Глава 42

Арамис опоздал к завтраку ненамного. Ровно настолько, чтоб оставить Атоса в сомнениях относительно причин этой задержки, но не давая оснований прийти к каким-то определенным выводам. Было ли это сделано намеренно или причины были естественного характера, Атос не стал выяснять. Он не задал ни одного вопроса, который мог бы дать об отце д’Эрбле больших сведений, чем то, о чем было договорено, и дамам был представлен давний друг, любезно согласившийся помочь с делами прихода. Обо всем остальном Атос предоставил возможность сообщить самому Арамису.
Дам появление Арамиса поначалу повергло в смятение. Вернее, это касалось тетушек, Элизабет была лишь слегка заинтересована, как заинтересовалась бы любым новым лицом. Что же до почтенных леди, то им никак не удавалось увязать воедино таинственность и галантность незнакомого кавалера со столь прозаическими вещами как «дела прихода» и «священник, давний знакомый графа». Это противоречие заставляло англичанок теряться. Арамису пришлось взять на себя труд разрешить недоумение дам. Он по-своему объяснил им причины своего странного появления у дома графа де Ла Фер, понарассказал разных разностей о своих поездках по Англии и Шотландии, приплел сюда же «дела прихода» и добавил всяких довольно туманных рассуждений о хозяйстве и необходимости опыта в делах управления, каковым никак не может обладать столь юный возрастом кюре, которого направили в Ла Фер. 
Что он говорил, было не важно, главное – как это говорилось. Англичанки, раскрыв рот, внимали уверенному тону, вкрадчивым интонациям, ласковым улыбкам и значительным взглядам. Попроси их кто коротко и внятно повторить факты, они бы с удивлением обнаружили, что, собственно фактов им сообщено не было, но, тем не менее, дамы остались в уверенности, что отец д’Эрбле человек умный, серьезный  и деловой – ведь он так убедительно говорит!
Как музыкант, очень давно не касавшийся своего инструмента, и потому играющий лишь незамысловатые мелодии, Арамис не пытался на самом деле очаровать женщин. Он почти машинально использовал самые простые приемы из тех, что были в ходу в парижских салонах, и которые не восприняла бы всерьез ни одна мало-мальски светская дама. Но для пожилых английских леди и этого было довольно. Они были непривычно взволнованы такой обходительностью и тем более польщены, что почтительность отца д’Эрбле (как и его сан) позволяли им наслаждаться его мужским обаянием без опасения попасть в смешное положение.
Единственным человеком который мог бы, пусть ненамеренно, выдать Арамиса, был Рауль. У Атоса не было возможности предупредить сына о появлении Арамиса, потому что после прогулки с Элизабет Рауль почти сразу повел девушку в столовую. Но внутреннее оцепенение, в котором, невзирая на внешнее подобие активности, пребывал виконт, препятствовало живому и непосредственному восприятию окружающего. Увидев Арамиса, Рауль только чуть нахмурил брови, и это слабое проявление удивления заметил лишь Атос, да, пожалуй, Гримо. Элизабет, еще недостаточно хорошо знавшая будущего мужа, осталась в убеждении, что давний знакомый графа настолько давний, что виконт его не знает. Во всяком случае, близко не знаком.
Таким образом, Арамис совершенно непринужденно вошел в небольшой круг гостей графа, чему, кроме прочего, поспособствовало знание им английского языка. Дамы были в восторге, что общение не вызывает затруднений и что, находясь во французском поместье, они чувствуют себя совсем как дома – благо и граф и виконт не считали возможным затруднять женщин французской речью. Все устроилось как нельзя лучше, и уже к концу дня у присутствующих было чувство, что любезный отец д’Эрбле приехал из Англии вместе со всеми.
Появление Арамиса внесло дополнительное разнообразие в повседневную жизнь но, в целом, все оставалось по-прежнему. Рауль по возможности проводил время в одиночестве, лишь формально уделяя внимание леди Рич и едва замечая присутствие двух других дам. Раньше от осознания обидности этого факта женщин отвлекали Атос и сама Элизабет, неизменно принимавшая сторону жениха. Теперь к ним присоединился Арамис. На прогулках он попеременно сопровождал то леди Оксфорд, то леди Бойл, облегчая положение Атоса, а временами уводил обеих скучающих англичанок «заниматься делами прихода». Они беседовали с молодым кюре о повседневных делах (по сути – с удовольствием слушали местные сплетни и с видом умудренных жизнью женщин поучали неопытного священника), без конца разглядывали витражи и внутреннее убранство церкви, каждый раз придумывая все новые способы все переделать и украсить, и вообще трещали без умолку, поощряемые  взглядом Арамиса, в котором им мерещилась заинтересованность. Арамис служил им переводчиком, что давало ему возможность направлять беседу в желаемое русло и придавать ей желаемый характер.
Но как бы ни был приятен и обходителен отец д’Эрбле, для английских леди он оставался всего лишь священником, без высокого сана и серьезного положения. Дамы полагали, что Атос из милости приютил бедного знакомого, про что Арамис случайно узнал из простодушного признания леди Оксфорд, рассыпавшейся в похвалах великодушию хозяина замка. Поскольку Атос не терпел лести, то сия особа решила использовать Арамиса, чтоб довести до сведения графа свое восхищение. Она нередко прибегала к этому приему, помалкивая рядом с Атосом и давая волю своему красноречию в обществе Арамиса.
«Очаровательная гостиная, не правда ли? Иначе и быть не может, ведь у господина графа такой тонкий вкус!».
«Чудные гобелены! Ах, как они изысканны и благородны! Совершенно под стать хозяину, согласитесь».
«Только такой знаток, как господин граф, мог купить этих бесподобных лошадей!»
«Прелестнейшее поместье этот Ла Фер! В таком можно остаться на всю жизнь, и нисколько не жалеть!».
Кэтрин Бойл теряла дар речи от подобных дерзостей, она не находила слов, чтоб выразить свое возмущение такой навязчивой откровенностью. Но она едва успевала придумать полное ядовитого достоинства замечание, а леди Оксфорд уже одаривала окружающих новой порцией восторгов. Кэтрин Бойл только хваталась за сердце и в гневе широко раскрывала глаза.
Добраться до Атоса было не так просто – он не оставался наедине ни с одной из женщин, но Джейн Оксфорд терпеливо ждала своего часа. И вот как-то раз, когда вся компания прогуливалась после обеда у пруда с утками, разговор зашел о том, что неплохо было бы восстановить мостик через ручей, отделявший лес от имения. Старый мост смыло во время разлива Уазы, и когда Арамис добирался сюда, ему пришлось верхом преодолевать ручей, что было не слишком приятно. Атос стал осматривать берег, прикидывая, где лучше было бы установить мост и стоит ли вообще это делать. Заросли травы, остатки корней деревьев когда-то унесенных наводнением, вязкий песок вперемешку с раскисшей глинистой почвой – все это было незначительной помехой для мужских туфель, но женщины замедлили шаг. Они остановились, поддерживаемые под руки Арамисом, а Атос продолжал неспешно удаляться. Когда он отошел на два десятка шагов, Джейн Оксфорд неожиданно устремилась за ним. Наплевав на целостность обуви и чистоту чулок (оступаясь, она пару раз по щиколотку погрузилась в ручей), высоко подобрав подол, решительная англичанка в одно мгновение догнала графа и тут же, снова оступившись (на этот раз нарочно), повисла на руке у Атоса. Она залепетала что-то о своей неловкости, стала извиняться за опрометчивое желание помочь Атосу, сетовала на неровный берег и собственную поспешность. Словом, поскольку усадить даму на мокрый берег было невозможно, Атосу ничего не оставалось, как помочь ей дохромать до дома (а дама хромала весьма усердно) где он мог позвать на помощь слуг.
Уловка была неоригинальна, но Джейн Оксфорд было все равно – уж очень удачный случай! Отец д’Эрбле, конечно же, не бросит Кэтрин Бойл в одиночестве и останется у ручья, а Рауля и Элизабет с гуляющими не было. Накануне была сильная гроза, и у леди Рич ужасно разболелась голова. Она до сих пор чувствовала себя неважно и предпочла не покидать своих покоев. Виконт из вежливости тоже остался в замке.
Кэтрин Бойл прекрасно поняла замысел соперницы, но, как обычно, растерялась. Она дрожала от негодования, но не знала, что сделать и что сказать, и только судорожно цеплялась за рукав Арамиса. Ей даже не пришло в голову пойти следом в замок. Она вообще не была способна на подобные хитрости, а если бы даже сумела измыслить что-то, то никогда не решилась бы действовать, поэтому сейчас ее сердце переполняла обида – она считала, что Джейн Оксфорд играет не по правилам.
- Это нечестно… нечестно… – бормотала готовая расплакаться леди Бойл.
Арамис следил за леди Оксфорд с едва заметной гримасой – насмешливой и неодобрительной. Затем он перевел взгляд на Кэтрин Бойл, и в его глазах все еще видны были следы этого неодобрения. Кэтрин Бойл приняла это на свой счет и смущенно потупилась.
- Я… конечно, сочувствую – вывихнуть ногу это так больно, – стала она оправдываться, – но, право, леди не должна так… бегать! Это неприлично! Ей незачем было лезть в эту воду… этот ручей, или как там его. Это не ее дело и она, в конце концов, не управляющий господина графа, чтобы лично все проверять. Она здесь не хозяйка!
- Не хозяйка, – повторил Арамис.
- Понимаете, – леди чувствовала настоятельную потребность объяснить свою черствость в отношении несчастного случая с Джейн Оксфорд, – ведь это даже где-то безнравственно, так вмешиваться в чужие дела. Вы согласны?
- Безнравственно, – на лице Арамиса не отражалось ничего, кроме серьезного внимания, и леди Бойл никак не могла понять, одобряет ее позицию отец д’Эрбле или осуждает за холодность к беде ближнего.
- Она могла остановиться, как я, и ничего бы не случилось, верно?
- Верно.
- Значит, виной всему ее взбалмошность, если не сказать больше.
- Больше?
- Мне уже давно неловко за ее поведение. Неловко перед графом, понимаете? А теперь еще этот вывих! – последнее слово было сказано с презрением.
- Это больно.
- Больно, когда на самом деле. Я сгорю от стыда перед Его сиятельством, если после окажется, что все было притворством.
- Неужели есть основания думать, что такая почтенная леди…
- Ах, Ваше преподобие! Если бы Вы знали все ее поступки! 
Арамис изобразил сомнение:
- Но какова цель?
- Цель? – Кэтрин Бойл театральным жестом указала куда-то в пространство. – Вот ее цель, она видит себя хозяйкой всего этого, воображает себя графиней де Ла Фер. Мы подумать не могли, насколько прелестно имение графа. Тут очаровательно! Роскошные леса, чудный замок… Нет этих мерзких ветров и ужасной сырости. Здесь столько солнца и всегда тепло, – простонала она с такой тоской, что сразу стало ясно каким раем ей показался летний Ла Фер после капризов английской погоды. – При этом виконт имеет собственное поместье, а Ла Фер…  он мог бы… достаться…
Она не договорила и покраснела, спохватившись, что слишком далеко зашла в своей откровенности.
- Порядочная женщина не допустит подобных мыслей, – с напускной суровостью сказал Арамис.  – Это в каких понятиях она должна быть воспитана?
- Моя семья строгих правил! – вспыхнула оскорбленная леди Бойл. – Почтенная, уважаемая семья с безупречной репутацией!
- Увы, видимо, не все могут сказать о себе то же самое. Я не призываю к осуждению – кто мы такие, чтобы судить? Но человеку нравственному вполне по силам воздерживаться от подобного легкомыслия, не так ли?
- О, нет, я никогда… Поверьте! – горячо запротестовала Кэтрин Бойл. – Бегать за мужчиной – какой стыд! Если бы обо мне подумали… – она прижала ладони к своим покрасневшим щекам.
Арамис с серьезным видом кивнул головой:
- Grande profundum est ipse homo et capilli eius magis numerabiles quam affectus eius et motus cordis eius – великая бездна сам человек и волосы его легче счесть, чем его чувства и движения его сердца.
Кэтрин Бойл покраснела еще больше и опустила голову, пряча глаза – это безотчетное движение лучше слов свидетельствовало, что на самом деле были и не слишком нравственные желания и не очень благочестивые мысли.
- Любовь к временному можно изгнать, только почувствовав сладость вечного, – мягко, но назидательно заметил Арамис. – Впрочем, Вы мне кажетесь женщиной благочестивой и благоразумной, – он улыбнулся, – и не нуждаетесь в поучениях.
Кэтрин Бойл благодарно улыбнулась в ответ. Ее лицо просветлело, и взгляд стал спокойнее.
- Благодарю Вас, отец д’Эрбле. Беседа с Вами была полезна для моей души. Не проводите меня до церкви? Мне бы хотелось помолиться.
Арамис с должным уважением отнесся к этому желанию. Он препроводил леди Бойл в церковь и, следуя желанию дамы, оставил ее одну – отчитываться перед Богом в своих мыслях и побуждениях.
После этого случая леди Бойл стала почти незаметной и большую часть времени проводила с Элизабет, обсуждая всякие женские дела связанные со свадьбой и будущей семейной жизнью. Случалось, она отказывалась от прогулок (если видела, что затеваются они исключительно ради дам, а у мужчин вызывают сдержанную зевоту), предпочитая посидеть в гостиной с книгой. Да и вообще стала как-то тише и спокойнее, даже безмятежнее, словно избавилась от чего-то, что тяготило и нервировало ее. Перемены в ее поведении наверняка вскоре вызвали бы удивление, если бы не одно событие, которое по значимости затмило все, что до сих пор происходило в замке. Это событие было в равной степени горячо ожидаемым и неожиданным. Атос был уверен, что рано или поздно получит известия от Портоса, но прошло уже почти два месяца, а письма все не было. Атос продолжал ждать, но не имел никаких определенных предположений, поэтому когда письмо, наконец, пришло, то на мгновение оно вызвало у Атоса радостное замешательство: «От Портоса? Неужели!».
Пока Атос вскрывал конверт и ломал печать, он успел подумать о том, какой счастливый случай привел Арамиса в Ла Фер и как рад будет друг сам прочитать письмо Портоса. Сиятельный же герцог Роанок словно знал об этом и с присущей ему обстоятельной заботливостью просил дорогого графа де Ла Фер узнать, если возможно, о дальнейшей судьбе епископа Ваннского с целью предложить ему помощь, средства и кров в Шотландии или Англии, если в этом есть необходимость. Портос никак не мог вдоволь насладиться радостью делиться своим безмерным богатством и новыми возможностями. Может когда-то он и побаивался в глубине души, что друзья захотят использовать его деньги, но сейчас денег было так много, что Портос давно оставил любые опасения. К богатству привыкнуть несложно.
Однако Арамис был не единственным, о ком желал позаботиться Портос. Большая часть письма касалась Рауля и тут замешательство Атоса только усилилось. Портос писал о своем желании подарить Раулю Пьерфон. Более того, он уже сделал это! Теперь Атос понял, почему письмо привез слуга местного нотариуса. Портос переслал необходимые документы и попросил юриста оформить дарение. Все издержки были щедро оплачены. Свой выбор Портос пояснил так – у Атоса есть поместье в Пикардии, а у Рауля – в Орлеаннэ. Сохранив за собой Брасье возле Блуа, и Валлон рядом с Ла Фером, Портос всегда будет иметь жилье подле друзей, если когда-нибудь приедет погостить. Что касается Валлона, он предпочел оставить его себе во-первых, потому что это имение связано с памятью госпожи дю Валлон, а во-вторых, Рауль уже имеет титул, в будущем – графский, так что баронство Валлон ему не так уж необходимо, а Портосу этот титул дорог, как воспоминание об их приключениях во время Фронды. Рассудив таким образом, Портос поручил своим английским нотариусам списаться с наиболее уважаемыми юристами Вермандуа, в результате чего Рауль, ничего не подозревая, обзавелся еще одним имением – Пьерфоном. Особенно Портоса радовал тот факт, что, женившись, Рауль сможет поселиться рядом с отцом, не стесняя ни себя, ни Атоса. Портос не ждал в ответ ни благодарностей, ни признательности, он лишь высказал скромное пожелание, чтоб свадебные торжества были устроены в Пьерфоне.
У Атоса не было никакой возможности отказаться – дело было сделано, оставалось сообщить Раулю.
Они сидели втроем – Атос, Рауль и Арамис – в небольшой уютной прихожей, соединявшей покои графа и виконта. Дамам сюда хода не было, так что можно было говорить без опаски. Арамису первому Атос дал прочесть письмо, а потом передал его Раулю. Пока виконт читал, друзья обменялись несколькими фразами:
- Итак, дорогой Арамис, Ваш приезд оказался как нельзя кстати. Я рад, что Вы получили известия не через вторые руки, пусть даже мои, а непосредственно от самого Портоса. Теперь Вы свободны, по-настоящему свободны. Что Вы намерены предпринять?
Арамис задумчиво смотрел куда-то в пространство:
- Я не собираюсь в Англию, если Вы об этом.
- Значит…
- Да.
Атос вздохнул:
- Что ж… Ваше право. Прошу только, помните, что я Вам говорил.
- Про Людовика? Я не забуду. Наверное, Вы правы, я недооцениваю его, но praemonitus praemunitus.
- Предупрежден, значит, вооружен?
Арамис кивнул и улыбнулся:
- Скажите лучше, что Вы думаете о подарке Портоса?
Атос развел руками:
- Имение великолепно, ни Ла Фер, ни Бражелон не сравнятся с ним, это правда. Не буду лукавить, первым моим порывом было найти способ отказаться, но… это подарок от чистого сердца и почему бы Раулю в самом деле не начать новую жизнь на новом месте?
- Я был бы рад за него.
Атос чуть наклонился вперед, внимательно глядя в глаза Арамису:
- Правда?
Арамис перевел взгляд на Рауля и несколько мгновений смотрел на виконта. Потом помолчал, словно искал ответа в глубине своей души, и уверенно кивнул:
- Да. Пусть он будет счастлив.
Затем, повысив голос, спросил:
- Виконт, что Вы скажете о решении герцога Роанок?
Рауль отложил письмо и поднял голову:
- Я благодарен ему за заботу, он всегда был очень внимателен ко мне. Но… мне странно принимать такие подарки.
- Это свадебный дар, Рауль, примите его, – во взгляде Атоса была ласка и грусть. – Может, для Вас это станет началом новой жизни.
- Как стал для Вас переезд в Бражелон? – Рауль сказал то, о чем подумал, но не решился сказать Атос. Граф кивнул.
- Я должен сообщить об этом леди Рич.
- Если хотите, это сделаю я, – предложил Атос, но Рауль отрицательно покачал головой.
- Благодарю Вас, не стоит. Я сам.
У дам известие о столь щедром подарке вызвало переполох. Леди Рич была ошеломлена. Будь подарок скромнее, она была бы рада и благодарна, но богатое имение да еще от человека, по сути, постороннего? Девушка растерянно повернулась к Атосу, ожидая от него объяснений.
- Господин граф, Вы считаете допустимым для виконта принять этот дар? Это слишком… Не подумайте, что я сомневаюсь в добрых намерениях герцога Роанок, но есть определенные границы, как мне кажется.
- Сударыня, я согласен с Вами, но в данном случае, речь идет о моем… о нашем с виконтом старом друге. Человеке, которого я знаю почти сорок лет, и люблю, как брата.
- Леди Рич, – мягко вмешался Арамис, – для герцога Роанок в целом мире нет никого ближе его друзей. Он сам говорил об этом – я тому свидетель.
Слова духовного лица произвели должное впечатление. Элизабет Рич уважительно поглядела на друзей и, слегка поклонившись, отступила на шаг:
- Простите, я не знала, насколько тесные узы связывают вас и герцога Роанок. Но, по крайней мере, мы можем хотя бы написать ему, поблагодарить?
- Да, конечно, – кивнул Рауль. – Обязательно. Я сегодня же напишу. К сожалению, он не сможет приехать на свадьбу, он не хочет связывать нас сроками. Но он обещал, что как-нибудь после проведает нас, когда дела ему позволят.
Не менее уважительно чем леди Рич, слушала разговор и Кэтрин Бойл. Ей преданность друзей казалась невозможно трогательной, и она готова была расплакаться, едва справляясь с переполнявшими ее чувствами. Леди Оксфорд тоже не сводила глаз с Рауля, и, если бы не приличная разница в возрасте, можно было бы подумать, что он возбудил в Джейн Оксфорд совершенно определенный интерес.
На следующий день Атос, Рауль и Элизабет поехали к нотариусу, чтоб окончательно прояснить ситуацию с Пьерфоном. Леди Бойл, по недавно заведенной привычке, уселась с книгой в гостиной, а Джейн Оксфорд, воспользовавшись моментом, взялась за Арамиса.
Из разговора накануне она уяснила, что Арамис действительно очень давний знакомый как Атоса, так и Портоса. Именно знакомый – в дружбу между ними леди Оксфорд не верила. И в самом деле, ну какая дружба может связывать графа де Ла Фер (про знатность Атоса она знала от леди Малфой) с нищим священником? Еще менее вероятны дружеские чувства со стороны сиятельного и богатого герцога Роанок по своей прихоти раздаривающего имения направо и налево. В конце концов, если бы они были так дружны, он бы давно что-то подарил этому отцу д’Эрбле, чтоб тот не болтался по миру в поисках пристанища. Но, даже если между ними нет дружбы, это же не мешает господину д’Эрбле знать кое-что о тех, кого он пытается выдать за своих друзей, не так ли?
И расторопная английская леди кинулась в атаку. Она хотела знать… О, она очень многое хотела знать! С чего вдруг герцог Роанок решил одарить виконта? Ведь дураку понятно, что свадьба только предлог! Почему именно французское имение, ведь молодые могут жить в Англии, рядом с герцогом? Он имеет причины желать отъезда виконта? Или Пьерфон – это плата графу за то, что он увезет виконта во Францию? Это как-то связано с шотландской родней графа? Виконт что-то натворил, и его выставили вон, смягчив удар богатым подношением и срочно сосватанной невестой? О виконте в обществе ходили невнятные слухи… какая-то измена… и он постоянно так мрачен, и совсем не обращает внимания на леди Рич, а ведь она очень недурна собой, хотя и простушка, конечно. А сам виконт – что это за странный титул? Ведь Бражелон – графство, так говорила Элизабет. Значит ли это, что имение на самом деле принадлежит графу де Ла Фер, а виконт носит титул лишь по желанию графа? Тогда у молодого человека на самом деле ничего нет? А леди Рич? Она знает, что ее жених – нищий? И не поэтому ли они поехали в Ла Фер, домой к графу, хотя логичнее было бы познакомить невесту с ее будущими владениями в Бражелоне? О, так вот почему герцог Роанок так расщедрился! Женить виконта, не имеющего гроша за душой не так просто, и богатый герцог, снисходя к просьбе старого друга (ближе которого у него никого нет), подарил виконту Пьерфон! Вероятно, когда-то имение было богатым и красивым, но сейчас оно, наверняка, заброшено, ведь герцог не занимался им сто лет! Значит, граф де Ла Фер обеспеченнее сына… или нет? Кому на самом деле принадлежит Бражелон? Что это за поместье? Доходное, нет? Такое же, как Ла Фер или скромнее? И что, все-таки, натворил виконт? Он действительно теперь будет хозяином двух поместий или это все видимость, чтобы до поры скрыть его прегрешения, а потом его вернут в Англию доживать в безвестности на деньги невесты? Граф наверняка не захочет, чтоб они остались у него в Ла Фере, особенно, когда пойдут дети. Вот так сюрприз ждет семейство Рич!
Леди строчила без остановки, и сначала Арамис терпеливо ждал, когда ей надоест измышлять небылицы, и она захочет услышать ответ хоть на один из своих вопросов. Но потом его глаза блеснули, и лицо оживила какая-то мысль. Он осторожно коснулся руки леди Оксфорд, и, едва она умолкла, приложил палец к своим губам.
- Прошу Вас… – он бросил выразительный взгляд в сторону леди Бойл и громко предложил:
- Не желаете ли прогуляться, миледи? Мне кажется, мы мешаем своими разговорами.
Джейн Оксфорд несколько секунд соображала, но еще один выразительный взгляд Арамиса помог ей быстро понять, что к чему. Жеманно улыбаясь, она оперлась на предложенную руку:
- Да, не будем мешать!
Когда они вышли, Арамис стал суров:
- Сударыня, я вынужден просить Вас прекратить подобные разговоры. Если человек недогадлив, можно рассчитывать на его наивность, но если человек умен… – Арамис слегка поклонился леди Оксфорд, – остается уповать лишь на его порядочность!
Дама открыла рот:
- Что Вы имеете в виду? Я не понимаю.
- О, мадам! – Арамис сказал это с неподражаемым французским шармом, снова кланяясь леди Оксфорд, словно отдавая ей должное, и леди зарделась от удовольствия. – Повторяю, если человек умен, то он все понимает, даже то, что стоило бы оставить в тени и не предавать огласке. Я лишь взываю к Вашему благородству.
Джейн Оксфорд раскрыла рот еще шире и ахнула:
- Я угадала? Имения лишь видимость?
Арамис поднял голову и стал с интересом следить за облаками.
- Но как же Ричи? Ах, я поняла – «если люди недогадливы, можно использовать их наивность»!
Леди Оксфорд засмеялась, но суровый вид Арамиса оборвал ее веселье:
- Умные люди, кроме прочего, понимают, как отразится на их собственной репутации осведомленность в чужих делах. Чем после доказывать, что ты никак не замешан в сомнительную историю, не лучше ли сразу держаться подальше? Кстати, Вы заметили, что леди Бойл в последнее время стала держаться как-то особняком, вдали от всех?
Джейн Оксфорд закусила губу:
-  З-з-заметила…
- Надеюсь, мы ничем ее не обидели. Не знаете, она собирается уехать сразу после свадьбы?
- Кажется, да.
- Жаль, что не раньше, у меня могла быть приятная попутчица.
- Вы уезжаете?
- Да, возвращаюсь в Англию. К сожалению, я никак не могу остаться.
- Тогда я… я бы тоже хотела скорей уехать!
- Но сам граф де Ла Фер просил Вас присутствовать на свадьбе, не правда ли? Вы так говорили. Видимо, у таких людей, как он и виконт, были основания рассчитывать именно на Вас и Вашу репутацию.
- Не совсем, я не настолько близко знакома с графом.
- А как же помолвка? Вы с ним старинные друзья.
- Нет! Это все в прошлом, мы почти не знаем друг друга! Мы были детьми, я видела его всего несколько раз и совсем не помню! У меня нет ничего общего с графом де Ла Фер и тем более – с виконтом де Бражелон! – в панике выпалила испуганная англичанка. – Не надо меня в это вмешивать!
Арамис с досадой нахмурился.
- Леди Оксфорд, боюсь, Вы неверно меня поняли. И я, вопреки своему обыкновению не лезть в чужие дела, ради Вас – только ради Вас! – сделаю исключение и кое-что объясню. Граф де Ла Фер, как Вам известно, давний друг герцога Роанок. Герцог Роанок, как Вам, вероятно, неизвестно, был введен в высший свет герцогом Бекингемом. Герцог Бекингем, как известно всем, пользуется безграничным доверием… Впрочем, sapienti sat. Я сказал достаточно для умного человека. Dic mihi, quis amicus tuus sit, et tibi dicam, quis sis* - называться другом того, кого удостаивает дружбы сам король… Полагаю, это неплохая рекомендация, а также, совет…
- Какой? – пролепетала леди Оксфорд.
- Держаться подальше. Высокие сферы, знаете ли, бывают опасны для неосторожных.
- Я лучше вовсе не буду вести бесед ни о виконте, ни о графе, – губы у Джейн Оксфорд дрожали, и оттого она не совсем четко выговаривала слова. – Ведь, в сущности, я их действительно не знаю. Какое мне дело, кто и какие подарки дарит им и за какие заслуги?
Арамис с пониманием кивнул:
- Именно!
- А леди Бойл… ведь Вы не думаете, что она на самом деле поняла…
- О, нет, полагаю, она просто немного нелюдима.
- Да! А еще не очень умна! – с облегчением заключила леди Оксфорд.
Арамис поцеловал ей руку с видом: «В отличие от Вас, сударыня» и совершенно успокоенная  дама удалилась.
Через два дня Арамис уехал. Атос не упрашивал его остаться, он только еще раз подробно рассказал о делах Портоса, где его можно найти и куда писать, а также уверил, что адресованное в Ла Фер или Бражелон послание обязательно будет передано по назначению, где бы ни находился в тот момент сам Атос.
С Арамисом попрощались в замке, только Атос провел друга по аллее почти до самой церкви. Гримо шел следом и вел лошадь Арамиса.
- Возвращайтесь, Атос.
- Не хотите, чтоб я видел, в какую сторону Вы поедете?
Арамис, улыбаясь, покачал головой:
- Не хочу, чтоб Вы видели, как я буду взбираться на коня с помощью Гримо, – он уже серьезно посмотрел в глаза Атосу, – предпочитаю, чтоб Вы думали обо мне лучше. Прощайте.
Атос кивнул, еще раз обнял Арамиса, и пошел назад к замку, ни разу больше не обернувшись.
Арамис чуть слышно вздохнул и положил руку на седло. Гримо, помогая бывшему епископу сесть верхом, так на него смотрел, что Арамис не выдержал:
- Гримо, друг мой, если тебе так хочется перекрестить меня на дорогу – сделай милость! Граф от этого удержался, а тебе, я вижу, совсем невмоготу.
Но Гримо не воспринял иронии, он с серьезным видом перекрестил Арамиса и пробормотал:
- Храни Вас Господь! Легкой дороги!
Арамис тряхнул поводьями, и конь двинулся с места, но, отъехав на пару шагов, Арамис обернулся:
- Гримо! Я хочу сказать тебе кое-что, что тебя порадует. Гостьи больше не будут тревожить твоего хозяина – я обещаю!
Он пришпорил коня и скоро скрылся из виду. Гримо еще постоял, обдумывая слова Арамиса, потом его лицо просветлело, и бодрым шагом он направился в
дом.


*Скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты (лат.)