Валаам

Дядю Валеру я видела всего один раз.

Он жил в доме своей сестры, под самой крышей, в одиночку, почти не спускаясь вниз. Жил так, как будто его и не было. Говорят, у него был блестящий интеллект и неплохая карьера. Но после отставки из каких-то служб он замкнулся в себе и стал почти затворником, разделяя свои будни с  единственным, но искренне любимым другом – большой немецкой овчаркой.  О нем известно так мало, что кажется, будто кто-то намеренно решил окончательно стереть его из памяти, замести все следы его существования.

Единственное, что о нем известно достоверно: он уже много лет как писал книгу. Все об этом знали, но никто ее не читал. А если и читал, то вряд ли что-то понял, потому что в книге этой доказывалось  - научно, математически, посредством сложнейших формул и теорем  – что Троица существует, и что нет истинной веры, кроме православной.

Об этом мне рассказал сам дядя Валера, когда мы встретились в его светлой комнате под крышей. Там, среди кружевных накидок на подушки,  маленьких иконок и черно-белых фотографий, я увидела бесформенный кубометр рукописей, сваленных на кресло: работа над книгой продолжалась. Мой дядя-отшельник горячо убеждал меня, что работа его вот-вот выйдет в свет. Обещал подарить мне первый же экземпляр, и уверял, что когда я его прочту, пойму раз и навсегда, что неправа в моих взглядах, и поверю и в Иисуса Христа, и в Троицу. Мне это было неприятно, но я не спорила: у нас было мало времени.

В мае следующего года я поехала с экскурсией на Валаам.  Снег только-только стаял, было холодно. В Приморске мы пересели с автобуса на маленькое судно, которое с необоснованной смелостью готовилось перевезти нас через Ладогу. Глядя на трехметровые волны, в это было трудно поверить, но выбора не было. Перед самым отплытием экскурсовод, - маленькая пожилая женщина с черными короткими волосами, - призвала всех помолиться Святому Николаю. Все дружно посмеялись. Кроме самого экскурсовода, конечно.

Первые полчаса путешествия были приятными: вспоминался любимый аттракцион «Веселые Горки». Судно взлетало вверх, потом носом вниз устремлялось обратно к чудовищно подвижной и изгибающейся поверхности воды. Я и не знала, что на озере может быть такая качка. Через некоторое время я заметила, что подруга, сидящая на соседнем кресле, перестала реагировать на мою речь.  Я посмотрела на нее. Она, не поворачивая головы, с натянутой улыбкой выдавила: «Меня подташнивает». В скором времени тошнило всех. Люди то и дело вставали со своих мест и куда-то удалялись, а потом возвращались, вконец позеленевшие.

Как ни странно, до Валаама мы все-таки доплыли. Нас разместили в помещениях бывших келий, где теперь ночуют паломники и просто туристы.

Обед был в монастырской трапезной, вместе с монахами. Перед обедом полагалось встать и молиться.

Я вставала вместе со всеми и садилась, когда усаживались все. Носила длинные одежды, как и полагалось женщинам, посещающим мужской монастырь. А кроме того, внимательно слушала, когда мне рассказывали о мистических явлениях, произошедших на острове, о чьих-то вещих снах, о том, что здесь покоятся  чудодейственные останки какого-то святого –  то ли палец, то ли вся рука... Слушала и вспоминала дядю Валеру. Неужели он верит во все это? Неужели хочет заставить и меня тоже в это поверить? «Не хочу никаких доказательств, и книгу читать не хочу», - думала я.

А пейзажи были красивые. Сквозь сосны отовсюду проглядывало озеро, теперь уже совсем спокойное и гладкое. То и дело из водяного зеркала показывались отвесные гранитные склоны, следами невидимых когтей карабкающиеся к сосновым корням над ними. Из земли тоже выглядывали круглые валуны, которые хотелось погладить.
После полудня мы с приятельницей обнаружили в одной из монастырских стен пролом, через который очень удобно выбираться на отлогий берег прямо напротив того места, куда вечером должно было сесть солнце. Решили после ужина идти туда смотреть закат. Наверное, это умопомрачительное зрелище – закат на Ладоге, но я его не увидела. Ждала, ждала, не выдержала и ушла спать. А солнце все продолжало держаться чуть выше горизонта, даже не касаясь ладожской воды.

Ночевать в келье было уютно. Сладко пахнущее тепло излучалось, кажется, маленькими красными лампадками, расставленными в углах. Комната тоже была добросовестно нагрета и убрана. Над обеими кроватями висели распятия. Глядя на них, я вспоминала дядю Валеру и все те неправдоподобные истории, что услышала за день. Перед сном подумалось: «Как бы мне не приснилось что-нибудь подобное этой ночью». Ничего, обошлось.

На следующее утро мы поплыли по успокоившемуся озеру на соседний островок, где я получила несколько любопытных  сведений об истории этого места. Рассказов было много, но я запомнила только один, объясняющий отсутствие змей на острове. Дело, как выяснилось, в том, что некий духовно просветленный монах, имя которого я, к сожалению, забыла, так усердно молился, что все демоны покинули остров – разумеется, в облике змей.

Тут мне снова вспомнился дядя Валера.

Я – верующий человек, но моя вера не имеет ничего общего с религией. Верить – это для меня не выбор, не долг, а естественное состояние, которое сопровождает меня с тех пор, как я начала себя помнить. Может быть, это просто свойство, присущее всем от рождения? Человек появляется на свет с этой интуитивной,  бессознательной, естественной верой. А потом другие – родители, или учителя, или общество - отнимают ее у него, пытаясь заместить эту веру религией, или атеизмом, или политической идеологией.

Человеку природой дано все, чтобы непосредственно и по-дружески общаться с небесами – а ему навязывают посредников.

Связь между человеком и Всевышним мне кажется абсолютно естественной и сугубо личной. Во всяком случае, именно так я ее ощущаю. Я не согласна менять ее на постулаты, догмы или логические доводы. Ее нельзя заменить совокупностью историй, дошедших до нас из Античности с наслоением средневековых суеверий и ошибок многократных переводов. И никакие учения, наставления или якобы научные выводы не стоят и тысячной части моей врожденной,  полученной бесплатно веры. Я не хочу, чтобы мне говорили, кто есть Бог и посредством каких операций с ним можно связаться, когда всецело ощущаю Его каждую секунду без чьего-либо вмешательства. Это то же самое, как если бы старика, который всю жизнь говорил только по-русски, начал бы учить русской грамматике приезжий учитель из Китая.

И Бог для меня – это не бородатый старик и не «сгусток энергии» в космосе. Это не Троица и не человек, распятый без вины на кресте. Его нельзя определить, нельзя назвать. А если уж подбирать слова, то я бы выбрала слово СМЫСЛ. Нечто, что дает смысл всему. Случайностей не бывает, а добро объективно. Это и есть Бог.

Я подозреваю, что такие рассуждения любая конфессия воспринимает как кощунство и ересь. Поэтому ни к одной конфессии я принадлежать никогда не буду.

Мне не хотелось, чтобы книга дяди Валеры вышла в свет. Не хотелось, чтобы кто-то забирался мне в душу, пытаясь нарушить врожденное равновесие между мной и моей верой. А может быть, где-то боялась, что истории про мироточивые черепа и про демонов в виде змей окажутся правдой…

На следующий день позвонила мама – сказать, что дядя Валера умер.

Возвращались мы по неподвижной Ладоге. Примерно на половине пути я заметила, что какая-то центробежная сила разгоняет пассажиров по обоим бортам судна. Взволнованные люди доставали фотоаппараты и указывали пальцами на небо. Я посмотрела вверх и поняла, в чем дело. По серому небесному колпаку, по всей окружности горизонта тянулась космических размеров лента, которая медленно извивалась, то скручиваясь, то расправляясь. Мы менялись местами, ходили от одного конца палубы до другого. Отовсюду видна была это восхитительная белая полоса, которая двигалась, будто живая. Кто-то сказал, что это северное сияние. А я-то думала, что оно должно быть цветное…

На обратной дороге меня уже не тошнило.