Веснушки на руках

* можно считать приквелом к рассказу "Вернуться домой" - http://www.proza.ru/2014/08/15/934


     Слабый мёртвый свет звёзд, запертых за сферическим стеклом иллюминатора, лениво освещал стены каюты. Стекло было до того прозрачным, что Артуру время от времени казалось, что никакой преграды между ним и бездонным космосом не было. Эту каюту называли «комнатой для релаксации». Здесь была стереосистема с аудиозаписями, воссоздающими в голове земные образы. Здесь была голографическая система, которая воспроизводила самые живописные земные пейзажи.
     Всё это Артур пробовал сотни раз. И земные образы не помогали ему расслабиться и мысленно перенестись домой. Становилось до ужаса тошно, внутри всё переворачивалось  вверх дном от этой наглой, непростительной пародии на земную красоту. Когда он включал музыку, каждая нота сливалась с предыдущей в непрерывный, раскалывающий голову гул. Музыку он уже больше месяца назад перестал воспринимать. Поэтому Артур предпочитал сидеть в «комнате для релаксации», погасив свет, в полной тишине и одиночестве, наблюдая лишь за тем, как медленно передвигаются маленькие, беззащитные точки по чёрной бездне. Эти точки, казавшиеся такими недосягаемыми, такими притягательными на Земле, теперь казались лишь осколками чего-то огромного и непостижимого.
     Правильный ли он сделал выбор? Этот вопрос уже много месяцев мучил Артура. Его ли эта стезя? Провести всю свою сознательную жизнь на космической станции, не имея возможности, за редким исключением, вернуться домой?
     Перед глазами юноши вновь появилось осунувшееся лицо матери. Её губы, изогнутые в слабой, притворной улыбке, что-то медленно шептали, и он никак не мог разобрать слов. Кожа матери была сухой, бледной... Когда она успела так постареть?
     Подобные видения неоднократно посещали Артура, по несколько раз в день. После того, как лицо матери медленно таяло, и на глаза юноши выступали слёзы, он неизменно слышал голос сестры, Дороти. «Не приезжай, слышишь? — с напором говорила она, будто боясь, что в любой момент брат может её перебить. — Не приезжай, я справлюсь! Конечно, справлюсь... Всегда справлялась, и тут справлюсь! И ты не можешь отказаться от своей мечты, слышишь! Этого не хочу ни я, ни... и мама не хотела. Знаешь, что она сказала перед уходом? Она счастлива, слышишь, счастлива, что ты нашёл своё призвание! За тебя она спокойна.»
      — Нашел... призвание! — горько усмехнулся Артур. Дороти не знала, что её брат всё равно не смог бы приехать сразу, как только узнал о смерти матери. Подготовка перед отправлением на Землю занимает как минимум две недели, а за это время на Земле прошло бы несколько лет. Конечно, если можно было бы мгновенно перенестись на Землю, Артур ни за что не бросил бы сестру.
Артур протянул руки перед собой. В тусклом свете звёзд кожа казалась серовато-голубой, как у мертвеца. «Зомби!» — Артур неожиданно для себя рассмеялся.
     Голова как будто налилась свинцов, юноша устало положил её на колени. Медленно погружаясь в сон, он, кажется, слышал, как мотылёк бьётся крыльями о стенки абажура. Большой мотылёк с пушистыми, серыми крыльями. Глупое насекомое подлетает к раскалённой лампочке, ударяется крылом, отскакивает в сторону и снова налетает на смертоносный свет. Артур готов был поклясться, что всё, что он сейчас хочет — чтобы мотылёк перестал стремиться к искусственному свету, несущему ему только смерть. Пусть он вылетит в окно, осознав тщётность своих попыток, или, успокоив свой пыл, сядет на обожур и заснёт, или упадёт замертво, потеряв все силы.
     Артур не успел опомниться, как мотылёк, в самом деле, прекратил биться о стенку абажур. Только юноша не успел заметить, по какой именно причине звук бьющихся крыльев замолк. Его разбудил слабый толчёк в бок. Как будто кто-то подошёл и сел рядом с ним на пол.
      — Тоже скучаешь по лету? — раздался женский голос. Артур сразу узнал свою коллегу, Дженнифер. Голос её казался неуместно живым в этой мрачной комнате. Вроде бы, она была весьма милой девушкой... Он точно не помнил. Во всяком случае, так казалось Артуру перед отлётом на космическую станцию. Уже очень долго ему ни с кем не хотелось иметь дела, Артур не стремился найти себе компанию и предпочитал проводить большую часть времени в одиночестве. Хотя, он часто замечал, что эта Дженнифер (другие по-ласковому называли её Солнца Лучик) оказывалась рядом, помогала ему с работой или пыталась увлечь его разговором (безуспешно). Может быть, у таких солнечных, беззаботных людей генетически заложено желание помочь другим, не похожим на них. Может быть, эта девушка своими неловкими попытками пытается как-то приободрить своего коллегу? Это вряд ли получится, грустно вздохнул Артур. Перед его глазами снова появилась знакомая картинка с мотыльком, налетающим на лампочку, и вдруг ему почему-то стало жалко сидящую рядом девушку.
      — Да, лето... Лето — это здорово, — глухо и совсем неубедительно произнёс Артур. Ему даже показалось, что он сам забыл смысл этого смешного слова «лето».
      — Знаешь, какое сейчас время года на Земле? — Артур, конечно, догадался, но не стал отвечать. — Конечно лето! — ему показалось, что девушка тихо рассмеялась, и это только разозлило его. Уж лучше бы она не нарушала его одиночества и дала спокойно поспать. — Мы с сестрой обожали отправляться на велопрогулки в середине дня. Представляешь, все люди прячутся по домам от жары, а мы, как самые смелые, надеваем панамки и принимаемся крутить педали! Конечно, в конце концов наш маршрут заканчивался речкой, где мы долго купались, иначе на такой жаре мы превратились бы в суп...
      — Или в шашлык, — зачем-то предложил Артур. Он совсем не собирался шутить, просто хотел как-то поддержать разговор. Но девушка засмеялась, как будто его замечание пришлось как никак кстати. Артуру вдруг показалось, что ему не хочется, чтобы эта Дженнифер уходила. А что, ему жалко что ли? Пусть посидит. В конце концов, весёлый голос человека порой гораздо лучше помогает расслабиться, чем релаксирующая музыка.
      — Шашлыки обожаю! Запах костра — это вообще нечто! Мы с сестрой иногда специально поджигали старые ветки и щепки от забора, а мама потом жутко злилась, потому что вся наша одежда воняла костром! И всё приходилось стирать, даже если вчера оно было совсем чистым. Я любила насаживать на веточку кусочки обычного чёрного хлеба и жарить на костре. А сестра больше любила зефирки, но они гораздо дороже, и за ними приходилось бежать в магазин, — совсем ещё дитя, подумал Артур. Он не видел лица Дженнифер, да и не мог его вспомнить. Чувствовал только, как она робко опустила голову ему на плечо. Как будто внутри неё всё ещё бурлил этот фантастический детский мир, когда тебе кажется, что у тебя столько энергии, словно ты можешь обежать всю землю по экватору несколько раз.
      — Многие терпеть не могут автобусы, — продолжала Джен. — А я просто обожала вечером возвращаться на них домой! Знаешь, когда уже едва-едва видны деревья за окном. В салоне выключен свет, а ты смотришь, как за окошком становится всё темнее. И тени деревьев такие зловещие на фоне потухающего неба. А само небо, знаешь, какого цвета? — девушка выдержала паузу. — Зелёного! Правду говорю! Такого серо-зеленоватого, как яблоко в сумерках. Это когда солнце уже опустилось за горизонт, а до того оно было, конечно, и розовым, и тёмно-красным, бардовым то есть, и фиолетовым, и серобурмалиновым... Ещё замечательно, если в салоне не сидят злобные старушки, которые запрещают открывать окно. Земля уже охлаждается, но в автобусе всё ещё душно и жарко, а в лицо тебе бьёт прохладный, почти ночной ветерок!
     Артуру вспомнилось, как он всегда ненавидел поездки на автобусах. Всё потому, что его страшно укачивало, особенно утром в пробках, когда они с Дороти отправлялись в школу. Вечером было лучше, но бабушки, которые запрещали открывать окно в салоне, всегда его сильно расстраивали.
      — Играть в бадминтон я очень любила, но у меня плоховато получалось, — Джен вдруг слегка засмущалась, как будто всё это она рассказывала тренеру по бадминтону. — Больше пятнадцати ударов у нас с сестрой обычно не выходило. Хотя, может быть, это потому, что у нас в городе всегда очень ветрено, и воланчик уносило с моей ракетки. Может же так быть?
      — Конечно, — серьёзным голосом произнёс Артур, но не смог сдержать улыбки.
      — Всегда мечтала о большой собаке, — вздохнула девушка. — О сибирском хаски! Меня манила их схожесть с волками. Вроде бы волк, а вроде бы самый милый друг во вселенной, который всегда защитит и не даст тебе скучать. Но мы жили в маленькой квартире, родители, конечно, не могли нам позволить большую собаку. Да и маленькую тоже. Но зато мы сестрой часто просыпались довольно рано, гуляли по нашим дворам, и там знакомились с соседскими собаками, которых выгуливали соседи. Я до сих пор помню громадного чау-чау по кличке Мурзилка.
      — Многим не нравится жара, большинство спасаются от неё дома, потому что им жутко не нравится, когда припекает голову, когда вся спина липкая от пота. Многие от этого любят больше зиму. Я не очень понимаю таких людей, а ты? — не дав Артуру ответить, девушка почти сразу продолжила свои рассуждения. — Как можно любить холодное, мёртвое время года? Нет, я, конечно, ничего не имею против Рождества, но если говорить о всём времени года, о каждом его дне! Если честно, я только здесь, на станции, поняла, как сильно на самом деле люблю лето. Когда сидишь где-нибудь под солнышком, каждой своей клеточкой чувствуешь тепло, которое твоё тело впитывает, как губка. Прогревает все мышцы, всю кровь, почки, печень, желудок, кишечник, мозг... Каждую мысль в извилине солнце прогревает и как будто преображает своим светом! Даже если обгоришь, ничего страшного! Я вот, например, даже люблю обгорать. Может прозвучать странно, но мне нравится, как после этого слезает плёночка кожи, как со змеи.
     Артур вспомнил, как один раз он заснул на пляже. Спина ещё очень долго болела, и он мог спать только на животе. Спину свою он видеть не мог, а следовательно, и не мог видеть, как оттуда слезает кожа. Но об этом Артур ни капли не жалел.
      — Вообще, жара — классная вещь, не находишь? И солнце — вещь классная! Многим знакомым девочкам жутко не нравятся веснушки. Они их замазывают тональным кремом, я слышала, что некоторые даже пытаются избавиться от них с помощью пластической хирургии или чего-то вроде того... Ненормальные люди. Мне вот всегда нравились веснушки. Даже если их слишком много! С веснушками человек, который зимой кажется угрюмым и унылым, бледным, как Дракула, летом кажется совсем другим — весёлым и озорным что ли. Как будто сами его щёки смеются и радуются смене времени года! Вот у меня, например, даже на руках есть веснушки. Были то есть... — Дженнифер почти вполтную поднесла тыльную сторону ладони к глазам, пытаясь что-то разглядеть. — Сейчас их уже почти нету, без солнца-то. Но раньше, летом, они иногда доходили даже до локтей, не поверишь! Один раз, когда мы всё лето провели на море, даже на ногах появились веснушки. Но это было только один раз.
      — И вся эта дурацкая летняя музыка... То есть, я не имею, что эта музыка дурацкая. Она, может быть, не имеет никакой художественной ценности, но летом, на пляжах или шумных улочках она как нельзя кстати. Её потом если слушаешь зимой или осенью, к примеру, как будто переносишься назад во времени. Когда ты беспечно гулял вдоль палаток с сувенирами и различными побрякушками, вдоль автоматов со сладкой ватой или попкорном. Людей на улице вроде бы много, а всё равно такое ощущение, будто кругом просторно, и на душе легко!
      — Обожаю это чувство, когда весь день прогуляешь на улице, прокатаешься на велике, прокупаешься в речке, а потом приходишь такой уставший домой, что ноги отваливаются... Съедаешь всю еду в холодильнике, а перед глазами стоит образ любимой кровати, мягкой прохладной подушки... Ты заходишь в комнату, валишься в постель, забывая снять одежду, которая насквозь вся пропитана запахом костра, и засыпаешь, забыв почистить зубы. Потом тебя, конечно, будит мама, заставляет переодеться и всё такое... Ты ворчишь сквозь сон, идёшь умываться в ванную. А когда возвращается, сна уже ни в одном глазу. Ты открываешь все окна на распашку, но в комнате всё равно жарко, как в бане. Ты каждые две минуты переворачиваешь подушку, надеясь, что на другой стороне она более прохладная. Лежишь, уставившись в потолок и думаешь о всяком разном... Притом тебя, конечно, не гложут беспокойные мысли, что, если ты сейчас же не заснёшь, то завтра ты не сможешь нормально проснуться в школу или в универ, просто потому что сейчас лето, и не нужно ни о чём таком думать! Ещё, ты когда-нибудь замечал, как пахнут руки после длительной летней прогулки? То есть, не знаю, замечал ли ты... но мне всегда казалось, у них появляется такой характерный запах, — Джен на пару секунд замолчала, как будто силясь вспомнить этот самый запах и подобрать слова для его описания. — Знаешь, попробуй смешать в воображении запах костра, копчёной колбасы, сухой пыли с асфальта и травы только скошенной. Получилось?
Артур даже прикрыл глаза, пытаясь вспомнить, как пахнет пыль с асфальта, но у него ничего не вышло. Не желая расстроить девушку, он буркнул «угу», и она продолжила свои мемуары на тему «Лето».
      — Всегда обожала этот запах! До сих пор не понимаю, почему не выпустили такие духи? Я бы закупила сразу десять флакончиков! Мне кажется, они были бы так же популярны, как духи с запахом книжных страниц. Да, книги — тоже прелесть, что такое! Не только летом, конечно, книги хороши всегда. Но только летом я могла читать у себя на крыльце, вечером, когда все фонари в городе уже зажглись. Я сидела обычно на ступеньках, ко мне приходил соседский кот и тёрся о ноги. А я читала какие-нибудь научно-фантастические рассказы. Такое, знаешь, непередаваемое чувство, когда в книге происходит хаос, что-то жутко напряжённое и пугающее, а ты сидишь на уютном крыльце, и понимаешь, как тебе сейчас хорошо, что всё это происходит не с тобой, и все твои родные и близкие в порядке. Рядом ещё всегда стояла тарелка с какими-нибудь фруктами. Или ягодами. Например, с черешней. Или с нектаринами.
      — А ещё мы любили находить всякие заброшенные подвалы! Куда не заходит никто, кроме крыс или кошек, и где сильно пахнет сыростью. Запах сырости я, как ни странно, тоже всегда очень любила. Может быть, поэтому меня так тянуло к заброшенным подвалам. Мы с сестрой представляли, как будто мы с ней — секретные агенты, раскрываем штаб опасных преступников. Иногда было так страшно, что я сама почти верила, что в подвале прячется маньяк-людоед! Но самой страшной миссией было — сбегать домой, взять с собой воды и какого-нибудь хлеба для друзей со двора и не попасться маме на глаза. Потому что, если попадёшься — конец игры! Мама загонит в дом, поругает за то, что так долго не появлялись, заставить съесть суп на ужин и не выпустит на улицу больше.
     Артур с Дороти почему-то не сильно дружили с соседскими ребятами. Им больше нравилось играть в компании друг друга. Они часто представляли, что их кровное родство объединяет их в секретное общество. А все люди, которые не принадлежат этому обществу — непосвящённые изгои.
      — Как ты думаешь... — неуверенно начал Артур. Его голос по сравнению с лучезарным, звонким голосом Дженнифер, казался приглушённым, уставшим голосом отжившего своё время старика. — Ведь всё это ещё будет? То есть, все эти прогулки на велосипедах, все эти солнечные радости, чтение на крыльце?
      — Конечно, будет! — Джен тихо засмеялась. — И будет, и есть! Я вообще считаю, если хочешь знать, что лето — это не время года.
      — Не время года? — удивился Артур. — Так ведь именно это ты мне двадцать минут втолковывала!
      — Эх, да не так ты меня понял... Лето — и время года тоже, разумеется. На самое главное лето — это состояние души. Понимаешь? Если на душе всегда лето, не так важно, что вокруг только холодный чужой космос и железные стены космической станции.
     Артур внезапно почувствовал прилив сил и желание работать. Он поднялся на ноги и помог встать девушке. Только сейчас он заметил, что Дженнифер значительно ниже его. В полумраке Артур не мог хорошо разглядеть её лица, но он точно был уверен, что она улыбается. А главное, что его больше всего поразило, это была не лёгкая, беззаботная улыбка ребёнка. Это была взрослая улыбка, наполовину грустная. Так улыбаются от безысходности, когда очень стараешься кому-то помочь, но вновь и вновь терпишь неудачу. Джен как будто спрашивала этой улыбкой: «Неужели и теперь ничего не вышло?»
      — А знаешь... — Артур смутился. — Я тут подумал... — он взял её маленькую ладонь в свою и, успев заметить несколько блеклых веснушек на тыльной стороне ладони, поднёс к губам. Вот оно. Запах костра и скошенной травы, уличной пыли и колбасы копчёной. Артур готов был поклясться, что именно об этом запахе говорила Дженнифер. — Мне кажется, пока ты будешь рядом, лето будет неизменно оставаться со мной.
     Артур неловко протянул руки и прижал девушку к себе, а она опустила голову ему на плечо. Ему показалось, что Дженнифер тихо всхлипнула.
Очень скоро их вызвали в главный отсек космической станции, где требовалась их помощь. Дверь «комнаты для релаксации» тихо затворилась. Осколки чего-то огромного и непостижимого тихо освещали пол комнаты своим спокойным светом.