Меня судили, пластиковые листья

 Поневоле ее рядили в длинные белые платья, вторгаясь бесцеремонно в жизнь. Но что она считала вторжением, было не что иное, как отчаянные попытки  убежать от пристального внимания черных глаз смертельно душащего и вопящего каждый раз и каждого из них одиночества.

 Я называл их – довесками амбарных замков и, наблюдая, находился где-то в стороне, сзади, не выворачивая и не давая ей прикоснуться к своему железу.

И она ходила раз за разом босыми ногами по всем выстеленным покровам пластиковых листьев. Не понимая причину, искусственного послевкусия и немеркнущей насыщенности этих мертвых листьев.  Готовая сделать последний штрих, взмахом  - украсить белый  наряд парой таких же искусственно - белых шпилек-розочек спускаясь в руки многоголосой;

 ..к заждавшимся праздничного стола и угощений людей.

Меня судили все и каждый в отдельности, за то, что я мог прекратить все одним движением, касанием губ к теплому ее лбу огородив от боли, излишков выпитого и выкуренного, от бессонных ночей, сдающего к утру сердца. 

Не замечая того, что и сам я стал  прозрачным,  мертвым, по горло укутанный дымом, что и сам изливался венозной кровью – внутрь себя, скрытыми кровоподтеками не зная, услышу ли когда-нибудь имя свое произнесенным – вслух.

Меня судили, все и каждый в отдельности не понимая, чего стоило мне отпускать, чего стоил мне каждый ее шаг, каждая осечка и какой болью отзывалась во мне каждая ее слеза.

Меня судили, все и каждый  в отдельности пока она рвала реальности, висевшая в двух шагах холодным безумием – шизофренией, помешательством.

Меня судили, пластиковые листья, пока однажды ночью, я не услышал, свое долгожданное «Макс» - свалившееся с мягких ее губ, будто невзначай в мою душу.