Обряд. Глава 31

Нефритовая преисподняя. Чёрные, бледные распятия.
Они шли через всё кладбище по вязкой грязи петляющей дороги, минуя надгробья с венками траурных, пышных цветов, памятники скорбящих мраморных ангелов. Они как будто шагали по дну нездешнего зелёного океана, чья поверхность обозначена рваным узором облаков, на которых играл тёмный свет от недвижного маяка-луны.
Даниэль слышал, как Кристиан вполголоса бархатно произносил, глядя куда-то вдаль:

На русалке горит ожерелье
И рубины греховно-красны,
Это странно-печальные сны
Мирового, больного похмелья.
На русалке горит ожерелье
И рубины греховно-красны.

Его глубокий и негромкий голос был сравним с объёмным звуком отдалённого тяжёлого колокола. В душе у него была собственная церковь с часовней, выстроенная для Эсфирь.

У русалки мерцающий взгляд,
Умирающий взгляд полуночи,
Он блестит, то длинней, то короче,
Когда ветры морские кричат.
У русалки чарующий взгляд,
У русалки печальные очи…

Нефритовый ад. Два тонких заворожённых силуэта, плывущих над могилами…

Я люблю ее, деву-ундину,
Озаренную тайной ночной,
Я люблю ее взгляд заревой
И горящие негой рубины…
Потому что я сам из пучины,
Из бездонной пучины морской.

…За разрушенной оградой, там, где темнеет редкий лес, и дожидался их Ян Грегер в саркофаге ледяной земли. Свиток, который дала Даниэлю ведьма, содержал несколько строк заклинания, написанного крупными дрожащими буквами. Они казались выцарапанными густым чёрным на трупно-серой глади листа. Даниэль прочёл написанное неторопливо, плавно. Сумбур из неизвестных слов… Казалось, он знает этот язык, ощущает его.

Слабым стоном он ознаменовал завершение одного этапа, схватившись за виски. Головная боль нахлынула яростным спазмом. Он спешил отпить из крошечного горлышка флакона то, что дарует ему временное освобождение от недуга. Исключительный неистребимый вкус остался на языке, хотя он был пуст, как простая вода.
Скоро осколок луны отразился в гладком лезвии, что мгновенно нарисовало поперёк левой ладони Даниэля полосу, а после оно такой же длинной раной оставило след на руке Кристиана. Ветхий снег на могиле окропился их кровью. Дани задержал на хаотичном рисунке тёмных пятен взор, неподвижно стоя, чувствуя, как веки тяжелеют, как боль постепенно его оставляет… А де Снор отошёл чуть в сторону. Дани слышал, как чиркает кремень его зажигалки несколько раз. Заплутавший в лесу ветер слагал свои гулкие прерывистые песни…

«Даниэль…» - прошептал де Снор в ужасе. И мой герой оторвал взор от кровавых пятен.