Глава 48

Для Атоса общение с Аньес тоже было достаточно тягостным. Предубеждение, за годы жизни ставшее привычкой, не давало ему быть объективным, хотя и не преобладало настолько, чтоб граф не сознавал, что это именно предубеждение. Но сейчас он не хотел быть справедливым, предпочитая потакать своему упрямству, с иронией думая о том, что только женщина могла додуматься до такой смешной мести, и лишь другая женщина – воспринять подобное всерьез. Он отказывался понимать ход их мыслей, но при этом уже чувствовал, что Аньес права – Элизабет не покидала Пьерфон.
Он убедился в этом сразу, как вернулся – виконтесса сидела в небольшой прихожей перед покоями графа де Ла Фер. Увидев графа, молодая женщина привстала и, едва сумев подавить дрожь в голосе, сказала:
- Если можете, я хочу просить у Вас разъяснений.
- Разъяснений? – Атос не позволил иронии в своем голосе превратиться в сарказм, но Элизабет хватило и иронии.
Она подняла на Атоса блестевшие от недавних слез глаза, и умоляюще попросила:
- Можно я по-английски?
- Да, конечно. Видимо, я неправильно понял Вас?
- Я хотела попросить, чтоб Вы объяснили мне некоторые вещи и дали совет. Пожалуйста!
Атос закрыл двери в прихожую и сел напротив Элизабет.
- Прошу Вас.
Рауль еще не вернулся, Элизабет, где бы она до этого ни была, сейчас сидела здесь, так что Атос решил вообще не касаться вопроса ее отсутствия и сделать вид, что ничего не знает.
- Слушаю Вас, сударыня.
- Я… нуждаюсь в помощи. С некоторых пор все мои поступки непостижимым образом оборачиваются против меня, хотя, поверьте, меньше всего я хотела бы расстраивать господина виконта или Вас, господин граф.
- Прежде всего, Вы должны считаться с мужем.
- Нет, с Вами.
- Мадам!
- Господин граф, виконт де Бражелон слишком уважает и любит Вас, чтобы не ставить превыше всего именно Ваше спокойствие.
Атос чуть нахмурился:
- Сударыня, Вы ставите меня в неловкое положение.
- Я знаю, что если будете довольны Вы – будет доволен он. Потому я пришла к Вам. Вы можете ответить мне откровенно, Вы недовольны мной?
Теперь Атосу пришлось сдерживать улыбку:
- Напротив, иначе – Вы сами просили откровенности – меня бы здесь не было.
- Вы считаете мое поведение предосудительным?
- Опрометчивым. Впрочем, без всякого злого умысла. Просто Вы молоды и неопытны.
- Мне казалось, что искренние порывы не могут быть истолкованы превратно.
- Но могут быть непоняты. Что Вы хотели на этот раз?
- Я приняла ограничения в личном общении, предложенные мне господином виконтом. Вероятно, он во многом прав. Но я могла бы, по крайней мере, писать, кому хочу?
- Разве это запрещено?
- Мне показалось, что так. Когда я хотела отправить письмо к мадам де Беренжер – всего лишь поблагодарить за гостеприимство! – моя горничная не могла найти гонца. Все слуги, как один, ссылались на Ваш запрет.
- Вы желаете писать ей? – Атос очень надеялся, что напряжение в его голосе останется незамеченным Элизабет.
- Вы скажете, что у меня достаточно женского общества. Но мои тетушки… – последнее было сказано непередаваемым тоном, и Атос невольно кивнул: что-что, а это он понимал, как никто.
- Они уедут.
- Может, Вы имеете что-то против мадам де Беренжер?
- Нет, – не без труда сказал Атос.
- Мне она показалась очень милой. Если Вы опасаетесь, что я могу рассказать ей что-то лишнее, то поверьте, я никогда и ни с кем не собираюсь обсуждать мои личные и семейные дела. Поверьте! Но мне бывает так… тоскливо. Вы скажете, что это все мое состояние, но я ничего не могу с этим поделать. Я не хочу докучать своими жалобами и страхами господину виконту и не хочу тревожить Вас! Но что же мне делать?
Чувствуя, что сейчас заплачет, Элизабет поспешно прижала руку ко рту.
Атос встал и невольно сделал несколько шагов за кресло Элизабет, так, чтоб она его не видела.
- Если речь обо мне, у меня нет никаких причин запрещать Вам переписку.
- Спасибо, – не выдержав, Элизабет все же всхлипнула, и, снова пробормотав «Спасибо», поспешно покинула комнату.
- А что теперь делать мне? – мрачно поинтересовался сам у себя Атос.
Раньше он не очень-то задумывался, что Элизабет действительно нуждается именно в женском общении и поддержке. Эта мысль вызвала у Атоса смутную досаду – он не любил положения, когда обстоятельства не оставляли ему выбора. Но сейчас он досадовал не столько на Элизабет, было еще что-то: неясное воспоминание о ситуации, когда он испытывал такие же чувства.
«Так или иначе, а я должен сам сказать Раулю» – решил Атос. И едва он подумал о сыне, как тут же вспомнил: вот так же он мучился досадой, сознавая необходимость обеспечить подросшему ребенку подобающее общение. Раулю было тогда что-то около двенадцати или тринадцати лет. Он уже давно был вхож в местное общество, но вот сугубо женского общества ему явно не хватало. Увлечение Луизой было тем фактором, что не давал графу де Ла Фер забывать об этом. Мальчик видит в основном мужчин и учится у них (это, безусловно, то, чего хотел бы его опекун), но в мире еще есть женщины (увы!) и именно они способны испортить юному виконту жизнь. Речь шла не о флирте или ухаживании, а, скорее, о повседневном общении, где непринужденность и уверенность нужны в еще большей степени, чем среди мужчин. Шевалье де Ла Фер подобных проблем не знал – он рос у бабушки, рядом были его сестры, кузины, подруги кузин, в Париже – фрейлины и придворные дамы. У его тогдашних приятелей тоже было полно родственниц самого разного возраста и характера, так что сохранять спокойствие перед лицом старой карги, и не теряться перед очаровательной юной кокеткой шевалье научился довольно скоро.
У виконта де Бражелон не было приятелей, и только один родственник – граф де Ла Фер, и этого было явно недостаточно.
У самого графа родственников было более, чем достаточно, другое дело, что он не поддерживал с ними отношений и не очень-то нуждался в них. Однако после тягостных раздумий, тяжело вздохнув, он решил, что ради виконта придется пойти на уступки. Для начала он выбрал шевалье де Пена главное достоинство которого было в том, что его владения находились относительно недалеко от Бражелона – на границе между Берри и Орлеаннэ, сразу за лесом Шеверни. У де Пена было очень симпатичное имение, своей архитектурой вызывавшее у графа детские воспоминания и одновременно немного напоминающее Бражелон.
Сам хозяин слыл человеком мирным и набожным, много жертвовавшим на местное аббатство Понт-Левуа при котором был коллеж, куда граф де Ла Фер одно время определил виконта де Бражелон для получения образования.
Словом, причин отдать предпочтение шевалье де Пену было достаточно, и как-то теплым сентябрьским днем граф де Ла Фер оседлал коня и направился в сторону Солони. Добраться до имения де Пена можно было за час-полтора, но Атос не слишком спешил. Хотя он и придумал повод – у де Пена были отличные кони на продажу – но истинная причина визита рождала у Атоса ощущение нереальности, словно он был не нынешним графом де Ла Фер, а каким-то другим, в чьей жизни не было службы в мушкетерах, не было виконта де Бражелон, а был этот осенний день и обыденный визит, многий среди других хозяйственных и прочих дел – заехать к дю Валям передать поклон, дать де Бросс окончательный ответ относительно продажи виноградника, пригласить де Тардье на охоту… Это была та жизнь, которая была ему предначертана от рождения, не реши он пойти своим путем.
День был на редкость тихим, и лес Шеверни окружал графа как декорация, написанная в изощренной, но неизвестной Атосу технике. Цвета были прозрачны и в то же время насыщенны, линии четкими, до боли в глазах, неподвижность листвы неправдоподобной – граф де Ла Фер ехал в свое прошлое.
Семейство де Пен было обычным провинциальным семейством с претензией на исключительность, опиравшейся на родственные связи. Шевалье, его дородная супруга, трое дочерей-подростков, два сына и младенец, которого нянька таскала с таким видом, словно это был королевский отпрыск, пара горничных, дворецкий, несколько слуг и конюх – вся эта компания взирала на гостя с нескрываемым самодовольством. Атосу показалось, что даже в бессмысленно вытаращенных глазах младенца он видит отражение чувства собственной важности.
Все, что ни делалось в поместье или доме, крутилось вокруг самомнения хозяев: «Мы пожертвовали на аббатство… Благодаря нашей щедрости, беднякам округи раздали сто пистолей… Левый витраж церкви обновили на наши деньги… Приютили семью каретника после его смерти, позволив работать на нашем скотном дворе… Позволяем местным крестьянам по праздникам посещать нашу часовню…».
Де Пены искренне считали себя благодетелями округи и следили, чтоб ни одно их деяние не осталось без благодарности. Де Пены не были злы, завистливы, скаредны – они были добродетельны.
Сидя за обеденным столом, Атос вежливо слушал хозяина дома и думал, что когда-то подобные типы составляли большинство в том обществе, которое он считал своим. Он расходовал время и силы на поддержание подобных связей и не считал это пустой тратой времени. Как мог, приучал себя не замечать глупости и ограниченности, стремясь сохранять добрые отношения. И что же, теперь его Раулю тоже придется впустить в свою жизнь этих людей? Обменивать свое внимание, ум, воображение, душевные порывы на репутацию «приличного молодого человека»?
Ну уж нет! Его мальчик и без того хорошо воспитан. А если какая-то толстощекая мадемуазель найдет, что виконт не слишком ловок в комплиментах, пусть винит в этом себя – вдохновляют только достойные того.
Хозяева предлагали Атосу задержаться на пару дней – погостить, но когда горничная, провожая гостя в покои, где он мог передохнуть после обеда, одарила графа жеманной улыбкой, Атос содрогнулся – еще и это! Как он мог забыть о нравах прислуги в подобных домах!
Ночевать он уже не остался, сославшись на срочные дела. Де Пены были разочарованы и не скрывали этого, но настаивать сочли ниже своего достоинства. Прощание вышло натянутым, но Атосу было все равно.
Свое окружение нужно выбирать самому, впрочем, он всегда это знал, хотя и не всегда следовал этому мудрому правилу. Раулю тоже стоит это усвоить.
В оконное стекло ударила сухая ветка, обломившаяся под порывом резкого весеннего ветра. Атос вздрогнул и очнулся от воспоминаний. На звук колокольчика явился слуга:
- Ваше сиятельство?
- Господин виконт вернулся?
- Да, Ваше сиятельство. Прикажете попросить его к Вам?
- Нет, я сам пойду к нему.
У Рауля Атос застал врача. Эскулап выглядел встревоженным и что-то горячо доказывал виконту.
- Хорошо, я не возражаю, – кивнул ему Рауль. –  Если это действительно необходимо. Я просто не думал, что такой пустяк…
-  Для Вас, господин виконт, для Вас! Но, Вы понимаете, женщины, для них одни пустяки и важны! Тем более для мадам виконтессы в ее положении.
На лице Рауля появилось характерное выражение – похоже, фраза «в ее положении» начала серьезно его раздражать.
- Я же сказал, что согласен.
Врач облегченно вздохнул и улыбнулся:
- Тогда я ручаюсь, все будет благополучно. Я вернусь к мадам, если позволите.
- Конечно, идите.
- Рауль, – Атос дождался пока врач выйдет, и обратился к сыну. – Вам уже сказали?
- Да, – устало отозвался Рауль. – Я не понимаю, что она себе надумала? Сплошные слезы и истерики, будто я желаю ей зла. Пусть пишет, кому хочет!
- Вы говорили с ней?
- Да. Она так разволновалась, что пришлось послать за врачом. Я едва смог понять, что случилось. Если бы не пояснения леди Бойл, я бы вообще не догадался, чего от меня хотят.
- И Вы, действительно, не возражаете?
- Она разумная женщина и я не сомневаюсь в ее порядочности. Просто ей тяжело, я понимаю, нервы. Пусть пишет, если ей крайне необходимо кому-то изливать свои переживания и это успокоит ее.
Атос бросил сочувственный взгляд на сына:
- Рауль, мне кажется, Вам тоже не помешает отдохнуть. Знаете что, езжайте в Ла Фер. Проверьте, как там дела. Побудьте там с неделю, отвлекитесь. Возьмите новых коней, их завтра должны привести. Испытайте их. Отправьтесь на охоту. Словом, займите себя тем, что не имеет отношения к женским капризам. Неделя не такой большой срок, с виконтессой ничего не случится. Только предупредите ее и честно скажите, что хотели бы отдохнуть. Я уверен, она поймет. Она, действительно, разумная женщина и как раз и нервничает оттого, что ей не хватает ясности и приходится домысливать.
- Возможно, Вы правы.
- Так что же, Вы согласны? Поедете завтра? Обо мне не беспокойтесь, – улыбнулся Атос, предвосхищая вопрос сына. – Со мной тоже ничего не случится. Позаботьтесь о себе.
На следующий день, прощаясь с отцом, Рауль сообщил, что Элизабет не возражала против его поездки в Ла Фер.
- За вчерашний день она уже исписала одну пачку бумаги и заканчивает вторую, так что я могу быть свободен, – с мрачной иронией добавил виконт.
Атос усмехнулся:
- Вам не на что жаловаться, не Вам придется все это читать.
Рауль невольно улыбнулся и еще раз обнял отца:
- Я вернусь через неделю.