Джек-пот, или 63 плюс минус 1, 5 метра удачи, пове

                ©   Яков Калимэра
                ©  Джек-пот,
                или 63 + 1,5 метра удачи

Фантазия-шутка о том, в каких неожиданных местах нас порой подстерегает Фортуна

Глава I

«Мойте руки перед едой!»
               Транспарант в столовой
               турбазы «Липа»

         Ранним апрельским утром, настолько ранним, что ночи в нем было еще гораздо больше, чем зарождающегося дня, груженная под завязку фура, тяжело виляя бортами, переехала последнего украинского «лежачего полицейского» и наконец-то оказалась на территории Венгрии. Местный рассвет ничем не отличался от украинского. Его светлая полоса, не обращая внимания ни на какие границы, постоянно увеличивалась в зеркале заднего вида и уже намеревалась обогнать фуру.
          …Двумя часами ранее, еще в окружении полнейшей темноты, того же самого «полицейского» с глухим двойным стуком переехал средних лет легковой «Форд» темно-зеленого цвета, ничем не примечательный как снаружи, так и внутри.
           Проехав КПП, «Форд» свернул в карман, оборудованный на первых же квадратных метрах венгерской земли, чтобы усталые автомобилисты могли привести себя в порядок, немного отдохнуть и привыкнуть к мысли о том, что они уже находятся совсем в другом мире. Из машины вышли два человека, столь же непримечательные, как и их транспорт, достали термос, бутерброды и начали трапезу. Тем же занимались еще несколько водителей и пассажиров, расположившихся рядом на стоянке…
           К тому времени, когда фура брала последний рубеж на въезде в Венгрию, «фордовцы» уже успели перекусить, перекурить, сходить в туалет и сделать пару телефонных звонков. Никто не обратил абсолютно никакого внимания на то, как они пристроились в хвост грузовику, который весело начал набирать скорость, почувствовав под резиной отличную неукраинскую дорогу.
           Спустя примерно полчаса оба автомобиля свернули с трассы, проехали еще пару километров по двухрядной дороге и остановились перед длинным-предлинным забором из профилированного оцинкованного железа. Высокие зеленые ворота практически бесшумно для своих габаритов сначала открылись, а потом и закрылись за ними. Фура подкатила к следующим воротам - большого ангара, - а «Форд» припарковался на небольшой стоянке внутреннего двора и сделал последний выдох. Водитель и пассажир вышли из автомобиля и проследовали за фурой.
           Внутри ангара было пусто и гулко, как в безлюдном спортзале. Правда, потом не пахло. Здесь вообще ничем особенным не пахло. Вокруг царил идеальный порядок, то ли оттого, что владелец объекта любил чистоту, то ли оттого, что сам объект был попросту новый. Встречающих грузовик, не считая «фордовцев», было только двое: спортивного вида седовласый мужчина, нестарый, несмотря на седину, и второй - сравнительно молодой парень в оранжевом комбинезоне с длинными рукавами.
- Рассчитайся с человеком, - кивнул Седой в сторону водителя, выпрыгнувшего из высокой кабины.
           Оранжевый достал из кармана спецовки пачку купюр, приготовленных, видимо, заранее, подошел к водителю и отдал ему деньги.
- Подожди-ка на улице, дружище.
           Водителю было не привыкать. Свое дело он сделал, груз доставил, дальше – не его забота. Пусть разгружают, проверяют, лишь бы машину не помяли. Он взял из кабины сумку с завтраком и отправился во внутренний двор подкрепляться и слушать просыпающихся птиц – граждан Евросоюза.
           Как только дверь за водителем закрылась, Седой отдал очередное распоряжение:
- Открывай.
           Дождавшись команды, Оранжевый ловко справился с ремнями, закреплявшими синюю виниловую накидку фуры, и запрыгнул внутрь. Долго не задерживаясь в кузове, уже через несколько секунд он спрыгнул обратно, держа в руках увесистую коробку:
- Ну, что: мойте руки перед едой? – зачем-то спросил он у Седого.
           Седой, ничего не ответив, развернулся и пошел к боковой пластиковой двери с надписью WC.
- Можете перекурить, - бросил Оранжевый «фордовцам» через плечо и поспешил за Седым.
           Закрывшись в туалете, Оранжевый поставил коробку на пол, сорвал с нее скотч, достал кусок мыла в картонной упаковке и подал Седому.
- Можно и мне? – попросил он.
- Давай, - разрешил Седой, - только осторожно, порезаться можно.
           Под веселое журчание воды, каждый с персональным куском мыла, они начали мыть руки, расположившись возле двух белоснежных раковин. Минуту мыли, две, пять минут. И почему-то не собирались прекращать.            
           Оранжевый зажал мыло в правой руке и быстро-быстро, с некоторым даже остервенением, водил им по левой ладони взад-вперед, взад-вперед, время от времени подставляя руки под струю воды, чтобы смыть пену. Седой же, наоборот, не обделял вниманием ни одну руку, размеренно и даже несколько ласково перекатывая кусок между ладонями. Когда бруски мыла уменьшились в размерах наполовину, Оранжевый замер и прошептал:
- Кажется, есть.
            Седой, не прекращая своего мыльного занятия, только повернул голову в сторону Оранжевого и посмотрел на его руки:
- Уверен?
- Что-то царапнуло, - Оранжевый подставил мыло под струю и осторожно ковырнул в центре куска ногтем.
- Стой! – резко остановил его Седой, - марлю сначала подстели, - и на этих словах остановил свои ладони. – У меня, кажется, - тоже. Давай и мне марлю.
             Как ни странно, за марлей Оранжевому никуда идти не пришлось, он достал ее из кармана комбинезона, откуда не так давно вынимал деньги для водителя, причем достал сразу два лоскутка. Один аккуратно уложил на дно раковины Седого, другой расстелил у себя.
             Поковырявшись немного в том, что осталось от мыла, каждый из них извлек по камешку. Оранжевый промыл свой камень, посмотрел сквозь него на лампу и разочарованно бросил его в раковину:
- У меня мусор какой-то.
             Камень Седого тоже особой красотой не отличался, однако он не стал его выбрасывать. Напротив, достал из раковины брошенный Оранжевым камешек, лежавший на подстеленной марле под струей воды незакрытого крана. А свой камень, маленький и невзрачный, как камень из почки, Седой зажал между пальцами и провел им поперек раковины линию, сначала - в углублении, а потом и под нею. Оранжевый с интересом наблюдал за манипуляциями Седого, но комментировать действия старшего не решался. Седой же, закончив разметку, слегка отступил, склонил голову набок и оценил свою работу. Видно, она ему не совсем понравилась, потому что он сгоряча стукнул кулаком по белоснежному краю керамики. И стукнул-то не сильно, но этого хватило, чтобы половина раковины рухнула на пол и там с грохотом раскололась еще надвое. Вода, почувствовав свободу, с радостью побежала догонять осколки своих бывших берегов.
             Оранжевый оторопело смотрел на открывшееся матовое нутро раковины и не мог даже выругаться - настолько все произошло для него неожиданно. Из оцепенения его вывел стук в дверь:
- Шеф, что случилось, с вами все в порядке?
- Все нормально, курите, - крикнул через закрытую дверь Седой. Закрыв, наконец, оба крана, он достал из кармана небольшую пластмассовую коробочку и положил туда оба камешка.
- Карпатские алмазы. Пока, правда, без огранки, поэтому от мусора их трудно отличить.
- Шеф, а как вы это? Ну, ее? - Оранжевый кивнул на раковину.
- Алмаз – самый прочный минерал, он и металл разрежет - не заметит. Ладно, готовь ванну, марлю, замачивай мыло. И смотри: хоть один камешек проскочит в трубу – пойдешь за ним следом.
             Седой открыл дверь и, прежде чем выйти на склад, обернулся и спросил:
- Ты туалетной бумагой пользуешься?
- В смысле?
- В смысле гигиены.
- А! Ну, да, - Оранжевый чуть-чуть отступил вглубь туалета. После фокуса с раковиной он уже не знал, чего еще ожидать от Седого. Но Седой больше ничего ломать не собирался.
- Раковину замени, - напомнил он и добавил:
- В следующий раз в туалет по большому пойдем, - и ушел на склад, оставляя за собой мокрые следы.

Глава II

«Кручу, верчу - запутать хочу»
                Присказка наперсточников
                у выхода из станции метро «Барабашова»
                в Харькове

- Открывай калитку! – Высокие металлические ворота заволновались под ударами двух правых кулаков.
          Крепко сбитые мужчины - один высокий, за метр девяносто, около сорока лет, худощавый; другой – пониже, но тоже не дюймовочка, лет на десять моложе напарника, оба в черных комбинезонах - только что вышли из автофургона типа «пирожок» и теперь ломились в закрытые ворота целлюлозно-бумажной фабрики. Было уже за полночь, небо заволокли облака, поэтому луна и звезды отдыхали. Если бы не оставшиеся включенными фары «пирожка» да слабенькая двадцатипятиваттная лампочка на столбе по ту сторону ворот, то ночных визитеров не было бы видно совсем.
- Кого тут чорты прынеслы? – в воротах открылось небольшое окошко и на незваных гостей, щурясь от света фар, уставилось небритое лицо сторожа. – Никого з начальства нема, зранку прыходьте.
- К утру, батя, у нас уже все должно быть готово, - вступил в переговоры со сторожем тот, который повыше. Низкий же вынул из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок бумаги, развернул и закрыл им окошко вместе с дедом.
- Ну че, батя, прочитал? Твое же начальство и заказало. Давай, отчиняй. Профилактика оборудования.
            Посчитав, что времени для чтения должно было хватить на то, чтобы увидеть печать и слово «ПРОФИЛАКТИКА», нарочно выделенное жирным шрифтом, мужчина убрал бумагу от окошка и спрятал ее обратно в карман.
            Лицо сторожа снова показалось в окошке.
- И не спиться ж вам, и…у…о…, - продолжая бормотать что-то себе под нос, старик открыл в воротах дверь, чтобы пропустить ремонтников.
- Не, батя, так не пойдет, открывай ворота полностью, у нас в машине инструменты.
- О…и…у…, - все так же неразборчиво, только уже погромче, выразил свои чувства старик, но ворота все же открыл. Раз уж начальство подписалось.
             Отвратительный скрежет заставил ремонтников скривиться и поскорее запрыгнуть в машину. Как только «пирожок» въехал во двор фабрики, Низкий, сидевший на месте пассажира, поторопился выскочить из кабины и опередить сторожа.
- Э-э-э, дед, постой, не закрывай! Нам хоть и не заплатили за это, но я все-таки профилактику начну с твоего объекта. Что ж ты за своим инструментом не следишь?
- Ты про шо? Якый инструмент? – не понял старик, все еще протирая глаза.
- Самый главный, - уточнил специалист по профилактике, открыл задние дверцы фургона и стал в нем что-то искать. Дед, видимо, уже смирился с тем, что его сон прервали таким неожиданным и бесцеремонным образом, поэтому присел на перевернутый деревянный ящик, не спеша смачно закурил, вдыхая вместе с дымом влажный воздух ранней весенней ночи, и продолжил тему инструментария:
- Ты, сынку, пожывы спочатку, як я, а потим побачымо, у кого струмент справнише. В твои рокы и я не скаржився. Одружитись, правда, не одружився, але ж и от дивок також не бигав. Ось, памъятаю, коли мени було рокив зо тридцять…
              Дед уже решил начать доскональный экскурс в историю, но его прервал ремонтник, вышедший из тени открытых задних дверей фургона.
- Ну, наконец-то нашел, - показал он масленку. – Дедуля, да я ж не то имел в виду. Как ты с бабушками любезничал – не моего ума дело. Я – о воротах, они сейчас твой главный инструмент, пока ты на службе. Что ж за сторож без ворот? А они у тебя своим скрипом все звезды распугали.
              Ловко, со знанием дела, он вылил чуточку масла на верхние петли правой створки ворот, потом - на нижние. Подвигал створку взад-вперед, она сначала немного повозмущалась, как бы жалуясь старику и левой соседке, что ее лишают права голоса, но в итоге уступила маслу и сильным рукам мастера – замолчала окончательно. Расправившись с правой половиной, ремонтник перешел к левой и повторил процедуру.
- Ну, вот, как новенькие. Ты их, дед, с полгода теперь не услышишь. Все, нам пора за серьезную работу приниматься, - сказал ремонтник, снова полезший в кузов фургона.
              Сторож, окончательно проснувшись, не прочь был продолжить общение: дежурство впереди еще длинное, а ребята эти, вроде, толковые, не шпана какая-нибудь.
- Може… чайку? – с надеждой предложил старик. Но, видя, что гости продолжают вынимать из кузова какие-то коробки и чаем не интересуются, решил сделать добавку к чаю:
- В мене и помицнише знайдеться…
- Спасибо, батя, мицнише не треба, нам же еще работать, - поблагодарил тот, который смазывал ворота. – В другой раз – обязательно, а сейчас - у нас очень ответственное задание. Машины – они, знаешь, трезвых любят. Чуть что не так – бац, и руки как не бывало. А то и головы. А вот чайку – можно. Только у нас свой. Сейчас.
               Он переглянулся со своим молчаливым напарником, отошел к кабине, достал оттуда термос, два одноразовых стаканчика и банку из-под консервированных овощей с закручивающейся крышкой, заполненную на две трети сахаром.
- Батя, тебе сколько сахара?
- Три, - без промедления отозвался дедушка.
               В крышку термоса, служившую одновременно и чашкой, он насыпал три ложки сахара, размешал и отнес деду. Одноразовые стаканы ремонтники разобрали себе.
               Пока пили чай, от словоохотливого деда выяснилось, что фабрика находится километрах в трех от ближайшего поселка и работает здесь почти все взрослое местное население. Хозяин фабрики, какой-то кавказец, приезжает нечасто, может, раз в месяц, а вместо него здесь распоряжается директор. Бумагу их фабрика делает хорошую, со всей Украины за ней приезжают и даже из-за границы.
               Допив чай, ремонтники не стали выбрасывать пустые стаканы в стоявшее у забора мусорное ведро, а положили все назад в фургон. После чего Низкий подошел к сторожу, сидевшему на ящике, забрал и у него крышку от термоса.
– Ну, ладно, батя, пойдем мы, пошумим тут чуть-чуть.
- Куди йты, знаетэ? – расстроенный дед не спеша встал с ящика и начал закрывать ворота, которые теперь не посмели даже пикнуть.
- Не боись, дорогу найдем, - ремонтники подхватили увесистые коробки и пошли к серевшему, размытому в ночи корпусу фабрики.
              Оказавшись внутри темного фабричного цеха, тот ремонтник, который в смазке ворот не принимал участия и был повыше ростом, проверил, плотно ли за ними закрылась дверь. Затем снял фонарь, висевший у него на ремне, включил его и коротко пробежал лучом по помещению, сначала слева – направо, остановился на секунду на штабелях готовой к отгрузке бумаги, а потом вернул луч обратно, к левой стене. На ней он еще немного задержался и пошел дальше влево, перешел на стену за их спинами и возле двери, в которую они только что вошли, поймал пучком света ряд из пяти выключателей, а возле них – электрощит.
- Вот они, точно, как на схеме, - протянул руку и поочередно щелкнул всеми пятью выключателями. Лампы дневного света, развешенные ровными рядами вдоль длинного, около пятидесяти метров, цеха, дружно откликнулись на команды и поочередно, с приглушенным постукиванием и гулом, приняли в себя электричество, а взамен, как бы в благодарность за угощение, отдали мягкий устойчивый свет. Несколько ламп, правда, так и не зажглись, однако это не помешало остальным, оправдывая свое название, залить цех светом, действительно похожим на дневной. В лучах искусственного солнца открылась почти интимная картина механической спальни.
                Отдыхавшие после трудового дня машины выглядели уставшими. На боковой стенке широкого и длинного прокатного стана поблескивал темный подтек масла, как борозда, оставленная громадной слезой. Огромных размеров рулон бумаги длиной около трех метров и примерно такого же диаметра на дальнем конце прокатного стана положил на направляющие ленты широченный бумажный язык. Справа, возле самих ремонтников, громоздились поддоны с уже готовой продукцией, ждущей своей очереди, чтобы отправиться в многочисленные туалеты страны и ближнего зарубежья. В дальнем левом углу цеха дремал погрузчик с двумя опущенными до пола бивнями. У него на боку трафаретными буквами было выведено клеймо: «Вантажепид. 3т.»
                Казалось, все эти обитатели цеха вот-вот повернутся с боку на бок и недовольно попросят выключить свет: «Имейте совесть, нам же скоро на работу!»
- Что такое «Ванта», не занешь? – спросил Высокий. Низкий в ответ пожал плечами.
- А «жепид»?
- Не-а, не знаю. Все-таки, что ни говори, а украинский язык отличается от русского.
- Это точно, - согласился Высокий. – Короче: у нас есть от силы три часа, - скомандовал он, посмотрев на наручные часы. – Нужно убраться отсюда не позже четырех. Светает уже рано, не хватало еще спалиться. Народ в селе любопытный, да и встает, опять же, с первыми петухами. Так что давай шевелить клешнями. Кстати, любопытный дедушка не заявится?
- Не должен. У него уже, наверное, первый сон в самом разгаре, - Низкий, как бы проверяя сам себя, обернулся на входную дверь, пытаясь представить, что происходит за ней. Прислушавшись к своим ощущениям и оставшись довольным, он спросил:
- Проверим сначала на пустышках?
- Ясен-красен, как и планировали. Где они?
                Низкий выбрал один из ящиков, небольшой по сравнению с остальными, и подал его Высокому. Тот взял его подмышку и отдал последнее распоряжение:
- Ты стоишь здесь, на гильотине, я иду на подачу. В общем, как договаривались.
- Не вопрос. Да вы не переживайте, все будет в шоколаде.
- Не надо в шоколаде. Давай, чтоб чисто, - настроение у Высокого было не очень. Наверное, волновался. Уже уходя с ящиком на противоположный конец цеха, он еще раз обернулся:
- И с ножами поосторожней, они тут острые, быстренько маникюр сделают. По самый локоть.
                Напарник на это только показал ОК – соединенные в круге большой и указательный пальцы правой руки.
                Дойдя до дальнего края прокатного стана, Высокий заправил конец огромного рулона в направляющие валы и нажал черную кнопку на щитке, висевшем на боковой панели. Цех тут же наполнился звуками пробуждающихся механизмов: гул двигателя, постукивание непонятного происхождения, шипение сжатого воздуха, тарахтение неплотно прикрепленных кожухов, шелест направляющих брезентовых лент, - каждая деталь по-своему включилась в привычный ежедневный процесс.
                Широкая лента бумаги натянулась и потекла широкой рекой к противоположному краю, где ее уже готов был встречать напарник. Высокий следил за движением бумажной полосы, держа руку на красной кнопке, и, как только она достигла дальней границы, остановил машину. Низкий намотал несколько слоев бумаги на картонную трубку, зажатую с двух сторон металлическими упорами, и поднял руку в знак готовности.
                Высокий, дождавшись этого сигнала, открыл принесенный с собой ящик и разложил вдоль всей ленты небольшие прямоугольные листки, оставляя между ними сантиметров по десять. Затем обошел прокатный стан с другой стороны и повторил операцию. До середины широкой ленты он, несмотря на свой немаленький рост, дотянуться не мог. Поэтому в центре бумага оставалась незанятой дополнительными листками. Закончив раскладывание необычного пасьянса и вернувшись к щитку с кнопками, он крикнул напарнику:
- Готовы пустышки!
- Давай! – отозвался с другого края Низкий. Высокий снова включил станок, поставил палец на красную кнопку и стал ждать сигнала. Когда на стороне Низкого образовался рулон толщиной около пятнадцати сантиметров, тот снова вскинул вверх руку и крикнул:
- Хватит!
                Подчиняясь красной кнопке, станок остановился. Настала очередь Низкого нажимать кнопки. Первая из них привела в действие гильотину, промелькнувшую перед самым носом ремонтника, как молния. От неожиданности он резко отпрянул назад и больно ударился локтем о металлический угол станка.
- Тут не о ногтях беспокоиться надо, - шепотом пожаловался он сам себе, - голова бы на плечах осталась.
- Говорю ж тебе – осторожнее! – крикнул Высокий, внимательно следивший за манипуляциями Низкого.
- Нормалек! – отозвался не унывающий напарник. Следующая кнопка, которую он нажал, потянула откуда-то снизу другую ленту, такой же ширины, только уже цветную, быстренько запеленала длинный бумажный цилиндр, после чего тот откатился немного назад в неглубокий желоб с прорезями. Два десятка острющих ножей с силой сорока мясников опустились на длинную бумажную колбасу и в одно мгновение нашинковали ее на множество маленьких рулончиков, поехавших дальше по конвейерной ленте к упаковочному стенду. Но Низкий не дал им далеко убежать, нажал очередную кнопочку, и – стоп, весь этот балет остановился. Он взял два рулона, по одному в каждую руку, и направился к Высокому, на ходу рассматривая первые экземпляры их совместного творчества.
- Кажись, годится, - подходя к Высокому, оценил он продукцию.
                Дождавшись своей очереди рассматривать бумагу, Высокий повертел в руках рулоны и согласился:
- Ну, да, хорошая работа. Даже не знаю, какой из них пустой, а какой – копилочка. Идем за товаром.
                Сходили вдвоем к входной двери, у которой оставили ящики, и перенесли их к рабочему месту Высокого, после чего Низкий вернулся на свою позицию, и работа закипела.
                Высокий тщательно выкладывал на полотно стодолларовые купюры, включал протяжной механизм, готовил следующий долларовый ряд, снова включал, затем – следующий ряд… Когда у Низкого наматывался рулон товарной толщины, он его разрезал, а готовые рулончики запаивал в полиэтилен по четыре штуки в одной упаковке и складывал уже окончательно готовую продукцию на деревянный поддон, стоявший рядом. Как только на поддоне образовывался аккуратный бумажный куб, Низкий упеленывал его в пленку, садился на погрузчик с непонятным именем «Вантажепид. 3т.» и отвозил его к таким же кубикам, скучавшим у больших ворот в боковой стене цеха. Правда, свои поддоны Низкий ставил в отдельный ряд, не смешивая с остальными.
                Работа шла полным ходом, чувствовалось абсолютное взаимопонимание между напарниками. Казалось, даже машины заразились их игрой и охотно отзывались на команды «включись-выключись, разрежь-упакуй».
                Весна на улице, работающие механизмы в цеху, ритмичные движения ремонтников сливались вместе и, в конце концов, повысили температуру в помещении до отметки обильного потоотделения.
- Можно я окно приоткрою? Душно! – крикнул Низкий, когда был начат уже последний ящик валюты.
- Я сам! – прокричал в ответ Высокий, выключил прокатный стан и открыл небольшое окошко у себя за спиной. Выглянув на улицу, где чернота беззвездной ночи уже постепенно переходила в предрассветную серость, он посмотрел по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, вернулся к станку.
- Светает скоро, давай поднажмем, - слегка повысив голос, поторопил он напарника.
                Снова заработали механизмы, и продолжилась мудреная операция необычных ремонтников.
                С последним ящиком купюр они управились за полчаса с небольшим. Теперь рядом с бумагой, которая стояла здесь до их прихода, добавилось двенадцать таких же поддонов, укутанных в прозрачную пленку.
                Выключив станок и собрав пустые коробки, Высокий присоединился к напарнику, любовавшемуся стройным рядом аккуратных штабелей.
- Чистая работа, - поделился своим впечатлением Низкий.
- Более-менее, - буркнул уставший за ночь Высокий. – Мы еще кое-что забыли, напоминалочку для водителя, – он оглянулся по сторонам, нашел клочок оберточной бумаги, достал из нагрудного кармана ручку и написал большими печатными буквами: «ВЕНГРИЯ». Эту записку он положил на поддон, стоявший возле самых ворот цеха с желтой надписью по ржавчине: «Для выгрузкы вантажу».
- А я, кажется, знаю, что такое «вантажепид». Это, оказывается, - грузоподъемник, - сделал вывод Высокий, - а 3т. – понятное дело, три тонны.
- Да, столько бабла отправляют за бугор, - Низкий сокрушенно покачал головой, - Ты себе чуть-чуть взял?
                Высокий вместо ответа одарил подельника таким пронизывающим взглядом, что Низкий поспешил исправиться.
- Ну, и правильно, я тоже ничего не брал. Он же все равно узнает и из меня самого несколько рулончиков сделает. Не хотел бы я под этой гильотинкой полежать.
- Цыц, - остановил его Высокий, - что-то ты разговорился. Все, уходим.
- Да, ты прав, язык у них, все-таки, отличается от нашего, - сменил тему Низкий. – От же ж, вантажепид! Вантажепид, вантажепид, - надо запомнить.
                Они взяли пустые ящики, выключили свет и вышли. На улице было все еще серо, но во всем уже чувствовалось скорое пробуждение. Подул легкий ветерок. Сначала он коснулся раскрасневшегося лица Низкого, отчего тот даже зажмурился, наслаждаясь прохладой после душного цеха. Затем потревожил волосы на голове Высокого, но тот недовольно их снова пригладил, как только удалось пристроить ящики возле машины и освободить руки.
                Молодой утренний ветерок, сообразив, что здесь ему ни с чем и ни с кем поиграть как следует не удастся, полетел вокруг цеха. На противоположной стене обнаружилось незапертое окошко, без малейшего намека на занавесочки, и он с озорством юности мигом перемахнул через подоконник. Оказавшись внутри цеха, он полетал немного, как заправский ниндзя, отталкиваясь поочередно то от одной стены, то от другой. От радости, когда удавалось протиснуться в особо узкую щель, он даже чуточку подвывал, подражая отцу Урагану, но выл тихонько, чтобы не потревожить сторожа. Вскоре у ветерка и компания появилась – какой-то листок заразился его игривым настроением и попытался набиться в приятели, вместе полетать. Но куда ему! Не того полета клаптик.
                Вдоволь наигравшись и согревшись в теплом цеху, даже не попрощавшись со своим новым знакомым, он развернулся и упорхнул туда же, откуда появился минуту назад – в окно. А листок, покружив еще немного, плавно опустился на пол, завидуя свободе ветра и сожалея о том, что он с ним так и не успел как следует познакомиться. Теперь листок лежал на полу своим именем вверх, чтобы в следующий раз, если представится такой случай, сразу можно было бы узнать, как его зовут. Самому листку очень нравилось его имя, он очень гордился тем, что оно у него есть, потому что у большинства его знакомых и родственников имен не было вообще, все они назывались одинаково – бумага. А у листика большими буквами шариковой ручкой было выведено: «ВЕНГРИЯ»!..
                Ремонтники ушли незамеченными. Сморенный предрассветной тишиной и чайком, у себя во флигельке по-стариковски громко и разнообразно храпел сторож. Как открылись предусмотрительно смазанные ворота, он, разумеется, не услышал.
                Высокий вывел «пирожок», а Низкий закрыл за ним ворота и сел в машину.
- Ты с чайком не переборщил? – спросил Высокий, отъезжая от фабрики в сторону леса.
- Нормально, - успокоил его Низкий, - дедуля еще крепкий, храпит так – аж стекла дрожат.
                Вскоре их автомобиль скрылся на узкой лесной дороге. Дубы и сосны проглотили ремонтников вместе с транспортом, не оставив после них даже облачка пыли.
              Спустя двадцать минут появился первый работник фабрики – уборщица Йосиповна, в меру упитанная женщина лет шестидесяти, в синем рабочем халате, наброшенном поверх объемной вязаной кофты, от чего она была похожа на космонавта. Вдобавок она была еще и наглухо укутана в шерстяной коричневый платок с проступавшими красными пятнами, изображавшими когда-то цветы.
              Оказавшись на территории и никого не встретив, она огляделась по сторонам и негромко позвала:
- Эй, добрый ранок! Е хто-небудь?
              В ответ ей послышалось громкое «Хр-р-р!», доносившееся из-за приоткрытой двери сторожки.
- От же ж, - хлопнула себя по бедру Йосиповна и решительно распахнула дверь навстречу очередному раскату храпа.
- Шо ж ты робыш, чертяко старый! – набросилась она на сторожа, сладко растянувшегося на некоем подобии дивана. – Вси двери видкрыти, пив-фабрыкы можна вынесты.
- Хр-р-р! – еще громче ответил ей старик. Внутри маленького помещения его храп был просто-таки оглушительным.
-Та пиднимайся ж ты, скотобаза! – Йосиповна с силой потрясла сторожа за плечи.
               Храп прекратился, на женщину бессмысленно уставился один глаз старика. Вскоре к нему присоединился и второй.
- А де хлопци? – поинтересовался дедушка. – Вже пишлы?
- О-о-о! Нажрався, свыняко! Яки ще хлопци?! Пиднимайся, кажу, скоро люды на роботу прийдуть, воны тоби дадуть такых хлопцив!..
               Дед, кряхтя, свесил ноги с дивана, сел и протер глаза. Уборщица, убедившись, что сторож больше не уснет, развернулась и пошла к цеху, на ходу причитая:
- От же ж, мужики, им абы зеньки залыты, бильше ничого не треба. Тьфу!
               Йосиповна вошла в цех через ворота «для выгрузкы вантажу», и первое, что она сделала этим утром на работе – подняла с пола листок и положила его туда, где он, по ее мнению, должен был находиться – на ближайший поддон с бумагой.

Глава III

                «Это май-баловник, это май-чародей
                Веет свежим своим опахалом»
                «Май»
                Константин Фофанов

                В конце апреля в офисе турфирмы «Загорай», занимавшей небольшой полуподвальчик во дворах возле Золотых ворот, творилось черт те что. До майских каникул оставались считанные дни, и теперь те, кто вовремя не позаботился об отдыхе, штурмовали турагентства, тщетно пытаясь к мысленно собранным уже чемоданам добавить последнюю деталь – путевку. Практически каждый, входящий в «Загорай», спросив с порога, для проформы, есть ли у нас что-нибудь на майские, и, получив отрицательный ответ, переходил к требованиям прекратить издевательства и достать из-под полы искусственно припрятанные туры в теплеющую Турцию или уже прогревшийся Египет. Даже те, кто интересовался чем-нибудь более экзотичным и дорогим и уже не совсем сезонным, вроде Кубы, Бали или Гоа, получали тот же самый ответ, звучавший очень уж неестественно в условиях творившегося вокруг кризиса: «Все продано!»
- Послушайте! – я в который уже раз пытался вклиниться в несшийся из телефонной трубки непрерывный монолог очередного клиента.
        Стоит отметить, что из десятичасового рабочего дня около шести часов мне приходилось висеть на телефоне, от чего мое левое ухо было красным и, кажется, даже мозолистым. Из-за этого я никогда не спал на левом боку, чтобы хотя бы ночью дать отдохнуть органу, который меня, по сути, кормил.
- Вы, пожалуйста, успокойтесь и постарайтесь меня выслушать…
        Какое там! Клиент забрал у меня право голоса и продолжил свою обличительную тираду. Снова одно и то же: я не вчерашний, вы мне не рассказывайте, почему нет, а сделайте так, чтобы было. Совести у вас нет, а не туров. Что же мне теперь делать?..  Воспользовавшись паузой, которая была просто необходима моему собеседнику для перевода дыхания, я смог вставить коротенькую реплику:
- Да-да, я вам сочувствую… Ну, хорошо, не сочувствую, а просто – я на вашей стороне… Не верите?... – это было уже явным прогрессом, у нас завязывался диалог.
- Вот если бы можно было перекрыть проспект Бажана или Бориспольскую трассу, сделать там взлетно-посадочную полосу и отправлять самолеты прямо оттуда, каждые пять минут - тогда, может быть, я смог бы вам помочь. Да и то, остается еще одно маленькое, такое малюсенькое, условие: нужны сами самолеты. У вас есть самолет?.. У меня тоже нет. Попробуйте просто поверить: все рейсы загружены еще две недели назад. А если и появятся дополнительные, то в «Риксос Бодрум», как вам того хочется, я вас все равно не отправлю. Не потому, что вы мне не нравитесь, наоборот, вы мне даже очень симпатичны своей… непосредственностью. Просто отель уже давно в стопе, все номера раскуплены. Что?... Ну почему же? Не только украинцы, туда едут и россияне, и немцы, и голландцы, в конце концов, сами турки тоже хотят отдохнуть. Предлагаю либо рассмотреть другие даты, либо ждать чуда.
         Не помогло. В трубку, а из нее – в мое многострадальное ухо понеслась ругань, которую сдерживать у меня больше не было ни сил, ни желания. Я отодвинул трубку подальше, чтобы остальные, находившиеся в офисе, могли мне посочувствовать. В отличие от хама на проводе, – к этому времени он уже отбросил всякие правила ведения дискуссии и хорошего тона - я от сочувствия отказываться не собирался.
- Вы меня еще не знаете, я вашу лавочку быстро прикрою! – вполне отчетливо, хотя и с легким дребезжанием мембраны, вещал невидимый несостоявшийся наш клиент. – По кирпичику разнесу, ПИ! Я плачу деньги, и мне глубоко ПИ, что там турки заселились! Выселяйте их, ПИ!
         Я медленно положил трубку на рычаг, решив, что трех ПИ достаточно и с меня, и с моей немногочисленной аудитории. От нецензурной брани меня всегда коробит. В буквальном смысле, как от холода, передергиваются плечи, а внутри все сжимается. Не подумайте: я семинарии не заканчивал, напротив - даже служил во флоте, где без мата и пришвартоваться было бы невозможно. При желании я бы, наверное, смог дополнить словарь бранных слов несколькими смачными оборотами. Но ведь всему - свое место, время и окружение.
         Впрочем, я отвлекся. Когда я повесил трубку, я тем самым пожалел уши всего двух людей: Мани, моей коллеги, добродушной и миловидной, слегка полноватой брюнетки среднего женского роста, такой же лимитчицы, как и я; и ее посетительницы, ухоженной девушки с темно-каштановыми волосами до плеч, одетой уже по-весеннему в бежевый плащ, с виду купленный явно не на Петровке.
         Покачав мне сочувственно головой – я таки добился своего – Маня продолжила поучать туристку:
- Что ж вы раньше-то не позаботились? Сами видите, что творится, - Маня кивнула в мою сторону, и туристка послушно последовала взглядом за кивком, правда, посмотрела не на меня, а на мой телефон, который, к счастью, все еще молчал. – Вы же слышали – мест на рейсах нет. Вот смотрите, давайте вместе проверим, - она развернула монитор так, чтобы клиентка могла видеть, что происходит на экране.
- Я в этом ничего не понимаю, - пожаловалась посетительница, но, тем не менее, заняла более удобную позицию для наблюдения.
- А я объясню, - тоном заботливой санитарки успокоила ее Маня. – Значит, вы хотите в Египет, но мы, на всякий случай, еще и Турцию посмотрим. Тут, как говорится, не до жиру… С двадцать восьмого, семь ночей, сингл, ол инклюзив.
- Простите, - перебила Маню туристка, - а что это такое: СНГ?
- Сингл. Это значит – одноместный номер. Или вы хотите двухместный?
- Не-не-не-не, одноместный, - запротестовала девушка, - хочу одна побыть, а то вторая пустая кровать наводит на грустные размышления. Да и соблазн…
- Это точно, соблазн, - согласилась Маня и о чем-то ненадолго задумалась, но вскоре встрепенулась и вернулась к разговору: 
– Так вот, продолжаем выбирать: сингл, ол инклюзив – ну, это уже все знают, что означает. Давайте даже отель не будем специально выбирать, просто посмотрим, что есть. Нажимаем кнопочку… Колдуй баба, колдуй дед, колдуй серенький медведь..., – Маня три раза сбрызнула в монитор невидимую воду с пальцев, отчего туристка впервые за все время пребывания у нас в офисе улыбнулась. И, хотя она была мне видна только в профиль, должен сказать, напрасно она этого не делала раньше. Тогда я мог бы тоже поучаствовать в решении ее проблемы. Хотя помочь все равно не смог бы, я этому ПИкальщику не врал – если ничего нет, то и взять неоткуда, разве что чудо произойдет.
- Ну, что там у вас? – спросил я у не слышавших меня Мани и туристки. Обе они, не отрываясь от монитора, как игроки от рулетки, следили за растущей синей полоской внизу экрана.
               Не дождавшись ответа, я встал из-за стола и, по возможности небрежно, подошел к Мане сбоку, чтобы и самому лучше видеть ее монитор, а клиентка с этого ракурса вообще открывалась в полной своей красе. Так море внезапно наступает своей голубизной, когда ты огибаешь скалу и выходишь на край обрыва. Прямо дух захватывает, в буквальном смысле.
              Вблизи она не портила о себе впечатления, которое изначально сложилось у меня на расстоянии четырех метров. При общих правильных чертах лица нос у нее слегка склонялся вправо, но эта асимметричность даже придавала ей особый шарм, устраняя кукольность образа. И глаза... Что за глаза! Умеренно-карие, они по-прежнему были устремлены в монитор, и мне очень захотелось находиться сейчас внутри монитора, лучше всего было бы стать в этот момент той самой растущей синей полоской, потому что клиентка смотрела на нее с нескрываемой надеждой.
- Гер! – закричала Маня, продолжая смотреть в монитор.
- Я здесь, не кричи.
                Гер или Гера – так меня зовут знакомые, потому что выговаривать полное имя Ираклий слишком долго и очень уж чудно. Вы спросите: почему Гер, а не Ир? Во-первых, потому что Ир мне не подходит по половому признаку, к тому же я натурал, а во-вторых – родители меня назвали в честь Геракла. Так как в русском языке для этого героя предусмотрен аналог в виде Ираклия, то Гераклом в чистом виде я не стал, но сокращенным его вариантом пользуюсь с удовольствием. Что поделаешь – родители в свое время бредили греческой мифологией. Да они и сейчас мечтают, что появится новый Геракл и очистит все наши Авгиевы конюшни на Грушевского, Банковой, Институтской, Владимирской…, перечень можно продолжать. Такие фантазеры, честное слово!
- Два места на Бодрум, на двадцать восьмое, на восемь ночей! – тоном распорядителя аукциона огласила выигрыш Маня и победно подняла на меня глаза, ожидая похвалы за хорошо проделанную работу. Я не стал ее огорчать.
- Умница! Скушай конфетку. Ну-ка, ну-ка, что тут нам предлагают? Клаб Фортуна, Флиппер, Туга. Туга – ни в коем случае. О, даже Риксос есть, но этому грубияну мы о Риксосе ничего не скажем, правда, Мань?
                В ответ  Маня часто-часто закивала.
- Вы готовы? – обратился я к клиентке, перестав быть синей полосочкой, и наконец-то увидел ее глаза, обращенные прямо на меня. – Есть два места, одно я, пожалуй, себе заберу. Да-да, Маня, не надо так на меня смотреть, ты месяц назад была в рекламнике, а я уже забыл, какое море на запах, а гюзлеме на вкус.
- Я даже не знаю, все это так неожиданно, - заколебалась туристка.
- Но вы же хотели поехать? Тут времени на раздумья нет абсолютно. Минуты две у вас есть, не больше, пока я буду звонить.
               Зная, что проволочка в подобных ситуациях может стоить места в самолете, я, еще договаривая последние слова, уже искал в контактах мобильного нужный номер.
- Вы мне отель посоветуете? – спросила муза моего сегодняшнего вдохновения, когда у меня в трубке уже пошли гудки вызова. Я в ответ лишь медленно опустил веки – о чем речь? Для вас я мини-лекцию прочту об отелях Турции.
- Алло! Санек, привет! Слушай, ты на майские едешь куда-нибудь? Нет? А я бы не отказался. Тебе чего больше хочется: оливкового масла или оливкового мыла? И то, и другое?! Ну, ладно-ладно, раскусил. Добавлю еще и хвойный мед, если сможешь посадить в первых рядах, а-ля бизнес-класс… Ну, да, только что появились, на Бодрум, двадцать восьмое, восемь ночей. Маня, восемь? – Маня кивнула, а вместе с ней – и наша туристка закивала, - да, Саня, восемь. Сможешь тормознуть два местечка для меня? Второе кому? У нас как раз есть турист… ка. Ага… Да так… Ну, да, в общем… Я сейчас пришлю бронировочку. Да-да, для меня, - с нажимом подтвердил я. - Я тебе не мыло, а целый шампунь оливковый привезу. Спасибо, Шура, друг спас друга. Пока!
- Клаб Фортуна, пожалуйста, два сингла, - положив трубку, попросил я Маню заняться формальностями.
– Так вы согласны на Клаб Фортуну? – обратился я к клиентке.
- Если вы рекомендуете, тогда согласна, - не стала перечить туристка, которая, кажется, поняла, что если турменеджер едет в этот отель, значит, он того стоит.
- Беспроигрышный вариант, если они, конечно, за год не испортились. Считается бюджетным, то есть из недорогих. Но в нашем деле от цены не всегда зависят впечатления. Здесь главное – ваш настрой. Вот вы чего хотите от отдыха?
- От отдыха я хочу отдыха, - просто ответила туристка.
- Тогда вам должно понравиться. Шикарной обстановки не ждите. Хотя… Смотря с чем сравнивать. Если с Крымом, тогда это будут хоромы. Зато атмосфера обещает быть самой что ни на есть расслабляющей. Потрясающей красоты бухта, купаешься в Эгейском море – и любуешься греческим островом напротив. Вокруг много зелени, почти домашняя кухня, улыбающиеся турки... Море – кристальной чистоты, переливается голубым, бирюзовым, синим,.. - я покрутил пальцами, пытаясь проиллюстрировать всю палитру Эгейского моря. Если заскучаете, можно в сам Бодрум прокатиться, он там совсем рядышком, минут десять на маршрутке.
- Так мы не в самом Бодруме будем? – уточнила туристка.
- Нет, мы будем в поселке под названием Торба, - клиентка вздернула брови, и я поспешил ее успокоить. – Торба – в переводе с турецкого – «сумка», все как у нас. Это из-за бухты, любая бухта на сумку похожа. А в самом Бодруме шумно. Он, хоть и красивый, но все-таки – город. Очень старый город. Может, слышали – Галикарнас?
- …Слышала, - через небольшую паузу как-то неуверенно ответила туристка.
- Это и есть Бодрум, только в древности, когда еще был греческим. Он к туркам совсем недавно перешел. А раньше это была Греция. Родина Геродота, отца истории. Слышали? – клиентка кивнула, на этот раз проворнее. - В прошлом сезоне по Фортуне ни одного плохого отзыва не было. Но это, конечно, на любителя. Вот мы и проверим.
            Туристка насторожилась.
- А Риксос – хороший отель? – спросила она.
- Хороший, - ответил я, - и дорогой. Он, кстати, тоже в Торбе стоит, совсем рядышком с Фортуной. У них там, в Риксосе, есть свой островок, на нем летом дискотеки проводят. Очень живописно. И напитки подают в бокалах,.. и омары на ужин бывают,.. – размечтался я. – Но дорогой, зараза! Вы, может быть, в Риксос хотите? А я вас тут своей Фортуной загрузил.
           Вместо ответа туристка задала еще один вопрос:
- А он намного дороже Фортуны?
- Раза в три, думаю. В три, Мань?
- Как бы не в четыре, - поддержала меня Маня, не отрываясь от клавиатуры.
- Ого! – изумилась туристка. – И что, люди едут?
- У кого есть за что - едут, конечно. Или кого статус обязывает, - пояснил я. - Так что вы решили?
- Думаю, Риксос как-нибудь в другой раз, - вздохнула туристка. – давайте Фортуну.
- Да не расстраивайтесь вы, - мне ее захотелось успокоить, - Фортуна – отличный вариант, почти домашний, уютный. О-о-очень зеленый! Не знаю, как там с омарами дела обстоят, но креветки и морепродукты точно есть. У хозяина сразу два отеля – Фора и Фортуна. Он, кстати, живет там же. Это большой плюс, между прочим, - я поднял указательный палец в знак того, что плюс этот важный. - Оригинальный турок. Собирает раритетные автомобили, мы их сможем увидеть. А что за вид с террасы ресторана!.. - я закатил глаза от удовольствия.
- Так вы все-таки там были? – поймала меня туристка.
- Не был. Но туристы просто восхищались. А в Риксос я вам экскурсию попробую устроить.
             Тут вмешалась Маня:
- Это как же?
- Да очень просто. Договорюсь с принимающей стороной, как коллега. Скажу, что у нас много запросов на Риксос, а я его уже давно не видел, нужно освежить в памяти.
- Ну-ну, - ухмыльнулась Маня и снова застучала по клавишам.
            Чтобы сменить тему, я предложил:
- Кофе хотите?
- Хочу, спасибо! – согласилась туристка. Вот это мне нравится, сразу видно – воспитанный человек, волшебные слова знает.
- Маня?
- Да, Гер, и мне тоже.
           Зарядив кофеварку молотым кофе и включив аппарат, я подошел к Маниному столу.
- Ну, как у нас продвигаются дела?
- Уже заканчиваю, - растягивая слова и продолжая заполнять бронировку, доложила Маня. Рядом с ней лежал загранпаспорт туристки, который меня очень интересовал по некоторым причинам. Я его взял и открыл не с последней страницы, как обычно, чтобы посмотреть, какие у туриста имеются визы, а с первой.
- Елена? – туристка, следившая за манипуляциями Мани, услышав свое имя, уже во второй раз за сегодня подняла на меня свои неописуемые глаза. – Очень приятно, Ираклий. Можно просто Гера.
- Почему - Гера? – я не удивился этому вопросу и объяснил Елене что к чему. Как хорошо, что теперь я могу ее называть по имени, а не «туристка», «клиентка» или «она».
              Дальнейшее обследование паспорта показало, что мы с ней одногодки, паспорту от роду два года, и за это время она успела побывать один раз в Венгрии и два раза в Египте. В это время размеренное бульканье кофеварки перешло в шипение, что означало – пора готовить чашки.
- Елена, вам с сахаром? – продолжая наслаждаться ее именем, спросил я.
- Да, пожалуйста. А какая чашка?
- У нас вот такие, фирменные. Классический офисный цилиндр. И у вас такая будет, каждый наш клиент получает в подарок. Чтобы было, что и кого вспомнить.
               Маня уже несколько раз во время моего общения с Еленой нервно ерзала на стуле, а тут даже оторвалась от клавиш и бросила на меня короткий взгляд с прищуром.
- И мне сахар не забудь. Помнишь, сколько?
- Конечно, Маня, конечно, две ложки на полчашки.
- Полторы.
- Хорошо, как скажешь. А вам,.. Лена? – я был на верху блаженства.
- Мне на четверть чашки одну ложку.
- Замечательно, - оформив заказ, я разнес чашки и взял свою, вдыхая бодрящий аромат.
- А что такое гюз..? – спросила Елена, сделав первый глоток.
- Гюз..? – не понял я.
- Ну, вы говорили, что забыли, как пахнет море и какие на вкус гюз…
- А-а-а! Гюзлеме! Это такие лепешки с начинкой. Их пекут на больших круглых плитах турецкие бабушки и заворачивают в них мясо или сыр с зеленью. Мне нравятся с сыром.
- Обязательно попробую.
       Нашу гастрономическую беседу бесцеремонно прервала Маня.
- Вот здесь и здесь подпишите, - она дала Лене договор, - с вас четыре тысячи двести двадцать гривен. С тебя, кстати, тоже, причитается, - это она уже мне.
- Ой, а у меня доллары, - извиняющимся тоном сообщила Лена. - Можно?
                Маня вопросительно посмотрела на меня.
- Вообще-то, мы доллары не имеем права брать. Но, если вам некогда бегать по обменкам, мы можем пересчитать по курсу… - я посмотрел на Маню.
- Восемь ноль пять, - сообщила она, сверившись с компьютером.
- По восемь ноль пять. Это получится, - я постучал по клавишам калькулятора, - пятьсот двадцать долларов. А я потом сам их поменяю. – Маня снова на меня прищурилась.
              Лена открыла сумочку, пошуршала в ней купюрами и положила перед Маней пять соток и одну двадцатку.
              Маня, забирая деньги, проинструктировала:
- Сегодня у нас двадцать шестое, летите вы двадцать восьмого, значит, за документами можно будет прийти завтра или получить уже в аэропорту.
- В аэропорту? – испугалась Лена. – А у кого?
- Да вот хоть у Ираклия, - ткнула в мою сторону пальцем Маня. – Он, я думаю, не будет против.
- Хорошо, - протянула Лена. – Если у меня завтра не получится к вам заехать, тогда - в аэропорту. Большущее вам спасибо! Так выручили! Пошла собирать чемоданы, - Лена встала, оправила плащ и направилась к выходу. – Спасибо за кофе, очень вкусный, - она улыбнулась и снова посмотрела на меня.
- На здоровье! Ах да, чашка, - я положил в пакет новенькую чашку с нашим логотипом в виде солнышка и прыгающего на его фоне дельфина, и с телефонами, один из которых, между прочим, был мой прямой, и вручил Лене.
- Вот это мой номер, - указал я на чашке свои координаты. – Чтобы вы меня в Борисполе не искали.
- Аптечку не забудьте! - вдогонку Лене крикнула Маня.
                Еще раз поблагодарив, Лена скрылась за дверью.

Глава ІV

     «Везет же некоторым!»
                Народная мудрость
               
         Сказать кому - не поверят. Но так оно и было на самом деле.
Повезлов любил - с кем не бывает? - посидеть в туалете, подумать, как он это называл.
         Однажды думал он как-то, думал и, наконец, закончил думать…
         На обычном месте, на крышке бачка, рулона не оказалось - закончился. Пришлось распечатывать новую упаковку, лежавшую рядом на стиральной машине. Едва он успел потянуть за край рулона, как тут же на пол упал зеленоватый лепесток прямоугольной формы, очень похожий на…
- Йоханы Бабай, - у Повезлова перехватило дыхание. Он снова потянул бумагу, и фокус повторился. После этого он уже не церемонился, стал разматывать рулон большими отрезками. Начался настоящий зеленый листопад. Когда его щиколотки практически скрылись в белоснежном сугробе, и туалетной бумаги в рулоне не осталось, Повезлов подсчитал выигрыш - получилось восемь тысяч шестьсот долларов в купюрах по сто! Все бумажки были новенькие, хрустящие и – он даже понюхал внушительного объема пачку - пахнущие достатком.
           В упаковке изначально было четыре рулона, запаянных в полиэтилен, теперь осталось три. Повезлов взял их и отправился на кухню продолжать издевательства над бумагой…
 
- Ты что, в мумию поиграть надумал? Честное слово, как дитя малое, - жена Повезлова стояла на пороге кухни, не решаясь входить. Вся свободная площадь малогабаритной кухоньки была занята длинными бумажными лентами. Если бы в квартире у Повезловых жил котенок, подозрение, конечно же, пало бы на него. Но никакого котенка у них не было, а мужа Светлана застукала прямо на месте домашнего преступления.
           Глава семейства, затерявшийся в ворохе туалетной бумаги, в этот момент выглядел как не от мира сего. Впечатление ненормальности довершали взъерошенные волосы и блуждающий по полу взгляд. Заметив что-то, он наклонился, поднял какую-то бумажку и сунул в карман штанов синего цвета, бывших когда-то спортивными, с отвисшими пузырями на коленях.
- Совсем тронулся, - решила жена и пошла обратно к себе в спальню. Но послышавшийся сзади шорох заставил ее обернуться. Мумия стояла позади нее.
               Среднего роста, на вид – лет тридцати пяти, с уже наметившимся от долгого лежания на диване брюшком, Повезлов был мягким и неконфликтным человеком. При определенной доле везения и главное – при желании он мог бы стать неплохим политическим экспертом, психоаналитиком или даже литератором. Так ему казалось. В молодости Повезлов неплохо играл на гитаре, чем, собственно, и очаровал свою нынешнюю жену, Светлану. Словом, ему бы подошла какая-нибудь теоретическая деятельность, можно даже с налетом романтики. А практик он был никудышний. Возможно, поэтому он не был образцовым супругом. Не в том смысле, что ходил налево. Вряд ли бы он в нынешнем своем положении смог на кого-то произвести столь сильное впечатление, чтобы оно закончилось мимолетным или более-менее продолжительным романтическим знакомством. Для подобных отношений, помимо склада характера и внешних данных нужны еще и кое-какие деньги. Именно они и были его главным недостатком. Денег у Повезлова не было.
               Обязанности кормильца полностью лежали на плечах жены. Вот она-то была, действительно, образцовой супругой. Практически безропотно тянула лямку весьма унылого бесперспективного существования; не имея детей, обеспечивала вниманием, пропитанием и одеждой себя и своего великовозрастного спутника жизни.
 - Ты где покупала туалетную бумагу? – просипел Повезлов. От волнения голос ему изменил, пришлось прокашляться. – Бумагу где покупала? – повторил он.
- Не хватает для мумификации? - съязвила Светлана, покачав при этом головой, как обычно качают дети, когда дразнятся. - В магазине, конечно.
- Понятно, что не в кинотеатре, в каком магазине? - не унимался Повезлов.
- Да что случилось-то?! Мне для тебя, конечно, туалетной бумаги не жалко, только объясни, зачем она тебе? И сними этот дурацкий наряд, - не выдержала Светлана, развернулась и ушла в спальню.
            Освободившись от бумажных пут, Повезлов пошел следом и сел на диван рядом с женой, смотревшей на него испепеляющим взглядом.
            Тридцать лет для женщины – не возраст. Вернее, многие из них считают, что за этим порогом скрывается уже чуть ли не пенсия и близкое знакомство с участковым терапевтом и более узкими специалистами. На самом же деле, в тридцать только начинается период истинного расцвета женской красоты, когда к формам присоединяется содержание, которого, в силу своей молодости, лишены многие юные девушки. И продолжается этот период расцвета порой за пятьдесят, а для некоторых не заканчивается никогда. Для тех, кого любят и кто любит.
            Светлана изо всех сил старалась не примкнуть к группе тридцатилетних пенсионерок. Лишенная подпитки со стороны мужа, она сама себя пыталась любить и, главное, не переставала верить, что нынешнее их положение – это не навсегда. Поддерживать себя во внешней форме помогало место работы – администратор в салоне красоты гораздо чаще, чем простая смертная, имеет возможность навести марафет, зачастую – бесплатно.
            О чувствах семи- или даже трехлетней давности и Света, и Повезлов уже практически забыли, вернее, иногда вспоминали, но как о чем-то давно виденном и, скорее всего, происходившем не с ними. Повезлов был для Светланы, как старый черно-белый телевизор: и выбросить жалко - останешься совсем без телевизора, и новый купить не за что. Счастливое прошлое было похоже на хорошее кино с красивыми актерами и хеппи-эндом. В жизни же не пахло не только хеппи-эндом, но и хеппи-настоящим, да и сами актеры уже изрядно поизносились.
            Но теперь у Повезлова появилась надежда принести в семью достаток, а вместе с ним - прежнюю Светку, ее улыбку и обращение к себе хотя бы по имени. А то в последние несколько лет имя Сергей вообще вышло из обращения, было заброшено на полку, он стал просто Повезловым.
            Сейчас, сидя на стареньком диване, покрытом чистым, но застиранным покрывалом неопределенного цвета, Светлана выглядела крайне раздраженной.            
            «Ну конечно, она же еще ничего не знает!» - объяснил для себя Повезлов состояние жены. Он подсел поближе, но Светлана, на всякий случай, отодвинулась, сохраняя интервал, равный их прохладным отношениям.
- Светка, ты не поверишь, - шепотом начал Повезлов.
             Судя по ее взгляду, она действительно не верила.
- Смотри, - Сергей полез в карман и достал пачку. - Это было в одном рулоне, восемь шестьсот, - пояснил он громким шепотом. Из другого кармана достал другую пачку, такую же по величине, - и вот еще. Столько же…
     Светлана, в отличие от других, ни разу в жизни не видела инопланетян. А если бы увидела, то смотрела бы на них примерно так же, как сейчас – на пачки денег. Долго смотрела, полуоткрыв рот. Наконец спросила:
- Это что?
- Это доллары, Свет, - объяснил Повезлов и ласково погладил верхнего Бендажмина Франклина.            
- Откуда они у тебя? – Света еще не пришла в себя и продолжала гипнотизировать портрет изобретателя громоотвода.
- Так я ж говорю – в бумаге. А ты думаешь, чего я к тебе пристаю: «Где купила, где купила»?
      Светлана подсела ближе, неуверенно взяла сверху одной из стопок купюру, посмотрела на свет - кажется, настоящие. Ну, ни фига себе! Ее зарплата за… пять или шесть лет. Доходы мужа были не в счет, да и сосчитать их было бы затруднительно, как и предположить, чем он будет заниматься завтра и насколько долго.
           Довольный тем, что удалось завладеть вниманием супруги, Повезлов начал излагать свое отношение к деньгам.
- Я вот что думаю, - он даже встал и начал ходить из угла в угол, как лектор на кафедре, нисколько не обращая внимания на пузыри на коленях, которые не слишком шли его профессорскому образу.
- В упаковке из четырех рулонов, - размеренно и уверенно начал он, как будто читал условие задачи, - с долларами было два. Как они туда попали - бог его знает, но если они попали в эти рулоны, значит, могли попасть и в другие! – почти закричал Повезлов. - Ну, так где ты их брала? – повторил он свой вопрос уже спокойнее, снова присев на диван.
- Чего ты разорался? Давай сейчас всем соседям сообщим, что у нас доллары появились.
- Ты права, ты права, - согласился Повезлов, еще сильнее убавив громкость. Сейчас он готов был согласиться с чем угодно, лишь бы узнать, откуда у них дома появилась такая замечательная бумага. – Где-е-е? – взмолился он.
           Светлана чуть подумала, вспоминая, и доложила:
- В "Мегаполисе", позавчера.
- Ч-черт! – снова вскочил Повезлов. - За два дня могли раскупить. Давай так: я иду в "Мегаполис", скупаю всю оставшуюся бумагу. Надо взять этикетку, чтоб не спутать. Тебе на работу когда?
         Светлана посмотрела на стенные часы:
- Через два часа. А если спросят, зачем тебе так много?
         Повезлов думал недолго:
- Скажу, что открываю платный туалет. Я возьму двести долларов, думаю, хватит. Где наш калькулятор?
          Не вставая с дивана, Светлана протянула руку в сторону, взяла с висевшей рядом книжной полки калькулятор и подала его мужу. Постучав немного по клавишам, Повезлов назвал решение задачки:
- Получается сто тридцать упаковок, в каждой - по четыре рулона. Нет, двухсот может не хватить, возьму лучше четыреста баксов.
- Сбрендил? – вмешалась жена. - Лучше синица в руке, тем более такая жирная. Посмотри на диван, ему шестнадцать лет, нормальные диваны столько не живут. Давай лучше новую мебель купим, машину, мы за границей ни разу не были... Стыдно сказать – новое белье уже целый год как не покупала! Но тебе это не интересно! - Светлана из двух кучек складывала деньги в одну аккуратную стопку и готова была продолжить перечисление своих желаний. Похоже, их перечень был уже давно заготовлен, только оглашать его раньше не было ни малейшего смысла.
- Интересно, - выдавил из себя Сергей.
- Что интересно?
- Про белье, - уточнил Повезлов.
- Да ну тебя! – Света махнула рукой. - Считай, что ты выиграл в лотерею, сорвал джек-пот, и давай на этом остановимся.
- Да пойми ты, Светка, там может быть еще десять, двадцать таких рулонов. Эти четыреста баксов – это же инвестиция.
- Инвестиция во что? В место на кладбище? Такой умный, да? А как они, по-твоему, туда попали?
            Повезлов на это ничего не смог ответить. Увлеченный сбором наличности, он как-то даже не задумался, откуда такая щедрость? Ну, не станет же производитель бумаги выбрасывать такие деньжищи коту под хвост, в конце-то концов! Или не коту, не важно.
- Да, все как-то слишком сказочно, - согласился Повезлов, почесывая небритый подбородок. В словах жены был резон.
- Странно все это, - подтвердила Светлана уже спокойнее. – Приятно, конечно, только я почему-то боюсь.
- Но и не попробовать еще раз тоже глупо. Хорошо, давай не будем пороть горячку, - не хотел сдаваться Сергей. - Можешь сегодня пропустить работу? Скажи, что заболела, или пусть Надька подменит. Ты же ее подменяла, когда у нее малой заболел.
         Света уже сложила деньги и положила их себе в карман халата – так надежнее будет. Она посмотрела на мужа вопросительно. Протестовать перестала, значит, начала колебаться, - отметил про себя Повезлов и продолжал:
- Не будем привлекать внимания, - снова перешел он на тон лектора. - Сколько упаковок не бросается в глаза? – спросил Сергей и сам же ответил: - В обычном магазине - одна-две. "Мегаполис" - оптовый супермаркет, там даже четыре упаковки в одни руки - это нормально, все гребут побольше, потому что цены оптовые. Для верности ограничимся двумя на каждого. В упаковке четыре рулона, значит, за одну ходку мы сможем принести 16 рулонов и если…
          Жена не дала договорить и сама продолжила мысль:
- И если половина снова будет с деньгами, тогда мы получим… - она оглянулась по сторонам, ища калькулятор. Но тот оставался у Повезлова, он быстро решил очередную задачу, подошел к Свете и на ушко прошептал ответ. И еще что-то прошептал, от чего Светлана опустила глаза.
          …В магазин они отправились буквально через час.
   
Глава V

             «Среднестатистический человек
             проводит в туалете около двух лет жизни»
                Кто-то подсчитал

              Глядя со стороны на полубегущих по улице мужчину и женщину, никто бы ни за что не подумал, что они могут направляться в магазин. Скорее можно было решить, что они опаздывают на поезд. Вот только багажа при них почему-то не было.
 - Смотри еще раз: тебе нужна… вот такая бумага, другую не бери, а то придется… папье-маше осваивать, - Сергей, не совсем ровно дыша, на ходу достал две заблаговременно приготовленные этикетки, одну отдал жене, другую оставил себе.
- Нашел, кого учить! - возмутилась Светлана. - Я, если ты заметил,.. последние несколько лет только эту бумагу… и покупаю. И вообще, давай сбавим скорость,.. а то уже люди оглядываются.
              Остаток пути они постарались преодолеть более-менее размеренным шагом. Но темп у них получился все равно рваный, время от времени их желание поскорее разбогатеть снова перемещалось в ноги, и Сергей со Светланой переходили на легкую трусцу. В итоге, расстояние, на которое обычно уходило минут двадцать, они преодолели за двенадцать с половиной. С одышкой и горящими от возбуждения глазами они остановились недалеко от входа в магазин.
              Под ярким апрельским солнцем «Мегаполис» сверкал хромом и пел голосом Сердючки: «Хорошо, все будет хорошо», заглушая воробьев, собравшихся на митинг возле мусорного бака.
- Здесь мы разделимся,.. ты иди первая, а я покурю - и пойду следом… Идем в разные кассы, встречаемся дома, - отдавал последние указания Повезлов, восстанавливая дыхание.               
             Он подошел к митингующим воробьям и закурил. Света пошла к магазину и вскоре скрылась за стеклянными дверями, гостеприимно разъехавшимися в стороны при ее приближении.
            Людей в этот ранний час - около одиннадцати - было немного. Прошла пожилая женщина, везя за собой пока еще пустую сумку на колесиках. Почти бесшумно прошуршал мимо Повезлова подросток на велосипеде, остановился у ограды, пристегнул тросиком своего коня к металлическому парапету и тоже был проглочен «Мегаполисом». Подъехал «Шевроле» самого распространенного цвета - серебристый металлик, - из которого пулей выскочил молодой мужчина, и сразу же побежал в магазин, на бегу нажимая кнопку сигнализации на брелоке. В дверях он ненадолго задержался, ожидая от машины ответного мигания фарами и легкого «пи». «Шевроле» ему подмигнула, пикнула, и этот мужчина тоже скрылся в мегамаркете.
            Повезлов решил, что пора и ему, бросил окурок в птичью толпу и отправился за удачей. Вслед ему понеслось возмущенное чириканье, в котором без труда можно было разобрать нецензурную птичью брань.
            Сергей взял тележку и покатил вдоль рядов, сначала к продуктам, для отвода глаз. Навстречу, уже нагруженная, везла свою добычу Светлана. Заговорщики даже не взглянули друг на друга, но две упаковки бумаги в Светкиной тележке Повезлов не смог не заметить. От радости он даже начал напевать что-то из Джо Дассена:
                Па-бам,
                па-ба
                ба-бам…
            Он так увлекся, что сам не заметил, как перешел на легкое посвистывание. Возле рыбных рядов его вернула к чувствам та самая пожилая женщина, с сумкой на колесиках:
- Не свистите, мужчина, денег и так не густо.
               Повезлов про себя ухмыльнулся: «У кого – как, у кого – как…», но все же оборвал арию на полусвисте и покатил дальше. Доехал до молочного отдела, взял пакет молока, сметану, проехал через хлебный, захватил батон. Так, теперь направо, к главной цели.
               Завернув за хлебный ряд и выехав на широкий проспект между полками с бытовыми мелочами, Повезлову захотелось сразу же повернуть обратно. Но было поздно.
               Возле секции с туалетной бумагой стоял молодой человек и грузил в свою тележку знакомые белые упаковки. Увидев Повезлова, он оторвался от работы и уставился на Сергея, оценивая степень опасности. На всем длинном ряду никого, кроме них двоих, не было, поэтому Сергей был как на ладони. Пришлось привлечь на помощь все, что было у него актерского, и продолжать движение, как ни в чем не бывало.
              «Это тот самый торопыга, из «Шевроле», - соображал на ходу Повезлов, подчеркнуто сосредоточенно рассматривая полку с мылом. На всякий случай взял один брикетик, понюхал, положил на место. Взял другой, не переставая боковым зрением следить за соперником. Шевролешник тем временем развернулся и покатил к кассе. Повезлов почувствовал, что к нему повернулись спиной, и осмелился прямо посмотреть на спину удаляющегося конкурента.
                Ничего особенного: средний рост, коротко стриженый, ветровка и джинсы – неброские, цвета мокрого морского песка, на ногах – домашние тапки. Ничего особенного… Домашние тапки?! – встрепенулся Сергей. Но возможности убедиться, не ошибся ли он, уже не было – мужчина скрылся за рядом со стиральными порошками.
                Сергей постоял возле мыла еще чуть-чуть, а потом довольно резво, чтобы еще кто-нибудь не захватил стратегическое пространство, поехал к освободившимся стеллажам. Возле полки с туалетной бумагой челюсть у Повезлова сама собой поползла вниз - там было пусто. Сергей смотрел на нее, как на троллейбус, закрывший двери перед самым носом. Он даже оглянулся по сторонам, как бы ища сочувствия, но вокруг никого не было.
                Если быть точным, то и полка была не совсем пуста. Пусто было то место, возле которого копошился шевролешник. А именно там еще минуту назад было полным-полно «Туны». Рядышком спокойно стояли «Кохавинки», «Зевы», «Аро» и прочие подвиды туалетной бумаги. А «Туны» не было, ни единого клаптика. Поняв, что опоздал, Сергей медленно поплелся к кассе. Ему хотелось плакать.               
              Уже выезжая из ряда, где-то в районе стиральных порошков, в поле его рассеянного зрения и не совсем ясного в тот момент сознания попал белый брикет. Ну, да, это она, «Туна»! Сергей схватил упаковку так быстро, как хамелеон своим языком хватает зазевавшуюся букашку. Видно, кто-то взял бумагу себе, а потом передумал и положил, где попало.
              «Что ж, одна лучше, чем ничего, - приободрился Сергей. - И, все-таки, шевролешник… Кто этот гад? Если такой же, как мы со Светкой, искатель сокровищ - тогда ничего. А если это «хозяин» баксов - тогда плохо дело, он меня видел в лицо и даже внимательно рассматривал. На всякий случай, надо посмотреть, чтобы его не было возле входа. Ишь, как его припекло, прямо в тапках прискакал».
- Мужчина! С вас сорок восемь гривень двадцать шесть копеек. Мужчина! Не задерживайте очередь!, - девушка на кассе начинала выходить из себя. Надо же, начало дня - и сразу настроение портят. 
- Извините, - Сергей достал кошелек и протянул полтинник кассирше, оглянулся – очереди-то на самом деле никакой и не было, сзади только пожилая дама выложила на резиновую ленту конвейера свои покупки и сверлила ненормального покупателя сердитым взглядом.
- Я его еще в зале приметила. Ходил, песни свистел, - доложила бабушка кассирше, как только Повезлов расплатился и отъехал от кассы к столам для укладки товара. - Я ему говорю: «Не свисти, денег не будет», - а он ухмыляется. Не с собой мужчина, это точно. Сколько с меня, доченька?..
              Покупки Сергей сложил в пакет, при этом бумагу положил на самое дно, чтобы не было видно. Подошел к выходу и осмотрелся. «Шевроле», вроде, не видно, Светки - тоже, путь свободен.
              По дороге домой Повезлов то и дело опускал руку на дно пакета и прощупывал каждый из четырех рулонов. Вроде бы, в двух из них чувствовалась какая-то посторонняя жесткость, чего у двух других не было. Но стоило ему вынуть руку, а через время снова полезть с очередной инспекцией, как жесткими казались уже те рулоны, которые до этого были мягкими, и наоборот. Основательно запутавшись в своих тактильных ощущениях, Сергей наконец-то добрался до квартиры.
              Света уже успела разделаться со своей частью - теперь бумага была не только на кухне и в туалете, но и в коридоре, и в спальне, и даже в зале.
- Ну? – с порога шепотом прокричал Сергей.
- Дверь закрой, - Света уже успела заразиться бумажной лихорадкой. Заколка на ее волосах съехала на правую сторону, глаза стали непривычно широкими и блестели, даже помада на губах почему-то была размазана, а на щеках играл румянец, переливаясь разными оттенками возбуждения. – Есть! Еще четыре! Давай свои.
              Она выхватила из рук мужа пакет и стала вынимать его содержимое. Сначала были извлечены молочные продукты, а потом уже и упаковка «Туны». Света для верности вытряхнула опустевший пакет и вопросительно посмотрела на Сергея.
- Я забрал последнюю, - Повезлов стоял, понурив голову, словно получил двойку.
- Как последнюю?! – От такой новости Светлане пришлось присесть на стул. - Там же еще куча бумаги была, когда я уходила!
- Я же предупреждал: не мы одни в туалет ходили и не мы одни теперь бегаем по магазинам. Прямо передо мной один тип в тапках забрал. Всю. Я и эту-то нашел в другом месте, случайно. – Сергею снова захотелось плакать и, чтобы этого не допустить, он присел на корточки и стал собирать бумагу, устилавшую пол.
- Ладно, не скули. Продолжаем операцию, - Света взяла упаковку и уже привычным движением разорвала полиэтилен. Через четыре минуты все рулоны были выпотрошены, но, увы, безрезультатно.
- Наверное, эта упаковка там уже давно стояла, еще до того, как завезли партию с начинкой. Пойдем пить кофе. - Сергей глубоко вздохнул и взял Свету за талию. - Чего смеешься?
- Да так… Подумала: сколько людей каждую секунду ходят в туалет, а выходят оттуда счастливыми не все. А уж богатыми – и подавно.

Глава VI

             «Дела давно минувших дней,
             Преданья старины глубокой»
                «Руслан и Людмила»
                А.С.Пушкин

             Поселок городского типа, в статистическом просторечии - пгт, под милым названием Задовцы, по иронии судьбы, приютил на своей живописной территории целлюлозно-бумажную фабрику, на которой, в числе прочего, производилась и туалетная бумага. Сами задовцы, то есть жители Задовцев, на судьбу не жаловались - почти все взрослое население забросило неприбыльные сады и грядки и перешло работать на фабрику, где приличную по сельским меркам зарплату платили вовремя, да к тому же натурой выдавали по четыре рулона в месяц. На семью из трех человек хватало с головой. Если, конечно, печку этой натурой не растапливать.
               А что название малозвучное – так это ерунда. Было бы из-за чего расстраиваться. Задовцы говорят, что, на самом деле, они садовцы, и поселок их правильнее было бы называть Садовцы. В подтверждение они кивали на соседний поселок - районный центр Огородцы. У них, мол, раньше были огороды, а у нас - сады. Но и Задовцы – тоже название ничего, не самое плохое.
              Почему вдруг Садовцы стали Задовцами, уже никто толком объяснить и не сможет - слишком много времени прошло после их переименования. Говорят, было это еще в середине прошлого века, в послевоенные годы, когда Задовцы были еще заурядным селом, но что да как – поди узнай. Самыми ходовыми в Садовцах считаются две версии: одна полунаучная, этимологическая, другая – бытовая, из разряда баек, так, чтобы народ посмешить да самим посмеяться.
              Получнаучная версия опирается на местную речку Довец. Так как Задовцы стоят на противоположном от райцетра берегу Довца, то есть за ним, значит, и называть это село стоит За-Довец. Но живет-то в этом селе не один задовец, их много, считай, тыщи полторы будет, и все поголовно - задовцы. Это если бы они жили на другом берегу, поближе к райцентру, тогда их, наверное, называли бы Передовцы. Но родину, как говорится, не выбирают. Вот и выходит, что правильное название села – Задовцы, то есть те, которые живут за Довцом.
              Кстати, среди тех, кто живет за Довцом, до сих пор еще здравствует главный персонаж второй версии переименования села - дед Мандарин. Эту легенду любят смаковать, в основном, задовские бабушки, когда присядут на лавочке у ворот и начнут баловать себя воспоминаниями о молодых годах, а кому зубы позволяют – еще и семечек пощелкать.
              В середине прошлого века Мандарин был еще при белоснежных зубах и буйной шевелюре цвета заходящего солнца. Кстати, из-за этой шевелюры он, собственно, и получил свое прозвище. Вот как это было.
              Председатель колхоза «Наследие Мичурина», в который входили и Садовцы (по легенде, село тогда именно так и называлось), однажды перед Новым годом привез из Киева килограмма два мандаринов. По такому случаю собрались все в местном клубе – большой избе, служившей одновременно и конторой садовского отделения колхоза.
- Это шо ж за хрукт такой? И не яблуко, и не груша, - обсуждали бабы выставленные напоказ диковинные фрукты, поместившиеся в одной корзине, стоявшей на столе посреди избы. Вокруг стола собралось уже целое женское общество, внюхиваясь в незнакомый, но приятный, какой-то зимний аромат.
- Мяконький какой, прям как у моего Гриця пониже спины! – Параска, дородная бабенка с красными от мороза щеками, повертела в руках оранжевый плод, впервые попавший в их края, и положила его обратно в корзину к остальным двум килограммам экзотики.
              Бабы, сгрудившиеся вокруг корзины, сравнение с Грицевой «пониже спины» встретили дружным хохотом, который уместнее было бы назвать реготом. Так умели раньше смеяться только в селах, от души и незлобно.
- А у мого дида там - як слыва сушона, - развила тему Семеновна, старушка с лицом, похожим на такую же сливу, полежавшую недели две на солнце. Бабы взорвались хохотом еще громче и дружнее.
- А пахне начебто смачно! Це я про хрукты, - посчитала нужным уточнить Параска и спровоцировала новый приступ смеха.
              Мужская половина садовцев сидела тем временем в дальнем углу, размеренно попыхивала самокрутками и молча наблюдала за бабьим кудахтаньем.
              Сам Грицько, семилетний парнишка в здоровенных валенках и стеганой телогрейке грязно-черного цвета, стоявший возле матери, так и не понял, из-за чего поднялся такой галдеж. Он только задрал голову, чтобы лучше было видно мамку, и вытер рукавом телогрейки два ручейка под носом, которые стали чересчур уж полноводными после мороза.
              Тут дверь открылась, и вместе с большим облаком пара в избу ввалился председатель. Утихомирив баб, он перешел сразу к делу. Поздравил, как полагается, с окончанием года, подвел итоги по колхозу и по самим Садовцам, пожелал успехов в новом году и после этого подошел к корзине.
- А це, товарыщи, – подарунок вид колхозу «Наследие Мичурина» вашому селу до Нового року! – Он взял один плод и объяснил: - называеться це «мандарин», росте вин в теплых краях на дерЕвах, видноситься до симейства цитрусовых. Всередыни дилыться на долькы, - для убедительности председатель начал снимать с мандарина кожуру, - всередыни долек иноди попадаються кисточкы.
              Одна долька у всех на глазах отправилась прямо в рот председателю, после чего он закатил глаза от удовольствия, а по избе распространился волшебный, незнакомый аромат.
- Дуже смачно! – причмокнул он и пошел по рядам раздавать каждому по дольке. Закончился один мандарин, он очистил еще, после этого еще и еще, пока каждый садовец не попробовал тропический плод.
              В корзине еще оставалось достаточно много мандаринов, их он вручал уже целиком. Раздачу остатков председатель начал с самых маленьких садовцев. Дошла, наконец-то, очередь и до Гриця.
              Получив свой цитрус, он немного повертел его в руках, понюхал, а потом возьми, да и ляпни:
- На Тымофия схожий!
              Тимофей только-только приступил к дегустации мандарина, очистил его и понес было дольку ко рту, но не донес. Почувствовал, что все обернулись на него и стали оценивать, насколько метким оказалось сравнение Грицька. Долька мандарина, как назло, продолжала висеть у рта, давая возможность сравнить цветовую гамму шевелюры и цитруса. Справедливости ради стоит сказать, что Грицько не был дальтоником. Если бы долька мандарина каким-то образом попала в волосы Тимофея, искать ее пришлось бы долго всем селом.
              Так юный мичуринец Грицько перекрестил Тимофея в Мандарина.
              Но это была только часть легенды, которая проливала свет на происхождение прозвища Мандарин. И именно эта версия выглядит весьма правдоподобно. Дальше же начинались несколько путаные рассказы о метаморфозе Садовцев в Задовцы. Сколько старушек собиралось на лавочке, столько и было версий. Но многих из них объединяла одна, главным персонажем которой был Мандарин.
              Молодой Мандарин частенько с компанией заглядывал в соседние Огородцы, в местный колхозный клуб. Огородцевские девчата, непонятно почему, были озорнее и, как казалось садовцам, даже покрасивее своих. К тому же, в Огородцах находилось правление колхоза, а значит, и в магазине, кроме соли, сахара и спичек иногда можно было застать еще пяток наименований еды и даже носки.  Дороги в Огородцах местами были усыпаны щебенкой. Но имелась достопримечательность по тем временам и вовсе ослепительная: возле клуба стояли два фонарных столба. Правда, из соображений экономии, свет они давали по очереди.
             Под каждым столбом было по лавке - широкие длинные доски, положенные на пни. Под горевшим фонарем обычно кучковались те, кто еще не оформился в пару, здесь всегда бывало шумно. Такую лавку называли светлой, противоположную - не темной, что было бы логично, а теплой. Наверное, потому, что на ней уединялись парочки. Благо, лавка была длинная, и, при наличии сформировавшихся пар, на ней могли разместиться сразу десять человек, по пять от каждого пола. А если потесниться, можно было приютить и еще двоих. Но такое случалось редко - не так много молодежи было, даже в двух селах сразу. А из тех, кто кружил вокруг светлой лавки, многие были еще слишком молоды, и себя на теплой лавке могли представить разве что в горячих молодых снах.
             Когда на «дежурном» фонаре перегорала лампочка, председатель колхоза лично приносил большую деревянную лестницу, карабкался на самый верх соседнего столба и менял там лампу, а перегоревшая на соседнем столбе, еще недавно бывшая светилом для садовской и огородцевской молодежи, а теперь умершая, продолжала оставаться в патроне, стережа место для своей преемницы.
- Проведем ротацию кадров, - шутил председатель, и в тот же вечер население светлой и теплой лавок менялись местами, как футболисты - воротами после перерыва.
             В общем, когда у Мандарина появилась своя пара, он участвовал в ротации уже на стороне команды теплой лавки. Звали ее Анюта, и была она девушка хорошая, Мандарину нравилась.
             Посидели они на лавке первую половину августа, а на вторую половину перебрались в другое место, хоть и комариное, зато подальше от всех - над невысоким, но крутым берегом Довца, в небольшом густом ольшанике. Недели две они там птиц слушали да на реку смотрели, а потом поссорились из-за какой-то ерунды, как часто бывает в их возрасте, когда друг другу уступать еще не научились, даже в пустяках. Помириться они так и не успели - еще через пару недель Тимофея забрали в армию…
             …Пока у Анюты живот вырос до нескрываемых размеров, Мандарин уже успел присягу принять. А вскоре к нему в часть и отец Анны пожаловал, не поленился. Злющий приехал! Хуже замполита. А уехал от Тимофея еще злее. На прощание он от души пожелал:
- Чтоб ты, гаденыш, жил, как в заднице!
             И приложил к исполнению пожелания всю силу своей оскорбленной души, а также полномочия, недостатка в которых не испытывал. Вернулся Анин отец в Огородцы и на следующий же день во всех документах по Садовцам, которые только нашел в конторе, букву «С» исправил на «З». Сделать это ему было легко, потому что он-то и был председателем колхоза. Руководство района, конечно, пришлось ублажить: кому – поросенка, кому – теленка, кое с кем в баньку сходил да на охоту. Но слово свое он сдержал. Что же касается Анюты – отец смог выдать ее замуж за инженера, приезжавшего в Огородцы на пару месяцев помогать осваивать новый трактор. Он ее потом с собой в город и увез.
             Так рассказывали задовские бабушки. Но веры их рассказам особой не было, хотя бы потому, что ни одна из них в воинской части ни разу в жизни не была, а замполитов они себе представляли, наверное, рогатыми с восемью звездочками на лампасах. Тем не менее, мандариновскую тему они с удовольствием развивали при любом удобном случае.
              В общем, жители Задовцев свыклись с названием своего села и даже почти его не стыдились. Разве что негласно наложили табу на слова, имеющие в своей основее «зад». Ухищрялись как могли, но из обихода постарались исключить все формы этого слова: во-первых, сам «зад», затем – «задира», «задрипанный» … Пострадали даже такие безобидные и полезные в хозяйстве «задвижки», «задворки» и «задачи». Особые трудности поначалу пришлось испытать, избегая слов «сзади» и «назад». Приходилось как-то изловчаться и говорить: «Если обернуться, тогда будет прямо» или «Прямо за спиной», «Там, где лица нет»… Впрочем, вскоре такие лингвистические строгости надоели, задовцы почти перестали комплексовать, особенно молодежь. Только старшее поколение когда-никогда продолжало вставлять в речь такие непривычные для посторонних ушей обороты.
              Мандарин тоже придерживался заведенной в Задовцах лексики, хотя и считал, что подобные строгости излишни. Если уж живешь в Задовцах, то никакой зад тебе уже нипочем.
               На фабрике Мандарин работал ночным сторожем, день через два. Плюс пенсия, плюс бесплатная туалетная бумага и небольшой огородик - жить можно было. И даже не так, как обещал папаша-председатель. 

Глава VII

              «Один американец в год потребляет в среднем 20 кг бумажных    
              гигиенических средств;
              один житель Западной Европы – 10 - 12 кг;
              один украинец – 1 рулон в месяц или 1,5кг в год»
                Исследования аналитиков бумажного рынка

               В один из солнечных апрельских деньков, накануне описываемых событий, Мандарин с весенним удовольствием шлепал по лужам, возвращаясь со смены. Щуря свои семидесятичетырехлетние глаза, уже знакомые с катарактой, он мурлыкал какой-то мотивчик, по качеству исполнения соперничая с приемником, потерявшим волну. Выспался он на смене преотлично, даже не заметил, как уехали ночные визитеры. О том, что ночью была профилактика оборудования, он решил помалкивать – документ-то он у хлопцев не взял, а начальство, так же как и Йосиповна, могло не поверить. Еще подумали бы, что он и вправду напился.
             Подмышкой у Мандарина была зажата бумажная часть зарплаты, остальные триста гривень лежали в кармане ватных штанов. Не заходя домой, Мандарин завернул в посмаг.
- А-а, здрасьте-здрасьте, Мандарин-Оглы! С получкой тебя! - поселковая продавщица Зинка, досконально знавшая привычки односельчан, достала с полки две бутылки пива. Мандарин после смены всегда брал два пива, ничего крепче почти никогда не употреблял.
- Дякую, Зинка-Апельсинка, и дай-ка мени ще рулончик туалетного папиру.
- Иди ты в… обратном направлении, шутник выискался! 
               Туалетную бумагу в Задовцах покупали, разумеется, только приезжие, а свои Зинку уже достали этой шуточкой.
               В магазин вошел очередной покупатель, местный бизнесмен Иван Копылко, промышляющий скупкой и перепродажей мяса. Видимо, он тоже был в весеннем настроении.
- Привет, Зинуля, мне туалетную бумагу и хлебушка. Доброго дня, Мандарин.
- Вы шо, сговорились?! - Зина уперлась кулаками в прилавок и придала взгляду суровости. В городе на рынке она однажды видела, как мясник в такой позе продал какому-то очкарику жилистый кусок мяса пополам с костями по цене вырезки. Но на Мандарина и Копылко злая Зинка подействовала прямо противоположно - они дружно рассмеялись, настолько комично выглядел гнев продавщицы, в принципе, добрейшего создания.
- Ладно, Зин, правда, родственники приехали, бумага закончилась, - успокоил ее Копылко, - она у нас по чем? Не помню, когда последний раз и покупал.
- Да ее у нас и нету, - начала приходить в себя Зина, - я на фабрику сказала, шоб и не привозили, лежит тут месяцами.
- На тоби, Вань, рулончик, а мени сигарет купи, - пришел на помощь Мандарин. – Мени одному забагато.
                Зина проворно положила на прилавок «Приму» без фильтра, Мандарин из своей упаковки отдал Ивану один рулон, забрал пиво и сигареты.
- Ну, бувайте здорови.
- И тебе – не кашлять, - попрощалась Зинка.
                Зайдя к себе во двор, старик устроился поудобнее на верхней ступеньке крыльца, открыл бутылку пива, закурил сигарету и с наслаждением сделал первый глоток:
- Э-э-эх, хорошо! - от удовольствия он даже причмокнул. После бесконечной холодной зимы первое по-настоящему весеннее солнце погнало кровь по стариковским жилам, аж щекотно стало. - Э-э-эх, хорошо! – повторил Мандарин.
                Допив первую бутылку и докурив сигарету, дед решил сделать перерыв. Взял рулончик из початой упаковки бумаги и скрылся за дверью уборной, такой же обветшалой, как и он сам.
                Через несколько минут, придерживая на ходу штаны, он просеменил по дорожке в дом. Оставшаяся открытой дверь уборной демонстрировала устланный белой подушкой пол…
                «Що ж з ними тепер робыты?», - думал Мандарин, спустя некоторое время открывая вторую бутылку пива. И правда, на что ему, старику, такие деньжищи? Ладно бы дети были или вообще какая-никакая родня, а то ведь торчит на земле один, как дым от костра. Сколько было в рулоне в переводе на гривни, Мандарин себе не представлял, но много, очень много. Эх, жаль, что только в одном рулоне.
                Стоп! Ванька! Так-так-так, что же делать, что же делать? Может, он еще не успел распаковать? Дед закрыл бутылку крышкой, запер дверь и, как мог, быстро побежал к Копылко, на ходу соображая, под каким предлогом ему лучше войти во двор.
- Валя, я у вас свои окуляры не забував? - задыхаясь от бега, спросил Мандарин, так ничего толкового и не придумав.
                Валя, невысокая крашеная блондинка в модном фиолетовом велюровом спортивном костюме - все-таки жена бизнесмена, - проходила по двору с миской, в которой лежали свежеснесенные курами яйца, но на словах деда остановилась и вопросительно уставилась на Мандарина.
- Чего такого? - первым не выдержал паузы старик, - окуляры, кажу, загубыв, не бачыла ниде?
- Видела, - протянула Валя. - Ты вообще в порядке? Как себя чувствуешь?
- А шо? Гарно, погодка шепче. Так де ты их бачыла?
- Так от же ж они, - Валя ткнула пальцем прямо в переносицу старику. Он пощупал место, куда указывала соседка - и правда, очки были на нем. Ах, да! Когда рассматривал деньги, надел, а снять - не снял.
- Точно! Ай да дид, зовсим поганый стал. Я тут нещодавно на роботу ледь не запизнывся, сапоги шукав, а воны на мени булы. Хе-хе-хе! – как-то неубедительно рассмеялся старик. А молочком не прыгостыш?
- Да у нас родня гостит, все уже выпили, а обедней дойки еще не было.
- Э-э-э.., - задумался Мандарин, почесывая небритый подбородок, - фонарик дай, у погриб злазыты, в мене батарийкы силы.
- Вань! - закричала Валя куда-то в глубину двора. - Принеси дедушке Тимофею фонарик! - и пошла в дом…
                Когда с фонариком появился восьмилетний Ванька, младший из Копылко, отдавать его было некому. Мальчик остановился посреди двора, огляделся по сторонам и позвал:
- Ма! А где Мандарин-то?!
                Не дождавшись ответа от матери и не обнаружив Мандарина, Ванька прикрыл дверь туалета, который стоял почему-то нараспашку, и пошел относить фонарик на место.

Глава VIII

             «Из всех разновидностей червей
             самый отвратительный – червь сомнения»
                Вывод вермиколога.
                (Вермикология – наука о червях)
               
- Я смотрю - личная жизнь налаживается? – перекладывая бумаги у себя на столе, проговорила Маня.
- А? Ты о чем?
- Можно просто Гера… Я сам поменяю… Вам сколько сахару?.. – передразнила меня Маня. – С чего бы это столько обходительности? Готовишь себе попутчицу?
- Да брось, просто проявил элементарную вежливость. Вежливым же быть не наказуемо?
- Не наказуемо, не наказуемо, - согласилась Маня. – Ты чашку-то опусти, это не твоя, а ее, между прочим. Ишь, вцепился. Смотри - не пей, а то еще узнаешь, что она на самом деле о тебе думала.
                Действительно, я и не заметил, как у меня в руках оказалась чашка, из которой пять минут назад пила Лена. Внимательно осмотрев ее, я с удовлетворением отметил, что следов помады не было, и, не послушав совета Мани, отхлебнул остававшийся в ней кофе. Мыслей никаких вместе с кофе я не проглотил, почувствовал только слегка уловимый запах духов. Каких – не знаю, но я их сразу же полюбил.
- Так, ладно, - вернул я себе деловое настроение. – Ты бронировочки уже отправила?
- А как же, - продолжала дуться Маня.
               Собственно говоря, я не считал, что у нее может быть какой-то конкретный повод для ревности. Наши отношения близкими назвать было никак нельзя - кроме работы, мы больше нигде не виделись, у каждого была своя жизнь. Да, наверное, нас можно было назвать друзьями. А что там Маня могла еще нафантазировать помимо дружбы - я как-то не задумывался. Или это обычное собственническое чувство вышло наружу? Она же привыкла, что раньше с девяти до шести единственной женщиной в моем окружении была она. Туристки были не в счет, я с ними общался только потому, что им надо было куда-то ехать, а мне нужны были деньги. А тут Маня почувствовала, что мое общение с Леной вышло за рамки стандартного. Что ж тут поделаешь? Маня не в моем вкусе, а Лена… Выводы делать рано, но спокойно работать я сегодня уже не смогу, это точно.
- Ну, вот, я так и знала! – пока я предавался размышлениям о взаимоотношениях полов, Маня не бездельничала. У нее на столе уже стоял детектор валют, извлеченный из сейфа, а в руках она держала стодолларовую купюру. – Она нас кинула! На сто баксов!
- Не может быть! – я оставил чашку у себя на столе и мигом очутился возле Мани. Взяв у нее купюру, я вставил ее в прорезь детектора. Он сначала затянул бумажку внутрь, потом, распробовав, выплюнул обратно и зажег зеленую лампочку.
- Ну, и? Все нормально. Ты слишком предвзята, - у меня камень с души упал, не хотелось бы разочароваться в этих глазах.
- Ничего не понимаю. Он же только что красным светился, - Маня, в свою очередь, еще раз отправила купюру на экспертизу. Зеленый! Еще раз – зеленый. Еще раз – не успокаивалась Маня – красный!
- Ага! Я же говорила, – она отодвинулась от стола, чтобы освободить мне пространство для обследования детектора. Действительно, лампочка горела красная.
- Может, испортился? - с надеждой произнес я.
- Щас, испортился! На этих почему-то не портится, - Маня поочередно отправила в прорезь другие купюры, оставленные Леной, и всем им был дан зеленый свет.
             Я взял спорную купюру, пошел к своему столу, сел, включил настольную лампу и стал пристально изучать это произведение искусства. Купюра была новехонькой, в нужных местах шершавой; там, где положено, просвечивались водяные знаки; вшитая ленточка тоже была на своем месте. Не удивительно, что детектор колебался со своим вердиктом, что уж говорить о человеке. Я по-прежнему считал, что это какая-то ошибка аппарата, или, на худой конец, заводской брак. И уж тем более я и в мыслях не имел предположить злой умысел со стороны Лены. Но червячка, рожденного обвинениями Мани, очень уж хотелось скормить птицам или рыбам, чтоб не шевелился больше.
- Это точно ее купюра? – на всякий случай, робко поинтересовался я.
- Ты что? – взгляд Мани изображал крайнюю степень негодования.
- Хорошо-хорошо, раз уж ты так хочешь, я сейчас проверю наверняка. Давай все деньги.
- Чего это я хочу?
- Доказать, что нам попалась фальшивка.
- Не попалась, а подсунули, - уточнила Маня, протягивая мне пять соток и одну двадцатку. – Что ты собираешься делать?
- Ничего нового, то же, что и раньше – поменять, - сказал я, укладывая деньги в портмоне. – Дай мне, на всякий случай, ее адрес и телефон.
                При этих словах Маня ухмыльнулась, давая понять, что истинная цель моего замысла слишком плохо замаскирована.
- Это на тот случай, если купюру в обменнике не возьмут, - попытался оправдаться я. – Тогда свяжусь с ней, чтобы заменить на нормальную.
- А не боишься, что заметут?
- Не боюсь. Я верю, что с деньгами все в порядке, - храбрился я, переписывая из недавно заполненного договора координаты Лены на желтый квадратный листок канцелярской бумаги. А червячок тем временем продолжал шевелиться.
- Ну-ну, позвони хоть, скажи, куда передачи носить, - ох, и характер же у Мани! Чего она взъелась?
             Уже на пороге я спохватился:
- Тьфу! С этими долларами я Сане забыл позвонить. А как хорошо все начиналось.
- Ладно, иди уже, - сжалилась Маня, - я сама позвоню.
- Правда?! Спасибо, я отзвонюсь, как у меня дела, все, побежал.
             Обменных пунктов в центре – пруд пруди. Оказавшись на улице, разогретой весенним солнцем и залитой щебетом воробьев, я предстал перед сложной проблемой выбора. Если раньше эта проблема заключалась только в поиске обменника с наиболее выгодным для меня курсом, то теперь мой внутренний червь, совсем распоясавшись, гнал меня подальше от больших отделений банков к маленьким окошечкам с наскоро оборудованными местами для девочек-кассиров. В больших банках купюру наверняка просветят или пропустят через детектор, что, конечно же, было бы хорошо для чистоты эксперимента, но, с другой стороны, Маня осталась в офисе одна, и отрывать ее от работы для того, чтобы носить мне передачи, тоже не хотелось. Я хоть и хорохорился в офисе, рисковать все же не хотел. Сейчас, пользуясь кризисом, фальшивки заполонили рынок. Вдруг банки ужесточили контроль?
               А если я пойду в маленький пункт, там может и не быть ультрафиолета. Но если даже и будет, то никто милицию, скорее всего, вызывать не станет. Я ведь всегда могу сказать, что это купюра не моя, мне ее подсунул кассир. Размышляя таким образом, я очутился на Ярославовом Валу, как раз напротив Золотых Ворот. Отлично, мне подходит - знаю я один обменник прямо у входа в метро. Очень удобно, чуть что – сразу нырну под землю.
              К счастью, в кризисные времена возле обменных пунктов всегда были люди. Если в самом начале, когда курс только начинало лихорадить, народ, в основном, старался доллары или евро купить, то теперь, когда многим покупать стало уже просто не на что, чаще валюту стали продавать. Взять хотя бы меня – за этим и пришел. Как и еще двое, бывшие в очереди передо мной. Пока кассирша, девушка лет двадцати – не больше, обслуживала одного, потом – другого, у меня была возможность осмотреться. Вроде бы, все было чисто: девчушка едва брала в руки купюры, пересчитывала, не утруждая себя проверять их хотя бы на ощупь, и печатала на принтере квитанцию, отсчитывая тем временем эквивалент в гривнах. Впрочем, отсчитывать-то было особо нечего, так, мелочевка – первый парень сдал всего двадцать долларов, а мужчина за ним – десять евро. Детектора в этой маленькой конурке заметно не было.
          Наконец настала моя очередь. Светить свои пятьсот долларов не хотелось, сейчас и за сумму в сто раз меньшую можно жизни лишиться, поэтому стопку купюр я постарался просунуть в окошко как можно незаметнее. Да так увлекся конспирацией, что пропустил момент пересменки у валютчиков. Деньги у меня взял уже коротко стриженный темноволосый качок в расстегнутой на груди тщательно отглаженной белой сорочке в мелкую голубую полосочку. Из открытого ворота, венчая золотую цепь толщиной в указательный палец, на меня устало и немного подозрительно с креста смотрел золотой Иисус. Мужчина ловко подхватил мои купюры холеными пальцами и стал их не спеша пересчитывать, пуская зайчики рубином, по форме напоминающим подушечку жевательной резинки, украшавшим его перстень.
          Этого каталу не надуешь, прошептал мне червь, увеличившийся до размеров анаконды, который подполз уже к самому кадыку.
          «Не катала, а меняла», - поправил я червяка. Сглатывая слюну, чтобы протолкнуть червя поглубже, я ни с того ни с сего ляпнул:
- А где девушка?
          Катала-меняла внимательно на меня посмотрел, не прекращая при этом щупать одну из купюр.
- Так тебе девушку надо или денежку?
- Денежку-денежку, - спохватился я. – Просто я и не заметил, когда вы успели поменяться, - и при этом отвратительно глупо улыбнулся.
- В туалет я ее отпустил, - объяснил тип, который, судя по всему, был хозяином этой точки. – Эту не возьму, - протянул он мне одну сотку, не выказывая при этом ни малейшей эмоции.
           Я, как дурак, ни слова не говоря, взял ее, быстро сунул в карман и снова уставился на менялу.
- Остальные менять? – пришел он мне на помощь.
- Да-да, меняйте, конечно, - вот я идиот, нужно же было хотя бы для вида повозмущаться: «Почему это вы не берете эту купюру? Что в ней не так? Ющенко, что ли, вместо Линкольна нарисован?» Или что-то в этом роде. А я ни слова не сказал. Глупо.
           Печатая для меня квитанцию и медленно отсчитывая гривны, хозяин обменника пару раз бросил на меня оценивающий взгляд. А когда отдавал деньги, слегка подался вперед и негромко, чтобы очередь не услышала, произнес:
- Такие, - он сделал глазами движение по параболе, перемахнув взглядом через подоконник прямиком ко мне в карман, - возьму за двадцать процентов.

Глава IX

                «Ни один детектив не обходится без погони»
                «Берегись автомобиля», «Мосфильм», 1966
                Эмиль Брагинский, Эльдар Рязанов               

           Как я оказался на эскалаторе «Театральной», ехавшем наверх, - не помню. Из оцепенения меня вывели два подростка, которые тоже ехали наверх, стоя на десяток ступенек выше. Они смотрели на мои руки и время от времени о чем-то многозначительно между собой переглядывались и перешептывались. Я тоже опустил взгляд и понял, что вляпался: деньги, полученные мною еще на «Золотых воротах», до сих пор были у всех на виду, вызывая неподдельные чувства у всех встречных наркоманов, безработных и карманников. У пенсионеров, наверное, - тоже.
           По возможности небрежно я положил деньги вместе с квитанцией во внутренний карман куртки и поднял молнию до самого подбородка. Мое движение не осталось без внимания подростков, но это их, кажется, не только не охладило, но и заставило еще больше сосредоточиться. Когда лента под их ногами уже закончилась, они постарались поскорее пройти за стеклянные двери – последний рубеж перед выходом из-под земли, и заняли там свои наблюдательные посты, один слева, другой – справа.
           Я же, хотя и был под впечатлением от своей неосмотрительности, а может, и благодаря этому – бдительности не потерял и не стал искушать судьбу. Едва сойдя с эскалатора, я сделал шаг влево, довольно ловко перемахнул через барьер, разделявший два потока пассажиров, и встал на параллельную ленту, ехавшую в обратном направлении, снова под землю. Правда, как бы ни был хитер мой маневр, жадные до чужих денег подростки, стоя за стеклянными дверями, ворон не считали – не успел я проехать вниз ступенек пятьдесят, как в верхнем проеме тоннеля эскалатора замаячили две маленькие озабоченные фигуры, огибая редких в это время пассажиров и семеня по ступенькам вниз. Пришлось и мне поднажать. Вряд ли бы они стали прямо в метро отбирать у меня деньги, скорее всего, они просто хотели не упустить меня из виду и сопроводить до выхода на поверхность. А там уже – дело техники. Моя же задача заключалась в том, чтобы оторваться от преследователей.
               Быстро перебирая ногами, уже приближаясь к концу ленты, убегавшей под пол, как дождевой поток в решетку канализации, я услышал спасительный гул, затихавший с правой стороны перрона. Этот гул мог означать только одно: поезд уже въехал на станцию и начал торможение.
               Покидая эскалатор, я вытворил ужасную штуку, на которую при других обстоятельствах никогда бы не пошел. Стыдно в этом признаваться, но я выключил ленту. Честно говоря, со стороны конструкторов эскалаторов было весьма неосмотрительно помещать рукоятки включения-отключения в местах, доступных общему пользованию. Стоит только протянуть руку – и все, находящиеся на ленте люди, от неожиданного торможения испытывают не самые приятные мгновения, а старики и вовсе сыплются как переспевшие груши вниз по ступеням. К счастью, со мной на ленте не было ни стариков, ни детей, ни инвалидов… Надеюсь, что их не было… Да нет, точно не было, иначе я услышал бы соответствующую реакцию в свой адрес. А так – были только ускоренные шаги двух пар ног, да и то - слышал я их недолго. Вскоре их заглушил общий шум платформы, а сам я скрылся за первой же колонной, пробежал еще немного по перрону, лавируя межу выходившими из вагонов пассажирами, и вскочил, кажется, в третий вагон, подгоняемый девушкой, предупреждавшей из динамиков: «Обережно, двері зачиняються...»
                Как раз в этот момент на перрон выбежали мои преследователи и побежали вдоль вагонов, высматривая меня сквозь окна. Вскоре они меня заметили и стрелой кинулись к дверям, в которых я маячил. Но сегодня, наверное, был мой день: двери захлопнулись у подростков перед самым носом. То, что «Наступна станція «Хрещатик», было сказано уже только пассажирам внутри вагона.
                «Курить надо меньше», - мысленно пожелал я своим уже бывшим преследователям, которые, не веря поражению, продолжали бежать за поездом. Но, так как их силы и мощность некурящего локомотива были явно не равны, я вскоре скрылся в тоннеле вместе с поездом, а перед пионэрами встала естественная непреодолимая преграда в виде парапета, за которым начинались уже владения крыс, тараканов, путевых рабочих и оголенного контактного рельса напряжением шесть тысяч вольт.
- Жертвы независимости, - кивнул в сторону потемневшего окна стоявший рядом мужчина, почти дедушка. Он был практически полностью седой, но с нестарым еще лицом, одет скромно, зато аккуратно. Глаза у него слегка блестели, и источал он недвусмысленный аромат спиртного напитка, над переработкой которого в данный момент отчаянно трудился его пожилой организм.
- Вы хотели сказать: «Дети независимости»? – поправил я почти дедушку.
- Какие ж они детки? – не согласился со мной почти дедушка. – Такие детишки убьют – и не высморкаются. Жертвы! – продолжал настаивать он. – Они ж кроме сигарет, пива, наркотиков и долларов ничего не знают. Им даже девки не нужны, почти все гомосеками стали. Тьфу!
                К счастью, почти дедушка сплюнул только фигурально, но я, на всякий случай, отступил на полшага.
- Работать не хотят, а денег хотят побольше, побольше, - вошел в раж почти дедушка и, широко размахивая руками, показал, насколько это – побольше. Первый взмах просвистел около моего подбородка, и я с удовлетворением порадовался своему предусмотрительному отступлению, но у второго амплитуда оказалась размашистей, и дедуля смог чиркнуть костяшками пальцев мне по носу.
- Да, были люди в наше время.., - процитировал я Лермонтова, - не та молодежь нынче пошла… - добавил я уже от себя, почесывая пострадавший нос и отступая еще на полшага.
- Правда? – воодушевился моей поддержкой почти дедушка, предвкушая приятную беседу. Но я не стал ему доставлять такого удовольствия, хотя и был с ним полностью согласен. Самое свежее молодое поколение может плохо кончить, не все, конечно, зато очень, очень многие.
                Когда мне не нравится соседство в метро, я использую самый эффективный прием: выхожу на ближайшей станции, прохожу метров двадцать вдоль поезда и снова в него захожу, только теперь уже в другой вагон.
- «Станція «Хрещатик», перехід на станцію «Майдан Незалежності», - пришел мне на помощь динамик. Поезд остановился, двери разъехались в стороны. Я кивнул почти дедушке, выскочил на перрон, прошел к следующему вагону по ходу движения и зашел в него, подгоняемый тем же голосом: «Двері зачиняються, наступна станція «Арсенальна». Двери с грохотом, доставшимся им от рождения еще при Союзе, «зачинились» у меня за спиной и я перевел дыхание: слава Богу, здесь не было почти дедушки, а все почти бабушки были погружены в свои мысли и не собирались завязывать со мной знакомство.
                Правда, отделавшись от подростков и назойливого собеседника, я сообразил, что ветка метро, по которой я ехал – это совсем не то направление, которое мне нужно. Лена, судя по адресу, жила где-то на Позняках. Стоило, конечно, сначала ей позвонить, чтобы сообщить о долларах, ну да ладно, выйду на поверхность, тогда и позвоню. Но возвращаться все равно нужно, снова на «Театральную», а там пересаживаться на «Золотые ворота». Вряд ли меня до сих пор там караулят.
                Придя, таким образом, в себя, я на «Арсенальной» пересел на поезд в обратном направлении и поехал назад. Никто меня, разумеется, не ждал ни на «Театральной», ни на «Золотых воротах».
                Войдя в вагон, я услышал уже знакомый голос, и мне сильно захотелось кивнуть в знак приветствия невидимой барышне: «Шановні пасажири! Будьте взаємно ввічливими, поступайтеся місцями особам похилого віку, вагітним жінкам та пасажирам з дітьми!»
                В вагоне было достаточно просторно. Все, кому следовало уступать место, уже уютно устроились на обтянутых дерматином скамьях. Но я проехал еще пару остановок стоя, и только, когда после «Печерской» свободных мест для сидения по-прежнему оставалось в избытке, решился присесть, не рискуя при этом показаться невеждой.
                Вдруг поезд резко затормозил, и меня понесло по проходу между сидевшими пассажирами. Остановить свое неконтролируемое движение я мог, только ухватившись за поручень. Ближайший доступный на моем пути оказался только в самом конце вагона, вернее, в самом его начале, так как несло меня по ходу движения, в сторону локомотива и в соответствии со всеми законами физики.
                Для сидящих резкие рывки поезда практически не ощутимы, их центр тяжести расположен гораздо ниже, к тому же и площадь опоры в сидячем положении намного больше, чем две ступни стоящего пассажира. Поэтому вид безвольно мчащегося мимо них тела вызывает различные эмоции: от недоумения до негодования – «Держаться надо!» А некоторые при этом позволяют себе даже подсмеиваться. Посмотрел бы я на вас в такой ситуации!
                Я не успел обратить внимание, кто какие чувства испытывал, глядя на меня. Не до того мне было, я лишь ухватился за поручень и попытался успокоиться, стараясь при этом не смотреть по сторонам. Однако стоило мне расслабиться и все-таки двинуться к ближайшему пустому сиденью, как поезд снова резко дернул и принялся быстро набирать скорость, как будто наверстывая недавно упущенное время. Кому-то это может показаться смешным, но мне было не до смеха – я снова понесся по проходу, только теперь уже в обратном направлении. Уже зная по опыту, что мне нужен только поручень, я заранее прицелился на ближайший из них – верхний, с поперечным дополнительным креплением – и схватил его, еще продолжая всем телом лететь в хвост вагона. «Как у Чарли Чаплина, - подумал я, - только тросточки и котелка не хватает». Но когда почувствовал боль в ладони и, главное, посмотрел на нее, тут же переменил ассоциацию – как у Доктора Хауса.
                К этому времени мы уже подъехали к «Дружбы народов», и я смог оценить масштабы повреждения. В месте крепления между собой двух труб, служивших поручнями, из соединительного кронштейна торчал винт, наполовину выкрутившийся. Шляпка этого винта была достаточно острая, чтобы за нее моно было крепко зацепиться. На моей правой ладони красовалась глубокая кровоточащая царапина.
                Левой рукой я достал из кармана джинсов носовой платок, зажал его край большим и указательным пальцами поврежденной руки и попытался сделать себе перевязку. Пришлось сесть, чтобы было удобнее. На этот раз поезд вел себя смирно.
- Давайте я вам помогу, - пропела добрая душа справа от меня. Я посмотрел на соседку.
- Елена, вы?!
- Ираклий?! Как же вы так неосторожно! – она покачала головой, взяла у меня платок и принялась перебинтовывать ладонь.
- У машиниста сегодня игривое настроение, - я попробовал улыбнуться, но вышла какая-то неопределенная гримаса. – А вы разве не видели, как я тут скакал мячиком?
- Нет, я только что зашла, на «Дружбы народов». У вас глубокая рана, нужно ехать в больницу, - сообщила Елена, закончив перевязку.
- Да ну что вы - пустяки, царапина, - небрежно махнул я целой рукой, как и подобает настоящему мужчине, особенно находящемуся на ранней стадии влюбленности.
             Между тем, царапина не считала себя пустяком. Свежеперевязанная, она продолжала сочиться кровью, и весь платок очень скоро стал равномерно красным, скрыв тем самым свою изначальную не первую свежесть.
- Вот это, - Елена показала не на руку, а на поручень, - не пустяки. Вы же не мальчик, понимаете, сколько рук обнимало эту трубу, сколько нечистых рук! Вы прививку от столбняка давно делали?
- Не помню, - признался я, - делал ли вообще. Может быть, в детстве.
- Ну, вот видите. У меня знакомая в хирургии работала, она такой жути понарассказывала, что лучше сейчас и не повторять. Не хотите в больницу, зайдем ко мне, мы уже почти приехали.
- Неудобно как-то.
- Неудобно разгуливать с окровавленной рукой; еще, чего доброго, милиция заберет. Тогда вы медицинскую помощь еще не скоро получите. А нам, между прочим, в Турцию ехать, и мне нужен здоровый попутчик, - строгость, с которой Лена говорила, была одновременно и смешной и трогательной, как будто за мной ухаживал не едва знакомый человек, а собственная мама.
              Сочувствие Лены было настолько искренним, что я устыдился жившего еще недавно во мне червя сомнения. Не может быть, не могу поверить, чтобы, имея взгляд и вообще обличье ангелочка, это неземное создание пользовалось такими стерильными инструментами для выполнения наигрязнейшей работы - мошенничества. Умом я понимал, что такое возможно, а червячок еще час назад к тому же подсказывал, что частенько именно так и бывает, потому что красота сама по себе отвлекает. Впрочем, чему я удивляюсь? Выражаясь языком моего знакомого почти дедушки из предыдущего поезда, я мог стать жертвой «жертвы независимости». Только моя жертва была сделана из другого теста, более дорогого и изощренного. Именно на это тесто мы, мужчины, частенько с удовольствием клюем. Но весь этот негатив никак не вписывался в то впечатление, которое произвела на меня Елена. Она, мне показалось, была совсем другой.
              Пока мы возились с моей рукой, станции мелькали одна за другой, уже и Южный мост давно остался позади.
- Приехали, - сказала Елена, встала и направилась к дверям. Я – за ней. Барышня из громкоговорителя сообщила: «Станция «Познякы», наступна станция – «Харкивська».

Глава X

                «- Куме, а ви знаете, як воны наш туалетный папир называють?
                - Як?
                - Тисью!
                - Тьфу, яка гидота! Я його и в рукы бильше не визьму.»
                Тисью (от англ. Tissue) – профессиональный термин            
                производителей бумаги, означающий бумажные
                гигиенические средства

            Правду говорят: старый человек - что дитя малое. Уж если найдет себе забаву - обо всем на свете забудет. С тех пор, как Мандарин наткнулся на деньги там, где он меньше всего ожидал их найти, им овладел небывалый азарт.
            После первого рулона дед еще не был уверен в том, что наткнулся на золотую жилу. Мало ли, как в бумагу могли попасть деньги? Может, кто-то на складе себе заначку сделал, а после по ошибке этот рулон достался Мандарину, как прибавка к пенсии? А может, все-таки, на их фабрике не только бумагу делают? Только Мандарин что-то не слыхал, чтобы у них деньги печатали. Неужели у них на денежной фабрике – или где их там делают – бумага кончилась? Ерунда какая-то.
            Внести какую-никакую ясность мог рулон Копылко. После того, как Мандарин оставил соседей недоумевать, куда подевался старик, и почему так быстро закончилась бумага в туалете, он на рекордной для своих лет скорости добрался до хаты и только здесь перевел дух. Суетиться не стал, а сначала решил допить оставшееся пиво. Правда, без особого удовольствия. Влага просто проникала в его организм, а мысли были заняты совсем другим. Пока пил пиво, он гипнотизировал стоявший рядом на крыльце рулон, как будто пытаясь отгадать, какая масть выпадет из этой необычной колоды?
              Наконец, казавшаяся бездонной бутылка закончилась, и Мандарин удалился в дом для проверки своих шансов стать вдвое богаче…
             Предчувствия его не обманули! Это что ж получается - за полтора часа он заработал больше, чем за несколько лет? За сколько именно лет, подсчитает позже, но уже сейчас чувствует - счет идет на десятки.
- Гарна прибавочка до пенсии, - хихикнул старик.
            Идем дальше. Выходит, что его рулон не был случайным и единственным. Должны быть и другие такие же. Вот только где их искать? – дед в задумчивости почесал колючий щетинистый подбородок.
- Де-де? На складЕ, - вслух сделал вывод Мандарин, и дальнейший план действий нарисовался сам собой. Он пошел собирать удочки.
             Не успел Мандарин выйти за калитку, как сразу же наткнулся на того, кто ему был нужен. Утопая по щиколотку в весенней грязи и поочередно доставая из липкой жижи с чавкающим звуком сапоги, из магазина медленно возвращался Прокопыч – закадычный дружок Мандарина. К счастью, была суббота, выходной.
             Прокопыч, в отличие от Мандарина, был высок ростом, с прямой спиной и строгим орлиным взглядом. Разговаривал он не на суржике, как его друг, а почти по-русски. Благодаря своему зычному басу, Прокопыч пользовался безоговорочным авторитетом в поселке, а на фабрике его вообще побаивались. Возможно, именно поэтому ему доверили самый ответственный пост – завскладом.
- Здорово, старый пень, - обрадовался Прокопыч встрече. – Еще живой?
             Мандарин никак не отреагировл на грубость, просто уставился на Прокопыча, будто они не были знакомы с детства, а увиделись сейчас впервые. Нужно было еще раз оценить, можно ли Прокопычу доверить свою драгоценную тайну.
             Не дождавшись ответа на свое приветствие, Прокопыч кивнул на удочки:
- Ты, никак, за рыбкой собрался. Зря, рыба уже болеть начала. Поплавок тебе без надобности. Теперь месяца полтора толку не будет. А вот на хищника сходить можно.
             Чего это я разосторожничался, - думал Мандарин, - что я, Прокопыча не знаю?! К кому ж мне еще идти, как не к нему.
- Ты, якщо хочеш, можеш и на хыжака, - наконец заговорил он с другом, - а я, як завжды, на поплавочек.
- Ладно, идем, я занесу, - Прокопыч показал пакет с покупками, - возьму снасти и порыбачим. Хоть ничего и не поймаем, зато просто тишину послушаем.
              И они не спеша двинулись в сторону дома Прокопыча.
- Чвяк, хлюп, - вышагивал Прокопыч.
- Хлюп, чвяк, - старался не отставать Мандарин. По пути он продолжал размышлять.
             Нужно Прокопыча как-то разговорить, узнать побольше, как бумага попадает на склад, как долго она там хранится, не замечал ли он чего-нибудь подозрительного в последнее время? В общем, мне нужна информация. А что, если Прокопыч спросит, зачем мне все это надо? А ведь спросит же, черт старый! Ну, и пусть спрашивает. Придется с ним, конечно, делиться. И ладно. На кой мне одному столько деньжищ? Был бы молодой – тогда да, нашел бы куда их пристроить. А сейчас… Ладно, поделюсь, - решил Мандарин.
              В дом Мандарин входить не стал, остался во дворе и, как только завскладом скрылся за дверью, сразу же направился к туалету. Туалет у Прокопыча был кирпичный, основательный, как и сам хозяин. Мандарин открыл свежеокрашенную синюю деревянную дверь и сразу же увидел наполовину использованный рулон, висевший на веревке справа от входа. На всякий случай, он потянул за кончик и отмотал несколько десятков сантиметров, но кроме бумаги в рулоне больше ничего не было.
- Я готов, - окликнул его Прокопыч. - Как и положено завскладом, в обязанности которого входит наведение и поддержание порядка, снасти он держал всегда наготове, поэтому сборы заняли не более двух минут. – Моя пирожки печет, я у нее теста взял. За компанию тоже с поплавком посижу.
           Идти к месту рыбалки по живописным окрестностям Задовцев было приятно. Тропа, знакомая обоим старичкам с раннего детства, виляла, обходя небольшие посадочки и огибая огороды. По пути им часто попадались косяки птиц, возвращавшихся из южных широт. Они торопились занять самые удобные места для гнездовий и на лету постоянно между собой совещались, подходят ли им для этой цели Задовцы. Почему-то все пролетали мимо. К счастью для Мандарина, ранняя весна давала массу поводов для разговоров, поэтому всю дорогу друзья обсуждали только погоду и вспоминали прошлые ранние и очень поздние весны, которых на их памяти было немало.
           Через полчаса они были уже на берегу става, небольшого, но зарыбленного. Местные следили, чтобы никто здесь никакой ерундой вроде сетей или, не дай бог, электроудочки, не занимался.
           Первый вопрос, который задал Мандарин на берегу, застал Прокопыча врасплох:
- Ты сьогодни по большому ходыв?
- Тьфу ты, черт рыжий! - Прокопыч от неожиданности укололся крючком. - В последний раз меня об этом спрашивала мамка, лет семьдесят тому. Тебе что, больше заняться нечем, кроме как интересоваться моим пищеварением? Я что, уже не выгляжу на свои семьдесят восемь?
- Нормально ты выглядаеш, але про туалет я не просто так. - Мандарин оглянулся по сторонам и прошептал: - Дило е…

Глава ХI

             «- Если переутомились, поезжайте в Дом отдыха.
               - А вы какой посоветуете?
               - Мне лично нравится «Имени товарища Хилтона»
                Hilton – мировая сеть, включающая более 3 000   
                отелей в 80- ти странах в общей сложности на
                500 000 номеров

             Район Позняки, в котором раньше я бывал крайне редко, встретил нас заборами. Практически каждый дом имел свою металлическую ограду с человеческий рост, ощетинившуюся где литыми, а где и коваными пиками; въезды во дворы и даже подъезды к парадным часто преграждали шлагбаумы. Да это не Позняки, подумал я, а какой-то… какой-то… На ум пришло только одно слово из литературы о Великой Отечественной войне – «укрепрайон», вот это что.
- Нам недалеко, - сказала Лена, огибая очередную металлическую преграду, - вот здесь через дворы, и мы – на месте.
              Она достала из сумочки мобильный, нажала кнопку вызова и поднесла трубку к уху. Не дождавшись ответа, Лена разъединилась и спрятала телефон обратно. Спустя еще пару минут, она показала вперед рукой:
- Видите розовый дом?
- Вижу.
- Это мой, так что скоро мы вас приведем в порядок.
- Хороший дом, новый, - сказал я правду, - новое само по себе уже хорошо. И все-таки, неловко получается, - снова заупрямился я. – Что скажут ваши родные?
               Лена искоса посмотрела на меня и улыбнулась:
- Я незамужем, живу одна.
               Меня бросило в краску. Ход с родными, который мне представлялся хитроумным, для Лены оказался прозрачным, как стеклышко. Оставалась, правда, еще вероятность наличия… - как бы это помягче сказать, - друга. Но, если друг и был, то не такой уж он и друг, если Лена отважилась вести меня домой.
               И не вздумай считать ее легкодоступной, - одернул я сам себя. - Просто она чуткая. Интересно, Лена чуткая ко мне или, окажись на моем месте кто-нибудь другой, она так же повела бы его лечиться? Мне хотелось, чтобы она больше никого в дом не водила. Слишком уж это легкомысленно.
               Внизу в подъезде дежурила пожилая консьержка. Сидела за стеклом, читала книгу.
- Добрый день! – поздоровалась Лена.
               Консьержка в ответ кивнула и собиралась продолжить чтение, однако при виде моей руки книга выпрыгнула у нее из рук, и верный страж порядка, несмотря на преклонный возраст, достаточно проворно выросла прямо передо мной, загородив проход к лифту.
- Вы к кому?!
- Это со мной, в сто двадцатую, - пояснила позади нее Лена, оказавшаяся отрезанной от меня спиной в вязаной красной кофте.
                Старушка смерила меня взглядом с головы до ног, как бы давая понять: не вздумай безобразничать, если что – я тебя хорошо запомнила. Ни слова не говоря, она отступила, и я вновь присоединился к Лене.
                Мы вошли в лифт, облицованный матовыми панелями из нержавеющей стали, и Лена нажала кнопку шестого этажа. Кабина мягко тронулась.
- Вы ничего не чувствуете? – спросил я.
                Лена на мгновение прислушалась к своим ощущениям, слегка склонив голову набок, после чего недоуменно пожала плечами:
- Едем наверх. А вы что чувствуете?
- В том-то и дело, что ничего. Нет никакого постороннего запаха, - я пару раз втянул носом воздух, - ничего.
                Более детально я с лифтом не успел ознакомиться, мы приехали. Выходя из кабины, я пропустил вперед свою спутницу, а сам на секунду задержался и еще раз принюхался. Ровным счетом никакого запаха!
                Оказавшись на лестничной площадке, я, оставаясь под впечатлением от поездки в лифте, с большим интересом осмотрелся: площадка очень сильно отличалась от привычных мне с детства подъездов. В стандартных панельных пяти-, девяти- и шестнадцатиэтажках вас окружают заплеванные, с безграмотными нецензурными надписями стены, въевшийся намертво в штукатурку дым дешевых сигарет, а в лифтах приходится стоять на носочках, чтобы не вступить в какую-нибудь гадость, к тому же, одновременно желательно еще и к стенам кабинки не прислоняться, чтобы не вытереть одеждой чей-то плевок.
               Единственная надпись на стене площадки, где нас высадил лифт, гласила: «6-й этаж». На подоконнике и даже на полу стояли вазоны с цветами, мне показалось даже, что пахло освежителем воздуха.
- Да у вас тут прямо пятизвездочный отель! Не скучно жить без окурков в лифте и загаженных тамбуров? А то как-то далековато от народа получается.
- Окурки? – задумалась Лена, доставая из сумочки ключи. - И у нас случается, только это, скорее всего, кто-то не местный. Сами жильцы вряд ли будут плевать. В таких домах, как этот, осталось совсем мало от монголов.
- А монголы-то тут при чем? – не понял я.
- Прошу, - улыбнулась Лена, открывая дверь квартиры.
               Не зная, чего еще ожидать после увиденного в подъезде, я несмело переступил порог. И сразу отругал себя: говорил же – будет неловко!
              Мы оказались в громадном, по моим представлениям, холле, который залился ярким светом, как только Лена нажала клавишу выключателя. Свет, отражаясь в больших зеркальных дверях встроенного шкафа, казался от этого еще ярче и, будто в операционной, выделял самые ничтожные детали. Меня самого в этих лучах интересовали, прежде всего, собственные носки, чистота воротника и суточная щетина.
              Стараясь вести себя как можно более непринужденно, я разулся, расшнуровав кроссовки левой рукой, и поставил их у стены, рядом с парой… мужских полуспортивных туфель.
             А говорила, что живет одна! – сразу погрустнел я при виде этого бесспорного доказательства присутствия в доме мужчины.
- Ираклий, вы разулись?! Не нужно было, - сама Лена уже переобулась в аккуратные кожаные домашние туфли и сняла плащ, оставшись в поразительно идущей ей юбке темно-синего цвета и легкой светлой блузке. – У меня и тапок-то вашего размера нет. Брат в тапках уехал, а туфли забыл. Обуйтесь, пожалуйста, и давайте куртку.
- Забыл туфли?! – я не смог скрыть своего удивления, отдавая куртку и снова влезая в кроссовки.
- Согласна, звучит нелепо. Позже расскажу, сейчас давайте руку обработаем. Проходите сюда, на кухню.
               Лена раздвинула зеркала шкафа, повесила туда мою куртку, после чего скрылась за одной из многочисленных дверей, которые предлагал на выбор холл.
              Признаюсь, я с радостью принял предложение обуться, так как полностью не был уверен в своих носках. Носки - как и колготки у женщин – такая вещь, которая может подвести в самый неподходящий момент. Утром ты их надеваешь вроде бы свежие, а к обеду они уже выглядят унывшими. Оно и понятно: находиться в замкнутом пространстве, где с одной стороны потеют и пахнут ноги, а с другой – малейшая неровность на внутренней поверхности обуви так и норовит зацепиться за ткань и сделать дырку – удел не из приятных. И при этом сверху давят несколько десятков килограммов хоть и родного, но вполне ощутимого веса.
              Пока я обувался, мне вспомнилось, как несколько лет назад на весь мир из-за носков оскандалился Глава Всемирного банка. Прилетел он с официальным визитом в Турцию и отправился в мечеть. А, надо сказать, мечети у мусульман – места настолько почитаемые, что в обуви туда входить запрещено. Пришлось разуться. И тут – на тебе… Сразу же защелкали вспышки фотоаппаратов, и не успел еще этот многоуважаемый человек выйти после службы из храма, а фото его дырявых носков уже красовалось в качестве главной мировой новости в интернете, на телевидении и готовилось к печати на первых полосах ведущих изданий. И что, спрашивается, у Главы Всемирного банка нет денег на свежие носки? Наверное, он носками мог бы снабдить средних размеров страну, не сильно при этом пострадав материально. И свои носки он, скорее всего, часто меняет. Но чем он, в итоге запомнится? Дай Бог, чтобы потомки его помнили как одного из авторов стратегии международных отношений периода после холодной войны. Но если при упоминании об этой яркой личности, борце с мировой нищетой, рядом будет стоять его фото в дырявых носках, потомки, скорее всего, запомнят именно эту досадную деталь и потом, когда они еще раз услышат о нем, сразу же скажут: «А-а-а, помню-помню, это тот, который с дырявыми носками». Вот это – конфуз так конфуз! Так что – берегите свои носки, они – штука коварная! А имя этого человека я называть здесь не стану. Ему и так досталось.
               Входя на кухню, я вновь застал Лену с мобильным в руке. Кухня оказалась под стать прихожей. Хороша кухонька, у меня комната поменьше будет, - подумал я, но уже не стал произносить этого вслух, чтобы Лена не подумала, что я дикарь какой-то, или, чего доброго, завидую.
               Я расположился на стуле с краю огромного обеденного стола. Лена достала из навесного шкафа большую аптечку, приготовила перевязочный материал, постелила передо мной на столе сначала пищевую пленку, а сверху – бумажные полотенца.
- Готово, давайте руку.
               Всю операцию она проделала очень быстро и, в то же время, тщательно: развязала платок, обильно полила рану перекисью водорода, смочила вату и протерла запекшуюся кровь вокруг царапины. После перевязала руку чистым бинтом.
- Йодом пока обрабатывать не будем, рана, все-таки, глубокая. Платок можно выбросить? – утвердительно спросила Лена, сворачивая перевязочную вместе с моей окровавленной тряпочкой. Я кивнул, наслаждаясь тем, что нахожусь в ее власти и любуясь выверенными точными движениями Лены. Чтобы не молчать, я вспомнил прерванный в подъезде разговор:
- Лена, вы что-то начали говорить о монголах. Вы их не любите?
- Отчего же? Не сомневаюсь, что они такие же люди, как и мы с вами. И татары – тоже. Современные монголы и современные татары, - посчитала нужным уточнить Лена. – Когда я говорила о монголах, я имела в виду монголо-татарское иго. Те монголы были прежде всего кочевниками. А для кочевых племен практически не существовало понятия дома. Сегодня он здесь, завтра – там, а послезавтра – вообще бог знает где. Какой смысл, скажите, пожалуйста, при таком образе жизни следить за чистотой вокруг? Можно же всегда переменить место стоянки.
- А по ту сторону Карпат, - продолжала Лена, - куда Орда не дошла, совсем другая картина – оседлые народы, веками живут на одном месте, хочешь – не хочешь, а придется за порядком следить. У них это в крови. У нас, к сожалению, Орда тоже в крови, - вздохнула она, - двести с лишним лет ига сильно нам менталитет подпортили.
- Интересная версия, - не мог я не согласиться.
- Да вы, если сомневаетесь, - ободрилась поддержкой Лена, - приглядитесь повнимательнее к так называемым классическим славянским чертам: прежде всего, конечно, широкие кости в верхней части лица - не знаю, как в анатомии называются, - оправдалась Лена и, чтобы не было ошибки, показала на себе два выступа под височной частью. – Далее – приплюснутый затылок и иногда – легкий прищур. Но основное сходство течет в венах.
- Вы мою кровь видели, что скажете: европеец я или кочевник?
- Европеец, европеец, - улыбнулась Лена. – Разве может человек по имени Ираклий быть кочевником. Вам чай или кофе? - прервала она антропологическую тему. - Я много кофе пью, но пока - ничего, сердечко не жалуется. Может, возраст еще не тот, а может, не такой он и вредный. В Бразилии, говорят, его пьют литрами и ничего, пляшут себе полуголые.
- Ну, давайте и мне кофе, раз бразильцы пляшут, а я пока, с вашего позволения, руки помою, то есть - руку. Где у вас?..
- По коридору прямо и направо.
               Пока я дошел до конца коридора, прошло немало времени. В моей квартире я успел бы уже пару абзацев в туалете прочитать. Ничего себе расстояния! Коридор в своем дальнем конце имел еще несколько дверей. Кажется, мне сюда.
              Потянув за ручку, я услышал жалобное "мяу", посмотрел за дверь, не прищемил ли я котенка, но там никого не было. Зажег свет, но кота не увидел и в туалете. Почудилось. Или петли скрипнули, - успокоил я сам себя.
             Туалет, как и ожидалось, не испортил впечатления от увиденного ранее. Комната, которая по размерам в большинстве домов могла бы сойти за детскую, была по периметру сплошь опоясана большим зеркалом, начинавшимся примерно на уровне пояса и доходившим до самого потолка. Нижняя часть стен была выложена матовой плиткой оливкового цвета. Из-за зеркал помещение казалось еще больше. Под зеркалами то тут, то там висели небольшие картины. Признаюсь, я даже не сразу заметил унитаз. Прямо над ним красовалась репродукция "Опять двойка". Рядом стояла большая стиральная машина и корзина для белья. Один из углов был отведен для душевой кабины. На противоположной от унитаза стене располагалась раковина, по края врезанная в большую каменную плиту. Однорукий смеситель сиял хромом от счастья жить и работать в такой шикарной обстановке.
- Ну-ка, дружочек, дай чуток водички, - я поднял руку смесителя, смочил левую руку, взял кусок мыла, лежавший рядом в каменной мыльнице, и повертел его в руке, намыливая. Смыв пену, я огляделся по сторонам в поисках полотенца. Оно висело на стене возле стиральной машины. Кое-как помогая поврежденной рукой, я вытирал левую, продолжая изучать санузел. До сих пор без моего внимания остался только пол, на нем я и остановил свой взгляд. Поверхность состояла из каменных коричневых плит неправильной формы, больших и малых размеров. Я, например, стоял на большом треугольнике, а окружали меня мелкие осколки.
              Не понял, а это что такое?!
              Под стиральной машиной, показывая только самый краешек, лежал какой-то лист бумаги. Я наклонился и поднял его. Ого-го! Сто долларов! Заинтригованный, я присел и склонил голову как можно ближе к полу, чтобы заглянуть под машинку глубже. Темно. Пришлось достать мобильный и подсветить экраном. Не фонарик, конечно, но удалось разглядеть, что больше там ничего постороннего не было.
            Выходя из санузла, я снова явственно услышал мяуканье, но, по-прежнему, никакого кота в коридоре не заметил, а уж в туалете его точно не было, разве что прятался в корзине для белья.
- Вот, - положил я на стол сто долларов, вернувшись на кухню.
            Лена отложила в сторону мобильный, с которым я ее снова застал, и укоризненно покачала головой.
- Ну, что вы, Ираклий! Я же совершенно бескорыстно, от чистого сердца. Нельзя было вашу рану оставлять без обработки. Заберите деньги! – Лена отошла к окну и повернулась ко мне спиной.
- Это не мои, это – ваши, - опешил я. – Вы всегда деньги под стиральной машинкой храните?
- То есть? – обернулась Лена.
- А то и есть, что я это нашел в туалете, под стиралкой.
               Лена вернулась к столу, села, взяла в руки мобильный и проговорила:
- Еще одна. Неужели, из-за этого? – она уже в который раз попыталась дозвониться неизвестному мне абоненту. Как и раньше, ответа не дождалась, с досадой отодвинула от себя телефон и взяла сигарету.
- Курите, - предложила Лена, - я вытяжку включила.

Глава XII

                «Вот раньше рыба была… В воду без трусов не зайти»
                Владислав Науменко

- А дило в мене до тебе ось яке, - забросив удочку, обратился Мандарин к Прокопычу. - Ты про долары чув?
              Прокопыч кивнул:
- Чув-чув. И видел тоже, у зятя, с ним один раз в городе рассчитались. Большие они какие-то. Как по мне, наши гривны красивее будут.
- Може й так. А мени воны сподобалысь, - Мандарин искоса загадочно посмотрел на Прокопыча.
- Ну, понравились, так понравились, - не проявил никакой заинтересованности завскладом. - А мой туалет тогда тут при чем?
              Мандарин, разочарованный тем, что не удалось произвести на друга впечатление, решил уточнить:
- Мени воны сьогодни сподобалысь, - и снова украдкой посмотрел на Прокопыча, который как раз насаживал на крючок тесто.
- Кто понравился?
- Та я ж кажу – доллары! – начал терять терпение Мандарин.
- А-а-а – протянул Покопыч, забрасывая удочку. Как любой увлеченный рыбак, взяв удочку в руки, он полностью сосредотачивался на процессе ловли и уже плохо воспринимал происходящее вокруг.
- Так а шо воно таке, ци долары? Шо з ними робыть? - продолжал ходить вокруг да около Мандарин.
- Зять говорил, их можно продать, - не отвлекаясь от своего поплавка, сказал Прокопыч.
- Як це, гроши продаты?
          Прокопыч повернулся к Мандарину и попробовал объяснить:
- Ну, не продать, а поменять, что ли. На наши деньги. Вроде, в городе есть специальные магазины. Даешь им доллары, а они тебе - гривны, только уже больше. Да ты не юли, для чего они тебе сдались, у кого ты их видел?
- О, здаеться, в тебе клюе, - не придумав ничего лучшего, соврал Мандарин.
           Прокопыч посмотрел на свой поплавок, который не подавал абсолютно никаких признаков жизни.
- Ну, хватит меня за нос водить, не клюет сейчас рыба, не клюет. Болеет она. Или говоришь, зачем меня сюда выволок, или я ухожу домой, - и, для пущей убедительности своей угрозы, Прокопыч даже наклонился к удилищу.
- Та шут з нею, з циею рыбалкой. На-ка ось, подывысь, - сдался наконец Мандарин и протянул приготовленную заранее одну бумажку. – В мене такых багато.
- Эк, - только и смог крякнуть его дружок. - Кажись, у зятя были другие бумажки, мужики там были другие. Сотню я вижу, а с чего ты взял, што это доллары?
- Ты шо? - забеспокоился Мандарин, забрал у Прокопыча купюру и достал очки. - Дывысь, тут же ясно написано: "Оне хундред долларс". Эх ты, двоешник! Я хоча и нимецький вчив, а буквы не забув. Бачыш: «Оне хундред»! Справжня вона, справжня. А зараз спытай, дэ я их взяв? - Мандарин игриво улыбнулся своими шахматными зубами и гордо выпятил грудь, предвкушая впечатление, которое он сейчас произведет на друга.
           У Прокопыча не было ни единой версии, поэтому он просто повторил вопрос, на котором настаивал Мандарин:
- Где ты их взял?
- Клюе! - вдруг заорал Мандарин и бросился к удочке Прокопыча. Поклевка зашла уже в серьезную стадию, когда поплавка на поверхности не было видно, его утащил за собой кто-то весом побольше верховодки. Подняв удилище, Мандарин сначала подумал, что крючок просто зацепился за корягу - над водой встала бамбуковая дуга, своим тонким концом касаясь поверхности воды.
- Кажись, зацепилось, - сделал вывод Мандарин после нескольких рывков удочкой. Леска пела под водой свою натянутую песню, удилище потрескиванием в суставах напоминало о годах, проведенных вместе с хозяином, но результат был тот же - крючок оставался где-то на дне и не хотел оттуда уходить.
- Дай-ка я попробую.
            Прокопыч, на правах хозяина снасти и более опытного рыбака, забрал себе удилище и тоже предпринял несколько попыток: дернул пару раз вверх - ничего, влево - ничего, вправо - ничего... себе! Удочка подалась вверх, но натяжение не пропало. Теперь рыбаки могли видеть небольшой отрезок лески над водой. Вот он пошел вправо, преодолевая сопротивление Прокопыча, остановился, пошел влево, потом - к берегу, от берега...
- Тащи подсак, - кряхтя от напряжения, приказал Прокопыч.
            Мандарин беспрекословно выполнил волю более опытного товарища. Не успел Прокопыч договорить слово "подсак", как рядом уже стоял ассистент, держа орудие наготове.
            Рыба, меж тем, никак не хотела сдаваться. Вначале она, скорее всего, вовсе не придала значения дедушке, повисшему на противоположном конце удочки. Спустя некоторое время его назойливость начала раздражать, а потом и вовсе стало больно. С досады рыба резко двинула хвостом, но и это не помогло - настырный старикашка только присел от натуги и снова - за свое, знай, крутит свою катушку. Минут через двадцать силы стали покидать рыбу и наступила какая-то апатия: а-а-а, мать вашу, делайте, что хотите.
            Ну, они и сделали: один подтянул поближе к берегу, а другой, рыжий, поймал в сеть. Лежит теперь карп-исполин на берегу, время от времени трепыхаясь, а рядом сидят два старика, тяжело переводя дыхание и поглядывая на добычу.
- Хэ-хэ-эхх, скилькы хэ… в ньому будэ? - спрашивает Мандарин.
- Эхх-хэ-хэ, думаю эхх… не меньше восьми, - отвечает Прокопыч. – Я таких эхх… еще не видел.
- Як мы його хэ… дотащимо?
- Главное – поймали, а дотащить эхх,. как-нибудь дотащим. За жабры эхх,.. - предлагает Прокопыч, - ты - за одну, я - за другую.
            Карпу это предложение совсем не понравилось, и он бешено забил хвостом, подпрыгивая почти на полметра. Старички набросились на него и на силу успокоили.
- Оглушить его надо, - предложил Прокопыч.
- Та ладно, и так засне. Ах ты ж, зараза, ты подиви, що вин с гришми зробыв!
           Мандарин поднял бумажку с того места, на котором только что лежал карп, пока не начал прыгать. Лицо президента было все в слизи, цифра в левом верхнем углу испачкана грязью. Прямо акт вандализма какой-то.
- Шо мени тепер з нею робыты? - Мандарин чуть не плакал.
- Помой в пруду, пока не засохла. Ты ж говоришь, у тебя их много, не обеднеешь.
           Мандарин так и сделал. Пошел снова к берегу и занялся стиркой.
- Багато-то багато, а все одно шкода. Я ж тоби так и не сказав, де я их взяв.
- Ага, ну, и где? - поинтересовался как-то вяленько Прокопыч. Сейчас его больше занимал трофей. Что ни говори, а такой улов бывает не часто, даже у такого бывалого рыбака, как он.
- Отримав я сьогодни зарплату… И бумагу також, - начал рассказ Мандарин. - Пишов по-велыкому, видкрыв рулон, а там – мама дорогенька! Скрызь ци бумажкы.
- В туалетной бумаге?! - Прокопычу трудно было в это поверить.
- Ну, не в сортыри ж. Кажу тоби, в двух рулонах. Я одын спочатку Ваньки уступыв, а потим, колы узнав, що в ных зарыто, назад забрав. Слухай, Прокопыч, - обернулся от стирки Мандарин, - нам терминово треба бигты на склад.

Глава XIII
   
               «Если с другом вышел в путь – веселей дорога»
                Михаил Танич
                Владимир Шаинский

           Восемь килограммов (а может, и больше) на двоих - вроде бы немного, но помучиться с карпом пришлось. В садок такая громадина не взлезала, поэтому воспользовались советом Прокопыча. Ухватиться, правда, было особо не за что, жабры - это вам не ручка чемодана. Но с горем пополам, волоча хвост по земле, стараясь ступать нога в ногу, рыболовы вошли триумфаторами в деревню. До ворот Прокопыча их уже сопровождал эскорт ребятни, а у самих ворот ждала родня - оперативно сработал деревенский "телеграф".
           После многочисленных приветственных речей, вздохов и ахов, после сжатого рассказа  о выуживании монстра глубин, друзья оставили улов на растерзание на кухне, а сами постарались незаметно улизнуть.
            Дома у Мандарина они провели небольшое совещание, на котором было решено, что в здание фабрики Прокопыч пойдет один под предлогом того, что, дескать, ему кажется, что он забыл закрыть одну крайне важную кладовую. Мандарин же тем временем будет развлекать Семена - как раз его очередь была дежурить - рассказом о только что совершенном подвиге.
           Главная задача Прокопыча в это время - найти ту партию бумаги, из которой Мандарину досталась зарплата. Упаковку с номером этой партии, к счастью, Мандарин не успел выбросить.
          Семена появление старичков застало врасплох. По случаю воскресенья и хорошей погоды он сидел во дворе за столиком, накрытым к обеду. Солнце пригревало не по-весеннему щедро, поэтому охранник снял ватник и наслаждался курортными условиями несения вахты.
- Попался, голубчик! - с порога пошел в наступление Прокопыч. - Теперь понятно, почему бумага пропадает. Пока Семен тут загорает, можно пол-страны оставить без туалетных принадлежностей. Привет, Семен, - поздоровался Прокопыч с охранником, который на его тираду отреагировал только широкой улыбкой.
- Сало будете? Здоров, Мандарин, - поздоровался Семен и со вторым визитером. Чего вам дома не сидится?
- Да вот, понимаешь, сегодня целую ночь не спал, думал, закрыл я малую кладовую или не закрыл? Вроде, закрыл. А потом думаю: а вдруг не закрыл? И так целую ночь. Все равно, как с утюгом: выключил - не выключил, выключил - не выключил. Пока не проверишь, не успокоишься.
- Да че с ней сделается, с кладовой твоей? Проходил я там утром - все тихо, немцев не видел, - попытался пошутить Семен.
- Да ты их вообще не видел, молодой потому что. Думаешь, наверное, они на тараканов похожи. Схожу-ка я погляжу, потому как поспать сегодня хочу.
           Семен уже открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь про инструкцию, но тут начал играть свою роль Мандарин:
- Ладно, давай свое сало, спробую, з чого ты його робыш. Найкраще сало, правда, - це рыба. Слухай! Мы ж сьогодни чуть ледь живи залишились, ось такого коропа дистали, - Мандарин раскрыл объятия до размеров стола.
- Ага, и говорил он человеческим голосом, - не поверил Семен.
- Не вирыш? - вступился за рыбу Мандарин и заметил краем глаза, что Прокопыч уже скрылся в фабричном корпусе. - Кажу тоби, ось такый, а може, и бильше. Ледве доволоклы, думав, мы там разом з карпом пловники повидкыдаемо. Ось будеш идты с вахты, зайды до Прокопыча - може, голова ще залышыться. З тиеи головы, щоб уху зробыты, треба в корыти варыты. Ты по голови-то зможеш зрозумиты, якым був хозяин? – снисходительно спросил Мандарин.
- Да что я - маленький, что ли, - Семена задело неверие в его рыбацкий опыт. - А все равно, кто сома не ловил, тот и рыбалки настоящей не видел. Ты сома ловил?
- А як же, - не моргнув, соврал Мандарин, - и сома, и налыма, и билого амура... А щодо сома ты не правый. Вин, звычайно, рыба знатна, поважна, можна сказаты, голова ихнього колхозу пидводного. Але ж и инша рыба, поменше, вона також... рыба. На рыбалци-то що головне?
            Семен решил не отвечать, а послушать мнение деда.
- Головне в рыбалци – це настрий. Поймаеш - не поймаеш - немае ризныци. Все одно головный улов буде твий - отдых. Посыдив на берези, на водычку подывывся, пташок послухав - ось тоби и гарный настрий. Воно, звычайно, веселише, колы клев е. Ну, а якщо немае - ну и ладно, так посыдиты можна.
           "Де ж його чорты носять? Я вже и не знаю, про що ще говорыты", - забеспокоился про себя Мандарин.
           Семен, видимо, тоже почувствовал, что лекция про рыбалку затянулась:
- Что это Прокопыча так долго нет? - Он оглянулся на ворота корпуса, за которыми скрылся завскладом, почесал подбородок, потом медленно поднялся и вышел из-за стола. - Схожу-ка я туда. Может, подсобить треба.
          "Все, пропали наши грошенята, тепер и з ним дилытысь доведеться", - глядя в спину уходящему Семену, сокрушался в душе Мандарин.
          Но счастье и на этот раз было на стороне Мандарина. Семен уже подошел к большим металлическим воротам и взялся за ручку небольшой врезанной в них двери, как та сама распахнулась. Из цеха вышел Прокопыч.
          "И чому лыше стогодни так щастить? Де воно було, це везиння, все життя? Мабуть, инших обслуговувало," - подумал Мандарин.
- Все в порядке, зря я волновался, - отчитался Прокопыч. - Чтоб не обидно было, что зря сюда притащился, прихватил чуток нашей продукции, - он показал два рулона бумаги, - дома, как раз, заканчивается. Ну шо, бывай, Семен, хорошо тебе отдежурить, а мы включаем малый ход - и в обратный путь. Идем, Мандарин.
- А ты все ж таки зайды писля вахты до Прокопыча, тоби докажуть, що я тут не байки выгадував, - вместо прощания напомнил еще раз Мандарин о карпе.
            Едва они отошли на несколько метров, Мандарин накинулся на друга:
- Ты чого так довго? Я вже таку бодягу про рыбалку понис, що Семен не вытрымав, пишов тебе шукаты.
- А ты думаешь, так просто найти нужную партию? Надо было с книгами свериться, а потом еще добраться до нее. Неделю назад ее сделали, много уже отгрузили, но кое-что еще осталось, - отчитался Прокопыч.
           С фабрики отправились прямиком к Мандарину, там им никто не смог бы помешать. Мандарин разрешил Прокопычу самому вскрыть рулоны. Пусть тоже убедится, что чудеса бывают.
Один рулон был пустой, второй - полный, сумма та же.

Глава XIV

                «- Что вы делаете?
                - Ухожу.
                - Но вы же ищете повод, чтобы остаться.
                - Ищу. Но не нахожу.»
                «Ирония судьбы, или С легким паром!»,
                «Мосфильм», 1975
                Эмиль Брагинский, Эльдар Рязанов

- Я обещала рассказать, - начала Лена, дождавшись, пока и я закурю, - о своем брате. С чего бы начать… Мы очень близки, родители давно умерли, когда мне было восемнадцать, а ему – девятнадцать. Мы погодки. С тех пор о себе мы заботились сами.
         Нам осталась двухкомнатная квартира на Оболони. Не на Оболонских Липках, их тогда еще в помине не было, а в простой девятиэтажке. Если приходилось бывать в оболонских девятиэтажках, то вы понимаете, что я насмотрелась классических украинских лифтов и подъездов. Это вам не рязановские новостройки, только что заселенные, а дома, мягко говоря, с историей. Бывали на Оболони? - спросила Лена.
- Я думаю, каждый киевлянин хотя бы раз бывал на Оболони. Вообще-то, я там живу. Поэтому ваш дом поверг меня в большой культурный шок, - сказал я чистую правду.
- Ну, вот, - продолжала Лена. – А несколько лет назад нам повезло. Я знаю, в это сложно поверить, я сама тогда не верила, со стороны это должно выглядеть… ненатурально. В общем, мы выиграли в лотерею.
          Лена, до этого сосредоточенно изучавшая пепельницу, перевела взгляд на меня, как бы пытаясь уловить, насколько я поверил в ее рассказ. Я, как мог, изобразил крайнюю степень доверия. Ну, да, повезло, должно же кому-нибудь везти.
- Тема внезапного богатства интересует практически всех. – Лена повертела в руках опустевшую чашку. – Еще кофе будете?
               Я согласился. По правде говоря, уже пора было возвращаться в офис на помощь Мане, но и от Лены уходить очень уж не хотелось. Тем более, что она сама была расположена к моей компании.
- Большинство людей вкалывают всю жизнь, чтобы свить уютное гнездышко, сначала себе, потом – детям… А тут – бац, возьмите-получите, - продолжала Лена, заваривая свежий кофе. – Ираклий, вот вы сами когда-нибудь мечтали разбогатеть? Основательно, так, чтобы больше не думать, где взять денег на кусок хлеба?
- Я и сейчас мечтаю, - вынужден был признать я, - только я в лотерею не играю, я хочу с аквалангом нырять и еще у меня в планах металлоискатель купить.
- Опасно, наверное, нырять? – спросила Лена, закуривая очередную сигарету.
- Опасно не нырять - опасно выныривать. Сразу же подойдут и попросят поделиться. Правда, для меня это пока теория, сам еще не пробовал. Но подозреваю, что все под присмотром, - я тоже закурил. – Насчет лотереи: в «Мастере и Маргарите», помните, Мастер тоже выиграл?
- Конечно, помню. Я на этом месте, когда читаю или фильм смотрю, теперь всегда ухмыляюсь, - Лена показала, как она ухмыляется, одной правой стороной. Очень мило.
- Так вот, - вернулась к рассказу Лена, - мы сразу же взяли эту квартиру. Женя остался на Оболони.
- Женя – это брат? – на всякий случай уточнил я. Лена кивнула.
- Он сказал, что мне нужно приданое. Он здесь все своими руками сделал, - Лена обвела взглядом не только кухню, в которой мы находились, но и остальные помещения, за стенами.
- Занятная квартирка. А брат еще и живописью увлекается? – поинтересовался я.
- Да нет, - удивилась Лена, - а почему вы спрашиваете?
- В туалете у вас – прямо Третьяковская галерея, - пояснил я.
- Ах, это! Нет, это только элемент дизайна. Женя говорит, что в окружении прекрасного легче проходят все процессы в организме. Извините.
- Да чего уж там, - поспешил я ее успокоить, - это естественно, я с ним согласен. «Опять двойка» меня больше всего заинтересовала. Давно уже не видел, со школьных времен, наверное. Честно говоря, я почему-то думал, что она еще дореволюционная, а тут смотрю – пионеры.
- Есть похожая картина, там гимназист стоит, а мать лежит на кровати, только не знаю, как называется и кто автор. А эта – «Опять двойка» - пятьдесят второго года, Федор Решетников.
- Надо же, пятьдесят второй… - поразился я непонятно чему, то ли тому, что автора зовут Федор Решетников, то ли просто тому, что она пятьдесят второго года.
- На чем я остановилась? – решила сменить тему Лена. – Ага. После покупки кваритры и ремонта от выигрыша остались кое-какие деньги. Жене еще и бизнес открыли. В общем – тьфу-тьфу-тьфу, - Лена постучала себя по лбу, - как говорится, грех жаловаться. А со вчерашнего дня я не могу с ним связаться. Может, конечно, телефон разрядился…
                Лена посмотрела на меня с такой надеждой на то, что я поддержу ее версию, что мне ничего другого не оставалось, как согласиться с ней:
- Может быть, - согласился я.
- Я бы так сильно не переживала, - поспешила добавить Лена, - если бы не вчерашний случай.
               Я слегка склонил голову набок, как бы спрашивая: «Что за случай?»
- Он заехал ко мне утром, перед работой. Мы позавтракали, потом он пошел в туалет, а минут через десять выскочил оттуда, как ужаленный, схватил ключи от машины и убежал. Как был в тапках, так и убежал.
- Ах вот оно что, - теперь мне стало ясно, что Лена имела в виду, когда я, переобуваясь, наткнулся на мужские туфли. – И что, с тех пор связи с ним не было?
- Пару раз я дозванивалась. Сначала, сразу после того, как он ушел, хотела сказать насчет обуви. А он сказал, что позже заедет переобуться, сейчас ему некогда, потом объяснит.
- А второй раз? – история о брате, разгуливающем по городу в домашних тапочках, меня увлекла.
- Потом я в коридоре нашла сто долларов, такие же, - показала Лена на купюру, все еще лежавшую между нами на столе. – Сразу же позвонила Жене. Он сказал, что я могу эти деньги взять себе.
- И вы их добавили к оплате за тур, - подытожил я.
- Правильно, - Лена удивилась, - а вы откуда знаете?
               Я не был до конца уверен, но мне показалось, что эти две купюры находятся в родственных связях.
- Лена, - вздохнул я, - одна купюра оказалась фальшивой, очень качественной, но фальшивой. Вот эта, - я вынул из кармана доллары, которые хозяин обменника соглашался взять только за двадцать процентов, и положил их рядом с найденными в туалете.
- О, Боже! – Лена прикрыла рот рукой и внимательно посмотрела на меня. Мне показалось, что она пыталась оценить мои намерения, можно ли мне доверять. В конце концов, знакомы-то мы без часу минута, а разоткровенничалась она не на шутку. Не знаю, к какому выводу она пришла, только спросила:
- Что же теперь делать? Ну, почему он не отвечает? – Лена наклонилась ко мне через стол, как будто я знал ответ на этот вопрос. Потом перевела взгляд на купюры, выделявшиеся на большой поверхности стола зеленоватым пятном.
- Вы уверены, что они фальшивые?
             Я кивнул.
- Сначала я очень сильно сомневался. Детектор их то принимал, то не принимал. Для верности я пошел в обменный пункт, - я набрал в грудь воздуха и выдохнул: - там их тоже не приняли.
             Повисло молчание. Лена думала о чем-то своем, я, чтобы как-то заполнить паузу, стал двигать с места на место злополучные доллары, словно раскладывал пасьянс.
- На работу звонить пробовали? – задал я заведомо риторический вопрос.
- Конечно. Ни секретарша, ни его зам не признаются. Я чувствую, что они что-то знают, но скрывают. Говорят, что он объезжает точки, и все.
- А что за бизнес у брата?
            Лена снова пристально посмотрела на меня. Я под ее взглядом старался держаться как можно естественнее, но сканирование несколько затянулось. Чтобы не играть в гляделки, я закурил.
- У нас – бизнес, - уточнила Лена, - я там тоже компаньоном числюсь. Мелкооптовая фирма. Поставляем в магазины разные бытовые мелочи, знаете, всякие там салфеточки, прищепки, мыло, туалетную бумагу… - Лена осеклась, встала, прошла к окну, вернулась и снова села.
- Так вы, Ираклий, говорите, что нашли это в туалете? – она кивнула в сторону денег.
- Из-под стиральной машинки краешек выглядывал, - подтвердил я.
- Может, там еще есть? – Лена встала, намереваясь отправиться в долгое путешествие в конец коридора на поиски других долларов.
- Там больше нет, - остановил я ее и почувствовал, что начинаю густо краснеть, вспомнив, как недавно ползал по полу в чужом туалете, подсвечивая себе мобильным, - я проверял.
            Лена снова села и принялась меня изучать, как будто увидела впервые.
- Ираклий, - твердо произнесла она. – Простите меня, я вас совсем не знаю и загрузила своими проблемами. Наговорила кучу такого… Просто мне и поделиться-то не с кем.
- Согласен, вы были со мной откровенны. Как со случайным попутчиком в поезде, когда знаешь, что больше никогда друг друга не увидишь. Только это не наш случай. Мы-то еще увидимся, нам еще в Турцию вместе ехать, - я попробовал улыбнуться. - Лена, вы не волнуйтесь, мне можно доверять. Мне даже приятно, что вы мне доверяете. Если бы я еще и мог вам чем-нибудь помочь…
- Спасибо, Ираклий, - поблагодарила Лена за предложение. – Правда. Я и сама пока не знаю, в чем мне нужно помогать. Выглядит все довольно заурядно: подумаешь, не могу дозвониться брату! Может действительно телефон разрядился. Только после этих купюр, а особенно – из-за туалета, мне почему-то тревожно.
- Почему особенно из-за туалета? - удивился я.
- Видите ли… У меня два санузла, один – тот, в который вы ходили. Второй – здесь, рядом, возле входа. Там сейчас не прибрано, поэтому я вас направила в дальний. После ухода брата я в дальний санузел некоторое время не заглядывала, а когда зашла… Весь пол там был устлан туалетной бумагой, целый рулон был размотан. Я снова позвонила Жене, но он трубку уже не брал.
            В этот момент у меня в кармане джинсов заиграл гимн Украины. Я извинился и здоровой рукой достал мобильный.
- Алло!.. Да, Мань… Нет, все в порядке… Я минут через пятнадцать тебя наберу. Пока!
- Извините, - обратился я к Лене, пряча мобильный. – Коллега волнуется, она одна в офисе осталась.
- Да-да, - Лена встала из-за стола, - это вы меня извините, задержала вас своими разговорами.
- Что вы! – отмахнулся я, тоже вставая. – Я вам так благодарен! Я до сих пор под впечатлением от вашей первой помощи. Я теперь ваш должник.
              Позже я еще часто краснел, вспоминая, как пятился к выходу, рассыпаясь в благодарностях, а Лена, глядя на меня, улыбалась красноречивой улыбкой женщины, для которой истинные чувства собеседника уже давно не секрет. Я и не отрицаю, что, кажется, втрескался, как кот – в миску с валерьянкой. Только в тот момент я еще испытывал неловкость от явного проявления своих чувств.
- Ираклий, - остановила меня Лена у выхода и, посерьезнев, спросила: - А если я отменю поездку, ну, если Женя до отъезда так и не отзовется, тогда что будет?
- Лена! – ответил я как можно строже. – Во-первых, Женя найдется. Если позволите, это я беру на себя, только на работу смотаюсь. Ну, а в принципе… Если только теоретически: так как до вылета осталось всего два дня, плюс майские праздники – это высокий сезон, значит, в случае отмены могут быть стопроцентные штрафные санкции. Выражаясь по-русски, вы потеряете все деньги. И попутчика в моем лице, - добавил я.
- Ой, деньги, - спохватилась Лена. – Подождите минутку, я сейчас, - и она скрылась за одной из дверей коридора, который для меня по-прежнему был загадочен, как лабиринт Минотавра. Спустя секунд тридцать она снова появилась - как мне показалось, уже из другой двери, - держа в руке очередную стодолларовую купюру.
- Вот, вместо той, - она протянула мне деньги, - надеюсь, эта будет нормальной.
- Хорошо, а то коллега переживает, - призвал я Маню на помощь, беря доллары. – Можно я вам сегодня позвоню?
              Лена посмотрела на меня так, как мне бы и хотелось, чтобы она смотрела.
- Вдруг от брата появятся известия? - на всякий случай, уточнил я.
- Конечно, можно. Я сама вас хотела об этом просить, - очень легко произнесла Лена фразу, на мой взгляд, очень тяжелую для едва знакомых людей. Впрочем, стоит уточнить, что недолго мы знакомы только хронологически, а по ощущениям, по моим ощущениям – мы уже как минимум друзья.
- Еще один вопрос, если можно? – уже держась за ручку входной двери, попросил я.
- Какой? – разрешила Лена.
- Где прячется ваш кот?
- А никакого кота у нас нет, - Лена улыбнулась. – Кот – это такая сигнализация, мяукает, когда открывается и закрывается туалетная дверь. Брат придумал.
- Забавно. Ну, и слава богу, а то я уже начал за себя беспокоиться. Тогда… до свидания? – предложил я.
- До свидания, - подтвердила Лена.

Глава XV

            «1. Дуэль может и должна происходить только между равными.
              2. Основной принцип и назначение дуэли – решить
              недоразумение...»
                В. Дурасов, Дуэльный кодекс, 1912

            Спускаясь в лифте, я об окурках и монголах уже не думал. Мне было над чем поразмыслить.
            Надо же! Еще утром, проснувшись, я готовился к обычному течению дня с привычным распорядком: умыться, позавтракать, добраться до работы, обслужить двух-трех клиентов, сходить с Маней на обед, еще обслужить пару-тройку клиентов, вернуться домой, поужинать, посмотреть телевизор и лечь спать. Жуть, как интересно, и ведь так проходит большая часть жизни!
            Но вдруг… - как пишут в романах - за последние какие-нибудь два-три часа я успел познакомиться с очаровательной девушкой, почти рассорился с Маней, оставил ее без обеда, чуть не влип в историю с жадными до чужого добра подростками, получил травму, снова встретил Лену и даже побывал у нее дома. Более того, сегодня я буду ей еще раз звонить. Головокружительно! Может быть, это и сумбур, по сравнению с размеренным привычным течением времени, но ради такого беспорядка в своей жизни стоило переносить всю предыдущую рутину. И если все, что со мной сегодня произошло – не чудо, то, как минимум, везение. Находясь во власти такого вот везения, хочешь - не хочешь, а задумаешься: так ли уж неправдоподобно представление о том, что нами кто-то или что-то управляет?
             Выходя из подъезда, я радушно улыбнулся консьержке как старой знакомой и кивнул на прощание.
             Первым делом стоило позвонить Мане. Доставая мобильный, я скользнул взглядом по джинсам и испугался. Правая штанина от кармана до колена была густо покрыта темными пятнами, о происхождении которых и гадать не стоило. Последние часа полтора я настолько был поглощен созерцанием Лены и изучением квартиры, что даже не заметил такого явного недостатка в своем гардеробе. Обо всем думал: о носках, о воротнике, о щетине, а на джинсы – ноль внимания. И Лена тоже ничего не заметила. Большую часть времени я сидел за столом, а когда стоял… ну, не станет же она меня разглядывать от пояса и ниже. Проклятье! Стараясь обходить нечастых прохожих, оставляя их с левой от себя стороны, я направился к дороге, намереваясь поймать такси. На ходу позвонил на работу.
- Маня, привет!
- Где тебя носит?! – примерно такую реакцию на свой голос я и ожидал услышать. – Встретился со своей фальшивомонетчицей?
- Ты еще не обедала? – я источал самое искреннее сочувствие. Однако перевести разговор на другую тему не удалась. Маня буквально взорвалась.
- Ираклий! – взяла она официальный тон. – Какой обед? Ты же знаешь, что не обедала. На кого я офис оставлю? – ответ с моей стороны не только не требовался, но даже и не ожидался. – Хватит мне зубы заговаривать! Пока ты там амурные дела устраиваешь, у меня тут дым коромыслом и, кроме кофе, с утра во рту ничего не было.
- Маня, ну какие еще амурные дела, - перебил я ее, - между прочим, меня чуть не ограбили, и я поранился.
- Будешь и дальше шляться с каждой встречной-поперечной, не только ограбят, но еще и башку отобьют!
- Ну, зачем ты так! Я же по делу ездил.
- Зна-а-а-ю я твои дела!
              Честно говоря, мне это уже надоело. Что она вообще себе возомнила? Хорошие отношения на работе не дают оснований для подобного тона. Пусть она голодная, зато я ранен!
- Слушай, Самойлова, а ты меня часом не ревнуешь? – не сдержался я и выпалил то, что уже давно вертелось у меня на языке.
- Ты че, сдурел?! Ты сегодня точно головой не бился? Кого я ревную?
- Не кого, а к кому, - внес я ясность.
- Угу. Да будет тебе известно, знаток ревности: чтобы ревновать К кому-нибудь, нужно, чтобы сначала было Кого ревновать. А мне ревновать некого, не обольщайся. Скоро будешь, спрашиваю?
- Маня, тут такое дело, - начал я.
- Ну, что еще?
- Я же говорю – поранился, у меня джинсы в крови.
- Да ты что! – тон Мани мгновенно переменился. Все-таки, какими бы разными ни были женщины, а сочувствие пробуждает в них одни и те же инстинкты – заботливых матерей. – Сильно? Может, скорую вызовешь?
- Не надо, уже все нормально, спасибо. Только в таких джинсах я до офиса не доеду, заметут. Я съезжу домой, переоденусь? – попросил я.
- Конечно, Гер, конечно! – прощебетала Маня. – Езжай домой, переоденься. Если хочешь, можешь сегодня дома побыть.
              Это было уже слишком. Заманчиво, но слишком. Признаюсь, такого я от Мани не ожидал. Если бы перед звонком я мог хотя бы предположить подобное, то с радостью согласился бы. Но я не был готов, поэтому промямлил:
- Да ну, Мань, ты что – царапина пустяковая, просто много крови было. А ты там одна разрываешься.
- Ладно, - пришла в себя Маня, - тогда купи мне чего-нибудь поесть, а то я скоро клавиатуру грызть буду. Начну с твоей.
- Хорошо, начинай с буквы «Н», она все равно западает. Пиццу будешь? – предложил я уже серьезным тоном.
- Буду, с салями, без лука. И сок томатный.
- Договорились. Ну, пока!
- Пока! – и мы разъединились.
               Пока мы разговаривали, я уже успел выйти к довольно оживленной дороге. К счастью, возле остановки стояло несколько пустых такси. Это значительно облегчало мне поиск транспортного средства. Я себе с трудом представлял, как бы я голосовал правой забинтованной рукой, вряд ли нашлись бы желающие остановиться на такой жест. А голосовать левой, находясь спиной к движению – так еще хуже.
              Усаживаясь в ближайшую свободную машину, я внимательно осмотрелся: нет ли где-нибудь каких-нибудь выступающих деталей. Если со мной сегодня еще что-нибудь произойдет непредвиденное, значит, в механизме, отвечающем за мою жизнь, точно что-то сломалось. И сколько времени уйдет на поиски испорченной детали, а потом – на ее починку, неизвестно. Оно, конечно, и на старуху бывает проруха, только я ведь еще не старуха и никогда ею не буду. А сегодняшняя проруха пусть уж остается на том уровне, которого уже достигла. В такие прорухи обычно просачивается только плохое, а мне повезло, я встретил Лену. Все, проруху можно закрывать.
             Я назвал водителю адрес и договорился о цене. Мы тронулись, и я погрузился то ли в воспоминания, то ли в размышления. Благо – ехать с Позняков на Оболонь минут сорок, поэтому времени у меня было предостаточно.
             Червяк, получивший прививку обаяния от Лены, замолчал окончательно. Сдох, наверное. Значит, теперь меня не будут мучить сомнения в порядочности Лены. Честно говоря, это только Маня, с ее неровным отношением ко мне, могла допустить, будто Лена – мошенница! Это ж надо такое придумать! Тоже мне – мошенница. Да стоит один только раз заглянуть в эти глаза, чтобы навсегда понять: чистое не может быть грязным.
             Опасения Лены по поводу брата казались мне чрезмерными. Молодой мужчина, вполне мог элементарно загулять. Банально, конечно, но жизнь вообще в основном и состоит из банальностей. А если не загулял, тогда что? Внезапное бегство в тапках могло говорить только об одном: он что-то вспомнил или что-то увидел, что его не на шутку встревожило. Что это могло быть? Я его абсолютно не знаю, поэтому могло быть все что угодно. Может, он прочитал что-то, он ведь в туалете был, когда ему вожжа под хвост попала. Ну, да, в туалете. По сути, туалет пока и остается единственной зацепкой.
             Хороший туалет, - вспомнил я обстановку, располагающую к всевозможным размышлениям. Такой туалет должен иметь соответствующую оправу в виде остальной квартиры и даже дома. Заведи я у себя такой санузел, соседи его, наверное, нарочно бы затопили. Чтоб не выделялся.
             Туалет, - напомнил я себе. И бумага. Лена говорила, что после брата на полу остался размотанный рулон. Зачем, спрашивается, его было разматывать? Не знаю, - ответил я сам себе. Кстати, у меня дома бумага закончилась, - вспомнил я.
- Здесь куда? – вывел меня из туалетных размышлений голос водителя.
             Я попросил остановить возле магазина, не заезжая во двор. Расплатившись, я вышел из такси и направился в небольшой супермаркет.
            Едва войдя, я сразу же наткнулся на картину, которая, учитывая последние события, не могла не привлечь моего внимания. На кассе какая-то женщина выгружала из тележки несколько упаковок туалетной бумаги.
            Зачем ей столько? – удивился я и пошел к полкам с бытовыми принадлежностями.  Бумаги там уже не было. Пришлось возвращаться с пустыми руками. Вернее, с пустой рукой.
            Женщина, которая увела у меня из-под носа всю бумагу, еще не успела расплатиться. Подходя к кассе, я не удержался и обратился к обладательнице туалетного мини-склада:
- Вы меня, конечно, извините, но, похоже, мне придется напроситься к вам в гости.
- В каком смысле? - вполне закономерно удивилась женщина и настороженно уставилась на меня.
- Ну, как же? Вы забрали всю туалетную бумагу, теперь мне дома в туалет сходить - извините - будет проблематично. Ну, если не хотите меня к себе приглашать, то уступите хотя бы одну упаковку. Кстати, зачем вам так много? Вы увлекаетесь папье-маше или у вас колбасный цех?
- А вам какое дело? – отрезала она и на всякий случай загородила собой тележку. - Раз покупаю - значит, надо. И при чем здесь вообще колбаса?
              На помощь мне пришла кассирша:
- При Союзе, помните, люди жаловались? Говорили, что в колбасу добавляли туалетную бумагу. А по мне - так лучше уж та колбаса, чем сейчас. В лучшем случае – соя. - Кассирша оглянулась по сторонам и добавила, понизив голос: - И это только в лучшем случае.
- Спасибо, полностью с вами согласен, - поблагодарил я кассиршу за поддержку. - У меня о советской колбасе остались самые вкусные воспоминания. А про бумагу врали. Тогда туалетная бумага была только у академиков - уж больно дорогая была, да и не найти нигде. Так что использовать ее вместо мяса было невыгодно. Ну что, может, хоть рулончик дадите? – я снова обратился к покупательнице.
- Купите лучше колбасу.
- Мне бумага нужна, - напомнил я.
- В соседнем магазине возьмите, - не сдавалась женщина.
- Послушайте, в обычном состоянии я - человек неконфликтный, но иногда могу из джентльмена резко превращаться в отъявленного грубияна. У меня сегодня вообще денек – еще тот. Так что давайте лучше по-хорошему.
              Я уже начал подозревать что-то неладное в таком упорстве этой похитительницы бумаги. Ну, правда, ей что - рулона жалко?
- В конце концов, вы нарушаете мои права потребителя. Забрали все себе, а другие пусть мучаются от антисанитарии, так по-вашему?
- Молодой человек, отстаньте, а то я сейчас милицию позову, - пригрозила женщина и сразу же стушевалась.
             От меня не укрылась столь резкая смена в поведении соперницы. Что-то тут нечисто, - снова подумал я и решил любой ценой победить.
- Милицию, говорите? Что ж, зовите.
             Но вместо крика «Караул!», женщина отвернулась от меня и продолжила выгружать рулоны на резиновую ленту.
- Сколько стоит упаковка? - обратился я к кассирше, которая с интересом наблюдала за ссорой и не торопилась пробивать спорный товар.
- Четырнадцать двадцать, - любезно ответила она. Ее симпатии были явно на моей стороне. - Кстати, это последняя бумага, у нас на складе больше нет, - ехидно добавила она, посмотрев на женщину. - Мы не думали, что она разойдется так быстро.
            Кассирша заерзала на стуле, возможно, собираясь сообщить мне, что у нее дома тоже есть бумага, и я вполне мог бы заглянуть в гости к ней, а не к этой грымзе.
           «Сначала Маня, - подумал я, - теперь эта кассирша… Я что, так хорошо выгляжу?» На всякий случай, я повернулся к кассе левой стороной, чтобы не было видно пятен на джинсах.
- Вот видите, - обратился я к спине таинственной охотницы за туалетными принадлежностями. – Бумаги больше нет. Не хотели по-хорошему - придется по-моему, - я достал из кошелька десять и пять гривень и отдал деньги кассирше. Та заколебалась, но все же приняла деньги.
- Сдачи не надо, - на удивление легко произнес я фразу, которая обычно выходила у меня неестественно. После чего нарочито медленно взял левой здоровой рукой из тележки врага упаковку бумаги и, улыбаясь самой наглой улыбкой, на которую были способны мышцы лица, негромко сказал:
- Вы за это еще не заплатили. Приятного дня, спасибо за внимание, до побачення, - развернулся и, не спеша, пошел к выходу с трофеем.
- Грабят, - скорее для приличия еле слышно пискнула Светлана. - Что же вы молчите? – обратилась она к кассирше. - Почему позволяете такие безобразия в вашем магазине?
- Если б это был мой магазин, я бы на кассе здесь не сидела, - грубо ответила кассирша, мысленно прощаясь с несостоявшимся романтическим знакомством. - А вы сами виноваты, зачем вам столько бумаги? А молодому человеку, и правда, было нужно. Может, он девушку в гости ждет, а в доме туалетной бумаги - ни клочка! Не хорошо. Эту бумагу пробивать?
- Пробивайте, пока и ее не отобрали.

Глава XVI

        «- Доллары в вентиляции, - задумчиво сказал первый и спросил
          Никанора Ивановича мягко и вежливо: - Ваш пакетик?
          - Нет! – ответил Никанор Иванович страшным голосом. – Подбросили враги!
          - Это бывает… Ну что же, надо остальные сдавать.»
                «Мастер и Маргарита»
                М.А. Булгаков               

              Из магазина Света вышла сама не своя. Надо же было так вляпаться. Интересно, этот тип что-то заподозрил, или ей только показалось? Странный тип, и рука перебинтована... Но на наркомана, вроде, не похож. Хотя, их сейчас не разберешь, кто наркоман, а кто – нормальный. Если что-то заподозрил, тогда лучше, чтобы рулоны были пустыми. Иначе... Что будет, если у этого мерзавца окажутся деньги, лучше и не думать, и так перенервничала. А то, что он ее запомнил - это как пить дать. Ладно, скоро все узнаем. Если у нас будут деньги, значит и у него, скорее всего, - тоже. Размышляя над происшествием и его возможными последствиями, она и не заметила, как подошла к дому.
            В квартире ее уже встречал Повезлов.
- О-о-о! - Оценил он внушительных размеров два пакета, набитые бумагой.
             После первой вылазки в супермаркет они долго совещались и решили больше не шибко осторожничать. В конце концов, если хозяева денег и кинутся их разыскивать, то найти всех покупателей они никак не смогут. А если продолжать бояться, тогда другие, менее щепетильные и более расторопные, все скупят. И у Повезловых никаких шансов больше не будет, придется довольствоваться тем, что уже заработали. Вернее, нашли.
- Слушай, Повезлов, я, кажется, засветилась, - призналась Светлана.
- Не, это просто так свет на тебя падает.
- Мне не до шуточек. В магазине одну упаковку у меня буквально отобрали.
- Иди ты! Кто?
- Дед Пихто! Откуда я знаю? Какой-то тип. Я так и не поняла, он в курсе или ему просто была нужна бумага. Ой, я даже не посмотрела, следил за мной кто-нибудь или нет! – Света прикрыла рот рукой и обессилено села на табурет.
- Да брось ты, - отмахнулся Повезлов, - следил! Тоже мне, шпионка. Ты бы еще про засаду что-нибудь придумала.
- Говорю тебе - все очень серьезно. Слушай, выгляни-ка в окно, только осторожно. Там во дворе никто не маячит? - попросила Света.
- Ну, хорошо-хорошо, посмотрю. Меня-то твои знакомые не знают. А ты займись расчленением наших копилочек, - Сергей с нежностью посмотрел на пакеты, таившие в себе пока еще неизвестные богатства, и нехотя пошел на балкон.
             Там он закурил и, как ни в чем не бывало, стал рассматривать окрестности. Бабушка с внучкой - кажется, из дома напротив; бомж в урне копается; женщина вскапывает клумбу, готовит к весенней посадке цветов; фургон какой-то подкатил к подъезду, наверное, мебель кому-то привезли; сосед из магазина возвращается. Кажется, заметил. Они помахали друг другу руками, после чего соседа окликнул мужик в красной кожаной куртке и стал о чем-то его спрашивать. Сосед только слушал, ничего не говорил, но потом краснокожий ему что-то показал или дал – издалека не очень хорошо было видно - и у них сразу же завязался диалог. Вскоре на Повезлова смотрели уже четыре глаза. Он натянуто улыбнулся и снова помахал ручкой, в ответ - ничего.
             А что это у краснокожего в руке, а? Повезлов присмотрелся - точно, бумага! От неожиданности он чуть не проглотил окурок. Постарался не показать своего волнения, небрежно бросил его с пятого этажа. Подождал, пока он опустится на землю, и только после этого вернулся в квартиру.
- В шести рулонах, еще сорок девять двести, - уныло доложила жена. Повезлов тоже не стал прыгать от восторга, а только спросил:
- Твой знакомец из магазина во что был одет?
- Кожаная куртка, красная.
- Ну, так и есть, - Повезлову тоже пришлось присесть. - Ты права, есть хвост. Он сейчас у Палыча под подъездом что-то выспрашивает. Между прочим, на наши окна посматривают.
- Боже, что же делать, Сереж, а? Он точно от тех, чьи это деньги. Может, в милицию обратимся и ну их, эти доллары?
- Ага, щас! Так я и расстался с обеспеченным будущим. Не дождутся. - Повезлов даже, на всякий случай, отодвинул от Светки стопку свежего выигрыша.
- Спокойствие, - спустя пару минут молчания, продолжил Повезлов. - Думаю, этот тип не от тех типов, хозяев бумаги. Если бы он был в курсе, он бы забрал у тебя всю партию и не стал бы дожидаться, пока ты ее оприходуешь. Логично?
           Света в ответ кивнула, но как-то неуверенно.
- Да логично, логично, - настоял на своем Повезлов. - Так что временно нам ничто и никто не угрожает.
- Мне - временно, а тебе совсем ничто не угрожает, - поправила Светка. - Он только меня в лицо знает.
- Да нет, дорогая, со мной он теперь - спасибо Палычу, зараза - уже тоже знаком. Палыч ему показал на наш балкон, а тут я стою, как на витрине. Так что меня он тоже видел, хотя и не так подробно, как тебя. Здесь ты права. Но нам сейчас нужно думать не о том, кто с кем знаком, а о том, куда бежать и где понадежнее денежки пристроить.
- Угу, - только и сказала Светлана.
- Как думаешь, если я их в пакет заверну и в туалетный бачок опущу, не найдут?
- Угу, - повторила Света.
- Да возьми ты себя в руки, в конце-то концов! Приступом нашу квартиру никто брать не соби...
             Звонок в дверь парализовал чету Повезловых.

Глава XVII

                «Смятый лист бумаги во сне – это к приходу
                денег…
                Чтобы деньги пришли, поскорее закопайте возле
                входа в дом бутылку вина, а когда они придут, можете
                откопать бутылку и выпить».
                Сонник Юноны

            Выяснив, в каком направлении скрылась женщина с бумагой, я отправился к себе – совсем рядом, через несколько домов. Сам не знаю, зачем я пошел за странной покупательницей. Сам-то я тоже выглядел не менее странно: рука перебинтована, джинсы в крови. Хорошо еще, что в наших дворах милиция – редкий гость. По вечерам, когда на лавочках собираются подвыпившие подростки и начинают один громче другого хвастать знанием ненормативной лексики, милиция не помешала бы. Но ее и по вечерам не бывает. Сейчас же отсутствие стражей порядка меня даже обрадовало. Я, хотя и был на улице, но уже чувствовал себя как дома, в безопасности.
             Поведение моей недавней соперницы было, действительно, подозрительным. Мне почему-то пришло в голову, что между ее упорством и исчезновением брата Лены может быть какая-то связь. Там – бумага, тут – бумага. Так или иначе, я это уже сделал и, благодаря десяти гривнам, добился расположения соседа похитительницы бумаги. Дом известен, этаж – тоже, даже квартира и муж запасливой хозяйки теперь у меня на крючке. В случае надобности могут пригодиться.
            Зайдя к себе в квартиру, я уныло оглядел окружавшие меня стены с засаленными обоями, пол с вытертым линолеумом, вздохнул, вспоминая недавно увиденное великолепие дворца на Позняках, разулся и, не обращая внимания на носки, пошел на кухню сделать себе еще раз кофе.
            Я сел на стул, упаковку туалетной бумаги поставил перед собой на столе и стал внимательно рассматривать трофей. Бумага - как бумага, - я разорвал полиэтилен, достал один рулон и взял его в левую руку, - ничего особенного. Шестьдесят три метра, плюс-минус полтора, сделана якобы из экологически чистого сырья. Фабрика в Задовцах. Надо же, а я раньше и не обращал на это внимания, забавное название для населенного пункта.
            Я держал в руке рулон и, по привычке, раскачивался на стуле. Так я делал всегда, когда приходилось о чем-то размышлять или разглагольствовать – если был в компании. Дурная привычка, согласен, но избавиться от нее пока не получается.
            Кстати, когда я в магазине говорил, что у меня дома закончилась бумага, это была чистая правда.
            Так и не решив загадку туалетной бумаги, я взял рулон и пошел в туалет. Когда я через время вернулся на кухню, то застыл на пороге в недоумении.
            На том самом стуле, на котором несколькими минутами раньше сидел я сам, теперь расположился какой-то дедушка, с шевелюрой необычного пепельно-рыжего цвета и добродушной улыбкой.
- Здравствуй, сынок. И ты - тоже?
- Тоже, - почему-то согласился я и глубоко вздохнул.
           Вдруг справа, из моей спальни вышла Елена, игриво мне подмигнула и направилась к выходу. Разумеется, я в ответ тоже улыбнулся, и даже после того, как хлопнула дверь, стоял и продолжал улыбаться.
- А ты ей, кажись, понравился, - снова подал голос дед-рыжик. Нет, не рыжик, - подумал я, - он, скорее, похож на апельсин или даже на мандарин, такой же сморщенный.
- Куда это она?
- А ты догони - и узнаешь, - дед тоже мне подмигнул.
           Через несколько секунд я был уже на улице. Посмотрел налево, направо - вот она, свернула за угол. Я - за ней. Тоже завернул за угол, ага, она идет в сторону кинотеатра. Хотя, нет, по ступенькам подниматься не стала, а наоборот, начала спускаться по лестнице сбоку от входа. Обернулась, и мы встретились взглядом. Лена снова подмигнула. Ну, это уже перебор, я и без этого был как на привязи. Я пошел было за ней, но через пару шагов резко остановился. Над дверью, за которой скрылась Лена, красной масляной краской жирно было выведено: "Ж".
- Туда - только со своей бумагой! - Передо мной как будто из-под земли выросла коренастая фигура в оранжевом комбинезоне и крепко схватила меня за руку. - У тебя есть бумага?
            Не дождавшись ответа, он набрал в легкие как можно больше воздуха и заорал на всю улицу:
- У него нет своей бумаги! - Оранжевого это открытие почему-то привело в невероятное возбуждение. - Граждане, он без бумаги! - закричал оранжевый еще громче. Любопытные прохожие быстро образовали круг и стали порицательно качать головами. Один даже предложил:
- В милицию его, и все тут.
- Точно, - подхватил идею оранжевый, достал из кармана свисток и пронзительно засвистел.
           Дурдом какой-то, - подумал я, - из-за какой бумаги они так разнервничались?
           Я пошарил по карманам и достал какую-то рекламную листовку, которую мне сунули в метро. Кажется, там рекламировались курсы иностранных языков. Вообще-то, мне эти курсы не нужны, меня Сергей натаскивает по английскому. Сначала, когда я его об этом попросил, он приходил по звонку, как только у меня появлялась возможность поупражняться, а потом стал захаживать чуть ли не каждый день, просто так. Мы с Сергеем находимся в некотором роде в родственных связях, только точное определение его статуса я ни за что не дам. Кто он: деверь, шурин, свояк..? Хоть убейте, не знаю. Он брат мужа моей двоюродной сестры. Хоть и находимся на одном генеалогическом дереве, но, скорее всего, мы разные фрукты, и по возрасту – он младше меня лет на десять, – и по темпераменту – я гораздо спокойнее и рассудительнее его. Но мы с ним подружились.
           Впрочем, я отвлекся, а рыжий, тем временем, продолжает свистеть и свистеть в свой ужасный свисток.
           Обрадованный своей находкой, я протянул листовку оранжевому и победно провозгласил:
- Есть! У меня есть бумага!
           Но вместо того, чтобы обрадоваться вместе со мной, оранжевый начал краснеть и хватать ртом воздух, причем, явно не от радости. Наконец, он до предела наполнил легкие и ка-а-ак завопит:
- Да он издевается! - и снова схватился за свисток. На этот раз вместо свиста откуда-то с неба раздались полные печали мотивы гимна Украины. Каждый в собравшейся вокруг меня толпе, как по команде, приложил правую руку к левой груди и воздел глаза к небу. Сильнее других задрал голову оранжевый. Вот тут бы мне и сбежать, пока они замерли как загипнотизированные. Я уже даже начал потихоньку протискиваться между застывшими фигурами, но… не успел.
           Из-за дальнего угла кинотеатра вынырнул пожилой милиционер и засеменил в сторону молчаливого собрания. Он даже снял фуражку – боялся потерять на бегу. Оранжевый первым отошел от гипноза и снова принялся неистово свистеть, стараясь пересвистеть гимн.
           Ну, все, сейчас начнется.., - я зажмурился, надеясь, что и оранжевый, и толпа вокруг, и уже подбежавший милиционер враз исчезнут. Их я, действительно, перестал видеть, но гимн и свист, этот противный свист, не прекращались.
          Эх, была - не была, что это я, как страус? Гимн, кажется, закончился, зато свист уже перешел в звон, когда я наконец решился открыть глаза…
          Первое, что я увидел, был абажур на потолке у меня на кухне. Никого вокруг не было - ни толпы зевак, ни милиционера, не было даже мандариноподобного деда. Оранжевого тоже не было, и я облегченно вздохнул: наконец-то прекратился этот противный свист-звон.
          Но тут что-то зазвонило еще более оглушительно и притом очень требовательно. Черт, это же в дверь звонят! И тут я сообразил, что лежу на полу в своей кухне, у меня жутко трещит затылок, а в дверь кто-то настойчиво звонит.
          Тоже мне, кто-то! Тут и гадать не нужно, кто. Кроме Сергея в последнее время ко мне больше никто не приходил. Кряхтя и почесывая ушибленную голову, я поднялся с пола и поплелся открывать дверь.
- Да иду я, иду, - я открыл дверь. На пороге, действительно, стоял Сергей.

Глава XVIII

                «Туалет – 100 метров.
                Бегом – 50 метров»
                Объявление на рынке «Петровка»
                в Киеве          

- Скорее, скорее, - Сергей оттолкнул меня и мигом скрылся в туалете. Спустя некоторое время он оттуда, из-за закрытой двери, начал беседу.
- Если бы мне не припекло, я бы давно ушел. Минут семь звонил, без перерыва. И на мобильный, и в дверь. Ты что, спал, что ли?
- Вроде того, - приходя в себя на кухне, прокричал я.
- Спал, спрашиваю? - Сергей не расслышал ответа.
- Спал - спал! - крикнул я громче, почесывая затылок.
- У тебя бумага есть? - донеслось из туалета.
             От такого вопроса я чуть снова не грохнулся в обморок.
- Сон - в руку, - я вышел в коридор и поставил рулон на пол у двери в туалет. - Возле двери стоит, - сообщил я Сергею, - кофе будешь?
- Не, я - чай.
             Вернувшись на кухню, я услышал, как открылась и снова закрылась дверь туалета. Вскоре оттуда донесся свист.
- Не свисти, денег не будет, - попросил я Сергея. Ответа не последовало.
            Я уже успел сварить себе кофе, приготовить чай для Сергея и даже выкурить сигарету, а мой учитель английского все не шел.
- Ты что там, ломик проглотил? – крикнул я в сторону туалета.
            Вместо ответа до меня донесся шум смываемой воды и сразу после этого на пороге появился Сергей. Постоял немного в дверях, загадочно глядя на меня. Затем он увидел стоявшую на столе початую упаковку туалетной бумаги, не спеша прошел в кухню, сел к столу и забарабанил пальцами по столешнице.
- Оригинальное место для заначки. Или ты так решил меня поздравить с Днем рождения?
- Ой, извини, совсем забыл, - признался я. – Если бы ты знал, какой у меня сегодня насыщенный денек… Подарок – за мной.
- Значит, это был не подарок, - сделал вывод Сергей, - тогда что же?
- Слушай, у меня башка трещит, я сейчас твои ребусы не разгадаю, выражайся конкретнее.
- Конкретнее, чем это, и быть не может, - Сергей полез в карман и выложил на стол нечто, от чего я поперхнулся кофе. Сергею пришлось прийти мне на помощь и хорошенько постучать по спине. Делал он это с видимым удовольствием - не часто появляется возможность приложить руку к старшему товарищу.
- Ну, хватит уже, все. Да прошло уже, прошло, - пришлось унимать вошедшего во вкус студента. - Откуда это у тебя? - Я кивнул на стол, на котором зеленела стопка бумажек.
- Вообще-то, я хотел это у тебя спросить. Я их только что достал из рулона, который ты мне подсунул. Вот ты кофе поперхнулся, а я, между прочим, чуть в унитаз не провалился. Знаешь, сколько там? - И, не дожидаясь ответа, доложил: - Восемь шестьсот!
          Не веря своим ушам, я взял в руки пачку и взвесил на ладони, как будто был в состоянии таким образом определить сумму.
- А ты остальные проверить не хочешь? – потянул Сергей руку к упаковке, в которой еще оставалось три рулона. Но я его опередил и первым сцапал бумагу.
- Но-но! Спокойно! Ты с одним уже поработал. На тебе еще один, а с этими двумя я сам разберусь, - я достал один рулон и отдал Сергею.
          Мы расположились по разные стороны стола и стали разматывать бумагу, подглядывая время от времени, как идут дела у соседа. Впрочем, подглядывать-то было особо не за чем. Мне было жаль смотреть, как красивые плотненькие рулончики превращались в ворох бумажных лент…
- Ну, и куда это все теперь девать? – поинтересовался я у Сергея, когда мы размотали два рулона.
- Я сверну обратно, - успокоил он меня. – Какая разница? Бумага – есть бумага. Ты последний проверять будешь?
- Будешь! – рявкнул я. Действительно, какая разница? И я разорвал внешнюю декоративную оболочку…

- Теперь уж точно - сон в руку, - проговорил я, держа в руке еще одну пачку долларов.
- Какой там сон? Лично мне это не снится, - возразил Сергей. – А ты о чем это, какой сон?
- Да я о себе. Как раз перед твоим приходом я грохнулся вот с этого стула и капитально приложился затылком об пол, даже отключился ненадолго. Так вот пока я тут отдыхал, мне приснился сон. На туалетную тему. А туалет, знаешь, к чему снится?
- К деньгам, - проявил свою осведомленность ассистент.
- Я и говорю - сон в руку, - я помахал двумя пухлыми пачками. - По-моему, мне нужно тебе рассказать о сегодняшних приключениях. Они, кстати, тоже к туалету имеют непосредственное отношение.
- А что у тебя с рукой? – перебил меня Сергей.
- Сейчас все узнаешь.
             И я изложил Сергею достаточно подробно, как проходил мой сегодняшний день…
- Вот так вот. Ну, и что теперь делать?
- Деньги делить, - не задумываясь выпалил Сергей. - Рулоны хотя и твои, но клад первым нашел я.
- А то, что они могут быть, мягко говоря, не настоящие – не смущает?
- Ой, я тебя умоляю! - отмахнулся Сергей. – Сам же говоришь, детектор не сразу определил. Где, говоришь, тот обменник?
- Какой? – не сразу понял я.
- Ну, где тебе двадцать процентов давали?
- Серега, не балуйся!
- Что – не балуйся? Что – не балуйся? – разнервничался Сергей. – Тебе хорошо говорить, у тебя работа есть, а мне порядочный мобильник не на что купить.
- Так я ж тебе уже сколько раз говорил – иди к нам. Посидишь стажером немножко, побегаешь курьером, раззнакомишься с операторами. Маня к тебе хорошо относится, подучит тебя.
- И приду, - пригрозил Сергей. – Только сначала деньжат срублю. Последний раз спрашиваю: ты со мной?
- Вообще-то ты в первый раз спрашиваешь, - поправил я его.
- Ну, хорошо, в первый и последний раз спрашиваю: ты со мной?
- Нет. У меня сегодня еще дела. И, знаешь, давай я тебе подарок сделаю деньгами. Бери половину от своего рулона.
- Гер, это не честно, нашел-то я. И потом, я мог вообще ничего не отдавать, прикинулся бы дурачком - и...
- Дурачком бы и остался, - оборвал я Сергея. Я вышел на секунду из кухни и вернулся с пресловутым рулоном. Бумага выглядела, мягко говоря, несвежей. Ручная сборка сделала рулон чуть ли не вдвое толще. – Я что, по-твоему, совсем того? Думаешь, я бы не обратил внимания на это превращение? Особенно после того, как нашел сто баксов у Лены в туалете. Так что, или берешь то, что дают, или получишь коробку конфет в подарок.
- Да ладно, шучу-шучу, - Сергей пошел на попятный. - Я себе еще таких рулончиков знаешь, сколько найду! Где ты говоришь, купил его?
- За кудыкиной горой.
- Правда? Там что, уже супермаркет открыли? - съязвил Сергей.
            В это время у меня в джинсах заиграл гимн Украины. Или не в джинсах? Я направил левое ухо к потолку – нет, там было тихо. Сергей, прерванный звонком и лишенный возможности выражаться вслух, встал и исполнил позу Президента.
- Перестань паясничать, - прикрикнул я на него и достал трубку из кармана. - Да, я слушаю.
- Где тебя носит?
- Маня, повторяешься.
- Вот именно! Я, как попугай, спрашиваю об одном и том же, а ты бегаешь, неизвестно где.
- Маня, я не виноват, я сознание потерял.
- Совесть ты потерял, Ираклий, а не сознание. Я тут от голода пухну, уже два часа прошло, можно было не только джинсы переодеть, но и в баню сходить.
- Извини, Мань, скоро буду, уже выхожу, честное слово.
- Посмотрим… И долго тебя ждать на этот раз?
- Постараюсь минут за сорок успеть. Если пробок не будет.
- Да уж постарайся!
- Пиццу брать? – на всякий случай, уточнил я.
- Не зли меня! – и Маня разъединилась.
- Н-да, - протянул я, нажимая кнопку отмены вызова.
            Сергей слушал мой разговор с Маней, нацепив препротивную ухмылочку. А, когда я закончил, ехидно поинтересовался:
- Это ты меня к Мане хотел в ученики отдать? Да она же у тебя монстр.
- Много ты понимаешь, - осадил я его. – Никакой она не монстр, просто одинокая, а женщины от этого звереют, это точно. Впрочем, - я на секунду задумался, и закончил: - это не естественное для них состояние.
- Ну да, ну да, - не унимался Сергей.
           Он не прочь был со мной поспорить, только я, на самом деле, уже начал испытывать угрызения совести по отношению к Мане.
- Чего расселся? – не дал я Сергею продолжить. – Мне через сорок минут нужно на работе быть.
- Хорошо устроился: днем – одна, вечером – другая, - Сергея было не остановить.
- Не твое дело. Ты, кажется, собирался на поиски клада? Вот и давай, дерзай. А мне собираться надо.
           Я вышел в коридор и гостеприимно распахнул входную дверь, выпроваживая студента.
- Так с тобой делиться или как? – стоя на пороге, решил уточнить Сергей.
           На мгновение я задумался.
- Не надо. Можешь забирать все себе. Мне, если захочешь, отдашь вершки.
- Какие еще вершки? – не понял Сергей.
- Здрасьте – приехали. Ты что, в детстве, кроме телепузиков, больше ничего не видел? Тебе что, сказки не читали?
- Читали, - насупился Сергей. Он считал себя всезнайкой и всегда болезненно воспринимал, когда ему указывали на пробел в образовании. – Только эту не помню.
- Хорошо, я тебе как-нибудь прочту. Набери меня перед сном, я тебя убаюкаю.
           Сергей совсем набычился. Еще болезненнее, чем укоры в недостаточной грамотности, он переносил намеки на его пока еще зреющий возраст. Я положил ему на плечо свою здоровую руку и попытался успокоить:
- Я имел в виду бумагу – это вершки, на первый взгляд, бесполезные. А корешки – возможно, съедобные – то есть то, что будет внутри, забирай себе. А я запасусь бумагой на несколько лет вперед.
            Сергея такое объяснение устроило, а предложение обрадовало.
- Ладно, как хочешь. Вечером зайду, занесу твои вершки. Пока!
- Сначала позвони, меня может не быть! – крикнул я вдогонку Сергею, который уже мчался вниз, перескакивая через две-три ступеньки, от чего пол вздрагивал, а перила ходили ходуном. Услышал – не услышал? Для меня это осталось загадкой.
            Интересно, насколько у него заряжен телефон? Сейчас, когда будет за бумагой бегать, может и разрядиться, а заряжаться ему будет некогда. Я представил себе, с каким азартом спаниеля Сергей бросится на поиски… Ему точно не до телефона будет. Вот и у Жени точно так же мог разрядиться телефон. У всех может.
            Мобильные, конечно, прибавили нашей жизни мобильности – простите за тавтологию – тут не поспоришь. Но они же начисто лишили людей индивидуального пространства. Если твой номер известен хотя бы одному человеку – все, ты себе уже больше не принадлежишь, ты стал не человеком, а абонентом. А с абонентами не особо церемонятся, они такие же безликие, как и набор цифр. Каждый твой шаг под контролем, нет у тебя по-настоящему своего времени, есть только время от звонка до звонка. Хорошо еще, если ты сам хочешь сообщать о своих передвижениях, близкому человеку, например, чтобы не волновался. А если не хочешь? Если тебе вдруг просто понадобилось побыть одному, так, как раньше, когда этих мобильных и в помине не было? Да уж, за прогресс приходится расплачиваться личной свободой.
           Продолжая думать о мобильных телефонах, я кое-как переодел джинсы, накинул куртку и помчался на улицу ловить такси.

Глава XIX

                «Кладом являются закопанные в земле или спрятанные другим
              способом деньги, валютные ценности, другие ценные вещи,
              владелец которых не известен или по закону утратил на них
              право собственности»
                Гражданский Кодекс Украины

           Осталось теперь дождаться дежурства Мандарина. Воскресенье уже прошло - первый день после вахты, нужно было еще кое-как пережить понедельник.
          Воскресный вечер старички потратили на построение планов.
- Всю партию я в понедельник перетащу поближе к выходу, останется только загрузить ее в машину. Я подъеду, когда стемнеет, - рассуждал Прокопыч.
- А якщо спитають, чому ця бумага стоить окремо?
- Кто спросит? Я на складе хозяин, раз стоит - значит, надо. Может, я порядок решил навести или кто-то уже отобрал себе партию? Ты сюда не лезь, я сам разберусь.
- А багато ии там?
- Еще много, пачек двести.
- Двисти?! - Мандарин резко подался вперед и тут же схватился за поясницу. - А куды ты гроши  динеш? - спросил он, почесывая ревматическую спину.
- Спокойно, мальчик, ты уже не мальчик. Если тебя скрутит, кто тогда бумагу будет перетаскивать, а? Найду я, куда деньги деть, - перешел Прокопыч к заданному вопросу, - у меня вон и дети, и внуки. И себе, конечно, чуток оставлю. Я моторку давно хотел купить. Будем на зорьку вверх по Довцу ходить… - размечтался Прокопыч.
            Мандарин же, несмотря на близкую перспективу увеличения денежных запасов, погрустнел. В отличие от Прокопыча, у него не было ни детей, ни внуков, вообще никого. И моторка ему была не нужна. Зачем им две лодки?
- Одвык я якось вид грошей. Шо я з нымы робыты буду – навить не знаю. Я ж в житти николы бильше тысячи в руках не трымав. Треба буде щось велике зробыты, щоб потим мени пригадувалы не тильки те, як я из Садовцив зробыв Задовци. Може, асфальт прокласты, чи школу поставыты? - спросил совета Мандарин.
- Ты сначала эти деньги получи, потом поменяй на наши, тогда и будешь проекты строить. Тоже мне – Савва Морозов, - осадил его Прокопыч.
            На том и разошлись, снова встретились только под вечер в понедельник. Прокопыч зашел к Мандарину после работы и доложил обстановку:
- Все устроил. В малой кладовой, сразу справа от входа стоит. Я дверь не закрыл, только прикрыл. Ровно в двенадцать я подъеду на своей колымаге. Своим я уже сказал, что иду на ночную рыбалку. Они после нашего карпа готовы меня теперь и на неделю отпустить.
           Как только Мандарин заступил на дежурство и дождался, пока уйдет последний работник, он закрыл ворота и начал переносить упаковки к себе в сторожку. Так будет удобнее, рассудил он: Прокопыч заедет в ворота, и мы быстренько все погрузим.
           Смену Мандарин принял в восемь. Фабрика опустела в восемь двадцать пять. Еще минут десять подождал для верности. На перенос груза ушло полчаса. Итого, когда вся сторожка оказалась заставленной бумагой, на часах было только девять ноль пять. Чем теперь заняться до полуночи, как побороть охватившее волнение? Еще почти целых три часа! - в отчаянии Мандарин схватил сигарету, вышел на двор и нервно закурил.
          И правда, на что ему деньги? Он ведь всю жизнь привык жить на одну зарплату. Особо экономить, правда, не приходилось - в деревне деньги не кормят, а так, нужны на всякий случай, купить то, чего сам не в состоянии сделать. Сахар, например, или там чай. Телевизор, опять-таки, одежку всякую. А если у него появится намного больше денег? Кстати, а появятся ли? Он оглянулся на видневшуюся сквозь открытую дверь вахтерки гору рулонов.
- Зъявляться - не зъявляться… Зараз визьму и перевирю, - приняв решение, Мандарин загасил сигарету и вошел в сторожку. Глубоко вдохнул, резко выдохнул, как перед заходом в холодную воду, и протянул руку к ближайшей упаковке.
          Странно, но как только он прикоснулся к первому рулону, волнение вмиг улетучилось. Первый был пустой, но это Мандарина не обеспокоило. Подумаешь, могло же быть такое, что деньги вложили не во все подряд рулоны. Просто это значит, что не все они денежные. Давай посмотрим еще один. Оп-па, снова пусто! Ну и ну! Ничего-ничего, - успокаивал себя Мандарин, - попались подряд две пустышки, ну и что? Взялся за третий, и снова к нему вернулось прежнее волнение, только с удвоенной силой. Начал разматывать потихоньку, но когда голая бумажная лента уже начала раздражать, нервы сдали, и Мандарин стал с остервенением рывками делать рулон все тоньше и тоньше. Неужели те рулоны были единственными? Какого черта тогда он проговорился Прокопычу? Теперь будет клянчить: дай да дай, я ж, мол, тоже старался. Эх, дурак ты, дурак, дураком жизнь прожил, дураком и помрешь, - ругал сам себя Мандарин, продолжая измываться над бумагой.
           Что это? Уже почти в конце очередного рулона появился первый долгожданный зеленый листик. Ура! Все-таки, не конченный же он идиот. Есть-таки и в этой куче кое-какие сбережения. Правда, до конца рулона удалось выудить всего четыре бумажки.
Мандарин аккуратно складывал их, как вдруг гора размотанной бумаги зашевелилась…
          Мандарин отступил к двери и инстинктивно понес троеперстие ко лбу, но тут из-под бумаги на старика высунулась пара игривых глазок, а куча бумаги позади глаз зашевелилась еще сильнее, разгоняемая пришедшим в возбуждение хвостом.
- Ах ты ж, гаденыш! – ласково обратился он к глядевшим на него пуговкам. - Ну, Кузя, ну, напужав. Боже, а куды ж я дину цю кучу? - в разобранном виде рулоны значительно увеличились в объеме. В пылу поисков дензнаков Мандарин и не заметил, как оказался в целлюлозно-бумажном облаке и похож сейчас был на апостола Петра, принимающего душу усопшего песика в рай.
- Пишов звидсиля! - прогнал он Кузю и стал сгребать бумагу в комок. Всю сразу скомкать не удалось, получился бы внушительный шар размером с основание для снежной бабы. Первую часть бросил в топку печи и поджег. Огонь с удовольствием принялся лизать сухую горючую массу. Печь натужно загудела, давая понять, что в следующий раз лучше бросать поменьше.
           Мандарин намек понял и стал подбрасывать уже небольшими порциями. Вскоре все расчлененные рулоны превратились в груду пепла, и огонь погас так же быстро, как и вспыхнул. Наведя порядок, Мандарин нацелился на очередной рулон, но тут его снова потревожили.
           Послышался легкий, еле уловимый, стук в ворота. Надо же, Мандарин так увлекся заметанием следов, что даже не услышал, как подъехал Прокопыч.
           Открыв калитку, он впустил друга.
- Моя взъелась и не дала машину. Говорит, напьюсь и въеду куда-нибудь. Так что звыняй - я без ничего, разве что удочка. Только на кой она нам? – стал оправдываться Прокопыч.
- То ничого, машина и не знадобылась бы. Я тут, поки на тебе чекав, почав потрошити.. Тры рулоны - и всього чотыры бумажкы. Боюсь, в инших може ничого не буты.
           Прокопыч от таких новостей как стоял возле рулонов, так прямо на них и сел.
- Спокуха, - попытался приободрить его Мандарин, - дывысь, скилькы ще в нас шансив. Знову-такы, вывозыты никуды не треба. З пичкою я вже домовывся - вона все прийме, - довольный своей сообразительностью, улыбнулся старик.
           И они принялись за дело. Работа шла очень быстро. Прокопыч распаковывал рулон и давал конец Мандарину. Тот начинал быстро его разматывать, после чего вспушенный пучок бумаги отправлялся в топку, а через некоторое время его сменял следующий, за ним - следующий, еще и еще, и так далее, пока от горы рулонов ничего не осталось.
          Все это время Кузя сидел у порога и наблюдал за странной забавой дедушек. Время от времени он повизгивал, но нарушить игру не отваживался.
- Фух, нарешти, - Мандарин вышел на улицу, сел на лавку и вытер рукавом пот со лба. Ось чого я не второпаю, так це - як могла так швыдко прыйты пивнич. Я, кажись, не так довго возывся з бумагою до твого прыходу?
- Так я ж не в двенадцать заявился, а около одиннадцати. Как моя меня разозлила, я за удочку - и прямиком к тебе. Так то.

Глава XX
     «В большом мире людьми двигает стремление облагодетельствовать человечество. Маленький мир далёк от таких высоких материй. У его обитателей стремление одно — как-нибудь прожить, не испытывая чувства голода».
                «Золотой теленок»
                И.Ильф и Е.Петров

           Итогом ночных усилий стариков были всего шесть рулонов с деньгами. Не очень большой улов, если учесть количество обработанной бцмаги. Как ее собрался списывать Прокопыч - это его головная боль. Он так и сказал Мандарину: не суши себе голову, мол, не впервой. На складе не бывает, чтоб все было шито-крыто, всегда чего-нибудь не хватает, а чего-то - перебор.
           Разделили добычу честно, пополам, и Прокопыч отправился домой.
- А хорошо ты с печкой придумал, - сказал он на прощание.
          
           На следующее утро Зинка впервые не дождалась Мандарина с дежурства. Отложенные два пива так и стояли без покупателя. В течение дня каждого посетителя магазина она встречала вопросом:
- Мандарина не видали?
          В конце концов, даже послала своего пацаненка к Мандарину домой, от него и узнала, что калитка заперта, и никто не отзывается. Только после этого решилась продать его пиво.

           Распрощавшись с Прокопычем, Мандарин места себе не находил. Походит-походит по территории, присядет… Поиграет с Кузей, снова походит… И при этом все время на часы посматривает: сменить его должны в восемь, а сейчас только три! Обычно он ложился спать и благополучно додежуривал себе до утра, пока петухи не разбудят. А тут разве уснешь: в кармане - барыш из трех рулонов, дома - еще из двух, ну, и припрятал, конечно, от Прокопыча еще несколько бумажек. По этому поводу его угрызения совести не мучили, Мандарин твердо знал, что Прокопыч делал то же самое. Еще не известно, кто больше слямзил. Дружба – дружбой, как говорится, а карманы у каждого разной глубины…
            Деньги пересчитывал несколько раз, но больше для того, чтобы отвлечься, все равно не знал, сколько это может быть в гривнах.
            Наконец начало сереть. Теперь время пойдет веселее. Приготовил себе чайку, закурил и стал наблюдать, как рождается новый день. Запели птички. В душе у Мандарина тоже слышалась разноголосая трель. Он строил планы. Почесал Кузю за ухом и пообещал ему:
- Зроблю тоби нову будку, велыку, теплу. Будеш туды своих подружок водыты.
            Кузя, как будто понял, о чем идет речь, пересел ближе к старику и принялся лизать ему ладонь.
- Та погодь ты, ще ж ничого не зроблено. От, шебутной! – засмеялся Мандарин.
            После смены он быстро забежал домой, переобул сапоги на ботинки (только так он мог придать своему наряду некоторую торжественность) и отправился прямиком на станцию.
           В городе Мандарин не был уже несколько лет - незачем было. Теперь его охватило небывалое волнение, как будто он ехал не просто в город, а на встречу с Анютой. Как там она, сколько у нее детей, простил ли ее, в конце концов, отец? С тех пор, как они расстались, он о ней почти не вспоминал. И тут - на тебе, приехали! Он-то и лица ее толком не помнил, а если бы даже и вспомнил, то это лицо было бы пятидесятилетней давности. Короче, блажь все это. Не затем он едет в город, чтобы повидать Анюту или ее детишек. Хотя...
           Если бы тогда председатель не дошел до крайних мер, у Мандарина сейчас был бы наследник. Он-то в природе существует, но о Мандарине, скорее всего, - ни слухом, ни духом.
           Два часа в пути прошли незаметно, Мандарин очнулся от своих воспоминаний и мечтаний, только когда электричку уже стало раскачивать на многочисленных стрелках. Рельсы стали бешено размножаться и, глядя из окна вагона, непонятно было, как это машинист определяет, по какому пути ему ехать.
           Как только Мандарин выглянул в открывшуюся дверь вагона, его охватила паника. После размеренной тишайшей жизни среди знакомых до мелочей людей то, что он увидел, привело его в замешательство: перед ним кишел людской муравейник, все куда-то спешили, что-то говорили, кто-то смеялся, а кто-то, наоборот, был угрюмым. И, что самое главное - ни одного знакомого лица. Может, вернуться? - малодушно подумал Мандарин.
- Дедуля, проходи, не задерживай! - рявкнул над ухом чей-то похмельный бас.
           Пришлось спускаться в этот поток сплошной людской массы. Кое-как протиснулся на привокзальную площадь. Дорогу спрашивать не пришлось, просто доверился течению и вскоре оказался перед следующей проблемой, гораздо более серьезной - проблемой выбора.
           Среди казалось бы хаотично движущихся человечков выделялись две сравнительно организованные группки, одна из них предлагала отвезти куда угодно «за дешево», а другая:
- Рубли, доллары меняю, хороший курс, - негромко сообщали члены второй группы.
           Мандарин услышал то слово, которое привело его сюда, даже сразу два слова: "доллары" и "меняю".
          Это судьба, - подумал он, - не надо будет рыскать по городу, искать эти магазины, где доллары покупают. Я ж тут - как цуценя, враз заблужусь, еще и ограбить могут. Уж лучше здесь поменять и сразу - назад.
          Он остановился перед мужчиной средних лет, который ему больше всех понравился, чем-то он напоминал самого Мандарина в молодости. Такое же простоватое выражение лица, росточка почти одинакового и самое главное - копна рыжих волос. Мандарин так и уставился на его шевелюру, ну, прямо загляделся.
- Вам чего, дедушка? Если медали сдать, то это не мой профиль. Во-он тот парнишка наградами занимается.
           Специалист по медалям, стоявший метрах в двадцати от них, заметил, что о нем говорят, и принял стойку охотничьей собаки, почуявшей дичь. Клиент-то для него, и правда, был подходящего возраста.
- Медалей в мене нема, я, мабуть, все ж таки до тебе, - отвернулся Мандарин от скупщика наград и снова обратился к рыжему.
           Геральдист, увидев, что старичок к нему не проявляет интереса, тоже охладел к объекту и продолжил высматривать в толпе очередную жертву.
          Мандарин взял своего собрата по рыжине под локоть:
- Видийдемо.
- Дедушка, мне работать надо, - извиняющимся тоном проговорил меняла.
- Так и я ж тебе не семечки лускать зову.
          Рыжий впервые с интересом взглянул на собеседника. Может, какой миллионер подпольный? Да нет, вряд ли. Скорее всего, сын где-нибудь за кордоном на заработках, прислал ему что-то. Наверное, долларов двадцать, не больше.
-Ну, давай свою двадцатку, - так и сказал, когда они отошли к заборчику, очутившись в стороне от основного потока приезжающих-отъезжающих-провожающих.
- Яку двадцатку? - не понял Мандарин.
- Ну, двадцать баксов, или сколько там у тебя.
- В мене нияких кабаксов нема. В мене долары, - внес ясность Мандарин.
- Хорошо, доллары. За двадцать, так и быть, дам по хорошему курсу. Они у тебя что, трофейные, или родственники прислали?
- Трофейни, кажеш? Може, и так. Тилькы в меня не двадцять, - Мандарин театрально выпятил грудь вперед.
- Ух ты, неужели полсотни, - забавный дедок начал уже смешить рыжего.
             Мандарин снял с плеча брезентовый рюкзак, достал оттуда кулек и развернул.

Глава XXI

              «Пока живут на свете дураки,
                Обманом жить нам, стало быть, с руки»
                Булат Окуджава               
                Вторая песня лисы Алисы и кота Базилио,
                «Приключения Буратино», 1975, «Беларусьфильм»,
                режиссер: Леонид Нечаев

          Рыжий присвистнул:
- Ну, ни фига себе! Ты часом не инкассатора на гоп-стоп взял?
- Ни, я тут один, никого бильше с собою не брав. Так шо, поминяеш?
- Еще как поменяю. Для тебя, дедушка, будет самый лучший курс - один к пяти, - объявил рыжий и слегка переместился.
           Теперь он спиной загораживал щит с курсами обмена валют, на котором черным по желтому значилось: "USD 7.94". Впрочем, эта мера предосторожности была вовсе не обязательной, старик наверняка не знает, что такое USD.
- Сколько там у тебя?
          Мандарин обернулся, убедился, что их никто не может подслушать, и назвал сумму.
- Ого! С меня, значит, ...
          От услышанного количества денег у Мандарина челюсть отвисла. Теперь он богач, куда там Копылко!
- Слушай, дед, я такие деньги с собой не ношу, надо к нам в контору пройти, - сообщил рыжий.
- А далеко твоя контора? - забеспокоился Мандарин.
- Да здесь, на вокзале, - рыжий заметил беспокойство клиента. - А то, хочешь, здесь подожди? Только поосторожнее, разные люди бродят.
          Мандарин огляделся по сторонам: людишки, и правда, были разные, кто его знает, чего у них на уме? Вон, хотя бы у того же медального пацана. Ишь, как вылупился, небось, видел, как я деньги показывал.
- Ни, я, мабуть, з тобою пиду. Тилькы недовго, - предупредил он, - а то я одразу домой хочу.
- Вот и чудненько, и тебе, и мне спокойнее будет. Не переживай, сделку быстренько оформим - и ты свободен.
          "Конторой" оказался киоск в зале ожидания вокзала. В киоске торговали стандартным набором продуктов, необходимых пассажирам: чай-кофе, печенье-вафли, пиво-водка и всякие там котлеты-цыплята.
          Рыжий, как будто был в этой лавке хозяин, ни слова не говоря продавщице, прошел за стеллаж, Мандарин - за ним. За стеллажом оказалась дверь, за которой они и скрылись. В небольшой комнатке было так много ящиков, что Мандарин не сразу рассмотрел стол, пока рыжий не снял с него несколько коробок. Одну подвинул Мандарину: "Садись", - другую поставил себе с противоположной стороны стола. Открыл ящик и начал оттуда доставать пачки денег, приговаривая:
- Десять, двадцать, тридцать, сорок..., - и так далее, пока не образовалась уважительных размеров стопка.
- Ну, дедуля, как ты это собираешься нести? - задал вполне резонный вопрос рыжий. - Такую кучу по карманам не распихаешь.
           У Мандарина ответа не было, он, возможно, даже не слышал вопроса, так как был загипнотизирован кучей денег. Рыжий это понял, поэтому достал два одинаковых пакета, с нарисованными большущими белыми тюльпанами, положил деньги сначала в один пакет, а затем этот пакет - уже в другой. И поставил на стол.
           Мандарин протянул было руку, но рыжий остановил его, выставив ладонь.
- Секундочку, батя. Мы же с вами не на базаре! Нам еще бумаженцию подготовить надо.
- Яка там бумаженция, я без окулярив ни биса не разберу.
- Тс-с! - рыжий укоризненно покачал головой. - Не надо о нем, вы же, как никак, можно сказать, в храме находитесь, - он оценивающе огляделся по сторонам и поправил самого себя: - вы находитесь в месте, где люди на деньги почти что молятся. Так что давайте без богохульства, пожалуйста. А бумажечку я сам состряпаю, вам нужно будет только подписать ее.
           Он открыл ящик стола, что-то долго там искал, выкладывая на стол всевозможные канцелярские принадлежности, зачитанные до круглых углов книги, старый фотоаппарат, вольтметр, даже пачку с тюльпановыми пакетами вынимал. Наконец успокоился:
- Фух, ну, вот и бумага, а я и не знал, куда ее засунул. Значится, так: "От гражданина...", как тебя звать?
- Мандарин.
- Ага. А меня - Владимир Красное Солнышко, - передразнил рыжий. Мне фамилия нужна, имя, отчество.
- А-а-а! Ну, тоди пиши: Кондратюк Тымофий Васыльовыч.
- "От гражданина Кондратюка Тимофея Васильевича получено столько-то долларов, выдано столько-то гривен". Число и подписи. Моя, - подписался, - и твоя, - он подвинул Мандарину лист и ручку, показал, где подписать. Пока Мандарин подписывал, рыжий взглянул на наручные часы.
- Подписал? Вот и чудненько. Оставь себе, чтобы потом не говорили у тебя в... откуда ты?
- Из Задовцев.
- Ну, вот, чтоб потом не говорили в Задовцах, что в городе одни проходимцы.
            В это время открылась дверь и в каморку вошла продавщица, сложила руки на объемной груди, завернутой в грязно-белый халат и молча уставилась на рыжих.
           "Прынесла ии нелегкая," - подумал Мандарин, обернувшись к входу. Ведь так славно все обстряпали.
- Тебе чего? – не совсем приветливо встретил пришедшую рыжий, правда, откуда-то из-под стола. Что-то там искал.
           "Во-во, жорсткише з нею," – про себя подбодрил компаньона Мандарин.
- Долго вы тут еще заседать будете? У меня клиентура, - рявкнула продавщица.
           Рыжий уже вылез из-под стола и так же, не церемонясь, отрезал:
- Какая там у тебя клиентура? Две сосиски и полчая! – он стукнул Мандарина по руке, приглашая посмеяться над клиентурой продуктового киоска. – Ха-ха-ха! Две сосиски и полчая!
           Мандарину тоже стало смешно, и он подхихикнул рыжему:
- Дви сосыскы и пивчаю! Хи-хи-хи!
           Продавщица не стала вступать в дискуссию и просто сообщила свою волю:
- Я вам дам – пивчаю! Чтоб через минуту я вас здесь не видела! – развернулась и ушла, хлопнув дверью.
- Ну, дедуля, будет еще чего - приходи, не обидим, - рыжий любезно подвинул Мандарину сверток.
- И вам – на все добре, - Мандарин взял пакет и с радостью покинул "контору".

           Едва закрылась дверь за Мандарином, в конторе снова выросла фигура продавщицы
- Ты чего так долго? – накинулся на нее рыжий.
- Очередь была. Две сосиски и два чая, - оправдалась продавщица. - Не полчая, а два чая – мы по полчая не продаем.
- Все равно смешно, - потянулся на ящике рыжий.
- Хорошо хоть сработал? – поинтересовался грязный халат.
           Вместо ответа рыжий вывалил на стол зеленые пачки.
- Ох, ё...кнуло мое сердечко!
- Ото ж. Давай-ка тут реконструкцию быстренько организуй, пока он не очухался, а мне пора на дно. И пожрать бы чего-нибудь, - рыжий, как кот, лениво встал из-за стола и добавил:
- И халат постирай.

          Мандарин, выйдя за дверь, сунул пакет в рюкзак и взял его подмышку. Посмотрел по сторонам и увидел все в другом свете. Теперь он может позволить себе все, что угодно, хошь - чаю, хошь - кофа, а хошь - журнал купить можно. "Охота и рыбалка" - увидел Мандарин в киоске красивый журнал с рыбаком на обложке, держащим большого карпа. "Ну, наш-то побольше этого будет, в дедушки ему годится," - отметил про себя Мандарин, но журнал все равно купил, Прокопычу гостинец будет. Расплатился из карманных денег, не станешь же средь бела дня людей смущать своими деньжищами. Осталось как раз на обратный билет.
           Ближайшая электричка уходила через полчаса.
"Хорошо, ёлы-палы, и тут подвезло," - не переставал радоваться Мандарин, усаживаясь на сиденье в вагоне поезда.
          Пока ехал в Задовцы, пожалел только об одном: что очки с собой не взял. Раз уж деньгами пока налюбоваться не может, то хоть расписку бы почитал. Но он все равно нашел себе занятие: всю дорогу рассматривал мелькавшие за окном села и подмечал, что в них есть такого хорошего, чего у них в Задовцах пока нет. "Ну, это пока. Вот погодите, до осени наши Задовцы узнать нельзя будет. И асфальт проложу, и газ протяну. Вот чего нельзя мне сейчас протягивать, так это ноги. Сделаю добро людям - тогда пожалуйста."
         Вспомнилось ему и вечно голодное детство. Тогда не о богатстве мечтали, а о печеной картошке вместо лепешек из перемолотых семян какого-то бурьяна. Семена были похожи на автомобильные колеса и на вкус были пресными, но вполне съедобными, набить желудок и заглушить голод получалось. Сейчас, конечно, другое дело, но, Мандарин не сказал бы, что ему сейчас лучше, чем в детстве.
          Размышляя таким образом, он добрался, наконец, до Задовцев.
От станции до дома чуть не бежал, не терпелось прикоснуться к своему богатству.
         Вот и бабки на скамейке сидят. Вот Зинка хочет что-то сказать, но так ничего и не говорит. Вот и калитка. Прошмыгнул в нее, не забыл закрыть за собой. Вошел в дом и так же запер дверь изнутри. Теперь – можно!
          Мандарин, превозмогая волнение, вынул пакет, развернул и… обомлел. В пакете лежали два томика в мягком переплете Донцовой, один – Марининой, один – Платоновой и еще два - Акунина. Больше там ничегошеньки не было.
- А де ж? Як же ж? - не поверил своим глазам Мандарин. Неужели в электричке вытащили? Да нет, вроде, глаз не спускал со своего рюкзака, да и не выпускал он его из рук. Это что же получается, у него только расписка и осталась?!
          Он достал из кармана листок, который дал ему рыжий, надел очки и прочитал: "Глядь: опять перед ним землянка; на пороге сидит его старуха, а перед нею разбитое корыто... 26 апреля 2010 года. А.С. Пушкин." И подпись Мандарина.

Глава XXII

                «Принято считать, что первый туалет со смывом появился на острове
                Крит еще в XX веке до нашей эры. Постройки дворца в Кноссе
                оборудовались туалетами, к которым была подведена канализация.»      
                Из речи экскурсовода в Кносском дворце,
                о.Крит, Греция               
               
              За сорок минут, как обещал, я к Мане, конечно же, не смог добраться. И не мудрено: попробуйте с Оболони до Золотых ворот доехать, не встретив по пути ни одного затора. Самый неприятный из них встал на пути такси, в котором передвигался я (слово «ехал» совсем не подходит к такой езде) – Набережную перекрыли, потому что какому-то дяде вздумалось проехать с комфортом, не утруждая себя простаиванием в пробках. Торопился он, наверное. И этому дяде было наплевать на то, что Маня в офисе сидит голодная.
                Под дружный аккомпанемент клаксонов разгневанных на дядю водителей мы застряли в районе Моста метро и простояли там абсолютно без движения не меньше двадцати минут. Когда мы наконец тронулись, отведенные мне сорок минут уже истекли. Спустя еще минут пятнадцать такси уже вывернуло на Владимирскую, и я попросил водителя остановить на углу с Ярославовым валом. Пусть я уже опоздал, но заявляться к Мане еще и без пиццы я просто побоялся.
                Пиццерия, стоявшая на углу, несмотря на давно прошедшее время бизнес-ланча, была полна народу – как ни крути, а расположение в центре города обеспечивает постоянный поток посетителей. Удачное место для общепита .
                Сделав заказ – одну пиццу с салями и луком, другую – такую же, только без лука, как и просила Маня, пакет томатного сока и два одноразовых стаканчика – я присел за свободный столик и приготовился ждать. Огляделся по сторонам – привычная картина: жующие и беседующие посетители, снующие между столиками официанты в банданах из маленьких итальянских флагов, Тото Кутуньо из динамиков как может старается улучшить настроение и способствовать правильному пищеварению.
                За соседним столиком сидела бабушка с внуком. Перед бабушкой на столе уже ничего не было, зато мальчик лет пяти наслаждался своим положением посетителя взрослого ресторана. С основным блюдом он уже разделался – в сторонке стояла пустая круглая деревянная подставка для пиццы, на которой сиротливо выделялись две крошки и небольшой мазок томатной пасты. Теперь он был всецело занят поглощением мороженого.
              Мальчик тщательно следил, чтобы ни одна, самая маленькая, капелька не прошла мимо его рта. Даже на губах он не разрешал мороженому оставаться. Отправив в рот очередную ложку, он тщательно ее облизывал, потом ею же соскребал остатки, которые каким-то чудом могли задержаться вокруг рта, и еще раз ее облизывал. Когда розетка опустела, и на дне оставалось немного сладкой юшки, мальчик хотел ее выпить и уже поднес сосуд ко рту, но тут поймал на себе укоризненный взгляд бабушки и поставил розетку на стол. Впрочем, это не испортило ему настроения. Он откинулся на спинку стула и, блаженствуя, погладил себя по маленькому вздувшемуся брюшку.
- Ну, пошли? – ласково спросила его бабушка.
               Мальчик слез со стула и, сияя от удовольствия, проговорил:
- Я так наелся, что идти не могу!
              Словом, все в пиццерии было как обычно, все на своих местах – и стойка, и столики, и дверь в туалет, из которой вышел один из итальянских флагов, вероятно, уборщик.
              Признаюсь, я не испытывал большой необходимости в посещении санузла, но ноги сами меня туда повели. «При виде туалета у меня уже вырабатывается условный рефлекс», - отметил я.
              Закрыв за собой дверь, я нашел то, за чем пришел. Свеженький рулончик, еще в упаковочке, который только что оставил уборщик, красовался на ступеньке черного кафеля сбоку от унитаза. Этот был, скорее всего, запасным. Основной же был заправлен в хромированный дозатор и показывал небольшой белый язык, как бы дразня меня: «Ничего у тебя со мной не выйдет». Я и не стал его трогать.
              Сорвав с запакованного рулона наружный декоративный слой, я углубился в белоснежное содержание и сразу же получил результат.
- Это становится предсказуемым. Даже не интересно. Если так и дальше пойдет, Украина может стать страной с наибольшей концентрацией долларовой наличности, - рассуждал я, собирая зеленые листочки. – Если бы они еще были настоящими, цены бы им не было.
              Вдруг ручку двери резко дернули. Потом еще раз. Кто-то очень хотел попасть в туалет и весьма красноречиво мне об этом сообщал. Положив деньги в карман куртки, я кое-как собрал то, что осталось от рулона в большой бумажный ком, и попробовал его впихнуть в корзину для мусора. Получилось не очень компактно, хотя и выглядело довольно оригинально: небольшого размера корзина не смогла сразу принять такое большое количество бумаги и теперь походила на пасхальный кулич с пышной белоснежной шапкой.
                Дверная ручка снова пришла в движение, ругаясь на своем дверном языке на чем свет стоит. Я уже хотел было открыть дверь и впустить страждущего, но тут я снова увидел дразнящийся рулон в дозаторе, который, как мне показалось, даже шевельнул своим языком.
- Ладно, подождут, - решил я, - у меня не менее срочное дело, чем у них. – Понять, что дразнившийся рулон был пустышкой, было несложно. Первые же два размашистых разворота ничего не дали, кроме самой бумаги. Однако я не успокоился, пока не дошел до конца. Хромированная пластинка, лишенная мягкой опоры, теперь уныло свисала вдоль стены, всем своим видом показывая, что пора приглашать уборщика со свежим запасом бумаги.
                Я, насколько это было возможно, утрамбовал ногой в корзине первую партию бумаги и сверху поместил второй рулон. Теперь шапка уже была похожа на ядерный гриб. Удовлетворив свое любопытство полностью, я наконец открыл дверь и чуть не был сбит с ног прошмыгнувшей мимо меня девушкой. Я успел заметить только серое шерстяное платье и пышную копну мелкой химии. Дверь за мной с силой захлопнулась.
               Мой столик все еще оставался свободным, и он был пустой – заказ еще не приготовили. «Странно, почему Маня не звонит? – подумал я. – Наверное, готовится к наступлению.» Я даже достал мобильный проверить, не пропустил ли звонок.
- Молодой человек, вы же здесь не один, - негромко проговорили слева от меня. Мелкая химия стояла возле моего столика. Мне показалось, что ее копна стала еще пышнее и беспорядочнее, хотя точно утверждать не берусь, видел-то я ее считанные мгновения. Так или иначе, выглядела она не очень. Очевидно, последние две-три минуты были для нее не самыми приятными.
- Я сейчас ухожу, можете присаживаться, - сделал я вид, будто не понимаю, о чем речь.
- Перестаньте, - осмелела девушка и продолжила уже громче, - зачем вы всю туалетную бумагу испортили? - Тема для пиццерии была не совсем подходящая - я лично ни разу не слышал, чтобы в пиццериях обсуждали туалетную бумагу, - поэтому на нас сразу же обернулись за соседними столиками.
               К счастью, назревавший скандал в самом зародыше помог погасить официант, подошедший с моим заказом. Химия, увидев итальянский флаг, заметно воодушевилась и начала глубоко вдыхать, чтобы на одном выдохе высказать все, что у нее наболело. Но я ее опередил и обратился к флагу:
- У вас в туалете бумага закончилась. Спасибо! – взял заказ, за который я предварительно уже заплатил, и пошел к выходу, оставив копну с разинутым ртом.
              Через две минуты я уже был на пороге офиса, взял поудобнее пиццы и пакет сока раненой рукой и потянул на себя дверь.

Глава XXIII

                «Не скажу, что это подвиг, но что-то героическое в этом есть»
                «Тот самый Мюнхгаузен», Григорий Горин

                Когда я вошел, Маня сидела на своем месте боком к входной двери и сосредоточенно что-то изучала на мониторе, то и дело клацая мышкой. Ей с равным успехом и могло быть чем заняться, и так же она могла сидеть на каком-нибудь не рабочем сайте, где-нибудь «насвязи» или в «лицокниге». На мое «привет, я уже пришел» она никак не отреагировала, из чего я сделал вывод, что Маня все-таки «насвязи».
               Обиделась. Оно и понятно, на часах уже пять, скоро домой пора собираться, а я только-только заявился. К тому же, почти наверняка ревнует. Если не как мужчину, то хотя бы как коллегу. Такое уже было однажды, приревновала к одной девушке из турагентства «Поплаваем вместе», с которой я был в рекламном туре в Египте.
                Девушка, действительно, существовала, но клеилась она, а не я, и уже после нашего возвращения она несколько раз звонила к нам в офис. Но попадала всякий раз на Маню. После примерно седьмого звонка девушка исчезла. Маня потом долго еще на все лады обыгрывала название ни в чем не повинного агентства. Идем на обед, она мне говорит: «Покушаем вместе?»; возвращаемся с обеда – «Поработаем вместе?»; уходим домой – «Поотдыхаем вместе?» А однажды за обедом к нашему столику подошла кошка и стала тереться о ножку моего стула. Маня к этому времени уже поднаторела в сочинении импровизаций на тему «вместе» и сходу дала определение: «Помурлыкаем вместе?».
              И после всего этого она говорит, что меня не ревнует! С моей стороны не помогали никакие аргументы, в том числе самые главные: я не помнил даже имени «пловчихи», и у нее не было номера моего мобильного. Насчет имени Маня могла и не поверить, но мобильный ей точно не был известен, иначе зачем бы ей названивать в офис? К счастью, в то время в Киеве только открылся «Лама-бар», и я повел туда Маню мириться. Пришлось, правда, по такому случаю существенно обновить гардероб, так как мой ни по возрасту, ни по стилю не был приспособлен для хождения по тусовочным заведениям столицы. Было это два года назад, и вещи, купленные для «Лама-бара», до сих пор мне служат верой и правдой, умеренно блестящие, с разными надписями, как полагается.
              Однако в случае с Леной я не собирался скрываться и не планировал никаких «Лама-баров», «Ксендз-кафе» и «Ребе-ресторанов». Надеялся обойтись пиццей и самым главным оружием – правдой. Еще когда ехал в такси, я решил Мане рассказать абсолютно все. Раз уж я Сергею рассказал, чем Маня хуже!
             На эту правду у меня был особый расчет: не исключено, что вплоть до отъезда мне придется отсутствовать в офисе. Если я хочу поехать в Турцию вместе с Леной, Женю придется разыскивать. С Леной я поехать хочу, а осуществлять поиски брата и одновременно находиться на работе у меня не получилось бы. Вот я и решил этой правдой купить себе отгулы, если понадобится, конечно. Все могло разрешиться уже сегодня вечером, и я благополучно доработал бы до отпуска, если бы Женя самостоятельно, как взрослый человек, взял бы и позвонил сестре. Но что-то мне подсказывало, что этого не будет, и придется мне рыскать по городу и окрестностям, отыскивая следы блудного родственника.
                Я пристроил продукты на столе, выполнявшем у нас функцию обеденного, повесил куртку на вешалку и более весомо повторил приветствие:
- Маня, кушать будешь? – она могла игнорировать меня, но оставить без внимания слово «кушать» было уже выше ее сил. Маня мигом очутилась возле стола и стала распаковывать коробку с пиццей.
- Погоди, эта с луком, вот твоя, - я открыл ее коробку, нарочно демонстрируя забинтованную руку. – Сок сразу наливать?
              Маня уже жевала первый кусок еды, поэтому только часто-часто закивала и, не дожидаясь, пока рот освободится, приказала:
- Рашшкажывай!
               Рассказывал я около получаса, в перерывах между жеванием, и Маня меня ни разу не перебила – слава пицце! Она ни слова не сказала, даже когда я прогулялся к куртке и выложил на стол пачку долларов. Только когда последний кусок уже был проглочен и запит соком, она резюмировала:
- Я так понимаю, тебя завтра не будет?
               В ответ я неопределенно пожал плечами.
– Ладно, только позванивай время от времени.
- Так просто?! – опешил я от Маниной реакции.
- А зачем усложнять? Ты меня убедил, гражданка Незабудкина – порядочная женщина, которой нужна помощь. И если бы ты видел себя сейчас со стороны, ты бы со мной согласился: в таком состоянии тебя остановит только Указ Президента о присоединении к России.
- Спасибо, Мань, а кто такая гражданка Незабудкина?
- Брось Ваньку валять. С Незабудкиной ты сегодня провел полдня. Ты же ее паспорт смотрел, - удивилась Маня.
- Я имя увидел, и это главное, а фамилию не запомнил, - объяснил я. - Хочешь, я вместо себя Серегу пришлю? Он уже давно хочет попробовать себя в туризме, - однако, вспомнив, с какой скоростью Сергей от меня улепетывал, добавил:
- Если у него получится, конечно.
- Как хочешь, - сказала Маня и стала собирать опустошенные упаковки. – Ну, вот, теперь можно и по домам, а то я думала, что с голоду до метро не дойду.
- А что с долларами-то делать? – спросил я.
- Можешь проверить на детекторе, - предложила Маня, - ничего лучше сейчас ты не придумаешь. - Все-таки золотая голова Маня, хоть иногда и вредина.
              Пока Маня выключала компьютер и наводила порядок у себя на столе, я угощал детектор свеженькими долларами, поочередно, одну за другой просовывая в щель купюры. Из восьмидесяти с лишним штук детектор с первого раза опознал как непригодные только двенадцать. Их я отложил в отдельную стопку. Обе пачки – пригодную и сомнительную – уложил в разные карманы, после чего мы поставили офис на сигнализацию и отправились по домам. Так как Маня жила на Шулявке, расстались мы сразу же на «Золотых воротах», она пошла к себе на «Театральную». Прощаясь, я ее еще раз поблагодарил:
- Я постараюсь завтра прислать к тебе Серегу. Спасибо, Маня!
- Не за что, - сухо ответила она и скрылась на эскалаторе перехода.
              Мой путь домой на этот раз обошелся без приключений. Не могут же столь сильные потрясения преследовать человека бесконечно.
              Войдя в квартиру, я первым делом посмотрел на часы: семь тридцать пять. Интересно, для вечернего звонка уже пришло время? Решив, что пришло, я, волнуясь, набрал номер, которому уже успел в справочнике присвоить имя «Лена Фортуна». Поменять Фотуну на фамилию я всегда успею, а познакомились-то мы благодаря Фортуне, так что это сочетание пока вполне закономерно. На третьем гудке я заволновался, правильно ли записал телефон, на четвертом – не разрядился ли аккумулятор и у Лены, может, у них это семейное; после пятого гудка в трубке послышалось мягкое:
- Алло.
- Лена, добрый вечер! Это Ираклий.
- Да-да, Ираклий, как хорошо, что вы позвонили.
- Вы не сразу взяли трубку, я уже начал беспокоиться, - про «семейное» я решил умолчать. Не всегда шутящий и его собеседник бывают настроены на одну волну, и часто шутка оказывает прямо противоположный эффект. К тому же, Лене сейчас было не до шуточек, особенно на телефонную тему.
- Я была в другой комнате. Вы же видели мою квартиру, до телефона так быстро не доберешься.
- Это – да, - согласился я. – Ну, что, есть известия от Жени?
- Есть! – радостно сообщила Лена. – Как раз перед вашим звонком с ним разговаривала.
- Ну-ну, и что? Что он сказал, почему на связь не выходил?
- Он говорит, что просто трубка разрядилась. Вы были правы, - уже не так радостно проговорила Лена. – Только мне показалось, что он просто не хочет меня чем-то расстраивать.
- Почему вы так решили?
- Не знаю, я чувствую.
- Может, просто показалось?
- Может быть, может быть, - как-то вяло согласилась Лена.
                Мы немного помолчали. Первым заговорил я:
- Ну, раз Женя нашелся, нашей поездке уже ничто не угрожает?
                Однако Лена почему-то не торопилась со мной соглашаться.
- Лена, вы меня слышите? Лена!
- Я здесь, - отозвалась она.
- Я говорю: нашей поездке ничто теперь не угрожает. Женя-то нашелся.
                Лена ответила, только спустя очередную паузу:
- Как сказать. Видите ли, Ираклий, звонил он с мобильного, но дома его по-прежнему нет. Я специально проверила, набрала домашний номер сразу после разговора. Тишина.
- Так ведь рано еще.
- Уже почти восемь, - не согласилась Лена, - он в это время обычно уже дома бывает. А по мобильному он сказал, что уже дома.
                Не знаю, почему, но в этот момент мне показалось, что сегодняшние приключения еще далеко не закончились.
- Что же вы думаете делать? – спросил я, уже заранее зная ответ.
- Сейчас поеду к нему.
- Вы же сами говорите, что уже поздно, - напомнил я ее же мнение о восьми часах вечера.
- Ничего не поделаешь, - вздохнула Лена.
- Я – с вами.
- Нет-нет, Ираклий, я вас сегодня и так измучила, - запротестовала Лена.
- Лена, вы купили у нас тур, и я просто обязан сделать все возможное, чтобы этот тур состоялся, - оправдал я свою назойливость. Лена не стала долго сопротивляться:
- Ну, хорошо. Вы, кажется, на Оболони живете? Где именно?
- Недалеко от «Минской», - уточнил я.
- Можем мы встретиться на «Героев Днепра»?
- Запросто, - радостно согласился я. – В котором часу?
- Я выхожу минут через десять, на дорогу – еще минут сорок. Давайте примерно в девять.
- Хорошо, я буду вас на перроне ждать. Если забыли, как я выгляжу, я буду с перебинтованной правой ладонью.
- Ну, свою работу я точно узнаю, - улыбнулась в трубку Лена. – До встречи!
- До встречи! – согласился я, и мы разъединились.
                Я открыл шкаф, достал вещи, приобретенные когда-то для «Лама-бара», и облачился в боевые доспехи. Мне казалось, что в такой экипировке я буквально притягиваю к себе противоположный пол. И не нужен никакой акс-эффект.
                Лена оказалась на редкость пунктуальной. Хорошо еще, что я заранее занял пост на перроне – в восемь пятьдесят она вышла из вагона, посмотрела налево, направо, и сразу же, улыбаясь на ходу, пошла ко мне. Я – навстречу.
- Вас невозможно не заметить, - продолжая улыбаться, обратилась она ко мне, - даже если бы я не увидела вашу забинтованную руку.
               «Ага, - с удовлетворением отметил я, - форма одежды выбрана правильно»!
- У вас на вечер еще планы какие-нибудь намечены? – поинтересовалась Лена.
- Нет, никаких, я в полном вашем распоряжении.
- Ну, хорошо, - Лена еще раз улыбнулась и искоса взглянула на меня. По-видимому, она осталась довольна, в своем вкусе я был уверен.
                Выйдя из метро, я поинтересовался:
- Вы с братом больше не связывались?
- Звонила, конечно, мобильный он теперь берет. Только упорно утверждает, что сидит дома.
- Вот мы и проверим. Правда, получается, что мы за ним следим, что ли.
                Лена остановилась.
- Ираклий, я же вам говорила, я сама справлюсь. Вы можете вернуться, я не обижусь.
- Ни в коем случае, - запротестовал я, - вы меня неправильно поняли, я просто пытаюсь найти оправдание на случай, если Женя действительно дома, телевизор сидит смотрит, а домашний телефон выключен или тоже разрядился.
- Об этом не беспокойтесь, я уже придумала. Скажу ему, что уезжаю, и попрошу присмотреть за квартирой.
- А я тут - каким боком?
- Вы – мой знакомый. Тут никаких других объяснений не нужно. Вы же – мой знакомый?
- Старый и добрый, - подтвердил я.
                Идти к дому брата было недалеко, к тому же здесь, на Оболони, не было заборов и можно было срезать углы.
- В окнах темно, - войдя во двор, сразу отметила Лена. – Вот эти - второй подъезд, пятый этаж слева.
                Я посмотрел в направлении, которое указала Лена, и тоже увидел темные окна. Соседние сверху, снизу и справа уже зажглись, преимущественно – кухонные. Люди вернулись с работы и готовились ужинать или уже ужинали.
                Мы вошли в подъезд, и я не смог удержаться от замечания:
- Ваш брат живет, мягко говоря, проще.
- Я и сама здесь жила, пока на Позняки не перебралась.
                Классический лифт с настенной живописью поднял нас на пятый этаж. Только я уже не стал акцентировать внимание на окружении.
                Лена раз пять нажала кнопку звонка, но никакого движения за дверью мы не услышали. Тогда она достала из сумочки ключи и открыла дверь. В квартире было темно. Стоя на лестничной клетке, я мог различить только смутные очертания прихожей: вешалка с зеркалом, две удочки, прислоненные к стене и более светлый прямоугольник двери, ведущей в другую комнату или на кухню – точно определить было сложно.
- Что же вы стоите? Входите, - скомандовала Лена, и я переступил порог.
                Лена закрыла дверь и зажгла свет. Теперь я смог увидеть и другие нехитрые детали интерьера прихожей: окрашенную белой масляной краской дверь, ведущую в санузел, по-видимому, совмещенный, так как дверь была только одна; полочку для обуви, на которой расположились, помимо туфель и кроссовок, две пары домашних тапок; прямо у входа – резиновый коврик с изображением двух ступней, на левой я как раз стоял; вторая дверь, с лестничной клетки казавшаяся светлым проемом, оказалась открытой и вела на кухню, полоска света из прихожей позволяла рассмотреть только краешек кухонного полумягкого уголка. Была еще одна дверь, напротив санузла, она была закрыта и пока не позволяла взглянуть на остальную жилплощадь брата Лены.
- Какие из них ваши? – спросил я, указывая на две пары тапок, аккуратно стоявшие на полке.
- Ой, вот они! - Лена искренне обрадовалась встрече, взяла в руки кожаные светло-коричневые тапки, посмотрела на их подошвы, как будто ища там подтверждения принадлежности своему дому, и поставила обратно. – Я же вам говорила, а вы мне, наверное, не верили.
- Почему не верил? Верил. Сначала не поверил, а потом поверил, - сказал я хоть и путано, зато чистую правду.
                Лена, особо не слушая моего блеяния, включила свет на кухне, мельком заглянула внутрь, затем открыла соседнюю дверь и тоже зажгла свет.
- О, Боже! Это еще что такое?!
                Я выглянул у нее из-за плеча и невольно присвистнул.
- Не свистите, денег не будет, - машинально проговорила Лена, несмело делая шаг внутрь комнаты. По логике, эта комната должна была служить спальней или гостиной. Но сейчас в ней жить было бы проблематично. Вся свободная площадь была заставлена упаковками туалетной бумаги.
- Одно из двух, - сказал я, входя вслед за Леной, - или у вашего брата проблемы со складскими помещениями, или ваше замечание на счет «денег не будет», мягко говоря, не соответствует действительности. Я думаю – второе.
- Что вы имеете в виду? – не поняла Лена.
- Бьюсь об заклад, что в этих рулонах, - я обвел взглядом штабели бумаги, прикидывая размеры партии, - около миллиона долларов.
- Ах! – только и сказала Лена, садясь на чудом оказавшийся свободным уголок дивана. – Откуда такой смелый вывод? Мне кажется, ваше воображение слишком разыгралось, Ираклий. У вас был тяжелый день.
- Денек, и правда, выдался необычный, - согласился я. – А что вы скажете об этом?
                Я достал из кармана куртки пачку, ту, которая была побольше и не вызвала вопросов у детектора. Лена при виде денег ничего не сказала, но отвести от них взгляд была не в силах.
- Откуда у вас это?
- Резонный вопрос. Часть я нашел у себя дома в рулоне вот такой точно бумаги, и еще одну часть – в туалете в пиццерии. По дороге на работу я зашел купить пиццу и заглянул на секундочку в санузел. Упаковки – и дома, и в пиццерии - были точь-в-точь как эти, - я показал широким жестом на окружавшее нас изобилие. – Если хотите, можем проверить, - предложил я, беря в руки одну из упаковок. Лена отрицательно покачала головой. - Мне кажется, пора нам вызывать Женю, - подытожил я.
- А что ему сказать? Говорить, что мы знаем его секрет?
- Думаю, не стоит. Просто скажите, что вы у него дома и не уйдете, пока не встретитесь с ним. О бумаге, если речь зайдет, можно обмолвиться, но, не касаясь ее содержимого.
                Лена взяла мобильный и стала искать номер брата среди последних исходящих вызовов. Найдя его, она положила большой палец на кнопку вызова и еще раз посмотрела на меня.
- Не могу. Нехорошо как-то, - Лена опустила мобильный.
- Все, что можно было сделать нехорошего, мы уже сделали. Вломились в чужую квартиру без спросу, выведали чужой секрет.
- Эта квартира мне не чужая, у меня ключи есть, - оправдалась Лена.
- Да, прошу прощения, это я в глупеньком положении. Сегодня со мной вообще происходят сущие приятности.
- Так не говорят, «сущие приятности», - поправила меня Лена.
- Да такое вообще себе трудно представить! Хорошо, давайте я, - протянул я руку за телефоном. Лена немного поколебалась, но трубку отдала. Я, не мешкая, нажал вызов. Брат не стал от меня прятаться и ответил почти сразу же, не дав до конца прозвучать первому гудку. Я услышал голос вполне уравновешенного человека:
- Да, Леночка!
- Добрый вечер, Евгений, это не Леночка. Меня зовут Ираклий, а Леночка, - я сделал паузу и улыбнулся Лене, - сидит рядом со мной в вашей квартире.
                Женя, скорее всего, опешил, потому что ничего в ответ не сказал. Я бы, окажись на его месте, тоже не знал бы, что отвечать.
- Вы меня слышите?
- Слышу, - ответил брат. – Что с Леной?
- С Леночкой все в порядке, - я обворожительно улыбнулся Лене, но она сидела чрезвычайно напряженная и, кажется, не замечала моей фамильярности. Зато брат, по-моему, сразу же уловил царящую в его квартире дружескую атмосферу и поверил, что сестра в безопасности.
- Чего вы хотите?
- Вообще-то мы за тапками пришли, а нашли кое-что другое. Теперь хотим встретиться. Сколько времени вам нужно, чтобы наконец добраться домой?
- А вы кто, собственно говоря, такой?
- Я же сказал – Ираклий. Это в честь Геракла, но для друзей можно просто – Гера.
- Ну, на счет дружбы я бы не торопился, - ответил Женя. – Если честно, у меня сейчас срочные дела. Может быть, завтра…
                Я понял, что нужно брать быка за рога, иначе у Жени снова «разрядится телефон».
- Ваши срочные дела не дают нам возможности свободно передвигаться по квартире.
- Можете отодвинуть их в сторону, - предложил Женя.
- Что именно отодвинуть? То, что снаружи, или то, что внутри?          
          Прозрачность намека для посвященного в срочные туалетные дела человека не нуждалась в комментариях. Снова повисла пауза, но меня она уже не настораживала. Я терпеливо ждал.
- Буду через полчаса, - бросил Женя и повесил трубку. Я отдал телефон Лене.
- Ну, что он сказал?
- Сказал, что будет через полчаса. Только мне кажется, что раньше. В этой квартире курят? А то я чуточку волнуюсь перед встречей с вашим братом.
- На балконе можно, - ответила Лена.
- А можно еще кофе? – попросил я. – Уже, конечно, поздно, только, сдается мне, что сегодня мы еще не скоро заснем.
- Я сейчас.
                Лена ушла на кухню готовить кофе, а я, тем временем, стал расчищать дорогу к балконной двери, по совету брата, отодвигая в сторону его срочные дела. Я как раз управился, когда из кухни с двумя парующими чашками появилась Лена. Я открыл перед ней дверь, и мы вышли на свежий воздух.
                Балкон был застеклен и обшит изнутри сосновой вагонкой, окна были открыты. Лена поставила чашки на деревянный подоконник, рядом расположила пепельницу, и мы с удовольствием закурили. На улице уже совсем стемнело и под вечер похолодало.
- Прохладно, - сказала Лена, поднимая у плаща воротник. – Скорей бы лето.
- Ничего, в Турции отогреемся, - Лена на это ничего не ответила, только слишком уж сосредоточенно стала стряхивать в пепельницу пепел с сигареты. Наконец, спросила:
- Гера, - от обращения «Гера» мне уже сейчас стало жарче, чем в Турции, - вы считаете, что у Жени нет серьезных проблем?
- Не буду обманывать, - через паузу ответил я, - кое-что, скорее всего, есть. Но это не проблема, а так – задачка, которую нужно решить. Вообще не люблю слово «проблема». От него хочется сразу схватиться за голову и начать суетиться: «Ай, проблема! Что же делать, что же делать?». Так не решить ни проблему, ни задачу.
- Мне нравится ваше спокойствие. – Я скромно промолчал.
- И как же вы планируете решать эту задачку? – продолжила Лена.
- Есть кое-какие мыслишки. Не хватает фактажа. Думаю, ваш брат сможет пролить свет на некоторые моменты. Нам, например, уже известно, что каким-то загадочным образом в туалетную бумагу определенного образца попала крупная партия долларов. Возможно, фальшивых, но очень высокого качества, раз уж детектор валют не все купюры забраковывает. Партия, действительно, большая. Я свой рулон купил в супермаркете под домом, а второй был в центре города, в пиццерии. Может, мне, конечно, повезло… Сегодня мне, вообще, везет, - я многозначительно посмотрел на Лену. Она снова стала ухаживать за своей сигаретой.
- Остается выяснить, как доллары попали в туалетную бумагу, и нужно ли эту бумагу вместе с долларами возвращать владельцу? А если возвращать, то - каким образом? Вот такой примерно расклад.
                Внезапно балконная дверь распахнулась, и мы услышали:
- Морская фигура – «Замри»!

Глава XXIV

                «Возвращение блудного сына»
                Рембрандт, ок. 1666-1669, холст, масло, 260х203см,
                Эрмитаж, Санкт-Петербург               

             Вы, конечно, помните эту детскую игру, в ней слово ведущего – закон. Но мы-то с Леной сейчас не играли. Голос, скомандовавший «Замри!», был голосом брата, в этом не было никаких сомнений. Я его слышал буквально несколько минут назад по телефону, а современные телефоны тембр и интонации передают достаточно правдоподобно.
             Не желая расстраивать Женю – мало ли, что у него на уме? – я только слегка повернул к нему голову и теперь уже замер, не играя. Мне в грудь смотрело дуло пистолета. А чуть выше на меня была нацелена пара глаз, похожих на глаза Лены, только на редкость враждебных.
             Лена еще меньше, чем я, была склонна играть, она развернулась к брату всем корпусом, но смогла выговорить не много:
- Женя?
             Услышав это короткое слово, я осмелел, так как теперь уже точно убедился, что семья наконец-то воссоединилась, и обратился к блудному братцу:
- Тю-тю-тю! Это, по-моему, лишнее, - я скосил глаза на пистолет. – Вашей сестре ничто не угрожает.
- Сейчас разберемся, - ответил брат, - шагом марш – в комнату!
- Раскомандовался! – фыркнула Лена, загасила в пепельнице сигарету и первая вышла с балкона. Жене пришлось отступить вглубь комнаты, пропуская ее.
- Кофе забрать можно? – попросил я.
- Можно, - разрешил строгий брат.
              Оставаясь все еще под прицелом, я тоже погасил сигарету, с которой уже свисал длинный столбик пепла, взял обе чашки и замкнул шествие. Женя закрыл за нами балконную дверь и отдал очередное распоряжение:
- Садитесь.
              Лена, разыскивавшая брата два дня, была возмущена таким прохладным приемом, поэтому позволила себе немножко вспылить. Гордо подняв красивый подбородок, она заявила:
- Могу я узнать, куда садиться? Может, на пол? Да убери ты эту дурацкую игрушку! Ираклий, не обращайте внимания, это всего лишь зажигалка.
               При свете включенной в зале люстры, действительно, можно было рассмотреть, что у пистолета был явный и существенный изъян – внутрь ствола невозможно было заглянуть, отверстие было закрыто пластмассовым диском.
- Предлагаю переместиться на кухню, – радушно предложил я, плавно, стараясь не расплескать остатки кофе, указав направление чашками, которые до сих пор держал в руках.
- Попрошу не командовать! – рявкнул Женя, откладывая «пистолет» на ближайшую стопку бумаги и складывая руки на груди.
- Сам не командуй, - по-сестрински отрезала Лена.
              «Правильно! Так и надо, - мысленно поддержал я ее. – Сестра места себе не находит, ищет его по всему городу, даже Турцию отменить хотела, а он ведет себя как не знаю кто».
- Лучше скажи, что все это значит? – продолжила наступление Лена, хлопнув ладонью по упаковке бумаги. – Где тебя носит? Только не говори, что ты был дома и телефон разрядился! Совесть у тебя есть? Я вся извелась, не знаю, что и думать!
              Не дожидаясь больше приглашения со стороны хозяина, я протиснулся между родственниками и прошел на кухню. Поставил чашки на стол и притворил за собой дверь, услышав напоследок слова Лены:
- Если бы не Гера…
              «Эх, скорей бы – Турция», - подумал я, оставшись наедине. Лена нашла Женю – это уже хорошо. Но недостаточно. Что-то они не слишком рады встрече, значит – чемоданы собирать еще рановато. Завтра, а может, еще и послезавтра, до отлета, придется побегать. Пока, правда, не понятно, куда и зачем, но это мы скоро выясним. Пусть сначала между собой договорятся. Кстати, на счет завтра и послезавтра! Я достал телефон и набрал Сергея:
- Сереж, привет! Не спишь?
- Покой нам… только… снится, - дыша через раз, ответил Сергей. – Ты дома?
- Нет, еще не дома, а ты что, хотел зайти?
- Конечно… Мы же… договаривались.
- Ты что там, на пробежке? - спросил я.
- Нет… Просто у меня… руки заняты. Ты когда… будешь дома?
- Пока не знаю, у меня тут кое-какие дела.
            В этот момент дверь в кухню открылась, и мне пришлось прервать разговор:
- Ладно, я наберу, когда освобожусь, - сказал я Сергею и отключился.
            Лена и Женя, войдя на кухню, сели напротив меня у небольшого стола. Женя подозрительно посмотрел на мой телефон:
- С кем это вы разговаривали?
- Да так, - неопределенно ответил я.
                Он протянул руку, требуя мой телефон.
- Женя, перестань! – вмешалась Лена. – Извините, Гера, он сам не знает, что делает.
- Ничего, все в порядке, - успокоил я ее и отдал телефон брату.
                Он посмотрел последний набранный номер и спросил:
- Кто такой Сергей?
                Я посмотрел на Лену, как бы спрашивая, отвечать мне или нет? Она молчала. Возможно, и ей самой было интересно, кто такой Сергей.
- Это ваш коллега, - ответил я Жене.
- В смысле? – не понял он.
- В том смысле, что он сейчас тоже бегает по городу и заглядывает во все подряд магазины. Ищет такую же бумагу, - я кивнул в сторону зала.
                Женя нахмурился и еще более пристально уставился на меня. Потом перевел взгляд на мою забинтованную руку.
- Он что, нарик? – спросил он у сестры.
- Да ты что! – возмутилась Лена. – Это Гера в метро поранился, я сама его перевязала.
- Что вы говорите! – съязвил Женя. – Ты посмотри, как он вырядился. Как… - он сделал паузу, подбирая более точное сравнение. Я весь напрягся в ожидании, - как павлин. Тоже мне – «Aggressive man»! – это он о надписи на моей куртке.
                Хорошая куртка, между прочим. Может, несколько ярковатая, красная с синим, но мне нравится. И молния такая серебристая. Я боковым зрением уловил, как Лена потупила взгляд и слегка улыбнулась. И ей, значит, не нравится, - про себя вздохнул я. - То, что хорошо для Мани, не совсем подходит для Лены. Quod licet bovi non liced Jovi. Хорошо, учтем.
- Так чего это твой Сергей бумагу ищет? - перешел Женя на «ты», отдавая телефон. - Это все ваше, что ли? Много уже собрал?
- Немного, - ответил я и снова полез во внутренний карман доставать деньги, которые уже показывал недавно Лене. – Вот.
- Не густо, - справедливо заметил Женя.
- А я и не претендую, - отрезал я. – Они все равно фальшивые.
- Не все, - проявил свою осведомленность Женя.
- Одни – лучше, другие – хуже, все равно – фальшивые.
- Допустим, ну, и что?
- Мы тут, пока тебя ждали… Мы же уже на «ты»? – уточнил я. Женя кивнул. – Мы с Леной… Можно тоже на «ты»? – посмотрел я на Лену.
- С удовольствием, - согласилась Лена. «А с каким я удовольствием!», - подумал я и продолжил:
- Мы с Леной прикидывали, что у нас есть и чего не хватает. Есть у нас вот что: в бумагу какие-то чудики вложили большую кучу баксов. Хороших, но фальшивых. Знаем мы также, что ты за этой бумагой охотишься, - я снова кивнул на зал. – Если это не твои деньги - а они не твои, иначе ты бы у меня не спрашивал, имею ли я к ним отношение, -  тогда какого лешего ты так много насобирал, если знаешь, что за них и сигарет не купишь.
- Ну, кое-что купить все-таки можно, - не согласился Женя. – У меня за тридцать процентов согласились взять.
- У меня берут только за двадцать. Но риск!
                Тут в разговор вмешалась Лена, обратившись к Жене:
- Так ты собрался сдавать эти фальшивки?!
- Успокойся, пожалуйста, ничего я не собираюсь сдавать.
- Тогда зачем тебе так много? Тебя же могут выследить.
- Могут, - согласился Женя. – Если уже не выследили. Только у меня другого выхода нет.
- Это еще почему? – не поняла Лена.
- Почему? - поддержал я ее.
                Женя глубоко вздохнул. Взял у меня чашку и отпил холодного кофе.
- Ты думаешь, чего я так резво драпанул от тебя? – спросил он у Лены.
- Если бы я знала...
- Если помнишь, я тогда пошел в туалет.
- Помню, конечно, - подтвердила Лена.
- Так вот, я пошел в туалет… За день до этого я подписывал транспортные накладные: мы развозили бумагу по магазинам. Номер партии я хорошо запомнил, - Женя назвал длинную комбинацию из букв и цифр, которую я даже не пытался запоминать. – Смотрю: у тебя бумага той же партии. Во, думаю, сами у себя бумагу покупаем. Потом разворачиваю рулон, а там… Ну, вы знаете.
- Ну, и что? Если мы у себя покупаем бумагу, что в этом плохого? – не поняла Лена.
- В этом-то как раз ничего плохого нет. Плохо то, что я сразу смекнул: за этими денежками рано или поздно придут. Ко мне придут! Партию на фабрике перепутали. Вместо того, чтобы отправить ее кому-то другому, отдали мне. Теперь ясно? – Женя посмотрел сначала на меня, потом – на Лену.
            Лично мне теперь все было предельно ясно. Я кивнул. Лена, кажется, тоже начала понимать суть происходящего. Чтобы помочь ей, я резюмировал:
- То есть теперь эту партию нужно вернуть владельцу.
- Угу, - подтвердил Женя.
- Задачка, однако. Эти ребята рекламу не размещают: «Организация перевозок крупных партий фальшивок! Трезвые грузчики. Недорого.»
               Женя ухмыльнулся, но Лена сохраняла озабоченное выражение лица.
- Тут не до шуточек. Что же все-таки делать?
- Думать, как возвращать будем, - снова посерьезнел я.
- Нечего возвращать, - прервал меня Женя. – Я насобирал от силы третью часть. Остальное уже бог знает, в каких туалетах. И каждую минуту кто-нибудь подпрыгивает от радости на горшке.
- Женя, фи! - премиленько сморщила носик Лена.
- А что я сказал? Позволь тебе напомнить: деньги – в туалетной бумаге, и попадает она, вполне закономерно, именно в туалеты, а не в музеи, Верховную Раду или в пиццерии.
- Попадает-попадает, - вмешался я. – И в музеях, и в Верховной Раде, и в пиццериях -  везде есть туалеты. Один рулон я как раз в пиццерии и нашел. Кстати, а интересно было бы посмотреть на реакцию какого-нибудь слуги народа в парламентском клозете.
              На этот раз Лена улыбнулась, а Женя схватился за голову.
- О, боже! Не удивлюсь, если хозяин денег как раз там и сидит и в этот момент, может быть, разворачивает рулончик. Операции такого масштаба должны иметь мощную крышу. А там, под куполом на Грушевского, целый коттеджный городок из крыш заседает.
- Только не сегодня, - успокоил я Женю. - Уже поздно. Да и такие заведения снабжаются по другим каналам. У них бумага, наверное, импортная.
- Допустим, - согласилась Лена. – Но что же делать с этой?
             Ответа не было ни у Жени, ни у меня, к сожалению. А мне так хотелось выложить готовое решение. У вас задачка? Я – мастер по решению задач. Вот вам ответ! Но, увы…
            Все замолчали. Женя вертел в руках отобранную у меня чашку, Лена рисовала пальчиком на столе узоры, а я просто сидел и смотрел на них.
- Еще кофе хотите? – спросил Женя.
- Поздно уже, - сказала Лена. – Мне чаю.
- Мне – тоже, - попросил я, - одна ложка сахара.
            Женя включил чайник и, пока тот закипал, вымыл чашки из-под кофе и приготовил заварку. Лена в это время решила расспросить меня о Сергее.
- А он, что, правда, сейчас ищет бумагу?
- Правда, - подтвердил я. – Мне кажется, у него туалетная лихорадка. Это он у меня дома заразился. Нашел деньги в туалете. И убежал с долларами в глазах, как у дядюшки Скруджа.
- А он знает, что они фальшивые?
- Кажется, я ему сказал. Точно не помню, - задумался я. – Да, точно, сказал. Я же ему рассказывал, что со мной сегодня происходило. Только, боюсь, ему все равно – фальшивые или настоящие. Ему просто нравится держать в руках так много денег. А может, и сдаст их за двадцать или тридцать процентов?
- Прошу, - поставил перед нами чашки Женя.
- Вы давно знакомы? – продолжала Лена, отпивая из своей чашки.
- Мы дальние родственники, он в инъязе учится, меня по английскому подтягивает.
- Женя, - обратилась Лена к брату, - ты чашки перепутал, я же без сахара пью.
- А у меня – несладкий, - сказал я. – Можем поменяться.
              Лена, к моему большому удовольствию, не побрезговала, и мы обменялись чашками. Сегодня я уже во второй раз пил из ее чашки. «Это просто праздник какой-то!» - вспомнил я слова Карабаса Барабаса.
- Совсем как с нашей бумагой, - сказала, улыбнувшись, Лена, - чай – один и тот же, а содержание разное.
- Точно! – меня осенило. – Щас-щас-щас! – я встал и походил взад-вперед по кухне, насколько можно было походить по крохотной кухоньке хрущевки, занятой, к тому же, тремя взрослыми людьми. – Щас-щас-щас! - Додумав, наконец, свою мысль, я сел и победоносно уставился на сестру и брата.
- Ну? – первым не выдержал Женя. - Что - «щас-щас-щас»? Теперь давай-давай-давай.
- По-моему,.. – чтобы эффект был сильнее, я выдержал паузу, - хозяева денег еще не в курсе, что осчастливили несколько десятков киевлян.
- Откуда такая уверенность? – возразил Женя.
- Оттуда. Все-таки, не пять копеек пропало, они бы уже всех на уши поставили и давно вычислили бы, к кому партия попала.
- А ведь верно! – подключилась Лена. Правда, тут же и погрустнела: – Хотя,.. не вычислили сегодня, могут вычислить в любую минуту.
- Вот именно! – радостно согласился я.
- Не понимаю, что тут веселого? – набычился Женя. – Вычислят меня, а не вас.
- Я и говорю: нужно их опередить. Доллары в бумагу в таком количестве могли запаковать только на самой фабрике. Вспомни чай. Пока ты его готовил, ты знал, куда положил сахар, а куда – нет?
- Конечно, знал. Перепутали вы его уже сами, когда разбирали чашки.
- Вот-вот. Перепутали, потом поменялись чашками и все остались довольны, каждый получил свое. Ну, и что, если чуть-чуть было надпито. Этого на глаз не определишь. Особенно если не знать, сколько и что наливали изначально.
- Прости, Гера, но я пока не понимаю, как это связано с бумагой? – снова вмешалась Лена.
- С удовольствием объясню, Леночка.
- Мне тоже не помешает, - встрял Женя.
- Ну, конечно, - успокоил я его, - не затыкать же тебе уши.
             После того, как Женя оставил в покое свое полугорячее оружие, я успел проникнуться к нему симпатией. Он всего лишь стал заложником обстоятельств и был немного на взводе. А в сущности, это был мягкий добрячок, этой своей чертой очень похожий на сестру. Оба они нуждались в мудром совете. Как хорошо, что рядом оказался я.

Глава XXV

                «- Остап Ибрагимович, когда мы будем делить наши деньги?»
                «Золотой теленок»
                И.Ильф и Е.Петров

             Изложение моего плана и обсуждение подробностей заняло еще около часа. Не могу сказать, что Лена с Женей приняли мое предложение безоговорочно и с большим воодушевлением, но, так как никаких других не поступало, остановились все же на моем. Когда обсуждение было в полном разгаре, я попросил кофе.
- Лена, ты можешь не пить, а нам с Женей сегодня спать, кажется, не придется. Нужно взбодриться.
- Я тоже не смогу уснуть, буду вас ждать. Вы сидите, я сама сделаю. Тут уж мы ничего не перепутаем, все пьют одинаковый, - рассмеялась Лена. Хорошее настроение – это добрый знак, значит, все у нас получится, - подумалось мне.
             Пока Лена накрывала на стол – откуда-то с навесной полочки она достала еще и печенье, очень кстати, между прочим, - мы с Женей схватились за телефоны. Женя созвонился с водителем и договорился, где он заберет микроавтобус и когда его вернет обратно.
             Я тоже сделал один звонок.
- Алло, Сереж, привет. Извини, что поздно.
- Какое там – поздно! В самый раз, - на этот раз Сергей не задыхался. – Мне так поперло, так поперло! Помотаться, конечно, приходится, зато потом…
- Ч-ч-чш! – оборвал я его. – Ты помнишь, что я тебе говорил о качестве?
- Качестве? – не понял Сергей.
- Ну, о качестве того… - я немного замялся, - того, что ты ищешь.
- А-а-а! – сообразил Сергей. – Все ОК! Я уже обо всем договорился. Ну, ладно, я побежал дальше, - попытался он оборвать разговор, но я его остановил.
- Куда побежал? Ночь на дворе.
- Ночь – не помеха. Магазины, конечно, почти все закрылись, да я их уже, наверное, все и посетил. Хе-хе-хе! – довольно захихикал Сергей. – Но есть у меня еще одна мыслишка.
- Ну, хорошо, мыслитель, смотри только, не перемудри. Я чего, собственно, звоню. Мне завтра-послезавтра все-таки нужно будет отлучиться, Маня одна в офисе остается. Так что мое предложение остается в силе. Есть возможность попрактиковаться.
- Завтра?.. – замялся Сергей.
- И послезавтра. А потом я вообще на неделю в отпуск ухожу. Комиссия со всех сделок – твоя.
- Ты же понимаешь, - несколько свысока, растягивая слова, начал Сергей, - деньги меня сейчас не сильно интересуют. Разве что из любви к туризму…
- Ага, я вижу, как тебя деньги не интересуют, - не сдержался я и кольнул Сергея.
- Ну, интересовать-то, конечно, интересуют. Только в других масштабах.
- То есть ты без комиссии хочешь?
- Ага, щас – без комиссии! – спохватился Сергей. - Сам предложил. Ладно, домовились. Только я не с самого утра. И днем могу отлучаться. На правах стажера.
- Не вопрос, - обрадовался я. - Только Маню держи в курсе. Мобильный ее есть?
- Откуда?
- Я сейчас смс-кой сброшу.
- Хорошо. Ну, все, я побежал.
- Беги-беги.
              Положив трубку, я спросил у Жени, есть ли у него компьютер и принтер? Женя отвел меня в зал. Мы вместе расчистили проход к оргтехнике и немного поколдовали над клавишами. Ненадолго застопорились только в одном месте:
- Как думаешь, что лучше: «ремонт» или «профилактика»? – спросил я.
- Ремонт – слишком серьезно, может насторожить. Пиши: «профилактика».
             Вскоре мы вернулись на кухню с готовыми двумя листами бумаги; один я взял себе, второй отдал Жене, резервную копию.
             Выпив ожидавший нас кофе, мы с Леной снова остались одни, а Женя поехал за микроавтобусом.
- Что-то я волнуюсь, - сказала она шепотом, когда мы снова перебрались на балкон покурить. Время было уже позднее, незачем было заставлять соседей напрягать уши.
- Это нормально, - тоже шепотом ответил я. Потом чуть-чуть помедлил, собираясь с духом, и добавил:
- Это потому, что ты никогда этого раньше не делала. – Мы оба чуть-чуть напряглись, прислушиваясь к ощущениям при обращении на «ты». До этого «ты» проскакивало только вскользь и в присутствии Жени.
- А ты это раньше делал? – спросила Лена.
- Нет, мы будем первыми.
- Вот поэтому я и волнуюсь.
              Мы немного помолчали.
- Я буду позванивать, если получится.
- Позванивай, Гера, пожалуйста.
- Смотри, кажется, Женя приехал, - указал я вниз, где в засыпавший двор при тусклом свете одинокого фонаря въезжал белый автомобиль, который Женя скромно называл микроавтобусом. На самом деле, это был приличных размеров фургон, годящийся для перевозки мебели из двухкомнатной квартиры одной ходкой.
- Да, это он, - подтвердила Лена.
               Вскоре появился и сам Женя.
- Ну, что, успеваем? Котра зараз гадина? – первым делом спросил он.
               Я не сразу понял, кого это Женя гадиной ругает. Ясность внесла Лена:
- Скоро двенадцать, - сказала она. – А сколько ехать?
- Часа полтора, - ответил Женя.
- Мальчики, может, вы завтра поедете? – попросила Лена. – Вдруг не успеете?
               Женя ненадолго задумался.
- Нет, нужно сегодня, а то завтра не мы поедем, а к нам приедут. Вы в Турцию собираетесь?
- Собираемся, конечно, - за двоих ответил я.
- Тогда давай живенько переносить.
              И мы начали выносить пакеты в фургон. Для маскировки завязывали по несколько упаковок в простыни и опустошали их уже внутри самого фургона. Лена активно нам помогала, мы ей выделили самую маленькую простыню. Втроем мы довольно быстро управились.
              На последних двух-трех партиях Лена отстала, а когда мы с Женей пришли за остатками, она протянула нам два термоса.
- Возьмите, этот – с кофе, этот – с чаем. Чай без сахара. Сахар отдельно, - и она добавила банку, в которой вместе с сахаром была и ложка. – Ну, все, давайте я вас поцелую.
              Я чуть не выронил ношу. Лена сначала чмокнула в щеку брата, а потом повернулась ко мне. Я с готовностью подставил и свою щеку.
              Когда мы выехали из двора, Женя сказал:
- Хорош лыбиться, давай делом займемся.
              На другой волне был Женя, на другой.
- Делом – так делом, - вздохнул я. – Значит, ты говоришь, что всей охраны на фабрике – только сторож-дедушка?
- Днем сидят вахтеры помоложе, а на ночь, я слышал, остается дедуля. Точно не знаю, я его не видел.
- Это хорошо.
- Что хорошо? – не понял Женя.
- Хорошо, что ты не видел его, а он, надеюсь, - тебя. И ты думаешь, что наши денежки запечатывали прямо на фабрике?
- Почти уверен. Упаковка явно фабричная, да и партия немаленькая, такую кустарным способом полгода запаковывать пришлось бы.
             Увидев по пути первую попавшуюся работающую аптеку, Женя остановился, а я быстренько сбегал туда и обратно. Мы снова поехали в направлении выезда из города. Некоторое время молчали. Женя сосредоточенно следил за дорогой, стараясь не нарушать правила и объезжая места потенциального присутствия гаишников. Хотя он и повесил на лобовое стекло табличку «Пустой», все же нельзя было исключать проявления любопытства со стороны стражей дорог. Береженого Бог бережет.
             Я еще раз обдумывал детали предстоящей операции. В принципе, в голове все складывалось довольно стройно. Нужно было допечатать небольшую партию пустых рулонов, присвоить им тот же номер партии и оставить дожидаться хозяина. По нашим предположениям, те, кто готовил бумагу с деньгами, так и поступили. Именно номер партии нам представлялся решающим. Горе-упаковщики просто не изменили цифры на упаковках, из-за чего под одним и тем же номером скопилось большое количество рулонов, как для обычных потребителей, среди которых угораздило оказаться Женю, так и для эксклюзивных. Сколько именно нужно допечатывать, точно не было известно. Мы решили сделать в два раза больше того количества, которое везли с собой. Именно так и предполагал Женя: он собрал около трети, а остальная часть разбрелась в разные стороны.
- Значит, все именно так и было, как я и говорил, - проговорил я вслух свой вывод. - Запаковать-то они запаковали, а номер партии не перебили.
              Женя ответил не сразу - выруливал на проселочную дорогу, чтобы объехать пост ГАИ.
- Похоже на то, - наконец отозвался он.
- И ты думаешь, что мы найдем, как выставить нужный номер?
- Теоретически я догадываюсь, как это делается, - снова через паузу отозвался он. – Все, подъезжаем.
              Наш фургон выехал из-под густого покрова леса, и Женя выключил фары. Полная луна светила настолько ярко, что я мог четко различать отдельные былинки среди пока еще негустой травы, росшей вдоль дороги. Мы остановились и, прежде чем выйти из машины, я достал мобильный и набрал Лену:
- Мы на месте, - не здороваясь, негромко доложил я.
- Слава Богу, - ответила она. – Удачи!
                Слева на меня зашипел Женя:
- Ты что, сдурел? Выключи сейчас же. Полностью, - подавая мне пример, он достал свой мобильный и отключил его. Мне пришлось сделать то же самое.
                Мы вышли из машины и постучали в окошко в воротах. Прислушались – тишина. Тогда мы заколотили по воротам более настойчиво, отчего и у самих прибавилось уверенности. Наконец мы услышали, как с той стороны забора отодвинулся засов и в окошке показались два глаза: один еще зажмуренный спросонья, второй – немного бодрее.
- Ну? – поздоровались глаза.
- Открывай, дедушка, профилактика оборудования! – радостно сообщил я.
- Знову?! – оба глаза открылись настежь. – Вы ж нещодавно профилактылы!
- То была другая бригада, они не все доделали, - сориентировался я, и уже полез было в карман за «документом», но ворота сами бесшумно раскрылись.
               Нас не нужно было приглашать дважды. Женя быстро впрыгнул в кабину и завел фургон на территорию. Я закрыл ворота.
- Ну, шо, чайку? – предложил дедушка, потирая руки.
- Почему бы и нет? – согласился я и приготовил для дедушки чай из нашего термоса, добавив в него сахар и покупку из аптеки. Для нас с Женей я налил кофе, благо с сахаром возиться не было необходимости. От неимоверного количества кофе, выпитого за сегодняшний день, я уже чувствовал некоторую тяжесть в левой части груди, но все же мужественно проглотил очередную порцию, чтобы сохранить бодрость еще часика на два-три.
               Пока мы пили кто чай, а кто – кофе, дедушка нахваливал нам предыдущих мастеров, которые работали несколько ночей назад. По его словам, ребята оказались настолько славными, что смазали ему ворота и тоже угостили чайком. Когда я докуривал вторую сигарету, дедушка уже начал кивать носом. Мы поднялись. Старик с трудом тоже оторвался от ящика, на котором сидел.
- Ну, сынки, вы працюйте, а я пиду трохы полежу…

              …Утром уборщица Йосиповна снова не дождалась ответа на свое приветствие, схватила стоявший рядом с воротами веник и бросилась будить сторожа.
- Ах ты ж!..

Глава XXVI

                «Препятствия будут успешно преодолены, неожиданный
                поворот событий в лучшую сторону»
                Толкование карты таро «Колесо Фортуны»
                в прямом положении

            Возвращались мы по просыпающемуся Киеву, уже никого и ничего не таясь. Лене я позвонил, как только мы выехали за ворота фабрики и попросил примерно через часик поставить чайник. Для чая. Я согласился пить без сахара.
            В фургоне у нас было пусто, в головах гудело от шума прокатного стана и бессонной ночи, а на душе у меня было весело. У Жени, наверное, тоже. Это было заметно по слегка озорной и, вместе с тем, аккуратной манере вождения.
            Ехали мы через центр. Подъезжая по Владимирской к Ярославому Валу, я увидел знакомую спину, бегущую прочь от пиццерии. Следом за этой спиной из дверей круглосуточного заведения выскочил парень с бело-красно-зеленой банданой на голове, огляделся по сторонам и, увидев, что спина уже слишком далеко, в сердцах сорвал с головы свой итальянский флаг.
             Я не сдержался и надавил на клаксон.
- Ты чего? - рассердился Женя, - нет же никого.
- Знакомого встретил.
- Тебе спать пора, - посоветовал Женя.
- Согласен. Ты есть хочешь?
- Не отказался бы, - согласился Женя. – У меня дома ни черта нет, только печенье.
- Тогда притормози, - попросил я. Мы отъехали совсем немного от перекрестка, я вернулся чуть-чуть назад.
               Людей в этот ранний час в пиццерии не было совсем, поэтому заказ у меня приняли мгновенно. Но подождать его изготовления все равно нужно было. Я хотел было наведаться в туалет, не по привычке, а по настоящему, но, подойдя к двери, наткнулся на двух работников пиццерии. Их флаги возмущенно копошились у входа в санузел.
- Ну, что это такое! – негодовал тот, который выбегал пару минут назад на улицу.
- В шестой раз за смену, - вторил ему другой, обслуживавший меня днем, сокрушенно качая головой. – Накормить бы его этой бумагой!
                Я заглянул поверх их плеч и увидел знакомую уже картину – корзину для бумаг, переполненную белыми лентами.
- В туалет можно? – набрался я наглости и задал этот щекотливый вопрос.
                Флаги обернулись и уставились на меня с выражением, которое, по этикету, неприменимо к посетителям. А тот, с которым мы познакомились днем, прищурился, припоминая что-то. Но, в конце концов, они расступились, давая мне дорогу.
- Можно, - буркнул мой знакомый. – Только у нас бумага кончилась.
- Ничего, я как-нибудь обойдусь, - поблагодарил я, закрылся в кабинке и набрал номер Сергея. Он не удивился моему раннему звонку.
- Слышь, мыслитель, завязывай! А то в следующий раз какой-нибудь работник общепита окажется более спортивным и намнет тебе бока.
- Сначала пусть попробуют догнать, - воинственно заявил Сергей. – А ты откуда знаешь про общепит?
- Это и была твоя мыслишка? – вопросом на вопрос ответил я. – Я иду по местам твоей боевой славы. В данный момент нахожусь в пиццерии на Ярвалу, из которой ты улепетывал не более семи минут назад. Один из местных хотел для тебя из бумаги пиццу сделать и проконтролировать, чтобы ты наелся от пуза. Я сам слышал.
- Им что, бумаги жалко?
- Может, и не жалко, просто им уже надоело за каждым посетителем рулон менять и корзину вытряхивать. Если они не врут, это уже шестой случай за сегодня.
- Фью! – присвистнул Сергей. – То-то я смотрю, пустая масть пошла.
- А первый был мой, – гордо заявил я.
- Тоже – пусто? – с надеждой в голосе спросил Сергей.
- У меня осечек не бывает, - пришлось его огорчить. – Ну, ладно, я так понимаю, сегодня ты к Мане не попадаешь?
- Почему – не попадаю? Попадаю! Ложиться уже нет смысла. Еще пара точек, и можно – на работу, - весело заявил Сергей!
            Молодежь - есть молодежь. Энергии еще много, а жизненный опыт пока только нарабатывается. Вместе с шишками.
            Когда я вышел в зал, заказ уже был готов. Вернувшись к фургону, я обнаружил спящего Женю.
- Э-э-э! – растолкал я его. – А кто-то еще меня отсылал спать. Вести сможешь или мне сесть за руль?
           Женя протер глаза, тряхнул головой, потянулся и сказал:
- Не надо, я сам, уже недалеко осталось. А у тебя прав с собой нет.
           Еще через десять минут мы оставили фургон на стоянке, как и договорился Женя со своим водителем, поймали такси и вернулись к Лене.
- Как я волновалась, мальчики, дорогие! – Лена нас и обняла, и расцеловала, словом, нарадоваться не могла. - Пойдемте чай пить.
- У нас – пицца, - сказал я.
- Когда это вы успели?
- По дороге заскочили.
- Ну, рассказывайте, - усадила нас за стол Лена и приготовилась слушать.
- Я не могу, - отказался Женя, жуя кусок пиццы, - спать хочу. Пусть он.
             Я проглотил свой кусок, и начал было рассказывать:
- Все прошло гладко… - мне показалось, будто веки кто-то сильно потянул к земле. Сопротивляясь, я часто-часто заморгал и высоко-высоко поднял брови. Кажется, отпустило. Я продолжил:
- Управились мы буквально… за два с половиной дедушки…
- Какие дедушки? – не поняла Лена.
- Дедуля там хороший такой… Спит, наверно... Тихий, ни разу не скрипнул, ни слева, ни справа,.. - поднятые до предела брови уже не могли сдерживать веса отяжелевших век.
- Понятно, - заключила Лена. – А ну, марш спать, я вам в зале постелю. Я скоро.
             И Лена ушла в зал, казавшийся теперь очень просторным, стелить диван и раскладывать кресло. Когда она вернулась на кухню, застала Ираклия и Женю уже крепко спящими. Ираклий положил руки на стол и, как удалось, устроил на них голову, а Женя свесил голову на грудь и уже начал похрапывать. Кое-как Лена перевела их по очереди в зал и уложила прямо в одежде. Сама, убрав в холодильник остатки пиццы, тоже отправилась отдыхать во вторую комнату. Проходя мимо Ираклия, она остановилась и некоторое время смотрела на него, спящего крепким сном человека, только что сделавшего большое и важное дело. По лицу Лены нельзя было угадать, о чем она думает. Она взяла плед, лежавший в ногах у Ираклия, и укрыла его.

Глава XXVII

                Finita la comedia

              Грузовик с кузовом, закрытым тентом, решительно наматывал на колеса километр за километром, уверенно продвигаясь на запад. Дорога водителю была известна вплоть до отдельных знаков «обгон запрещен» и «конец всех ограничений». Следуя четким указаниям ехать в соответствии с Правилами дорожного движения, как на экзамене в ГАИ, водитель то снижал скорость до пятидесяти, устраивая за собой длинную вереницу легковушек, то набирал все девяносто, но ни километром в час более. Скоро – он точно знал – будет придорожное кафе, можно будет и в туалет сходить, и чайку выпить.
             Навстречу грузовику, с запада на восток, двигался знававший лучшие времена «жигуленок». Все его заднее сиденье было завалено клетчатыми сумками «мечта челнока». Чем были набиты эти сумки, известно было только пожилому мужчине, сидевшему за рулем. «Жигули» тоже ехали не быстро, но не потому, что их владелец привык соблюдать правила, просто быстрее ехать они уже физически не могли. Мужчина крепко держал руль обеими руками и только изредка его отпускал, когда нужно было переключить передачу или стряхнуть за окно пепел с сигареты.
            Проезжая мимо какого-то кафе, возле которого вдоль дороги выстроились автомобили, мужчина сбросил скорость. Сигарета к этому времени уже истлела настолько, что дым от нее начал резать глаза. Мужчина ловким движением большого и среднего пальцев сделал окурку щелбан и, метнув его далеко в сторону, устроился поудобнее на сидении.
             Окурок был подхвачен легким порывом ветра, который перенес его на противоположную сторону дороги. Этот же ветерок любезно распахнул перед окурком не до конца закрепленный угол тента грузовика. Стоило окурку скрыться внутри, ветер стих, как будто его и не было вовсе, и тент снова прислонился к борту. Мужчина в «жигулях» перешел на третью передачу и продолжил свое движение на запад.
               
                ***

            В Борисполь Повезловы прибыли за три часа до начала регистрации на рейс. Их можно было понять: ни тот, ни другая не покидали пределов Киева уже лет десять. А тут им предстояло ехать не в Одессу, которая на карте выглядела почти что пригородом, а в саму Турцию, которая Свету и пугала своим внушительным расстоянием, и манила одновременно. В самом названии Турция ей уже виделись и солнце, и море, и полные тарелки всяких деликатесов, о которых она уже успела наслушаться от подружек. А Сергей от словосочетания «съездить в Турцию» вообще приходил в неописуемый восторг. Он мог себе представить, как можно съездить на Борщаговку, на Крещатик, но в Турцию, ему казалось, нельзя просто взять и съездить. Тут, он считал, подошло бы какое-нибудь более уважительное определение. «Совершить поездку», например. Хотя, и это не подходит, так как предстояло не ехать, а… лететь.
            Полета Светлана боялась еще больше, чем расстояния на карте. Повезлов, скорее всего, тоже побаивался, только вида не подавал и скрывал свое волнение за чрезмерной активностью. Словом, семейство Повезловых готовилось к чрезвычайному событию в их жизни, поэтому и прибыли они в аэропорт намного раньше, чем это было необходимо, встали под монитором с указанием рейсов и так от него и не отходили, боясь пропустить команду «регистрация на рейс». Даже в туалет они ходили по очереди, карауля чемодан. А курить Света Повезлову вообще запретила, чтоб, не дай бог, не потерялся.
- Не  та здесь бумага, - пренебрежительно доложил Повезлов, вернувшись из туалета.
- Ты что, и здесь?.. – Света обернулась по сторонам и прибавила шепотом: - Ну, ты даешь! Здесь же камеры кругом.
               Повезлов стал искать камеры на потолке и, действительно, сразу же увидел несколько глазков, уставившихся прямо на него.
- Да не вертись ты, - дернула его Света за рукав, - еще на самолет не пустят.
- А что я такого делаю? – искренне удивился Повезлов. – Первый раз в аэропорте, смотрю по сторонам, никому не мешаю. А в туалете они вряд ли их поставили. Если иностранцы заметят, что за ними подглядывают – все, международный скандал.
- «В аэропорте», - передразнила Повезлова Света. – В аэропорту! А еще за границу собрался. Скажешь там «в аэропорте», будет тебе международный скандал.
- Да ладно! – отмахнулся Повезлов. – Турки русского не знают.
- Ой, иди лучше кури, - оттолкнула Света мужа.
               Ему только того и надо было. Света едва успела по привычке взглянуть на табло и увидеть, что напротив их рейса не появилось никаких отметок, обернулась на то место, где только что стоял ее муж – а его уже и след простыл.
- От же ж, - с улыбкой проговорила она сама себе и снова стала изучать географию по табло.
                Те города, названия которых она только слышала по телевизору или читала, теперь были невероятно реальными. Оказывается, и Милан, и Мюнхен, и даже загадочный Бангкок существовали не только в выпусках новостей. Там на самом деле жили люди, и эти люди, разговаривая на непонятных для Светы языках, проходили мимо нее, чтобы вскоре сесть каждый в свой самолет и через несколько часов оказаться совершенно в ином мире. Пройдет еще немного времени, и они с Повезловым тоже выйдут в другом мире. Прямо, как машина времени какая-то! У Светы мурашки пошли по спине.
- Светка, атас! – Света дернулась от неожиданности. Повезлов заговорщически, одним углом рта произнес: «Идем», - взял чемодан и, не спеша, почти небрежно понес его в соседний зал. Света постаралась подыграть ему и прогулочным шагом, как будто ей здесь все уже осточертело, двинулась вслед за мужем.
               Свернув за угол, Повезлов развернулся лицом к жене:
- Они здесь!
- Кто? – Света догадалась, о ком говорит муж, но побоялась произнести это вслух.
- Тот, с перевязанной рукой, и другой, в тапках. Только он теперь в туфлях.
                Света побледнела и взялась рукой за стоявший между ними чемодан.
- Ты что, Свет? – испугался Повезлов. – Давай присядем.
                Он отыскал в зале ожидания чудом пустовавшие два кресла и смог опередить мужчину, который тоже приближался к заветным сидениям.
- Женщине плохо, - сказал Повезлов, прямо перед носом у конкурента усаживая Светлану.
- А это? – уже ни на что не надеясь, спросил потерпевший поражение, показывая на соседнее кресло.
- Мне тоже не сладко, - ответил Повезлов и уселся рядом с женой. Чемодан поставил посередине. Мужчина развернулся и пошел искать другие свободные места.
                Света, увидев, что они расположились как раз напротив другого табло, еще большего по размерам, немного успокоилась. Возле слова «Анталия» по-прежнему было пусто. Выше Анаталии по списку уже почти все рейсы получили свои задания, кто – «регистрация», а кто и – «посадка». Буквально на глазах у Светы строчка с надписью «Бодрум» получила разрешение на регистрацию.
- Ты их точно узнал? – спросила Света.
- Точно, точно, - подтвердил муж. – Вон смотри – он кивнул в сторону небольшого коридора, сквозь который была видна часть входа на регистрацию. Света чуть наклонилась к мужу, заглядывая в проем, и увидела группку из пяти человек, остановившихся возле барьера, за которым на высоком табурете восседала бдительная работница таможни и сверлила взглядом каждого, кто проходил мимо нее. Компания состояла из двух девушек и троих мужчин. Вернее, двоих мужчин, у одного из которых была перевязана кисть правой руки, и одного еще совсем молодого парня.
- Вроде, он, - согласилась Света, рассмотрев забинтованную руку. – А в тапках – кто?
- Тот, с короткой стрижкой.
- Ну, и ладно, что им, нельзя никуда съездить?
- Да ты что, Светка, они же нас преследуют. Это они так, для отвода глаз на нас не смотрят, а вот та, пополнее - видишь? – смотрит в нашу сторону, что-то говорит.
- Ну, хватит, - не выдержала Света, - я еще от прошлого раза не отошла. Подумаешь, в дверь позвонили! Привезли диван, а ты уже готов был деньги в туалетный бачок пихать.
              Она решительно встала и воинственно оправила юбку дорожного джинсового костюма.
- Ты куда? – испугался Повезлов.
- Я скоро, - сказала Света и надела солнцезащитные очки, - пойду, послушаю.
 - Стой, - попытался удержать жену Повезлов, но та уже была отделена снующими взад-вперед пассажирами. А у него оставался чемодан, его нужно было охранять. И он снова сел в кресло, продолжая издали беспомощно наблюдать за маневрами Светланы.
               Отойдя от мужа на расстояние, при котором она была уверена, что Повезлов за ней не погонится, Света перешла на размеренный шаг человека, изучающего окрестности. Таким скучающим шагом она вскоре подошла к предыдущему своему посту у маленького монитора, подняла голову к табло и включила на полную мощность уши. Немного мешал висевший рядом телевизор, зато объект наблюдения был как на ладони.

                ***

               Мне не терпелось поскорее избавиться от свиты. Я уже пару раз намекал, что регистрация началась и пора, мол, начинать обряд прощания. Но выспавшегося Женю просто переполняли недавно пережитые эмоции.
- Гера, ну, я просто не нахожу слов. Ты меня так выручил, так выручил. Вот такой парень! – показал он большой палец Мане. – Лена, ты смотри там, в Турции, от него не отходи. Если что – на него можешь положиться.
               Я, конечно, был польщен и уже внутренне согласился еще немного подождать с регистрацией. Но в этот момент Сергей дернул меня за рукав и показал на телевизор:
- Смотри, смотри!
              На экране мужчина атлетического сложения, с военной выправкой, угадывавшейся под гражданским костюмом, докладывал сводку происшествий. Начала мы не застали, но нам хватило и концовки:
- …случаи порчи туалетной бумаги были зафиксированы практически во всех районах столицы. Учитывая незначительный размер финансового ущерба, органы внутренних дел поначалу не спешили реагировать на сигналы, поступавшие от владельцев кафе и ресторанов. Но когда количество подобных случаев перевалило за несколько десятков, к расследованию было подключено Главное Управление Министерства Внутренних дел города Киева.
               В настоящий момент оперативники отрабатывают несколько версий, среди которых выделяют две главные: сведение счетов – правда, не понятно, с кем сводятся счеты, с заведениями общепита или с производителями бумаги; и вторая версия связана с появлением в городе новой формы маньяка – туалетного. Есть свидетели, видевшие человека, неравнодушного к туалетной бумаге.
               На экране появился уже знакомый мне работник пиццерии с не очень свежим итальянским флагом на голове. Он стоял на пороге заведения и с энтузиазмом рассказывал:
- Если бы это было днем, я бы не обратил никакого внимания – посетителей много. А так – ночью. Людей нет. Я как раз после него зашел в туалет, а там… жуть! Неприятно даже вспоминать, не то что - говорить. Все вокруг… - в бумаге! Я – за ним, на улицу. Но он был уже далеко. Молодой, довольно высокий, светлые волосы.
               Я взял Сергея, внимательно слушавшего передачу, за запястье и зловеще прошептал ему на ухо, чтобы Маня не услышала: «Держи маньяка!» Сергей только отдернул руку и продолжал смотреть в телевизор. Ведущий продолжал:
- По странному стечению обстоятельств, сегодня произошло еще одно происшествие, связанное все с той же туалетной бумагой.
               8 тонн туалетной бумаги сгорело в прицепе "Бург" автомобиля Volvo на автодороге «Киев – Одесса» в селе Ладыжинка Уманского района Черкасской области.
Об этом сообщила пресс-служба Главного управления Министерства по вопросам чрезвычайных ситуаций и по делам защиты населения от последствий Чернобыльской катастрофы в Черкасской области.
              По словам водителя Volvo, он остановился, чтобы покушать. Во время этой остановки груз бумаги внезапно загорелся. Водитель вызвал пожарных, однако, несмотря на их попытки потушить огонь, спасти бумагу не удалось.
              По предварительной версии, кто-то проник внутрь прицепа и умышленно поджег груз. Убыток от пожара составил 70 тыс. гривен.
- Ой! – вскрикнула женщина, стоявшая рядом и тоже смотревшая передачу. Хотя она и была в темных очках, мне ее лицо показалось знакомым, но восстановить в памяти, где я ее мог видеть, я не успел. Она заметила, что на нее смотрят, развернулась и быстро ушла в сторону зала ожидания. А меня вернул к действительности Женя.
-Так даже лучше, - сказал он.

                ***

               Вернувшись к Повезлову, Светлана села рядом и, после некоторой паузы, выдохнула:
- Все. Можно расслабиться. Больше бумагу никто искать не будет.

                ***

              По грунтовой дороге поселковой улицы толкал перед собой тяжелую тачку Тимофей Васильевич Кондратюк. На тачке громоздилась пирамида щебня, в пирамиду была воткнута лопата, ее держак указывал старику дорогу. Со стороны казалось, будто дедушка непонятно почему гонится за маленьким двухколесным танком.
             Тачка, а за ней и Тимофей Васильевич остановились в том месте, где обрывалась грунтовая дорога, и начиналось обширное пятно щебенки. Старик высыпал содержимое на землю, разбросал камни вдоль дороги, немного потоптался по ним, утрамбовывая, затем развернулся и покатил пустую тачку обратно к железнодорожной насыпи за новой партией щебня, на ходу разговаривая с самим собой:
- Нужны мени ваши гроши! Я и без грошей можу…
             На его стариковском сморщенном лице сияла счастливая улыбка. Так счастлив он не был еще ни разу в жизни…