Проданная рукопись

(отрывок из романа)

Я, Великий Воин, облаченный в железные доспехи, хожу по огромному многоэтажному замку, стучу в двери тяжелым мечом и кричу, чтобы все немедленно убирались отсюда, поскольку скоро здесь начнется Великая Битва, и ничего от этого замка не останется. В комнатах тишина, ведь все уже покинули свои опочивальни, но я знаю почти наверняка, что в одной из комнат остался младенец, он крепко спит и не слышит грохота моего меча. Пока я не отыщу его, я не смогу начать Великую Битву и покинуть замок. И я продолжаю ходить по пустынным этажам, стучать в двери, трубным голосом возвещать об опасности и искать его, невинного и виноватого во многом малыша…

Вздрогнув, еще продолжая куда-то проваливаться в полусне, Антон пробудился с ощущением, что надышался ртути из разбитого градусника. Вдруг сразу стало легче дышать, спала температура (продолжая неумолимо падать куда-то), и все проблемы отлетели. Теперь с чистой совестью можно заняться творчеством.

Все-таки, что ни говорите, а в процессе сочинительства, во внезапно настигшем тебя голосе, диктующем совершенно неожиданные – чужие и одновременно твои, настоящие, родные! - слова и строки, самое занимательное и чарующее – это тот гул в голове, за которым не слышишь ни единого звука, исходящего извне. Стоит заварить или случайно уловить этот процесс, срезонировать с этой неизвестно откуда взявшейся волной творения, и голова начинает бурлить, шуметь, гудеть, производить все новые и новые словосочетания, ноты, звуки, образы, и абсолютно все вокруг теряет смысл. Звонит телефон, стучат в дверь, зовут на обед, но ты не слышишь – ты весь в этом мире, в который сам себя завлек.

Эти мгновения – и даже не только мгновения, а порой целые запойные часы – были тем самым, ради чего, как казалось Антону, он живет. И в эти минуты ему было глубоко наплевать на то, как оценят его труд в будущем – гораздо более важным и затягивающим был сам процесс. Нет, конечно, приятно, когда тебя признают неведомые потомки, а еще лучше – современники, которых ты еще способен застать живыми. Но, наверное, это очень утомительно – делать что-либо, не переставая думать о посмертной либо какой-то еще славе. Это ли не первый признак бездарности и бессмысленности собственного труда?

Написанный им за полтора года (университетский год и половинка на службе редакторскому делу) роман был почти готов. Антон перечитывал его устало, с легкой грустью, с какой смотрят на женщину, еще недавно разгоряченную от страсти, а теперь лениво одевающуюся в утренних лучах света. Роман был хорош, он вобрал в себя не все, конечно, что знал Антон (и это было бы ошибкой), но самое лучшее и самое важное, что он хотел сказать сегодня. Это было главным.

Грусть в душе молодого автора имела и другую основу. Теперь предстояло незнакомое, но уже заранее нелюбимое и томящее душу действие – поиск издательства. Если вдуматься, это было еще хуже, чем поиск работы, поскольку себя мы продаем иногда с гораздо большей легкостью, чем наши мысли и наши поступки. Ведь главным в «продаже» романа был не поиск денег, а поиск способа сделать рукопись книгой, как сделать зародыш – человеком, гладкоспиленный ствол дерева – чистым листом бумаги.

Отдать свою мысль людям. И осознать, насколько она им нужна. Это самое сложное. Родить мысль непросто, но донести ее до других, выразить понятно, произнести членораздельно и получить ответ от того, кому ты эту мысль даришь – вот конечная цель существования любой идеи.

В реальном мире идеальный процесс превращается в банальную торговлю собственным телом – или телом будущей книги. Ты кричишь на базарах (обзваниваешь издательства), торгуешься (обсуждаешь договор), продаешь (получаешь гонорар). Все очень просто и жутко. Продать собственную мысль, чтобы ее услышали люди. Продать душу, чтобы стать человеком. Продать книгу, чтобы стать писателем.

Дочитав до конца, Антон понял, что больше перечитывать не сможет. Роман закончен. Пора переходить к следующему этапу.