Свежие рассказы Быль

Не смешно.
Не смешно, милостивые дамы и господа, ей богу не смешно. Хотя, с другой стороны… Это уж как посмотреть изволите…
Непонятно?
Давайте, чисто для показательного примера, рассмотрим несколько случаев. Мы тут завели практику, что все показательные примеры будем брать из нашей суровой действительности (я ведь говорил, что не смешно), а вы уж решайте сами.
Когда-то давно, в славное советское прошлое (смеяться ещё рано, имейте совесть), послали телевизионную бригаду в районный центр Вятские Поляны. Из Кирова. Так как это было в славные советские годы, то бригаду отправили туда на самолёте (сейчас только на машине, а вскорости, знамо дело, придётся ездить на лошадях, а овёс нынче дорог, то есть бензин, тьфу ты господи, это из другой оперы).
Вношу сразу поправку, что то был не «Боинг» и не «Аэробус», а обычная советская авиалошадка «Аннушка» (не та, что масло неудачно разлила для режиссёра Берлиоза, а АН-2), которая славно послужила на развитие и обеспечение просторов нашей поистине необъятной Родины. Самолёт, конечно, не ахти, по комфорту, удобствам и сибаритскому образу жизни, это такой автобус с крыльями. Но всё работало и работало до конца. Я говоря про конец маршрута, а не летальный исход. Смеяться не надо, ещё рано. Впрочем, можете посмеяться, но только глядя на то, что мы имеем на сегодняшний день в провинциальной России.
Я отсюда и пишу и поэтому мне виднее, угораюсь вот, чего и вам желаю.
Но мы опять отвлеклись, то есть отвлёкся я и вас, друзья мои, Читатели, за собой потащил. Извиняюсь.
Бригада из двух человек – Журналист и Кинооператор отправились в Вятские поляны на съёмки заурядного сюжета, чтобы показать жизнь нашей области, во всех её прелестях. На печалях как-то не было принято заостряться, поэтому печалились индивидуально, а вот радовались коллегиально, то есть все, и оттого радость казалось больше. Это и хорошо.
Я ведь не просто так про «Аннушку» помянул. Самолёт этот маленький и некомфортный, охотно проваливался в каждую воздушную колдобину так, что душу выворачивало, вместе с содержимым желудка, у кого он на перелёты слаб. Я поминал вам, что не смешно? Это – иллюстрация.
Кинокамеры тогда работали на выносных аккумуляторах. Да и сейчас вся видеотехника трудится на батареях, но все они встроены так, что батареи крепятся внутри камер, фото или видео. И они небольшие по размерам, кадмиевые или литиевые. А раньше были обычные, когда свинцовые пластинки опускались в кислотный раствор, и химическая реакция гидролиза вырабатывала электрическую энергию. Как-то так. Автобусные или тракторные аккумуляторы были такие, что носить их да надрываться, но об этом мы ещё расскажем, а пока вернёмся в «Аннушку».
Наш кинооператор металлический ящик с камерой поставил на колени, а аккумулятор в кожаной сумке устроил за спиной, на том кресле, которое было обозначено в его билете. А потом началась болтанка со связанными с этим неприятностями.
Где-то по ходу дела измученный оператор вдруг осознал, что под ним сыро. Отчего может быть сыро? Как бы не было ему некомфортно ехать, но организм он мужественно сдерживал и всеми силами укрощал, силясь не выпустить из-под контроля. Но было всё равно сыро.
Пассажир «Боинга» или «Аэробуса», то есть, виноват, советское же время, «Ту» или «Ила», сделал бы знак рукой, подзывая миловидную стюардессу, бортпроводницу, и, совместными усилиями, они бы устранили это досадное недоразумение. Но была «Аннушка», а стюардессы не было в перспективе, потому как какая же стюардесса в автобусе, пусть к нему и приварили крылья. Надо было терпеть…
Конечно, при других обстоятельствах, не таких болталистых, оператор бы сосредоточился и начал бы выяснять природу этой сырости. Постепенно он сообразил бы, что позади расположена сумка с аккумулятором, который от болтанки мог опрокинуться, а кислота, как всякая уважающая себя жидкость, начала выливаться сквозь неплотно прикрытые отверстия.
Надеюсь, что вы уже начали кое-что понимать, до того, как это сообразил злополучный кинооператор, не будет называть его фамилии, а имя было Анатолий, отчество – Афанасьевич. Бедняга, тот перелёт его чуть не доконал. Побледневший и измученный, он поднялся с места, когда тот самолёт опустился на посадочную линию (районного!) аэропорта. Взял ящик с кинокамерой «Кинор», подцепил аккумуляторную сумку и… Вот тогда-то и выяснилась природа влажности сидения. Анатолий Афанасьевич заметил, что кожаное сиденье этой кислотой почти уже прожжёно и зияет дырками. Но не это его взволновало, а собственные брюки, которые тоже подверглись тлетворному воздействию…
Изогнувшись, он выяснил, что случилось именно то, о чём он успел подумать, глянув на дырки в сидении. Это надо было видеть, как спускался наш человек по трапу самолёта, изображая, насколько он измучен полуденной жарой.
Собственно говоря, было ещё утро и особой жары пока что не наступило, но наш человек двигался, опустив пиджак так, что он висел на рукавах, а сам пиджак опустился так, что полы свисали ниже колен и развевались там. Это было трудно, небрежно идти, с тяжёлым металлическим ящиком, и изображать из себя невозмутимость.
Уже потом, когда заехали в магазин и приобрели там новые недорогие брюки, ситуация стала казаться забавной, а тогда, на лётном поле, было не смешно, очень не смешно, я вас уверяю.
Мы тут поминали танковые аккумуляторы, а наш герой, неустрашимый Анатолий Афанасьевич, с ними дело имел ещё раньше. Я не хочу сказать, что он служил в армии танкистом, вовсе нет. Это было, когда снимали большую передачу о советской армии, о её танковом подразделении, и вдруг выяснилось, что аккумулятор испортился, и так, что восстановить его было нельзя. Режиссёр расстроился, а ещё больше расстроился командир танкового подразделения. Суровым и громким командирским голосом он спросил, что в этой ситуации можно сделать, чтобы съёмка состоялась, и состоялась вот прямо сейчас, до того, как виновные отправятся на гауптвахту. И виновные, то есть съёмочная бригада, немножко струхнула, глядя в лицо оскорбившегося танкового командира, который привык решать, здесь и сейчас, о виновности или невиновности людей, с которыми он имеет дело. Неважно, какое дело.
Съёмка состоятся может, заявил оператор, ведь камера функционирует, но нет аккумулятора, а без него… Как это нет, хмуро оборвал его командир и спросил своего зампотылу, есть ли у них аккумуляторы.
Аккумуляторы были, к танку «Т-80», который только что был принят на вооружение, и на съёмки которого и прибыла наша съёмочная бригада. Командир приказал, и аккумулятор был немедленно доставлен. Быстренько к нему присоединили кабель от испорченного телевизионного аккумулятора.
Теперь представьте себе картину танкодрома, по которому перемещался журналист, режиссёр, кинооператор с камерой на плече, и четыре солдата, которые тащили, с руганью шёпотом, этот неподъёмный ящик, который предназначен для нахождения внутри танка, но отнюдь не для такого полевого  использования.
Другие солдатики потешались над бедолагами, но скоро практически все поучаствовали в «съёмочном процессе», ибо это было по-настоящему тяжело. Каждый их них к концу сюжета, на своей шкуре, лично, ощутил, что это не смешно, как мы пытаемся вам доказать.
Ещё случай? Пожалуйста, и тоже из телевизионной практики.
Раньше все выходы в телевизионный эфир приходились непосредственно, то есть камера включалась, и диктор появлялся на экранах телевизоров. Записи, как таковой, без которой нынешнее телевидение не представляет своей работы, не было. То есть если диктору надо выходить в двенадцать часов ночи, то он послушно сидит в студии  и терпеливо ждёт назначенного часа. Вот так…
Ровно такая ситуация и была. Наша замечательная диктор, не будем говорить фамилии, а звали её - Елена Александровна, и ждала она назначенного времени. Где-то по ту сторону полуночи. А ведь её надо быть при этом красивой, уверенной в себе и контролирующей ситуацию. Без поправки на ночное время.
Попробуйте сами, тогда и поймёте, что это не так просто, а бывает и так, что очень непросто. Особенно, когда так хочется спать, особенно тогда, когда уже отработан целый день и в кадре ты всё время уверенная, знающая и красивая.
Буквально на несколько мгновений Елена Александровна, с наложенным телевизионным гримом, в красивой (это обязательное условие) блузке, опустила голову на руку, куда она положила «вафельное» полотенце, чтобы не испачкать блузку гримом. Это для неё было несколько мгновений, а так прошло чуть не полчаса, когда примчался ассистент режиссёра и заявил, что выход в эфир будет через пять минут.
Елена Александровна посмотрела на себя в зеркало, как это делает перед эфиром каждый диктор и ахнула – на её прелестном личике отпечатался каждый рубчик от злосчастно полотенца. А до эфира оставались считанные мгновения.
Надо было совершить настоящий сиюминутный подвиг – сделать свою кожу безупречной, и наша доблестная Елена Александровна с честью с этой задачей справилась. Никто не заметил следов полотенца, а также того, что диктор чуть отворачивала своё лицо, но делала она это столь непринуждённо, словно так и надо было это делать.
Я вам ещё раз скажу, и клятвенно вас в этом уверю, что не всё то смешно, что смешным нам кажется, ибо у любой, самой смешной ситуации, имеется своя, обратная этому сторона, изнанка, и она не такая весёлая и уморительная. По себе знаю, ибо есть ещё что рассказать. Но это будет как-нибудь в другой раз.


Кыш и два портфеля.
Знаете ли вы замечательного русского писателя Юза Алешковского? Если нет, то мы советовали бы на него обратить внимание. Он писал смешные и яркие образные тексты задолго до Сергея Довлатова. И делал это настолько талантливо и сатирично, что ему предложили убраться из нашей серьёзной страны, из Советского Союза. Такое случалось. Раньше.
А ещё Юз Алешковский писал песни. И тоже весёлого сатирического содержания, вроде песен Александра Галича, и тоже высмеивающие некоторые моменты советской действительности, о каких ещё Михаил Зощенко нам всем фельетонировал. Вот только Зощенко выгонять не стали, поругали, да оставили, а вот с Алешковским поступили суровее. Заслужил, наверное?
Но ещё раньше всех этих начинаний Юз прославился, как детский писатель и написал несколько хороших повестей. Я лично читал в детстве «Кыш и Двапортфеля» и остался очень доволен, как бывает доволен ребёнок, получивший что-то вкусненькое. Продолжения этой повести я не читал, равно как и «Два билета на электричку», но вам бы посоветовал ознакомить наше юное население с его книжками, хотя бы детскими, потому как со взрослыми – «коленкор другой».
Почему я вспомнил про Алешковского и его детскую повесть?
Возвращался я не так давно домой и встретил двух людей, что шли и беседовали друг с другом. Взрослые и солидные люди. Они шли и вполне интеллигентно разговаривали. Но их надо было видеть.
Когда-то, лет сто назад, был популярен актёрский дуэт, Пат и Паташон, один высокий, а второй маленький и они это обстоятельство всячески подчёркивали, в одежде и комедийных ситуациях. Позднее не раз этот типаж использовался на эстраде (Тарапунька и Штепсель, то есть Юрий Тимошенко и Ефим Березин), в цирке (Юрий Никулин и Михаил Шуйдин) и т. п. Но всё это, подчёркиваю, в жанре юмора и скетча.
Здесь же была жизнь. И два товарища шли и мирно беседовали. В хороших стильных костюмах. Тот, который был невысокого роста, гордо тащил дорогой кожаный портфель, с бронзовой монограммой, тогда как его собеседник, практически в однотонном костюме, нёс в руке барсетку, но в точности такую же, что и портфель его товарища. Это были портфели, что называется – один в один, но в масштабе один к трём, и это был так забавно, что рот у меня, сам собой, раздвинулся, что называется – до ушей.
И тогда тот из «двух товарищей», что был не обижен Природой ростом, небрежно мне буркнул «Кыш» и я опомнился и убрался с их пути на обочину жизни, но именно это его слово и напомнило мне о той детской книжке, какую я читал лет так сорок назад, а потом видел и фильм. И пусть Иосиф Ефимович на меня не обижается, если вдруг прочитает эту миниатюру, которую подсказала мне жизненная коллизия, подсмотренная там, на обочине. Жизни.


Ревность и репутация, или Кто виноват?
Что такое репутация? О, это очень хитрая дисциплина. С ней надо ухо держать востро. Хотя у этого дела  есть и своя оборотная сторона. Непонятно? Сейчас поясню.
Был у нас в классе отличник. Учился и в самом деле примечательно. Но как-то случилось так, что урока он не выучил, а его вызвали отвечать. Видимо, учительница планировала себя порадовать отменными знаниями, которые проистекают с её преподавательской подачи. А тут такая оказия приключилась. И весь класс замер, ждёт – чем всё закончится. Учительница с минуту помялась, а потом говорит, садись, мол, Петя, (или ещё как, уже запамятовал, чему извиняюсь), четвёрка. Весь класс, хором, мол, как же так?!! И тогда учительница дала нам мудрость, которая, если следовать ей, приведёт тебя на верную дорогу успеха. Мол, да, Петя урока не выучил, но он замечательный ученик, который не раз уже доказал свою усидчивость и старательность. И этот урок он тоже выучит, и выучит на «пять», а эта «четвёрка» ему вместо аванса, и ведь «четвёрка», а не «пятёрка», на которую задание будет наверняка сделано. И вообще запомните, друзья, (это мы-то, сидящие перед ней за исчёрканными партами – друзья!), что какое-то время человек работает на репутацию, а уже потом репутация начинает работать на тебя. Как со знаком «плюс», так и со знаком, сами понимаете, «минус».
Прошло с тех дней уже много лет, и я каждый раз убеждаюсь, что есть истины, которые верны, что называется «во веки веков». А теперь возвращаемся к нашей истории о ревности.
Давно мы не вспоминали о нашем знакомце – «Калашникове», который гордо нёс по жизни прозвище – «Полковник», и старался соответствовать этому слову, хотя бы внешней своей стороной. Ухоженность, аккуратность, выправка. И его примечали. Особенно женский пол. Может быть, в дальнейшем, как-нибудь в другой раз, мы вспомним парочку историй, которые он сам же и рассказывал. Кое-что доносилось и до его супруги, женщины властной, суровой и решительной, которой сильно не нравились такие вот жизненные устремления супруга.
Ага! Вы уже начинаете догадываться, где здесь таится ревность, но вся история наша ещё впереди, и рассказал мне её не «Калашников», а мой давний товарищ, сам непревзойдённый балагур, о котором мы вам уже столько поведали. Вот, что он мне поведал, а уже через меня и вы сделаетесь свидетелями этого происшествия, о котором судить вам.
Итак, как-то отправилась наша бригада на съёмки рекламного сюжета о работе одной мастерской, занимающейся, среди прочего, ещё и химической чисткой. Я придумал хороший ход. Дружная семья, то есть муж с женой, приносят сюда ковёр, отдают на чистку, потом забирают, и заканчивается всё тем, что зритель видит уютную домашнюю обстановку, любящих супругов, красивую музыку, вино, фрукты, то есть всё построено на привлечение самого выгодного впечатления, которые переносятся и на саму мастерскую. В науке этот метод именуется нейролингвистическим программированием и служит для создания нужного образа на уровне подсознания. Это я вам секрет рекламщиков открываю.
Мастерская у нас была, и ковёр красивый имелся, была также «жена», роль которой взялась выполнить хозяйка этого частного предприятия, завершение сюжета должны были снимать у неё дома. Но вот с мужем вышла небольшая промашка. Хозяйка сказала, что он в командировке. А может у них и нелады какие были, но он отсутствовал.
Что делать?
И тут как-то все посмотрели на «Калашникова», который был весел и представителен, как… как… Помните клип на песню нашей Примадонны о Настоящем Полковнике? В то время его повсеместно крутили, так что лишних вопросов как-то и не возникало.
Предложил я Александру «роль» мужа. Он сначала отнекивался, но делал это так, что было видно, что согласится. Да и хозяйка своему «будущему супругу» глазки строила, от чего он весь душой расцвёл.
Театральный классик, теоретик и даже почётный академик РАН с 1917-го года, Константин Сергеевич Алексеев, известный как Станиславский, много преподавал актёрское мастерство и добивался жизненной достоверности образов, подлинности актёрского переживания и создания психологической обусловленности мизансцен, что и делало его театральные постановки наполненные поэтичностью и убедительностью.
То же самое попытался организовать и я, в нашем коротком сюжете, который был переполнен любовью и доброжелательностью, которые «супруги» должны были излучать по адресу друг друга, а зритель переносить, невольно, и на работу всей мастерской.
«Калашников» старался на совесть, «распушал хвост» по полной программе, был заботлив и предупредителен и это видел всякий. Станиславский, и тот благосклонно кивнул бы, что «верит», и мы всё сняли на «ура».
Действительно, всё получилось замечательно, и сюжет вышел на экраны телевизоров, а «Калашников» решил для своей настоящей и истинной жены сделать сюрприз, и не говорить её заранее о своей такой замечательной «роли».
Просто сказал, смотри, мол, и всё увидишь.
Она и увидела! И поверила, (точно по Станиславскому!).
Короче, на следующий день наш «Калашников» явился на работу с подбитым глазом.
Когда он успокоился, и даже начал ощущать весь юмор ситуации, он рассказал, как его супружница, меняясь буквально на глазах, глядела, как её Александр тащит в чужой дом красивый и дорогой ковёр, и как в этом чужом доме любезничает с девицей, которая и моложе, и гораздо симпатичней супружницы, да ещё и состоятельней, и которая, зараза такая! ведёт себя так, словно между ними что-то уже было!
А теперь попробуйте поставить себя на место Александра, который своими собственными действиями уже приобрёл репутацию «ходока» (да ещё какого!), а теперь всё это показывалось по телевизору, то есть воочию, смотри каждый, не хочу.
Вот «Калашникову» и досталось, что называется – под горячую руку. Больше в рекламных сюжетах он не снимался, категорически. Опыт у него появился отрицательный. Хотя как актёр он был тогда убедителен. А может он просто играл самого себя, то есть «ходока», в которого тогда и перевоплотился. Кто ж виноват-то тогда?    


Сон.
Работает со мной один замечательный человек. Зовут его Лёха, то есть, учитывая возраст и всё прочее, то Алексей Сергеевич. Но почти для всех он остаётся Лёхой, то есть своим человеком, рубахой-парнем, верным товарищем и творческим человеком. И при этом обладающим огромным багажом всякого рода знаний. Если я что-то забыл или в чём-то сомневаюсь, то обращаюсь к нему, и он просто и небрежно отвечает. И отвечает правильно. Он для меня и есть – Интернет. И при этом человек, с которым общаться легко и весело. И случаев он из жизни тоже рассказывает изрядно. А до сих пор я его как-то не использовал.
Ещё скажу про него пару слов. Внешне это очень колоритный типаж, который органично вошёл бы в самые разные сюжетные коллизии фильмов и сериалов. Вспомните картину Ильи Ефимовича Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану»? Так вот, полное ощущение, что Лёха находится там, то проглядывая в одном образе, то в другом, в зависимости от настроения, его то есть настроения. К тому же он повадился в последнее время в Турцию ездить. Говорит, что отдыхает на тамошних курортах, но я-то знаю, что это он то самое письмо к адресату доставить пытается. Видимо, неприёмные дни у османского лидера. Но в Турции Лёху привечают «за своего». Разве плохо?
Теперь о самой истории, которую он мне рассказывал, и рассказывал давно, ещё в советские годы, когда уже начали позволять многое, и народ этому радовался, так как – в новинку.   
Тогда в наш город приехала группа «Кино». Когда это было? Не помню точно, были уже альбомы «45», «Начальник Камчатки», «46». Где-то между выходом альбомов «Это не любовь» и «Ночь». Но совершенно точно до выхода «Группы крови».
Вообще наш город рокеры любят, а Владимир Кузьмин и Борис Гребенщиков так каждый год приезжают, а то и не по разу. Но разговор пойдёт всё же о Цое.
В славные времена правления Юрия Владимира Андропова гайки, что держали под контролем рок-музыку, были затянуты до винилового хруста. Но потом, при Михаиле Сергеевиче всё «устаканилось» (это я не про «антиалкогольную кампанию» ерничаю, а вообще говорю). Вот тогда народ и возрадовался. Сначала зрелищам…
Вот мы и добрались до нашей истории. «Кино» выступало, если память не изменяет, во Дворце культуры Завода по обработке цветных металлов (ОЦМ). Не Филармонию же им представлять, «волосатым» таким. Это подумали городские чиновники и сделали вид, что они тут «никаким боком». То есть вы уж тут как-то сами…
Но народ и этому был доволен. Валом валили, и концерт прошёл «на ура», и даже «на ура!». Его даже сняли с привлечением передвижной телевизионной станции. Всё-таки время уже другое, и всё такое прочее. А Лёха в ту благостную пору работал в технической бригаде этой самой ПТС. То есть они камеры и микрофоны расставили, а после съёмки приступили к «сворачиванию процесса».
Пока концерт шёл, при полном восторге публики, Лёха выскочил «за угол» и приобрёл на «кровно заработанное» бутылку портвейна. Выходной ведь, сами понимаете, надо этому соответствовать. Возвращается, а там со стороны сцены идёт ему навстречу чувак с длинными волосами и в чёрной кожаной куртке. Лёха ему и говорит, привет, мол. Цой ему ответил, ну Лёха и говорит, раз разговор у них затеялся, мол, давай Виктор Робертович мы с тобой посидим, и бутылку портвейна достал. Ещё непочатую. Цой на неё оценивающе глянул и говорит, что у него пресс-конференция назначена. Лёха усмехнулся и говорит, что настаивать не будет, если Цой считает конференцию лучше портвейна. Да какой нормальный рокер будет дальше сомневаться.
А теперь представьте себе организаторов концерта, который так замечательно прошёл. И выручку дал неплохую, и вообще… Вот только неувязочка небольшая. Журналисты радио, телевидения и «печатного слова» уже собрались, авторучки грызут, микрофоны крутят, а героя торжества нет. Вот нету и всё!    
Уж его по коридорам ищут, под сцену залезли, а вдруг туда завалился, а в это время в подсобке два классных чувака советский портвейн уже доканчивают, ну и про жизнь, это уж само собой, балакают. Один про своё, другой – соответственно, но точек совпадения жизненных позиций нашлось предостаточно. Но, всё проходит, пройдёт и это, говаривал ещё мудрый старикан Соломон, и потому Виктор, повздыхав, начал с Лёхой прощаться. Приезжай говорит, Лёха, ко мне в Питер, там я тебя угощать буду. И пошёл сдаваться…
Такая вот история. К слову сказать, в Питер Лёха ездил, и родня там у него имеется, и друзья тоже, вот только с Цоем они больше вживую не пересекались, хотя он раз столкнулся с Сергеем Шнуровым, нос к носу. Идёт Лёха по Питеру, а навстречу ему «Шнур», в тапках на босу ногу и небрит слегка. Со «вчерашнего», по всей видимости. Лёха его увидел и остановился. У него все «ленинградские» альбомы в фонотеки есть и в постоянной востребованности. А тут сам «Шнур» в наличии. Музыкант такую реакцию лёхину увидел и говорит ему, мол, закурить не найдётся. Миролюбиво так говорит, потому что хорошо знает, что именно с этого кодового выражения начинается самая распространённая молодецкая забава. Но у Лёхи забав и без того навалом, опять же и сигареты имеются. «Шнур» на них посмотрел скептически, а потом сообщил, «что с пивом потянет» и ушёл. А всё потому, что Лёха бутылку портвейна в руках не держал. А то бы, кто его знает, чем бы тот вечер завершился…
Рассказал я вам то, что мне Лёха поведал, и это крохотная часть пережитого им, но вы меня спросите про названия этого рассказа. При чём здесь сон?
Чтобы ответить, придётся снова вернуться к Цою. Рассказал мне Лёха про то, как он с Цоем гулял, и меня завидки взяли. Ну, думаю, почему бы и мне там не оказаться. Не поговорить, так хоть послушать. Думал- думал, а потом сон увидел.
Это был всё тот же ДК ОЦМ. И проходил концерт группы «Кино». Но только не было в зале никого. На сцене была группа, за микрофоном стоял сам Виктор. Юрий Каспарян рвал струны лидер-гитары, Георгий Гурьянов, по кличке «Густав», со своей стильной причёской азартно колотил по ударной установке. Игорь Тихомиров гудел бас-гитарой, а посередине зала гордо сидел Лёха. Это для него давался концерт! Ну, и я шествовал по проходу. А Цой пел, завывая, «Эй, прохожий, проходи, эх, пока не получил». И делал соответственный жест кулаком. Мол, погоди, сейчас допою, тогда и поговорим. Ну, я и ушёл, чтобы ситуацию и дальше не напрягать. Индивидуальный концерт, так индивидуальный, и нечего эксцессы напрягать.
Уже потом я для себя решил. Бывает так, что проводят разного рода опросы на улицах города. И, если ко мне подойдут, то я всё честно отвечу, когда же попросят представиться, то скажу – «Прохожий», и похвастаюсь, что это мне Цой пел, что, мол, проходи, пока не получил. А что, всё верно, так и было.
Кстати сказать, во сне я видел не только Виктора Цоя. Как-то мне приснился и Майкл Джексон. Незабываемые ощущения! Я оказался внутри клипа. То есть действие происходило вокруг меня. И это была не съёмочная площадка, а настоящая песня. И Майкл был суперзвездой. Он сам создал себя, легендировал, вырвал себя из обычной жизни обычного человека. В какой-то степени это – трагедия, но там, во сне, всё было по- настоящему.   
И ещё один случай. И тоже во сне. Это случилось после написания «Талисмана». Как раз по телевизору прошёл сериал «Китайский городовой». И я во сне встретился с актёром Само Хунгом. Вот, говорю, уважаемый товарищ Сам (не Само же говорить, неудобно как-то), написал приключенческую повесть, которую хорошо бы экранизировать, и я бы отдал её именно вам. Хунг мне улыбнулся и вроде как рукопись забрал. Во сне.
Осталось добавить, что и этот рассказ я увидел во сне. Каким образом, спросите вы? А вот таким… Помните знаменитый фильм Джорджа Лукаса «Звёздные войны»? Там, в самом начале по космосу экрана плывут строки, удаляясь в даль, как космическая армада. Вот так и во сне поплыли строки – «работает со мной один замечательный человек…». Я всё переписал оттуда, как только проснулся.
Сейчас вот жду нового креативного сна, чего и вам желаю! Да, и ещё – последнее. Для этого рассказа я приготовил эпиграф, подсмотренный у Сергея Михалкова в детском стихе «Про Фому». «Фома удивлён, Фома возмущён: «Неправда, товарищи, Это не сон!».
А потом эпиграф брать не стал, вроде как для миниатюры- юморески это не полагается, но потом всё же решил вставить, но в самом конце, в качестве этакого постскриптума. Такая вот, извините, непоследовательность…


Смысловая нагрузка.
Не знаю, как вы, а мне случается впадать в глубокую задумчивость. По самым разным поводам. Да хотя бы во время чтения. Вот взять ряд известных русских пословиц. Что стоит за этими формулировками? Давайте попробуем посмотреть вместе.
«И на старуху бывает проруха». Что это значит? Старуху я могу себе представить и очень легко. Сложнее с прорухой. Заглянул в толковый словарь нашего славного лексикографа Владимира Ивановича Даля. За этот столь тщательно составленный словарь он получил звание почётного академика Петербургской Академии наук, повторюсь – за толково составленный словарь.
Так вот, Владимир Иванович растолковал мне, что в данном случае речь идёт об «ошибке», мол, ошиблась бабка, с кем не бывает, тем более, что наш известный драматург Александр Николаевич Островский, как раз в это же время писал пьесу «На всякого мудреца довольно простоты», то есть тоже в тему.
Казалось бы, растолковали пословицу, можно успокоиться, но у меня всё равно мысль свербит. Ведь там же, у этого самого писателя, товарища Даля и другие значения прописаны. И есть там другие прорухи.
Надо было включать воображение, и я представил себе старое русское село на берегу реки. Избы стоят, кое-где из труб дым клубится. С самого края изба бабки Селезенихи. Так себе бабка, вредная, всё про всех знает и, не взирая на лица, всё готова выложить. За что её и не любят. Но все с нею сведениями делятся. Чтобы паритет в лице той бабки имелся. А ходила бабка за водой в свою прорубь (или, по Далю – проруху), на середину речного русла, так как небезосновательно считала, что там вода чище. А ещё бабка та слыхивала, что некий Емеля из такой вот прорухи, что посередь русла была устроена, выловил щуку необычайных свойств и получил через умелые с ней переговоры ряд преференций, умно распорядившись которыми, сделался царским зятем и избу новую себе отстроил. Вот про избу бабка Селезениха и переживала, вот тут щука была бы очень полезна и, можно сказать – к месту.
А напротив той вредоносной бабки проживал мужичонка, бобыль, по фамилии Уткин, плешивый такой сморщенный старикашка, и курил беспрерывно столь гадостного запаха тютюн, что Селезениха лицом менялась, стоило Уткину в её сторону «козью ножку» завернуть. Через это у них чаще всего конфликты и разгорались. А там всё село на ор сбегалось, чтобы зрелищем бесплатным себя порадовать. А потом обсудить всё, и косточки друг дружке перемыть. (Кстати, выражение это тоже надо бы обмозговать).
Уткин этот был лентяй известный и всё норовил проруху устроить совсем рядом с домом, чтобы далеко не бегать и лаптей лишних не снашивать. Онучи ещё стирать приходилось. Хоть и редко, но смрадисто. Это ему бабка Селезениха через тын крикнула. А то он не знал!
И сподобился новую прорубь сей лодырь Уткин проковырять как раз возле той тропки, что бабка проторила к своей прорухе. И забыл про неё. Мол, замёрзнет за ночь. Мол, всегда замерзало. Ан в этот раз не так. А бабка Селезениха как раз за водой собралась, с утра квашню у печи затворив.
Стоит, значит, Уткин у плетёного тына, тютюн свой сворачивает в клочок не раз прочитанной газеты «The Wall Street Journal» и за бабкой зрит, как она по тропинке ковыляет со своим ушатом. И вдруг была бабка и – не стало её. Только ушат покатился вперёд и остановился, застрянув в снежном заструге. Вздохнул тяжело Уткин, клуб вонючего дыма изверг из прокуренных лёгких и рёк: «И на старуху случилась проруха». И скатилась по морщинистой щеке одинокая слезинка…
Ещё пословица – «в ногах правды нет». «Ноги», это понятно, «правда», с оговорками, но тоже понятно, отрицательная частица «нет» говорит за себя сама, но всё вместе? Конечно, можно пойти проторённым путём и растолковать, мол, здесь говорится, что ногами правды не найти. Там, в словаре у Даля, об этом много сказано, и что «от трудов праведных не наживёшь палат каменных», и что «не всяку правду жена сказывай», и «сват с правдой не ездит», но и «без правды жить легче, но и помирать тяжело». Там много всего понаписано и глаза разбегаются в степени, тревожной для здоровья. Про «правду» найти можно то значение, которое для души – лепо, но для претворения в жизнь – нелепо.
Ладно, идём проверенным путём, то есть через воображение. Больничная палата, больной приходит в себя после операции, рядом с ним сидит хирург, маску снимает с лица и ею же пот вытирает. К больному обращается: «Что ж вы, батенька, с болезнями-то своими так затянули, нехорошо-с. Однако, с другой стороны прикинув, теперь на обувку траться не придётся – всё в семейном бюджете останется и через это в успокоении пребывать. К тому же, как известно, нет в них правды, в ногах-то».
Признаю, что грустный пример получился, но это вышло после изучения в словаре толкований смысла правды. Как-то всё там всё не по справедливости…
Но идём дальше. «Муж и жена – одна сатана». Казалось бы, всё понятно, что, мол, в семье творится, это не для обсуждений, мол, они сами разберутся. Но всё равно – тревожно ведь делается. И мы отправились за советом к приходскому батюшке. Сатана вроде как по его ведомству проходит. В смысле контроля, и всё такое прочее. Опять же семейные отношения, они у нас как-то в последнее время в государстве не заладились. А тут такая пословица соседствует. Очень даже обсудить надобно.
После того, как я пословицу огласил, батюшка начал лицом багроветь. А потом речь произнёс, но с применением слов из ахейского языка с приложением идиоматических выражений. Я не очень его понял, но уважением проникся. Не зря человек на своём месте находится. Это у меня разумения мало, чтобы понять то, что для других аксиоматично и безусловно. Но ведь они сами сказали «ищущий да обрящет».
Ещё меня смутила частица – «одна». Одна сатана. Это как-то на жену вроде одеяло перетягивается. Не «один» ведь, а именно женский род упомянут. Закручинился я, опечалился, а потом рукой махнул, сами разберёмся, и не след лишних в дом семейственности затаскивать, интимное, понимаешь дело, лучше другие пословицы обсудим.
Вот ещё – «кто рано встаёт, тому Бог подаёт». Всё, казалось бы, ясно и верно. Человек не валяется, а спозарань уже на ногах, по хозяйству старается и прибыль от этого имеет через расположение небесного покровительства. Так это? Пусть будет так, но смутило меня одно словцо – «подаёт». Для гладкости рифмы если, то могли бы сказать – «всё даёт», но тут ведь не так обозначено. Подавать, это оказывать милость. Ага, ну, это ещё можно как-то понять, но подводит воображение.
Опять вижу село. Старинное, опять же русское. Из бедной избёнки, покосившейся, из потемневших брёвен, крытое прогнившей соломой, торчавшей пучками,
(на трубе – закоптелый чугунный горшок с прорехою), выходит шустрый мужичонка в зипуне, подпоясанный вервью. На плече у него холщовая вместительная торба, хоть в заплатах, но прочная, а в руках берестяная грамотка с перечнем, глаголицей, богатых семейств округа, которые нужно скоренько оббежать, чтобы насобирать себе милостыньку хотя бы на неделю, с учётом, что ещё на ярмарку надо успеть, калачей там с маком да сбитня сулею добрую прикупить.
Вот дом состоятельного соседа Ермолая. С каменной облицовкой, высоким крыльцом, а на задворках имеется самоходная печь «Емеля-2000», с внутренним подогревом и облегчённым управлением. Ермолай у нашего «героя» по списку первым обозначен. А скольких надо ещё оббежать.
И начал колотить батогом наш Убогонький, всё сильнее и сильнее. Спят ведь, рань, из пушки что ли бахнуть? Так ведь в хозяйстве не имеется. Проснулся и испуганно заорал (проспал?!) еремеевский кочет. Лишь после этого в доме зашумели, заскрипев, растворился ставень, и наружу выглянуло заспанное лицо хозяина со спутанными волосами. «Чего тебе?». «Так, эта, засуетился убогонький, подайте, Христа ради, чего не жалко». Хозяин начал хмуриться, пытаясь найти нужные слова, которые вместили бы в себя всю степень недовольства такого вот незапланированного утреннего подъёма. А Убогонький уже и суму свою с плеча скинул и к хозяину её тянет и становится видно, что в эту суму можно поместить всякого добра настолько изрядно, что «мама, не горюй». Все фразы, что в голове у Еремея в голове в наличии, пытаются друг дружку обогнать, чтобы первыми вырваться, оттого во рту происходит сумятица и хозяин, вместо длинных слов, прицеливается и метко плюёт внутрь котомки, после чего наконец выговаривает: «Бог подаст!!». После чего так грохает ставней, что от неё отваливается облицовка и падает перед оторопевшим Убогоньким. Он вздыхает, подбирает облицовку и прячет её в торбу, достаёт после чего берестяную грамотку, ставит супротив имени Еремея вопросительный знак пером, выдернутым из хвоста еремеевского же петуха и отправляется по следующему адресу.
Гулкий набатный бас объявляет: «Кто рано встаёт, тому Бог подаёт!..». Убогонький оглядывается, испуганно и быстро крестится, а потом шустро бежит дальше, согласно составленному загодя списку.
Мы можем и ещё представить себе смысл разных пословиц, но не решаемся оскорбить этических, религиозных и всяческих прочих чувств наших Читателей, а если это уже случилось, то низко кланяемся и убедительно обещаем впредь слов подобных не употреблять и смыслов не вскрывать, пусть они там у себя и остаются. Засим прощаемся, до новых встреч…


Всё не так.
Двадцать пятого января заглянул я в кабинет моего доброго знакомого. Вы его уже хорошо знаете, через мои рассказы и его истории, которые скоро перейдут уже в ранг жизнеописания, как он пошутил при последней встрече.
«А ты знаешь, обратился он ко мне, что сегодня за такое знаменательное число?»
«Ну, как же отвечаю, Роберт Бёрнс родился, замечательный шотландский поэт, и этот, как его, Иван Шишкин, который «Утро в лесу» нарисовал».
«Сам ты Шишкин, нахмурился мой знакомец. Такой день, понимаешь. Двадцать пятого января тридцать восьмого года, тысяча девятьсот, родился другой замечательный поэт, Владимир Семёнович Высоцкий, колоссального таланта человечище, каких ещё поискать. Он в Театре на Таганке Гамлета играл, как никто, в джинсах и с гитарой».
Поговорили мы с ним о личности Высоцкого и о его месте в российской культуре, а потом мой знакомец и говорит, мол, ты знаешь, что я за Высоцкого пострадал? А потом честно всё изложил. Я давно собирался эту историю вам пересказать, а вот теперь и до неё очередь дошла.
Помню, послали нас, молодых и многообещающих деятелей телевизионных искусств в столицу нашей Родины, посмотреть нам пристально в глаза и объяснить вкрадчиво и проникновенно, в чём именно заключается наша миссия в этом бренном мире на краткий исторический период. Кстати сказать, период был очень интересный и сложный, на конец восьмидесятых годов пришедшийся.
Молодые и креативные, мы охотно демонстрировали всем, а особенно друг другу, насколько мы широки душой и объёмны интеллектом. А всё прочие из этих особенностей проистекало. То есть дни проходили быстро и насыщенно, я бы даже сказал – местами весело. Особенно по вечерам, когда каждый из нас на деле доказывал, что вполне мог бы состояться и как тамада, то есть в разговорном жанре особого содержания.
А тут наступило заветное число. Вот это самое, с которого у нас сегодня беседа завязалась. И я с гордостью об этом заявил, радуясь, что вспомнил об актёре, барде и поэте первым из нашей дружной компании, в которой собрался добрый десяток личностей, среди которых ваш покорный слуга был не из последних, совсем не из последних.
Мои слова подхватили все присутствующие там коллеги и принялись словославить Высоцкого разными словами, имеющими глубокий смысл. Как водится, выпили водочки, и тут у меня появилась замечательная идея, которую я тут же громогласно и огласил. «Товарищи, громогласно закричал я, тембрами подражая нашему, как это выяснилось общему кумиру, а давайте отправимся, вот прямо сейчас, и в этом замечательном составе, чтобы почтить память нашего героя.
Моё предложение попало, что называется – в масть, и с восторгом было единогласно принято. Прошло немного времени, и по ночным московским улицам покатилась шумная кавалькада из трёх такси, в которой собрались самые весёлые и креативные гости. Во всяком случае, именно так мы себя в тот момент идентифицировали.
Прикатили на Ваганьковское кладбище, а там ещё и люди есть, тоже почитатели талантов Высоцкого. К нам шустрая старушенция подлетела и достала из своих ридикюлей толстую пачку открыток с изображением Владимира Семёновича и даже каким-то неумелым факсимиле, вроде автографа.
Не желают ли, мол, господа?.. Конечно, господа желали и непременно желали. Сколько это удовольствие стоит? Оказалось, что стоит десятку с носа. За каждый экземпляр по отдельной стоимости. Я мигом в уме сосчитал, что эта сумма является эквивалентом двух бутылок водки или одной коньяку. А таких фото у меня уже дома в избытке и, судя по переглядам, остальных тоже. То есть ту вздорную старушенцию мы игнорировали и двинулись дальше, по аллейке, в сторону памятника, где были изображены кони, ну и наш кумир в мраморном соответствии.
Постояли мы немного в траурном безмолвии, всяк со своими думами, а потом снова разговоры завязались. Само собой, всё больше о творчестве, и, преимущественно, творчестве этого самого поэта- песенника. И тут я (снова я!) предложил своим товарищам не говорить, а петь, и петь словами песен Высоцкого. И мы дружно запели. Причём петь старались хрипловатым баском, как пел бы и вам Володя. Но, конечно, он спел бы лучше нас, так на то он – величина, а мы уж пребывали в ранге сочувствующих.
А нам-то казалось, что поём мы хорошо, по крайней мере – громко и душевно (так нам чувствовалось). А потом я краем глаза замечаю движение по аллейке и вижу, что к нам решительно приближается милицейский наряд, не в смысле красиво одеться, а… ну, вы сами понимаете.   
Милиционеры подходили к нам и чем ближе подходили, тем становились суровее. А мы продолжали петь.
«Почему нарушаем, строго спросил с нас товарищ, звёзд на погонах у которого было больше, чем у прочих».
«А нам, что церковь, что кабак, ничего не свято», запел я и вытянул руку в сторону памятника, на котором высился Владимир Семёнович и слушал меня, понимая. Но я показывал на гитару, что была у него за спиной. Я понимал, что без гитарного перебора слова песни проигрывают и смысл, частично, теряется. 
Но милицейские товарищи понимать меня не хотели, и начали доставать из своих планшетных сумок блокноты и ручки, для составления протокола.
«Теперь позвольте пару слов без протокола, чему нас учит семья и школа», выводил я то, что подсказывала мне душа и общее игривое настроение. Меня поддержали товарищи, не все, примерно с половину. У остальных былой кураж начал выветриваться, и петь попыток они больше не предпринимали. Вредная старушенция визгливо кричала, что мы тут культурный порядок нарушали, и вообще…
«Нет, ребята, всё не так, всё не так, ребята, одиноко и как-то жалобно пропел я и замолчал, давая говорить тем, кто петь уже не хотел. Они и объяснили милицейскому патрулю, кто мы и зачем здесь. Милиционеры хмуро слушали его и поглядывали на наши раскрасневшиеся лица.
Было уже три часа ночи, и мы возвращались к себе, в телевизионное общежитие, унылой кучкой кутил, пора которых закончился, равно как и запад. Но грело душу то, что мы в этот день (то есть ночь) всё же посетили могилу этого замечательного человека, и сбрызнули туда несколько капель из коньячной бутылки и пели свои (точнее – его) любимые песни. И было это по-настоящему трогательно. Прошло столько лет, а я всё это прекрасно помню. Хотя позднее на работу пришла составленная милиционерами бумага, где прописано, где мы были и что там делали.
Наверное, напрасно я пел, мол, что за кони мне попались пр-р-ривередлевые, глядя в их скукоженные правоохранительной властью глаза.      


Контрасты.
«Уф, как жарко, пожаловался я, входя в кабинет моего доброго приятеля Алексея». Кстати сказать, вы его уже прекрасно знаете. Это он посоветовал мне написать рассказ про монетку, которую держал в руках Иисус Христос, и получилась повесть «Денарий Тиберия». Ещё он просил придумать историю про необычную античную монету, что вылилось в написание повести «Гекатодрахма Приама». А ещё он сам стал прототипом одного из главных героев этой повести – Алексея Ерёменко. То есть, практически, наш общий закадычный знакомый. А сейчас мы познакомимся с ним ещё и как с рассказчиком. Всё было на самом деле. То есть тоже «Быль» не помню уж за каким номером. На чём мы остановились?
Ах да! Жарко было.
«Это ещё ничего, то ли ещё было, спокойно мне ответил Алексей».
«Это ты про жару 2010-го года? Спрашиваю. Так то была аномалия. То есть не считается.
«Нет, ответил мне Алексей. И не жара тогда была, а совсем наоборот».
«Как это? Не понял я».
«А вот слушай».
И он мне рассказал действительно забавный случай, который я постараюсь передать максимально близко. Чуток, конечно, привру. Но сделаю это так, что никто и не заметит. Полагается это так. Для рассказчика. Ибо все так делают, а если одёрнут, то отнекиваются, запамятовал, мол. А глаза всё равно блестят. Вглядитесь, внимательно, в лица персонажей картины Василия Григорьевича Перова «Охотники на привале»…
Собрались мы на съёмку сюжета охоты. По сценарию так было прописано. Но до этого пришлось мне сына в детский садик вести. На правах родителя. Погода была неважнецкая. Она часто теперь такая бывает. То есть когда не в радость.
 Сами судите – ледяной дождь. Раньше ведь как бывало. Или дождь, тогда зонтик берёшь, и галоши на ботинки надеваешь, а тогда чешешь себе по лужам и ничего тебе не страшно, то есть всё нипочём. Или снег, лёд, тогда коньки или лыжи, и с ветерком и удовольствием «вдоль по Питерской, Питерской- Тверской», как там Фёдор Иванович исполнял ... Но когда дождь совмещается со льдом, тут-то и начинается самый кошмар, а когда ты среди этого кошмара, да ещё с малолетним наследником, то… (дальше текст изъят цензурой, самую малость) извините за выражение.
Ладно, сына оставил в тёплом помещении и с перспективой манной каши (без комков), а у меня поездка в лес, где тоже, как позднее оказалось, шёл этот же самый клятый нами дождь, ледяной, чтоб вы не забыли.
Вся вредность этого погодного издевательства относительно меня привела к тому, что и куртка, равно как и джинсы, промокли если и не насквозь, то основательно. Было мокро и холодно. Но, как позднее оказалось, это ещё было только начало.
С нами поехал местный человек, который и организовал ту охоту, для телевизионных съёмок. Не мог лучше время выбрать. Это я вам, он в другой машине едет, в навороченном джипе, потому и не слышит.
Чем едем дальше, тем на душе делается тоскливее. Это моё ощущение дискомфорта каким-то загадочным образом передаётся машине, и она начинает фырчать и нервничать. И отключает внутреннее отопление. Чтобы знали, какое время выбирать для экстримов своих.
Оператором со мной был Слава Голиков, оптимист ещё тот и собрат мой по нумизматическим увлечениям. Фамилии своей он не соответствовал, ибо, если судить по словарю Владимира Даля, то «голик» или «голец», суть «голый», а он был очень даже прилично одет, и в утеплённую куртку, и в капюшон, что затягивается резинкой, и в тёплые прорезиненные сапоги, то есть был «гол и весел», то есть, тьфу, одет, но всё равно весел. Он часто весел бывает, потому как к любой неприятности заранее готов, предупреждён и вооружён, кроме разве что, пожалуй… Ну, об этом мы расскажем как нибудь в другой раз.
Едем дальше, едем в лес, поётся в одной весёлой туристической песенке. Там ещё дальше с ними разные неприятности случаются, но они продолжают неунывать. Нам бы так…               
Заехали мы в такие дебри, что «мама не горюй». А ещё дальше ехать надо. Туда, где самое действие запланировано. Вообще-то туда проехать можно, если на вездеходе пробираться, или на лыжах, зимой. Сейчас как раз зима, но зима какая-то неправильная, судя по ледяному дождю. Вот именно после него и стала дорога непроходимой, словно к обороне приготовилась, от иноземных захватчиков.
А это мы были, отечественного производства граждане, только одеты в импортное и на машинах забугорных. Вот Природа и озаботилась. Мол, мало ли что. А пострадали мы, и я в первую очередь, учитывая, что ещё с утра насквозь промочился. А тут ещё и отопление, пся его крев, как говорили польские паны, косясь в сторону своего провожатого, взятого в селе Деревенька, что в Костромском уезде находилось.
Представьте себе зрелище, как посереди унылого тёмного леса буксуют два внедорожника, покрываясь слоем грязи, которая тут же леденеет. Впечатляет? А меня тогда впечатлило.
Остановились, а я продолжаю зубами стучать. Водитель озабоченно прислушался, не в цилиндрах ли тот стук, а когда понял, что его издаёт мой организм, то сразу и успокоился. Главное, с машиной чтоб порядок был, а организм, это дело наживное, тем более, что не свой.
Наш проводник попинал по заднему колесу (левому) свой испачканной машины и заявил, что не лучшее время мы для развлечений выбрали. Мы с ним угрюмо согласились. Нас было больше, и тему он продолжать не стал. Сказал, что здесь недалече, в «нескольких шагах», чуть, мол, больше ста метров, избушка находится охотничья, где можно пока посидеть, обсохнуть, а он тем временем всё остальное организует.
Давно бы так!
Мы оставили «на потом» нашу застрявшую машину и направились вдоль дороги к избушке. «Несколько шагов». Хотел бы я посмотреть на человека, который такими шагами перемещается. В «олимпийскую сборную» его, по спортивной ходьбе!
Где-то через километр, уставшие и озябшие, мы эту избушку обнаружили. Она была брошена ещё до установления советской власти, по меньшей мере. Здесь прятался Феликс Дзержинский, когда рванул из Кая в свободную Швейцарию и ни одна собака учуять его здесь не смогла. Вот куда мы попали…
А ещё дверь была цепью замотана, чтобы никто посторонний, кроме Феликса Эдмундовича, здесь поселиться не вздумал. С лихим посвистом и молодецкими выражениями наш водитель эту цепь выдрал, а потом заявил, что вот сейчас он этой цепью обмотает колёса и прибудет сюда на нашей машине «сей минут».
И ушёл обратно той же дорогой, в сырую и ледяную мглу. И Слава Голиков за ним удалился, обещав подвиг сей для благодарного потомства, а также телезрителей посредством видеокамеры «Сони» запечатлеть. (Опять эти окаянные империалистические технологии, через которые на нас Природа изначально осерчала).   
Остался я один. И избушка, пусть и без курьих ножек, но и без бабы, Яги там или ещё какой, но чтобы хозяйкой была. Которой сказать можно, что, мол, сначала напои, накорми, да в баньку своди, а потом уж и допрашивай, что за люди, да чего вам надобно. То есть за отсутствующую бабу пришлось ещё и расстараться.
Это деревенскому жителю – легко и просто – в любую погоду накидать в печку дровишек, ловко чиркнуть единственной спичкой и сообразить суп, хотя бы даже из топора. Был такой случай, рассказанный Александром Николаевичем Афанасьевым.
В моём конкретном случае всё получалось как-то наоборот. И печь растапливаться не желала, и дрова были кривые да сучковатые, в печь лезь не желали, как Жихарка в подобную же печь, ну и спички вели себя соответственно.
Только проверенным методом, то есть с помощью ряда крепких выражений, имеющих волшебное «организующее» свойство, дело сдвинулось с мёртвой точки. Я уже не раз говорил, что устал и замёрз как цуцик. Не знаю, что это за животное, но ужасно ему сочувствую. Ни о какой съёмки речь идти уже не могла. А я прикидывал, молча, про себя, не закончится ли сегодняшнее наше приключение крупозной пневмонией, и что надо сделать, чтобы не закончилось…
Я вас, наверное, уже утомил своими перечислениями всех бед, свалившихся на мою голову в тот день. Но беды как-то разом закончились.
Печь, наконец, растопилась и пошла веять теплом, от чего я разомлел. Потом зафырчал, застрекотал (сверчок?) двигатель нашей машины, и скоро подъехала она сама, с моими товарищами и нашими припасами. А потом явился и наш проводник, который громко заявил, что охоты не будет, так как его товарищи сообщили по мобильной связи, что только полный (небольшой кусок текста изъят цензурой) поедет в такую погоду в лес и они представить себе не могли, что такие … найдутся.
Как бы в утешение наш проводник держал в руках свёртки. В одном была «палка» сырокопчёной в домашних условиях, то есть в баньке, да с осиновыми дровишками, колбасы из медвежьего мяса. Это в левой руке, а в правой хранилась большая, ёмкостью в литр, бутылка коньяку «Хеннесси», как сатисфакция за все перенесённые нами страдания.
«А в чём же здесь мораль, усомнился было я».
«В контрастах, дорогой друг, ответил мне Алексей. Едал я подобную колбасу, и коньячок потреблял, даже и в более приятственной компании, но никогда не ощущал я более лакомого вкуса, чем тогда, с устатку и даже некоторого раздражения».
Вернулись мы домой весёлыми и бодрыми, «хвост пистолетом», и никакие хвори до нас добраться не смогли. Говорят, что в подобную погоду хороший хозяин собаку свою из дому не гонит. А я вам скажу, что всё дело в контрасте, и, если тебя из дому выставили, да под ледяной дождик, то пусть будет, для внутреннего равновесия, и коньячок, и колбаска. То есть – живи будем, никак не помрём! Чего и вам желаем…