Два мима

Первый:
И брезжил антрацитом день,
Когда они стояли на бордюре,
И вместо праха – огненную тень,
Выплёвывал из кратера Везувий.
Он изрыгал огнём и всё нутро –
Сочилось к людям пламенной слюной,
И словно пушка, раскалив жерло –
Стрелял он жидкой лавой и слюдой.

Два мима шли неспешно по тому,
Что принято считать диагональю,
И как Земля – сковавшая Луну,
Их лица были под белёсой марью.
Они жевали молча нафталин,
Едва касаясь воздуха губами,
И позвоночники сутулых спин –
Несли ропща, годичными кругами.

Второй:
На тонком, худом канате,
похожем на седой волос –
стояли, шатаясь, два мима,
как, вахтенных, два матроса.
Черты их отлиты были, из
вязкого парафина и что-то
им напевала, пеной морской,
равнина.

Вода вспоминала былое – то
время, когда без грима, несли
они прах с аналоя, под купол
язычного Рима. И в пепле их
рясы погрязли, и жар разъедал
ладони, и корчили в страхе
гримасы – лавой облитые кони.

- О чём ты молчишь?
- О многом…
- О том же, о чём и пепел?
- О чёрных следах на белом –
которые слижет ветер.
- Ты видел, как лавры горели,
когда их встречало пламя?
- Да видел, но жгут они
ярче – на голове венками.
- Как думаешь – скоро дорога,
быть перестанет серой?
- Тут дело не в цвете асфальта,
а в том, что назвали верой.
Дороги живут шагами, следы
на них – это вздохи. И дышат
ими с рождения: и звери, и
люди, и боги.
- А как же рыбы морские?
- А рыбы, так же как мимы,
молчанье сковало их губы,
прообразом вязкой тины.

Первый:
Клубилось солнце за спиной в пыли,
Трещала кожа в глиняной обмазке,
Костями мачт – скуднели корабли,
А парусина шла на лица - маской.
В движенье тут же хаос возникал,
И меж собою путались дороги,
И в отражение кривых зеркал –
Ловили солнце, потешаясь, боги.

Весь мир плясал у жертвенных костров,
Дивясь, как всполохи огня похожи,
На заклинанья непонятных слов,
Что по нутру проходят, звуком дрожи.
Развеяны все были семена,
По вспаханным, войною, пашням,
И прорастали – лица, имена,
Как точки, на пожарищах вчерашних.

Второй:
Дорога пунктир видит ровным,
а ноги считают рваным, край,
каменного бордюра – скрывает
газоном, раны. Их мощи росли
из асфальта, чуть больше, чем
просто криво и наспех землю
крестили, ногами, два старых
мима.

Прошлое билось пульсом, с
Везувия слазила кожа, а мимы
шли своим курсом, ночлега ища
и ложа. Их каменный взор катился,
сквозь сердце к распятому Богу и
месяц над ними слезился – указывая
дорогу.

- О чём говорить?
- Пустое. Слова стали
калькой с Бога.
- Так всё же?
- Оставь былое,
мы мимы – у нас есть
дорога.