Украденная из ада

                Повесть.


           Посвящается всему еврейскому народу
                и  казачьему  роду.




                Погибли сотни здесь людей
                В кровавый утренний рассвет.
                За что же их сгубил злодей?
                Но у судьбы ответа нет…










1. Пролог.



Кавказ! Ничто так не звучит
                Столь мило сердцу, слух лелея.
                Как будто с гор ручей бежит,
                И ледники вдали белеют!

                «Кавказ».  Алла  Чотчаева.



  Кавказские Минеральные Воды! Сколько общего с этим прекрасным регионом связывает народы разных национальностей и вероисповедания нашей - матушки России. А сколько иностранцев,
гостивших здесь,  и поправлявших своё здоровье из стран Европы и Ближнего Востока,  оставили на Кавказе частичку своего сердца.
   Одно из прекраснейших мест Северного Кавказа, которое  славится далеко за пределами России своим санаторно-курортным деянием, является город - курорт  Кисловодск. Он воспет поэтами М.Ю.Лермонтовым, А.С.Пушкиным, композитором В.И.Сафоновым, здесь побывали такие знаменитости, как Л.Н.Толстой, а голос величайшего баса Ф.И.Шаляпина курортники слушали с умилением.
   Здесь всё говорит о романтике «Серебряного века». Изумительность вида Кисловодска, а также и всех городов КМВ, их прелестных окрестностей чарует человека с первого взгляда.
     А Гора Кольцо и неуёмная  речка Подкумок в тихий вечерний час, если приблизиться к ним, то они могут поведать вам, как давным-давно они воочию  видели и прекрасную Мэри, и Печорина. И уж, конечно, внимательно наблюдая за красотами этого неповторимого края, горделиво возвышается серебристый Эльбрус, который можно обозревать с любой точки, а он видит всех.
    В городе воссозданы многие памятники и обелиски. Они рассказывают о героях прошедших войн, павших за честь и славу своей Родины, героях труда и истории региона. Это всё видит приезжий сразу, как только выйдет на дневной или вечерний моцион.
 Но есть в городе ещё один памятник. Он, как будто, спрятавшись от центра  и случайного взгляда людского, скромно возвышается на окраине. Это место находится за городом, на улице Промышленной, наискосок Горы Кольцо, на левом берегу речки Подкумок.
   Как он оказался здесь, кому сооружён? Повествование в повести, дорогой читатель, пойдёт чуть дальше.

2.   Война. Оккупация   города.

   Жизнь в городе, как и во всей стране, шла своим чередом. Люди были заняты работой на фабриках и заводах, стройках и на колхозных полях, видно было, как народ входил в трудовой азарт: повсюду выполнялись и перевыполнялись планы. В центре города, на видном месте была сооружена Доска почёта «Лучшие люди города», на которой красочно размещались фотографии передовиков производства и сельского хозяйства. Создавалось неоспоримое впечатление, что у населения существует приподнятое настроение, что в нём живёт надежда на ещё лучшую жизнь, которую и создавали сами же люди своими руками.
    Но беда, как говорится, приходит без спроса: 22 июня 1941 года, в четыре часа, фашистская Германия без объявления войны вероломно напала на нашу братскую, многонациональную Родину, и для нас началась Великая Отечественная война.
    Вражеские войска рвались к сердцу Отчизны – Москве. Во многих городах и сёлах уже бесчинствовали фашисты. Не обошла война и родной город Кисловодск: в начале августа 1942 года в Кисловодск вошли фашистские полчища.
    Почти пять месяцев продолжались чёрные дни фашистской оккупации. Вражеский военный гарнизон Кисловодска состоял не только из немцев, но и союзников Германии по блоку: Италии и Румынии. Нашлись пособники гитлеровцев и среди местных жителей, из которых оккупанты создавали органы городской власти, призванные способствовать утверждению, так называемого, «нового порядка». Были назначены бургомистр городской управы, полицаи. Военным комендантом Кисловодска был назначен некий Поль. Действовали здесь и карательный орган немцев – гестапо, который размещался по ул. Красноармейской, и местное отделение абвера, располагавшееся в то время в старинном особняке, где сейчас находится музей «Дача Ф.И. Шаляпина».
   Но среди горожан оставался и дух патриотизма, и непримиримость к врагу – многие ушли в подпольные организации или  вели военные действия в рядах  партизанских отрядов, а кто этого сделать не смог, по многим причинам, явно или неявно выражали общий протест врагу: расклеивали листовки  по ночам, были попытки поджога вражеской казармы.
   Жизнь города мгновенно преобразилась в диктаторский режим. На столбах появились приказы немецкой комендатуры – это делать нельзя, это нельзя, а за непослушание – расстрел.
    Но с особой жестокостью  распространился  геноцид над евреями. 18 августа 1942 года была объявлена регистрация всего еврейского населения. Евреи в возрасте от16 до 60 лет, т.е. все трудоспособные направлялись на принудительные работы и были обязаны носить на груди жёлтый Маген Давид. *
    Списки проживавших в городе евреев составлялись членами специально  созданного Еврейского комитета под председательством М.С. Бенинсона. Этот комитет очень надеялся, что жизнь евреям будет сохранена. А в августе уже была организована, по требованию военного коменданта,  сдача материальных ценностей общей стоимостью в 5 млн. рублей.
    На самом же деле с первых дней оккупации немцы  ускоренными темпами вели политику «окончательного решения еврейского вопроса». Начались откровенные издевательства и прямые убийства евреев.
    Вскоре немцами был создан лагерь для представителей еврейского народа. Место этому лагерю оккупанты выбрали за пределами города, а именно на выезде, наискосок Горы  Кольцо слева, где на географическом ландшафте были обозначены малой величины две горы, а именно: Клин ЯР и Паровоз.


3.    Лагерная жизнь.

   Лагерь представлял из себя некую зону, обнесённую колючей проволокой, на которой стояло несколько развалюх, называвшихся бараками. В них были кое-какие голые нары и больше ничего. Людей, помещённых в этот лагерь, почти и не кормили,  и не заботились о них: а зачем – ведь они предназначались всё равно для истребления, как и вся еврейская нация.
    Расиль, Ревека и Роза  были одинокими женщинами. А вот Циля находилась с малолетним  грудным ребёночком, девочкой, Эллиной. Уж как она могла кормить свою крошечку, никто не мог понять, да и помочь ей было нечем. Всё из еды, взятой с собой в спешке, было давно съедено. Мужчины из другого барака: Зосима, Марк и Беня несколько раз подходили к Циле, и, вытряхивая из своих карманов крошки, оставшиеся от кусочков хлеба, заботливо отдавали молодой матери этого дитя.
    Надо сказать. Что охрана лагеря была уж не так строга: так по периметру ходили солдаты и посматривали за мучившимися людьми.  А днём, если кто-то из ближайшего населённого пункта подходил к зоне, то на это немцы смотрели сквозь пальцы и позволяли даже бросать через проволоку кое-какую пищу. Бдительность  охраны усиливалась только в ночное время.
   Особенно из охраны выделялся молодой солдат – Курт. Было видно по его глазам и поведению, что он сочувствовал приговорённым и всегда разрешал не только передавать пищу, но и сам делил лепёшки и раздавал пленным, а также разрешал разговаривать с ними. Он и сам разговаривал с пленными – ведь многие из них знали идиш, а этот язык очень близок к немецкому.
Как-то Циля робко спросила Курта:
- Что с нами будет?
- Ich wisse nicht (я не знаю), - ответил Курт, отведя глаза в сторону.
- Gnadiche Herr! Hilfe mir, bitte, ich habe klein Kind, (уважаемый господин! Помогите мне, пожалуйста, у меня маленькое дитё!)
- Ich kann nicht… ( я не могу), - ответил Курт.
Циля, заливаясь горючими слезами, робко отошла от проволоки к своим.
   Мы уже упоминали, что к зоне часто подходили люди из сёл.
Население города также узнало о создании такого лагеря, и стали кое-когда приносить крохи пищи пленным. Семьи казаков, проживавших в районах так называемых: Попова Доля и Кажаны чаще других это делали: они проживали ближе.
- Ой, девочки, а я вчера видела там женщину, на руках которой был маленький ребёнок. Как же  и чем его кормят? – с горечью в голосе сказала своим подругам однажды Оля.
   Надо сказать, что девочки были из семей потомственных казаков, а Оля – родная внучка бывшего атамана станицы Кисловодской, кавалера ордена Георгиевского креста, награждённого в 1-ю Мировую войну, которого в 20-х годах и расстреляли. На тот момент его  внучке, Оле, и  было всего 14 лет.
- Пойдёмте, девчата, к ним снова, - просила она своих подруг.
Но их просить было лишним. Они сами были готовы на это.
    И вот на  следующий день девочки снова стояли у заграждения зоны. К ним сразу приблизились евреи. Девчата  впопыхах стали разбрасывать кусочки кукурузной лепёшки под проволоку. Пленные мгновенно их подбирали. Картина была ужасающая. Кое-кто просил, чтоб передали их родным, если остались в городе, что они (пленные) находятся здесь, а их просят срочно скрыться из города куда-нибудь побыстрее.
Вдруг Оля услышала от одной еврейки негромкий оклик. Это была Циля.
- Девочка, подойди ко мне, - и чуть отошла в сторону.
- Милая, - повторила она, - я вижу ты серьёзная. Смотри, вот там, чуть слева от вас, стоит берёза. Под ней лежит свёрток, в нём находится малое дитя. Возьмите его, пожалуйста, и отнесите к себе домой. Пусть эта девочка, Эллина,  благодаря вас, выживет. А нас скоро всех расстреляют.
   Оля испуганно смотрела на Цилю, но ответить ей ничем не смогла из-за спазмы в горле. Она всё -таки не решилась  взять ребёнка. И только, придя домой, всё рассказала своей маме. Мама-Лена недоумённо смотрела на дочь: «Да куда же нам, да что из этого может случиться. Уж Бог с ним – не надо…»
    Но на другой день, рано утром, мать разбудила Олю.
- Дочка, вставай, идите с девками  туда и принесите дитя домой.
    Девчата тихой стайкой опять пришли к лагерю, передали всё, что принесли, а Оля – прямиком к берёзе. Там, действительно, как и вчера, лежал свёрток. Она приоткрыла его, в нём, как ни странно, закрыв глазки, спала малютка.
    Оля бережно взяла его на руки и тихонько двинулась от лагеря. Подружки видели это, они уже всё знали,  тоже пошли за ней.
   От Цили это не скрылось. Она видела, как Оля подобрала её дитя и, долго плача горючими слезами, повторяла про себя: «Спасибо, вам, добрые люди. Пусть будет у вас счастливая жизнь, а горе, постигшее нас, вас никогда не найдёт. Эллиночка, моя крошечка…»
    Нельзя сказать, что пленные не видели всего этого. Ведь даже и Курт несколько раз посмотрел в сторону удаляющихся девочек. Было видно по всему, что он знал об этом, но сделал вид,  что ничего не произошло.

4.Подкидыш.

   Оля с подружками принесли живой комочек домой, и было видно по всему, что мама-Лена уже ждала их: и печь истоплена, вода нагрета, и кое-какие чистые тряпочки лежали на лавке.
   Развернули свёрток – Боже мой! А там – худенькое тельце младенца – девочки. Возраст определить трудно, но мама сказала, что 3-4 месяца и будет всего-то. И тут ребёнок заплакал, да так громко, что все удивились. Но самое интересное было то, что эта малютка почти всё время молчала, и лёжа под деревом, и когда её взяли на руки, и всю дорогу до Олиного дома. Неужели ей подыгрывала судьба – ведь её плач был бы слышен ещё там, около лагеря, а это не известно чем бы кончилось.
   Мама быстро налила в тазик тёпленькой  водички и стала мыть ребёнка, найдя маленький кусочек мыла. Её руки привычно делали своё дело: Лена воспитала уже двух дочек и сыночка, который, к великой печали, трагически погиб в малом возрасте.
    Затем запеленала дитя в чистые лоскутки-пелёнки и дала ему что-то, наподобие соски, где была, как жвачка в марле с крошечками мочёного хлеба. Ребёнок жадно ухватил её и стал инстинктивно сосать. В доме воцарилась тишина. Подружки сидели на лавке поодаль и с непередаваемым любопытством смотрели на это для них священное таинство.
- Как, говоришь, её имя?- спросила мама Олю.
- Эллина, - ответила та.
- Нет, это имя ей не подойдёт, особенно сейчас. Мы дадим ей  другое, казацкое. И вот ещё что, девочки, пока никому не говорите, что у нас появился ребёнок. Мы что-нибудь придумаем. А пока – молчок!
    Девушки согласно закивали головами. Надо сказать, что они были, действительно, серьёзными, а теперь, в военное время, и все дети как будто сразу повзрослели и стали рассуждать по- взрослому.  Так прошли два или три дня. Мама с Олей не отходили от ребёнка ни на шаг.
- Я сбегаю на базар, посмотрю, может, что-то выменяю на своё барахло кое-какой еды, - сказала мать, одеваясь в старенькое пальтишко, - а ты тут смотри, ведь уже взрослая.
  Через полтора часа она вернулась, и было видно, что немного взволнованна.
- Так, дочка, слушай. Я сейчас на базаре двум моим близким знакомым сказала, что нам три дня назад подкинули к калитке ребёнка. Что делать, ведь не отказываться же. Я и взяла. Теперь будем воспитывать. А там что будет. Сказала, что ребёнок очень маленький, девочка. Мы её решили назвать Аксиньей. Так что, давай, сюда своих подруг, и я им всё снова скажу.
- А те бабы, - продолжала мама, - пусть теперь рассказывают всем, что у нас подкидыш – и всё, - запинаясь, закончила мама.
   Так и сделали. Девочки до сих пор у себя дома ничего об этом не говорили, теперь сказали, что у их подруги, Оли, появился подкидыш. Их домашние удивились, а некоторые даже пытались подшутить – не Олин ли это «подкидыш».
    А ещё через неделю в городе узнали, что лагерь евреев немцы куда-то вывезли.

5.   А было так…

   На самом же деле, 7 сентября  1942 года было издано предписание немецкой комендатуры, в котором всем евреям предложено явиться 9 сентября на товарную станцию г. Кисловодска с небольшим багажом, якобы для отправки в малозаселённые районы Украины.
Приказ о переселении и сборе издавался от имени еврейских комитетов. Хитроумная маскировка планов нацистов и угроза казни за невыполнение приказа обеспечить явку евреев к месту сбора сыграла определённую трагическую роль. Приказ касался евреев обоих полов, детей и стариков, в том числе состоящих в смешанных браках,  (исключения для жён евреев – не делались). 
   На основании показаний жителей города Минеральные Воды – очевидцев фашистских злодеяний: Лисипина Ф.М., Михеева Н.В., Белоусовой Е.Е., Розанова А.Н. и других, а также машинистов паровозного депо Минеральные Воды: Павлова А.М. и Сапунова А.В., сопровождавших со станции Кисловодск эшелон с еврейским населением в составе 18 платформ и других вагонов, установлено, что прибывшие 9 сентября 1942 года в эшелоне около 2000 советских граждан,  еврейской национальности, были по приказу коменданта города Кисловодска, Поля, начальника гестапо Кисловодска,  Вельбена, его помощника Вебера и коменданта города Минеральные Воды майора Барта расстреляны в противотанковом рву против стекольного завода, в двух с половиной километрах от Минеральных Вод. Здесь же были расстреляны тысячи евреев с их семьями, вывезенных из Ессентуков и Пятигорска.
     И всё же после массового расстрела в Минводах, фашисты с ещё большей жестокостью расстреляли 322 человека у Горы Кольцо, в окрестностях Кисловодска, на левом берегу Подкумка.
     С годами люди восстановили некоторые имена погибших и водрузили небольшой памятник, у которого ежегодно, 9 мая,  проводятся митинги памяти, читаются поминальные молитвы.


6.   Эпилог.

   А время шло вперёд неумолимо. Мама с Олей неустанно хлопотали возле малютки, и с каждым днём замечали, что ребёнок подрастает и им становится легче. Ещё шла война, и о продуктах можно было только мечтать. Соседи (они уже знали  о «подкидыше»), удивлялись доброте матери с дочкой, да и сами кое-когда что-то приносили маленькой Аксинье.
    Но вот и радость пришла на нашу землю – война с проклятым фашизмом закончилась блестящей победой советского народа. Эту победу добывали и умирали за неё народы разных национальностей и вероисповедания нашего государства. Люди стали восстанавливать свои разрушенные дома, обрабатывать поля. Ещё было трудно, но народ воспрянул надеждой на лучшее будущее. Вскоре отменили на хлеб и карточки.
    Жизнь пошла своим привычным чередом. И вот в этой-то атмосфере и подрастала наша Аксинья. Она так привязалась к своим опекунам, что только и выглядывала их. Особенно  она сильно полюбила Олю. Для неё была неописуемая радость, когда Оля брала её на руки и ласкала.
   А время всё шло и шло, и шло – в 49-м году Аксинья пошла уже в 1-й класс. А Оля поступила в институт.
  Прошло ещё какое-то время, иногда не заметное для людей, и Оля после института работала по специальности архитектором, а Аксинья стала преподавать в школе русский язык и литературу.
   Пока они жили вместе и разъехались, когда Оля вышла замуж, но осталась в этом же городе, и часто с мужем бывали у мамы с Аксиньей.
Однако Лена в последнее время стала часто прихварывать, а идти по врачам она не любила и лечилась народным способом и снадобьем из разнотравья. Теперь по дому часто хлопотала Аксинья. Мама на это смотрела с умилением, и, надо заметить, что иногда у мамы почему-то на глаза наворачивались слёзы. Увидев это, Аксинья однажды с испугом спросила мать: « Мама, мама, что с тобой, тебе плохо?»
- Нет, доченька, всё хорошо. Это я так. Вспомнила ранние годы, - скороговоркой ответила мать, быстро утирая слёзы кончиком своего платка.
    После этого случая  Аксинья ещё внимательнее стала относиться к матери.
… И вот однажды, когда они остались с Аксиньей одни (а та как всегда что-то делала по дому), Лена тихо позвала её к себе.
- Подойди ко мне и присядь вот сюда,- показала она на приставленную к кровати табуретку.
Та недоумённо посмотрела на мать и скромненько присела на указанное место.
- Доченька, - взяв Аксинью за руку, стала тихо говорить мать, - было это давно, в войну, в 42-м году, да, да, когда ты родилась и была ещё крошечкой. Ты ничего об этом не знаешь. В городе были фашисты, они зверствовали над населением, особенно над евреями.
- Да, мамочка, я читала об этом много…
- Но ты не знаешь самого главного. Ведь тогда, когда нацисты согнали евреев в лагерь под Кисловодском, и произошла эта история. Она касается лично тебя…
    Тут мама всё и выложила Аксинье, прерывая себя и захлёбываясь горючими слезами.
- Теперь ты знаешь всё. Прими эту правду и поступай, как тебе подскажет твоё сердце…
   Аксинья сидела, окаменев. А потом вдруг бросилась на шею Лене с криком и слезами: «Мама! Мамочка! Я больше никого не знаю, кроме тебя, моя милая мама! Я – не приёмыш, я самая настоящая ваша дочь и родная моей сестричке Оле…»
   Так они обе в слезах, обнявшись, ещё долго сидели молча. Каждая, видимо, думала о своём. Но на их лицах можно было прочесть только умиление.
   Прошло несколько дней. В поведении Аксиньи что-то изменилось. Но она стала относиться к Лене и Оле, которая тоже узнала о рассказе матери, с ещё большим уважением и любовью.
Бывало, выйдет в сад, подойдёт к яблоньке, прислонится к ней и задумается. Но ведь она уже была взрослой и понимала, что в её жизни произошёл счастливый случай. Ведь не случись бы этого, её бы и на свете-то давно не было. Даже иногда посмеиваться над собой стала: «Так вот почему я немного не выговариваю букву «р», а чуть картавлю. Интересно, а какое у меня было имя?»
Однако мама настоящее имя – Эллина, ей не открыла.
Тут как-то дней через пять, в субботу, рано утром пришла Оля и, растормошив свою сестру, улыбаясь,  сказала: «Давай, пей чай, и я тебя поведу на экскурсию».
- На какую экскурсию?
- В прошлое, - ответила Оля.
      Их дом, как мы уже знаем, находился в районе  Кажаны, т.е. почти на въезде в город. Сёстры прошли пешком мост через Подкумок, свернули налево и дальше двинулись по улице Промышленной. Через 200 – 300 метров, увидев надпись: «К памятнику жертв фашизма», снова свернули налево.
   Открывалась чудесная картина: впереди сверкала игривая горная речка Подкумок, а вдали встали высотные жилые дома Кисловодска, на которые игриво-лучисто посматривал в утреннем серебре великолепный  Эльбрус.
- Вот это место и есть наша экскурсия, - произнесла Оля, показав рукой Аксинье на памятник.
    Перед ними стоял воздвигнутый людьми,  «Памятник жертв фашизма», на котором были высечены слова: «Здесь 9 сентября 1942 года фашистами были расстреляны 322 человека».
- Ксюша, тут лежат и женщины, и дети, и старики…
- Так, может, здесь же и мои родственники? – полусмущённо, в волнении,  тихо произнесла Аксинья.
- А вот, смотри: чуть ниже обелиска, на мраморе, высечено даже на иврите с шестиконечной звездой. *
   Аксинья внимательно и задумчиво смотрела на памятник и надписи на нём.
- Но ведь столько лет прошло…,- шептала она.
… Да, прошло немало времени. Многое изменилось, как в людском общении, так и в природе, подчиняясь одному из трёх основных законов философии – «Отрицание – отрицания», по которому обязательно одна общественно-экономическая формация сменяет другую и на основе старого возникает новое. Так и теперь. После войны появились уже потомки второго-третьего поколения, и они на жизнь смотрят совсем другими глазами. Но прошлое не стирается из людской памяти, люди чтят героев, и отдают должное павшим в этой разбойничьей  войне.
… Долго ещё, обнявшись и молча, стояли сёстры возле памятника, а люди, несшие сюда цветы, с интересом смотрели на девушек.
    А утреннее солнце уже встало достаточно высоко над Кисловодском, озарив бриллиантовые отблески гордого Эльбруса, которые лучисто играли в неутомимых волнах бурного Подкумка.
     Жизнь шла своей чередой…

 


P.S.

Памятник  у  Подкумка

 Как красив любой памятник в городе,
Редким мрамором души хладит.
 А вот памятник, что есть за городом.
От людей по сей день не забыт.

Так печально он смотрит за озеро,
 Где высотные здания стоят.
 Не забыл он как ночью морозною
 Учинили фашисты здесь ад.

Не забыл, что людей расстреляли,
Под багровый и ржавый рассвет.
Люди память свою не теряли –
Там лежат и Хусейн, и Иван, и пан Герд.

Барельеф отпечатал все точно:
Здесь ребёнок и мать, и старик...
 Мы - потомки все видим воочию.
 Нам предсмертный их слышится крик.

Уж потом люди вдруг ( на что биты)
Обелиск возвели, как могли...
И стоит он ни кем не  забытый,
Да глядит, как летят журавли…


Примечание автора: тема  и сюжет взяты из рассказов свидетелей прошедшего, а именно, Ольги Ивановны Нагорской (Пасенко), город Владикавказ, а также Надежды Сухиновой (Ясько).  В повести по замыслу автора присутствуют некоторые отклонения и изменения.