Темнота перед глазами

Каждый шажок — аккуратный, бесшумный. Не натолкнуться, не травмироваться, не ударить — целая куча разных «не», которым нужно следовать беспрекословно. Сжать крепко-крепко руку напарника, чтобы идти за ним след в след, если и уткнуться куда-то носом, то в теплое и крепкое плечо, пахнущее лавандой и корицей, и не бояться, ничего не бояться, не думать о той темноте, которая перед глазами.

Этот мир огорожен стенами и оканчивается узким двориком, в котором, если туда выйти в дождь, пахнет влагой, почему-то свежескошенной травой и собаками, которые часто лают за решеткой, по которой можно провести пальцами и отметить про себя то, что она неровная и шероховатая, и вообще ее не мешало бы покрасить. А собака — так кто-то называл это мохнатое существо — почему-то подбегала к ограде и тыкалась в нее головой и носом, лизала непослушные пальцы-косточки, терлась о них шерстистой мокрой — или сухой, зависело от погоды — макушкой. Но туда нельзя было ходить поодиночке или вдвоем, но чем больше запретов — тем больше соблазн их нарушить, верно? И возвращаешься в сухую комнатку растрепанным, счастливым, с исцарапанными ладонями и коленками, хотя, кажется, все в этом мирке настолько знакомо, что уже и падаешь редко, разве что шнурок развяжется, или под ноги какая-нибудь ерунда попадется, да не заметишь ее, и, запнувшись, встретишься с полом. Но уже не страшно и не больно, если пытаться сосчитать, сколько уже таких падений было в жизни.


В коридорах всегда тихо и малолюдно — только слышишь как острая тросточка отбивает по паркету свой ритм — тук-тук-тук — да кто-то шелестит-переговаривается о чем-то своем, и ведь говорит так, что те, вокруг кого нет темноты, не слышат, а вы слышите, а иногда даже и чувствуете запах слов — темнотой пахнут секреты, сладостями, испеченными доброй женщиной из кафетерия шутки и радостные вести, а печаль пахнет дождем, но не таким, которым пахнет во дворе, а другим — сильным, злым, будто что-то высоко-высоко наверху случилось, и кто-то ищет виноватого. А гнев пахнет острым перцем так сильно, что ноздри щекочет и очень-очень хочется чихнуть.


Сегодня, говорят, прибывает новый Главный Наблюдатель — эта весть разносится по коридорам со скоростью звука и пахнет кофе, пахнет улицей и мокрой собакой, которая лижет пальцы. И от самого Наблюдателя, когда он собирает вас в Главном Зале, пахнет точно так же — но к этому запаху примешивается что-то неуловимое, что-то такое, чего никогда не было у предыдущего. И вы чувствуете своим огромным общим носом на двоих, что он улыбается, когда говорит.


И понимаете, почему он пахнет так неуловимо-странно, так по-родному, так привычно, почему его голос не слишком громкий для вас, в отличие от голосов Кухарки и других Наблюдателей.


Перед его глазами тоже темнота.