Сказы деда Савватея. Уполовник

УПОЛОВНИК


   Спустившись со ступеней заднего крыльца во двор, держа перед собою блюдце с пророщенными большими тыквенными семечками, Зинаида Гололобова остановилась в раздумье посреди двора.
 - Куда же их приткнуть-та,- размышляла,- всё занято! Эти, тётка дала, уверяла, уж больно сладкие и крупные тыквы получаться, мёд!
   Замочила, да закружилась с делами Зинаида, забыла, а они глядь - проклюнулись!
 - Вон, ежели втыкнуть прямо в угол, под соседский забор, там вить кадай-та куча навозная лежала. Ну, точно, туда и надоть! А плети направлю в огород, пущай ползуть!
   Поставив блюдечко на пенёк, Зинаида взяла в сарае вилы и принялась рыхлить да перекапывать угол по глубже, давно это место не трогали.
   Зинаида поспешала:
 - Обед пора ставить греть, скоро Колька придёть, исть запросить.
   Муж Зинаиды, Николай Гололобов помогал соседу, живущему через забор, пилить дрова. А как же? Без взаимовыручки никак нельзя. Сегодня ты мне, а завтра, глядишь, я тебе.
   Раздумывая, торопясь, Зинаида поддела глубоко вилами под забор, да вытянуть не смогла сразу, за что-то зацепившись.
 - Сколь разов говорила, не бросали штоб палки и жалезье где ни попадя, как об стенку горох!- негодовала Зинаида,- вот сичас вывярну, да носом яво ткну!
   Она поднатужилась и извлекла из глубин когда-то навозной кучи чёрный, железный изогнутый предмет, сплюнула в сторону:
 - Ну, вот и здрасти! А я об чём!
   Повертев в руках, Зинаида пришла к выводу, что уж очень напоминает предмет этот черпак, правда мудрёной формы. Потыкав в луночки семена, присыпав их землёю, взялась за находку. Подойдя к кадке с водой, окупнула несколько раз предмет - не помогло. Чёрен, не отмылся просто так!
 - Надоть почистить, хоть ба зубным порошком,- решила Зинаида.
   Она взяла лоскут шерстяной ткани, коробочку с зубным порошком и, притулившись возле кадки, с усилием принялась оттирать находку, периодически споласкивая. Довольно долго ей пришлось трудиться, но вот, наконец, взглянула с удовлетворением на дело рук своих. Действительно, это был черпак! Но какой! На его изогнутой, изящной ручке, в ореоле гравировки из плетистых растений и цветов, красовалась заглавная буква Г, необычайно выписана, замудрёно. На обратной стороне ручки клеймо и проба - 84.
 - О! Это чаво жа, серябро штоля? Вота оно как! Клад!- Зинаида взвесила находку в руке, - тяжёленький. Да сколька жа, будить в ём?
   В это время скрипнула калитка и во двор, с двуручной пилой через плечо, вошёл муж Зинаиды, Николай.
 - Гляди-кась, чаво нашла в углЕ, под забором-та! Клад, поди,- сказала Зинаида.
 - Ух, ты ж! А чаво жа я не приметил, сколь разов мимо ходил, так-та блястить!- опешил Николай.
 - Блястить,- передразнила мужа Зинаида, - ета я яво отшкряблА - оттёрла, до такой состоянии, он-та чёрнай был, грязнай, копчёнай.
   Помолчали, не зная чего говорить в таких случаях.
 - Пойдём - кась исть, потом ряшим чаво делать с ём.
   Именно в то самое время, когда семья мирно хлебала щи, искоса поглядывая на лежащий тут же на столе черпак, дверь неожиданно распахнулась и в проёме её обрисовалась фигура двоюродной сестры Зинаиды, Людки.
   Николай аж крякнул от досады:
 - Надо ж, таперь разнесёть, растрезвонить по всей округе о находке. У ней жа вода в одной месте не держиться, тряпло, а не баба! Людку и просить, что ба молчала, не стоить, без пользы, хоть и побожиться можить, всё одно трепанёть!
 - Ой!- тут же, как бы в подтверждения мыслей Николая, заверещала Людка,- чавой-та вы рана обедаитя? Никак щец Зинка наварила,- сунула непрошенная гостья нос свой длинный в кастрюлю,- ой, а ета чаво жа такоя блястить у вас,- нешта ценнасть кака, откеда?
 - Нашла под забором,- нехотя пояснила Зинаида.
 - Гляньтя, старинная! Ой, Колькя ет поди от предкав твоих богатство осталОсь! Чёй-та, буковка кака-та! Ой, ето ж Г, Гололобовы, стало быть, во дяла! Таперя бари значить, забогатели! Поди и щи ём чарёпаитя, по богатому штоба?
 - Чаво ж мы, дурныя, нешта? С навознай кучи да в щи?- возмутилась Зинаида,- думай чаво брешешь!
 - Шла ба ты, Людка домой, а,- в сердцах посоветовал настойчиво Николай,- робятёнкав кормить, али ещё чава ни то, чаши отседова.
 - Ну канешна, понятна,- поджала губы Людка,- куды уж нам таперя до вас, рылай поди ня вышли,- и хлопнув дверью удалилась.
 - Эх! Таперя тольки дяржися, набягуть любопытныя, разтрязвонить, точна!
   Но вышло ещё хуже, чем предполагал.
   Примерно через час, дверь в кухне распахнулась и в дом ввалилась большая компания разъярённых, а потому недоброжелательно сопящих соседей. Федька, его жена Нина, тёща, сестра и, конечно же, Людка, которая тут же потребовала:
 - Ну! Покажи, покажи людЯм, чаво нарыли, под ихним забором-та!
   Федька взял со стола, покрутил в руках черпак и выдал:
 - Наша вящица, точна! Мой дед торговлей занималси, дюжа зажиточнай был.
    Из-за спины Николая выступила Зина, поставив руки в боки, выкрикнула в лица нежданным гостям:
 - А ничаво, что буковка Г прописана? Ни об чём не говорить вам? Го-ло-ло-бо-вы, понятно? - горделиво задрала она подбородок.
 - А то, што мы Греховы, вас не смущаить, нискольки?- вмешалась Нинка,- чужая добро поперёк горлы не встаёть, а?
   Зинаида, уж было смущённо отступила, да вспомнив выкрикнула:
 - Ха! Да ето вить по-улишнаму - Греховы! Будуть тута всякия кобеница!
 - Ну! И чаво жа?- набычась и краснея лицом пошёл на неё Федька,- аль напрочь забыла? Наша фамилия всем известная - Грибулины мы, в паспорте записано! Так вота табе и буковка! И наш, дедов амбар, стоял на том месте ранЕя. Оттяпали кусок двора и на клад посягають, туды вашу в качель!- хлопнул он ладонью по столу.
 - Ты, Федька, какого лешего хлопаишь тута да на мою бабу прёшь? Аль в морду просишь, так я пропяшу табе враз, не сумлявайси! А ну-кась пошли с мово дому, булухманы!
   Колька стал пупом теснить всю честную компанию прочь. Бабы Грибулиных завизжали, как это водится, поддали жару и понеслось...
   Сцепившись, два мужика скатились со ступеней во двор. Они валтузили друг друга с таким остервенением, будто всего час назад не пилили мирно дрова, и Нинка не угощала их мучным квасом. Теперь же она вопила на всю улицу:
 - Наваляй яму, Федька! Под дых дай, врежь как следовать! У! Упырь, кровосос! Чужую добро подгрёб, гадина конченая, а ещё кобыздица, мотри!
   И сама принялась наезжать, как телега на Зинаиду, теснить её к забору огромным, колышащимся от движения бюстом. Тощая Зинаида отбивалась, как могла, норовя, ухватить соседку за кудри, да повыдергать их.
   Федька, правильно уразумев наставления жены, двинул кулаком в глаз Николаю, тот охнув, осел на землю. Зинаида, видя это, со всего маху шибанула серебряным черпаком, который во всё время заварухи, сумятицы такой, не выпускала из руки, промеж глаз обидчику мужа завопив:
 - Доча! Тащи ухват! Я им покажу кровососов, упырей! Враз ихния рОги пообломаю!
   Но ухват не понадобился, так как у Федьки из носа хлынула кровь, это враз отрезвило всех, клад оказался весомый.
   Подхватив пострадавшего в бою и истекающего кровью Федьку под руки, крича проклятья и угрозы, соседи живенько ретировались. Вскоре на дворе остались Зинаида, да муж её, под глазом которого медленно расплывался фиолетовый синяк. Утведя его домой Зинаида уложила несчастного Николая в постель, сделав примочку бодягой.
 - А мы ещё Валькю нашу, дочу ядинственную, в ихнюю семью думали отдать! Кукиш им с маслой,- всхлипнула Зинаида, погрозив черпаком в сторону дома соседей.
   Ночь прошла кое-как, в раздумьях, тяжёлых снах, короче, непонятное состояние.
 - Чаво делать-та? Как жа быть?
   На следующий день разговоры по селу только о находке, которая разделила народ на два враждующих стана. У колодца, на ступенях сельпо, на скамейках у ворот домов, да везде, суждения и домыслы о кладе.
   Грибулины решили поспрашивать старожилов, узнать кто из двух семей был богаче, а стало быть мог и вещь такую иметь. Оказалось таких трое, стариков древних, но беда в том, что два дедка ничего уже не соображали, мочились под себя и ели кашку с ложечки, в чём и была радость их жизни. Они, конечно поднапряглись, пытаясь вспомнить былое, да не получилось. Запутались, мысли потерялись. Беда! Тёща Фёдора Грибулина уверяла, что уж баба Фрося, эта точно помнит всё. Пошли супруги на соседнюю улицу, где в маленьком домике проживала с внучкой, самой уж пенсионеркой, баба Фрося тысяча восемьсот семьдесят пятого года рождения, девяноста семи лет от роду. Внучка, еле докричалась на печь, откуда высунулось сморщенное личико старушки. Ей помогли сесть, свесив ноги в шерстяных носках. Баба Фрося, как худюсенький подросток лет этак двенадцати, «бараньего» веса, дружелюбно лыбилась, сверкая влажными дёсенками, жмурила подслеповатые глазёнки, вникая. Ей попытались объяснить ситуацию:
 - Бабаня! К табе Грибулины пришли, попытать о прошлой жизни хотять, слышишь, аль нет?
 - Чаво жа я, глухая штоль, слухаю!- сказала баба Фрося.
 - К табе Грибулины, говорю пришли!- опять прокричала внучка.
 - Ужасти!  К мене пришли, а я-та не прибратая вовси! Сватать, поди,- кокетливо поведя тощими плечиками, вопрошала баба Фрося, приложив ладошку к уху,- Васюня Грибулин, с маманей никак? Радость кака! Чаво жа, надумал на мене жанитца, всё жа? А папаню не боисси, не заругаить табе?
 - Это внук яво, Фёдор Грибулин, бабань,- пояснила внучка.
 - Унук, сказываишь,- слезливым голосом переспросила баба Фрося,- ет чаво жа, на мене жаница яму не дозволили, приданая малО былО, а таперя уж и унук? Как жа тах-та?
   Баба Фрося утёрла глаза кончиком головного платочка, пожевала ротиком и тоненько, визгливо запела:
 - Я любила, я любила, я любила и люблю, твое глазки галубыя, я ещё подгалублю…
 - Всё,- выдохнула внучка,- дялов ня будить. Таперя петь до обеда станить, не унять. Помню, сказывала мене, как молодою была, так чуть за тваво деда не вышла. Любовь про меж них была. Грибулины-та богато жили, не подошла она, не ко двору. Вота чаво. Ступайтя уж.
   Раздосадованные и огорчённые вышли Фёдор и Нина от бабы Фроси.
   А народ требовал справедливого решения. Чей же всё-таки клад?
   Утром следующего дня, над тесовым забором разделяющим владения враждующих соседей, появилась голова, украшенная тёмно-фиолетовым синяком под глазом.
 - Эй! Федька!- позвал Николай,- подь сюды, разговор имеется к табе.
   Фёдор, обладатель не менее яркого «фонаря», нехотя приблизился:
 - Чаво надоть-та?
 - Давай-кась сходим к Семён Семёнычу, он поди знаить про сяло. Чаво тута былО и как.
   Фёдор не ломался, согласился. Жёны их одних не отпустили, боясь, что опять сцепятся. Так они шли по главной улице села, а народ шептался, между тем:
 - Глядитя, к историку таперя подались, к Семёну Семёнычу. Видать в тупик взошли. Чаво делать ня знають.
   Историк, он же краевед, встретил Гололобовых и Грибулиных в своём маленьком кабинетике. Он сидел за письменным столом, заваленным бумагами и фотографиями, когда супруга ввела гостей. Те объяснили, зачем пожаловали, показали находку.
 - Это - уполовник, так его называли в девятнадцатом веке, а ещё ополовник и просто - половник,- пояснил Семён Семёнович,- серебряный, с монограммой, буквой Г.
 - А мы-то думали черпак,- вставила своё слово Зинаида, удивляясь,- а он-та, вишь ли - уполовник, не так сабе!
 - Черпак - звучит грубо, да он и крупнее, а это вещь изящная, вычурная, да и буква каллиграфически выполнена,- пояснил Семен Семёнович.
   Однако, к сожалению измаявшихся в догадках, историк не приоткрыл завесу тайны, сказав, что документов у него нет, чтобы конкретно подтвердили финансовую состоятельность предков. Заметил только, что землю перемеряли при советской власти, нарезали по- новому участки и кому принадлежало то место у забора - не знает досконально. Сказал, что обе семьи, по его сведениям, были не бедными. Поэтому - увы! Кому предпочтение отдать не знает, так прямо и выразился.
   Разочарованные покинули враждующие стороны дом историка.
 - Жаль, Семён, не смог помочь им. Видимо ты последняя надежда был,- заметила супруга, поглядев в окно, вслед удаляющимся.
 - Да знаю я ответ на их вопрос, но как сказать, подумай сама! Конечно, Грибулины купцы были, состоятельные, сама фамилия говорит о том. Загребали всё под себя. Их эта вещь. Раньше стоял амбар кирпичный, на том месте, с добром. При советской власти, отобрали всё. Амбар разрушили, землю перекроили, нарезав по-новому. Место это досталось Гололобовым, тоже фамилия о многом говорящая. Вечно перед всеми шапки ломали - гольтепа или ещё таких называли - голытьба, с голыми лбами стояли, кланялись всякому. Да и не находка главное для них сейчас, предлог самоутвердиться, значимость рода-племени показать,- Семён Семёныч размял папиросу, дунул в мундштук, смяв его для удобства курить, задумчиво продолжил,- и как же я могу взять на себя и разрушить представление о значимости их предков? Им в соседстве дальше жить.
 - А я слышала дети их дружат, пожениться хотят,- добавила супруга.
 - Вот, тем более.
 - А почему Греховы, откуда это?- поинтересовалась супруга.
 - Да был грех у одного из предков Грибулиных. Убил кого-то по пьяной лавочке, как говориться, дебошир был. Вот взял, стало быть, грех на душу.
 - Надо же,- задумчиво покачала головой супруга,- оказывается так всё не однозначно.
   Остановившись под вишенником у забора, не глядя друг на друга, Гололобовы и Грибулины размышляли. Мужики молча «смолили» папироски, с деловым видом, женщины - глядели по сторонам, теребя платочки, накинутые на плечи.
 - Здорово, молодёжь! - неожиданно раздалось с тропинки.
   Все живо обернулись, радуясь прерванной неловкости. Мимо ковылял дед Савватей, хитро щурясь спросил:
 - Кумекаете всё? Село-то переполошили, видать быть гражданской войне. У вас-то, гляжу, уж и следы баталий кровопролитных на лицах. Я вот своей Марье Ермолаевне наказал сухари сушить, на всякий случай,- улыбнулся,- шуткую конечно! Но миром всё же надо, миром.
 - А как миром - та, подскажи, Савватей,- буквально взмолился Николай.
   Дед вздохнул, почесал затылок под стареньким картузом:
 - Можно в город свести и сдать в ломбард. Там вам деньги за него дадут, поделите поровну и дело с концом. Всё одно не докопаетесь, чей клад. Мы, когда дочка строилась, сдавали кое-что, от прошлой жизни-то, неплохо вышло.
   Мысль эта сразу всех окрылила и тут же, ухватившись за совет старика, решили не тянут время, а прямо на следующее утро, с первым автобусом ехать. Мужиков одних, однако, не пускать, ещё чего!
   Вечером, укладываясь на покой Зинаида задумчиво произнесла:
 - Можна, конешно было ба оставить половник етот молодым, када поженятся, да вдруг разбягутся, опять обида будить, мол объегорили Греховых!
 - Чаво несёшь, буробишь, прям не пойму? Сроду серябром не ядали, не стоить и начинать вовси! Сплавить яво к лешему, сбыть с рук, миром управиться!- и добавил ещё, в сердцах,- чёрт дёрнул табе рыться под забором, скольки суяты принясла!
 - Конешно, хто жа ещё виноватай - я, выходить,- всхлипнула Зинаида.
 - Давай, ложися, не гунди,- миролюбиво произнёс, засыпая муж,- видала, там у табе тыквы повсходили?
 - Да неколи всё глянуть, черпак замучил!- зевнула, укладываясь на покой жена.
   А в доме Грибулиных искали способ, чем замазать, замаскировать синяки. Нина приготовила на утро крем «Метаморфозу» и пудру.
 - Во, как уполовником табе разукрасили, на память,- качала она головой, сокрушаясь,- чую, не их богатство, а вить не докажешь тута!
 - Да хрен с ними!- ответил Фёдор,- выходить нас по второму разу обобрали - экспроприировали, во чаво! Бываить!
   Утром, около шести часов, поёживаясь от утренней стылости, стояли ожидая автобуса, не разговаривали меж собой. Ехали тоже порознь, одни сели за водителем, другие - в «хвосте». Два с половиной часа по тряской дороге и вот уже у цели, прямо к открытию. Приёмщица пригласила всю честную компанию в кабинет, там, надвинув очки на нос, солидный, пожилой мастер, видимо ювелирных дел, рассмотрел под лупой монограмму, клеймо, взвесил на специальных весах и выдал, ошарашенным владельцам:
 - Пятьдесят пять рублей! Вас устроит?
   Федька аж поперхнулся:
 - Всяво-та? И из-за етого сыр-бор? Вы не шуткуетя?
 - Да уж какие шутки! Ломбард принимает не как ювелирное изделие или историческую ценность, а как лом, лом серебра,- пояснил специалист.
 - Ну тады мы пойдём в музей, там дадуть больше,- поднялся Николай.
 - Да, вещь имеет некую ценность, но музей желаемых денег вам не даст, нету у них, так что, решайте!
   Ломало и корёжило соседей советоваться друг с другом, а пришлось. Решили больше никуда не идти.
 - Ладно, согласные мы,- выдавил из себя Фёдор.
 - Вот и добренько,- сразу повеселел ювелир,- а я вам пятёрочку накину, для ровного счёту - шестьдесят, устроит вас? Да? Проходите, оформляйте у приёмщицы.
   Получив на руки деньги, вывалились молча на улицу, не зная, как быть дальше.
 - Вот вам тридцатник,- пробубнил под нос, от неловкости какой-то, Николай,- делайти чаво хотите.
   Фёдор тоже, с чувством скованности протянул руку и получив свою долю спросил,- а обратно автобус пойдёть када?
 - В полчетвёртова,- ответила уже как-то дружелюбнее Зинаида,- пол дня тута тяреться!
 - А знаетя чаво, были ети деньги, не были, кака таперя корысть? Давайтя сходим в ресторан, сроду не был и прогуляем все, будта их и не водилось вовсе. И черпака, извиняюсь, уполовника не было. Нам жа дальше жить в соседях,- вдруг предложил Николай.
   Все, немного пораздумав, всё же согласились с предложением и направились, гурьбою, к зазывно блестящему огромными окнами ресторану, под названием «ЦЕНТРАЛЬНЫЙ».
   Проводив компанию, ювелир тут же набрал номер телефона и бархатистым голосом, подчёркивающим уважение и угодливость, сообщил кому-то:
 - Драгоценная Генриэтта Львовна! Для Вас появилась, чисто случайно, уникальная вещица! Будете просто в восторге, уверяю! Не скажу, не скажу, поинтригую! Приезжайте, жду!
   В ресторане, рассевшись вокруг стола, изучив принесённое официанткой меню, долго выбирали, потом подозвали её и заказали всё, что имелось в наличие, а не в меню. Цыплята «табака» с картофелем «фри», «столичный» салат, селёдочка, эскалопы, салат из помидоров, блинчики с мясом и многое другое. А ещё шоколад плитками, мороженое в креманках с сиропом, ситро и главное, два графина коньяка! Разгуляться, так уж на всю катушку! Сидели долго, автобус-то не скоро. Спиртное заказывали ещё, дополнительно, изрядно, при этом захмелев.
 - Куры у вас, скажу так, дрянь! Подгорели, да и жёсткия! Моя Зинка готовить лучше! А вота картошка такая пондравилась, хвалю,- вычитывал официантку Николай, еле шевеля языком,- коньяк тожа ничаво, пойдёть.
   Встали из-за стола за полчаса до обратного автобуса. Накупили родне шоколаду и конфет. Еле успели на такси до автостанции, закарячились, нетвёрдо стоя на ногах в автобус и двинулись в обратный путь.
   Всю дорогу обнимались, целовались, клялись в вечной дружбе, сокрушались, что, мол, чёрт попутал на такое.
 - А всё жа здорово гульнули, када б так пришлося,- умильно улыбался Федька.
 - А всё он, черпак, ой, извиняюся - уполовник!- добавил, привалившись головою к плечу соседа, Николай.
   Жёны ехали в дрёме, раскачивая головами, приклоняясь друг к другу, сотрясаясь на кочках. Умаялись!
   Ну, наконец-то, кажется воцарился мир!