Глава 35

Итак, Атос оставил все дела по поместью на сына. Нельзя сказать, что Рауля не настораживала подобная уступчивость, однако граф только пожимал плечами:
- Право, виконт, Вы совсем уже отказываете мне в здравости суждения. И в былые времена, когда мне с друзьями случалось решать различные задачи, мы всегда оставляли поле деятельности за тем, кто мог лучше всего справиться с делом и я, если обстоятельства требовали, также отходил на второй план. Вы же не считаете меня самолюбивым до глупости?
На это виконту нечего было возразить, и мало-помалу он поверил, что отец смирился с очевидным – в его возрасте следует быть осмотрительнее и беречь силы. Граф понемногу занимался своими мемуарами, и еще часто писал в Лондон. Рауль не спрашивал кому, он не хотел этого знать, догадываясь, что это может быть как-то связано с обещанием графа как следует потрясти генеалогические деревья с целью подыскать достойных претенденток на роль будущей виконтессы де Бражелон. Атос тоже не спешил делиться своими планами. Он видел, как тяжело и трудно свыкается виконт с неизбежным. Решение, принятое Раулем, было решением разума – он должен жениться и оправдать надежды отца; но сердцем и душой он всеми силами противился этому, готовый откладывать брак до бесконечности.
«Я обязательно женюсь, но не сейчас, потом… Когда-нибудь…» – если эта мысль и не высказывалась вслух и даже вряд ли так отчетливо возникала в мозгу бедного виконта, немедленно подавляемая доводами разума, то в душе, в тех потаенных уголках, где живут угнетенные желания и неосознанные стремления, необходимость допустить в     свою жизнь другую женщину вместо Луизы, рождала глубокую тоску, делавшую взгляд Рауля выразительным и печальным.
Атос понимал и этот взгляд, и те чувства, которые он выражал; это напоминало ему его собственные настроения, которые не отпускали его до рождения Рауля и даже несколько лет после того, как у него появился сын.
«У меня есть обязанности перед семьей, перед моим родом. Я должен жениться! Должен обзавестись наследником! Должен… должен… должен…» – разве не это эхо преследовало его, когда он переступил порог Бражелона в качестве нового хозяина и пытался убедить себя начать жизнь сначала? Разве не эти слова все время звучали у него в ушах, когда в гостиной леди Малфой он раскланивался с прелестной дочерью хозяйки? Не это ли долженствование, как пистолет, приставленный к виску, гнало его в блуасское общество? И каждый раз он обещал себе – «Я сделаю это, но… не сейчас. Потом! Обязательно сделаю, вот только…».  Если для вступления в брак у него была, пусть и веская, но лишь одна причина, то для того, чтобы откладывать супружество, он изобретал их десятки.
Он так и не женился.
Теперь, глядя на Рауля, Атос отчетливо осознавал – чем дольше они будут тянуть, тем больше душевных сил понадобится Раулю, чтобы, в конце концов, послушаться доводов разума. Тут нужно бросаться, закрыв глаза, как в холодную реку, решительно и не оглядываясь. А о том, чтобы виконт ненароком не сломал себе шею, должен позаботиться его отец.
Письма Атоса всегда отвозил сам Гримо, поэтому Рауль даже приблизительно не представлял, насколько интенсивной была переписка отца. Атос время от времени читал Раулю, что пишет Портос о жизни в Лондоне, о новых светских успехах, о том, как он обставил свой столичный особняк и каких коней купил. В своих повседневных заботах и приятных хлопотах Портос не забывал о друзьях, и несколько коней, из числа новоприобретенных, были отправлены в Шотландию, в поместье д’Артаньяна. Портос ничего не сообщил заранее, опасаясь, что из щепетильности друзья откажутся от подарка.
«Составьте свое мнение и, если они будут вам по душе – оставьте их себе, если же нет – отошлите ко мне в имение, я найду для вас лучших…»,  – Атос только улыбнулся, читая письмо Портоса, пока Рауль внимательно осматривал прилагаемых к письму коней.
- Отлично, очень хороши, – коротко сообщил он результат своего обследования. – Вы не согласны?
Последняя реплика была вызвана едва заметной досадливой гримасой, которая непроизвольно появилась на лице Атоса.
- Согласен, но… сказать правду, я не люблю английских лошадей!
Едва Атос договорил, как, рассмеявшись, прервал сам себя. Рауль, недоумевая, поглядел на отца:
- Английские лошади настолько смешны?
- Нет, это не лошади. Я неожиданно вспомнил одно приключение, когда мне так же преподнесли в подарок английскую лошадь. Должен признать, еще лучшую, чем эти.
- И Вы...
- И я сказал то же самое: «я не люблю английских лошадей».
- Вы отказались ее принять?
Атос снова улыбнулся:
- Ну почему же, принял. Принял, чтоб немедля проиграть ее англичанину, а заодно и второго скакуна, тоже английского. Это была лошадь д’Артаньяна.
- Он нашел это забавным?
Атос снова засмеялся:
- Не сразу. Однако, мне думается, я неспроста вдруг вспомнил об этом старом деле. У меня какое-то предчувствие.
- Оно касается господина д’Артаньяна?
- Да.
- Полагаете, у него все сложилось удачно?
Атос вздохнул, но этот вздох не был печален, скорее он был исполнен надежды.
Была середина апреля, когда Портос сообщил, что намерен вернуться в Шотландию. Он послал вперед себя Мушкетона, чтоб подготовить все для достойной встречи. Мушкетон, ставший еще толще, но не утративший энтузиазма, сам уже мог сойти за какого-нибудь герцога – таким важным и напыщенным он стал. Но, как и раньше, вся эта внешняя внушительность предназначалась для посторонних, главным образом для тех, кто должен был служить и оказывать услуги. У знатных господ его самоуверенность вызывала улыбки (на которые Мушкетон отвечал снисходительностью), а у слуг – почти благоговение (благодаря лакейскому прошлому, Мушкетон видел любые их уловки насквозь, и обмануть его было невозможно). Что же касается друзей Портоса (это не относилось к друзьям герцога Роанок), то для них Мушкетон по-прежнему был искренне преданным и на все готовым слугой.
Вернувшись в Шотландию, он первым делом заехал в поместье д’Артаньяна, даже раньше, чем добрался до имения Портоса. Он спешил порадовать графа де Ла Фер и виконта де Бражелон сообщением, что следом, так скоро, как только в поместье все будет готово к приему гостей, прибудет его хозяин. Мушкетон ни секунды не сомневался, что эта весть доставит удовольствие и улыбался во весь рот, предвкушая, как от этой радости заблестят глаза друзей.
Его действительно встретили с распростертыми объятиями. Довольный Мушкетон дал волю своему красноречию, но оно никого не утомило, напротив, от Мушкетона требовали еще больших подробностей и уверений, что Портос точно скоро приедет. Возбужденный встречей и одновременно одолеваемый усталостью после долгого пути, Мушкетон непривычно много суетился, размахивал руками, путался в рассказе, повторялся и, в конце концов, с благодарным вздохом выслушал распоряжение виконта отвести господина Мустона в приготовленную ему комнату. С виноватой улыбкой он бормотал слова извинения за свою бестолковость, и, совсем расчувствовавшись, даже прослезился. Гримо, помогая ему устроиться и разложить вещи, похлопал старого товарища по плечу и ободряюще кивнул.
- Помогу. Слуги?
- Ох, Гримо! А ведь верно! Никак не привыкну, что у меня теперь собственные слуги. И то, дворецкому герцога Роанок негоже без слуг…  Только глупо мне было перед тобой и перед господами выхваляться, вот и забыл про них. Они где?
- На кухне.
- Ну и ладно. Ты уж пристрой их как-нибудь? Я сегодня хоть отдохну. Честно тебе скажу – устал, сил нет. А ведь еще какие хлопоты впереди! Поместье готовить, гости приедут… Как бы не забыть чего. Все кажется, что чего-то не доделал, не доглядел.
Гримо недоверчиво покачал головой и усмехнулся:
- Не может быть.
Мушкетон заулыбался:
- Стараюсь! А знаешь, это я коней господам послал. Его светлость как-то подумал, что неплохо бы, а я все устроил! Им хоть понравились?
Гримо кивнул, и Мушкетон облегченно вздохнул:
- Вот-вот, и я подумал, что понравятся. Я пока еще помню, что господам по вкусу. Помню…
Гримо дипломатично промолчал, а Мушкетон продолжал задумчиво бормотать:
- Помню… Кони… Что-то еще было… или я путаю? Нет, не мог я забыть, не мог. Просто устал с дороги.
Гримо не стал дожидаться, пока Мушкетон покончит со своими сомнениями, и, довольно фамильярно ткнув его в бок, кивком указав на постель, а затем оставил одного – приходить в себя и отдыхать.
Это было разумно – в самое ближайшее время Мушкетону предстояло серьезно потрудиться. Конечно, при тех средствах, которыми располагал герцог Роанок, многое становилось намного проще, но и ожидания так же возрастали. Тем более, что Мушкетон знал, какое количество гостей и с каким нетерпением предвкушает поездку в Шотландию в новое поместье сиятельного герцога уже успевшего ослепить впечатлительных и заинтриговать скептиков лондонского света. Были и такие, кто утверждал, что ничего особенного в новоявленном герцоге нет, видали и не таких, но, конечно, это говорили те, кто просто не получил приглашения поучаствовать в торжествах по поводу водворения Его светлости в новый дом.
Для Атоса и Рауля приезд Портоса тоже был сопряжен со значительными хлопотами. Мушкетон простодушно предложил им воспользоваться услугами портного Портоса, чтобы как следует разнообразить гардероб, уверяя, что это ничего не будет им стоить. Как оказалось, присланные кони были лишь первым шагом в деле придания друзьям герцога подобающего блеска; теперь пришла очередь платья, а затем Мушкетон готов был предоставить в распоряжение графа де Ла Фер и виконта де Бражелон все, что им заблагорассудится, лишь бы они имели достойный вид в глазах будущих гостей Портоса. Рауль не видел нужды производить впечатление на кого бы то ни было, но к его удивлению, Атос считал иначе. Похоже, граф всерьез собирался вернуться к светской жизни. Правда, он категорически отказался делать это за счет Портоса, но в остальном с благодарностью принял помощь Мушкетона. Раздосадованному сыну Атос спокойно пояснил:
- Дорогой Рауль, Вы же не хотите огорчить нашего милого герцога отказом разделить с ним удовольствие? Мы хлопотали за него перед королем, а теперь, когда он желает насладиться своим торжеством, Вы предлагаете отвернуться и уйти? Вы готовы были быть с ним рядом в моменты опасности, так неужели же Ваша дружба не способна вынести его счастье?
- Не говорите так, я очень рад за нашего друга, но… я был с ним в Лондоне, и мне кажется, он уже вполне освоился в свете и наше присутствие, равно как и отсутствие, ничего не решает. Конечно, я хочу поприветствовать его, однако, так ли необходимо, чтоб мы все время проводили в обществе?
- Рауль, я понимаю Ваше нежелание выносить всю эту суету. Но, кроме прочих, среди гостей будут лорд и леди Малфой, а также их сын с семьей, и оставить этот факт без внимания будет просто невежливо.
- Иначе говоря, – Рауль изобразил что-то похожее на саркастичную улыбку, – будут наши родственники, которыми мы не можем пренебрегать.
- Именно так, – мягко заметил Атос. – Возможно, наше пребывание здесь будет долгим, и незачем на пустом месте создавать себе проблемы. К тому же, как бы ни был гостеприимен наш друг, празднества не будут длиться вечно.
Рауль невесело кивнул:
- Да, я понимаю. Вы правы.
- Наберитесь терпения, – улыбнулся Атос. – Утешьтесь тем, что Вы доставите радость дорогому герцогу.
Рауль вздохнул. Он, конечно, был рад за Портоса, и согласен потерпеть, но предпочел бы ограничиться парой-другой визитов, и ему было непонятно, отчего его отец вдруг проявляет такой интерес к делам, которые еще совсем недавно навевали на него скуку. Но, так или иначе, а с одним Рауль был согласен – если уж выходить в свет, то негоже иметь вид сельских помещиков, одичавших в своем уединении, и виконту пришлось отдать себя на милость забот Мушкетона и Гримо.
Итак, примерно месяц спустя, в поместье герцога Роанок встречали гостей и, прежде всего, хозяина. Если в бытность Портоса бароном с ним трудно было соперничать в роскоши и пышности, то в качестве герцога он запросто мог затмить любого принца. Можно даже сказать, что на его счастье Людовик XIV был слишком далеко, иначе, кто знает, не пришлось бы герцогу Роанок разделить участь Николя Фуке, по меткому замечанию какого-то острослова, пожелавшего ослепить солнце. Пусть фантазия и вкус Мушкетона уступали блестящей изысканности опального суперинтенданта, но все с лихвой компенсировалось щедростью и изобилием, а также радушием и каким-то простодушным, почти детским хвастовством, с каким богатство выставлялось напоказ, словно гостям предлагали разделить удовольствие, а взамен всего лишь искренне восхититься. И гости восхищались – невозможно было устоять перед подобной непосредственностью.
Атос и Рауль первым делом поприветствовали лорда и леди Малфой (естественно, после герцога Роанок). Однако, не успел Атос толком сказать и двух слов, как, к неприкрытому неудовольствию леди, величественный Портос увлек друга за собой, другой рукой ухватив еще и Рауля.
Атос попытался возразить:
- Позвольте, дорогой герцог! Леди сочтет нас невеждами, я не успел даже рта открыть, а Вы уже нас увели.
- И хорошо, я, как раз, не хотел, чтоб Вы с ней говорили.
- Но, милый мой, я не понимаю, что страшного, если я поздороваюсь с леди Малфой? К тому же, если помните, у меня был повод для разговора.
- Прекрасно помню, Вы мне писали.
- Я полагал…
- Дорогой граф, я сделал еще лучше, чем Вы хотели! Смотрите, вот и она!
Портос с самым довольным видом широким жестом указал в сторону небольшой группки гостей, состоявшей из двух дам опиравшихся на спинку кресла, в котором сидел, нет, восседал господин лет сорока с небольшим. Господин имел обиженный вид и поглядывал по сторонам так, будто все вокруг были ему что-то должны.
- Не ожидали? – Портос сиял. – Я ее привез!
Он жестом пригласил Атоса подойти ближе, а Рауля взял за руку и подвел к креслу:
- Граф де Ла Фер, виконт де Бражелон. Графиня Варвик, граф Варвик, их дочь – леди Элизабет Рич.
Затем нагнулся к Раулю и сказал на ухо:
- Ваша невеста.
И хотя в этот раз Портосу удалось приглушить свой зычный бас до настоящего шепота, гости, судя по выражению заинтересованности на их лицах, прекрасно знали, кого видят перед собой. Особенно это касалось мужчины в кресле. Он попытался встать, но болезненно скривившись, снова упал на подушки. Портос снисходительно (как человек, для которого физические недуги вещь неведомая и непонятная) извинился за гостя:
- Граф Варвик страдает подагрой.
- Граф Уорик… – машинально, почти беззвучно поправил Атос.
- Ну, да, – согласился Портос. – Увор… Вор…врик. Я уже говорил лорду, что Варвик звучит гораздо приятнее! Ур… уор… Английские имена несколько затруднительны. Хорошо, что господа знают французский.
Дальнейшее можно было принять за сценку из кукольного представления, где деревянные фигурки, неловкие и резкие в своих движениях, послушные сигналам невидимых нитей, исполняют некий ритуал, только в данном случае кукловодом был этикет. Атос и Рауль по очереди приложились к женским ручкам и раскланялись с лордом Уориком. После этого воцарилось молчание. Семейство Рич выжидающе смотрело на французов, а те по-прежнему напоминали деревянных кукол – прямые, неподвижные, с застывшими лицами.
Положение спасла подагра. Лорд Уорик неожиданно ойкнул и изо всех сил прикусил губу. Его супруга с озабоченным видом, не лишенным оттенка показного мученичества, склонилась к нему. Лорд вцепился ей в руку, словно, причиняя боль жене, пытался унять собственные страдания.
- Прошу прощения, Ваша светлость, – прохрипел лорд, – не могли бы Вы распорядиться отвести меня в наши покои.
- Я могу распорядиться даже отнести Вас! – великодушно пообещал Портос.
Он позвал слуг, вокруг лорда засуетились. Некоторые из гостей подошли узнать, в чем дело и особо сострадательные (либо желающие прослыть таковыми) приняли участие в хлопотах. Воспользовавшись суматохой, Рауль, пробормотав слова сочувствия, поспешно покинул залу. Атос замешкался – пойди он сразу за виконтом, их уход выглядел бы демонстративным бегством. Но когда лорда понесли к выходу, Атос отстал, незаметно смешался с остальными гостями, и, надежно скрытый их спинами, смог последовать за сыном.
Он догнал Рауля уже у самых дверей комнаты, которую занимал виконт.
- Рауль, постойте!
Виконт обернулся, несколько мгновений молча смотрел на отца, а потом так же, не говоря ни слова, зашел в комнату и закрыл дверь. Щелкнул замок. Атос взялся за ручку – дверь была заперта.
- Рауль! Рауль…
Атос оперся спиной на дверь и остался стоять, сам не зная, чего ждет. Из оцепенения его вывело появление странной фигуры – к нему приближался некто съежившийся, с видом заискивающим и несчастным одновременно.
Это был Мушкетон.
- Господин граф… – голос слуги был похож на голос приговоренного, которому только что отказали в помиловании. – Господин граф!
Не имея сил говорить, Атос жестом показал, что слушает.
- Господин граф, – Мушкетон протянул письмо. – Это Вам.
Повинуясь вопросительному взгляду Атоса, Мушкетон дрожащим голосом пояснил:
- Господин герцог велел передать по приезде, а я… – Мушкетон чуть не плакал, – я… забыл. Столько хлопот, столько дел! У меня голова шла кругом. И ведь я все успел, все сделал, вот только это письмо… совсем забыл, а сейчас нашел его и… Господин граф!
Атос равнодушно взял письмо. Мушкетон, согнувшись в три погибели над своими тростями, не переставая кланяться, исчез в конце коридора. Атос сломал печать с герцогской короной и безучастно пробежал глазами по строчкам.

«Мой дорогой граф!
Должен Вам сообщить, что племянница лорда Малфой решительно не годится, теперь я в этом убедился. Я помню все доводы, какие Вы приводили, но я-то, я с ней общался! Дорогой друг, я не хочу делать нашего милого Рауля несчастным, его невеста должна быть лучше всех, а это никак не она.
К тому же, ее знатность и связи ее семьи (не примите это на свой счет) не так блестящи, тут есть варианты поинтереснее.
Судите сами: дочь Чарльза Рич. Его брат не так давно умер, что-то около 5 лет назад, и этот господин стал 4-м графом Уориком. В юности он был беден, потому как женился по любви, против воли всей семьи – как своей, так и семьи невесты. Однако, со временем, особенно после смерти брата, его состояние значительно упрочилось – я наводил справки. У них есть сын, 20-ти лет, уже два года, как женился, так что сейчас дочь – единственный предмет их забот. К тому же – девятнадцать лет, красива и очень мила! Удивительно рассудительна (говорят, у Уориков все женщины рассудительны) и хозяйственна.
Я узнал о ней от невестки леди Малфой – леди Уорик. Весьма приятная дама! Она уверила, что ее кузина будет прекрасной партией и дала мне все сведения о возможном приданом. Рауль не пожалеет!
Но это еще не все. Вообразите, милый мой, эти Ричи потомки Мери Болейн! Той самой Болейн, чья сестра была королевой Англии. Мне рассказали их историю – она восхитительна. Рауль может стать почти королевской родней.
Я буду ждать Вашего ответа, если Вы найдете, что возразить. Если нет – я буду считать это согласием.
Ваш герцог Роанок».

Листок выпал из рук Атоса.
- Черт побери, Мушкетон… Мушкетон! Черт побери…



Художник – Стелла Мосонжник. Иллюстрация размещена с ее разрешения.