Записки выздоравливающего

ЗАПИСКИ  ВЫЗДОРАВЛИВАЮЩЕГО
                Тихо! Идет съемка!

      Это наступило не мгновенно. Я почувствовал, как в груди надулся какой-то совершенно лишний для организма пузырь. Лишний настолько, что захотелось от него избавиться поскорее. Начались даже первые спазмы, которые пришлось сдерживать, так как до ближайшей остановки еще ехать и ехать, а вокруг – люди…
      Подошла кондуктор и на несколько секунд отвлекла. Гривна одной бумажкой и пять десюликов высыпались ей в ладонь с почти колокольным оглушительным звоном: «Дзинь! Дзынь! Бум! Бам! Бух!»
     Мне достался талончик. Щелк – закомпостировано.
- Пассажиры, хто ще без билета?
    Я проводил взглядом бирюзовый форменный жилет с надписью на спине «Кондуктор».
- Дайте один. И пробейте, если можно.
    И тут началось… Внезапно изображение стало рябить , как будто кто-то в течение сорока одного года смотрел про меня фильм моими же глазами, а сейчас у этого кого-то случились помехи в телевизоре. Картинка то тускнела, то наоборот – становилась чересчур контрастной…
    Увы, ни одного свободного места вокруг не было. Мужчины и женщины сидели на пластиковых креслах с такой же основательностью и несокрушимостью, как исполинский Рамзес Великий у входа в храм Абу Сим Бел в Асуане.
    И, как назло – ни одного подростка с наушниками, на которого можно было бы надавить своими ранними сединами.
    Подростки – они ведь еще дети, а колючие – из принципа противоречия, свойственного любой молодости. Наушники для них – скорее, щит, сквозь который сможет достучаться только неленивый или тот, кому очень уж нужно.
    Мне было очень нужно, но вокруг сидели только рамзесы…
    …Изображение зарябило с большей амплитудой: от почти нулевой туманной видимости до кристальной чистоты свежевымытого аквариума. Я хотел ухватиться за горизонтальный поручень, протянутый справа от меня на уровне груди. Были бы силы, конечно, ухватился бы… А так… Только закинул руку и повис на перекладине, обхватив ее подмышкой…
    Неужели: «И пробейте, если можно», - это последний кадр из моего фильма? Это же не правильно! Я себе не так это представлял. Да и не представлял я этого вовсе. Но запоминается-то ярче всего последнее увиденное и услышанное. При условии, что где-то посередине фильма не было чего-то очень уж выдающегося. То, что не было – это я могу вам точно сказать. Не успел, замотался, так ничего толкового до сих пор и не сделал. Неужели и не сделаю?!
   Получается, мне остается: «И пробейте, если можно»!..
- Эй, там! Стукните по телевизору, может, контакт отошел! Да посильнее стучите, потом починим!..
…
- Смотрите, мужчине плохо!
    Сигнал на время восстановился, и я увидел себя висящим на поручне, у моих ног валялся рюкзак, который до этого – я точно помню – я крепко держал в руках. Мои включившиеся глаза смотрели в упор на рамзеса женского пола, сидевшего на одиночном сидении в полушаге от меня.
- Дайте присесть, пожалуйста, - одними губами прошевелил я просьбу. Даже сам себя не услышал, только какое-то шипение сквозь пересохшие губы.
- Чего? – не поняла рамзес и с места не тронулась.
- Уступите кто-нибудь место! – где-то надо мной прокричала какая-то женщина. Странно, а я думал, что мой фильм смотрит мужчина…
- Сесть, - сократил я до минимума фразу и выдохнул ее, вполне пригодную для восприятия.
- Я вообще-то тоже еле стою, - заупрямилась рамзес, но все-таки начала производить движения, которые можно было истолковать как: «Ладно, ладно, встаю, но если со мной что-нибудь случится…»
      Я собрал остатки сил, подцепил рюкзак пальцем и очутился на сиденье. Голова тут же обессилено упала на грудь, веки захлопнулись.
- У кого есть валидол?
- Дайте валидол!
     В нижнюю губу мне ткнулась пахучая таблетка. Валидол… Он мне не нужен, я точно знаю, что это не сердце. Надо как-то отказаться… Нагляднее всего было бы поднять руку и покачать указательным пальцем, но рука лежит безвольно вдоль ноги и не решается потревожить те остатки сил, которые в этот момент хотя бы удерживают меня на сиденье.
    Таблетка еще раз ткнулась в рот, уже настойчивее.
- Валидол, - уточнила женщина.
    Я только отвел голову в сторону, под кепкой образовался влажный освежающий ободок пота, капельки потекли по лбу, остывая на ходу и принося облегчение.
- Мужчина, так ведь и умирают, - обиделась хозяйка валидола. Ее бы поблагодарить, да не могу – язык прилип к небу, а я весь, абсолютно весь сосредоточился на наблюдении за возвращающимися ощущениями.
- Да, Михаил, здравствуйте! Скоро буду на «Лукьяновке», только мы в тянучку попали!– заорал в мобильный мужик, сидевший прямо за мной. Но я был не в претензии. Пусть орет себе на здоровье. Главное – «И пробейте, если можно» уже позади и не станет теперь финалом.
    Это была просто пауза. Возможно, кто-то, не заметив, уселся на пульт и нечаянно нажал кнопочку. Они ведь такие маленькие, эти кнопочки…
    Или это была не пауза, а конец очередной серии? Посмотрим…
…
   А пока моя кровать стоит у самого окна. В окне слева выступает круглая желтая кирпичная башенка, а оставшаяся площадь с утра до вечера показывает начавшие желтеть, краснеть и осыпаться деревья.
   Время от времени слетаются вороны и просто усаживаются на ветках, заглядывая в окна палат. Когда прилетают вороны, улетают голуби, они между собой не ладят. Сегодня на соседний подоконник уселась синичка.
   Говорят, здесь бывают и белки, но я до этого места еще не досмотрел…
   Продолжение следует…