Свобода? Глава 33

Эсфирь, босая, одетая в грубое серое рубище, похожее на те, в коих казнили осуждённых, медленно подняла полыхающий взор. Она разомкнула сухие блёклые губы:

- Тварь… Я ненавижу тебя.
- Я себя тоже уже ненавижу, - равнодушно пожал одним плечом Даниэль. Он полулёжа расположился на её троне.
- Ты меня опередил. Поздравляю! Как тебе мои питомцы? – в вопросе почувствовалась издёвка.
- Те чудовища? Воспоминание свежо. Славные! – он смеялся.
- Решила тебя немного ввести в кураж, побаловаться, попугать… И раз так, то у меня тоже есть свой сценарий. Я обещаю, что он тебе понравится, - она не выглядела отчаявшейся. Она была обнадёжена уготовленной местью.
- Дай мне хотя бы во сне свободу от тебя, - сдавленно проговорил ей Даниэль.
- Свобода? – с наигранным недоумением изумилась она. Ухмылка. Тайна её угрозы, трепещущая сухим, стальным блеском на дне звериных зрачков.

Это последнее, что Даниэль увидел в своей грезе. Он резко очнулся. Спальню его заливал золотистый ровный свет дня. На соседней подушке спал Кот.

Он дома. О, счастье… Он схватился за телефон, посмотрел на время и дату. Шестое февраля. Три часа дня. Он опаздывает, но он выспался. Сегодня он должен выступить с Вуном на одной сцене в последний раз. Завершающий совместный выход двух соперников. В программе будет присутствовать обязательная и запланированная завязка, некая многообещающая интрига, когда Даниэль значительно и весомо скажет Андерсу: «Если Вы забираете у людей независимость и свободу, то я не потерплю… Нет! Вы смели их ограничивать, как низких рабов, и пытаетесь меня лишить прав и воли. Я докажу Вам, что у Вас не сломить меня. Через несколько дней я выступлю со своей группой под окнами этой Вашего проклятой храма! И Вы не запретите…»

Конечно, зал ахнет. Одна половина – от восторга, что вызван мятежом против чёрного царства их лучезарного «Прометея». Другая – от нахального заявления «предводителя неверных», воплощающего зло для их мира. Но и те другие любят в одинаковой степени шокирующее и провокационное. Так фундамент будет заложен.

После Дани на своей странице в интернете даст красноречивую рекламу запланированного манифеста с точным указанием даты, времени. Запись соберёт сотни тысяч репостов…

Пока его не было в особняке и в Мидиане вообще, то произошли некоторые вещи.

Вильгельм организовал замену разбитого окна, Адели в секрете ото всех плакала в подушку, потому что не знала, куда неожиданно пропал её Даниэль. Она очень сильно переживала за него. Её пугала неизвестность и внезапная разлука.

Компания же его тоже терзалась догадками, ругая его за то, что он ничего не объяснил и не предупредил их. Но они пока не знали, что отсутствовал он ради них и из-за них. 

Один Кот не ждал пояснений.

Перенесёмся в день седьмого февраля. Перенесёмся – в среднестатистическую забегаловку, за барную стойку со среднестатистическими посетителями.

Обыкновеннейшая ситуация – реакция общественности, что пытается быть в курсе всего, что происходит в Мидиане. Пиво здесь на вкус тоже типичное. Чуть не выплеснув его из кружки, делая резкий жест рукой, один из постоянных гостей заведения воскликнул бодро и громогласно:

- Только подумай! Через три дня свершится т-такое!

Друг того человека (такой же среднего возраста, средних данных и среднего опьянения) приложил к своему лицу ладонь и проныл:

- Да ты достал уже удивляться!..

Товарищ его точно не слушал. Он как будто заново осмыслял будоражащий его факт. Он с неизменным тоном говорил:

- Это же надо! Подлец выступит на главной площади!
- Мы таких не знаем. Мы знаем Даниэля Велиара. А он вовсе не подлец, - подметила одна из официанток – молодая девушка. Одна из тех, кто хранит фото «подлеца» под подушкой. Тот парень, который громкий и удивлённый, акцентировал взгляд на её бёдрах, медленно почёсывая бородку.

- Что-то тут нечисто. Не верю я вашему герою… - твёрдо решил его друг.
- И ты не пойдёшь смотреть на его выступление? – подключился к беседе бармен, протирающий стакан.
- Пойду, конечно! Спрашиваешь… Так ещё и фанатики Вуна как миленькие приползут, - заключил скрытый конспиролог.
- Если только те, кому билетов в кинотеатры не хватило… И из других городов приедут и наши и не наши тоже, - дополнил бармен, вытряхивая полную пепельницу. 
- Надо места (как там по их?) в… фан-зоне с самого утра занимать! – вернулся к разговору тот громкий и удивлённый. Напарник его иронично и несколько прохладно отреагировал на его решительность:

- И я ничего не хочу пропустить... Мне не столько выступление и творчество его интересно, сколько то, что Велиар ваш уважаемый дошёл до ручки. Он разве не понимает, что…

- Что «что»?

- Представь, что изверг прикажет в него выстрелить. Мгновенная смерть. Красивая. Героическая. Вот я поэтому и хочу быть в первых рядах. Ибо эффектно.
- Злой ты, - шикнул другой. Они помолчали. Скрытый конспиролог ответил:
- Не-а. Мир зол. Чтоб наш нынешний мир запечатлел тебя в своей летописи, нужна трагедия. Сражающая всех наповал. Чем ужасней, тем лучше. Запомниться только тем, что ты протагонист – это уже неактуально. Ну, будешь ты ходячей легендой, светленьким, справедливеньким. Так ненадолго же. Или вот, пример из другой оперы. Допустим, занимаешься ты искусством. Ты талантлив. Кому ты нужен? Умри скандально, оригинально – тебя полюбят наверняка. Тебе поставят памятник, тебя сделают родоначальником жанра. В общем, сдохни – будь умницей.

- Давайте выпьем за нашего умницу! И за свободу! – подхватил его друг, вознося кружку высоко, как призыв всем собравшимся. Тост был принят с ликованием и удовольствием.

Единственный, кто затею не поддержал, но слышал абсолютно всё, сидя за столиком к тем двум напарникам спиной, был худой, белокурый юноша, выбивающийся из общей картины. Это Кристиан, задумчивый, грустный. Те слова, что были сказаны одним из незнакомцев по поводу того, как заставить мир «запечатлеть в своей летописи» произвели на него большое впечатление. Он запомнил ту идею. Он не знал, что именно она колоссально отразится на его жизни… Кристиан чувствовал, как она жжёт его нутро. Он смотрел в окно, на улицу, на которой разлился лиловый закат…

И этот нежный, мягкий, спокойный свет ознаменовал конец безоблачного белоснежного дня. Это время исключительно для Даниэля и Адели. Сиреневое, нежнейшее время, когда прозрачно-розовая ласка сливалась с воздушной небесностью. Как давно они хотели прихода этой драгоценно-аметистовой, цветуще-фиалковой эры, когда наконец-то можно будет забыть обо всём и беспечно упасть в любовь, в зарю, друг в друга... Четыре блаженных дня, когда небо было особенно чистым и лучезарным, когда снег мерцал волшебной пылью, а  лиловые сумерки повествовали о том, что скоро станет теплее. И забрезжит долгожданной кроткой улыбкой красавица-весна. Даниэлю и его возлюбленной всё шептало об их будущем, о новой спокойной жизни, где ничто и никто их не разлучит. Будет всё, как Даниэль ей обещал. Будет всё.
В ночь с десятого на одиннадцатое, когда она впервые осталась у него, он собирал с розовеющего бархата её кожи, с её плеч обожаемое тепло. Он упивался ей медлительно, с осторожностью. Он понимал, что её невинность остерегается обжигающей страсти. Они лежали рядом, наслаждаясь, крепко обнимая друг друга… Не было громких клятв и сорванных одежд. Они чувствовали и понимали, что между ними гораздо большее. Они спали вместе, полунагие, светлые, приникшие друг к другу… И вместе они встретили ясное, солнечное утро того финального дня, что принесёт победу, за которой – их будущее, их свобода…