II Покровитель Мелиорак. 14. Полёт на юг

       ЗАПРЕТНАЯ ГАВАНЬ.

       Часть 2.
            ПОКРОВИТЕЛЬ МЕЛИОРАК.
       Глава 14.
            ПОЛЁТ НА ЮГ.

РАССКАЗЫВАЕТ ПЕТРИК ОХТИ.

    Утром начался наш путь на юг. Не так, чтобы очень рано: было жаль будить Бобу, дорвавшегося до кровати. Мы ждали, когда он проснётся сам. Я обещал, что летучая лодка наверстает упущенное время. Милло уже перетаскал в неё все вещи, включая мой собственный плед – подарок жены. Я, как оказалось, спал под ним. Осталась одна скатерть. Тоже ждала, когда Боба проснётся.
    Малёк был странно тих, и шепнул мне на ухо, что ему приснился такой сон, что лучше он его даже и рассказывать не будет.
   Здесь рождаются сказки и сны. Начинаются дороги, ведущие к ответам и разгадкам.
    - Хороший хоть сон, Лёка? – услышал Милло.
    - Да-да, такой какой-то, - рассеянно подтвердил он и пошёл на улицу попрощаться с красивыми видами и растениями. Бедный художник чуть не плакал. И впервые признал, что фотоаппарат был бы сейчас очень кстати.
   - Картинкощёлк… Мне рассказывали… Я тоже хочу, - задумчиво пробормотал Милло. – А тебе, Петрик, что-нибудь снилось?
   Я засмеялся:
   - А то ты не знаешь! Разные ужасы снились мне ночью. Всё из жизни моей. Очень много многозначительных фраз.
   - О! Королевичи людей предпочитают ясные и чёткие ответы на прямо поставленные вопросы, я понимаю. Главное, ты выспался. А для разгадки загадок, как мне рассказали, у тебя Миче есть.
   - Миче ещё нужно найти, - с досадой воскликнул я и метнулся проверить, не проснулся ли Боба.
   В это время он как раз плескался в фонтане. На заднем плане Лёка тоскливо взирал на окрестности. Я бы тоже повзирал, да некогда было. Вернувшись к Милло, я сказал:
   - Во сне я узнал, что у деда был брат, дядя отца моего. Он строил из себя невесть что, но при этом всегда восхищенье отца вызывал. Двоюродного деда не знаю совсем.
   - Разве?
   - Точно. Родители вновь нарушают традиции. Не всё мне они рассказали о предках моих.
   - Спроси их.
   - Боюсь, не ответят. Скажут только, что это Миче меня подучил, и умысел злой у него, - пожаловался я. – Ответь-ка мне Милло: ты знаешь Унагду?
   -  Кто же не знает королеву Унагду?! – воскликнул Милло таким тоном, что было ясно: к кому - к кому, а к ней он не испытывает почтения. – Хочешь спросить про её дурацкое предсказание про…
   Покровитель запнулся и помрачнел. И даже не сразу услышал меня.
   - Да, Милло. Хочу я узнать. Правда ли, что предсказание о том, будто Миче однажды может мне вред причинить? Причиною гибели стать.
   - Я тебе отвечу, Чудилка. Мне, правда, велено не говорить, но ведь, если я не скажу, ты отправишься в горы ловить там чокнутую Унагду. Свалишься со скалы, и виноватым будет уже не Миче, а я. Нет уж. Пусть будет Миче. Раз предсказано – так предсказано. Я скажу тебе правду.
   - То есть, предсказание всё ещё в силе? – похолодев, спросил я. Родители совсем заклюют моего Миче.
   Милло повернулся ко мне и, глядя в  глаза, бесстрастно проговорил:
   - Да, Петрик.
   - Ну что ж…
   - Я думаю, - перебил мои рассуждения Покровитель, - что это ты переживёшь. Сколько дать тебе человеческого времени, чтобы ты пережил?
   - Да нисколько. Не переживаю я вовсе. Чего не бывает! И это ещё ничего. И если опасности Миче подвергнет меня, то сам и спасёт.
   - Вот, значит, как? – поразился Милло и оглядел меня с разных сторон, будто я статуя в музее. – Ну ладно. Я скажу тебе важное что-то, раз ты добрый и спокойный такой. Предсказание звучало немного не так, как озвучивают его ваши родители. Ты запомни. Это может когда-нибудь оказаться важным для тебя. И для Миче твоего. Суть предсказанья – это одно. Произнесённые слова – другое. Кем было произнесено – третье. Ложь порождает беду. Ты уловил?
   Глаза у Милло были сейчас похожи на два чёрных остывших уголька. Он смотрел куда-то мне в сердце.
   - Как же звучало оно? Говори, я запомню.
   - Нет. Этого я не скажу. Не проси. Я говорил только о том, чтобы ты запомнил, что с предсказанием всё не совсем так, как вам внушают. От этого беды. Ваши. И ваших родителей тоже. И то ль ещё будет! Сколько дать тебе человеческого времени, чтобы ты сначала разозлился, а потом простил меня?
   - Я не сержусь. Нет – так нет. 
   - Раз ты так ответил, я скажу тебе вот что ещё: ты недаром зовёшься Чудилой. Я послушал о тебе, твои дела меня удивляют. Поверь мне: ты или кто-нибудь ради тебя всё изменит. Сведёт всю опасность на нет. И вы посмеётесь над нею. Сколько человеческого времени дать тебе на то, чтобы ты поразмыслил над этим, бросил думать о страшных вещах и приступил к делу: рассказал поподробней мне про прошлый Полдневный поиск. С помощью карты. Я карту увидеть хочу.
   Я сказал, что не надо никакого времени и с готовностью вынул курсовую работу Познавшего Всё.
   - Стоп! – воскликнул Милло, едва я нацелил палец на то место, куда карандаш сначала поставил точку, обозначающую Таена, а потом она исчезла.
   - Что такое?
   - Не вздумай так говорить!
   - Как так? Что ты, Милло? Как я говорю?
   - А вот так. Такими полустихами, как самый вреднейший из вирклей. Сбиваешь меня. И тянет меня самого этак вот говорить.
   - Ну и что. Давай, говори. Я не против.
   - Никогда.
   - Почему?
   - Не хочу. Не желаю. Пожалуйста, Петрик. Прошу тебя очень: беседуй со мною, как раньше. Ведь мы же не виркли.
   - Мы – нет. Ну а Эя?
   - Ну вот, ты опять. Прекрати. Заразительно очень. Эя шутила с тобой, вероятно. Нормально она говорит. А ко мне прицепляется очень особенность речи такой.
   - И ко мне. Что же делать? Пожалуй, и сам я не рад.
   - Ребята! – воскликнул от дверей мокроволосый Боба. – Вы тут что, поэму сочиняете?
   Милло зашептал мне в ухо:
   - Не пройдёт, право слово, и получаса, как мы все тут полупоэтами станем. Пора прекращать.
   - Это точно, - согласился я. – Пусть они говорят: Лёка с Бобой. Пускай нам покажут пример.
   - Будем им подражать. Не друг другу, - согласился Покровитель. И мы с ним уставились на великана. Молча.
   - Что? – спросил он. – Что вы такие? Напомнить вам про то, каким вышло последнее Обращение к Зениту? 
   Милло и я замычали и закивали. 
   Боба опасливо приблизился и стал показывать на карте, где была исчезнувшая точка, и какие кренделя выписывал мой карандаш на юге и на западе. При этом он старался держаться от нас на расстоянии. Наше с Милло молчание казалось ему подозрительным.
   - Уф! – выдохнул Покровитель. – Отпустило как будто. – И осторожно спросил меня: - Петрик, а ты как?
   Я помотал головой, показывая, что не ручаюсь за себя, если начну говорить.
   - Опять этот Таен, - вздохнул наш Мелиорак. – Никогда раньше не попадался мне такой человек. На редкость вездесущий. На мой взгляд, тайну исчезнувшей точки вы правильно раскрыли: либо он умер, либо не хочет, чтобы его нашли. Таен, судя по всему, это может. Что касается тех мест, где может пребывать Миче Охти, и где карандаш метался туда и сюда… Либо Миче умер, либо его спрятали в такое место, где не действует магия – здесь таких полно. Вы даже не представляете, сколько. Что ты онемел, Петрик? Отругай меня за то, что я вас пугаю, и у тебя получится говорить, как я. Есть предположение, что твоего брата держат в одной из усадеб на берегу Виляйки или какого-нибудь её притока. Или в любом из этих городов, в любом из особняков. Дома знатных людей, почти все, так устроены, что в них есть комнаты, чердаки или подвалы, где никого ни за что не обнаружить. Чтобы хотя бы в этих помещениях чернокрылые ничего не видели и не слышали. Я сам научил кое-кого из старых племён этой магии. Не очень люблю чернокрылых. Их подданным надо как-нибудь защищаться. Когда у меня будет время, я найду вам Миче, если он жив. Этот вопрос предельно ясен, мне кажется.
   - Ладно, - проскрипел я.
   - Теперь о мальчиках. Вчера я был прав, когда предположил, что они в Дико Страшных местах. Сомнений больше не осталось. Имея прекрасную летучую лодку, мы очень скоро будем с ними. Если они не умерли, конечно. Зовите Лёку – да и в путь.
   - Не надо так говорить, - укоризненно произнёс Боба. – Нехорошо при Петрике делать такие намёки на судьбу его близких. Ты видишь, от расстройства Чудилка дара речи лишился.
   - Так отвечу я тебе, мой человеческий знакомец: утраты имеют место в нашей жизни, и этого не избежать, - вздохнул Милло. - Люди очень хрупки. С ними каждый маленький отрезок времени может случиться всё, что угодно. Они не берегут себя и охотятся друг за другом. А я потом остаюсь один и долго переживаю горе. Я не дружу с людьми. Я стараюсь уменьшить количество возможных утрат в моей судьбе. Возможного горя. Ты, Боба, должен помнить, что у нас четверых просто деловое соглашение.
   Я и Боба прямо и не знали, что ответить на эти горькие слова. Милло потом, всё время, что мы общались с ним, возвращался к этой теме, и, словно ученик, разучивающий сложное заклинание, повторял, что не дружит с людьми, что нас связывают деловые отношения. Я уверился, что бессмертие или ненормальное долголетие Покровителей – это их большая беда. Собственно, я и раньше предполагал это. Милло же продолжал:
   - Не грустите. Поскольку карандаш в двух случаях всё-таки отдаёт предпочтение какой-то местности, можно утверждать, что мальчики и Миче Охти живы. Когда, уже очень скоро, мы доберёмся до юных потомков Отца Морей, то должным образом обеспечим хотя бы их безопасность.
   - Ну, а Таен?
   - Не знаю.
   - Не знаешь?
   - Нет. Насколько я понял, от него что угодно можно ожидать. Я узнал, что его имя написано на Камне Клятв.
   - Да что ты?!
   - Тяжёлый, опасный путь. И требует моего вмешательства. Но сейчас мы Таеном заниматься не будем. Сколько человеческого времени дать вам на осознание того, что я прав?
   - Ты прав, - признал я. - Но новый Полдневный Поиск может дать нам новые сведения.
   - А красивая скатерть может дать нам вкусные оладушки! – хлопнул в ладоши Милло. Он тоже заметил грустного Лёку, шаркающей походкой бредущего ко входу в дом. Взгляд его был прикован к Водопадному озеру и далям за ним. Поэтому наш художник споткнулся о ступеньку и растянулся на крыльце.
   - Оладушки! – крикнул ему в окно Милло. – Кушать подано! Сколько тебе дать человеческого времени, чтобы ты вымыл руки?
    Он расстелил скатерть, и на ней возникло блюдо, которое в доме Миче, в Някке, я заколдовал притягивать изделия из теста. Его можно было узнать по почти незаметной трещине – это Красавчик в гневе кидал в меня блюдо. Иногда приходит в голову, что его раздражают мои полезные изобретения. Хотя поверить в такое трудно. И ещё можно было узнать блюдо по тому, что оладушки до сих пор хорошо притягивались. Но Боба и Лёка большие и сильные – они легко преодолевали сопротивление. Милло преодолевал со смехом, а я – просто зная, как.
    Красавчик потом сплавил блюдо в дом тёти Розы. Судя по вкусу оладушек, оно до сих пор там. Зная историю этой большой тарелки, Лёка возмутился:
   - Милло утверждал, что скатерть ни у кого не ворует.
   - Скатерть и не делает это. Ворует Милло, - усмехнулся Боба. – Хорошо хоть, что не каждый раз в одном месте.
   - И не у бедных людей, - добавил я.
   - И не ворую, - хитро блеснул глазами Мелиорак. – Неужели твои тётя с дядей, Петрик, отказались бы тебя угостить?
   - А дядюшка Гвалт из Иверы? В прошлый раз.
   - Не знаю я его совсем. Но еда в его ресторане оказалась что надо. Вы не довольны? Главное, чтобы скатерть пореже попадала к вирклям. Вот те могут и нарушить правила. Обидеть дядюшку Гвалта.
   Между тем, на углу стола кто-то невидимый поедал длинный хрустящий батон одновременно с двух сторон, и Милло не делал им замечания.
   На полке с красивой посудой, выставленной на показ, кто-то пятнистый, мохнатый и ни на что не похожий грыз какой-то корешок, и время от времени вмешивался в беседу. Причём, не говорил, а пел голосом низким и чуть хрипловатым.
    - Мурзяйка, - пояснил для нас Милло. – Обитает с семьёй в кухонном шкафчике. Женился, пока меня не было. Деток завёл. Если в твоём доме живёт мурзяйка, значит, всё в нём благополучно.
    Мурзяйкины дети щебетали, как птички, и сновали между расписными тарелками, мурзяйкина жена тряпочкой полировала молочник. Кажется, для того, чтобы полюбоваться на своё отражение в серебре. Глава семейства держал на коленях трактат «Одеяние одежд не презирающих одетых в одежды согласно традиции одевания».
    - Интересное чтение? – полюбопытствовал Боба.
    - К закабалению граждан Низинных Пределов ведущее пуще пре-ежнего-о! – пропел просвещённый мурзяйка.
    - Он известный исполнитель народных песен, - гордясь обитателем кухонного шкафчика, пояснил Покровитель.
    Ладный паренёк, ростом с кувшин для воды, вошёл через окно, но как бы с крыши, через верхний край окна. За руку он вёл крохотную девчушку. Они протопали вверх по стене, горизонтально по отношению к полу, потом – вниз головой, босыми ногами по потолку, остановились над столом и принюхались, запрокинув головы, чтобы видно было.
    - Добрый день, - поздоровались гости.
    - Кто вы, о, незнакомые мальчик и девочка? – спросил Покровитель.
    - Мы младшие дети Тази и Този, что живут у трубы. Мы были у бабушки, а сегодня вернулись.
    - Мама сказала: «Ступайте познакомиться с дяденькой Милло, он вас вкусненьким угостит». Угостишь?
    - Налетайте, - расплылся в улыбке хозяин дома.
    Мальчик и девочка расправили по четыре прозрачных крылышка и сделали, что было сказано. Оладушки им понравились.
    Малёчик почти ничего не ел от расстройства, только смотрел в окно. Милло стало его жаль.
   - Лёка, - позвал он, - не грусти так. Тебе ведь объяснили во сне: ты не теряешь, ты нашёл.
   - Угу, - кивнул несчастный художник.
   - Мне тоже приснился хороший сон! – взмахнул вилкой Боба. – Давайте скорее отправимся в путь! Я думаю: вдруг Обращение к Зениту в этот раз будет утешительным для меня.
   Милло свернул скатерть, и мы пошли к летучей лодке. Дверь дома Мелиорак закрыл так: подставил колышек, чтобы оставалась щель.
   - Зачем? – спросил Боба. – Непогода сорвёт дверь с петель.
   - У меня не сорвёт. Зато, если кого-нибудь застанет в пути, он будет знать, что я приглашаю обогреться. На кухне всегда найдётся что-нибудь пожевать. Мурзяйки проследят, чтобы гостю было удобно. Тази и Този затопят печь.
   На крыльце Милло засветил крошечный золотой фонарик:
   - Значит, со мной всё в порядке, - объяснил он. И повернулся к дому спиной. – Погасший свет означает, что со мной случилось несчастье.
   Глядя, как мои великаны складываются на скамьях в два и в три раза, Милло покачал головой и воскликнул:
   - Да ведь я сюда не помещусь! – и принял облик воробья. В таком виде он и вознамерился путешествовать, сидя на борту плоскодонки.
   - Тебе это позволено? – поднял бровь Лёка.
   - Нет, - коротко ответил Милло. И добавил: - Но я же действительно не помещусь.
   - Потом нам влетит за то, что мы не занимались твоим воспитанием. Светлая Эя лишит нас разума, покарает безумием, и всё потому, что ты не поместился в лодку. Чудилка, вылезай, заколдовывай садовую скамейку.
    - Не чуди, Лёка, - вместе отозвались я и Боба.
    - Как можно лишить вас того, чего вы и так не имеете? – усмехнулся Милло. – Нет большего безумия, чем имея в родителях короля с королевой признаться в том, что вам нужна помощь. И от кого? От сказочного Мелиорака!
   - Почему? – удивился Боба.
   - Тебе не понять, - вместе ответили я и Лёка, а Милло скомандовал:
   - В путь! - и добавил: - Но я никому не скажу.
   Летучая лодка быстро понеслась вперёд в том направлении, куда показал Милло. Сам он сидел на борту и весело, очень натурально, чирикал. Время от времени его срывало оттуда в полёт над лесами, реками и склонами гор. Тогда из воробья он становился стрижом, птицей, которая, как известно, летает быстрее прочих пернатых.
   - Какое счастье! – щебетал он нам, проносясь мимо. – Как жаль, что вы не можете попробовать так кружиться в потоках ветра!
    Однажды хищная птица, вроде сокола, вдруг ринулась за ним. Милло в облике стрижа показался ей славным обедом. Некоторое время наш пернатый спутник весело улепётывал от преследователя. Потом ему это надоело. Он кувыркнулся в воздухе и превратился в большую летучую пасть. Обернулся к соколу, и… Нет, просто рявкнул на бедолагу. Вы бы видели, что стало с хищной птицей, как она шарахнулась! Этого страшного утра ей не забыть никогда! Запыхавшийся Милло вернулся к нам и запрыгал по борту с победным, но сбивчивым чириканьем.
    - Немного ещё не в форме, - сказал он нам. – Эй, слушайте, вы тоже не рассказывайте никому.
    - Что ты не в форме? – удивился Боба.
    - Что я того… превращаюсь. Радо не наябедничайте, пожалуйста. Очень хочется иногда вытворить что-нибудь этакое. Вольное! Воздушное! Летучее! Но нельзя. Тяжело жить на свете. Но я немного умею скрываться. Таиться. Проще говоря, обманывать родных и близких. Иногда. Не со зла. Для души. Не могу удержаться. Прямо распирает пошалить. Полетать. И ведь никому от этого не плохо?
   Вспомнив собственные встречи с Радо, я сказал Милло, что его названный брат кажется мне разумным и весёлым, что он и сам не прочь пошалить, и что Милло мог бы легко добиться позволения без обмана носиться в небе.
   - Тс-с! – взъерошился чудак. – Радо не был бы против, кабы не родители. Мы послушные сыновья, и оба выполняем их волю. Маме и папе кажется, что всё, что я делаю, таит в себе опасность. Но я не сержусь. И всегда стараюсь соблюдать правила. Но вы же сами видите, что в лодку я не помещаюсь.
   Милло так упорно возвращался к этому факту, что мне стало жаль его. Он страдал, соблюдая правила ложной предосторожности. Он не был злым, и я не видел ничего плохого в том, что мальчишке хочется полетать, на птичьих крыльях поноситься по небу. Я и сам бы не прочь. Должно быть, это очень здорово, очень захватывающе! Кому он может доставить неприятность, просто порхая? Должно быть, приёмные родители и впрямь намучились с ним, пока он был малышом.
   Так мы двигались на юг довольно долго, стараясь держаться только чуть выше верхушек лесов. Наша троица вполне освоилась в полёте, хотя Бобе, при такой его высоте, было страшновато шевелиться. К тому времени, как мы остановились, ему уже стало невмоготу сидеть скрюченным в одной позе.
   - Немного не долетели, - отметил Милло, - до нормального входа в южную часть пещер. Знаете, туда вам без меня лучше и не соваться. Хорошо, что мы вместе. Хоть ты, королевич, и потомок анчу, а даже тебе заблудиться в переходах проще простого. Здешние жители это знают, и сами никогда не ходят в пещеры. Даже в те их области, которые не Дико Страшные места. Пещеры бесконечны.
   - Но как же Канеке? – в ужасе воскликнули мы с Лёкой. – Канеке сам полез и Рики потащил с собой!
   - Канеке, воспитанник Таена, - припоминая, протянул Милло. И пожал плечами: - Он же потомок Капараколки. Это был такой мальчик! Он сам выбрался из Дико Страшных мест. И Канеке выберется. Или мы его сейчас найдём.
   - Сейчас? Уже сейчас! Хвала Эе!
   - Почему Эе?
   - Потому что… Потому, что у нас так говорят.
   - Странно говорят. Ведь с вами сейчас не она, а я.
   - А тебе, Милло, большое спасибо!
   - Вот найдём мальчиков, тогда и будете благодарить. Странные вы, люди.
   До Полдневного Поиска у нас было немного времени, чтобы перекусить. Милло выхватил из сумки волшебную скатерть, и тут же на ней появились кастрюля с дымящейся картошкой и сковорода с жареной курицей. А также кувшин с компотом.
   - Не понял, - нахмурился я, узнав этот кувшин. – Мы теперь будем объедать всех моих знакомых?
   Посуда принадлежала фотографу Тоту. Тому самому, в чьём доме мы с Миче открыли вред ядовитых светильников, продаваемых корыстными старыми Корками направо и налево. С семьёй Тота мы очень дружим, а этот кувшин украшен росписью его собственной жены. То есть, он единственный такой на свете.
   - Неужели твои знакомые отказались бы тебя накормить? – искренне удивился Милло.
   - Наверное, они сами собирались всё это съесть. А ты лишил их даже сковородки.
   - Так ешьте быстрее – и я верну им посуду.
   - А между тем, - наябедничал с кривой ветки чей-то скрипучий голос, - Милло не вернул обратно волшебное блюдо.
   Боба с Мальком расхохотались. Я не знал, как мне реагировать на это.
   - Уйди, вредный виркль, - высокомерно произнёс Мелиорак. – Петрик разрешил оставить его себе.
   - Ты разрешил? – спросил Лёка.
   - Я разрешил, - ответил я, потому что это было так. Милло, в отличие от Красавчика, может оценить полезное изобретение. Но не стал бы красть блюдо. Кстати, а сам я кто в этом случае? Блюдо ведь не моё.
   Скрипучий голос, удаляясь, недовольно лопотал что-то уже совсем вдалеке.
   Ладно, когда вернусь, подарю тёте Розе новое блюдо, предварительно заколдовав его ещё интересней. Хм, а смог бы я сам создать, скажем, такую вот скатерть?
   Полдневный Поиск не принёс нам с Лёкой утешения. Всё было как в прошлый раз за исключением того, что Таена обнаружить совсем не удалось.
   Что это за Милло такой?! Он мыслит какими-то странными понятиями. Мне кажется, его специально, долго и нудно учили правилам поведения, принятым среди людей. Но иногда он забывается. Помните, он принял вид Миче, не подумал, что нам с Лёкой будет тяжело его видеть таким. То как брякнет что-нибудь… Потом извиняется.
    Вот и сейчас он несвоевременно забормотал что-то сочувственное, не поняв, что этим расстроит нас не на шутку. Но потом вдруг рассердился, ударил кулаком по камню и воскликнул:
   - Но что же делать? О, если б вы знали, скольких прекрасных людей я пережил, как я по ним тоскую! Как больно было видеть, что они стареют быстрее, чем я расту, и знать, что скоро… Такое случается постоянно, и в этом кошмар моей жизни!.. Нельзя, совершенно нельзя дружить с людьми. Нет, нельзя! И с вами я не дружу.
   Мы с Лёкой сидели рядом, повесив головы. Таена нет в живых? Он не дождался своего Канеке, нашей помощи, не успел побывать дома…
   - Нет, - сказал Малёк. – Нет и нет. Я не верю.
   - Да, - уныло произнёс я, чтобы поддержать Лёку. – Да, я тоже. Хотя, нет.
   - Что «нет»?
   - Зов Крови, - взбодрился я. - Он говорит мне о том, что Таен жив. Не знаю, почему говорит мне о Таене.
   Лёка был очень сердит.
   - Милло, держи себя за язык в следующий раз, - выговаривал он. – Я думаю, что надо просто быстрей шевелиться, и когда-нибудь всё станет ясно, все соберёмся вместе. Волшебники! Почему я всегда вам подсказывать должен?
   - Подскажи что-нибудь хорошее, - попросил опечаленный Милло.
   Лёка, наоборот, оживился:
   - Подсказываю. Помнишь, Петрик, виркли в роще на нашем пути толковали что-то о том, что сны имеют значение, если мы хотим что-нибудь узнать о тех, кто нас интересует. «Только сны», - сказали они.
   - Ну и что?
   - Вспомни, что тебе снилось. Ну, давай же! Расскажи это Милло. Может, и впрямь имеет значение?
   - Когда мне что снилось? – наморщил лоб я, замороченный снами. Но, поскольку, мы тут занимались Полдневным Поиском, то сам сообразил, что Лёка имеет в виду.
   - Девушка! – вскричал я. – Девушка!
   - Где? – подскочил Покровитель.
   - Приснилось мне, как в Дико Страшных местах мальчики, Рики и Канеке, нашли девушку, превращённую в камень.
   - Опиши её для Милло, - продолжил подсказки Малёк. – Всё, как было, расскажи.
   Я принялся описывать и рассказывать, напирая на реалистичность видения, на то, что я как бы незримо присутствовал в пещере и Рики даже ко мне обращался, будто чувствовал это.
   - Мальчики нашли светловолосую девушку в светлом платье? Сняли заклятие? Сами сняли? – здохнувшись от волнения, переспросил Милло. – Нашли мою Норочку? О! Не было ли какой особой приметы, вещи? Чтобы уверенным быть.
   - Был браслет, - припомнил я. – Не разглядывал специально, но похоже на ряд блеснувших на свету цветочков.
   - Норочка! – Милло заплакал, прижав ладони к лицу. – Вещий сон.
   Мы с Мальком переглянулись: с чего бы мне приспичило видеть вещие сны? По этой части у нас Миче.
   - Э-э… -  протянул я. – Милло, можно ли верить снам, которые снились не в твоём доме?
   - Скоро узнаем. Да, скоро, - всхлипывал наш попутчик. – Не думаете ли вы, что ей было также больно, так же худо, как мне всё это время? Она выглядела больной?
   - Выглядела, как голодная старшеклассница. Тощенькая, маленькая, растрёпанная. Упала от слабости.
   - Кушать хочет! – умилился Покровитель. – Я иду, Норочка! Я тебя накормлю! Вставайте! Я знаю, где эта пещера. Вот ещё одно доказательство, что всё так и произошло: Петрик, ты не был в том месте, а я его узнал с твоих слов.
   Тут из-за каменной глыбы выскочил Боба с верхним, прозрачным слоем карты в руках и забегал туда и сюда: отдельно от нашего Полдневного Поиска у него было собственное Обращение к Зениту.
   - Вот, - кричал он и тыкал в наши с Лёкой лица этой прозрачной картой. – Вот где Вара! Моя Варочка! Варочка моя!
   - Моя Норочка! Нашлась моя Норочка! Я знаю, где Норочка, да! – вторил ему Милло и размахивал нижним слоем карты, как флагом.
   - Ой, мама, - сказали я и Малёк и отступили за камни. Тогда у очень большого Бобы с довольно низеньким Милло вышла содержательная беседа, а её содержание ничем не отличалось от предыдущих радостных выкриков.
   - Видишь, - сказал я Лёке, - они нашли своих девушек. Везунчики.
   Как и предполагал Боба, в этот раз он смог отыскать на карте место, где сейчас находится его Вара, чей волшебный сон был грубо потревожен. Мы едва удержали его от намерения броситься назад, на помощь. Говорили, что это неразумно, ведь девушка очень слаба, но, хоть и находится у чернокрылых людей, за ней, несомненно, есть уход. И вот является один такой Боба, прямо в лапы врагов. И героически погибает на глазах у любимой, ничем ей не успев помочь. После такого бедняжка может и не оправиться вовсе.
   - Да, правильно, - наконец-то дошло до Бобы. Он сел и попытался успокоиться. И смириться с тем, что его Вара, в силу физической немощи, дальности расстояний, и хорошей охраны всё ещё не первый пункт в нашем плане.
   - Но, чем быстрее мы найдём Норочку, тем быстрее у нас пойдут дела, и тем скорее мы доберёмся до Вары, - жизнерадостно провозгласил Милло. От избытка чувств он превратился в воробья и, чирикая, как одержимый, поскакал к лодке. И там сев мне на плечо, шепнул в ухо так, чтобы не слышал Боба:
   - Только место мне это не нравится, Петрик. То, куда увезли его Вару. ПрОклятое место. ПрОклятый дом. Страшное, ужасное человеческое жилище страшного, ужасного человека. Он помер, и в его доме никто после не жил, и уничтожить никто не решился. Возле Врат сна, на правом берегу Виляйки. Я туда не суюсь. Не говори ему.
 
   *
   Часов через пять - шесть после полудня мы всё ещё пролетали над лесами, лугами и реками, хотя и двигались с очень большой скоростью: всё мелькало перед глазами. Даже поезд несётся не так быстро. Вы понимаете: это у Милло называется «чуть-чуть не долетели». Наш приятель больше не резвился. Сидел нахохлившись и только говорил, куда править. Ему было наплевать, что начали попадаться человеческие поселения, и, если нас замечали, то показывали пальцем в небо, громко кричали и даже бежали вслед. Чаще, правда, прятались: кто под крыльцом, кто под кустами, кто под телегой. На мои настойчивые приставания, Милло ответил, что нас, несомненно, принимают за чернокрылых людей, затеявших новую пакость.
   Бледный Боба сидел, вцепившись в борта и боялся даже разговаривать. При такой скорости и высоте скрученный в клубочек великан чувствовал себя крайне неуютно. И вдруг он подал голос:
   - Скажи, Милло, как могло выйти такое вот странное дело. Как Покровители – даже светлая Эя и Радо, могли допустить, что на этих священных землях появились пришельцы с какой-то дурацкой Зокарды? Наводнили континент невиданным оружием, навели свои порядки? Куда смотрел конкретно ты, Милло, и эта Норочка твоя? Как Отец Морей допустил такую большую трагедию своего народа? Я понимаю, к тому времени он уже перебрался на берег Някки, оставил подросшую сестрёнку на хозяйстве, но всё-таки. Надо было вам принять решительные меры.
   Воробей в это время сидел на носу лодки. Он встопорщил пёрышки, развернулся к Бобе и был немедленно сдут ветром. Впечатался Лёке в грудь, прыгнул к нему на плечо и гневно уставился на нашего великана. Маленькие глазки так и сверкали.
   - Нет, правда, Милло. Возникает такой вопрос, - ничуть не испугался Боба.
   - Возникает, возникает, - подтвердили Лёка и я.
   Гнев в глазах воробышка погас.
   - Вы думайте, о чём говорите, - чирикнул он. – Разве можно сражаться с людьми? Люди хрупки и беззащитны, и время с ними не дружит. Радо никогда не смог бы поднять руку на человека. Как вы… О, я знаю, как каждый из вас не может поднять руку на маленького птенца! Как можно было вмешаться в это, если люди уже пришли, если они были уже здесь?
   - Но они убивали и разоряли тех, кто жил здесь всегда. Коренных жителей изгнали с их родины! Командовали, как хотели! Древние племена едва сохраняют свою территорию и удерживают границу!
   - Но что было делать?! – пришёл в отчаяние наш Милло. – Нельзя вмешиваться в дела людей. Того, кто привёл сюда бандитов с Зокарды, Эя потом покарала. Я ещё не разобрался в нынешних делах, отстал от жизни, но, вроде бы, покарала руками маленькой девочки. Он продлял себе жизнь, страшно используя запретную магию, творил кошмарные дела, а это дело было одним из его первых преступлений. Но совсем недавно, чуть ли не на днях, девочка застрелила мерзавца из обычного ружья. Это дела людей.
   - Лала? – воскликнул я.
   - Каиз? – изумился Лёка.
   - На днях? – хмыкнул Боба, бывший в курсе наших дел.
   Мы с Лёкой, как вы помните, были свидетелями этого происшествия. Моя маленькая Лала действительно пристрелила эту мерзость, защищая жизнь Мичики. Отвратительный вечный Каиз, значит, виновник бед племени Отца Морей!
   - Лала – моя воспитанница, - похвастался я.
   - Но мы все знаем, сколько зла натворил негодяй перед тем, как получил заслуженное! – возмутился Малёчек.
   Милло воспользовался моментом, чтобы объяснить нам суть проблемы:
   - Вот видите, - сказал он, - всё это непросто. Нельзя прямо и агрессивно вмешиваться в то, что творят люди. Можно только исподволь направлять события. Сводить воедино дороги. Совокупность мелких происшествий объединять для большой задумки. Несколько поколений может смениться, прежде чем родится тот, кому по плечу то или иное дело. И при этом всё должно  сойтись и благополучно устроиться. Стоит вмешаться кому-то, стоит произойти какому-нибудь глупому происшествию – и всё впустую. Если малыш родился с талантом музыканта, но упал и переломал пальцы – всё, никто не услышит прекрасной игры. Но вдруг слетает колесо у экипажа – и в лесной деревеньке вынужден заночевать лучший в стране хирург. И он, конечно, вылечит мальчика, и тот исполнит своё предназначение. Почему с колесом беда? Куда, по какой надобности повлекло врача через эти места? Об этом знает светлая Эя, мудрейшая из известных мне женщин. Или человек рождён писать дивные стихи или повести, но в юности кто-то сказал ему из вредности, что строки его не так уж и хороши, что нет у него таланта – и вот он никому никогда больше не показывает то, что пишет и прячет в ящике стола. Но можно устроить порыв ветра – и листок со стихом улетит в окно, и как бы случайно попадёт в руки истинному ценителю. И всё переменится. Понимаете? Радо не может стукнуть завистника по башке, но может дать шанс поэту. Если подлый и злой человек Роган Мале из Дейты переправляется в Верпту на лодке, Отец Морей не может устроить ему крушение – с ним женщина, которая даст жизнь многим хорошим людям. Если предок Рогана явился со злом с Зокарды, значит, его потомок, Лёка Мале, для чего-то в будущем нужен. Не для того ли, чтобы с его помощью в руки девочки Лалы, воспитанницы его друга, попало ружьё?
   - Я не даю детям ружья! Да Миче накостылял бы мне по шее, если бы узнал о таком! – вознегодовал Малёк.
   - Или, может, для того, чтобы было кому помочь Миче и Петрику в день последней битвы на планете Ви? – ехидно чирикнул воробышек. – Я пока ещё не очень хорошо уяснил ход событий, и про ружьё сказал просто так.
   - Скажи ещё вот о чём. Уже после того, как… ну… дана жизнь многим хорошим людям, почему было не устроить моему предку, Рогану, крушение? Он погубил многих хороших людей. И их хороших потомков.
   - Я ещё не расспросил как следует. Но думаю, что в ту пору семейные дела заслонили собой все другие проблемы. Покровители были озабочены тем, как помочь нам: мне и Норочке. Когда они на время отступились, Роган был стар. Время сильнее и быстрее. К тому же Эя уже покарала его особым родом безумия. О каком крушении вы толкуете? Отец Морей на самом деле ничем таким не занимается. Разве что в крайнем случае. Он может обеспечить вам хорошую погоду и попутный ветер, но это и всё. Про переправу я сказал просто так, для примера.
   - Видимо, у Покровителей такие уж правила.
   - И понятия.
   - И взгляды на жизнь.
   Милло добавил:
   - И вообще, мы не обязаны заботиться о людях. Самое большее – не обижать. Но мы соседи на этой планете. А соседи должны жить дружно и помогать друг другу. Не так ли? Людям такое правило понятно?
   - Понятно, понятно, - закивали мы с Лёкой.
   Боба сказал:
   - А я на месте поэта дал бы завистнику по башке.
   Этот разговор отвлёк его, и великан уже не был таким бледным и напряжённым. Но ему, конечно, требовалась передышка. Ради него мы несколько раз приземлялись в безлюдных местах.
    Наконец, справа, вдалеке, блеснули воды Беглянки – той реки, которая впадала в море и должна была вынести нас с Лёкой на побережье, навстречу мальчикам, если бы они вздумали подниматься, а мы – двигаться вниз по этой водной артерии. И это, как я говорил, уже не была территория Покровителей.
    - Нужно снижаться, - чирикнул Милло с Лёкиного плеча. – Остановимся на пляже у реки. На этом берегу. На другой нам не нужно.
    Это был край той области, которую охватывали круговые движения карандаша, когда Полдневный Поиск дал странные результаты в первый раз.
   Боба кое-как выкарабкался из лодки и со стоном вытянулся на песке у реки.
   - Хорошо, - сказал он, - что дальше пойдём пешком.
   Но Милло покачал головой:
   - Ну что ты, зачем время терять? Отдохнём, да и полетим дальше.
   - Под землёй?
   - Конечно. Переходы совсем даже не низкие.
   - Может, для тебя и не низкие, а я расшибусь о первый же сталактит.
   - Мы будем следить, чтобы этого не случилось. Так быстро больше не полетим.
   - Что ж. И на том спасибо.
   Дело шло к вечеру, но мы решили, что после небольшого отдыха продолжим наши поиски, не остановимся, пока будут силы двигаться вперёд.
   Милло показал нам вход в систему переходов этой части материка. Он находился в крутом берегу, и впрямь был довольно высок и широк. И даже по краю украшен резьбой, в которой Боба признал работу своих соплеменников. Великан нарвал веток зимпуры пурпурной и навязал из них пучков про запас. Милло одобрил его действия и даже помог вязать пучки.
   - Круглолист остролистый, - приговаривал он, - полезное растение для восстановления сил и здоровья. Аринар может понадобиться помощь.
   - Кто это – остролист? Что ещё за круглолистый? – не понял Боба.
   - Круглолист остролистый. Вот он.
   - Это зимпура пурпурная.
   - Нет.
   - Да.
   - Не спорьте, мальчики! – Лёка погасил спор двух натуралистов. – Названия меняются со временем. Я вспомнил. У аптекаря Пуша в старой книге такое растение называется крупноцвет мелкоцветковый. Но разницы никакой. Как было оно полезным, так и осталось.
   - На вашем континенте климат изменился, и больше оно по берегам Някки не растёт, - вздохнул Милло.
   - Вот жалость! – добавил Боба, и оба вздохнули, одинаково свесив в печали носы над самокормящею скатертью.
   Нам с Лёкой было не до зимпуры – нас привлекало зрелище прекрасного заката над широкой рекой Беглянкой, над лесами и песком пляжей. Даже он казался розовым в час господства оттенков алого цвета. Даже тени от нас и от деревьев, тем более - блестящая река, всё переливалось пурпурным, бордовым, розоватым… Какие рассветы и закаты на Запретной Гавани! Я не могу забыть никогда! Но я, как и обещал, не отвлекаю вас от повествования описаниями пейзажей.
   Однако, на другом берегу Беглянки, мы заметили шевеление и какое-то подозрительное птичье оживление в зарослях. Птицы в этот час должны затихать, а они раскричались и суетились в кустах. Они были встревожены вторжением на их территорию кем-то непрошенным и большим.
    - Милло, - позвал я, - здесь есть мосты?
    - Ниже по течению есть село. Там должен быть. Но нам на тот берег не нужно.
    - Зато я чувствую, кому-то надо на этот.
    Мои товарищи всполошились. Подскочили ко мне, глянуть на то, что происходит за рекой Беглянкой.
    Я оттеснил их назад:
    - Собирайтесь, живо. Чернокрылые злые люди пронюхали, куда мы путь держим.
    Боба мигом сгрёб пучки зимпуры в рюкзак, Милло схватился за скатерть. Надо было немедленно забраться в лодку и скрыться внутри пещеры, но мы не успели. Через реку Беглянку сам собою выстроился мост – о, я знаю это древнейшее заклинание Костяного Гребня, я сам им воспользовался однажды, бросив в пропасть похищенный артефакт! По мосту, с гиканьем и топотом, к нам уже неслась большая группа всадников в костюмах чёрных морковок.
Нда. Всадники. Это осложняло дело. Я очень люблю лошадей, мне бы не хотелось причинять вред животным.
   Впереди волшебников нёсся огонь, завитая в кольца и спирали стихия огня, и это было даже красиво на фоне заката и начавшего темнеть неба. Задача чернокрылых была ясна: уничтожить нас, испепелить, попросту прикончить.
   Конечно, мы с Бобой выставили два щита защиты. Но встречное заклинание многих людей было такой силы, что я не знаю, помогло бы это или нет. Только, не обратив никакого внимания ни на нас, ни на наши усилия, вперёд выдвинулся Милло – мгновенно, за наши щиты, и, не успел я глазом моргнуть, как огонь всей мощью ударился о него… И всё. Стена бурного пламени исчезла, и мы не заметили даже, как и куда. Но Милло остался на мосту один перед налетевшими всадниками. Тревожно чирикнув, он воробышком метнулся в небо, а волшебники уже гулко и шумно врезались в нашу с Бобой двойную защиту в конце моста: не сговариваясь, мы резко двинули её вперёд. Она была призвана задержать огонь, а задержала его создателей. Всё смешалось: верховые полетели на камни, мелькнули в воздухе ноги, конские и человеческие, лошади испуганно заметались, вставая на дыбы, скидывая седоков, наступая на упавших. Те закрывали руками головы и расползались по мосту в разные стороны, пытаясь увернуться от копыт. Кое-где посверкивали и погромыхивали слабые беспорядочные заклинания, паника и беспорядок увеличивались.
   - Ну-ка, сделайте дырочку, - велел Лёка. Боба и я опустили края защиты и показали Малёчку, на какую высоту. Размахнувшись, он бросил на мост, в толпу, местную контрабандную гадость: «дымовую вонючку». Стеклянная колба разбилась, повалил дым редкой густоты и едучести. Всё это не способствовало порядку рядах противника и поднятию боевого духа чернокрылых людей.
    - Самое время удрать! – крикнул Лёка, обернувшись к нам с Бобой. – Где этот Милло? Милло!
    - Самое время применить парализующие чары или вашу знаменитую Трясучку! – не согласился Боба. – Эй, Чудик, не спи!
    Я некоторое время был занят и не мог ответить, а потом на моих глазах стало твориться нечто поистине удивительное. Боба и Лёка онемели тоже.
    Мост приподнялся над берегом и водой и тихо поворачивался вокруг своей оси.
    - Ой, мама! - выдали мы с Лёкой любимую реплику Миче.
    Края моста покачивались в воздухе, тот, что ближе к нам, был сильно задран, чтобы с него не посыпались чернокрылые. Опоры моста рассекали тёмную, с пятнами алого, воду, оставляя на ней широкие, пенящиеся следы. Лошади совсем обезумели от страха. Их хозяева, судя по всему, ещё не сообразили, что происходит. С нашего края валил в красно - фиолетовое небо тёмно-бордовый дым.
   - Это ты как сделал?.. – одновременно начали мы с Бобой, обращаясь друг к другу. И тут же оба воскликнули:
    - Это не я!
    - Да где этот Милло? – волновался Лёка. – Миче мне голову оторвёт, если узнает, что я не уследил за малявкой!
    Это заявление показалось мне самым диким из всего, что здесь происходит. Я нервно рассмеялся: Малёчек взялся за почётное дело – довести до ума существо, имеющее от роду всего лишь несколько тысяч лет. Он же заботится о Рики и Лале – видимо Милло кажется ему, перенявшему замашки Миче, школьником.
    А мост уже полностью развернулся и опёрся о берега другими своими концами. Тот, где копошились чернокрылые, был сейчас дальним от нас. И вдруг мост исчез. Злые волшебники и их кони бултыхались теперь в воде. В сгустившейся темноте раздавались вопли и ржание лошадей. А к нам подскочил мокрый сияющий Милло с наисчастливейшей из улыбок и, протягивая мне мокрый и старый костяной гребень, весело крикнул:
   - Боевой трофей! Раз достался, надо взять с собой! Держи, Петрик, мне говорили, что ты умеешь этим пользоваться. Ага! А вы не верили, что я очень сильный!
   Наша троица потянулась следом за ним к лодке, обалдело спрашивая на ходу:
   - Ты? Это сделал ты?
   - Ты повернул мост? Но как?
   - Со всеми людьми…
   - Лошадьми…
   - Послушай, ты это как – при помощи заклинания или своими руками?
   У лодки Милло, смеясь, обернулся к нам:
   - Ребята, вы не кричите громко. Я не должен делать такого. Запрещено. Заклинания не при чём. Воздух – это стихия. Я стал как очень плотный воздух и повернул мост своими руками. Ау! И подумал, что было бы хорошо сделать так, чтобы маги лишились и моста, и своей игрушки. Я стал как рыбка, добыл гребень со дна реки – и опля! Отдаю его в руки того, кто умеет им пользоваться.
   - Ничего не понял, - затряс головой Лёка. – Петрик и Миче так странно не выражаются. Как ты добыл со дна гребень, если он превратился в мост?
   - Вернувшись к изначальному, - туманно поведал Милло.
   Мы с Бобой, наверное, поняли чуть больше, но не это главное. Главное то, что теперь мы на самом деле поверили в то, что выручим наших близких, имея такого спутника! Вот для чего нужен Милло и подобные ему Мелиораки: они творят такое, к чему ни один волшебник не способен. И, как я уже говорил, знают местность.
   При этом Милло забавно убеждал нас не ябедничать Радо и вообще, не рассказывать никому, чтобы не дошло до родителей. 
   - Вы же понимаете: я не имею права так поступать. Но ведь маги расправились бы с вами, как с кошками! Я должен был что-нибудь сделать, не так ли? Пожалуйста, не трепитесь об этом! И, знаете что? Не хотелось бы, чтобы толпа мокрых волшебников нас догнала. Это сильные маги.
   Я не проникся тревогой Милло:
   - Как же они нас догонят, если я успел поразить их шестинедельной трясучкой, как подсказал Боба? Для этого я подполз к мосту, как ящерица. Трясучка поражает на близком расстоянии.
   - Ты всё-таки успел! – закричали все и захлопали в ладоши. Милло тоже хлопал. Я говорил? На самом деле он отлично помещается в лодке.
   И, между прочим, мы уже некоторое время были в пути, в переходах пещер, в их огромных, холодных, прекрасных и пугающих залах, полных звуков воды и отголосков эха, темноты в неизведанных закоулках и нежных красок причудливых выступов, наростов, наплывов, колонн, узоров, созданных чудесницей природой там, куда доставал свет. Мы летели в нашей лодке – осторожно, чтобы не зашибить ненароком Бобу и Лёку. Окружая её, освещая наш путь, плыли три огонька. Малёчек тоскливо вздыхал, горюя об отсутствии под рукой, кисточек, красок и мольберта.
   Изредка, однако, приходилось покидать лодку и тащить её за собой, и даже на канате, протискиваясь в узкие норы и щели. При этом веселей всех было, конечно, нашим великанам. Не в каждую щель Боба проникал одинаково легко.
   - Наверное, очень скоро, может быть, послезавтра, я увижу здесь свою Норчку! - радовался Милло, чем довёл Бобу до слёз.
   Я тоже предвкушал встречу с Рики. Да, уже, может быть, послезавтра я прижму к себе моего дорогого мальчика! То-то он будет удивлён! То-то рад меня видеть! И мы вместе отправимся выручать Миче и Таена. И Вару, конечно – как можно забыть о Варе! И, предотвратив вторжение на наш континент, вернёмся домой победителями. Сейчас мне верилось в лёгкий и счастливый исход нашего дела. Ведь со мной были мои боевые товарищи, с нами был Милло, и мы только что одержали победу, достойную песен. Да нам всё по плечу! Полёт и красота окружающего опьяняли, хотелось думать о хорошем. Но время от времени я пощёлкивал пальцем по своему прочному кожаному ремню, готовясь к встрече с Канеке, этим юным авантюристом и любителем карт и птиц!

ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2015/06/26/1686


Иллюстрация: картинка из "ВКонтакте".