Сестра Ольга. Часть II. Главы XV - XVI

                Глава 15

                Бабушка - бабуленька.

       После посещения ментов и Виктора Майера Виталину как подменили. Она замкнулась, взгляд ее подолгу упирался в одну точку, казалось, что у нее началось обострение этого ее психического заболевания. Она слегла.

      Крылов метался между больным стариком и Виталиной, благо старик, узнав о болезни сиделки, присмирел и не особенно допекал Ивана. Сергей Константинович подолгу прислушивался к звукам голосов в сыновней спальне, к словам, которые Иван полушепотом говорил девке, временами он забывался и громко просил: «Ванятка, ты погромче  говори, мне плохо слышно!»

       Иван улыбался, понимая, что отец любопытен от отсутствия внимания и общения с его стороны. Он оставлял Виту и приходил в комнату отца поговорить:
- Ну, что она? – неизменно спрашивал отец.
- Молчит! – монотонно отвечал сын.
- Да ведь поправлялась уже! Что произошло? – отец был, конечно, некорректен и нетактичен.
Иван раньше не удовлетворял любопытство отца, считая вопросы дежурными. Но сегодня он чувствовал потребность поделиться с кем-то хоть частью своей ноши, впрочем, какой их отца помощник.

- Они  про аварию расспрашивали, а у нее там сын и муж погибли. Сам понимаешь, тяжелые это воспоминания. Менты думают, что аварию кто-то подстроил.

 Впервые Крылов рассказывал отцу про Витину беду так подробно.
- Конечно, подстроили, этот козел давно за ней охотится, - отец возбудился и выглядел деловым.
- Какой козел? – Иван насторожился.
 Он решил, что отец услышал что-то от ментов, то, что он за суетой пропустил.
- Да это я так! – старик смутился,  и к разговору больше возвращаться не захотел. Он решил, что Ваня скоро забудет о его словах, но они никак не шли у того их головы.

Несколько дней Иван анализировал, откуда у отца информация. Позвонил даже Майеру. Тот клятвенно заверил, что других подозреваемых кроме Круглова и Кораблева у них нет. Все выяснилось дня через два после этого звонка.

       Иван лежал рядом с Витой на широкой кровати в спальне и мечтал о том дне, когда Вита снизойдет до него и станет его женщиной, именно здесь, на этой шикарной постели. Он взял ее за руку, она даже не пошевелилась, хотя Крылов точно знал, что она не спит.  Он наклонился над ней, намереваясь поцеловать, но неожиданно боковым зрением увидел на пороге Нечто.

         Иван обомлел, он никак не хотел мириться с многослойностью миров и тем, что в его квартире бродят эти Нечто и пугают его самим фактом своего существования.
        Нечто просто тихо стоял и посвистывал. Это был молодой домовенок. В тишине ночи Иван определил местонахождения старого домового: в отцовской спальне между двумя стариками шел наиинтереснейший  диалог.

- Ну, почему нельзя? – дед видимо не в первый раз задавал этот вопрос. – Это же Вам нельзя, а я-то человек. Раз я это знаю, я должен помочь девчонке, он ведь, сволочь, может ее убить.

         В ответ что-то прошелестело, Иван не разобрал что, но,  по ответу старика, было понятно, что сущность настаивает на невмешательстве в дела людей.
- Я все равно ей скажу. За ней охотится придурок, она даже не подозревает о его существовании. Кем он ей приходится? - дед ненадолго замолчал.

- Врагом. Он ей не родня. Он сын ее сводной прабабки, или внук,  – это Иван расслышал четко.
- Сводных бабок не бывает. Это не родня. А чего ему надо?
 Иван поражался терпению домового.
- Записки Блаженной Виталины.

            Крылов несколько раз повторил последнюю фразу домового, не надеясь на крепость своей памяти, даже записал. В его голове роилось множество самых фантастических предположений насчет  смысла  этой фразы, он так и этак анализировал и гадал, чтобы это могло значить. Забегая вперед, скажем, что ни одно его предположение не оказалось даже чуть-чуть похожим на правду.

       Иван с большим трудом дождался, когда Витусе станет немного легче, благодарил бога, что она не отказывалась от таблеток, которые прописал психиатр.

        О психиатре разговор особый. В народе бытует мнение, что из-за специфики работы, все психиатры в той или иной мере люди сумасшедшие. Крылов считал, что это наблюдение в какой-то мере относится только к тем специалистам, которые долгие годы работают с душевнобольными людьми, и мало применимо к специалистам поликлиник и других медицинских учреждений, где контингент по составу более разнообразен.

       Вызванный Крыловым специалист был, по мнению Ивана, тоже «немного странным». Уже его внешний вид говорил о внутренней странности этого типа: курчавые черные волосы и тип лица говорили о еврейском происхождении доктора, что само по себе, конечно, ничего не значит. Круглые толстенные линзы очков тоже говорили только о плохом зрении врача, а манера общения заканчивала портрет не совсем адекватного человека. Был он несколько суетлив и имел неприятную манеру много и бессвязно говорить, прыгая в разговоре с темы на тему.

       Еще Крылова  смутило, каким образом доктор осматривал Виталину: создавалось впечатление, что женщина, по крайней мере, прокаженная, с таким нежеланием врач притрагивался к больной.

      На него не подействовала даже информация, что Вита - врач-психотерапевт, что она недавно попала в аварию, все слова были напрасны, доктор что называется «слинял» при первой возможности, даже не взяв денег за вызов.

      Через два часа он позвонил и извинился, объяснив странности своего поведения тем, что в квартире Крыловых очень тяжелая аура. Он говорил сбивчиво, предполагая, что Крылов не понимает предмета разговора, несколько раз пытался  объяснить, что такое эта самая аура, пока Иван не поставил точку и не повесил трубку, сказав, что извинения доктора приняты.

      Предупредив Виктора Майера, что в деле намечается еще один фигурант, Крылов стал готовиться к разговору с Витой. Его душа, скованная клятвой Гиппократа - не навреди – требовала времени на  стабилизацию состояния больной.

       Разум взял верх и однажды вечером Иван начал разговор о ее родне. Сначала Вита не слушала, тупо глядя Крылову в глаза, при словах

« Нечто сказал», она вдруг оживилась и даже сдержанно улыбнулась, она поняла, что хозяин говорит о домовом. Кое-как выяснили, кто такой внук или сын сводной прабабки, долго высчитывали, сколько ему может быть лет. Выходило, что даже внуку должно быть около шестидесяти или примерно около того, ну а правнуку должно быть как Виталине, около сорока. 

        Вся эта история с вовлечением доктора Виктора Майера, Виталины, ментов, с этой чертовщиной очень раздражала Ивана Сергеевича Крылова, а если бы он смог чистосердечно признаться, то вы бы услышали, что никогда в жизни доктор Крылов так не боялся.

         Он боялся за свою жизнь – кто тогда будет ухаживать за стариком?
       Он боялся за жизнь Виты – своей жизни без нее он уже не представлял.  Он боялся того, что она непременно свихнется от всех этих переживаний, а он не сможет ее бросить даже в этом случае, настолько она ему дорога.

      Он боялся присутствия в доме этих сущностей – чего от них ожидать? Он боялся жить, жить сегодня, сейчас, в этой квартире, в этой кошмарной обстановке.
       И всю эту тяжесть усугубляло то, что некому было пожаловаться, не с кем посоветоваться, один среди сотен, тысяч людей большого города. Ему нужен был сейчас очень сильный человек рядом, своеобразная подпорка, костыль.

       Но никого подобного, как ему казалось, рядом не было, прискорбно, конечно, потому что Крылов балансировал на грани, стоял на краю виртуальной пропасти между здоровым мировосприятием и помрачением рассудка. То ему мерещилась в углах комнат всякая нечисть, он усилием воли прогонял видения, то его колотил озноб от  постоянного напряжения – ждал некого телефонного звонка, сообщающего об очередном несчастьи, ждал, даже не понимая, что оба источника несчастья – отец и Виталина, лежат больные в его квартире, что …

          И, тем не менее, звонок действительно раздался. Совершенно неожиданно всплыла из небытия тетя Маша. Нет, она изредка звонила и раньше, но сейчас она была как нельзя кстати. С первых слов тетки Крылова прорвало, он что-то говорил, захлебываясь словами, все более возбуждаясь, пока его монолог не перешел в настоящую истерику. Он жаловался тетке на жизнь, на то, что на него свалилось столько бед, несчастий, что его и Виту окружают враги, что отец не поправляется и не умирает, что …

          Чьи-то руки легли ему на плечи, сдавили не сильно, как бы лаская, скользнули на голову, Иван выронил трубку: по его телу волной от головы к ногам прокатился озноб. Сейчас он готов был следовать за всеми движениями этих рук, приносящих прохладу его телу, свободу его голове.

          Он запрокинул голову чуть назад и коснулся груди женщины, почувствовал тепло ее тела, а Вита все шептала какие-то смешные слова, а Иван плыл куда-то по большой реке, ему становилось все спокойнее и легче. Повинуясь одному движению ее рук, Крылов встал и пошел в спальню. Он уснул в ее объятиях крепко и надолго, почти на сутки.

        Так бывает. Ученые говорят, что компенсаторные возможности женщины в пятьдесят раз больше, чем у мужчины. И даже рождаясь с одинаковой патологией, девочка будет более сохранна и адаптирована, чем мальчик. Вероятно, это задумано природой с единственной целью – сохранение женщины, как продолжательницы рода.

       Женщина сильнее мужчины и совершеннее по многим параметрам, особенно русская женщина. Конечно, есть категория дам, подавляющая в себе эту силу, чтобы казаться слабой и парадоксально женственной, но таких не так уж много. Основная масса русских баб, не избалованных вниманием и заботой, да к тому же воспитанная при социализме, когда поощрялось равноправие в труде, когда воспитывалась фанатичная преданность делу и ответственность за результат, коммунистическая солидарность и т.д., никак не соответствует поэтическому термину – «слабый пол», скорее парадоксальному – «этот сильный слабый пол».

Помните, у Эдуарда Багрицкого такие строки:
                Но в крови горячечной
                Поднимались мы,
                Но глаза незрячие
                Открывали мы…

Речь идет о фанатичной преданности идее, в данном случае политической. К фанатичной преданности  прибавьте материнский инстинкт и получится фанатичная преданность своему ребенку или любимому человеку, желание отдать жизнь, но спасти его, или хотя бы облегчить его участь. Такая материнская преданность и жертвенность, если внимательно присмотреться, встречается в обыденной жизни довольно часто, в разных интерпретациях и вариантах.

      Сегодня я встретила соседку, бабушку восьмидесяти лет, та стала жаловаться, что упала на ровном месте, внезапно потеряв равновесие. Мимо нас шел Анатолий Николаевич, был он на десяток лет моложе моей собеседницы, но уже давно оглох, память его часто подводила, да и передвигался  он с тросточкой.

     Мы с соседкой поняли друг друга с полуслова. Непреложная истина: если тебе плохо, найди того, кому хуже, чем тебе и тогда твои проблемы станут казаться  значительно меньше и не такими безнадежными. Моя баба Лиза подхватила под руку глухого Анатолия Николаевича, и они медленно пошли в сторону дома. А я неожиданно вспомнила, что у моей непреложной истины есть и другое окончание: и помоги тому, кому хуже, чем тебе и будь доволен.

        Именно интуитивно действуя согласно этой истине, Виталина встала с постели. Она почувствовала всю боль Ивановой души, его надлом, его неспособность к дальнейшему сопротивлению.  Ее погнал, все тот же гипертрофированный материнский инстинкт, подстегнутый  гибелью близких, внутренняя установка сильного духом защитить того, кто ослаб.

       От этого она сама только выиграла – силы стали возвращаться и к ней, стимулируемые благородной идеей человеколюбия. Как выразился однажды отец Виталины, Алексей Францевич Майер: «В тебе однажды проснется твоя бабушка – доброхотка и печальница за род человеческий!» Если бы Виталина вспомнила предсказание отца, то, наверное, подумала бы: «Здравствуй, бабушка - бабуленька!»

                Глава 16.

                Пути Господни неисповедимы …
.
     Крылов проснулся не сказать, что абсолютно здоровым и бодрым, так бывает редко, но на душе у него было намного спокойнее, хотя слабость во всем теле очень мешала сосредоточиться. Виталина приготовила то ли завтрак, то ли ужин, что-то похожее на омлет с припеком, вероятно на кулинарные изыски у нее тоже не было сил.

     Они долго лежали на постели рядом, взявшись за руки, глядя друг другу в глаза. Иван поймал себя на мысли, что ему нисколько не стыдно за вчерашний срыв, и за то, что Вита была свидетелем его слабости.

         -  Закрой глаза, - сказала, наконец, Виталина, - и повторяй за мной.
Иван послушно повторял за ней какие-то странные слова, пока не уснул.

       Утро началось с трели телефонного звонка. Иван знал, что в дом пришла плохая весть, нутром чуял. К аппарату подошла Вита. Она молча выслушала информацию и положила трубку. На вопросительный взгляд Крылова Вита не обратила внимания. Походила по комнате, несколько раз выглянула в окно и неожиданно призналась:
- Мне очень нужна твоя помощь. Нужно ехать в Омск. Только как   быть с дедом?
          -  Зачем тебе туда?

- Ограбили папину квартиру, Тамару Ивановну чем-то ударили по голове, она в реанимации. Просят приехать и уточнить, что пропало.
          -  У меня нет столько денег. – Иван давно находился на финансовой мели.
- Нам нужно только на поезд, в Омске управляющий выдаст нам деньги.
- У тебя нет паспорта, - Иван впервые понял, что нужно было давно восстановить документы Виталины.
      Весь следующий день ушел на формальности. Друзья Майера выдали Виталине справку об утере паспорта, они же утрясли все вопросы на железной дороге.

      Омск встретил непогодой. Квартира Майеров была опечатана, пришлось долгие часы провести в Управлении внутренних дел, выписывая разрешение на снятие  пломб. Нудный старший лейтенант долго рассказывал правила поведения в опечатанной квартире. Виталина, смертельно уставшая от дороги и посещения больницы, наконец, прервала милиционера, расписалась  о какой-то ответственности в двух экземплярах документа и решительно поднялась.

       Лифт в доме не работал, с большим трудом доползли до седьмого этажа. Тяжелая металлическая дверь, заклеенная крест накрест бумажными лентами, долго не хотела открываться. Крылов спиной чувствовал, что в глазок квартиры напротив кто-то наблюдает за их манипуляциями, но не подал вида.

       Виталина была готова к тому, что в доме все было перевернуто, что называется вверх дном, … кроме кабинета отца, об этом говорил старший лейтенант, но даже он не смог подготовить хозяев к увиденному. Все, что можно было сломать – сломано – дверцы у шкафов, посуда, стулья.

      Виталина засмеялась. Крылов уже пересказал ей разговор Сергея Константиновича с домовым, женщина знала, что именно  грабители ищут. А нужна им была именно та книга - дневник, которую Вита под руководством отца выучила практически наизусть.

       Она не могла понять, что в ней может быть интересного для этого внука или правнука, тем более что заговоры касались чисто бытовухи – здоровья. Никаких проклятий, сколько-нибудь страшных наговоров Вита не встречала. Правда, были несколько зашифрованных записей, про которые папа сказал, что они Виталине никогда не понадобятся, вот, пожалуй, и все.

       Ключ в двери кабинета повернулся с характерным звуком, но дверь не открылась. Крылов подергал ручку – не идет, он повернулся к Вите и беспомощно развел руками. Она наклонилась к замочной скважине, осматривая дверь на наличие потайных замков, но ничего не обнаружила. Несколько минут простояв в раздумье, Вита тяжело, со свистом, выдохнула из себя воздух. Дверь сама собой распахнулась – за порогом стоял полупрозрачный домовой.

        - Знакомься, Ваня – это Котя – хранитель нашего дома. Это он не дал внуку-правнуку сюда войти. Ну что же, давай устраиваться, а потом посмотрим за чем охотится этот гад.
 Виталина сказала это как-то бесцветно, словно ей предстоящее было неприятно и неинтересно.
- Нет, милая, сама разбирайся со своими ведьмацкими штучками, а     я пойду спать.
- Спокойной ночи, спокойной ночи…, - Виталина была уже где-то в другом месте, улетела разумом в миры иные, так сказать.

        До первых петухов Вита просматривала старые фолианты, искала нечто, что могло интересовать посторонних. Сначала она перелистала записную книгу бабушки, но ничего нового не обнаружила, решив, что домовой ошибся, взялась за другие издания. Ей казалось, что она близка к разгадке, что стоит перевернуть очередную страничку и вот она – победа, но не тут-то было. Не солоно хлебавши, пришлось ложиться спать.

       Во сне снова видела беременную маму, весь тот сон, что снился ей несколько раз после катастрофы, с той лишь разницей, что ей удалось идинфицировать женщину, принесшую ужасную весть. Это была та самая Ядвига, что уговаривала Виталину, уже в других снах, осудить какую-то женщину за ее грех.

      Все смешалось в доме Облонских …. В голове Виты был полный кавардак. Сны, виденные в юности, потом после катастрофы, они были связаны друг с другом какой-то тайной, жуткой тайной. Не она, Вита, была виновницей этой трагедии, но над ней повисла дамокловым мечом необходимость решить эту задачу раз и навсегда.

       Вита даже несколько раз всплакнула – был бы рядом папа, все бы было проще. Но его нет. Около десяти лет назад Алексей Францевич Майер уехал в очередную экспедицию в гиблые места и больше его никто не видел. Пропал без вести, как на войне. Мирное время, ну и что, что тайга. Ушел Майер на охоту и не вернулся. Тело не нашли, ничего не нашли.

      Так Виталина осталась сиротой. В папиной квартире по-прежнему жила Тамара Ивановна, она заботилась о Виталине и ее детях, особенно об Игорьке. Папа много раз наказывал и Тамаре,  и Вите особенно беречь мальчика. Не уберегли. Дедушка, наверное, сразу знал, что у внучка короткий век, потому и баловал его непомерно.

       И не надо быть экстрасенсом или магом, чтобы предугадать, у кого из людей будет недолгий век. Будучи еще ребенком, многие позволяют себе такие непозволительные вещи, от которых у взрослых голова идет кругом. Про таких говорят «будто последний день живет». Часто предсказания сбываются,  эти люди действительно живут сравнительно недолго.

        Не оправдала душа божьего предназначения, не захотела накапливать опыт, самосовершенствоваться, и снова пошла на новый виток, снова на Землю в полуадовые условия за накоплением положительного опыта, ведущего к очищению и совершенствованию души  человеческой, и так до бесконечности.

       Все реже и реже в обыденной жизни можно услышать слова в защиту бессмертной души, многие считают это высокопарным, некоторые относят такие изречения к лексикону церковных служителей, другие никогда об этом не задумывались. А ведь по большому счету получается так, что если мы живем на этой грешной Земле, мы не совершенны.

       Читая эзотерическую литературу, приходишь к выводу, что Земля и земная жизнь – это большая исправительная колония для заблудших душ.

      Обидно, блин, за себя любимого. Получается, что я - такая хорошая и пригожая, тоже далека от эталона, и моей душе нужно набираться жизненного опыта и творить добро. Так что работать мне над собой и работать. Я, конечно, свои грехи знаю и понимаю, что от них надо избавляться, но к своему стыду не тороплюсь это делать, как вроде мне мои пороки где-то и нравятся, по крайней мере, я их всегда смогу выдать за принципы и убеждения. И отмазка на этот случай есть вполне цивильная – только тот не ошибается, кто ничего не делает.

       А ведь наши предки о своей душеньке заботились сызмальства, их родители учили, за них молились, их самих молиться заставляли.

       Вита молилась всегда. Здесь нет никакого противоречия, ведьмой в том изначальном понимании, где фигурируют метлы, шабаши и страшные преступления против рода человеческого, она не была, скажем так, была знахаркой средней руки и с высшим медицинским образованием. Так же, как ее отец и бабушка, Виталина помогала «сирым, убогим и хворым», не имея никакой выгоды, по крайней мере, материальной: или не искала, или не знала, где искать, или до конца не знала своей силы.

         Вот и эту неделю она провела в отцовском кабинете, перебирая его содержимое, тщетно пытаясь понять, что она ищет, и где оно то, что поможет раскрыть проклятье Блаженной Виталины. Она злилась, потому, что устала, она злилась, потому, что Котя не захотел ей помочь, хотя она прекрасно знала, что ему законом запрещено вмешиваться в дела людей, но предполагала, что домовой хотел, чтобы она сама нашла это нечто, потому, что должна справиться с этим сама.

         Вита не справилась. Прожив в Омске неделю, дождавшись, пока Тамаре Ивановне полегчает, как раз в канун Нового года, молодые решили ехать домой. Тетя Тома не возражала, только попросила, чтобы Виталина забрала с собой книгу бабушки, а то не дай бог не убережет, если  кто еще позарится на отцово добро.

        Знала ли Тамара Ивановна о силе этой книги, догадывалась ли, или эта вещь просто пугала ее, но желание избавиться от фолианта преследовала ее все годы, прошедшие после исчезновения хозяина.

        Исполняя только волю мачехи, Вита нашла то, что искала, правда, она об этом не знала, увозила с собой просто память об отце, бабушке и прабабушке.
         Захватила она из дома отца и наследственный оберег, с которым не расставалась, наверное, с рождения, и который впервые оставила дома, когда собралась в ту роковую поездку.