II. Аня. Ненависть

                [Avicii ft. Dan Tyminski – Hey Brother!]

«Ненавижу, ненавижу, ненавижу».

Кровь стекала по коленке, кое-где засыхала вместе с грязью и песком, покрывалась корочкой. Рана адски жгла. Больно. Казалось, что на месте ободранной кожи вылили кислоту.

«Ненавижу, ненавижу, ненавижу. Ублюдок чёртов».

Ладони были чёрные от грязи, на одежде наблюдались свежие пятна, белая майка была испорчена. Аня осматривала себя в зеркале в медленно ползущем на восьмой этаж лифте — на лице то ли царапины, то ли очередные комочки грязи, недавно перекрашенные в светлый цвет волосы растрепались. «Красавица», ничего не скажешь! И ведь надо было этому отцу с ребёнком идти прямо по велодорожке в том месте, где очень крутой склон и нет возможности остановиться! Почему люди не понимают, что велодорожки созданы для велосипедистов, а не для маленьких детей? А потом аварии, травмы, слёзы и прочее. А этот «заботливый» папаша ещё и орал, что в полицию обратится. Мол, девушка нанесла его ребёнку кучу синяков. Ага, конечно. Только вот не его дитё со всей дури спрыгнуло со скейтборда на дорогу и, упав, прокатилось ещё немного по асфальту. Теперь было больно ходить, кажется, вывих на левой ноге. Хорошо, хоть не переломы — тут сыграло везение, не иначе.

Аня приблизила лицо к зеркалу, пытаясь найти ещё какие-то повреждения.

А через секунду резко наступила темнота.

Лифт, до этого скрипящий и поднимающийся вверх с черепашьей скоростью, ещё немного поскрипел и остановился.

— Да твою ж мать! — выкрикнула от раздражения Аня. — Да что это такое?!

Застревать в лифте было дело привычным — раз в месяц, а то и чаще, он выкидывал такие «сюрпризы», но денег на ремонт у жильцов не было, по крайней мере, они делали вид, что не было. Вот и приходилось мириться. Диспетчеру звонить тоже было бессмысленно — оставалось только ждать час или два, пока всё придёт в норму. Красные лампочки на кнопках словно издевательски мигали, но нажимать на них было бесполезно. Всё равно что говорить с немым — никакого отклика.

Аня уселась на скейтборд, доставая телефон, чтобы хоть как-то скоротать время.

«Ненавижу, ненавижу, ненавижу».

Интересно, если бы она не встретила этого ребёнка на пути и пришла домой позже, тоже застряла бы или спокойно поднялась на этаж? Или всё равно бы сидела точно так же, только менее грязная?

Ожидание было невыносимым — даже «ВКонтакте» не спасал от скуки. Как всегда — пару сообщений от Юли, Насти, Полины, ещё парочки одноклассников… Ничего нового. Даже в группе про школу, где всегда были оскорбления и споры, молчали. То ли админ ленится, то ли ещё что. Поэтому Аня открыла пару веб-страниц с красивыми картинками и новой музыкой, вставила наушники и принялась разглядывать различные пляжи, одежду и людей под хип-хоп.

Лифт тронулся примерно через час.

За это время девушка успела дико заскучать, только песни не давали ей погрузиться в полное уныние, ощутить сильное одиночество. Все одноклассницы уже давно гуляли, забив на неё, даже особо не поддержали и только прислали смеющиеся смайлики. А ведь ей тоже хотелось сейчас гулять на свежем воздухе, а не сидеть в таком маленьком замкнутом пространстве. Кажется, именно на этих мыслях где-то далеко  что-то очень гулко скрипнуло, резко включился мутноватый жёлтый свет, и кабина со своей обычной медленной скоростью поползла наверх, на восьмой.

При выходе Аня споткнулась о свои ноги и снова упала лицом вниз, на больную коленку, на этот раз не сдержав тихого стона.

«Ненавижу, ненавижу, ненавижу».

Кое-как поднявшись, она уже без приключений дошла до квартиры. Долго нажимала кнопку звонка, снова успела рассердиться, когда дверь открылась и показалось слегка уставшее и недовольное лицо бабушки. Впустив внучку, громко хлопнув дверью, она бросилась в зал, к телевизору.

Снова раздались выстрелы и голоса актёров, изображающих оперативников. На этот раз они гнались за очередным преступником, который убил влиятельного олигарха и намеревался сделать то же самое с женой какого-то там владельца казино. Этот же владелец, в свою очередь, бывший наркоман, и сейчас он был должен крупную сумму денег. А эта крупная сумма денег была одолжена ему олигархом, которого убили. Женщина довольно вытерла влажные от пота ладони о колени и с явным интересом принялась смотреть дальше, уже предвкушая интересную концовку. «Опять этот грёбанный НТВ», — со злостью подумала Аня, заходя в свою комнату. Эта дверь закрылась мягко и бесшумно. Очередного скандала от родных — почему она всё делает громко — и соседей не особо хотелось. Хотелось побыть в тишине, без разговоров в квартире сверху и криков актёров. За окном пели птички. Приятные звонкие голоса. Тепло. Яркое солнце через закрытые окна попадали в комнату на пол, на стол, на книжную полку, на не заправленную уже третий день кровать.

Слишком ярко.

«Ненавижу, ненавижу, ненавижу».

Она действительно ненавидела всё это. Этот город, эту школу, эту квартиру, эту семью. Почему ей нельзя было родиться в деревне и учиться в классе с не такими тупыми учениками, жить в двухэтажном доме в обычной  сельской семье? Почему утром она пробуждалась от шума машин, а не от криков петуха? Почему ей приходилось успокаиваться в парках, а не лесах? Хотя там нет Интернета… Он стал важной частью её жизни.

Вообще, Интернет — это очень удобное средство общения, хранилище информации, кладезь фильмов, игр и музыки. А что ещё нужно для счастья? Скачать себе парочку любимых комедий, параллельно борясь с такими же людьми в онлайн-войну под неплохой транс или дабстеп. Или нужно сделать домашнее задание. Сразу открываешь «Википедию» или «Спиши.ру» — вот тебе готовое эссе или выполненное упражнение по русскому. Вообще, Аня не любила изучать русский язык. Считала глупой тратой времени. Действительно, зачем знать эти виды придаточных предложений, как делать морфологический и морфемный разборы (а чем они отличаются?), зачем учить все виды местоимений и наречий, если в жизни пригодится только правильное построение, произношение и написание слов? Зачем столько теории, серьёзно? Ладно, если ещё филологам пригодится, но простому кассиру в магазине (точнее, дизайнеру одежды) это мало понадобится. Что она, при поступлении в супермаркет (точнее, открытии собственной студии) писать эссе будет?

Или взять литературу. Зачем читать Толстого? Зачем читать «Войну и Мир» в полной версии? Неужели недостаточно знать краткое содержание? Зачем копаться в сути, если порой и сути толком нет? Но учителям же надо повыпендриваться, устроить сочинение на тему «Как ковёр в первой главе повлиял на смерть героя в последней?». Автор мог упомянуть что-то просто так, но надо же это раздуть до немыслимых размеров, придать особенную важность! «Ненавижу школу. Тупые учителя. Тупые предметы».

В ванне была слишком горячая вода, иногда резко переключающаяся на ледяную, мыло не отмывало грязь, мочалка больно давила на свежие раны. Помывшись и протерев перекисью водорода все повреждения, Аня легла на кровать в своей комнате, опять вставила наушники в уши и, закрыв глаза, погрузилась в лёгкую дрёму. Ей виделось что-то яркое, что-то типа пляжа, где все танцуют под современные электронные хиты. Загорелые стройные тела двигались в такт энергичной музыки, солнце освещало народ. Наверное, там были очень красивые парни. Такие… накаченные, немного брутальные, но с юмором. И с прекрасной пластикой. Наверное, встречаться с парнем хорошо. В этом есть что-то правильное, нормальное, логичное. Поцелуи в пятнадцать лет, обещания «вечной» любви, расставания через две недели — это так привычно. Через это проходит каждый подросток. Ну, или почти каждый. Вообще, подростком быть здорово. Ты уже многое можешь, но ещё нет кучи обязанностей. И вообще — здорово вот так лежать, думая о пляже и море, красивых парнях и отношениях, спокойствии и мире. Здорово быть человеком…

— Малая, подъём! — Слишком громкий голос, перекрывший на секунду песню, старшего брата раздался едва ли не над ухом. Аня чуть не подскочила на кровати: резко приподнялась, тяжело дыша и оглядывая обстановку. Однажды что-то подобное было в детском лагере, когда к ним в комнату заползла змея. Только разбудил не брат, а соседка, а умиротворённость сменилась не раздражением, а страхом. Девочки тогда побежали за вожатыми, а когда вернулись, успели увидеть, как уж (Кирилл сказал, что это точно уж) ползёт к открытому окну, выпадает из него и смешивается с травой, тёмно-зелёной лентой направляяськ лесу.

— Чё орёшь? Я не глухая, — недовольно выключила Аня композицию «Hey Brother», дарившую ей лёгкое настроение и мечты на лето.

— Не «чё», а «что». Ты же девочка. — Брат спокойно раздевался, аккуратно складывая вещи по своим полкам. Кажется, в этом был какой-то намёк, потому что одежда подростка лежала неряшливо на стуле, свисла почти до пола. В этом был минус жить с кем-то из родственников: все в доме были чистюли до мозга костей. А Ане лишь бы лежало под рукой — уже хорошо. Смысл так заботиться? Она этого не понимала. Но она знала, что сейчас получит, если не начнёт убирать, поэтому не замедлила этого сделать.

— Как дела на работе? — пришлось привлечь внимание Макса. Если она сейчас его разговорит, то, возможно, не получит очередную лекцию насчёт синяков и беспорядка. Слава Богу, брат оказался настроен на общение.

— Всё хорошо, отчёт пишу, как всегда. В следующем месяце возьму отпуск, поедем на дачу. Ты ж не против?

— Ты спрашиваешь? — просияла девушка, укладывая одежду в одну объёмную кучку и кладя её на положенное место. — Поеду, конечно!

Только сейчас до неё дошло, что за окном темно. Некогда яркая солнечная улица превратилась в тёмную и оранжевую местами от света фонарей. Ночь покрывала город мраком, люди — бутылками пива.

Прямо под окном приземлилась чудо уцелевшая от падения банка зелёного цвета. Мимо прошла компания молодых людей, громко смеясь едва ли не на всю улицу и матерясь. «Ненавижу таких. Сволочи. Неряхи».

— Дети! — позвала их из кухни мать. — Ужинать!

***

По правде говоря, матери Ани тоже не нравилась ни эта квартира, ни Москва. Когда-то она сбежала из маленького села, находящегося в двухстах километрах от столицы, на юге, а сейчас готова была вернуться обратно. Конечно, тут был свой бизнес, появился муж, но вместе с работой и замужеством возникли проблемы сначала моральные, а потом физические, со здоровьем — женщине предстояло выдержать несколько сложных операций. Втайне она не хотела ложиться в больницу, боялась, что от стрессов с ума сойдёт. Да, работа приносила ей достаточное количество денег для кормления трёх, а потом двух людей, но постоянные истерики подчинённых, недовольство начальства и частые угрозы увольнением довели её в сорок пять лет до невроза. Она часто могла сидеть, расслабившись, и при этом чувствовала жуткое волнение. Ноги сами начинали отбивать свой ритм, зубы — стучать, а руки нервно искать какой-нибудь предмет, чтобы схватиться. Поэтому она часто вязала. Немного успокаивало, да и получалось неплохо. Хотя для того, чтобы носить это на людях, не хватало куда большего мастерства. Аня вообще выбрасывала подарки матери, зная, что скоро она сошьёт что-то подобное. И была права, стоит признать.

Муж отнял тоже кучу времени и сил. Точнее, бывший муж. В конце концов, всем же надоедают постоянные ссоры и недовольства, вечно изводящая ревность и почти что паранойя? Вот и этой женщине хватило. Она уже не могла терпеть ни мужа, ни свою мать, которая каждый раз при спорах довольно улыбалась, а потом изводила мозг дочери, что надо всё бросать. И его тоже.

Под влиянием всего этого случилось то, чего все ожидали — кто-то с радостью, а кто-то с печалью и долей опустошённости.

Родители развелись, отец собрал вещи и уехал к своей новой любовнице.

Этот момент хорошо помнил Максим. Он вообще его не мог забыть, как ни пытался; обрывки воспоминаний снова проносились перед глазами, когда он ничего не делал или в доме кто-то ссорился. Он сразу представлял эту картину, как папа, днём ранее обещавший свозить тогда подростка Максима на ВДНХ на карусели, обувается, собирается долго. Мать молчит. Бабушка смотрит телевизор. Аня прижимается к брату и вытирает заплаканные глаза. Мужчина берёт чемодан, огромный, а мать резко начинает орать, кричать, чтобы «этот урод быстро свалил отсюда». И тогда раздаётся звук пощёчины. Максим видит, как тяжёлая отцовская рука бьёт со всей силы лицо его жены, пальцы ударяются о щеку, и Аня резко перестаёт хныкать. В тот момент вообще всё замерло, только телевизор продолжал работать. А потом отец разворачивается и уходит. Тяжёлая тишина нарушается звуком шагов, а затем хлопаньем двери.

Максим тогда плакал в первый и последний раз.

И тряс Аню за худенькие плечи, кричал на неё, что это её вина, если бы она не родилась, родители не развелись бы.

Подростку тяжело понять, что главной проблемой в их семье всегда было непонимание.

***

— Ба, я гулять! — прокричала Аня, обуваясь в любимые потёртые кеды. Когда бабушка встала с кресла и подошла посмотреть, что происходит, она удивилась. Раньше эта женщина спокойно отпускала её, сидя на своём месте, пялясь в телевизор. Ну или с кухни, готовя что-то.

— Ты ж только пришла. — Недовольный голос.

— Когда Макс приедет?

— Через час-два.

— Ну я тоже тогда буду.

— Куда собралась? А уроки?

— Ба, конец учебного года, какие уроки? В субботу? Я в Ботаничку. Давай, пока.

Женщина покачала головой, но Ане было плевать. Она схватила скейтборд и едва ли не бегом покинула дом. На улице после жаркой квартиры стало ощутимо прохладнее. Хотя бы ветер усилился. Кажется, приближался дождь. Это тоже было хорошо. Дождь — вещь отличная. Хотя и с минусами. Например, тяжело на скейте кататься, дороги в Ботаническом саду напоминают реки. Туда девушка и направилась. Одной разъезжать по парку не хотелось, но пока у неё была музыка, а потом надежда на то, что Настя по-прежнему там пьёт с Ромой. Можно было позвонить, но на счету осталось очень мало, просто так деньги не хотелось тратить. Хотелось другого. Свободы.

Свобода… Странное слово. С таким же странным, непонятным значением. Оно у каждого своё. Что значила свобода для Ани?

Теоретически, она у неё была. Её могли оставить дома одну, отпускали гулять аж до десяти-одиннадцати вечера, к друзьям и на тот момент уже появившемуся парню на ночь, несмотря на пятнадцатилетний возраст. Надеялись на благоразумие, видать. И были правы. До этого дня Аня ни разу не курила и не пила, берегла своё здоровье. А сегодня… На выпускном вечере похуже будет. Вова точно принесёт вино, вряд ли поделится, если только с этой шмарой Алёной. Алинка точно подкинет шампанское. Рано или поздно, но все начинают пить. Хотят чувствовать себя взрослыми. Тоже признак свободы.

Так чего же девушке всё-таки не хватало?

Порой она сама не знала.

Хотелось просто жить.

И ни о чём не думать.

Встречать рассветы. Не спать ночью. Танцевать и петь, не боясь криков брата. Съехать с квартиры. Забить на учёбу. Просто жить.

Разве это так сложно?

Размышления прервал резкий гудок от машины, едущей в неположенном месте. Аня чуть не попала под колёса, но вовремя свернула и едва не упала. Отойдя от лёгкого испуга, поехала дальше.

— Ублюдок, — прошептала самой себе. — Рядом проезжая часть, нет, блин, надо переться по тротуару.

Ругнулась словом похлеще, матом, и с ещё большей злостью поехала в парк.

Что ж, ожидания оправдались. Около входа вместе с бутылками вина сидела Настя. Без Ромы. Смотрела куда-то вдаль и пила прямо из бутылки, морщась то ли от вкуса, то ли ещё от чего-то.

— Анастасий! — крикнула Аня и подъехала к подруге. Та грустно посмотрела на девушку и подвинулась, освобождая место. Она села.

— Что случилось?

Ладно, Аня знала, что матерных слов у Насти в лексиконе больше, нежели у неё, но не подозревала, что они все пойдут на описание того, какой Рома «плохой человек». Оказывается, ему нужен был секс, он не считал Настю достаточно крутой для себя, постоянно ездил и писал бывшей.

— Убила бы, — вздохнула несчастная. — Или сама бы сдохла.

В какой-то момент она забыла, что ей всего пятнадцать.

Когда дело касается чувств, возраст сразу перестаёт иметь значение.

Убивать они себя не стали. Четыре часа дня, хорошо, тепло, зачем подыхать в парке, пусть и любимом, если можно допить Ромино вино и идти гулять дальше?

В принципе, так они и сделали.

Странно видеть на улице двух молодых опьяневших девушек? Их это не волновало. Переживания о предстоящих экзаменах, «боль» от расставании со своими парнями, ссоры с близкими, конфликты с учителями — на всё становилось плевать. И послевкусие отдавало горьковатой, но такой приятной пряностью…

В парке было ощутимо прохладнее. Лёгкий, нежный ветерок обдувал девушек, заставлял листву шелестеть, а и так запутанные распущенные волосы развеваться и превращаться в некое подобие соломы с комками. Зелёный цвет. Его много. Очень. Он буквально окружает, хотя в парке это неудивительно. Свет проходит сквозь эту зелень, делая её более насыщенной и приятной для глаза. А трава… Такая приятная на ощупь, такая мягкая, такая живая. Тянется наверх, к воздуху, не понимая, что выше нет ничего хорошего, в земле намного приятнее. Аня легла на траву, закрыла глаза. Хорошо. Удобно. Легко. Словно ты не в Москве, а где-то далеко на море, качаешься на волнах, а солёная волна тебя аккуратно уносит далеко-далеко. Ты расслаблен. Лежишь почти без движения, только слегка покачиваешься на воде, и солнце согревает тебя, не даёт остудиться. И снизу расплывается бордовая лужа крови, похожая на клубы дыма…

«Тьфу, — подумала Аня. — Хотя бы сейчас можно было без ужасов».

Природа, казалось, соединилась с телом, они были одним целым. Одним живым организмом, внутри которого происходили многочисленные никому не известные процессы, так старательно скрытые от посторонних глаз.

Хорошо природе. Она не чувствует. Не владеет эмоциями. Не переживает по поводу выпускного. И, в конце-то концов, не слышит бессмысленного ора учительницы математики.

Настя смотрела на подругу. Что-то странное было в ней. Буквально несколько минут назад она была готова сгорать от желания куда-то поехать и что-то сделать, а сейчас так спокойно лежала на земле, никуда не торопясь. И так всегда. Сначала она торопится, хочет сделать кучу дел, а потом в одно мгновение забивает на всё и останавливается. Никогда не может определиться, что ей делать. Эх, творческие натуры — они такие.

Творчество. Оно занимало в жизни Ани достаточно большую роль: учёба в художественной школе определённо оставляло свой отпечаток на характере и планах подростка. Она хотела быть дизайнером. Хорошая профессия, порой даже достаточно прибыльная. Но сколько этих дизайнеров по всей Москве? Больше сотни. И как среди кучи найти достойного? А может ли Аня стать достойной? Или обречена, как и все, сидеть в душном офисе с ненавистными коллегами и ждать выходных, чтобы строить планы, а вместо этого спать  и смотреть телевизор? Разве это хорошо? Неужели нельзя быть другой? Построить свою жизнь совсем по-иному, нежели у простого народа?

Все они хотели быть особенными.

Куда с взрослением уходит это желание? Куда оно пропадает?

Или так действительно проще жить, а не морочить себе голову?

«В любом случае, до института ещё далеко, — размышляла девушка. — Успею подумать. Плевать на это общество».

Шорох и движение рядом заставили Аню открыть глаза. Чёрт. Яркий свет солнца ослепил её.

Настя легла рядом, плюя на тот факт, что она в платье, которое нежелательно пачкать. Господи, она уже пьяная, что тут ещё можно запретить? Так и до наркотиков скоро дело дойдёт. Хотя дилера нет. По правде говоря, она могла достать что угодно с помощью нужных людей. Так зачем пренебрегать своими возможностями? Пока она молода, пока здорова, пока всего хочется, нужно пробовать. О последствиях можно подумать потом. Да и вообще, нет у неё никакой зависимости, она просто развлекается.

— Спасибо за поддержку, — улыбнулась она, хотя Аня этого не видела, прикрывая руками глаза от слепившего солнца.

— Было бы за что.

Природа не умеет чувствовать.

Но ты умеешь чувствовать природу.

И в нужную минуту — успокаиваться от неё.

Наверное, Аня была искренней только с друзьями. Улица, дом и школа были тремя разными мирами, в каждом из которых она вела себя по-разному. Хотя ненавидела одинаково всё. На улице не любила медленных пешеходов, нарушений на велодорожках, идиотов-водителей, слишком холодную и мрачную погоду, дым от фабрик и заводов, машин. Дома ненавидела она абсолютно всё, начиная от пыли на верху шкафа и заканчивая самим строением здания. В школе её бесили почти все одноклассники, кроме Насти и иногда Юли с Катей, учителя, достающие учеников просто так, мероприятия и бессмысленные концерты. Иногда радовали поездки, как, например, в Санкт-Петербург, когда они в отель заказали пять пицц и умяли их в большой дружной компании. Вот тогда было весело. Никаких домашних заданий, школьных рассуждений, подготовки к ГИА — которое они сдали совсем недавно. Только свежий питерский воздух, красивые места, обилие влажности и сон в автобусе на коленях у одноклассницы.

А друзья… Вот эти несколько человек делали её жизнь краше, не давали заскучать. Аня не любила сидеть дома, хотя иногда приходилось, поэтому часто брала Настю с собой погулять. И вместе они катались в Ботаническом Саду до ВДНХ, иногда пытались ночью вырваться к Москве-реке, гуляли в Парке Горького и наслаждались жизнью.

Это было прошлым летом.

Что было должно так измениться, что сейчас они глушили тоску алкоголем, а раньше — мороженым?

Кстати, о мороженом… Аня резко вспомнила прошлые выходные, когда она вместе со своим парнем поехала в какой-то парк на районе Москвы. Дорогу туда, там и обратно они преодолели на велосипедах. Как же красиво там было! Зелёные листья деревьев, такие сочные, такие свежие, образовывали купол, защищающих их от жары и слишком сильного солнца. А какие были длинные и толстые стволы с мощными и крупными ветками! В таком месте сразу чувствовалась безопасность. Даже было легче дышать. Жаль, только трава не росла, и вся земля была почему-то больше бежевая, чем коричневая. Как кофе со сливками. Такой же лёгкий, ненавязчивый и приятный глазу цвет.

А потом началась гроза. И они вместе с парнем помчались в ближайший «Макдональдс», чтобы не промокнуть. В парке кафе не было, зато «Макдак» располагался в десяти минутах езды. Правда, пока они доехали, начался дождь, поэтому в помещение они забегали мокрые, но смеющиеся. А облака тем временем, розовые, но тёмные, заполонили светло-голубое небо, сверкнула мутная молния, раздался долгий гром.

Аню с парнем не волновало — художница даже не смотрела на живописную красоту за окном. Всё её внимание было сосредоточено на стоящем рядом с ней в очереди парне. Он не был достаточно красив, но когда он вырастет, его мужская красота будет точно видна всем. Это было заметно и сейчас. А то, как парень держался! Прямая спинка, слегка приподнятый подбородок, медленные шаги, зато он никогда не падал, всё время ходил осторожно. И при этом выглядел совершенно свободно. Начни Аня себя так вести — сразу бы сжалась, не смогла бы и шагу нормально ступить.

Конечно, после долгой прогулки они накупили много еды, вкусной, тёплой, свежей, но мороженое отпечаталось у Ани в памяти покрепче формул по геометрии. Потому что именно из-за мороженого весь нос девушки оказался грязным. И, потянувшись, чтобы вытереть её лицо, парень впервые поцеловал её.

На что это было похоже? Использовать старые метафоры «на полёт», «на прыжок с головокружительной высоты» было бы неправильно и слишком мейнстримно, но иначе сказать было нельзя. Вроде простое прикосновение губами, а ощущения… Впечатлений больше, чем от американских горок.

И именно после этого случая Аня полюбила мороженое из «Макдака».

***

— Стой! Куда пошла?! Куда, засранка?! — Женщина выбежала из кухни с полотенцем в руках и замахнулась на дочь, попав ей по голым рукам. Девушка взвизгнула, отскочила и ринулась к кедам. Обувала она их на удивление быстро — сказался опыт. Хотя руки дрожали, а голос в голове приказывал бежать, иначе поздно будет.

— Я тебя ненавижу! — в слезах крикнула она. — Ненавижу, понимаешь?! У меня есть своя жизнь, почему ты не пытаешься это понять?! Почему ты… — Истерика мешала Ане нормально говорить, пришлось вдохнуть чуть больше воздуха, чтобы успокоиться. Неоконченное предложение не надо было продолжать. Все и так знали ответ. — Я ненавидела тебя с детства! Ненавижу! Понимаешь? Не-на-ви-жу!

Она выскочила за дверь, пока мать стояла в ступоре от короткой тирады дочери, и побежала вниз по лестнице, не дожидаясь лифта, который опять мог застрять. На улице она побежала к Насте, рыдая и вытирая слёзы ладонями. Нужно держаться. Чуть-чуть. Скоро всё будет хорошо…

Женщина присела на диван, всё ещё сжимая полотенце в руках. Бабушка по-прежнему смотрела телевизор, и звук уже привычных выстрелов совсем не отвлекал от мыслей. Максим снова задерживался на работе. Но о ссоре он скоро узнает, она должна ему позвонить. Должна, он же старший брат… Должна, должна.

Но она не сдвинулась с места. Продолжала сидеть на диване, уставившись в стену.

Когда-то так ушёл Анин отец.

Только вместо слов — пощёчина.

И неизвестно, что хуже.

«Я ненавидела тебя с детства»… Эти слова прочно застряли в голове. Как надоедливая муха, выбравшая свою цель и не желающая отступать от неё. Всё возвращалось к этим словам. Наверное, она чем-то заслужила это.

Женщина врала часто своим детям. Она задерживалась не на работе, а у чужих мужчин, её пригласили не на корпоратив, а на свидание. Но как это скажешь своему ребёнку? «Вы тут сидите, а я иду личную жизнь путём удачи налаживать»? Поэтому было легче обмануть.

Она и соврала ещё и о кое-чём.

Аня была нежеланным ребёнком.

Аборт она не делала, потому что тогда у них не было денег на него, да и муж часто приговаривал, что они выберутся. А Макс хотел младшую сестрёнку, поэтому очень обрадовался. Но роды дались женщине очень тяжело. Её мучил постоянный токсикоз, организм иногда не желал принимать пищу, поэтому ей приходилось голодать, так ещё и родилась девочка раньше срока. Родилась щупленькой, маленькой, некрасивой, с трудом после двенадцати часов мучений. Она даже кричать и плакать не умела нормально — визжала так, что все остальные дети рядом просыпались, а крики были слышны в другом конце коридора. Так и после родов у женщины появилось куча проблем со здоровьем.

Аня с детства обладала жёстким и гордым характером. Если ей не нравилось что-то, то она начинала кричать так громко, что не уступить ей было невозможно. А в остальное время она носилась (или пыталась в первые годы) за Максимом, постоянно дралась с ним и выдирала ему волосы. А отца она в детстве не признавала вообще, только потом стала привыкать.

Женщина ненавидела Аню, когда та была ещё в утробе.

И сейчас она горько жалела о том, что когда-то не сберегла психику и любовь своей дочери.

А с чего всё началось? Она учуяла запах алкоголя. И завязалась ссора, что нельзя общаться с подобными Насте, иначе разовьётся алкоголизм. А потом перешли на личные оскорбления. Каждый был недоволен чем-то. И к чему всё это привело? К тому, что её дочь сбежала.

Женщина закрыла лицо руками и стала глубоко дышать. Плакать она не могла, но ступор у неё не проходил.

— Да не бойся, она вернётся, — как-то немного злобно произнесла бабушка.

— Надеюсь. — На большее её не хватило.

***

. Тут всё было наполнено дымом и запахом пота. Со стен в некоторых местах отклеились обои, с потолка свисала паутина вместе с дохлыми мухами, стёкла были заклеены тёмным картоном, на полу — куча потёртостей. И куда её занесло? А самое главное — как?

— Ань, твоя очередь.

Девушка кинула карту практически наугад. И промахнулась. Раздался смех. Пришлось сделать ещё глоток пива.

Перед глазами всё плыло. Сознание медленно отключалось, в голове что-то шептали надоедливые голоса, телом практически было невозможно управлять. Глотка горела, будто туда влили кислоту. Голова раскалывалась. Чувствовалась приближающая тошнота.

«Господи, мне всего пятнадцать! Господи, Господи, Господи!»

Больно. Дико болел низ живота. Как от голода. Но есть не хотелось. При мысли о еде возникало отвращение.

Господи, что тут творится?

Настя смеялась вместе с Сашей и с явным удовольствием продолжала играть в карты. Растрёпанные распущенные волосы, пальцы в грязи и крови — что с ней?

Наверное, это кошмар. Просто кошмар. Сейчас всё исчезнет, она проснётся. Ага, как же! Она всё ещё тут. Непонимающе оглядывается по сторонам, кладя карты, пытаясь вспомнить, как она тут оказалось. Но нет. В голове пустота. В один момент всё выключилось. Последнее, что она помнила — как рыдала у Насти на плече и та дала ей какие-то маленькие белые таблетки и очень горькую воду. И стало так хорошо, все проблемы забылись. А сейчас словно растаял туман, но всё равно было ничего непонятно. И вообще, сколько времени? Где она? И может ли уйти?

В таких ситуациях, как ни странно, надеяться можно было только на Макса. Может, он ещё тот идиот, но не раз спасал её из всяких происшествий, ни разу не ругая за это. Странный парень — за беспорядок едва ли не орёт, а за это — нет. Идиот. Так, осталось ему позвонить.

Наверное, это было слишком просто — вот так взять и позвонить ему. Но иначе жизнь не была бы такой интересной, а поступки не имели бы негативных последствий.

«Твою мать!»

Одиннадцать вечера. Точнее, уже ночи.

«И что теперь делать?»

«Звонить Максу».

Стоит ли описывать гнев старшего брата, когда она — спустя три попытки — дозвонилась до него? Стоит ли описывать злость и волнение матери, когда та буквально выхватила у него трубку? Стоит ли описывать истерику после разговора — такую, что просто не осталось слёз, а они продолжали течь, такую, что боль в груди и отчаяние перекрывали все чувства и отрезвляли, такую, что воздух казался желе, который трудно вдохнуть? Стоит ли описывать то резкое облегчение, наступившее после того, как Макс перезвонил ей и спокойным голосом сказал диктовать адрес, потому что он заедет за ней?

Ане было стыдно. Родители злились. Брат злился. Саша тоже злился — не хотел диктовать адрес по неизвестным никому причинам. Все злились только из-за неё. Даже Настя. Потому что она оставляла подругу тут. Потому что не смогла достойно ответить близким и тупо рыдала в туалете двадцать минут. Всё из-за неё. Какая же она глупая. Даже не помнит ничего.

— Прости, — извинилась она перед Настей и покинула квартиру с желанием не возвращаться больше сюда.

— Всё отлично. — Это было сказано с некой долей сарказма и недовольства.

— Увидимся в школе.

— Да, конечно.

Дверь захлопнулась, оставляя позади все дурные воспоминания. По лестнице в коридоре Аня шла, держась за стены. Её изрядно мутило, тошнота была готова вырваться в любой момент. Картинка становилась всё более чёткой, зрение улучшалось. На свежем воздухе ей стало лучше. Прохладно, однако. В тоненькой футболке Аня мгновенно замёрзла. Макс её уже ждал. Стоял около машины и сверлил взглядом. Она шла к нему, опустив голову. Стыд. Просто дикий стыд. Горло снова пронзила боль. Опять слёзы. Ну почему она такая идиотка? Почему вечно попадает в такие ситуации?

— И как это понимать? — Макс не спешил пускать её в салон. Он ждал ответа.

А что она могла сказать?

В данный момент она хотела замолчать навсегда.

Начиналась новая истерика. Аню трясло. Она вся дрожала, издавала странные всхлипы, плакала и не могла остановиться. Брат вздохнул и, покачав головой, обнял её.

И тут произошло то, чего она не больно-то хотела.

Её вырвало. Прямо на парня.

Он тут же отскочил назад, перед этим ругнувшись матом. Куртка, футболка и джинсы были в рвоте. Неприятно. И снова стыдно.

Вместе с этим уходили и токсины из организма. На какой-то момент Ане стало лучше. Так и должен был закончиться вечер. Точнее, уже ночь.

— Лезь в машину, дура, — едва сдерживаясь, процедил брат, вытирая испачканную одежду салфетками. Девушка послушалась его и села на переднее сиденье, снова всхлипывая и вытирая нос ладонью. Блевать на улице оказалось не самым приятным делом. Да и Макс снова сердится. Приехал за ней, а она ему одежду испортила.

Глупая, какая она глупая.

Когда он тоже сел за водительское место и завёл мотор, Аня сразу прижалась к окну. То ли боялась получить от него, то ли не хотела разговора. Впереди ждала неизвестность. Ещё и ремень с обеспокоенной матерью. Именно по этой причине всю дорогу они ехали молча. Девушка смотрела в окно на ночной город, на пустые улицы, на редких людей и просто размышляла. Разве это было той самой свободой, которую она хотела? Разве чего-то подобного жаждала она? Наверное, да. Только вряд ли это было свободой. Безрассудностью, глупостью, но только не свободой. А была ли она нужна? Стоила ли она того?

Этого ничего Аня не знала. И не хотела.

Вся жизнь впереди. Ей всего пятнадцать.

А Москва умеет вознаграждать за терпение и труд.

Страх нахлынул тогда, когда они уже стояли около подъезда. Тогда Макс впервые за полчаса спросил:

— Как себя чувствуешь?

— Не знаю. — Она действительно не знала. То ли тошнит, то ли нет. То ли адски сухо в горле, то ли нет. То ли хочется сдохнуть, то ли нет.

Вот и всё. Сейчас они поднимутся на нужный этаж. И будут ругательства. Будет наказание. Наверное, она заслужила это. Шаги глухим эхом отдавались в коридоре. Со стороны соседей раздавался шум телевизора. Это был родной звук. Хороший. Уютный. Она дома.

Конечно, мать не раз её отшлёпала ремнём за этот проступок. Она долго кричала. Мол, с Максом не было никаких подобных проблем, что это за дочь, она совсем не любит свою маму, бабушка чуть с ума не сошла, хотя все прекрасно понимали, что именно бабушка была спокойнее танка. Брат всё время стоял рядом и смотрел, не заступившись ни за мать, и за сестру. А Аня не могла нормально ничего воспринимать — её душили слёзы и обида. Но расплакаться она в очередной раз позволила себе, когда женщина ударила её по щеке и заставила идти в комнату. И снова она плакала на груди у брата. У того человека, которого днём мечтала не видеть. Вот так никогда не знаешь, кто тебя потом будет поддерживать, а кто — недолюбливать. Никогда не знаешь, что самый ненавистный тебе человек будет поглаживать тебя по голове и просто молчать. Задница и нижняя часть спины болели от удара ремнём, сидеть было больно. Лицо жгло от пощёчины. Вся боль превращалась во всхлипы и рваные вздохи, в дрожь по всему телу.

«Ненавижу, ненавижу».

Кое-как, спустя час или даже меньше, она успокоилась. Боль утихла, больше не тошнило. В доме давным-давно все спали, даже у соседей, обычно шумных, всё было тихо. Самое время ложиться спать. День выдался тяжёлым.

На следующей неделе должна была начаться последняя учебная неделя. Как Аня была рада этому! Не окончанию, а своим одноклассникам. Снова всё будет спокойно, монотонно, без приключений и ужасающий последствий. Алёна опять будет позволять себя лапать малознакомым людям, Юля с Катей опять будут фотографировать и фотографироваться везде и всюду, Диана снова будет улыбаться своей милой улыбкой с брекетами. Всё как обычно.

Оставалась только одна вещь.

И она решила выполнить её прямо сейчас.

— Ань, ты куда?

— Тс-с-с, я сейчас.

Она открыла окно нараспашку. Рама ударилась о стену. Девушка выставила вперёд руки. На улице вовсю лил дождь. Воздух насыщался запахом мокрой листвы и свежести. Вся дневная пыль опускалась на дорогу. Капли попадали на ладони.

Она была дома.

И впервые за всю свою жизнь была рада этому.