Deus ex machina Бог из машины. Глава 9

Предыдущая глава http://www.proza.ru/2015/06/26/543

                Глава Девятая.

       – Господин Кастрица. Господин Кастрица,– настойчиво позвал кто-то от входа.

       Докладчик запнулся и замолчал, обернувшись к своим немногочисленным слушателям. Возмущенный гул собравшихся нисколько не смущал крепкого офицера, который стоял у входа в своеобразный конференц-зал и продолжал взывать. Наконец один из участников собрания поднялся и, расшаркиваясь в извинениях, направился к военному.

       – Адам Сергеевич,– проводил его взглядом докладчик.– Мы будем продолжать без Вас. Материалы возьмете у секретаря.

       – Конечно. Еще раз извините,– он был очень зол и, едва офицер проводил его из палатки, набросился на него.– Что случилось, черт бы Вас побрал? Вы можете обойтись без меня хотя бы один час?!

       – Чрезвычайное происшествие,– невозмутимо ответил тот.

       – Что Вы говорите! На этот раз на территорию госпиталя проникли уже два наркомана?

       – Да.

       – Что «да»? У меня нет времени на шутки!

       – На территорию госпиталя проникли двое.

       – Вы шутите или издеваетесь, молодой человек? Вы вытащили меня с совета, потому что кто-то опять проник на территорию? Послушайте, но всему же есть какой-то предел. Скажите, сколько Вы сегодня спали?

       – Семь часов. Какое это имеет значение?

       – Прямое, молодой человек, прямое! Я за все неделю спал семь часов, а Вы меня дергаете и отвлекаете по каждому пустяку! Мне, по-вашему, заняться больше нечем?

       – Существует установленный порядок нашего взаимодействия.

       – Ах, оставьте,– Кастрица даже позволил себе сдержанную жестикуляцию, выражая недовольство.– Какое взаимодействие? Почему любое проникновение нарушителя в госпиталь Вы называете чрезвычайным происшествием? Почему Вы самостоятельно не можете решить этого вопроса, а переваливаете все на мои плечи? Послушайте, я ведь врач и просто занимаюсь исследованиями. Вы! Вы охраняете госпиталь! Вы должны бороться с нарушителями! Что это за охрана?! Чему Вас в армии учат?! Если никого нет, Вы исправно несете службу, но стоит кому-то попытаться проникнуть в охраняемую зону – чрезвычайное происшествие, нечто из ряда вон выходящее, и Вы зовете Кастрицу. Кастрицу, который оружия в руках не держал! Что это за охрана?

       – В армии учат защищать Родину,– напыщенно заявил военный.– А не охранять сомнительных врачей от собственного народа.

       Кастрица резко остановился и потрогал свой мясистый нос, что свидетельствовало о высшей степени раздражения:

       – Вы только послушайте его! Этот солдафон, который едва умеет считать до десяти, берется делать выводы и высказывать подобные суждения мне в лицо! Сомнительный врач! Да кто Вы такой, милейший, чтобы так говорить обо мне, чтобы судить людей?

       – Адам Сергеевич,– процедил сквозь зубы офицер.– Я солдат, а не солдафон. А Вы врач. И давайте каждый будет заниматься своим делом.

       – Каким делом? Опять выслушивать истерику наркозависимого или, может, предложить ему укольчик? Чего Вы от меня хотите? Это, по-вашему, мое дело?

       – С наркоманом я разберусь сам. А Вы займитесь его беременной подружкой. Я оставил ее с двумя бойцами в Вашем кабинете. Кричит, что рожает, требует врача. Тогда я подумал, что Вы подойдете, но, если распорядитесь, я ее могу вышвырнуть из нашего так называемого госпиталя, и пусть рожает на обочине, в грязи.

       – Пойдите Вы прочь вместе со своими бойцами,– махнул рукой Кастрица.– Один Ваш вид утомителен для меня. И вообще, делайте, что хотите.

       Он развернулся и прыгающей походкой пересек маленький дворик, направляясь к палатке, где располагался его кабинет.

       – Что у нас здесь?– спросил он с порога, даже не взглянув на ожидавших его людей.

       – Вот. Беременная,– пробасил один из солдат.

       – А Вы, молодые люди, можете выйти и обождать снаружи – слава богу, и без вас могу справиться. И хорошенько зачехлите двери в тамбуре, а то тут уже холоднее чем на улице, и никакое отопление не поможет, если все оставлять открытым!

       – А в этих тряпичных домиках и отопление есть?– подала голос девушка, сидевшая в углу кабинета, когда военные вышли.– Вода, свет, канализация... Вот лифта, наверное, нет?

       Кастрица прищурил глаза и посмотрел на пациентку.

       Безусловно, она была красива. Тонкие черты лица, ироничный взгляд и насмешливая улыбка делали ее очень интересной и привлекательной. Было очевидно, что она обладала тяжелым характером и самоуверенностью, граничащей с высокомерием.

       – Прекрасно,– подытожил врач.– Итак, что мы имеем? Этот бесформенный ком под одеждой принять за живот беременной мог только недотепа с беременным воображением. Так что же нас сюда привело? Вы не похожи на наркоманку, но мне и раньше доводилось ошибаться на этот счет. К чему маскарад?

       – Мне нужно было попасть на прием к врачу,– объяснила девушка, извлекая рюкзак из под куртки.– Но к Вам тяжело пробиться.

       – И уж поверьте, для этого есть все основания. Давайте не будем отнимать друг у друга время и перейдем сразу к сути дела. Ваше имя?

       – Ира.

       – Ирина. А дальше?

       – А дальше я у Вас не спрашиваю диплом об окончании акушерских курсов.

       – Хорошо. Пусть просто Ирина... Зачем Вы сюда проникли?

       – Я же сказала: мне нужен врач.

       – Ну вот, я за него. Что у нас: насморк, простуда, сломался ноготь, колики в голове? Что беспокоит? Определитесь быстрее.

       – Не давите на меня! У меня серьезная проблема,– девушка осмотрела кабинет, более похожий на лабораторию, заставленную замысловатыми устройствами и аппаратами, издающими странные звуки и моргающие огоньками лампочек и экранов, о назначении которых можно было только гадать.– Мне кажется, я беременна.

       – И в чем заключается проблема?

       – В том, что я не уверена в этом.

       Кастрица потрогал нос и внимательно посмотрел пациентке в глаза:

       – Милочка, Вам не двенадцать лет, а вот я человек старый и нервный. Если Вас не удовлетворяет информация, которой Вы располагаете, то на большее в сложившейся ситуации нет ни времени, ни ресурсов. Вокруг госпиталя вавилонское столпотворение, грозящее вылиться в катастрофу, а у Вас неуверенность... Я попрошу проводить Вас отсюда.

       – Погодите минутку. Это действительно важно. С момента зачатия прошло несколько дней, а я уже ощущаю себя беременной. Это Вам не кажется странным? Кроме того, я по-иному слышу и вижу все вокруг. Я не была раньше в положении и мне не с чем сравнивать, но представьте, что я, на самом деле, заражена каким-нибудь вирусом. В лагере это может стать началом той самой катастрофы, а у меня все симптомы на лицо. Я теряла сознание, у меня была рвота, повышенная температура, кашель, потливость – целый букет. Давайте поможем друг другу и узнаем, беременна я или заразна, после чего мирно разойдемся.

       – Неужели я могу на это купиться?– вздохнул доктор.– Хорошо. Надеюсь, Ваша беременность не заразна, потому что мне это сейчас ни к чему. А пару анализов, речь идет только об анализах, провести можно прямо здесь.

       – Мне уже раздеваться?– лукаво спросила Ирина.

       – Уж избавьте меня от этого!– Кастрица подвел девушку к громоздкому ящику с циферблатами.– Суньте палец в отверстие. Вы почувствуете легкий укол. Будут взяты образцы крови и ткани.

       Ирина вскрикнула и отдернула руку от адской машинки. Доктор улыбнулся:

       – Если бы Вы не выдернули палец раньше времени, рана была бы продезинфицирована, а теперь можете его просто облизывать, пока не получим результаты анализов.

       Он вернулся за свой стол и уставился на монитор компьютера, куда попадала информация с автоматического анализатора. Девушка, увлеченная разглядыванием раны, не сразу заметила перемену в поведении доктора. Ее насторожил запах страха, донесшийся от него. Она подняла взгляд на доктора и увидела, как тот круглыми от ужаса глазами таращился на нее и безмолвно зевал ртом. Температура его тела повышалась, он потел, демонстрируя полную бесконтрольность над организмом.

       – Неужели я настолько беременна?– мрачно ухмыльнулась Ирина.– Ладно, детальные результаты Ваших анализов меня больше не интересуют.

       Кастрица знал, что ему надо позвать охрану, позвонить коллегам, но никак не мог овладеть собой. Осознание того, что перед ним сидело абсолютно чуждое самой природе существо, похожее на человека, но не имеющее с ним ничего общего, было настолько шокирующим, что парализовало работу мозга, который отказывался принимать Чужака в человеческом обличье. Это было очень странным ощущением.

       – Не стану более испытывать Вашего терпения,– попрощалась девушка и, помня, что у входа ее ожидают охранники, воспользовалась ножом и разрезала одну из боковых стенок палатки.– Уж извините, что я не зашнурую новый выход. Надеюсь, замерзнуть не успеете.

       И только когда звуки ее шагов снаружи затихли, доктор потянулся к телефону.

       Покинуть территорию госпиталя оказалось гораздо проще, нежели проникнуть внутрь – Ирина просто вышла через служебный вход, вежливо попрощавшись с часовыми. Она была уже далеко, когда за спиной послышался вой сирен, и весь лагерь настороженно зашевелился, зашуршал. Через несколько часов начнутся сумерки, а ей еще предстояло вернуться в безопасную часть города и найти новое убежище. Убежище на длительный срок.

       – Оно было здесь!– кричал Кастрица своим нахмурившимся коллегам.– Оно вошло в наш центр, оно передвигалось по территории, а мы оказались безрукими, беззубыми и абсолютно неготовыми к этому. Я сам не верил в то, что мы ищем, но теперь все встало на свои места. Прецедент имеет место. Мы располагаем образцами ткани и крови этого существа. Но что самое поразительное, оно не подозревало о том, кто оно. Оно считало себя человеком и, действительно, было похожим. Следует ожидать рецидива. Пусть регистрируют все случаи беременности среди беженцев. Всех беременных женщин на обследование! Это могут быть производные, вторичные мутации, передаваемые таким путем. Господи, я не могу поверить в то, что произошло! Все, о чем нам говорили – Правда! Вы понимаете, что это означает?! Правда!!!

                *****

       Полицейские не смогли вернуться в город сразу.

       Покинув роботизированный полк, они до конца следующего дня расположились в каком-то секретном пансионате, проходя мучительные процедуры карантина. Но даже это время нельзя было использовать для отдыха. Пока медики копошились в их анализах, сами эксперты были заняты изучением материалов, предоставленных советником для организации поставок товаров в город.

       Ольга сослалась на необходимость анализа данных с планшета Гранковича, чудесным образом избежав заучивания бесконечного количества фиктивных фирм, телефонов, номеров счетов, логистических схем закупки и поставки товаров в обход официальных каналов. Все это легло своей массой на плечи Серого, который был далек от бухгалтерии. Кроме того, что ему надо было понять смысл финансовых операций, он не мог ничего записывать и весь набор цифр, фамилий и наименований должен был заучить наизусть.

       В это время напарники практически не общались, изредка встречаясь на процедурах или за едой. Поэтому, когда все закончилось, и их усаживали в вертолет, лица обоих были уставшими, но счастливыми.

       – Поздравляю с окончанием испытательного срока,– сказал полицейский, усаживаясь рядом с женщиной.

       – Принимаю поздравления.

       – Чем займемся во время полета? Благодатный сон или обмен информацией?

       – Обмен?– Ольга улыбнулась.– Нет! Твои достижения в освоении финансов меня не интересуют… Могу поделиться своими выводами, если интересно. Но я, честно говоря, устала.

       – Ты, вообще, как? Пришла в себя после вчерашнего?– Серый настороженно посмотрел на женщину, когда влетевший вертолет выровнялся и лег на курс.

       – Эту тему сразу проехали,– Ольга выставила руки перед собой, словно отгораживалась от чего-то, и даже не взглянув на напарника, резко покачала головой.– Или говорим по теме, или летим молча… Смотри сам… Тем более, что у меня не так и много из того, о чем можно рассказать: свалка бессвязных материалов, по которым толком ничего собрать невозможно.

       – Мы напрасно рисковали?

       – Не напрасно,– она раздраженно сняла наушники, чтобы поправить их крепления, но, было заметно, что ей просто нужна была пауза. Женщина быстро справилась с собой, и даже постаралась улыбнуться Серому, вернув наушники на место.– Не забывай, мы многое увидели в тех подвалах. Это может быть даже поважнее лживых презентаций Гранковича.

       – Презентации? О нашем прототипе мы хоть что-нибудь узнали?

       – Да, презентации по проекту… В одних он обосновывал бюджеты, раздавая сказочные обещания инвесторам, в других объяснял технические проблемы, повлекшие отставание от графика, а в каких-то давал отчеты и хвастливые оценки промежуточным результатам. Трудно сказать, что из этого вранье, а на что стоит обратить внимание. Я, честно говоря, даже не знаю… Разве что общая концепция новой клетки в обосновании проекта.

       – Отлично!– Серый откинулся в кресле и закрыл глаза, демонстрируя готовность слушать.– С нее и начни!

       – Ладно,– Ольга последовала примеру напарника, тоже удобно устроившись.– Гранкович был или слишком хитер, или абсолютно глуп. По его заготовкам невозможно создать то, что сейчас бегает по Минску. Это не может работать даже в теории. Либо он утаил один из ключевых факторов, либо просто его не заметил.

       – Опять сомнения?

       – Речь не об этом… Да там и нет подробностей: только бредовые идеи. Если отбросить всю шелуху, то он предложил рассматривать клетку не как организм, а как конструкт. На этом основании подходы в работе не как к живому, а как к устройству. Органеллы, внутренние органы клетки, представляются в виде деталей механизма. По большому счету, так оно и есть… Но он закинул мысль дальше, и озаботился идеей спроектировать с помощью существующих знаний о молекулярном устройстве клетки совершенно новые органеллы с новыми прикладными свойствами.

       – Звучит красиво. Амбициозно.

       – И бессмысленно,– добавила Ольга.– У него там есть масса рассуждений на эту тему. Мол, природа и эволюция и не могли создать другую клетку, потому что у неосознанного развития не может быть другой цели, кроме как размножение и расселение себе подобных в окружающем мире. Поэтому богатейшие инструменты и возможности просто растрачиваются впустую. А вот человек может осознанно направить эту созидательную мощь, чтобы сотворить нечто невероятное. Ну, и дальше он приложил описание, вдумайся, полторы сотни новых возможных органелл клетки. Причем некоторые из них с очень глубокой степенью проработки с приложенными проекциями молекулярных моделей.

       – Ого,– полицейский щелкнул языком.– Масштабно.

       – Причем, звучит достаточно убедительно в его изложении… Кстати, он не собирался делать клетку бесплодной, неспособной к делению. Просто он решил использовать существующие механизмы ДНК для сбора и хранения информации: эдакий накопитель данных. К нему он додумал органеллу Машины Тьюринга… О таком еще Лейбниц мечтал в семнадцатом веке…

       – Подожди,– напрягся Серый.– Вот здесь ты меня уже начинаешь терять…

       – Не забивай голову,– поморщилась женщина.– Это все из высокой математики. По сути, за триста лет до появления компьютера математики придумали его базовые принципы, а в начале прошлого века Тьюринг сформулировал и описал саму модель. Но это не моя область, и я тебе тут много не расскажу. Главное в том, что известные нам с тобой компьютеры работают на этих древних математических принципах, а реализованы на полупроводниках. Но компьютер можно создать на тех же математических принципах только по другой технологии. Гранкович как раз попытался разложить, как может выглядеть компьютер внутри клетки с использованием ее молекулярных процессов.

       – И у него это получилось?

       – Конечно… но теоретически,– Ольга посмотрела на полицейского.– Тут и доказывать нечего! Простейшая клетка устроена сложнее самого продвинутого компьютера. Рибосома, когда копирует фрагмент ДНК, работает как обычный автомат и имеет понятный математический аппарат… Весь вопрос, как такую идею воплотить в жизнь на практике!

       – Я понял,– поднял руки Серый, услышав, пугающие нотки в голосе собеседницы.– Он придумал, как создать из клетки компьютер.

       – Да нет же!– возмутилась женщина.– Он пишет, как из набора молекул, из одной клеточной органеллы сделать компьютер!

       – А в чем разница? Я же так и сказал.

       – Органелла – это крошечный фрагмент клетки!– по слогам проговорила Ольга.– Разница на порядки. Внутри каждой клетки этой чертовой Черной крови, может быть свой компьютер, производительность которого на много порядков превышает самый мощный компьютер, созданный человеком. В обосновании проекта есть отсылки на какие-то материалы и расчеты математиков, которые работали с Гранковичем, но самих материалов на планшете нет. Если верить написанному, то плотность записи информации просто нереальная какая-то. Там предлагается использовать не двоичную запись и даже не шестнадцатеричную, а использовать валентность атомов… со всеми вытекающими… Я не знаю, как относиться к этим записям, но если это реализовано, как задумано, то вычислительная мощность одной клетки будет сопоставима с суммарной мощностью всех компьютеров человечества, вместе взятых… А в нашем прототипе этих клеток триллионы!

       – Вот теперь понял,– поторопился сдаться полицейский.

       – Не уверена, потому что сама с трудом могу это понять… Скорость операций в такой схеме, конечно, ограничена законами физики, но вряд ли больше, чем в полупроводниковых компьютерах. И это только одна из полутора сотен органелл! Гранкович расписал и другие, способные передавать и принимать импульсы, электромагнитные волны… Там очень много отсылок к физике элементарных частиц, квантовой физике и каким-то очень заумным теориям, которые он никогда не знал и не мог знать… Даже по его интерпретации терминов видно, что не всегда понимает, о чем пишет. Он, действительно, привлек к этой работе ученых и специалистов. И я понятия не имею, что из всего этого они сумели реализовать…

       – Значит, проблема реальная,– вздохнул Серый.– Давай я подытожу то, что понял. Сразу сделаю оговорку, что все это умозрительно: ты не можешь ни подтвердить эти утверждения, ни их опровергнуть. И не требуется. То есть теоретически Прототип может быть невероятно мощным компьютером, даже триллионами таких компьютеров, объединенных в единую вычислительную сеть. Вдобавок, у этой компьютерной сети кроме вычислительных возможностей и обработки данных есть еще набор каких-то свойств, которые позволяют ему взаимодействовать с внешней средой и другими организмами. Правильно?

       Он терпеливо ждал, пока женщина не кивнула, и только после этого осторожно спросил:

       – Но как этот компьютер стал разумным? Это же компьютер… Все эти разговоры про искусственный интеллект дальше разговоров не зашли. Ни одна нейросеть, какая бы она продвинутая не была, не является самостоятельной личностью. Да, она может вести себя похожим образом, имитировать диалоги и общение с людьми, но... Я много читал об этом. А мы столкнулись с реально осознанным поведением.

       – Не моя тема,– резко оборвала Ольга.– Я тоже много читала об этом. Люди до сих пор внятно не могут сформулировать, что из себя представляет человеческое сознание и мышление. Поэтому я всегда занималась прикладными вопросами и сторонилась всяких философских рассуждений, которые заканчиваются тем, что оппоненты по итогу забрасывают друг друга какашками и называют лжеучеными. Это не ко мне… Но есть пара бесспорных фактов… У прототипа нет истории: нет памяти предков, нет выработанных эволюцией качеств, инстинктов, знаний – ничего из того минимального набора, который присущ любой твари на планете, а, следовательно, его поведение и реакции на них не основаны. Чистый лист. Это первое, что мы должны усвоить. Что касается его сознания, то наличие разумности сомнению не подлежит. Но что это за разум? Все рассуждения Фрейда, Юнга, Уотсона, Маслоу и прочих мозговедов можно сразу положить в мусорку. К Прототипу их измышления не приложишь: не прокатят здесь ни поведенческая психология, ни коллективное бессознательное, ни когнитивное развитие. Скорее придется вернуться к Декарту или Платону… к самым основам.

       – Кто все эти люди?– улыбнулся Серый.– Я даже фамилий таких не знаю. Иностранцы какие-то?

       – И еще какие,– улыбнулась в ответ Ольга.– Он не будет похож ни на что, с чем мы раньше сталкивались. Наш с тобой разум, хоть и не познанное явление, но все же реакция на окружающий мир и следствие тысячелетней истории развития. Хоть что-то можно прогнозировать и предсказывать. А у него все иначе – он появился на свет разумным, и образ его мышления вообще не понятно, чем определяется. Я даже с трудом могу представить, как или чем он видит окружающий мир. Напомню, для него он начался с молекул… Учитывая его физиологию, даже расстояние, время, размеры, скорость воспринимаются им принципиально иначе. Это совсем другой масштаб нашей вселенной.

       – Да, он начал с первого этажа, но встретились мы с ним уже через пару дней на нашем этаже… Я бы даже сказал на крыше небоскреба. Быстро он к нам поднялся.

       – Крыша?– рассмеялась женщина.– Меня всегда восхищало самомнение людей: венцы эволюции, цари природы. Тысячу лет назад впервые с земли палку подняли, и уже на крыше, а клетки существуют и эволюционируют миллиарды лет… Смешно. Помнишь из школьного курса: мир растений, мир насекомых, мир животных, птиц, микроорганизмов? Все жизненные формы обитают на своих уровнях, которые, хотя и пересекаются, имеют существенные отличия, и люди живут лишь на определенном этаже многослойной пирамиды. Мы лишены возможности перемещаться с одного уровня на другой. Другими словами, тебе не доступны для понимания законы и правила мира насекомых или рыбок – не твой этаж. Можно изучать их, смотреть на них, но все равно восприятие останется на твоем уровне, и ты никогда не узнаешь, каково это, быть тараканом или водорослью. И мы не знаем, с какого уровня начал прототип – с бактерий и вирусов, насекомых или планетарных тел солнечной системы. Возможно, он вообще не знает, что такое жизнь, и воспринимает ее как поток беспорядочных химических реакций, или магнитных полей, или ядерных сил...

       – Совсем не смешно. Жаль, что не я лично вкатил последнюю инъекцию в жилы Змея. Прототип уже убивал людей, ел их тела. В любом случае, он уже на нашем этаже и знает, что делает. Он проявляет себя не как бактерия, а что такое жизнь, и как ее отнимать, сукин сын знает хорошо. Он вовсе не невинный ребенок, который только учится и не знает, что творит. Даже если он неживой, и даже, если бессмертный, его надо найти и остановить.

       – Если это вообще возможно, – Ольга помрачнела и отвернулась в окно, за которым открывалась панорама окраин города, медленно укрывающегося вечерней тьмой.– Будь ты верующим, мог бы порассуждать об Апокалипсисе. Помнится, Кармина говорила о чем-то подобном. Вспомни Библию. Впервые бог явился людям, чтобы заявить о себе и дать им веру. Это в Ветхом Завете: там вся история рода человеческого от сотворения мира. И было предупреждение о том, что Он еще придет к людям как Спаситель. И Он приходил. Его люди за это не кресте распяли. А ведь Он пришел очистить грехи людей и своими страданиями вымолить прощение для них…

       – Ты серьезно? Хочешь обратить меня в веру именно сейчас?

       – Это еще никому не помешало. Так о чем говорила Кармина? О Гневе? Бог обещал прийти и в третий раз, но как Гнев, чтобы судить и карать. Итак, – женщина вытянула руку и стала демонстративно загибать пальцы.– В первый раз, чтобы поселить веру, дать законы и знания. Второй раз, чтобы спасти и избавить. А в третий раз… судить… Страшный Суд. Не помню всего, что на тему конца света написано в Библии. Да, и не только в Библии. Но наш парень идеальный судья.

       – Ты меня беспокоишь… Я, конечно, на библейские темы спорить не стану. Но, сдается, наш Гнев, в лице прототипа, больше смахивает на антихриста.

       – Уже думала об этом. И чем больше думаю, тем меньше понимаю. В Бога верить надо, а мы пытаемся постичь его замысел.

       – Хватит ныть!– сорвался Серый.– Мне здесь только монашки не хватает! Нашла мне замысел Творца. Гранкович, с погонялом Змей, моральный урод, выпустил на улицы такого же урода, как и сам. А ты по этому поводу в монастырь собралась? С такими людьми, как в этом городе, других чертей не надо – сами все делаем. Я, конечно, Библию не читал, но знаю, что все зло от самих людей. Не надо вешать свое дерьмо на шею дьявола. Сначала нагадим, а потом ищем, кто же в этом виноват: бес попутал… демон вселился… Ерунда! Мы сами причины своих бед. И другого страшного судьи, чем мы сами, нам не надо. Человечество себя и осудит, и приговор приведет в исполнение.

       – Ты прав,– безучастно пожала плечами Ольга.– Нечего на зеркало пенять. Прототип создали люди. Самим придется от него избавляться. Осталось понять, что он собирается делать.

       – Его не понимать, а найти надо! Сама же сказала, что мы его не поймем: думаем по-другому.

       – Он изучает нас,– задумчиво произнесла женщина.– Не от голода он тогда трупы кусал. Рано или поздно, ему откроется главный принцип жизни, которого его лишил Гранкович: все организмы размножаются, оставляют после себя потомство, а потом умирают. В этом скрыто бессмертие и секрет выживаемости.

       – К чему ты это? Уже определились, что он не может размножаться.

       – И что? Уверена, он уже оценил нашу способность к воспроизводству, и захочет решить эту задачу для себя.

       – Давай выясним: он может или не может?

       – Да какая разница? Мы не можем думать, как он, но он-то будет пытаться думать, как мы! Пойми, мы объект его изучения. Важно не то, получится у него или нет, а тот факт, что он будет это пробовать!

       – И что это нам дает?

       – Возможно, мы все-таки сможем угадывать его намерения, глядя на себя его глазами. Он уткнется в понятия религии, человеческой морали, эмоций, чувств, противоречий – для нас вещей очевидных, потому что мы выросли на них, а для него чуждых. Он будет искать объяснения этим понятиям, будет искать контакт с людьми… А мы, зная что он ищет и где, выйдем на него…

       Какое-то время ничто кроме шума вертолетных винтов не нарушало молчания.

       – Звучит рационально,– согласился Серый.– Но остался вопрос: на кой ему вообще нас изучать?

       – Он пытается выжить в среде, где мы доминируем, как вид. У него просто нет выбора, если он сам хочет выжить. И он нам это уже продемонстрировал. Чтобы победить нас, он будет исследовать нас, а мы будем его на этом ловить…

       – Что-то не так. Если он может нас легко уничтожить, почему не сделал этого сразу? Зачем изучать опасность, если можно от нее избавиться?

       – Чего-то о нем мы не знаем, но это что-то ему мешает так поступить.

       – Пусть так. Одно не понятно: что делать, когда его найдем. Кроме бесплодия, других его слабых мест мы не знаем.

       – Хороший вопрос. У нас есть время подумать об этом. И мой тебе совет: хотя бы прочти Библию.

       Они замолчали и до конца пути не пытались больше возобновить разговор.

       На этот раз им не пришлось хитрить, чтобы попасть в столицу: вертолет сел прямо возле КПП одного из лагерей беженцев. Вместе с медперсоналом они вошли в госпиталь как врачи, и уже как беженцы вышли из него в город. Насколько им было известно, таким путем насаждалась агентурная сеть с явочными адресами, конспирацией и жесткой дисциплиной. Едва оказавшись на улицах, эксперты попали под опеку внедренных силовиков, которые без лишних задержек сопроводили их в центр города, где засел их главный контакт – некий Ворчун.

       – Уверены, что надо начинать так резко?– спросил Серый у седовласого проводника, когда они остановились напротив входа в шумное кафе.– С места в карьер. Может, стоит осмотреться денек, другой?

       – Не мое дело,– хмыкнул седовласый.– Я вас привел. Кафе Олега Протасени. Недавно с этого заведения началось их активное продвижение в город. Ворчун сам бывает тут частенько. Здесь найдете еду и жилье. Через хозяина выйдете на свой контакт. А как вы будете это делать, меня не касается. Можете осматриваться сколько угодно – где меня найти, знаете.

        – Похоже на прощание.

       – Это оно и было,– седовласый развернулся и бодрой походкой пошел назад.

       – Откуда в людях столько цинизма?– покачал головой полицейский, глядя ему в след, после чего резко обернулся.– Постой…

       Он удержал за руку Ольгу, которая решительно направилась к входу в заведение с вывеской «Клубничка»:

       – Тебя что-то беспокоит. Я же вижу. О чем ты мне еще не сказала?

      Женщина какое-то время всматривалась в полицейского, а потом разочарованно пожала плечами:

       – Они так и не взорвали их базу ядерной бомбой.

       – О чем ты?– опешил Серый.

       – Они просто разбомбили это сооружение…– неуверенно пояснила Ольга.– Обычными бомбами и ракетами. Это разрушило стены, возможно, погубило ученых, которые там работали, но не уничтожило угрозы, которую хранит это место. Микроорганизмы это не убьет… Понимаешь, в запросах Гранковича были жалобы, что ему не предоставляют доступ к новой технологии биоконструирования, позволяющей осуществлять прямой горизонтальный перенос генов… Он собирался использовать ее для расширения возможности одной из органелл клетки, «Конструктор», кажется. Это органелла способна создавать заданные молекулярные цепочки. Проще говоря, она может печатать любые молекулы, например, какой-нибудь вирус…

       – Ничего не понял,– нахмурился Серый.– Причем здесь ядерная бомба?

       – Прямой горизонтальный перенос генов,– медленно произнесла Ольга.– Я же тебе рассказывала, при вертикальном переносе генов изменения в ДНК передаются от родителя к потомку. А при горизонтальном – от одной клетки другой. Горизонтальный перенос возможен только для простейших организмов: бактерии или археи какие-нибудь. Это редкость… И то с учетом того, что большая часть популяции погибнет, и только единицы обретут мутацию, чтобы дать потомство. Для высших жизненных форм такой механизм не может работать в принципе… Если часть твоих клеток начнет меняться и мутировать, а другая погибнет, ты просто не выживешь. Так и происходит при любом вирусном заражении: когда вирус попадает в твой организм, ты болеешь! В итоге или побеждаешь вирусную инфекцию, или погибаешь. Но ты не мутируешь! А вирус это и есть фрагмент, осколок ДНК или РНК.

       – О чем ты пытаешься мне сказать?– полицейский с беспокойством заглянул в глаза Ольги.

       – В презентации Гранковича был запрос на доступ к существующей технологии биоконструирования,– она сделала ударение на слове «существующей».– Они как-то научились это делать. Они могут целенаправленно вызывать мутацию сложной жизненной формы в течение ее жизненного цикла с выживаемостью организма до тридцати процентов, если верить Гранковичу… В подтверждение добавь сюда скорость, с которой они сейчас производят новые жизненные формы… Добавь те инкубаторы, которые мы видели там: они совсем другие… Вспомни, на какие мгновенные изменения в организме способен Прототип… Это уже произошло.

       – Я все равно не понимаю. Они усовершенствовали технологию производства мутантов. Они это делают уже давно, и не в первый раз.

       – Это невозможно контролировать,– вздохнула Ольга, поморщившись, как от зубной боли.– Никакие меры безопасности и карантины этого не остановят. Они преодолели барьер, который сама природа создала, чтобы уберечь жизнь от хаоса и дать ей шанс развиваться. Теперь этого барьера нет. Вопрос времени, когда эта молекула, вирус, или как они этого добились, вырвется на свободу. Весь мир изменится… Это затронет каждую бактерию на Земле, каждое насекомое, растение, животное, каждого человека… Этот ящик Пандоры нельзя было открывать. Даже те, кто отказал Гранковичу, понимали это… Ладно, теперь уже не важно.

       Она освободила руку от пальцев Серого и, повернувшись к «Клубничке», торопливо зашагала ко входу в заведение. Полицейский какое-то время напряженно хмурился, глядя ей вслед, но вынужден был лишь пожать плечами, и последовать за напарницей. Он так не научился понимать ее настроение: слишком часто Ольгу раскачивало от угрюмого уныния и заявлений «мы все умрем» до язвительной иронии с агрессивной демонстрацией собственного превосходства. Но в остальном, она его очень увлекала и пробуждала непреодолимое желание… заботиться о ней.

      На удивление, внутри царили спокойствие и порядок. Эксперты заняли чистый столик у стены, и к ним тут же подошла привлекательная рыжая девушка с приветливой улыбкой:

       – Что будем заказывать?

       – Да тут прямо как в старые добрые времена,– Серый повернулся к напарнице.– Есть вероятность, что нам не станут хамить, а даже обслужат. Чего мы хотим?

       – Я не голодна,– ответила та.– Но очень устала.

       – Отлично,– полицейский широко улыбнулся рыжеволосой девушке и весело ей подмигнул, перейдя на шепот.–  Пригласите тогда своего владельца, чтобы он помог нам устроиться на ночь, а то уже совсем стемнело.

       – Я сама могу определить вас на ночлег,– предложила официантка, делая неглубокий реверанс и лукаво поглядывая на полицейского.

       – Не сомневаюсь, но у меня к нему еще и дело есть.

       – Он очень занятой человек. Уверены, что я ничем не могу помочь?

       – Милая девушка,– Серый даже слегка склонился к девушке.– А я очень важный и нужный человек. Твой хозяин прибежал бы босиком по углям ко мне, знай он, что я хочу ему предложить. Не лишай его этого удовольствия.

       Та разочарованно пожала плечами и удалилась.

       Посетителей было немного, но все они были одеты в военную форму и явно знали друг друга. Переглядываясь, они осторожно косились на полицейских. Но не успели эксперты почувствовать себя в центре внимания, как к ним в сопровождении все той же рыженькой официантки подошел ухоженный молодой человек с маской высокомерия на лице:

       – Хотели меня видеть?

       – Да, и уверен, что Ваш интерес ко мне не меньший.

       – Что Вы имеете в виду? Нужна комната?

       – Мне нужен покупатель для моих грузов.

       – Хотите сказать,– поднял брови хозяин,– что можете мне что-то предложить?

       – Именно.

       Протасеня присел за стол:

       – Леночка, иди к посетителям. Итак, что у Вас для меня есть?

       – Подробности сделки я бы хотел обсудить с Ворчуном.

       – Здесь Вы будете обсуждать со мной,– с угрозой в голосе заявил владелец «Клубнички».– И не пытайтесь диктовать мне свои условия. Не тот случай.

       – Вот как?– улыбнулся Серый.– А сами в состоянии освоить четыреста тонн мяса и пару вагонов муки?

       – Четыреста тонн?– прошептал изумленный парень.

       – А я, по-твоему, пришел сюда карманами торговать?!– рявкнул полицейский.

       – Вы кто такие, ребята?– заподозрил неладное Протасеня.– Откуда столько? Лучше не играйте со мной, потому что я умею сердиться. Кто вы?

       – Мы только пару часов в городе. Есть очень большие люди, заинтересованные в масштабных поставках продуктов и грузов с большой земли в столицу.

       – С большой земли? Сегодня? И сразу сюда? За кого вы меня держите?

       – Ни сюда и ни к тебе!– поправил его эксперт.– К Ворчуну.

       – Думаете, я в это поверю?– поморщился Протасеня.– Чем ответите за слова?

       – Никому не нужна твоя вера. Просто организуй встречу.

       С этими словами Серый положил на стол мешочек, размером с большой кулак.

       – Что это?– занервничал хозяин.

       – Бриллианты. Для Ворчуна. Поверь, парень, речь идет об очень больших деньгах и очень важных людях.

       Борьба алчности, любопытства и страха нашла свое отражение на лице Протасени, который молча жевал тонкие губы, не в силах отвести взгляд от мешочка.

       – Утром,– он сгреб предмет вожделения в карман и рявкнул.– Леночка! Сегодня ты обслуживаешь только эту пару. Поселишь их у меня и позаботишься, чтобы они получили все, чего не попросят. Бесплатно! Они мои гости.

       Он быстро ушел, а полицейский наклонился к напарнице:

       – Знаешь, мне начинает нравиться моя новая роль.

       Ольга безучастно посмотрела на него и промолчала.

                *****

       Ворчун ударил кулаком по столу и выругался, что в последнее время делал крайне редко:

       – Пацук! Ты отнял уже час моего времени, а мы не сдвинулись с мертвой точки!

       Человек, на которого он кричал, был тоже зол, с покрасневшим от напряжения лицом. Гость был невысокого роста, с отталкивающей внешностью пьяницы, но он единственный из присутствующих в кабинете занимал достаточно высокое положение, чтобы сидеть с Ворчуном за одним столом и даже покрикивать на него в ответ:

       – Да ты сам упрямишься! Даже не хочешь послушать!

       – Я слушал тебя битый час! Мы ходим по кругу, и, я вижу, ты не готов к диалогу.

       – Ворчун, не заводи опять свою бодягу! Объясни, почему не хочешь мне помочь?

       – Сто раз говорил! Сто раз! Если перейдешь ко мне, я все для тебя сделаю! Все! Я придушу клан Розового в одну ночь! Ты пришел ко мне за помощью, и я никогда тебе не откажу. Я никому не отказываю, кто приходит сам. Но я не понимаю, чего тебе еще надо?

       – Ты хитрая бестия, Ворчун. Прекрасно понимаешь, что я пришел говорить за союз, о помощи, но не собираюсь сдавать тебе за так все, чем владею. Не раскрывай рот на мой кусок, на мою территорию! Или я буду воспринимать это как наезд!

       Ворчун вытянул вперед руку, направив ее в лицо гостя, и слепил фигу:

       – Тогда воспринимай это как ответ!

       Низкорослый вскочил и побагровел лицом, но хозяин кабинета ничуть не смутился и даже не обратил внимания на двух телохранителей гостя, которые тоже поднялись. Помимо говоривших в комнате находилось восемь вооруженных людей, не принимавших участия в переговорах, но представляющих обе стороны. Теперь они опасливо переглядывались и приценивались на случай непредвиденного поворота событий.

       – Хорошо, Пацук, дам тебе еще одну попытку. Старайся думать головой и не раздувай тут щеки – не люблю я этого. Клан Розового развернулся сейчас хорошо: он расширяется и подмял не только тебя, но и соседа от центра – Касторку. Ты правильно понял, что через день-два он вышибет тебя из города или голову отрежет. Ни ты, ни Касторка Розового не сделаете. Поэтому ты правильно пришел ко мне. Но пойми и меня. Я сижу в центре и граничу со всеми. Мне рисково влезать в левые войны, потому как могу настроить против себя всех. На хрена мне это надо?

       – А Сухого? Его ты не боялся воевать, когда ваши интересы уперлись? И мнение ничье тебя не волновало.

       – Ты же сам сказал: интересы уперлись! Это же святое, когда дело не поделили и пошли на разборки. А промеж тобой и Розовым у меня какой интерес? Тут все и завоют, что я в чужие дела лезу, что под остальных копаю. Ну, будет у меня с тобой союз, а дальше что? Остальные полезут против нас союзы лепить? Противостояние. Разборки. Война. Ты же первый соскочишь и сдашь меня! Сейчас мой клан самый крутой – завистников и без того валом – и на мне лежит ответственность за спокойствие, за мир и порядок в городе. Нельзя мне, Пацук, с плеча решать. А теперь на себя посмотри: если не Розовый, так Димка Хан на твой район лапу наложит. Твоя карта уже сыграла, родной. Подумай, что я тебе имею предложить. Перебежишь ко мне – твой враг моим станет. Никто и не вякнет за Розового! Уберем его, и Касторка к нам приползет – тоже на ладан дышит – потому что и со мной граничит и с тобой в край уперся, а на окраине его уже муниципалы жмут. Куда ему деваться? Только он вторым будет, а ты уже по правую руку сидишь. Прикинь?

       – А на черта мне твои руки? Своих навалом.

       – Думай, Пацук. Все равно город под кем-то одним объединится. Так уж лучше будь со мной с самого начала – потом ведь не всех буду брать. Уверен, со мной будешь зарабатывать не меньше, чем сейчас имеешь. Лучше иметь процент от богатства, чем все, но от дерьма…

       – Ты спятил, Ворчун? На кой это объединение города? Надо успеть нахвататься, пока муниципалы не вернулись, а ты планы на какое-то будущее строишь. Нет того будущего! Кради, пока можется.

       – Вот поэтому у тебя и нет будущего! Ты всего лишь Пацук, и именно ты пришел ко мне, а не наоборот. Думай, короче, до завтра. Придешь – отведу тебя в мое будущее, раз своего у тебя нет, а иначе завтра же сам вышвырну тебя из города и уже потом сделаю Розового без тебя. Будет все равно так, как я сказал.

       – Ах ты гад,– зашипел гость.– Как на меня полезть, так и мнение других не пугает, и отсутствие интересов не ломит?

       – Почему? Почему отсутствие интереса? Все уже знают, что ты ко мне приходил. А раз приходил, значит дела совместные вели. А завоевали промеж собой – не поделили чего. Все чисто. Тебе лучше меня в друзьях иметь, чем врагом. До завтра думай, а теперь двигай отсюда. И помни, что ночь – это уже и есть завтра!

       – Мы еще свидимся, Ворчун,– тихо угрожал Пацук.

       – Завтра. Приходи завтра, родной, тогда и свидимся. Мне еще войну готовить – или на тебя, или на Розового пойду.

       Сгорбившись, гость выскочил из кабинета, а за ним последовала его свита.

       Когда дверь закрылась, Рох подошел к столу:

       – Готовить людей?

       – Готовь. Уже давно пора. Я и сам сейчас этим займусь.

       – А Протасеня? Он за дверью ждет. Говорит, важное дело у него о поставках.

       – Протасеня?

       – Ну. Сказал, что канал нашел на большую землю.

       Ворчун сощурился и побарабанил пальцами по поверхности стола.

       – Ладно, давай его сюда, но он последний,– наконец согласился он.

       В кабинет вошел хозяин кафе в сопровождении высокого худощавого блондина и привлекательной женщины, хорошо одетых и выглядевших самоуверенными.

       – Что у тебя, Олег?

       – День добрый. Вот, привел. Говорят, курьеры с большой земли. Хотят торговать. Вчера объявились, подробности скрывают.

       – Курьеры?– Ворчун встал из-за стола и пересел в кресло напротив широкого дивана, куда пригласил и полицейских.– Присаживайтесь, курьеры. Расскажите свою историю.

       Серый удобно расположился на широком диване, закинув ногу на ногу, и глубоко вздохнул:

       – Давно искал встречи с Вами. Наслышан.

       – Ну вот, нашел. Говори, что у тебя есть для меня.

       – У меня есть все, что можно купить за деньги, и в неограниченном количестве.

       Ворчун снисходительно улыбнулся:

       – Это не разговор. Вы, вообще, кто такие?

       Полицейский осмотрел всех присутствующих, словно спрашивая, можно ли говорить при них, но, так и не получив ответа, выдохнул:

       – Эксперты-криминалисты Серый и Ботвинник.

       В кабинете зависла напряженная тишина, прерываемая только гневным сопением хозяина логова.

       – Легавые?!– выкрикнул он, не скрывая удивления.

       – Чиновники полицейского департамента.

       Ворчун громко и вызывающе засмеялся:

       – Что вы тут делаете? Занялись торговлей или пришли меня арестовывать?

       – Мы здесь как официальные лица, но неофициально,– уверенно продолжал Серый.– И нам предстоит серьезный и долгий разговор.

       – О чем?

       – О неофициальных поставках продовольствия, медикаментов, товаров под тайным патронажем правительства в город. Именно Вам, как реальной силе и власти в столице.

       Ворчун растерялся, молча переводя взгляд с одного эксперта на другого. Протасеня боялся вздохнуть.

       – У Вас есть документы?– овладел собой хозяин кабинета.

       – Конечно,– полицейский разложил на журнальном столике бумаги.– Удостоверения высшей гражданской категории. Сертификаты вкладных счетов на предъявителя, пока пустые, карточки с образцами подписей, которые Вам предстоит заполнить, лицензии контор и фирм, транзитные паспорта сделок, расчетные счета и прочие мелочи.

       Ворчун сглотнул слюну:

       – Ану-ка, парень, давай сначала и помедленнее. А ты, Рох, убери остальных отсюда, и приведи мне каких-нибудь юристов или бухгалтеров. Но лучше и тех и других.

       Серый торжествовал. Все произошло так, как предсказывал психоаналитик.

       – В городе назревает кризис,– продолжал он.– Недостаток продовольствия и лекарств может привести к трагедии. Поэтому правительство считает своим долгом дать горожанам все необходимое. Осуществлять это прямым вводом невозможно – необходима система, учет, регистрация, распределение. А это может делать тот, у кого есть власть. Выбрали Вас.

       – И что? Мне будут отдавать все это? Просто привозить и отдавать?

       – Ну, не так просто. Во-первых, поставки будут секретные и, чтобы никто не мог связать их с правительством. И это будет не подарок, а торговля. Разработана сложная финансовая структура для такой работы: фиктивные фирмы, счета. Важно, чтобы проект был окупаемым и не отразился на бюджете. С учетом действующих в столице цен, думаю, это не будет проблемой. Вы получите неограниченный источник товаров, и сможете довести его до населения, учитывая при этом собственные интересы.

       – Абсурд!– побагровел Ворчун.– Я не верю! Такого просто не может быть. Я знаю, что правительство состоит из уродов и подонков, но ведь не до такой степени! Лучше признаться, кто вас послал.

       Серый вздохнул:

       – Моя первая реакция была такой же. Не буду лукавить и играть в игры. Меня учили, что надо говорить, как говорить, чего ждать от Вас, но я плохой актер. Я выложу все как есть, расскажу, почему мы здесь, а Вы решайте сами. Все мы пешки в большой игре. А грязь политики пусть не пугает – теперь Вы ее часть, теперь и Вы – политик.

       – Уж лучше тебе быть искренним,– покачал головой Ворчун.

       – Армия не смогла восстановить порядок в городе и больше не будет пытаться. Но, как Вы понимаете, так просто столицу никто не оставит на откуп беспорядков. Очень большие умники из ученых предсказали, что самоуправление все равно возникнет – это неизбежно. Кто-нибудь обязательно сосредоточит в своих руках власть и объединит под своим началом город. Тогда правительство решило не бороться с этой властью, а узаконить ее. Другое дело, что им не хочется ждать, пока процесс объединения пройдет естественным путем, и они предпочли небольшое стимулирование. Так сказать, ускорить чей-то рост. Вот Вас и собираются сделать законной властью в Минске. Ну как?

       – Бред. И я должен неприятно вас разочаровать. Я уже состоялся! Город мой, и мне не нужна служба у грязных государственных выродков. Я не нанимаюсь!

       – Речь идет не о найме, а о торговле. Никто не берет на себя никаких обязательств перед Вами и не требует ничего взамен. Для начала, Вы получите просто поддержку, которая пойдет на пользу в первую очередь горожанам. И для Вас это станет неплохим подспорьем. Ведь город еще не в Ваших руках, а правительство поможет избавиться от конкурентов и усилить Ваше влияние, потому что легче договориться с одним, нежели с сотней. Вы получите особую помощь – военных инструкторов, любых специалистов, советников, психологов, хорошо подготовленных агентов – все.

       – И вы серьезно полагали, что я попадусь на это?

       – Я – да. А те, кто меня прислал, даже не думали об этом. Они подготовили еще несколько таких групп, но уже для других. Их Ваше согласие мало волнует, потому что они выработали безотказный план, все просчитали и учли, так что вместо Вас будет просто кто-то другой. Вот меня Ваше решение волнует, но если то, что я о Вас слышал, правда, мне не о чем беспокоиться. Вы человек неглупый, дальновидный и проницательный.

       – Дешевый трюк,– перебил его Ворчун.– Тебе есть, о чем беспокоиться, раз ты, легавый, осмелился ввалиться в мою нору да еще с таким предложением. Надо быть идиотом, чтобы довериться государственным чинушам! Им захотелось моими руками жар загребать? Накинуть на меня уздечку, даже если она золотая, не получится! Я их насквозь вижу – сначала с моей помощью уберут с улиц весь мусор, а потом и меня самого незаметно схлопнут! Дурочка нашли, а?!

       – Но есть и другой вариант,– забеспокоился Серый.– Они будут подкармливать Вас и превращать в национального героя, который в смутное время спас целый город! Этот образ им нужнее. Поверьте, Вы заключаете союз не с чинушами, не с конкретными людьми, а с системой, государственной системой, которая хочет именно Вас! Для системы важнее не кто сидит на троне, а чтобы сам трон устоял.

       – И что это означает? Меня сделают президентом?

       – Сначала Вы должны сделать себя с нашей помощью градоначальником и заявить о себе на весь мир. Поблажек, конечно, никто делать не станет, но это будет легальным. Ваши победы и доходы будут узаконены, для чего мы собственно здесь и находимся, а дальше своим политическим капиталом будете распоряжаться самостоятельно. Вам это не представляется заманчивым?

       – Представляется-представляется. Все очень красиво, но не может быть гарантировано, а без этого все мечты превращаются в дым!

       – Как это нет гарантии?– лицо полицейского просветлело.– Делая такое предложение, они учитывают все. Прибыль, полученную Вами от торговли ввозимыми товарами, сможете вполне официально аккумулировать на именных счетах, уже открытых для Вас в ведущих зарубежных банках. Деньги, которые туда попадут, никто кроме Вас снять не сможет. Существует ли гарантия большая, чем деньги?

       Ворчун был явно задет и гневно переводил взгляд с одного полицейского на другого:

       – И все это есть в ваших бумажках?

       – Конечно! И там уже лежат кое-какие средства. Пусть специалист, которому Вы доверяете, убедится в этом.

       – Хорошо. Безусловно, все будет проверено. Допустим. Я повторяю: допустим, что могу согласиться. Как это будет выглядеть? Будете сбрасывать грузы с вертолетов? Как и кому я буду платить? Я еще не согласился! Я только хочу знать механизм.

       – Все детально продумано. И, конечно, это будут не вертолеты – масштаб не тот. Итак, существует вторая линия метро, которая проходит недалеко отсюда, по Вашей территории, и выходит в районе ТЭЦ за городскую черту. Во время беспорядков линия не пострадала – она захламлена, но дееспособна. Так вот, уже восемнадцать часов на том конце линии стоит специально оборудованный дизельный состав с грузом мяса, лекарств и топлива. Это первый взнос, подарок, который Вы можете забрать прямо сейчас. Тонны груза!

       Ворчун вздохнул и расслабленно откинулся в кресле. Он улыбался.

       – Ну, хорошо, идея красивая. Нам остается взять линию под контроль и начать накачивать себе мышцы. Вроде, все продумано, но вам, ребята, я не завидую. На этом разговор закончен. Займусь пока делами, а вас отведут в камеру смертников, где сегодня и переночуете. Завтра приму решение, и, в зависимости от этого, вас либо прилюдно казнят, а это будет болезненно – обещаю, либо мы продолжим диалог более детально. Бумаги оставьте – о них позаботятся.

       Полицейские встали, и к ним подошли охранники.

       – Я так и не услышал Вашего голоса, сударыня,– обратился Ворчун к Ольге.– Не сочтите мое невнимание к Вашей персоне за невоспитанность. Могу гарантировать, что Ваша кончина будет отличаться от финала Вашего друга с учетом женских особенностей.

       Он засмеялся, довольный собственным остроумием, и на секунду Рох увидел в этом человеке своего старого знакомого, бомжа, которого знал столько лет. Долговязый даже улыбнулся мимолетному видению.

       Посетители быстро покинули кабинет, оставив его наедине с Ворчуном.

       – Так что с ними делать, Володя?– подошел он к столу.

       – Проследить, чтобы ни один волосок не упал с их голов!

       – Так ты согласился?– удивился Рох.

       – Конечно! Это уже настоящий триумф. Считай, город у меня в кармане. Не зря все было! Не зря! Если они дадут мне то, что обещано, я за неделю раздавлю всю мелочь под ногами! Понимаешь, что это значит? Мы не просто выйдем отсюда живыми и богатыми! Помнишь, что я тебе говорил в самом начале?! Мир содрогнется, потому что мы будем держать его за горло! А я намерен идти до конца! Ты по-прежнему со мной?

       – Ты же знаешь!– долговязый едва не упал на колени.– Я всюду за тобой пойду! Так зачем же мы их в камеру посадили, раз они наши ключики в светлое будущее?

       – Чтобы знали свое место и не задирались,– Ворчун сжал кулак.– Будут бояться – будут и уважать. А Протасеню подвесишь к позорному столбу, пока я не выясню, почему он их привел ко мне: по глупости, по злому умыслу, за взятку, но, в любом случае, он допустил ошибку. Так он мне мог и убийцу сосватать, падла зажравшаяся. Никому нельзя верить. Пусть повисит на холоде денек, пока решу, что делать, как его, гада, наказать. А теперь главное: Вторая линия метро, про которую они говорили, уж не под Розовым ли?

       – Точно. Там она.

       – Ну, ты посмотри, как все складывается! Сейчас же достань мне Пацука, чтобы вечером начать делать Розового, а к утру я хочу получить всю его территорию, чистенькую, гладенькую, розовенькую. Ха! Розовенькую! И завтра же хочу получить обещанный состав. Завтра же. Все-таки балует нас судьба, балует. Не знаю, что там есть: провидение, бог, высшая сила, но она явно на моей стороне!

                *****

       – Так восславим же Бога! Возлюбим Его! Примем в сердца свои Истину Его!

       – Возлюбим!– подхватила толпа, разнося клич по окрестностям многоголосым эхо.

       Проповедник поднял руки, требуя тишины, и окружившие алтарь верующие сосредоточенно замолкли. Их было не больше двух-трех тысяч, но все равно собрание, заполнившее небольшую площадь на краю парка, впечатляло.

       Осенние сумерки всегда таят в себе загадку, скрытую не то в полушепоте листвы, опавшей с угловатых деревьев, не то в игре длинных серых теней, сочных и густых благодаря кровавым краскам умирающей растительности. А, может, в насыщенном разнообразием запахов воздухе, который в безветренную погоду становится настолько осязаемым, что можно почувствовать его прикосновение, его тяжесть в легких, распробовать терпкость на кончике языка. Но скорее, осенние сумерки – совокупность всех таинств и секретов природы, причем настолько эффектная, что является благодатной почвой для ростков мистического восприятия, способного наполнить трепетом даже душу скептика.

       Это чувствовал и проповедник, вглядываясь со своего возвышения в толпу, горящую восхищенными лицами, которые лишь бледно отражали свет факелов, но казались светящимися. Так и люди, последовавшие за ним, не являлись носителями веры, ее идейными вдохновителями, а лишь отражали его праведность, его принятие Бога, и были способны идти вослед, но не найти путь самостоятельно. Многотысячное собрание зеркал, то вспыхивающих, то угасающих светом, излитым на них. Он хорошо понимал это и приготовил пастве сюрприз – настоящий обряд жертвоприношения. Человеческого жертвоприношения!

       Алтарь возник как-то сам собой несколько дней назад. Когда город упал на дно Хаоса, Павел был всего лишь практикующим медиумом, специалистом в несуществующей области науки, который искренне пытался отыскать иррациональное зерно в окружающем мире, где материалистические законы сжимали тисками неверия любую инициативу, любой полет фантазии. Он тренировал свои способности, прилежно изучал оккультные науки, делал для себя открытия и иногда добивался результатов, требующих глубинного осмысления.

       Действительность была не так проста, как могло показаться на первый взгляд. Однажды он обязательно бы издал собственный трактат, вылив горькое вино ночных раздумий в общий котел невостребованных знаний, где оно прокисло бы или растворилось в пресном бульоне сопутствующей лжи. Но вселенная разом перевернулась, рухнула во тьму и восстала обновленной. А для человека, который с детства слышал голоса, видел неясные образы и мог немножко угадывать будущее, это было подобно пробуждению. Павел прозрел и увидел мир у себя под ногами, над своей головой, в глазах слепых людей.

       Ему открылась Истина, недоступная ранее. Его чувства стали остры и рассказали о множестве тайн.

       Именно тогда он почувствовал Его присутствие. Это было странно, потому что он никогда не верил в бога, но вдруг узнал о Его существовании. Не пришел к Его пониманию, не поверил – узнал! Павел физически ощущал перемещение Высшего Существа в городе, чувствовал Его частые перевоплощения в людей и животных, постоянную борьбу и действенность, но никогда не знал чувств божества. Бог не говорил с ним, не обращался к нему и не являл знамений, не давал знаний о Себе и не знакомил со Словом своим.

       Сперва это обстоятельство очень беспокоило и было невыносимо на фоне информации, которая распирала душу одаренного медиума. Ведь ему открылась тайна божественного пришествия, о чем хотелось поведать человечеству, но было не ясно, зачем и что с этим делать. И тогда Павел сообразил, что подвергся Испытанию с Его стороны, что сам должен сделать выбор, самостоятельно найти дорогу к осмыслению Высшего Существа, прежде чем повести к Нему людей. Он должен был заслужить право стать пророком.

       И Павел стал им!

       – Сегодня особенный день для всех нас,– громогласно явил он толпе.– Сегодня праздник в наших душах, ибо мы будем взывать милости Его не жалея гортаней своих. Мы заставим небеса вторить нам, и будем услышаны! Возрадуемся же!

       – Возрадуемся,– ответила многоликая толпа.

       – Братья и Сестры,– проповедник развел руки в стороны.– Я вижу, ряды наши полнятся, и сила веры крепнет. Для тех, кто взирает на нас с недоверием, для тех, кто впервые среди нас, для тех, кто стоит в стороне, чьи взгляды направлены из темноты ночи, из парка, сомкнувшегося вокруг алтаря, из-за тех дремучих деревьев, которые символизируют мрак невежества и неверия – для них я хочу сказать первые слова. Увы, так устроен мир: в его центре Свет и Алтарь, тут слышится Слово Правды, и горят глаза верующих, зрячие глаза. Здесь царит великое братство, здесь люди, познавшие веру, божественную любовь, люди, ожидающие Спасения. А вокруг Тьма, в которой бродят заблудшие души, не знающие Бога. Они спотыкаются впотьмах, беспомощно простирая руки, они натыкаются на суковатые стволы деревьев, друг на друга и падают в ямы, увечат себя. Но они кричат, что видят дорогу, что их скитания подчинены цели, что окружающий мир ясен и светел, только потому что у них есть глаза. Они пожирают друг друга и становятся жертвами невиданных чудовищ, беззащитные и слепые, не ведающие Смысла, не знающие единственного Пути. Да, они слепы! Они могут пройти в одном шаге от нас, от центра мира, их лицо может раскраснеться от жара истинной веры нашей, огня, ниспадающего с Алтаря, но так и не увидят нас, не увидят Света. Так и пройдут мимо, удалятся назад, в гиблую прорву Черного леса, который есть безверие, уйдут в свое вечное скитание. Спросите меня, почему?

       – Почему?– неуверенно послушалась толпа.

       – Я вам скажу! Истинное зрение дают не глаза! Глазами вы не видите Истины. Они скажут вам цвет, расстояние, но не расскажут о боли и страдании, не увидят, друг или враг перед вами, не скажут, где доброе, где злое – этому служит иное зрение, это видит ваша душа. Пусть ваш слух разбудит душу, когда вы внемлите моим словам, идите на мой голос, если не видите пути глазами, и вам откроется зрение. Доверьтесь, и я приведу вас к Свету, чтобы вы могли увидеть все сами, потому что это путь не ко мне, а вместе со мной! Это путь к Богу! Так вы пойдете за мной?

       – Пойдем! Веди,– голосила толпа.

       – Спасибо Братья! Спасибо Сестры! Я лишь напомню, как ничтожны мы перед Его Величием, как греховны, как недостойны. И я плачу вместе с вами, стоя по колено в грязи, и молю о прощении всех нас, взываю к состраданию, уповаю на милость Его.

       Проповедник склонил голову и замолк, призывая паству вслушаться в тишину. Только треск шипящих факелов оглашал осенний вечер, да далекие раскаты грома утробно урчали откуда-то издалека, из-под низкого свода черных туч.

       – Я буду свидетельствовать вам о Боге,– звучал уверенный голос Павла.– Я расскажу о Нем, о нас, о мироздании. Я расскажу о ценностях, которые позабыты. Ибо, что есть ценность перед лицом Вечности? Вы уже убедились: ни деньги, ни положение в обществе, ни само общество не имеют власти. Условности, на которых мы выросли, которым поклонялись и служили, которые почитали за силу, исчезли в один момент, растаяли как дым на ветру. Где теперь люди богатые, знаменитые и властные? Еще две-три недели назад их царство казалось незыблемым, их власть безграничной, а сегодня от них не осталось следа! Ничего не осталось от мира, где мы жили рабами, несли на себе печать чужой Славы. Где это теперь? А посмотрите, что осталось! Посмотрите, что способно пережить любой ужас, любое испытание! Вы видите это? Вы знаете это?

       Собрание качало головами и неразборчиво мычало.

       – А ведь вам уже пора видеть! Оглянитесь вокруг! Посмотрите друг на друга – это все, что вам надо видеть и знать! Смотрите в себя. Машины, государства, роботы. Для них был создан мир или для вас? Компьютеры, механизмы, правительства – все они процветали и развивались, взрослели и крепчали, порождали себе подобных. Это был их мир, хотя изначально его дали вам, хотя это вы должны были процветать и править. Но что имеете вы? Что вам дала цивилизация, которой вы прислуживали? Ничего! Вы остались такими же, как и тысячи лет назад – голодными. Беспорядок за день стер тысячелетнюю историю в пыль, беспощадно перемолол шелуху пустых знаний и наук, и только о вас они сломали зубы. Все рухнет, но вы останетесь, чтобы нести дальше... Что вы должны нести? Что даровано вам?

       – Мир?.. Души?.. Веру?..

       – Веру!– взвился проповедник.– Веру! Я вижу, вы чисты! Ваши взоры открыты для Истины, ибо вы сами находите ответы. Конечно, веру! Только она способна устоять на краю времени, только она способна к созиданию, и только в ней может быть Спасение! Потому что она породила этот мир, она хранит его, и нет ничего прочнее Веры под звездами! В ней Истина! Я счастлив слышать ваши голоса, видеть глаза, наполненные пониманием! Вера! Но вы спросите меня, куда делась вера тысяч христиан, мусульман, иудеев, буддистов? Где их боги? Разве их нет? А я вам отвечу: не знаю! Наша жизнь была так греховна и лжива, что способна потушить солнце, утопить его в грязи наших поступков. Посмотрите на их храмы: они были осквернены задолго до падения мира – верующие отвернулись от своих творцов, они растоптали веру в них, а боги живы, пока жива вера! Отвернитесь от бога, изгоните его из вашей души – и вы лишитесь его благодати, он покинет от вас. Но душа не станет свободной! Ей завладеют иные порождения греха, и вы станете служить уже им. В душе поселятся Страх, Ненависть, Порок, Отчаяние. Сколько еще есть имен у Зла? Что еще предстоит познать, прежде чем очищение снизойдет на скорбящий дух? Я свидетельствую, Бог идет... Он уже среди нас... Он не жив, не мертв... Он как Гнев, как Судья... Мы не знаем имени Его. Кто Он, спросите вы меня! А я не отвечу! Каждый сам должен найти ответ на этот вопрос, самый важный вопрос в жизни. Я лишь свидетельствую, вижу Его шествие по земле, доношу до вас его явление. Он был человеком, животным, духом – у него много воплощений, но нет имени. Слышите? Нет Имени! Поэтому мы не можем взывать к Нему, просить милости и снисхождения. Он среди нас, но не замечает нас, не слышит. Мы не знаем пути его: пришел ли он наказать или спасти, осудит или простит. Поэтому я ничего не обещаю вам от имени Его, я не говорю вам Слова Его, не указываю на чудеса Его. Может, Он еще решает нашу Судьбу? Всматривается в души, ожидает Веры? Не знаю. Я знаю только, что Он есть! Я знаю, что Он здесь! И я вижу, что Вера есть, есть души, которые тянутся к Нему, ожидают Его явления.

       Павел поднял руку, заставляя заволновавшуюся массу опять замолкнуть.

       – Я говорил, что сегодняшний день необычен. Сегодня день вашего слова. Среди нас нашлась девушка, пожелавшая взойти на костер, дабы усилить наше желание найти Бога. Она готова принести себя в жертву, испытать болезненное очищение огнем, чтобы ее страдания помогли спасти грешную душу, а вам испытать силу своего духа. Молитесь, взывайте, и голоса наши будут услышаны. Зрелище жертвенных мук усилит голоса душ и донесет ваше слово до Него. Я не назову имени девушки, как не знаю и имени Бога нашего, но уверен, что многие пошли бы за ней в огонь, чтобы истязать порочное тело болью, но спасти душу. Смотрите и взывайте, а я буду рядом, буду молиться среди вас, оставив алтарь истинной вере.

       С этими словами Павел спустился с возвышения, украшенного красными полотнищами и классическими пентаграммами Каббалы, чтобы затеряться в толпе, которая с замиранием следила за происходящим.

       У заранее сложенных на алтаре сухих поленьев двое, облаченные в черные рясы, спешно устанавливали невысокий деревянный столб. Через минуту к ним из толпы направились еще четверо, ведя под руки высокую девушку с короткими черными волосами, которая была одета в белую длиннополую накидку и сильно дрожала от холода, сжимая побелевшие кулачки.

       Людская масса зашелестела возбужденным шепотом, заволновалась движениями, когда процессия церемониально поднялась на возвышение. Девушку привязали к столбу и оставили в одиночестве.

       Тишина звенела в воздухе – никто не решался даже вздохнуть.

       Чем ужаснее казни и жертвы, тем сильнее тяга простых смертных к их созерцанию. Так было всегда. Страх перед болью и смертью неудержимо влек слабую человеческую натуру к их наблюдению у себе подобных, потому что такое явление было способно разбудить переживание, не сравнимое ни с чем. Они словно приближались к краю бездны и заглядывали туда, ощущая влечение прыгнуть вниз, в Никуда. Павел знал это, хотя тоже не мог объяснить. Возможно, в этом таился ответ на многие вопросы философов.

       Пауза затянулась, и народ недоумевал. Жертва тихо всхлипывала, привязанная к столбу, проповедник Павел молчал, и церемония не сдвигалась с мертвой точки. Когда, казалось, люди готовы были задаться вопросом, в тишине прозвучал тихий голос:

       – Огня...

       – Огня,– повторил кто-то громче.

       – Огня!!!– взревела толпа.

       Но никто не решился подняться на алтарь, а крики усиливались, превращаясь в требовательный рев.

       Один из многочисленных факелов, освещавших людскую массу, взмыл в воздух, но не долетел, упав у ног первых рядов. Это послужило сигналом. Верующие бросали в жертву факелы, а те, кто располагался сзади, передавали свои вперед. Вскоре весь огонь был брошен на алтарь к вопящей деве.

       Уже спускалась ночь, и зрители, лишившись своих осветителей, растворились во тьме. Сухие поленья занялись-таки после очередного броска и стали несмело разгораться, подрагивая неуверенными тонкими язычками пламени. Толпа удовлетворенно затихла, а жертва до хрипоты голосила, обнимаемая растущим огнем, который словно зверь выползал из невидимой норы, влекомый запахом приманки.

       И запахом этим был Страх.

       Девушка неистово билась у столба, рискуя развалить весь жертвенник, и взывала о помощи, но толпа была неподвижна, жадно пожирая глазами чудовищный ритуал. Огонь был ленив и мягок, не побеспокоенный ни единым порывом ветра, степенно поднимался вверх и облизывал красивые ноги жертвы. А та уже не могла кричать членораздельно, выдавливая из легких охрипшие звуки и мотая головой во все стороны. Одежда, вспыхнув, слетела с девичьего тела, открыв его почерневшую местами кожу на обозрение человеческой массе, которая благодарно вздохнула в ответ. Ноги были черны от копоти и ожогов, а искаженное гримасой боли лицо едва проглядывалось среди танцующих сполохов пламени, которые испуганно отшатывались от жертвы при каждом ее резком движении, но после льнули к ней вновь. Движения становились все безысходнее и слабее, пока враз не затихли окончательно.

       Обязательно вопль разочарования расколол бы тишину, потревоженную лишь шипящим дыханием костра, если бы в тот же момент не вспыхнули волосы девушки, разгораясь ярким факелом. А следом все тело с треском занялось, выплевывая струи огня и сгорая, подобно свече.

       На мгновение площадь озарилась необычайно ярким светом, сорвав пелену непроглядного мрака с отмеченных любопытством лиц людей, которые торопились ухватить каждый миг мучительной трагедии. Люди стеснялись смотреть друг на друга, заглядывать в глаза стоящих рядом – зрелище было слишком интимным, предназначалось только для персонального наслаждения. И потребовался огонь, пожирающий плоть человеческой жертвы, чтобы осветить не только лица, но и отраженные на них чувства, глубокие, первородные, а потому искренние.

       Это были иные лица, непохожие на обычные бледные маски, которые носят, скрывая думы и помыслы, прячась за ними. Это были настоящие, живые лица, но лица нечеловеческие, с собственным блеском в глазах, отдаленно напоминающие огни преисподней.

       Жертвенный костер достиг своей максимальной величины, и, наконец, неповторимый запах горящей плоти разлился на толпу впечатлительных зрителей. Тошнотворный, неприятный, но очень знакомый запах. Он быстро менялся, смешиваясь с тухловатым привкусом осенней сырости, а от того становился более отрезвляющим. Пресыщенное пламя стало отступать – сытый зверь торопился вернуться в нору, а зловоние, приправленное горьковатой гарью, спешило произвести свой эффект.

       Вид черной обугленной фигуры у чадящего столба был отвратителен, и толпа разом отхлынула, незаметно растворяясь во мраке, из которого взирала. Словно опомнившись и пристыдившись, люди оставляли оскверненное место, бережно унося с собой великое переживание, подаренное проповедником, которому теперь доверяли больше.

       Они были не просто благодарны ему – они обязательно придут завтра, и потом, и будут приходить всегда, в тайне надеясь испытать что-либо подобное еще раз.

       Наконец, Павел остался один перед алтарем на пустой площади.

       Красное зарево углей тлело тусклым пятнышком у изуродованных ног девушки. Он и сам был потрясен увиденным, хотел обдумать небывалый приток эмоций. И вдруг почувствовал взгляд.

       Это был Его взгляд.

       Павел обернулся, но вокруг торжествовала ночь, чернильная тьма, из которой на него смотрел Он. Только мерцающие угольки давали слабый свет, но его хватало лишь для того, чтобы обрисовать контуры жертвенника. Проповедник растерялся: никогда Высшее Существо не приближалось к нему настолько, никогда Оно не смотрело на него. Он закрыл глаза и постарался очистить разум перед возможной встречей, избавиться от мыслей и чувств, неуместных теперь.

       Но ничего не произошло. Он так и остался один, остался невостребованным. Когда сырость сожрала тлеющие угольки, превратив их во влажную черную грязь, Павел, наконец, повернулся и почти на ощупь пошел домой, едва угадывая путь в кромешной тьме, а ощущение присутствия следовало за ним.

       Время еще не пришло.

       Черный пес еще какое-то время лежал на согретых листьях, ковром покрывавших вздувшуюся корнями деревьев лесную почву, и смотрел на опустевшую площадь, принюхивался к едкому запаху паленой человечины.

       Он встал, глубоко вздохнув, а самка колли, жавшаяся к нему своим теплым дрожащим боком, еле слышно заскулила и потянулась. Пес тряхнул головой и, не спеша, побежал в обход площади так, чтобы слабая сука не отставала от него.

       Холодная ночь окончательно овладела городом и опустилась на темные улицы.

                *****

       Осенняя ночь так и не покрыла город тишиной, отступив под натиском неугомонных людей. Она еще не успела оплакать дождями место недавнего жертвоприношения, а на другом конце города другие люди торопились сеять новую смерть.

       Они не наслаждались ее созерцанием, не пытались уловить каждое мгновение, чтобы иметь возможность оценить значимость деяния, вкус чужого страдания и боли. Нет, они убивали легко и беззаботно, не испытывая уважения к смерти. Они использовали ее как инструмент, а потому действовали торопливо и неаккуратно.

        Умереть легко и незаметно – величайшая пошлость, лишающая жертву осмысления великого таинства перехода. В такой смерти люди теряют свое духовное начало, ибо их рассматривают как обычные тела. Никто даже не задумывается о богатейшем внутреннем мире умирающего, никто не обращает внимания на его переживания, умение страдать и бояться, испытывать боль и ужас. Словно это и не убийство Человека, а обычное ремесло – производство сигарет, уборка квартиры, сушка волос или ковыряние в зубах... По тому, как убивает человек, как он относится к этому процессу, можно судить о его отношении к жизни в целом, к человеку, как творению природы, бога и собственной истории.

       В эту ночь люди умирали как животные, а небеса дрожали раскатами возмущенного грома и оплакивали жертвы слезами дождей, которые вымывали кровь с улиц.

       Ворчун был недоволен и сердит.

       Даже совместными с Пацуком усилиями они едва одолели Розового, прочно засевшего в своем логове. Защитникам настоящей крепости удалось сжечь один из бронетранспортеров, а частые атаки превратить в кровавую резню.

       Розовый обосновался в старом, но очень прочном здании военного училища и грамотно организовал оборону с применением всех доступных ему средств. Только под утро головорезам Ворчуна удалось ворваться внутрь и столкнуться с защитниками нос к носу, оставив при этом полторы сотни убитых и раненых на подступах. Дальнейшая битва с учетом численного перевеса была недолгой, но очень кровавой: атакующие, озлобленные сопротивлением, не щадили никого, убивая жестоко и цинично. Не уцелел никто, а самого Розового расчленили еще живого, разбросав части его тела вокруг здания.

       Ворчун со своим штабом и Пацуком расположился на верхнем этаже одного из близлежащих домов так, чтобы хорошо просматривалось место сражения. Но картина, открывшаяся взору, не могла радовать, и почти никто не подходил к установленным на окнах приборам ночного видения, чтобы стать свидетелями очередной атаки.

       Только когда стрельба затихла, лишь изредка размениваясь на одиночные выстрелы, Ворчун отставил чашку горячего кофе и, поежившись, поднялся:

       – Я окончательно тут околел. Если через полчаса они не дадут мне возможности убраться отсюда домой, я сам спущусь и погоню их драться. Семьсот человек не могут разобраться с горсткой уродов.

       – Все,– выкрикнул с порога, вбежавший Рох.– Мы их сделали.

       – Все?

       – Да, ни одного в живых не оставили.

       – А Розовый?

       – Прежде чем я успел попасть на место, ребята его казнили: порезали на куски и разбросали окрест. Я помню, что ты хотел лично это сделать, но, извини, не успел. Он так наших достал, что сладу с ними нет.

       – Ладно-ладно,– махнул рукой Ворчун.– Я не этим огорчен. Меня раздражает медлительность и недееспособность моей армии, которая берет не умением, а количеством и тупым напором. Сколько мы потеряли? Сотню? Две?

       – Человек сто двадцать, может, сто сорок,– потупился долговязый.– Еще столько же раненых. Но ты же не сравнивай: Розовый был военным.

       – Слышал?– Ворчун бросил гневный взгляд на Пацука.– А ты хотел, чтобы я своих людей за так положил, за твой долбанный союз. Видал, как платить приходится за каждую улицу этого смердящего города? Так что, тебе еще придется отрабатывать и отрабатывать, браток, пока мне прибыль отсюда польется. Сегодня же своих людей отправишь к Роху, чтобы он распределил их между сотнями и хоть как-то восстановил потери: о нашем договоре, что я оставлю твоих людей тебе, можешь забыть!

       – Нет вопросов, Володя,– ответил тот.– Все понимаю.

       – То-то. А скольких мы замочили? Их хоть сотня наберется, Рох?

       – Наберется. Почти сотня.

       – Почти! Ох, и надоели мне эти мелкие огрехи, выливающиеся в такие проблемы. Пацук, возьми две сотни и начинай чистить территорию. Чтобы через час все точки, все работники Розового были оповещены и взяты под контроль. Отдельно займешься линией метро, которая идет от нас за город. К полудню она должна быть чистой – трупы и мусор убрать так, чтобы поезд мог проехать.

       – Поезд?– изумился тот.

       – А я что-то не так сказал? Я, может, имел в виду самолет или корабль? Я сказал, чтобы к полудню рельсы были расчищены, а на каждой станции выставишь караул.

       – На хрена? На метро собираешься ездить?

       Ворчун засопел:

       – Ты, крыса, или будешь делать то, что я велю, или сядешь на столб вместе с Протасеней! Еще только раз открой вонючую пасть! Пройдешь от станции на Немиге до самого конца к ТЭЦ, пока не упрешься в муниципалов. Считай это испытательным заданием, и, если облажаешься, я на тебе круто отыграюсь. Сейчас пять, скоро посветлеет, а к двенадцати ты должен быть готов.

       – Двухсот человек мало,– буркнул Пацук.– Не успею и в метро, и по точкам.

       – Это другой разговор. Подойдешь к Роху, и, думаю, вопрос решится. Давай, выдвигайся, пока у ребят задор не пропал, а то нажрутся сейчас и спать завалятся – ни кнутом, ни пряником не подымешь. Да и мне пора торопиться – дело горит, а времени нет.

       – Погоди, Ворчун,– несмело позвал его Рох.– А как с ранеными быть? У нашего доктора две койки в кабинете и медсестра в помощницах. Попередохнут же все. Их больше за сотню, да половина тяжелых.

       – Вот дерьмо, я и не подумал сразу. Слушай, Рох, давай сейчас все и порешим. Давно ведь думали больницу открывать, так ты, может, сейчас этим и займись на горячую руку – дело верное и нужное. Я пока сам управлюсь, а ты больницей займись. Возле вокзала клиника какая-то была: там и начни. Пройдитесь по домам, берите всех докторов, каких найдете, всех, кто к медицине отношение имел – собери персонал. Пусть им Седой со складов все нужное выпишет. Организуй, родной, найди, кого назначить главным, и к обеду постарайся освободиться – хочу, чтобы вместе состав встретили. Ладно?

       – Не вопрос,– выдохнул долговязый.– Ты меня знаешь, я все, что смогу, для тебя сделаю. Но не обещаю – дело неясное, опыта нет.

       – А ты пообещай, пообещай, Рох. Я твоему слову верю: скажешь – сделаешь!

       – Ладно, Ворчун. Какой никакой, а госпиталь к обеду будет.

       – Это разговор! Люблю я тебя дружище! А теперь пора бежать! Чувствуешь, какой день начинается? Особенный день!

       Вернувшись в резиденцию, Ворчун не торопился приниматься за дела.

       Он заперся в кабинете и долго расхаживал из угла в угол, покуривая ароматные сигары. В помещении было прохладно, но хозяин отказывался согревать его примитивными металлическими печами, что, безусловно, изуродовало бы подобранный им интерьер, а при дефиците аккумуляторной электроэнергии, которой едва хватало на работу нескольких компьютеров, другого отопления быть не могло. Так он и терпел сырую прохладу. Помощники неоднократно заговаривали о переезде в более удобное место, но Ворчун тянул и с этим – складской ангар был ему ближе по духу, да и знал он секретный ход отсюда через канализацию на непредвиденный случай. В любом другом месте он был бы заперт, что куда более важно, чем уют и тепло.

       Он уселся за любимый массивный стол и нехотя полистал бумаги, переданные накануне полицейскими. Его специалисты подтвердили их подлинность: несколько фирм и компаний, половина из которых оформлены на его имя, счета, справки, выписки, векселя и сертификаты, от которых пахло свежей краской и качественной бумагой. А еще от них пахло деньгами, властью, признанием, и запах этот Ворчун различал безошибочно. Для него оставалось только проблемой привыкнуть к собственной значимости. Уж больно стремительным был взлет, а почва под ногами оставалась зыбкой.

       Он позвонил в небольшой колокольчик и попросил дежурного приготовить завтрак на троих и привести к нему пленных. Распоряжение было выполнено почти мгновенно, и в кабинете через несколько минут стояли вчерашние курьеры в сопровождении конвоя и большой поднос с горячей пищей.

       – Освободите их,– кивнул Ворчун конвоирам.– И оставьте нас одних. Проследите, чтобы меня никто не беспокоил, пока не освобожусь. Присаживайтесь.

       Последние слова относились к полицейским, но те проигнорировали предложение, оставшись стоять у двери. Хозяин понимающе улыбнулся и подошел к подносу, чтобы аккуратно разложить приборы и разлить по чашечкам дымящийся кофе:

       – Прошу вас, присоединяйтесь. Позвольте поухаживать за вами за завтраком.

       – Думаю, мы не на столько голодны,– ответил Серый.

       – Ух… Обиделись.

       – Нет. Ждем решения.

       – Ну, так присядьте, поговорим,– Ворчун взял кофе и тост и сел в кресло.– Мне хочется задать много вопросов.

       – Например,– эксперты расположились на диване, но к еде не притронулись.

       – Например, рамки моего взаимодействия с правительством. Не станут ли они вместе с грузами передавать мне инструкции, как мне дальше жить и что делать. Как они станут контролировать мои действия, или это их не интересует?

       – Интересует,– пообещал полицейский.– Они не будут слать инструкций, но попытаются оказывать на Вас влияние.

       – Что ж, это честно, хотя и очевидно. Ну, а вы оба каким местом замазаны в эту историю? Я к тому, что вы мало похожи на людей, которые любят вести переговоры – слишком непрофессиональные, насколько могу судить. Обижаетесь, нервничаете. Откуда взялись?

       – А мы легавые,– впервые в разговор вмешалась Ольга.– Обычные легавые и достаточно профессиональные, насколько можем судить. А здесь мы, потому что настоящие преступники, настоящая угроза проявляют себя даже в таком бардаке, и мы остаемся единственным противоядием. Так что есть у нас конкретная цель в городе, которую надо достать. Вы можете не бояться, мы не охотимся на никчемную мелочь.

       – Ух-ты!– Ворчун даже отставил кофе.– А мы зубастые. Все думал, а что это дамочка молчит да молчит – надулась, может. Но ты ж посмотри, как она языком ворочает! Смело. Отчаянно. Глупо! Не стоит мне хамить, не стоит нарываться. Все можно решить спокойно.

       – Только не надо здесь изображать из себя полубога. Без нас ты никто – найдется другой Ворчун, а ты просто незаметно вернешься в канаву, из которой выполз. Поэтому, хочешь говорить по делу, будь добр, но не разыгрывай короля Лира, дешевка!

       – Круто, дамочка,– напрягся хозяин.– Настоящий фонтан. И если бы ты все так красиво изложила в присутствии хоть кого-нибудь из моих подчиненных, у меня бы не было выбора, а твоя смерть не стала бы легкой. Это ты понимаешь? Ты хоть в курсе, где находишься?

       – Будем считать, что мы квиты,– вмешался Серый.– Вы нас не ласково встретили, мы поворчали. Никто не видел, не слышал – осталось между нами. Теперь можно и о делах.

       – О каких делах, родной? Вы здорово похожи на психопатов, и я уже сомневаюсь, те ли вы, за кого себя выдаете. Уж больно нервные. Но то, что легавые – факт! Узнаю манеры!

       – Время сейчас сложное...

       – Ладно, горячиться не будем. Завтракайте, отдыхайте, будьте гостями, а к обеду съездим, посмотрим на ваш паровозик. Если все в порядке, думаю, подружимся, и никаких обид не останется: на вашу охоту я глаза закрою – дела мне нет, кого правительство так сильно захотело прищучить. Но если что-то не так, уж я ваше красноречие припомню: заставлю пожалеть о хамстве, родные. Заставлю. А пока позвольте раскланяться.

       – Нам не придется возвращаться в камеру?

       – Нет, но и отходить далеко без моего ведома тоже не придется. Удачи!

Следующая глава http://www.proza.ru/2015/06/26/1043