Прощальная встреча. Повесть. Часть 6

                ПРОЩАЛЬНАЯ ВСТРЕЧА   –   Часть 6          
                Прикосновение к минувшему
                Повесть


                * * *
      Обманчиво-улыбчивые хрущевские времена внесли свои коррективы и в среду верующих людей. Дыхание оттепели коснулось чаяниями на вожделенную независимость и их, истосковавшихся по идеологическому простору, сердец. Но это была надежда, основанная на неверных оценках. Уповать нужно на Бога. Для христиан Отечество попрежнему осталось обществом несвободы. Теплое дуновение так ожидаемой надежды безжалостно остужалось ледяным холодом действительности. Беззаконие поменялось местами с правосудием еще со времени памятного рокового Октября.
      В довоенные годы старших братьев за убеждения заключали в узы просто так, под любым сфабрикованным предлогом. Достаточно было самой малости – заурядной анонимки подговоренного и раздраженного чем-то соседа, мечтающего заселиться на твою жилплощадь в коммуналке, или сослуживца, желающего завладеть твоей должностью. В кляузе можно было указать любую небылицу: покушение на убийство, вредительство, шпионаж, заговор против власти, просто анекдот, жаркую несдержанность в адрес «обожаемых» властей и т.д. А дальше раскручивали дело крутые профессионалы – заплечных дел мастера. Цель оправдывала средства. Теперь цели остались те же, но все зримое оформление гонений приобрело видимость демократии и законности.
      Состав ВСЕХБ (высшее церковное руководство), был достаточно разнороден: там были сломленные, завербованные спецорганами люди, и внедренные офицеры КГБ и вместе с тем служители, боящиеся Бога и власти, мучившиеся в душе своей. В таком составе руководство ВСЕХБ не имело другого выбора, как только служить партии и правительству СССР и спускать по наклонной весь Божий народ, чем и зарабатывали от правительства награды.
      В 1960г. союзный центр (ВСЕХБ), под давлением властьимущих и КГБ распространил по поместным церквам инструктивное письмо, в коем безмерно ограничивалась и так сильно усеченная деятельность их членов. Возбранялось почти все: проповедовать Слово Божие вне молитвенного дома, принимать крещение без разрешения властей, решительно запрещалось обучение молодых проповедников и регентов, и много, много другого. Но особое возмущение вызвало запрещение приводить на служение детей. Этот, да и, пожалуй, почти все прочие пункты, были прямым противопоставлением заповедям Христа. Таким образом, выполняя указания оного письма – а выполнять надо, так как «всякая власть от Бога» – христиане были уже, вроде, как и не совсем полноценные, поскольку не только сполна не исполняют, но даже идут против заповеданного в Книге Жизни. Видимо на это и был расчет.
      Такая казуистическая разноречивость, поставила единоверцев перед выбором: послушаться властей, что по Писанию желательно бы делать, или же непосредственно исполнять заповеди Христа, что тоже любовь велит творить. Так был брошен властителями роковой жребий. К их изумлению, многие последовали второму.
      Неслыханная дерзость! Многажды всех христиан ставили в подобные уничижающие условия, и они были, как овцы на заклании, безропотны. А здесь бунт! Возмутительное своеволие!
      Когда перед человеком появляется подобная дилемма – вопрос выбора поднимается ребром. Половина братства справедливо определили, что дословное осуществление заповедей Христа предпочтительней. За это и  жизнелюбец плоть не пощадит. И не щадили. По Писанию и старинной русской  пословице «Никого не боюсь: только Бога боюсь». В конечном итоге закручивание ограничительных «узколобых» гаек до упора, спровоцировавших раскол братства, закончилось. Сорвалась перетянутая резьба. Далее – бесславная пробуксовка различных притязательных властных указаний и распоряжений.
      Дальше – больше.
      Движение Отделения стремительно и неуклонно приобрело державные масштабы. Организовались в «Союз Церквей», который совершенно не подчинялся вероломному законодательству о культах.
      В условиях тотального преследования гонимые церкви ЕХБ вернули к жизни принцип: «Кесарю только кесарево». Не хочется говорить пафосно, но и грех преуменьшать дух священного огня, который горел в сердцах многих служителей и рядовых братьев и сестер в годы гонений.  Растерявшиеся власти вынуждены были считаться с сотнями тысяч мятежных христиан, которые совершенно не боялись преследований. Всех ведь не пересажаешь. А что скажет заграница? С этим уже также начали считаться. Организаторы и руководители движения находились в подполье. Пасторы и пресвитеры среднего звена люто преследовались, но на их места вставали другие. Движение разрасталось, словно гигантский снежный ком. Начались пацифистские выступления и протесты верующих, докатившиеся до самых верхов власть имущих. (Около двухсот братьев с плакатами протестовали у главного дома страны – около здания Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. КГБ и милиция всех задержали. Кстати, они знали, чем кончатся эти протесты, и все равно, попрощавшись с семьями, сознательно пошли. Они не ошиблись. Их тут же, почти всех пересажали.) К этому времени Н. Хрущева, мечтавшего жить и править бесконечно, низвергли с трона (участь почти всех богоборцев), и его сменил генсек «дорогой товарищ» Л.И. Брежнев. Новая метла…. Заграница уже громко заговорила о проблемах христиан в СССР. А тут еще всякие Хельсинские соглашения, подпольные самиздаты с бранными статьями в адрес властей и прочие диссиденты. Сплошной бедлам.
      Те годы многих преобразили.
      Самочинное движение «Союза церквей» оказало удивительно благотворное воздействие на опешивших властителей. Будто ушат холодной воды на голову, похоже, чуток протрезвил оторопевших от захмеления всевластью. Опасаясь неизбежного воздействия освободившегося от гнета непокоренного христианства на мирных советских обывателей – «Отделение» уже попросту не могло быть незамеченным простыми гражданами (антиреклама – это, ведь, прекрасная реклама) – а также, чтобы приостановить или хотя бы замедлить разрастание «Снежного кома», власти пошли на беспрецедентное действие. Подобного отродясь не наблюдалось. Команда дозирующих воздух, свет и правду не только смягчила собственный жесткий натиск, но даже, неслыханное дело, пошли на попятную. Дабы возвернуть заблудших раскольников в лоно покинутых общин, прытко было аннулировано бесславное «инструктивное письмо», возвращены утраченные «вольности» старым зарегистрированным церквам и даже, диво дивное, была пожалована относительная свобода.
      Строгий надзор властей и особенно КГБ, разумеется, не был снят ни с тех, ни с других. Даже более того. Раскольников следовало особливо «опекать», поскольку они, своевольничая, вовсе не признавали никакой узды. Для сего существовала определенная система наушничанья. Каждое инакомыслие и своевольство тут же становилось до мельчайших подробностей известно властям и строптивцы с прочими ревизионистами должны были за это ответствовать. И ответствовали. Иногда, даже очень круто.

                * * *               
      - Послушай! Тебе не кажется, что ты рассуждаешь как типичный советский диссидент? – спросил я Глеба.
      - А что ты понимаешь под этим словом? – настороженно спросил он.
      - Ну – это которые просто были против властей. Они боролись за демократию западного образца.
      - Если ты под этим термином имеешь в виду то, что говорит толковый словарь русского языка, то я и есть безнадежный диссидент.
      - И что же он говорит?
      - Цитирую по памяти, поэтому могу ошибиться, но смысл, гарантирую, будет точный – это человек, не согласный с царящей идеологией, мыслящий инако, т.е. по-другому. В этом смысле и я диссидентский. Потому как был несогласный с царящей…. Но если те диссиденты, о которых ты говоришь, добивались демократических свобод, то мы, христиане вожделели и молились о свободе совести, вероисповедания. Улавливаешь разницу?
      - Улавливаю, и поскольку в то время я не знал ситуации, в которой находились вы, то хотелось бы именно от тебя подробнее услышать о ней, как от очевидца и современника той эпохи. Почему-то об этом ты не особенно любишь распространяться. 
      - Ты не спрашивал. Так вот: жизнь имеет такое множество сторон, что порой, диву даешься, насколько же она многогранна и разнообразна. И хотя ты подготавливаешь себя ко многому в жизни, но, как оказывается, не всегда и не ко всему готов. Я знал круги, по которым проходит жизнь христианина в родимой отчизне, и готовился к этому.

                Глава 7

      Как правило, слишком поверхностное объяснение каких-то событий не бывает исчерпывающим.… Но, в данном случае и не требовалось глубины. Достаточно было говорить о прошлом хотя бы вот так – поверхностно. На фоне того, что писалось об этом времени, даже такой неглубокий экскурс в минувшее, тоже вырисовывал довольно ясную картину ушедшего. И все равно – это была новая грань в видении былого. Интересно было наблюдать за тем, как у тебя на глазах проявляется субъективный взгляд современника тех событий на уже вошедшее в историю, и оставившее своеобразный отпечаток в его индивидуальной судьбе. И те события, их интерпретация и манера изложения, не могли оставить равнодушным заинтересованного слушателя, т.е. меня. Воспоминание – это своеобразное истребление разницы между «было» и «есть». И Михалыч, рассказывая о своем прошлом, вновь эмоционально переживал его – изредка блеск глаз и временами легкое волнение выдавало это. Он жил в державе, в которой происходили определенные изменения и исторические явления, и был сам непосредственным их участником, поэтому в его рассказе это звучало как события, коснувшиеся лично его, его семьи, друзей и сказавшиеся непосредственно на его судьбе. Так, понемногу, из мрака забвения постепенно проявлялся новый, субъективный взгляд, на годы уже канувшие в Лету. История недавнего, устами моего друга, в такой интерпретации впервые для меня, рассказывала себя самое….


                Продолжение следует