Перед рассветом

«… как неожиданно, будто оборвали невидимые струны, затихла оглушительная лягушачья трель на пруду, как страшно и неотвратимо зависла немая сладкая мгла над поляной, как взметнулись белые кружева вашего платья, такие нелепые и такие чуждые среди чернеющей ночной  травы. Эта картина будет преследовать меня до конца жизни, доведется ли нам с вами снова свидеться, или судьба будет менее благосклонна. Настенька, нет мне жизни без вас, да простит меня Господь за мою запоздалую нежность, за мое горящее в муках сердце, за нашу с вами…»
 Анастасия отложила в сторону письмо от Ивана Савельевича, расстегнула непослушными пальцами две верхних перламутровых пуговки. Провела по влажной коже рукой, подумала и расстегнула еще две. Свеча чадила, в окно врывались дурманящие ароматы июльской ночи, запах горячего воска смешивался с легким запахом пота и духов, с дразнящим, влажным запахом разгоряченного тела. Вошла Дуняша, принесла еще свечей и чашку остывшего чая с лимоном на маленьком серебряном разносе.
 - Убери! Принеси мне настойки, той, с верхней полки, что батюшка от отца Алексия привез.
 - Барыня, ночь ведь на дворе! – Дуняша выпучила осоловевшие от жары и усталости овечьи глаза. Настя рявкнула:
- Делай, что велено! – Дуняша поплелась в кладовую, еле слышно возмущаясь себе под нос.
 Анастасия макнула перо в золоченую, старинную чернильницу, доставшуюся от деда, отвела влажную прядь со лба и прикоснулась к бумаге, изнемогая под гнетом запретных мыслей, беспорядочными выдохами рвущихся на бумагу.
 Выпита уж настойка, принесенная услужливой Дуняшей, догорают свечи, над садом стелется предрассветный туман, отчаянные в своей сокровенности строки ложатся нестройными, рваными рядами. Похолодало. Настя накинула на плечи шаль и вышла в сад через столовую, пройдя на цыпочках мимо спальни мужа, мимо девичьей спаленки своей племянницы, гостившей в их имении уже с месяц.
 Как удачно малышку назвали Настей в честь именитой тетки!!! Она подарила ей незабываемое лето, последнее, наверное…
 Нехорошо читать чужие письма, стыдно, как стыдно… К чертям! Что эта девчонка может дать Ивану Савельевичу, кроме задранного подола?
 Анастасия в сладком бессилии прислонилась к старой яблоне.
 Хорошо-то как…