?

 – «Крайне Коварный Капкан». Организовать такой не каждому под силу. В любом случае это подозрительно.

 – Может, у нас есть неведомый друг? – задумчиво произнесла Вероника.

 –Лучше бы это был неведомый враг, – отозвался наместник. – Тогда бы я точно знал, что делать.

 – В любом случае надо идти, – в голосе Вероники звучала твердокаменная уверенность. – Сегодня.

 – Почему сегодня?

 – Ну…тогда завтра. Но непременно! Это наш шанс выбраться из Города!


 ***

 Денек выдался солнечный. Дубы отбрасывали на землю замысловатые кучерявые тени, в чаще цвиркали птички, в траве шебаршились насекомые. Не самая подходящая погода для темных делишек. Но приходилось довольствоваться тем, что есть.

 Они встретились на развилке центрального тракта в полукилометре от Города: в отправной точке, указанной на загадочной карте. Ганс был очень бледен и шел опираясь на палку. Шею его покрывало несколько слоев бинта.

 – Симпатичный шарфик, – съехидничал наместник.

 Вероника озабоченно хмурила брови, словно гадая, кто же из них первым нарушит зыбкое перемирие. Ганс метнул в наместника взгляд, выражающий пожелание скорейшей мучительной смерти и двинулся вперед по маршруту, проложенному на карте.

 Наместник пожал плечами и последовал за ним.

 Весь путь они проделали в тягостном молчании. Самоотверженная попытка Вероники завязать светскую беседу потонула в ядовитых репликах наместника.

 – Ну и сколько нам еще идти? – хрипло спросил Ганс полтора часа спустя. – Этак мы скоро уткнемся в барьер, и нас отбросит к городским воротам.

 – А карта тебе на что? – мигом принял боевую стойку наместник. – Разуй глаза! Ясно же: еще два десятка метров на юг – и мы у цели. Разбойник без знаний топографии! Убиться опахалом!

 – Ну и что? – вступилась за Ганса Вероника. – Я тоже не умею читать карты!

 Наместник фыркнул. Он наверняка бы разразился очередным желчным монологом, но тут они заметили пещеру, затаившуюся среди густой растительности. У входа в пещеру лежала каменная плита, испещренная письменами.

 – Как-то банально, вам не кажется? – разочарованно скривился наместник.

 – А ты на что рассчитывал? – просипел Ганс. – Что тебя выйдет встречать толпа голых баб?

 – Ну…– протянул  наместник. По его лицу было видно:  возражать против такого варианта он уж точно бы не стал. – Вероника, можешь прочитать, что тут накарябано?

 – Могу. Здесь написано…Э… «Трепещи, путник, ибо эта пещера – хранилище и обитель древнего чаровского зерцала. Загляни в него – и оно отразит глубины твоего сердца и воплотит душу…» Дальше затёрто: ничего не разобрать.

 – И так все ясно, – махнул рукой наместник. – Какое-то магическое зеркало, которое исполняет желания.

 – Опять волшебники? – нахмурился Ганс.

 – Не факт, – возразил наместник. – Это может быть подарочек из нулевого измерения. Хотя он все равно попал в наш мир благодаря волшебникам. Так что чисто технически ты прав.

 – Мы ведь не будем с ним ничего делать? – вступила Вероника. – Просто пожелаем выбраться из Города и все.

 – Угу, – кивнул наместник.

 Они зажгли освещатели (1) и вошли в пещеру.

 _________________________________
 1 Освещатель – аналог фонарика. Фитиль из флуоресцентного магиоволокна работает от искусственного кристалла с высоким уровнем магического заряда.
 _________________________________

 Наместник нетерпеливо оборачивался на подотставших Ганса и Веронику. Бандит, еще не полностью оправившийся после  ранения, шел все медленнее и медленнее, а сердобольная «ромашка», разумеется, колготилась вокруг него и пыталась своим хлипким тельцем подпереть мускулистую тушу.

 Наместник чувствовал, что камни под его ногами начинают закипать. Не то чтобы он планировал это с самого начала…Просто так сложились обстоятельства. Сошлось одно к одному. Обидное недоверие Ганса и Вероники, загадочное волшебное зеркало, исполняющее желания, черепашья скорость спутников, стресс, плохая экология, луна в пятом доме…

 …Наместник рванул вперед. Вероника что-то верещала ему вслед. Наместник мысленно пообещал, что если зеркало действительно открывает путь за пределы барьера, он непременно возьмет Ганса и Веронику с собой.

 Место, обозначенное на карте маняще симметричным крестиком, оказалось просторное пещерой. В ней не было ничего, кроме большого зеркала в неказистой медной раме, закрепленной между двумя грубо отесанными деревянными шестами.

 Наместнику не было дела до оформления: главное, чтобы зеркало работало. Но подобное наплевательское отношение к магическим артефактам все же немного его покоробило. Хотелось бы, чтобы сокровенные желания человеческого сердца воплощались в более торжественной обстановке.

 – Стой, сволочь! – прохрипело за спиной наместника.

 Ганс и Вероника уже догнали своего вероломного товарища. Но было поздно. Ухватившись руками за раму, наместник заглянул в волшебное зеркало.

 Поверхность стекла окрасилась темным золотом и зарябила. Две голубовато-серебристые руки вынырнули из зеркальных глубин. Одна рука обвила шею наместника, другая приложила ладонь к его лбу. Зеркало налилось гранатовой краснотой и вдруг прыснуло во все стороны мелкими гранулами. Наместник инстинктивно отпрянул. Вслед за ним из медной рамы вышла женщина. Серебряные волосы ниспадали ей на плечи и скрывали лицо от взглядов сторонних наблюдателей. Обнаженное тело женщины светилось серебристым сиянием, а контуры его отливали лазурью.

 Ладонь сказочной незнакомки скользнула со лба наместника ему на лицо, зажав рот и расплющив нос.

 – Шммм-нм жажушш, – невнятно просипел наместник.

 Тщетно. Женщина все плотнее прижимала ладонь к его лицу. Наместник попытался вырваться. Не тут то было. Его словно приклеило к полу.

 Женщина из зеркала меж тем начала стремительно преображаться. Она стала ниже ростом, толще, кряжистей, волосы окрасились в ярко-рыжий цвет и слегка укоротились. Сложно было судить, насколько изменилось её лицо, но когда женщина повернулась, Вероника с Гансом увидели пухлощекую физиономию с маленькими темными ехидными глазками, курносым веснушчатым носом и пухлыми губами.

 Женщина из зеркала отняла руку от лица наместника, и пока он судорожно хватал ртом воздух и откашливался, стала с любопытством рассматривать Ганса и Веронику.

 – Здоровки, – небрежно кивнула женщина. – Есть чё надеть? А то дует, и жопа мерзнет.

 – П-привет, – смущенно улыбнулась ей Вероника.

 Ганс выразительно крякнул.

 – Так есть какие-нибудь шмотки? Алё, народ! Я с кем разговариваю?!

 – М-м-можете взять мою куртку, – мужественно выдавила Вероника, снимая с себя курточку и протягивая её женщине из зеркала.

 – Не, не пойдет, – помотала головой та. – Мы с тобой в разных весовых категориях. Эй, Септимус! Чё разлегся, дупель? Дай девушке прикрыться. Надоело голым ёжиком сверкать.

 Наместник с трудом поднялся на ноги и слабо простонал:

 – Женщина, вы кто?

 – Септимус??? – встрял Ганс. Глаза его сияли маниакальным восторгом, голос то и дело срывался на хрип. – Так тебя зовут Септимус?! Это ведь «седьмой» по-имперски, так? То есть тебя даже не наименовали. Тебя пронумеровали! У твоей дворянской мамаши что, совсем фантазии не было? Или это у вас так принято, в высшем обществе? Типа список наследничков? А, Септимус?

 – Пфф! Да какое там «высшее общество! – неожиданно для всех ответила женщина из зеркала. – Это он вам насвистел? Вранье! Он же голытьба! Под забором мамкой найден. Ну, вы понимаете, о чем я.

 Она сделала крайне выразительный и очень неприличный жест.

 – Ууу! – протянул Ганс. – Дожили! Сынок шлюхи – наместник Города! Никого получше император найти не смог?

 Вероника испуганно прикрыла рот ладонями. Лицо наместника приобрело насыщенно бордовый оттенок, борода и волосы встопорщились, глаза потемнели, зубы оскалились. Ганс, вызывающе улыбаясь, выставил вперед кулаки.

 – Хватит! – отчаянно закричала Вероника, вставая между ними. – Прекратите! А вы, – возмущенно повернулась она к женщине из зеркала, – зачем вы это делаете? Зачем провоцируете?! Зачем говорите гадости?! Кто вы вообще такая?!

 – Ты что, малышка, читать не умеешь? Я – душа зеркала! Камешек на входе заметили? Помните, что там…Стоять!

 Воспользовавшись заминкой, Ганс и Септимус рванули друг к другу в обход Вероники. И врезались в широко раскинутые руки женщины из зеркала. Неспортивная мадам, как выяснилось, обладала недюжинный силищей.

 – Спокойно, мальчики! Ты, – она кивнула наместнику, – только что предал их. Поэтому заслужил хорошего пенделя. Ты, – это уже было адресовано Гансу, – хмурая шовинистическая задница, мог бы промолчать. Септимус тебе жизнь спас. Хоть был и не обязан. А теперь разойдитесь, поищите мне одежду и не мешайте дамам вести интеллектуальную беседу. Так о чем бишь я? А, да! Надпись у входа. Бла-бла-бла, тыры-пыры, зерцало. «Загляни в него – и оно отразит твое сердце и воплотит душу зеркала». Меня, стало быть. Кстати, для простоты можете звать меня Миррой. Эй, парни, где моя одежда?! – требовательно прикрикнула она.

 «Парни» не отреагировали. Пришлось брать дело в свои руки. Душа зеркала решительно стянула куртку с наместника, чуть не вывихнув ему руки, и надела на себя.

 – Я не этого хотел, – растерянно пробормотал наместник. – Где несметные сокровища? Где стайка покорных девственниц? Где выход за пределы барьера, наконец?! И это они называют «волшебством»?! Вместо исполнения заветных желаний – толстая стервозная баба…АЙ!!!!

 Душа зеркала с силой лягнула наместника под коленную чашечку.

 – Сбычи мечт захотелось, да? – прошипела она, хватая Септимуса за волосы. – Тебе, козел, ясно было сказано: зеркало отразит твое сердце. Твое сердце, придурок, понял?! Скажи спасибо, что я вообще приняла человеческий облик, а не вывалилась из зеркала кучкой говна!

 – Так он что, мечтает быть женщиной? – ехидно поинтересовался Ганс.

 – Еще один умник выискался! – закатила глаза Мирра, отпуская Септимуса. – Все-таки люди – невероятно тупые, примитивно мыслящие создания! Я отражаю и преломляю сердце человека, его личность, его глубинные желания, мечты, мысли. То, каков человек. То, что он хочет. То, чего ему не хватает. А потом воплощаюсь в человеческий облик. Теоретически – в любой. Я предпочитаю женский. Иногда приходится торчать в этом мире не один десяток лет. И мне абсолютно не светит мыкаться в образе потного тупого мужика. Имею право, между прочим.

 – И сколько, – робко начала Вероника, – сколько вы собираетесь пробыть в нашем мире?

 – Пфф! Что значит «собираюсь»! – фыркнула душа зеркала. – Мне придется здесь быть, пока этот стрекозавр не сдохнет.

 – Я?! – ужаснулся наместник. – Это что получается, ты теперь будешь преследовать меня всю жизнь?!!

 – А ты что думал, шип твою взъедь?! Это тебе не законный брак: разводом не отделаешься! То-то! Не надо было товарищей кидать!

 Ганс сдавленно хрюкнул, а потом расхохотался. Вероника тоже едва сдерживала улыбку. Наместник, всегда такой независимый и самоуверенный, сейчас казался потерявшимся ребенком.

 – Мда, вот уж действительно: чужая душа потёмки, – весело подмигнул Ганс.

 – Угу, – подхватила Вероника, – а своя – непроглядный мрак.


 ***

 В Город они вернулись далеко за полдень. Выяснилось, что Мирра и волшебное зеркало неразрывно связаны, так что наместнику пришлось тащить на себе почти десять кило стекла и меди. Ганс светился счастьем. Вероника сочувственно улыбалась и время от времени безуспешно пыталась подбодрить Септимуса. Мирра шлепала по каменистой дороге босиком. Её филейные части выглядывали из-под куртки наместника при каждом шаге, но душу зеркала это нисколько не смущало.

 Чтобы войти в Город в сопровождении полуголой женщины, Септимусу пришлось заплатить по тройному тарифу.

 В первом же дворе наместник сдернул с веревки какую-то простыню.

 – Разве такое сейчас носят? – удивилась душа зеркала, но все же обернула тряпицу вокруг бедер на манер юбки.

 На городских улицах много людей. На городских улицах катастрофически много людей! Но замечать их начинаешь лишь, когда идешь в компании босой тетки, завернутой в дырявую простыню.

 Почти у самого дворца их нагнала Вероника. Мирра приветливо помахала ей, а Септимус кисло проворчал:

 – Пришла пнуть дохлую псину?

 Лицо Вероники вытянулось:

 – У тебя что, умерла собака? Кошмар какой! Я не знала…Я...

 – Проехали. Так чего ты хотела?

 – Ну…Мирра, извини, нам нужно переговорить с глазу на глаз.

 – Да-да, конечно, – радостно откликнулась душа зеркала, подходя ближе.

 – Э…Нет. Нам с Септимусом.

 – Слушай, – вполголоса произнесла Вероника, как только Мирра удалилась на безопасное расстояние. – Мы тут с Гансом посовещались…Мирра ведь волшебное зеркало. И…в общем, ты бы не мог…

 – Ах, значит мы уже на «ты» и по именам! – в голосе наместника клокотали сарказм и обида. – Так вот, запомни, детка: я – правитель этого Города! Императорский наместник! Для тебя я – «ваша милость»! А если хочешь поговорить, испроси у моего секретаря аудиенции!! Ясно?!

 Солнечный взгляд Вероники потух. Губы задрожали. Она смиренно кивнула, прошептала «ясно, извините» и, понурив голову, побрела прочь.

 Наместника хватило ровно на три секунды. Сжав кулаки, он с хрюкающим рычанием бросился за Вероникой и схватил её за руку.

 Она испугалась. Она действительно его испугалась. Не наигранно, не понарошку. Искренне, как пугаются врага или свирепого хищника.

 – Ну ладно-ладно, – раздраженно затараторил Септимус, – я это не всерьез. Чего ты там хотела?

 Вероника с сомнением посмотрела на него. Септимус поймал себя на том, что затаил дыхание, ожидая её решения. Вероника заговорила:

 – Мирра может знать, как выбраться из Города. Или помочь нам это выяснить. Попробуй, пожалуйста, расспросить её об этом. Если ты, конечно, не передумал покидать Город.

 – Лады, расспрошу

 – И еще.

 – Ну.

 – Я бы хотела извиниться перед тобой. За Ганса.

 – Здрасьте приехали!

 – Нет, серьезно. Он не должен был говорить…говорить то, что сказал. Понимаешь…Это бред, отменная глупость! Но…Похоже, Ганс не может смириться с тем, что ты его спас. Мне кажется, он не привык, чтобы к нему относились по-доброму, чтобы помогали…Дай ему время свыкнуться с мыслью, что не все кругом враги.

 – Знакомое чувство, – бросил в сторону Септимус.


 – А?

 – Не важно. Хорошо, пусть привыкает. Но учти: ещё один такой закидон – и я ему морду набью. В смысле, упрячу в темницу до конца жизни. Или четвертую. Как карта ляжет. Давай, до завтра.


 ***

 Правителя Города, некогда строившие дворец, предусмотрели множество потайных ходов, тайных дверей и коридоров. Предполагалось, что по ним смогут передвигаться люди в полной боевой экипировке. На людей, груженных зеркалами, эти ходы рассчитаны не были.

 Когда взмыленный наместник дотащился до своих покоев, на всех городских архитекторах и их родственниках до двенадцатого колена лежали самые изощренные проклятия.

 Волшебное зеркало Септимус поставил прямо на пол, прислонив к стене и подперев для надежности пуфиком.

 – Аккуратнее, – предупредила Мирра. – Потеряешь зеркало – никогда меня больше не увидишь.

 – Кому бы заплатить, чтоб его сперли? – пробурчал наместник, плюхаясь в кресло.

 – Ванна есть? – деловито спросила Мирра, пропустив мимо ушей его реплику.

 – Угу. Вон там.

 Мирра скрылась в ванной комнате. Зашумела вода. Из-за приоткрытой двери раздался восторженный вопль:

 – Ух ты! Горячая!

 – Конечно, горячая, – наместник нехотя подошел к порогу ванной. Споткнувшись о свою куртку, валявшуюся на полу, он пинком отшвырнул её в угол. – Сколько ты там торчала в своем зеркале?

 – Сто пятьдесят лет, – беспечно отозвалась Мирра. Она уже сидела под струей льющейся из крана мутной воды. – Жидкопровод тогда уже был. Но вода лилась только холодная.

 – Тогда познакомься с системой горячего жижеснабжения. И, кстати, теперь это называется жижепровод.

 – Скажи пожалуйста!

 Септимус прикинул, как завести разговор об окружающем Город заклинании. Чтобы не затягивать паузу, он спросил:

 – Ты, наверное, здорово отстала от жизни?

 – Пфф! Я знаю об этом мире ровно столько, сколько знаешь ты. Просто я не все еще успела отразить: слишком уж ты рьяно вырывался.

 – Это когда ты мне зажала ладонью лицо? Да ведь ты меня чуть не придушила!

 – Издержки производства. Но основную информацию о тебе я получила.

 – Чудесно! Великолепно! Хотя трезвонить о моих личных тайнах направо и налево было совсем не обязательно, – Септимус снова помолчал, а потом с тревогой уточнил: – Ты правда знаешь обо мне все?

 – В общих чертах. Со временем узнаю больше.

 Наместник недоверчиво ухмыльнулся:

 – Невозможно узнать все о человеке за несколько часов.

 – Пфф! Ты любишь абрикосовое варенье. Мечтаешь завести двух кошек. Твой любимый цвет зеленый. В детстве ты хотел стать врачом, поэтом или пиратом. Почти каждый вечер ты поднимаешься на крышу дворца и смотришь на закат…Ой, а шампунчик только такой? Хм! Мужчины!..У тебя никогда не было друзей, потому что родители запрещали твоим сверстникам общаться с сыном шлюхи. Первую кражу ты совершил, чтобы сделать подарок матери на Сменогодье. Мельхиоровое кольцо. Тебе тогда было восемь. Но за двадцать четыре дня до праздника твою мать убил один из клиентов. Его так и не нашли. Потому что особо не искали. Ты хранил кольцо пять лет. А потом похоронил. Зарыл его в кленовой роще. Ты ненавидишь пенку на молоке и до сих пор боишься грозы. Твоя первая…

 – Довольно! – рявкнул наместник.

 – Сам же не верил!

 – Хватит! Хватит.

 Септимус схватился за горло. Гадкое чувство: словно по твоим внутренностям ползают ледяные черви. Словно ты стоишь посреди огромного пустого поля, а вокруг ни души, но ты понимаешь, что со всех сторон на тебя смотрят. Она знала! Она знала все! Даже то, что было запечатано в самой глубине сердца, то, что не хотел знать и помнить даже он сам.

 – Не смей никому рассказывать, – прошипел Септимус.

 – Конечно, не расскажу, – по-прежнему легкомысленно пообещала Мирра, вылезая из ванны. – Полотенчико есть? Ага, вижу, спасибки. Не расскажу, если ты сам этого не захочешь.

 Наместника словно подбросило:

 – Тогда что это такое было в пещере? Какого рожна ты разболтала Гансу про мою мать?!

 Взгляд Мирры выражал вежливое недоумение:

 – Так ведь ты сам этого хотел.

 – Кто? Я?!

 – Ты. Тебе хотелось с ними поделиться, но ты все никак не находил повода. Любите вы, люди, все усложнять! Мне по-прежнему нечего надеть.

 Не обращая на Мирру внимания, Септимус прошел в спальню и плюхнулся на кровать. Пустота, которую он много лет назад сумел ужать до малюсенькой точки и запрятать в самой глубокой и темной части сердца, стала стремительно расширяться. Оголодавшая, она пожирала его с жадностью зверопотама. Одно единственное воспоминание разрушило барьер, который разум возводил годами. Оставалось полшага до безумия. И только холодный, привыкший к рациональному анализу и самоконтролю рассудок держал последний рубеж обороны.

 Что-то тяжелое упало на кровать рядом с Септимусом. Матрас заколыхался, словно маленькая лодка. На лоб Септимуса легла прохладная влажная ладонь.

 – Оставь меня в покое, – жалобно проныл наместник.

 – Не-а, – прошептал насмешливый голос. – Никуда-то ты от меня не денешься.

 Септимус открыл глаза. Бездонная пустота посветлела, вновь сжалась в точку и уползла куда-то вглубь души. Наместник вернулся в сегодняшний день.


 ***

 Вечерело. Мирра похрапывала на кровати Септимуса, с головой зарывшись в одеяло. Наместник решил, что неплохо было бы хоть отчасти выполнить свой служебный долг и заглянуть в рабочий кабинет.

 На столе лежала стопка доносов. Септимус наскоро просмотрел их и, к своему неудовольствию, обнаружил несколько кляуз на Веронику. На Ганса ничего не было. И немудрено: опытный бандит, Ганс знал толк в конспирации. Значит, дело в этой глупой девчонке: наверняка ведет себя неосмотрительно и, без сомнения, болтает много лишнего. Ох уж эти дилетанты! Налажают, сами того не ведая, а ты потом за ними разгребай, спасай их шкурёнки, прячь концы.

 – Вы…вы…в-в-вы что здесь делаете?! – раздался из приемной визгливый возглас секретаря.

 Септимус вытащил кинжал и прислушался.

 – Как вы сюда попали?!!

 – Ну чё ты вопишь, как потерпевшая? – отозвался высокий женский голос, похожий на звон стекла. – Как попала, как попала! В основном ногами. Да расслабься ты. Я, это, вашего наместника…как это бишь…о! Сестра! Двоюродная.

 Наместника прошиб холодный пот. Не медля ни секунды, он выскочил в приемную, теша себя надеждой, что увидит там толпу наемных убийц. Увы, все оказалось куда хуже. На краешке секретарского стола сидела Мирра и крутила в руках пресс-папье в форме скалящегося зверопотама. Она по-прежнему была без одежды. Но это полбеды. Тело Мирры местами просвечивало. В уголке жался секретарь – свекольно-фиолетовый и абсолютно обалдевший.

 Не вдаваясь в объяснения, Септимус стянул с себя куртку, накинул на Мирру, стащил её со стола, силком заволок в кабинет и захлопнул дверь.

 – Ты что, спятила?!

 – Я же просила дать мне одежду, – сурово отчеканила Мирра.

 – Где я тебе возьму бабские шмотки?!

 – Да не клюёт! Хоть выплюнь!

 Помолчав, она добавила примирительно:

 – Чего ты психуешь? Подумаешь, лёгкое ню. Здесь все люди взрослые. И не такое видали.

 Положа руку на сердце, Мирра была права. Наместник и сам не знал, с какой стати так разволновался. Он буквально сгорал от стыда и смущения. Но странное дело: стыдно ему было не за Мирру. Нет! Септимусу казалось, что это его вывели голышом на всеобщее обозрение и медленно, полоска за полоской, сдирают с него кожу. Повелитель Города чувствовал себя маленьким и беззащитным. Ему было дико страшно от мысли, что отражение его сердца расхаживает вот так, ничем не прикрытое от посторонних взглядов.

 Чтобы не проходить мимо секретаря и не травмировать лишний раз его нервную систему, они с Миррой вернулись в покои наместника через потайной коридор. Покопавшись в платяном шкафу, Септимус достал свою старую рубаху, штаны и…

 – Мам-моя, что это? – брезгливо сморщилась Мирра.

 – Настопники (2). Что-то типа…эээ…мужских чулок.

 – Мда? – Мирра всем своим видом воплощала скептицизм. – А похоже на гульфики. Ты меня часом не подкалываешь?

 На секунду Септимус замер, а потом захохотал:
 – Отличная идея! – сквозь смех выдавил он. – И как я раньше до этого не додумался!

 ______________________
 2 Настопники – аналоги носков. Были придуманы имперскими модельерами семьдесят лет назад, поэтому Мирра о них ничего не знает.
 ______________________

 Фыркнув, Мирра принялась одеваться:

 – Неплохо бы еще трусы и бюстгальтер.

 – Ну нет! – запротестовал Септимус. – Свои трусы я тебе не дам.

 – А бюстгальтер? – хитро прищурилась Мирра.

 – Ну и дура, – беззлобно покачал головой наместник. – Завтра попрошу Веронику, чтобы помогла тебе с гардеробом. А пока лопай что дают! О! Красотка!

 Мирра придирчиво разглядывала свое отражение.

 – Охурметь, – вынесла она мрачный приговор.

 – Ты отражаешься в зеркале, – с любопытством заметил Септимус.

 – Конечно. С чего бы мне не отражаться. У меня же материальное тело.

 – Материальное…А ты в курсе, что оно кое-где просвечивает?

 – Серьезно? – озабоченно нахмурилась Мирра. – Чёрт. Да, сто пятьдесят лет – это вам не игрушки. Ладно, не боись, исправим.

 Враждебность и отчужденность, царившие в душе наместника еще несколько часов назад, испарились. Септимус чувствовал себя так, словно встретил доброго друга, с которым был в разлуке много лет.

 – Знаешь, Город окружен каким-то заклятием, – доверительно выпалил наместник, наплевав на дипломатию. – Неделю назад я ходил в волшебный лес к дереву бур-бур. Там мы и познакомились с Вероникой и Гансом. И ещё кое-с-кем. Не в курсе, кто заколдовал Город?

 – Не-а, – Мирра плюхнулась на кровать рядом с Септимусом. – Но могу разузнать. Что там конкретно случилось?


 ***

 Это было препаршивейшее утро. Небо было залито унылой хмарью, заляпанной темно-серыми пятнами облаков. Наместник проснулся со жгучим желанием не просыпаться. Вчерашнее умиротворение испарилось. Септимуса вновь одолевали сомнения.

 Мирра сидела в кресле и мастерила себе юбку из занавески: штаны Септимуса она забраковала как «стрёмные». Наместник бросил взгляд на ставшее непривычно большим окно и тяжко вздохнул.

 После завтрака они отправились к Веронике. Мирра заявила, что ей кровь из носу надо выслушать историю похода к дереву бур-бур в изложении всех выживших его участников, дабы составить целостную картину.

 Вероника как раз меняла Гансу повязку. На столе, накрытый кипельно-белым полотенцем, прятался завтрак. Септимус хотел было отпустить пошлую остроту по этому поводу, но посмотрев на Веронику, промолчал.

 Потом все вчетвером сели завтракать. Глядя на Мирру, бодренько уплетающую яичницу, Септимус заметил:

 – Ты ешь?

 Мира сдвинула брови и со смачным чавком проглотила кусок поджаренной помидорки:

 – Намекаешь, что я толстая?

 – Намекаю, что ты зеркало.

 – Ну ты канчиль (3)! Объясняла же: у меня материальное тело! Ты же не собираешься завтра помирать? Вот. Так что я могу с чистой совестью прочно материализовываться.

 ___________________
 3 Канчиль – карликовый олень.
 __________________

 – Извини, – вставила Вероника, – а причем тут еда?

 – Извиняю, – снисходительно кивнула Мирра. – Я, видишь ли, создание нулевого измерения. Там обитают не только Темные Твари – как вы их называете. (Кстати, да, скоты те ещё!). Но также духи и прочие нематериальные сущности. Не важно. Суть в том, что кое-кто из нас умеет создавать материальное тело. Вернее его подобие. Видишь? – она обвела себя ладонью. – Это тело – точная копия человеческого. Почти точная. Я над этим работаю. Ты можешь ткнуть меня ножом. У меня пойдет кровь. Даже кишки вылезут, если живот распороть! Но при этом я не умру. Мне потребуется время, чтобы подлатать поврежденную оболочку, это да. Но убить меня, повредив мое материальное тело, нельзя! Эй, чего вы так припухли? Из-за кишок что ли? Ну вы даете! Тоже мне! Врач и два головореза!

 – Так еда-то здесь причем, балаболка? – одернул Мирру Септимус.

 – А! Точно! Еда! Еда материального мира делает материальную оболочку ещё более материальной! Короче, чем больше жрешь, тем ты реальнее. Когда наш милый Септимус отбросит копыта и магическая связь между нами прервется, я ещё некоторое время буду пребывать в этом мире, пока мое материальное тело не истончится. Это быстрый процесс: максимум пара месяцев. Можно, конечно, конкретно самоубиться: например, сжечь себя, чтобы уничтожить материальное тело. Но я не сторонница крайних мер! Пфф! Опять эта тошнота на лицах!

 С горем пополам закончили завтракать. Мирра увела Веронику в соседнюю комнату, чтобы выслушать рассказ о походе к дереву бур-бур.

 Ганс и Септимус сидели в гробовом молчании. Время от времени из-за двери долетали горестные всхлипы Вероники: ей тяжко было вспоминать о произошедшем.

 Наконец, из комнаты вышли невозмутимая Мирра и заплаканная Вероника. На допрос отправился Ганс.

 – Ты как? – мягко спросил Септимус Веронику.

 Она только кивнула, уткнувшись ртом в платочек. Потом слегка подрагивающим голоском спросила:

 – Вы тут не ссорились? С Гансом?

 – Нет, – равнодушно бросил Септимус. – Слушай, помоги мне: надо бы одеть эту чокнутую.

 – Кого? Мирру? Ты что, до сих пор не купил ей одежду?! Невероятно! Не спорю: у нее много недостатков, но…

 – Да, та ещё заноза в заднице!

 – …но она же отражение твоего сердца! Разве можно так себя не любить?!

 Мирра и Ганс вышли в общую комнату. Ганс, разумеется, не плакал, но выглядел подавленным. Зато Мирра сияла энтузиазмом.

 – Больше с вами никого не было? Ныне покойных я в расчет не беру.

 Вероника, Септимус и Ганс дружно помотали головой.

 – Хм…Странно, – пробормотала Мирра. – Ну да фиг бы с ним. Да, хотела спросить: как вы меня нашли?

 – Кто-то подбросил мне карту, – пояснила Вероника. – Там было написано «Выход». Вот мы и решили, что это может быть как-то связано с…ну, с тем заклинанием вокруг Города.

 – Так-так-так, понятно-понятно-понятно. Подбросили карту. Тебе. И больше никого не было…Хм…Ну, я пошла.

 – Куда? – взволнованно выкрикнул Септимус.

 Мирра смерила его пристальным взглядом:

 – Поброжу по Городу, потолкусь среди людей, посмотрю, послушаю, прогуляюсь к границе действия этого пресловутого заклинания. В общем, стандартные процедуры. Ты же был дознавателем: должен знать, как это делается.

 Септимус кисло улыбнулся, поймав на себе всполошенный взгляд Ганса.

 – Здорово. Но сначала мы купим тебе нормальную одежду, – доброжелательно, но твердо сказала Вероника. – Сложно затеряться в толпе, когда на тебе надета занавеска.


 ***

 Мирры не было два дня. Септимус успокаивал себя тем, что она бессмертная, что чаровское зеркало по-прежнему стоит у него в комнате, что их с Миррой связывают магические узы. И все же…

 Работать не хотелось. Да и, откровенно говоря, никаких сверхважных дел  не было. Наспех просмотрев бумаги, наместник через потайной ход вернулся к себе в покои.

 На кровати, раскинувшись, лежала женщина, совершенно голая и абсолютно незнакомая.

 В босоногой нищенской юности Септимус был бы несказанно счастлив, обнаружив в своей постели голую женщину и, не задаваясь лишними вопросами, приступил бы к делу. Обретя независимость и жизненный опыт, он понял, что обнаженная незнакомка, свалившаяся с небес, чаще всего приносит не море удовольствий, а кучу проблем. Так что наместник предпочитал самолично контролировать появление женщин в своей постели и степень их оголенности.

 Сейчас у Септимуса был только один повод для радости: женщина определенно была жива. Когда-то ему уже подбрасывали в кровать трупы, и наместник знал, насколько хлопотно разруливать подобные ситуации.

 Он вытащил кинжал и медленно двинулся вдоль стены, присматриваясь и прислушиваясь.

 – В правом углу – инстинкт самосохранения! – прокатился по комнате высокий звонкий голос. – В левом углу – инстинкт размножения!

 Наместник вздохнул со смесью облегчения и раздражения.

 – Иииии…Инстинкт самосохранения отправляет соперника в нокаут с одного удара!

 – Где ты, чёрт тебя дери? – крикнул наместник.

 Мирра вышла из ванной, на ходу закалывая волосы шпильками.

 – Твоя работа? – строго спросил Септимус, кивая в сторону кровати.

 Довольная собой Мирра широко улыбнулась.

 – Что с ней?

 – Ты за нее волнуешься? Как мило!

 – Я волнуюсь не за нее, а за себя. Случись что – разгребать это дерьмо придется мне!

 Мирра надула губы:

 – Пфф! Обижаешь! Перед тобой эксперт в избавлении от трупов и сокрытии улик! Да не парься ты! Она просто спит. Мягкое, безопасное снотворное…

 – Зачем она тебе?

 – Хотела сделать тебе приятное. Там, чтобы ты реализовал свои фантазии, и все такое.

 – У меня нет таких фантазий! А если бы даже были, поверь, я бы управился без твоей помощи! Так зачем ты её приволокла?

 – Ну…– душа зеркала загадочно улыбнулась. – Понимаешь ли, милый, за полторы сотни лет я несколько подзабыла человеческую анатомию. Мне нужен образец.

 – Образец чего? – сквозь зубы прошипел наместник. Его охватило недоброе предчувствие.

 – Женского тела, родной, – задушевно протянула Мирра.

 – И для этого надо было тащить в мою постель голую проститутку?! – взревел Септимус.

 Мирра высоко подняла брови, одарив наместника очередной лучащейся улыбкой.

 – Вообще-то, – заметила она после краткого молчания, – я могла воспользоваться нашей малюткой Вероникой.

 – Да я тебя!..

 – Но! – жестом остановился его Мирра. – Но – я проявила тактичность и взяла совершенно постороннюю женскую особь, к которой ты гарантированно не испытываешь никакой эмоциональной привязанности. И поверь, я хотела все сделать в твое отсутствие. Сейчас ты, строго говоря, должен сидеть в своем кабинете и заниматься государственными делами. Так что ты сам виноват: нужно соблюдать распорядок дня.

 Септимус открыл рот, намереваясь возразить бесстыжему зеркалу. Потом закрыл. Сделала несколько глубоких вдохов.

 – Мирра. Я безмерно благодарен тебе за заботу, – заговорил он подчеркнуто терпеливым и вежливым тоном, каким обычно говорят с нашкодившим ребенком, которого хочется убить, да нельзя. – Но можно задать тебе один единственный вопрос?

 – Можно, – беззаботно кивнула Мирра.

 – Почему! – гаркнул наместник, но тут же продолжил более сдержанно: – почему ты не могла все это сделать в другом месте?!!!!!

 Под конец Септимус все-таки не выдержал и сорвался на крик.

 Мирра вздохнула и еще более терпеливым и вежливым голосом пояснила:

 – Потому что, зайчик, мне нужна была спокойная обстановка.

 – Какой я тебе нахрен зайчик?!!!!

 – Мой милый, любимый, понимающий зайчик, – сладко тянула Мирра, – который сейчас успокоится, заткнет хайло, сядет в уголочке и не будет мешать своему зеркальцу заниматься делом! И лучше, чтобы этот уголочек был в другой комнатке. Поверь, совеночек, это зрелище может тебя шокировать.

 «Совеночек» решительно уселся в кресло и заявил:

 – В мире осталось крайне мало вещей, которые способны меня шокировать.

 Мирра с сомнением покачала головой, но к удивлению наместника промолчала.

 Она встала прямо на кровать в ногах у спящей женщины и начала всем телом медленно наклоняться вниз, пока не зависла в полуметре над ничего не подозревающей труженицей плотских утех. Потом так же медленно воспарила вверх и распласталась на потолке.

 Воздух завибрировал от магии. Септимус привстал в кресле, но тут же рухнул обратно. Тело проститутки озарилось серебристым сиянием и на мгновение исчезло. А затем стало вновь материализовываться частица за частицей. В буквальном смысле. Начиная с ног, стали формироваться кости. Постепенно они обрастали мышцами, сухожилиями, кровеносными сосудами, кожей, из пор которой по крупицам восстанавливались волоски.

 Когда дело дошло до внутренних органов, Септимус понял, что имела в виду Мирра. Да, в своей жизни он видел многое. Даже слишком многое. Но такое – разве что в кошмарном сне.

 Поборов желание немедленно драпать из спальни на всех парах, Септимус поглубже урылся в успокаивающую мягкость кресла и прикрыл глаза. На него наваливалась дремота. Последнее, что Септимус увидел – розовато-коричневые кишки, похожие на жирную личинку.

 -------------------------------
 Они были розовато-коричневыми и жутко воняли. Но Септимус уже не мог чувствовать запахов. Многочасовая битва на Пятиглинном плато насытила воздух вонью крови, мочи, дерьма, рыхлой земли, железа, магии, паленого мяса, гари и почему-то сирени. Армия запахов убила обоняние Септимуса, и теперь он чувствовал только сирень.

 Сражение завершилось несколько часов назад. Имперские войска победили. Септимус, кадровый офицер имперской армии, должен был бы радоваться. Но вместе с обонянием война уничтожила в нем и способность чувствовать. Впрочем, это не распространялось на болевые ощущения. Тело ныло даже в таких местах, о существовании которых Септимус до сей поры не подозревал.

 К нему приближалась бригада имперских лекарей в белой униформе. Удивительно, но она действительно оставалось белой. Даже в таких условиях.

 Врач скептически оглядел Септимуса и махнул рукой двум здоровякам. На них тоже была медицинская униформа. И она-то как раз белой уже не была. Парни подхватили Септимуса и поволокли куда-то. Не в госпиталь. К ближайшей траншее. Сюда они его и сбросили. На груду других тел.

 Всю дорогу и еще потом, пока они не скрылись из виду, Септимус отчаянно шевелил губами, пытаясь объяснить, что это не его кишки, что он ещё жив и не безнадежен, что у него просто ослабели ноги и вообще…

 В нескольких метрах от него упало ещё одно тело. Оно громко стонало, называлось офицером имперской армии, грозилось страшными карами и требовало отнести себя в госпиталь.

 – Заткнись, – раздраженно крикнул один из врачей. – Мы не служба доставки. Не можешь самостоятельно идти – лучше сдохни. Не хватало нам тут еще массовой эпидемии из-за кучи полудохликов и трупаков!

 – Пошли, работать надо, – устало проворчал его товарищ. – Завтра сюда доберется бригада зачистки и спалит тут все к чертям. Только представь, какая тут станет почва…Лес будет расти, как на дрожжах…

 Под Септимусом и вокруг него что-то шевелилось, стонало, плакало, истекало кровью и ужасом. Он старался не обращать внимания. Попытался согнуть ногу. Безуспешно. Радовало лишь то, что он по-прежнему чувствовал свои конечности. У него было время до прихода бригады крематоров.

 Медики вновь подошли к краю траншеи. На Септимуса свалился труп здоровенного солдата, придавив его своей тяжестью.

 Спустя три часа ослабевшему Септимусу так и не удалось выбраться из-под трупа. Все было кончено. Мысль банальная, как и любая правда.

 Кто-то шел по траншее. Прямо по трупам. Человек. Не врач и не военный. Шел медленно, склоняясь над мертвыми и полуживыми телами, тщательно их осматривая, залезая в карманы. Мародер. Все ближе. Ближе.

 В теплом луче вечернего солнца блеснул проводок звуковода, вьющийся из уха Септимуса. Мародер подошел. Присел на корточки. Обычный, ничем не примечательный человек, каких сотни. На Септимуса он не взглянул. Вытащил у него из уха мембрану звуковода, провел рукой по проводку, добрался до кармана с биоптикуляром. Вытащить не смог: мешал труп солдата. Практически без усилий мародер сбросил мертвое тело с Септимуса, забрал биоптикуляр и ушел.

 К утру Септимус сумел выбраться из траншеи. Ему повезло: в поисках своего хозяина сюда прибрела какая-то умная и преданная лошадь. Потом ему везло еще дважды. Видимо, жизнь решила оптом расплатиться за все годы несчастий и унижений. В деревеньке, куда привезла Септимуса умная лошадь, ему попалась добросердечная женщина, лекарка-самоучка, идеалистка до мозга костей. Она вылечила его, хотя взамен ему приходилось ежедневно выслушивать лекции на тему «помощь людям и врачебная этика». Септимус оставил умную лошадь ей.

 Потом, блуждая без особой цели, Септимус наткнулся на смертельно раненного имперского офицера. Оказалось, на него напал отряд неугомонных повстанцев. Он вез в штаб важную депешу. Доставить её взялся Септимус. В депеше сообщалось об убийстве императора. Командующим штаба был наследный принц. Септимус получил орден за доблесть, дворянский титул и небольшое состояние. После окончания войны принц, а ныне император предложил своему протеже место при дворе. Но Септимус предпочел занять пост наместника одного милого и весьма спокойного Города на завоеванной территории за много километров от имперской столицы. Император отнесся к желанию новоиспеченного дворянина без восторга, однако возражать не стал. Спустя две недели Септимус с военным отрядом прибыл в Город. Только через пять лет к наместнику начало возвращаться обоняние.

 -------------------------
 Септимуса овевал сладковатый аромат липы. В полудреме он прижался к чему-то теплому. Почувствовал под рукой чужие волосы…Дернулся всем телом, упал с кровати и тут же вскочил на ноги, ошалело озираясь в поисках оружия. На его постели, сжавшись в комок, сидела обнаженная женщина, напуганная не меньше самого наместника.

 Проклиная Мирру, Септимус наскоро оделся и, заплатив проститутке немыслимо огромную сумму, вытолкал её взашей.

 В спальне его уже поджидала Мирра, довольная как бегемот на солнцепеке.

 – И стоило так надрываться? – сдержанно полюбопытствовал Септимус. – Раздевать меня, тащить к кровати?

 – Чего не сделаешь ради хорошего настроения! – бодро отозвалась душа зеркала и на пять минут ушла в хохотушки.

 Септимус отметил, что Мирра была одета по последней городской моде, а её тело было плотным и больше не просвечивало.

 – Что насчет заклинания? – решил сменить тему наместник.

 – Картина вырисовывается, – туманно ответила Мирра. – Один вопрос: а нафига тебе вообще уезжать из Города? Эти двое понятно. Вероника хочет облагодетельствовать весь мир и досконально изучить медицину. Гансу не дают покоя лавры короля воров, да и опасно с его профессией долго оставаться на одном месте. Но тебе-то что неймётся? Ты ведь уже получил все, что хотел. Всего достиг. Ты – хозяин целого города! Так куда ты бежишь, Септимус.

 – Глупости говоришь, – весело улыбнулся наместник. – Никуда я не бегу. Просто.

 – Просто что?

 – Ничего. Просто просто.

 – Ага. Сын проститутки, вор, шулер, торговец рыбой, стражник, библиотекарь, бухгалтер, кузнец, контрабандист, дознаватель, военный офицер, дворянин, императорский наместник…

 – Ну, надо было как-то на хлеб зарабатывать.

 – Что дальше, Септимус? Куда ты теперь? Чего ты хочешь? Куда стремишься?

 – Пока, – с нажимом произнес наместник, – пока я стремлюсь отыскать выход из Города. Так ты можешь помочь? Воплотить моё заветное желание?

 Мирра криво усмехнулась:

 – Человеческие желания… Вы, люди, порой желаете совсем не того, чего хотите. Двести шесть лет назад мое зеркало нашел один смертельно больной мальчик. Страстно желал иметь нормальное сердце. Хотел быть здоровым. Клёвый был мальчуган. Умер через месяц после нашей встречи.

 – Э…Несчастный случай?

 – Не, рак мозга. Врачи напутали с диагнозом: сердце у него и так было в порядке. Проблема крылась в мозге. А потом был профессор зоологии. Мы были вместе пятьдесят четыре года. С животными мы тогда общались чаще, чем с людьми. Хорошее было времечко.

 – И? – осторожно уточнил Септимус. – Этот профессор тоже желал не того, чего хотел?

 – Нет. Просто классный был мужик. Хотела тебе о нем рассказать. Поделиться, как вы, люди, это называете.

 – Это классный мужик упрятал тебя в пещеру?

 – Что? Нет! Мое зеркало всегда хранится в этой пещере. В перерывах. Не спрашивай, как оно туда попадает! Без понятия. Это происходит само собой. Таков уж порядок вещей. Кстати, о вещах. Как выбраться из Города, я пока не выяснила. Но знаю, у кого можно спросить. Собирай всех. Мне понадобятся иголка, две шпульки и большая кастрюля вареной картошки.