10-20. Мой последний бывший

В конце июня мне по трубке позвонил из Ярославля Коля. Еще в начале месяца я зачем-то написала ему доброе письмо, сообщив новость о рождении Миши и изложив свои вольные фантазии на тему, как было бы здорово увидеться с ним в Пери – в мое последнее лето, когда я живу там одна. На доброе слово человек откликается сразу – ответное тепло зависит от того, насколько много доброго ты сам вложил в него. Вкладывать мы не умеем: либо привычно тянем на себя, либо держим дистанцию, боясь продешевить и оказаться недооцененными. А зря. В воскресенье мне уже звонил его и некогда наш общий друг Витя Алисвяк, и уточнял, где находится дача и готова ли я действительно принять там Николая. Вскоре позвонил и сам Коля.

Мне было сообщено, что мой последний бывший  приедет меня навестить в начале июля - о точной дате сообщит. Ну, что ж, поживу с ним на даче  неделю - надеюсь, он поможет мне прибить железо к дровянику и попилить дрова, заодно и пообщаемся. Постараюсь вместо противника приобрести в его лице если не друга, то хотя бы  единомышленника, даже невзирая  на то, что он сейчас живет в Ярославле с очередной бабой и сам, похоже, мало изменился внутренне. Впрочем, мы всегда заранее придумываем себе образ другого человека, забывая, что не можем до конца знать его во всех проявлениях, ибо даже самих себя толком, не знаем. К тому же, все внешние проявления человека – это лишь отражения того, что мы сами посылаем другому. Так что будет интересно.

В июле Николай прибыл в Петербург. В такую жару этот визит казался не самым  удачным, тем более, что сообщил мне о своем прибытии почти накануне, и не лично, а по интернету Алисвяку, а тот  по телефону - мне. Я уже  заранее предвидела, какие меня ожидают заморочки, ибо ни Коля, ни я в лучшую сторону не изменились. Тем не менее, я мысленно вручила все свои проблемы Богу, надеясь, что Он поможет мне управиться со своим характером, научит терпеливо слушать и понимать другого человека, не залезая в бутылку заранее, чего в общем-то вполне достаточно, чтоб вызывать в другом симпатию  и, как следствие, получить от него добровольно и радостно все дары, какие данный человек способен дать.

Чего я жду от Николая? Во-первых, новой для меня информации о его жизни в Ярославле, рассказа о приобретенном им жизненном опыте, откровений об уроках, которые он извлек из нашего неудачного брака. Во-вторых, возможности самой откровенно рассказать ему о своих собственных ошибках и сделанных выводах, обмена мнений по поводу прочитанных книг и моего последнего  видения устройства мира и жизни. А в-третьих (что не менее значимо значимо для меня) - помощи в дачных строительных работах и хотя бы фиктивного ощущения себя женщиной в обществе мужчины, которому я когда-то нравилась. Думаю, почти уверена даже, что не все мои мечты осуществятся, поэтому хочется, чтобы хотя бы слишком неприятного осадка на душе от этой встречи не осталось! Последнее - тоже не мало.

Поезд из Ярославля прибыл в Петербург  11.07.06   в 11 час 45 мин. вместе с Николаем.    Вечером Витя Алисвяк обещался забросить нас с вещами и продуктами на дачу для пребывания на ней до 19 июля.

Описывать эту неделю с последним моим бывшим мне ужасно лень – оставлю здесь только несколько набросков самых ярких моментов встречи и мои впечатления об этом нестандартном событии. Главное – это не события, а наши впечатления и ощущения от них!

В нашей квартире Николай  появился почти сразу же после прибытия поезда. Позвонил с вокзала и  уточнил название станции метро – оказывается, он его не помнит! Первое впечатление – узнать можно. Располнел, но синий джинсовый костюм –брюки и рубашка, заправленная внутрь, несколько ужали объем его фигуры. Лысый череп и длинные, грязноватые кудри за ушами, второй подбородок, белые зубы, очки в металлической оправе, американская улыбка, у него она всегда была естественной «миной» любой игры - то есть, все, как и было. Провела в ванную помыться – на улице жара, а он  с дороги! Накормила обедом, показала Машины картины.

Со стороны гостя - ни повышенного интереса к моей жизни, ни эпатажа, ни  саморекламы. С моей стороны тоже самое. Скованности тоже не было. Послала его в магазин закупить продукты на неделю, которые мы повезем на дачу, присоветовала, что приобрести, сообщила, что уже есть на даче, а про остальное – «что купит, то и сготовлю». Накупил экономно, без фантазии: на мой взгляд, он может съесть гораздо больше того, чем купил.

Вечером приехал Витя на собственном Фольксвагене. Я предусмотрительно подсобрала разных вещей, которые давно хотелось бы отвезти на дачу - таких набралось достаточно. В дороге я чувствовала себя бодро, по-молодому: шутила, прикалывалась, но с удивлением замечала изменившуюся реакцию Коли. В ответ мне он не прикалывался, как бывало, не реагировал на юмор и сам не шутил - казалось, что он начисто утратил своё самое главное достоинство – чувство юмора. То ли он  не выспался, то ли у него была нехватка энергии, а может быть и потеря интереса к жизни и, в частности, ко мне. Вопрос о причине произошедшего встал ребром, но ответа на него пока не было.

В машине Николай говорил в основном о бегло прочитанной им эзотерической литературе, причем, по тематике давно ушедших лет и тем: ни у меня, ни у Виктора называемые им школы или авторы  интереса не вызывали, хотя подробностей их идей мы одинаково уже не помнили. Для каждого из нас прошло слишком много времени, мы уже что-то нашли для себя свое - более ценное или важное, а всякие там Рерихи, Абдрушины и герметизм были нам не интересны. По крайней мере, мне.

Позже выяснилось, что многое из того, о чем тогда упоминал Коля, им самим было просмотрено очень уж бегло, даже часто и давно превозносимые им Кастанеда и Успенский он, оказывается, или не дочитал, или хорошо забыл их идеи, или просто не вынес из них ни черта существенного! Во всяком случае, убедиться в обратном за всю нашу встречу мне так и не удалось.
 
Запомнился и типичный для  поведения Коли трюк с дарением. Заключался он в следующем. Коля вынимает из сумки шоколадку - для меня. Я: «Ой, я стараюсь сладкого есть поменьше!» Коля  мгновенно, словно обрадовавшись такой моей реплике, быстро прячет шоколадку обратно в свою сумку.

Подобный сценарий за неделю нашего проживания на даче Николай проиграл со мной раза четыре! Ничего не изменилось! Он  в точности повторял эпизод своего  «дарения» мне зонтика в день моего рождения пятнадцать лет тому назад, когда его зонтик так же быстро исчез в его сумке, как и появился перед моими глазами, а мой незателивый гость без малейшего смущения отправился к общему столу!

 Что это? Логически продуманное «воспитание» гордячки или обычная циничная скупость по отношению ко всем, кроме себя? «Скупым рыцарем» Николая не назовешь: он «злата», за простым неимением оного, он никогда не копил, не чахнул над ним,  но и от себя никогда лишнего не отрывал. Щедрым для других он даже казаться не пытался, если, конечно не видел в этом  конкретной пользы для будущего.

Что еще запомнилось из этой нашей недели вдвоем? Моя обида, что как женщина я  стала ему не интересна. Это не удивительно, не стоит заблуждаться на свой счет, достаточно просто взглянуть в зеркало. Изнутри себя ощущаешь совсем не так, как выглядишь снаружи! Николай тоже меня не зажигал, разве только чисто  теоретически: как только я начинала немного кокетничать, из моего подсознания тут же вылезало нечто абсолютно автономное от меня: оно брезговало его чужой одеждой, запахами, отсутствием у него привычки мыться перед едой и после работы, менять одежду…

Коля привез с собой массу литературы, о которой не просили ни я, ни Виктор, но при этом не взял лишней смены личной одежды, пользовался жуткой туалетной водой, которая вместе с запахом пота создавала в доме непередаваемый букет ароматов, порождавший во мне единственную страсть – уйти подальше и поплотнее прикрыть дверь в его комнату…

Вопрос о причине его пассивности так остался открытым: если  его полное равнодушие к своей собственной привлекательности было прямым следствием моего поведения, никоим образом не дававшего  ему намеков и авансов, то зачем тогда он ко мне приехал? Зачем привез коньяк, два вечера предлагая распить его со мной? То ли его чувства угасли на месте, потому что я была уже не та, то ли у него самого его мужская энергия была на нуле, то ли он просто не захотел рисковать, почувствовав, что может нарваться на обидный отказ и мою язвительность (что, впрочем, было не исключено). 

Я так и не поняла, зачем он приехал (как я думаю сейчас, спустя много лет, возможно, ему просто негде было перекантоваться!) но я тогда свою программу минимум осуществила полностью. Обеспечив мужику качественное рехразовое кормление (готовку, подачу и мытье посуды), чистое постельное былье в отдельной комнате и достаточное время для отдыха, я организовала ему ежедневное шестичасовое трудовое поприще. Вдвоем (я работала не меньше!) мы с ним обили железом времянку, разобрали навес с дровами и перепилили все трухлявые доски, а я, в добавок ко всему еще и рассортировала их, уложив в штабеля на новом месте. Кроме того, Коля под моим неусыпным руководством сколотил нам новую лестницу, повесил ее на западную стену дома и починил козлы. Это было почти всё, что я планировала сделать за то лето! После Колиного отъезда я еще пару дней мела и убирала южную часть участка, сама соорудила а новую скамейку и сожгла на костре весь мусор.

 Как работник Коля был не оригинален. Физической работой, созиданием нового и благоустройством чего-либо он никогда не загорается из вполне понятных соображений: это не его дом и не его участок. Своего у него нет. С этой установкой он живет все пятьдесят лет - может быть, именно поэтому у него и нет ни своего дома, ни своего участка! В этом он тоже не изменился. Когда ему в хорошие времена взаимоотношений  предлагали стать хозяином и этого дома, и этого участка, даже постоянно прописаться уговаривали, он предпочитал отлынивать и искать причины для невозможности этого, а теперь в очередной раз сетует, что никто не хочет его принять и подарить ему жилье. В этом  главная особенность Николая: он везде живет так, как будто его очень скоро выгонят, ужасно боится этого, но ничего не вкладывает в других - и его действительно выгоняют! Он всегда не там, где есть, а где-то еще, и это его буфер, скрывающий его собственную лень и созерцательность. Работал Коля он хорошо, но без малейшего энтузиазма. Один только раз, когда мы пилили дрова, мне показалось, что он на время увлекся работой и стал прежним – начал острить и адекватно реагировать на мои приколы. В тот единственный день мне было хорошо: я давно уже не была вдвоем с мужчиной – другом. Все больше и чаще приходится быть не со своими мужчинами,  не с теми, с которыми можно быть «на ты» и сказать «а помнишь?». И это очень грустно.

А еще мы ходили с Николаем на холмы – купить картошку. Картошку не купили, но зато я собрала зверобой. С неожиданной для себя легкостью я порхала по холмам и чувствовала себя молодой и стройной. С удивлением заметила, что Коля, в отличие от меня, передвигается тяжело – сказывался возраст, а может быть и здоровье. И наши холмы его совсем не волновали, и воспоминания - не тревожили.

«…Нарву букеты зверобоя,  пусть вянет в связках до тебя…». Нет, ничего этого он уже не помнил или не хотел вспоминать. Для него всё это уже ушло, вспоминать и откровенничать со мной ему не хотелось. Я ожидала другого. В Коле что-то умерло, и мне его было жаль. Его окончательно убила пустая и пошлая ярославская жизнь, сделавшая из него альфонса - мужика на содержании, что он не мог не сознавать, хотя  не хотел это обсуждать со мною. По его скупым фразам, я поняла, что жил он в одной из комнат двухкомнатной квартиры Ирины (той самой, что приезжала с ним в Петербург два года назад). Ирина с ним регистрировать брак не захотела и  в квартиру не прописывала, готовила для него редко и плохо, свое белье он стирал сам. Судя по всему  была женщиной корыстной  и жестокой, она сама некогда,  не имея жилой площади, довольно гнусным способом заимела ее через своего бывшего мужа. За угол (и постель с ней – как  догадалась я), она брала с Николая небольшие  деньги. За  аналогичное жилье «без рабства» ему пришлось бы платить не менее 5 тысяч в месяц, на что Коля был финансово не способен. Его не устраивало это положение, но он уже смирился с ним.

Николай и смолоду не желал тяжко трудиться и подрабатывать, жил «духовными поисками» и бездельничал, а теперь и вовсе был не способен что-то изменить. Я не видела в нем будущего.  Или ему повезет и он до конца станет мужем и полезным домашним работником для Ирины, или рано или поздно останется на улице, когда  с годами станет не интересен ей во всех отношениях - мужской век тоже короток! Что тогда он будет продавать за свои минимальные удобства? Может быть, он сам понимает это, и  уже не дергается, терпит то, что есть  и не пытается как-то изменить свою жизнь. Отсюда и этот упадок, апатия и пассивность, которая меня в нем так поразили. Укатали Сивку крутые горки…

На даче Коля постоянно  пытался звонить по трубке своим ленинградским друзьям, старательно возился со списком контактов, но, как мне показалось, никто особо не рвался с ним встретиться. Даже Виктор, который на воскресенье все же пригласил его выбраться в город. Думаете, они побродили вместе по городу, прошлись по знакомым местам? Или Виктор с восторгом принял  распечатки Интернета, привезенные ему Колей? Ничуть. Полежали на берегу озера в Озерках, пообедали на квартире у Алисвяка. Витина первая еврейская жена, на свадьбе с которой мы с Колей когда-то гуляли, укатила вместе с его сыном в Израиль. Теперь Виктор тоже жил неприкаянно - снимал комнату и сожительствовал с молодой девицей Сашей, которую я увидела в Витиной машине по дороге в город. Саша выглядела прилично, но в разговор не встревала -  молчала всю дорогу. Работал Витя менеджером в отделе рекламы какой-то фирмы, а чем интересовался  – не поняла. Как все мы – ничем. Сансарой.

Вот к чему пришли мои давние друзья и единомышленникт. Жизнь перевалила за половину, наши цели уже не те, интересы - не те, и мало что нас по-настоящему зажигает. Мало что сбудется, а главное, уже мало чего хочется. Отсутствие желаний – это гораздо худшая беда, чем невозможность осуществить свои желания.

Николай уехал 19-го июля, вечером, в 18-30. Провожать его на вокзал я не пошла. Поняв, что ничего уже прежнего не вернуть, да и не нужно, что ни откровенного разговора, ни светлых искренних воспоминаний, которых я ждала, не получилось и они даже не планировалось, я свела визит моего последнего бывшего к взаимовыгодному партнерству: он бесплатно пожил у меня неделю на природе, а я поимела в его лице временного работника в хозяйстве.

В городе я в последний раз покормила Колю обедом, поцеловала на дорогу и  пообещала по возможности приехать к его поезду, прекрасно зная, что делать этого я не буду. Уже незачем. На прощание зачем-то  дала ему дискету с фрагментами своих книг – рецензии на прочитанное и чуть-чуть личных размышлений о жизни. Дискету он взял, но реакции на нее в последующие дни я не получила никакой. Даже СМС-ки не прислал. Впрочем, он не просил меня давать ему дискету, как и я его - распечатки книг из интернета. Это мне самой захотелось с ним поделиться. Или  похвастаться? Глупо.